Н.Е. Тихонова, Институт социологии РАН СТАНОВЛЕНИЕ НОВОЙ РОССИЙСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ: ОПЫТ ЭМПИРИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

Россия только-только начинает продвигаться по пути социокультурной и политической модернизации. Во всяком случае, в этом меня убеждают все данные исследований динамики и состояния общественного сознания в России, проводившихся нами за последние 10 лет299.

Если с позиций модернизационной парадигмы подойти к проблеме распада СССР, то распад сообщества, различные системные элементы которого (в нашем случае - бывшие союзные республики) различались как особенностями переживаемого ими этапа модернизации, так и ее обозримыми перспективами, представляется скорее «сбрасыванием с России оков и пут», нежели утратой ею части своего могущества. Без Средней Азии и Кавказа Россия явно теряет в геополитическом смысле, но так же явно выигрывает в смысле возможностей и темпов политической и социокультурной модернизации, хотя на автоматическую реализацию этих преимуществ рассчитывать не приходится.

Сразу оговорюсь при этом, учитывая многообразие существующих трактовок процесса модернизации, что я не рассматриваю модернизацию как безусловное благо -

как всякое социальное явление или процесс, она имеет как плюсы, так и минусы. Я согласна с неомодернистским подходом к этой проблеме, допускающим множественность форм и путей модернизации300. Тем не менее, сама по себе необходимость скорейшего завершения Россией процесса модернизации, начатого еще в период индустриализации и культурной революции в прошлом веке, не вызывает у меня сомнений. Пока же хуже всего, на фоне экономической, социальной, культурной и даже политической модернизации, в России обстоит дело с социокультурной модернизацией, под которой я подразумеваю формирование определенного типа сознания (отражающего формирование новых идентичностей) и детерминируемых им поведенческих практик, протекающего во внутреннем единстве с формированием соответствующих общественных институтов.

В рамках модернизационного подхода то, что зачастую представляется проявлением постимперского синдрома, приобретает совершенно иной смысл. И для рядовых россиян их ностальгия по прошлому, о которой сегодня много говорят, оказывается отнюдь не грезами об утраченном величии империи, а следствием сложности поиска новых идентичностей в качественно изменившихся исторических условиях, что я и постараюсь показать на конкретных эмпирических данных. Поиска, который, возможно, приведет в среднесрочной перспективе к формированию гражданской нации, но пока еще не позволяет ставить о ней вопрос как о реально существующем социальном субъекте.

Начнем с проблемы отношения россиян к распаду СССР, затем проанализируем, насколько оправданы попытки разжигания у них «великодержавных» настроений, обратив особое внимание на ситуацию в так называемых «продвинутых» группах, и прежде всего у молодежи, а затем посмотрим, какую роль в мифе об имперских амбициях россиян играет поиск ими новых макроидентичностей.

Россияне в массе своей негативно воспринимают распад СССР и Беловежские соглашения - 73% опрошенных спустя ровно десять лет после распада Союза сказали, что относятся к этому событию отрицательно. Однако это совсем не значит, что для них это какое-то чрезвычайное событие, продолжающее сохранять свое драматическое значение.

Достаточно сказать в этой связи, что, отвечая на вопрос о том, что было самым трагическим событием в истории России в ХХ веке, распад СССР упомянула только четверть опрошенных (при том, что можно было выбрать 3 (!) наиболее трагических события российской истории в прошлом веке). По значимости распад Союза в этом списке опередили Великая Отечественная война, сталинские репрессии, война в Чечне.

СССР вообще воспринимается большинством россиян не столько через государственническую, сколько через социально-экономическую призму, как первое государство во всей многовековой истории России, которое обеспечило справедливость для простых людей и сделало для них возможной приличную жизнь (2004 г.). И если говорить об образах различных эпох, сложившихся у россиян, то СССР при Л.Брежневе ассоциируется для них, прежде всего, с такими понятиями, как социальная защищенность, жизнерадостность, успехи в образовании, доверие между людьми, успехи в науке и технике. Для России времен Б.Ельцина ведущей ассоциацией является понятие «кризис». Для современной же России в числе ведущих ассоциаций - возможность стать богатым человеком, преступность и бандитизм, коррупция и взятки, гражданские и политические свободы - образ, как видим, достаточно противоречивый. Но при таких образах эпох, сложившихся у широких масс населения, неудивительна и ностальгия по СССР, и желание около 40% наших сограждан жить, если бы у них была возможность такого выбора, во времена Советского Союза. Тем не менее, наиболее массовой (45%) является все- таки группа, выражающая желание жить в современной России (2004 г.).

