Становление буря!уазной социологии государства и политики
На рубеже XX века в буржуазном обществоведении наметились новые тенденции, обусловленные кризисными явлениями в буржуазном обществе и его политических институтах. Оптимизм, вера в прогресс сменились у ряда исследователей пессимизмом и нигилизмом, наметился отказ от познания объективных закономерностей общественного развития, психологизации общественных явлений, возродилось аристократическое отношение к массам, появились апологетические концепции силы и милитаризма. Спенсеровская социология все чаще подменялась социал-дарвинизмом, представители которого открыто проповедовали войну или оправдывали произвол монополий. Например, известный американский социолог У. Г. Самнер утверждал, что капитализм — единственная здоровая экономическая система, а борьба за существование и выживание сильнейших — естественный закон природы и общества, который не только не возможно, но и не нужно изменять86. В то же время сдвиги, которые произвел в сознании части буржуазных государствоведов социологический позитивизм (девальвация юридического нормативизма и догматизма, отход от пустых философских спекуляций и формально-юридического толкования государства в сторону более реалистической социологической трак товки этой специфической формы организации классового общества), оказались необратимыми. При этом даже те юристы, которые так и не стали социологами, считали правомерным и необходимым употребление наряду с юридическим социологического понятия государства. Так, для Г. Еллинека государство не только юридическое лицо, но и социальное явление, форма организованного общения, которая характеризуется борьбой различных групп за государственную власть в целях удовлетворения своих интересов, причем в государстве борьба господствующих общественных групп со стремящимися к господству или оттесненными от него группами происходит непрерывно87. Ф. Кокошкин также полагал, что государство в социологическом смысле — это такая форма человеческого общежития, для которой характерны дифференциация и столкновение групповых интересов, причем именно понятия групп, интересов и их взаимодействия — основные понятия, которыми должен оперировать