Таким образом, ностальгия по Советскому Союзу связана в первую очередь с тем образом жизни, который с ним ассоциируется, и с его достижениями в образовании, науке, экономике, а не с его ролью сверждержавы, выступающей вторым полюсом мировой политики наряду с США. Оценивая самые большие достижения России в 20 веке, лишь по 28% упомянули создание СССР и превращение СССР в мировую сверхдержаву. Гораздо значимее для населения России оказались ликвидация неграмотности, создание мощной промышленности, бесплатная медицина, освоение космоса, т.е. те достижения страны, которые не касались государственного устройства страны или ее роли сверхдержавы (2000 г.).

Но чем же еще, помимо воспоминаний о «благополучных старых временах» их молодости, руководствуются россияне, негативно оценивая распад Союза? Что это - переживания за порушенные человеческие судьбы и разделенные семьи, символ тех негативных перемен, которые, начавшись с распада Союза, затем болезненно ударили по большинству из них или что-либо еще?

Судя по имеющимся данным, доминирующим в этой оценке является именно гуманитарная составляющая. Причем эти установки очень устойчивы - и в 1995, и в 2001 гг. ответы россиян на вопрос об их оценке распада СССР совпали с точностью до одного процента. В обоих опросах с показателем в 44% лидировал ответ: «Это беда для многих людей, живущих в республиках бывшего СССР», а по 30% в обоих случаях отмечали, что это событие имело в равной степени и хорошие, и плохие стороны. Лишь по 14% полагали, что это катастрофа мирового значения, а остальные в основном либо утверждали, что благодаря этому создались условия для возрождения России, либо затруднились с ответом. Как видим, и в этой позиции доминирует настроение, что жаль, конечно, что СССР больше нет, но вообще-то это не самая большая проблема сегодняшней жизни.

Проверим правильность предлагаемой интерпретации на отношении россиян к вопросам о роли России на постсоветском пространстве, о судьбах СНГ и роли России на мировой арене в целом.

В этой связи надо, прежде всего, отметить, что, сожалея о распаде Союза, лишь около четверти россиян считают необходимым его восстановление. При этом в вопросе о восстановлении СССР прослеживается постепенный рост изоляционистских настроений (см. рис. 1).

Как видим, хотя «объединительный» настрой у россиян продолжает присутствовать, но о желательности восстановлении СССР говорит лишь каждый шестой-седьмой россиянин. Более того, если посмотреть данные за больший временной период, то мы увидим, что поддержка сохранения Россией своей самостоятельности как государства выросла с 1995 по 2004 гг. с 23% до 28%, а установка на восстановление СССР сократилась с 23% до 15%.

Рисунок 1.

Динамика отношения россиян к идее восстановления СССР, в %301 Следует восстановить СССР как единое государство в полном объемен в его прежних границах

Следует создать единое государство в составе России и стран СНГ, которые сами заходят войти в него

Следует создать единое славянское государство (Россия, Украина, Белоруссия)

Следует создать самостоятельное государство только с участием России и Белоруссии

Россия должна остаться самостоятельным государством, ни с кем не объединяясь 1 15 16 28 13 13 т* 28 I 25 ?2004 01998

34

Наиболее предпочтительной моделью объединения с бывшими советскими республиками почти для половины населения России представляется создание нового объединения бывших советских республик на добровольной основе по типу Европейского Союза, решающее и проблемы с визами, и проблемы трудовой миграции, и другие повседневные и гуманитарные проблемы россиян, однако, вероятным такое развитие событий считает лишь 6% (2000 г.) В нынешнем же своем виде СНГ вызывает у россиян серьезный скепсис. Во всяком случае, на понятие Россия положительную реакцию в тесте на ассоциации в 2004 г. давали 94% респондентов, на понятие СССР - 86%, а на СНГ - лишь 41%.

Интересно, однако, что если от всего населения перейти к более «продвинутой» его части - экономически активному городскому населению, исключив из рассмотрения пенсионеров и сельских жителей, то СССР начинает вызывать меньше положительных эмоций, а СНГ - несколько больше. Во всяком случае, судя по данным исследования ИС РАН 2006 г. «Городской средний класс в современной России», репрезентировавшего все экономически активное городское население страны, на понятие «Россия» положительную реакцию в тесте на ассоциации давали 96% респондентов, на понятие СССР - лишь 71%, а на СНГ - чуть более половины (51%).

Таким образом, данные многолетних наблюдений свидетельствуют об одном и том же - при всем сожалении о распаде Союза, россияне в массе своей приняли новую реальность и, будучи настроены на такую модель объединения, которая поможет решить гуманитарные проблемы, отнюдь не хотят при этом восстановления никакой «империи». При неограниченных выборах характеристик, которые отражали бы их «Я-самоидентификации», т.е. те характеристики, которые, с их точки зрения, подходили бы для них лично, 72% экономически активного городского населения (2006 г.) вообще не упоминали проблематику державности, и по 14% указали, что они либо ощущают себя гражданами великой державы, либо, напротив, чувствуют себя гражданами страны, которая перестала быть великой державой. Гораздо более значимыми для них оказались профессиональные, национальные, региональные корпоративные, классовые и т.д. идентификации. Таким образом, почти для трех четвертей населения страны проблематика «державности» вообще находится вне значимых для них характеристик их жизни.

Важно, что и на предстоящие десятилетия авторитет России в мире население нашей страны увязывает, прежде всего, с уровнем ее экономического развития, а отнюдь не военной мощью. И когда 85% россиян говорят о том, что «Россия - великая держава, и она должна заставить другие государства и народы уважать себя», то подавляющее большинство из них имеют в виду отнюдь не бряцание оружием. У 84% россиян существует четкое понимание, что «только подняв экономику, мы заставим мир себя уважать» (2001 г.) И лишь чуть более 10% россиян видят другие пути к тому, чтобы пытаться добиться уважения к стране на международной арене. При этом и под великой державой россияне понимают не столько сверхдержаву типа США, сколько страну с мощной экономикой, входящую в число наиболее развитых стран мира (см. рис. 2).

Как видим, лишь для 28% россиян актуализирована потребность видеть Россию сверхдержавой, для 72% же доминируют в качестве желательных другие модели ее будущего на мировой арене, при этом наиболее распространена позиция (30%), согласно которой Россия должна стать просто одним из центров нового, формирующегося многополюсного мира.

Для большинства россиян, при всей важности самоощущения себя гражданами великой державы, есть и более важные задачи, которые стоят перед страной, нежели достижение ею статуса «великодержавности». В их числе - повышение качества жизни (61%), наведение порядка во всех сферах (39%), создание равных возможностей для всех (37%) и другие. Такая задача России, как стать великой державой ХХ! века, оказалась актуальной среди других наиболее значимых задач, стоящих перед страной, всего для 17% респондентов (2004). Более того, снижение авторитета России в мире в числе трех наиболее значимых последствий начавшихся в 1991г. реформ назвали для общества 30% россиян, а для себя лично -

всего 6% (2001 г.) Таким образом, желание видеть России великой державой у части населения присутствует, но острой потребностью для подавляющего большинства россиян его назвать нельзя - действительно актуально оно оказывается опять-таки примерно для четверти населения. Рисунок 2.

Представления россиян о месте России в мире (2000 г.)

Затруднились ответить 15%

России лу "уйти поменьше

многополюсного мира

и стать одним из центров мировой политики 8 21 веке

отстаивать идею

России надо

России следует смириться с однополюсным миром и признать ведущую роль одной свехдержавы 2%

России необходимо восстановить свой — — Н0Й ИЗ двух держав 8%

30%

мировыми делами и побольше-своими собственными 95%

Два факта в этой связи нуждаются в особом внимании. Во-первых, несмотря на все сделанные выше оговорки, 85% россиян хотят все-таки видеть Россию экономически процветающей и воспринимаемой миром именно поэтому как великая держава страной - факт, который нельзя не учитывать элитам. В противном случае, даже при «сильной» международной, но «слабой» экономической политике их деятельность на международной арене будет восприниматься населением весьма скептически. Не случайно, хотя около 40% населения убеждено, что за период пребывания у власти В. Путина международное положение страны улучшилось, основная масса населения, включая и часть видящих в нем положительную динамику, по-прежнему недовольна местом России в мире. Решающее значение для россиян среди факторов, тормозящих это развитие, имеет коррумпированность и эгоизм российской бюрократии (45%). И это естественно в условиях, когда две трети наших сограждан убеждены, что российская бюрократия заинтересована в первую очередь в сохранении и постоянном увеличении своего богатства и влияния, и лишь 2% - что она заинтересована в подъеме России и росте ее могущества (2005 г.).

Второе же обстоятельство, которое заслуживает особого анализа - причины потребности в возвращении России статуса одной из великих мировых держав (хотя, подчеркну еще раз, и необязательно статуса сверхдержавы, пытающейся «тягаться» с США). Помимо простого и естественного желания жить в богатой и процветающей, а не отсталой и раздираемой противоречиями стране, в числе этих причин и то, что россияне утратили некую эйфорию по отношению к Западу и стали смотреть на его отношение к России гораздо прагматичнее и трезвее. При этом они, естественно, понимают, что, находясь в окружении стран, думающих в первую очередь о собственных интересах, Россия сможет действенно защищать свои собственные интересы, только будучи сильной сама. И стремление видеть Россию великой державой тесно связано с убеждённостью большинства (57%, данные 2000г.) россиян в том, что «усиление России представляет собой угрозу для европейских стран, поэтому эти страны не заинтересованы в действительном подъеме России». Но, признавая «разумный эгоизм» европейских стран, подавляющее большинство россиян не воспринимает их как врагов и не видит в них источник реальной угрозы для России в XXI в.

Более того - вектор симпатий россиян устойчиво направлен на Европу. В тесте на положительные ассоциации, предложенном в 2006г. экономически активному городскому населению России, 83% (!) респондентов сказали, что Европа вызывает у них положительные ассоциации. И хотя этот вектор симпатий направлен на Европу скорее как на культурно-историческое, чем как на политико-правовое пространство (неслучайно положительные чувства к Европейскому Союзу продемонстрировали лишь 65% россиян), общий положительный характер отношения к Европе сомнений не вызывает. Еще наглядней он становится при сравнении, например, с Азией, вызывающей положительные чувства лишь у 53% экономически активного городского населения.

Совсем иная картина с Соединенными Штатами - почти половина населения допускает, что в нынешнем столетии США могут стать источником серьезных угроз для России, связывая это с их агрессивной политикой, их желанием навязать свою волю всему миру, ставшем особенно наглядным для россиян после югославских событий. При этом в роли потенциальных союзников европейские страны выступают для россиян в два с половиной раза чаще, чем США, да и к расширению ЕС лишь 14% россиян (2000 г.) относятся отрицательно в отличие от расширения НАТО, которое ассоциируется у них в большей степени с Соединенными Штатами. Во всяком случае, картины распределения симпатий и антипатий к США и НАТО практически совпали - доля испытывающих по отношению к ним скорее положительные эмоции составляла в 2006г. среди экономически активного городского населения 37 и 35% соответственно, и однозначно доминирующим по отношению к ним являлся негативизм. Если же рассматривать оценку отношения развитых стран Запада к России в восприятии россиян без их разделения на Европу и США, то она на протяжении последних десяти лет весьма устойчива и по состоянию на 2004г. выглядела следующим образом (см. рис. 3).

Рисунок 3.

Представления россиян об отношении развитых стран Запада к России (2004 г.)

При этом, хотя около трети населения винит в недостаточно высоких темпах экономического роста России «злокозненную» политику Запада (2005), большинство все-таки считает, что Запад реального вреда или ущерба России сейчас не наносит, или, точнее, что он несопоставим с тем ущербом, который мы как страна наносим себе сами.

Третье обстоятельство, которое заслуживает внимания при оценке отношения россиян к возвращению России статуса одной из великих мировых держав, это то, что, стремясь к этому, они не надеются на реализацию этой задачи в ближайшем будущем. Даже среди молодежи, отличающейся в этом вопросе большим оптимизмом, увидеть Россию мощной державой, пользующейся высоким авторитетом в мире, рассчитывает в ближайшие 5-10 лет менее четверти (см. рис. 4).

Рисунок 4.

Оценка перспектив России на возвращение ею своих позиций на международной арене молодежью до 30 лет (2007 г.), в % ?

В ближайшие 5-10 лет ?

В ближайшие 10-20 лет ?

При жизни моего поколения это вряд ли произойдет Россия станет в перспективе экономически процветающей страной

21

47

Россия станет в перспективе демократически развитым государством

Россия станет в перспективе мощной державой, пользующейся высоким авторитетом в мире

22

45

23

41

Наконец, еще одно, и самое главное, на мой взгляд, обстоятельство, обуславливающее те настроения, которые часто трактуются некоторыми политиками как постимперский синдром, - это кризис идентичности в смысле

самоидентификации, самоотождествления себя с некоторыми общностями. И здесь мне хотелось бы вернуться к вопросу о проблеме модернизации России.

Как известно, общества традиционного типа предполагают особую модель идентичности, при которой личность как самостоятельное «я» в массовом масштабе просто отсутствует или, по крайней мере, является чем-то вторичным, подчиненным и малозначащим по отношению к общности, а, следовательно, особая роль принадлежит так называемым макроидентичностям - с общиной, народом, государством и т.п.302 И действительно, официальная иерархия идентичностей и в Российской империи, и в СССР строилась одинаково: держава, коллектив (производственная или сельская община), семья, сам человек. В реальной модели идентичностей роль микроидентичностей, прежде всего семьи, была, естественно, гораздо выше. Тем не менее, россияне действительно ощущали свою принадлежность к большой, державно-народной общности как важнейшую часть своих самоидентификаций, а потому очень болезненно восприняли крушение Советского Союза. И до сих пор свыше 70% тех, кому в момент распада СССР было 27-28 лет, продолжают говорить о том, что в Советском Союзе они испытывали чувство принадлежности к большому сообществу (при 10-15% этого чувства не испытывали), и даже в возрастной когорте 25-35 лет, т.е. среди тех, кому в конце 1991 г. было не более 22 лет, этот показатель составляет свыше половины (см. рис. 5).

Рисунок 5.

Согласие с позицией «В Советском Союзе я испытывал чувство принадлежности к большому сообществу», в %

Данные опросов показывают также, что самоидентификация с макроообщностью в современной России распространена намного меньше. Хотя гражданином России при выборе трех своих основных характеристик для самопредставления за рубежом все же назвали бы себя около половины респондентов (2003 г.), но устойчивая внутренняя самоидентификация с россиянами характерна менее чем для трети опрошенных (см. табл. 1). Как видно из табл. 1, если говорить об устойчивых самоидентификациях россиян, то решающую роль играют самоотождествление с семьей и друзьями.

Второй по значимости ряд устойчивых самоидентификаций образовывает чувство общности с различными социальными группами, которое часто испытывают не менее половины россиян. Часть этих идентификаций также имеет вполне предметный характер (товарищи по работе или учебе), а три относятся к абстрактносимволическому типу общностей (люди, разделяющие те же взгляды на жизнь, люди того же поколения и люди той же профессии и рода занятий). Примыкает к ним и самоидентификация с людьми той же национальности. Третью группу составляют самоидентификации, которые стабильно разделяют свыше четверти россиян, включая и самоидентификацию с россиянами. Наконец, последнюю группу составляют относительно мало распространенные самоидентификации, которые постоянно разделяют менее четверти россиян, включая самоидентификацию с гражданами СНГ и со всеми людьми на планете.

Таблица 1.

С кем и в какой степени испытывали чувство общности (МЫ-самоидентификации) россияне (2004 г.), в % С кем испытывали чувство общности Часто Иногда Практически

никогда 1. С товарищами по работе, учебе 50,8 39,5 9,7 2. С людьми своего поколения 52,9 41,4 5,7 3. С людьми той же национальности 46,8 41,9 11,3 4. С людьми той же профессии, рода занятий 53,0 37,9 9,1 5. С людьми, разделяющими взгляды 54,2 37,3 8,5 респондента на жизнь или его верования 6. С друзьями 77,5 19,8 2,8 7. С людьми, живущими в том же городе или 29,5 52,6 17,9 поселке 8. С россиянами 31,0 47,5 21,5 9. Со своей семьей 80,3 16,4 3,2 10. С людьми того же материального достатка 43,0 45,6 11,4 11. С гражданами СНГ 10,8 38,2 51,0 12. С теми, кто не утратил веры в будущее 29,1 44,6 26,3 13. С теми, кто не ждет "манны небесной” 30,9 41,0 28,1 14. Со всеми людьми на планете 10,3 31,2 58,5 15. С теми, кто не любит "высовываться” 13,2 39,3 47,5 16. С общностью "советский народ” 16,4 34,8 48,9 17. С теми, кто уверен, что главное - как 11,7 44,0 44,3 повезет 18. С людьми, близкими по политическим 28,1 47,0 24,9 взглядам, позициям 19. С теми, кто не интересуется политикой 18,3 47,5 34,2 Схожие тенденции характерны и для более благополучного во всех отношениях, нежели население страны в целом, экономически активного городского населения. При этом в исследовании 2006 г. часть предложенных респондентам идентификаций совпадалас предлагавшимся ранее набором, а часть была новой (см. табл. 2).

О чем свидетельствует такое распределение? Прежде всего - об активном поиске россиянами вообще и относительно более образованной и благополучной частью населения в особенности новых макроидентичностей, вписывании ими себя во все более густую сетку социальных ролей. При этом гражданская идентичность (с россиянами) столь важная для формирования гражданской нации, не относится сегодня к числу устойчивых МЫ-самоидентичностей населения страны. Даже в благополучных слоях, где общее число идентичностей намного выше, чем в среднем, она не относится к числу ведущих. Так, например, как видно из таблицы 2, она характеризует лишь половину экономически городского населения России. Более того, в крупных городах (свыше 500 тыс. человек) доля тех, кто устойчиво ощущает себя гражданином России/россиянином, составляет всего 48%. То же относится и к молодежи, демонстрирующей в целом большую тягу к абстрактным идентичностям: доля устойчиво ощущающих себя гражданами России/россиянами у городской молодежи до 30 лет составляет 50% при 54% по городскому населению в среднем. В целом идентификация себя с гражданами России в наибольшей степени характерна для не самых благополучных слоев населения - жителей средних и малых городов в возрасте 40-60 лет, у которых она достигает примерно 60%.

Таблица 2.

С кем и в какой степени испытывало чувство общности (МЫ-самоидентификации) экономически активное городское населения России (2006 г.), в %311 С кем испытывали чувство общности Часто Иногда Практически

никогда 1. С товарищами по работе, учебе 75,1 22,9 1,9 2. С людьми своего поколения 67,8 30,3 1,8 3. С людьми той же национальности 62,2 33,2 3,9 4. С людьми той же профессии, рода занятий 67,3 28,7 3,4 5. С людьми, разделяющими взгляды 61,8 32,7 4,9 респондента на жизнь или его верования 6. С друзьями 83,5 14,5 1,8 7. С людьми, живущими в том же городе или 57,3 36,9 5,3 поселке 8. С россиянами 54,1 38,7 6,7 9. Со своей семьей 84,0 13,8 1,8 10. С людьми того же материального достатка 62,6 31,5 5,0 11. С гражданами СНГ 19,9 47,1 32,0 12. Со всеми людьми на планете 19,9 41,5 37,3 13. С людьми, близкими по политическим 38,3 42,6 17,5 взглядам, позициям 14. Со всеми людьми на планете 19,9 41,5 37,3 Новые идентификации, предложенные респондентам в 2006 г. 1. С людьми той же веры, религии 44,9 38,3 15,8 2. С теми, кто чувствует себя в жизни уверенно 44,7 44,3 10,4 3. С приверженцами русской культуры 38,5 43,8 16,6 4. С теми, кто считает себя наемными 30,4 48,7 19,9 работниками 5. С теми, кто имеет собственное дело, бизнес 19,4 47,5 32,2 6. С теми, кто оказался в числе постоянно 19,4 48,6 31,3 нуждающихся 7. С европейцами 18,2 40,2 40,3 8. С представителями крупного капитала 6,9 22,4 69,6 9. С теми, кто находится у власти 5,4 25,7 68,3 Учитывая значимость и неожиданность вывода о том, что почти половина россиян (причем это относительно более «продвинутая» их часть) не чувствует себя гражданами России, проиллюстрируем его также на примере так называемых Я- самоидентификаций, отражающих не то, с какой общностью и как часто идентифицирует себя человек, а то, что он сам о себе думает, каков его образ «Я» в его собственных глазах (см. рис. 6).

Рисунок 6.

Я-самоидентификации экономически активного городского населения России (2006 г.), в %303 Гражданин России Представитель своей профессии 133 Житель своей местности 129 Рабочий 127 Представитель определенной 121 национальности Работник определенного предприятия, учреждения, фирмы 120 Представитель среднего класса 118 Гражданин страны, которая перестала быть великой державой 114 Гражданин великой державы 114 Представитель интеллигенции 112 Бедный 1 7 58

Как видно из рисунка 6, хотя гражданин России - это самая популярная Я- самоидентификация городских жителей России в возрасте до 60 лет, однако лишь 58% их характеризуют себя таким образом! А ведь вопрос звучал следующим образом: «Что Вы думаете о себе? Выберите из списка все те характеристики, которые подходят лично для Вас». То есть свыше 40% городских жителей вообще не воспринимают себя как граждан своей собственной страны.

Интересно, впрочем, не только то, что почти половина городского населения России не ощущает себя гражданами своей страны, но и то, что данные еще раз свидетельствуют - «великодержавный» дискурс вообще не актуален для трех четвертей городского населения. При этом наименее популярен он в городах с численностью свыше 1 млн. человек (где всего 22% выбрали оба определения, связанных с великодержавностью России), а наиболее популярен (около трети респондентов) - у тех, кто проживает в городах с численностью от 250 тыс. человек до 1 млн. Однако при этом в крупных городах (500 тыс. - 1 млн. населения) с небольшим перевесом доминирует ощущение себя гражданами державы, которая перестала быть великой (19% против 16%), а в средних городах - ощущения себя гражданами великой державы (21% против 13%). Таким образом там, где ситуация складывается наиболее благополучно, эта проблема в большей степени уходит из сознания населения. Там, где она относительно благополучна, она присутствует, но в целом к ней относятся скептически. И лишь там, где ситуация в целом неблагополучна, как в большинстве малых городов, актуализировано ощущение статуса России как великой державы.

Еще одно обстоятельство, которое обращает на себя внимание при анализе данных таблиц 1 и 2, а также рисунка 6, - это очень большая роль абстрактных, символических общностей в жизни россиян. Если занимающие два первых места по распространенности в общем списке отождествления себя с такими реальными, «предметными» общностями, как семья и друзья, выглядят вполне естественно, то устойчивая самоидентификация более чем половины россиян (и примерно двух третей горожан в возрасте до 60 лет) с такими символическими, абстрактными общностями, как люди с теми же взглядами на жизнь, представители определенного поколения или той же профессии, по меньшей мере заставляет задуматься. Трудно сказать, что здесь играет решающую роль, но, безусловно, что абстрактные, символические общности очень важны для наших сограждан, имеют для них личностную, эмоционально окрашенную значимость, и, в принципе, это могло бы являться основой для формирования надэтнических объединений. Причем роль эта с годами по большинству из них не уменьшается (см. рис. 7).

Однако как раз самоидентификация с гражданами России имеет тенденцию к падению, что заставляет скептически относиться к возможности формирования в ближайшем будущем в России гражданской нации. В этом плане особенно наглядными являются так называемые отрицательные идентичности - те, с кем респонденты никогда не испытывают чувство общности. На рисунке 7 хорошо видно, что и идентичности-лидеры (семья и друзья), и ведущие макроидентичности негражданского характера (люди того же поколения и профессии, разделяющие взгляды респондента на жизнь, или люди той же национальности), практически не изменили за последние 15 лет своей популярности. В то же время доля никогда не идентифицирующих себя с россиянами выросла с 1992 г. (когда Россия только- только конституировалась как самостоятельное государство) до 2004 г. примерно втрое - с 6 до 22%! Сократилась популярность и остальных общностей, так или иначе связанных с гражданскими, территориальными или политическими сообществами, однако темпы падения популярности этих идентичностей были меньше.

Именно с огромной ролью макроидентичностей в сознании россиян связана, на мой взгляд, и болезненно переживаемая ими до сих пор утрата того чувства принадлежности к большому сообществу, ощущения себя частичкой чего-то огромного и единого, которое большинство из них испытывало в Советском Союзе и которое не смогла заместить идентификация с гражданами России. Именно ностальгия по этому чувству сопричастности часто принимается за тот самый пресловутый постимперский синдром. Рисунок 7.

С кем россияне никогда не испытывали чувство общности, в %304

? 1992 ? 1998 Ш2004

4 ГТ0

4

? 7 Тб

и.

5

10

J9

7

10

Г9

&

7

12

С товарищами по работе, учебе С людьми своего поколения С людьми той же национальности

С людьми той же профессии, рода занятий

С людьми, разделяющими взгляды респондента на жизнь

С друзьями

16.

19

Ц18

С людьми, живущими в том же городе или поселке

I 26

J25

15

49

52

18

59

22

\ 53 |51

21

13

16.

22

24

С россиянами Со своей семьей С людьми того же материального достатка С гражданами СНГ Со всеми людьми на планете С общностью “советский народ” С людьми, близкими по политическим взглядам Нельзя не отметить в этой связи и то, что, в отличие от эмоциональной идентификационной компоненты, значимость утраты которой не слабеет с годами, идеологический крах советского этапа их жизни россияне пережили гораздо легче и возрастная динамика в отношении к суждению о том, что «с крахом СССР во мне было разрушено все, во что я когда-то верил», очень наглядно демонстрирует устойчивый уход от советской идеологии младших возрастных когорт. Фактически

Рисунок 8.

Динамика значимости утраты идеологической составляющей советского периода их жизни у представителей разных возрастных когорт, в %

(согласие с позицией «С крахом СССР во мне было разрушено все, во что я когда- то верил»)

только в группе старше 55 лет большинство говорило о личном идеологическом крахе, сопровождавшем для них распад СССР (см. рис. 8).

Заметим в этой связи, что национально-этнический фактор оказывается в системе МЫ-идентификаций важнее, чем гражданственный, хотя для Я-

идентификаций соотношение обратное. Это значит, что во взаимоотношениях представителей разных национальных общностей есть напряженность, и именно это актуализирует чувство своей национальной принадлежности. Точно также в

условиях обострения классового конфликта актуализировались бы прежде всего МЫ-, а не Я-самоидентификации.

В этой связи очень важно понять, что означают сегодня для россиян «люди той же национальности» и кого они склонны считать русскими (см. рис. 9).

Однозначно доминируют идентификации «русскости» по культуре и по

отношению к России, т.е. опять-таки абстрактные, символические основания для идентификаций. В целом же наиболее характерным типом национальной идентичности в России сегодня выступает конвенциональная идентичность, предполагающая принятие единых «правил игры», закрепленных в национальной культуре, и это одна из наиболее характерных особенностей российской национальной культуры в целом. Причем для признания человека «своим» не важна его этническая идентичность - он должен лишь вне зависимости от нее принять эти «правила игры» как свои, поскольку именно они, по мнению россиян, в наибольшей степени соответствуют условиям России и служат ей во благо. Это объясняет как удивительную легкость ассимиляции большинства русских в чуждой им культурной среде других стран без образования диаспор (они просто «меняют правила игры», вливаясь в другую общность безотносительно к этнической принадлежности), так и болезненность отношения к мигрантам, образующим особые диаспоры, и, соответственно, живущим внутри них по своим правилам, не принимая норм традиционной российской культуры305, и, самое главное, это объясняет и отношение россиян к сегодняшней России, не являющейся для многих из них «своей», так как она живет не по тем «правилам», которые воспринимаются ими самими как естественные и справедливые. Изменить это положение за счет той или иной политики СМИ или различных пиар-акций невозможно, т.к. противоречит повседневному опыту людей. А без этого ни о каком возрождении патриотизма не может быть и речи. Неслучайно процесс постепенного размывания традиционалистской модели мира в общественном сознании россиян, вызвав кризис идентичности, не сопровождается быстрым замещением ее более современными гражданскими идентификациями - ни субъективных, ни объективных условий для этого в современной России просто нет.

Рисунок 9.

Кого, по мнению россиян, можно считать русским человеком (2004 г.), в %

(допускалось 2 ответа) Того, кто любит Россию; 37

кто считает себя русским; 29

ЗатруднилисТ ого, кто говори^ ого ответить; 3 по-русски; 6

Того, кто русский по паспорту; 10

Православного; 10

Того, чьи родители - русские; 26

Того, кто воспитан на русской культуре и считает ее своей; 41 Тот идейно-мировоззренческий, ценностный и идентификационный вызов, который бросил россиянам внезапный слом всей их прежней жизни, они пытались преодолеть и успешно преодолевали за счет попыток «вписывания» себя в новые социальные роли и новые, ранее нехарактерные для них общности взамен утраченных. На смену утерянным макроидентичностям приходили в первую очередь идентичности микроуровня, а также общности, характерные для стран с рыночной экономикой, причем скорее раннеиндустриальных, чем развитых. Несколько огрубляя, можно сказать, что в России росли самоидентификации с теми общностями, которые для стран Западной Европы были характерны почти сто лет назад, в период жесткой вертикальной стратификации и острой классовой борьбы. Речь идет, прежде всего, об имущественной идентификации и идентификации по политическим взглядам. Одновременно выросли и некоторые отрицательные идентичности, но только те, которые связаны с территориально-гражданственными основаниями (гражданин России, СНГ и т.п.).

То, что волнует россиян сегодня - это не сама по себе утрата Россией статуса великой державы, а движение страны «не по тому пути», не позволяющее им в полной мере идентифицировать себя со своей собственной страной. И хотя россияне действительно хотят видеть Россию великой державой, но это значит для большинства из них не бряцание оружием или поиск внешних врагов России, а экономическое процветание страны, развитие образования, науки, культуры, уважение к ней со стороны мира как к одной из наиболее «продвинутых» стран, возможность уважать самих себя как ее граждан и, самое главное, возвращение страны на рельсы тех целей и ценностей, которые разделяются большинством населения, и которые позволили бы россиянам снова ощущать себя частью единой и могучей общности. Добиться же этих целей, восстановить единство общества можно в современном мире лишь двигаясь по пути модернизации, способной сделать Россию конкурентоспособной на мировой арене.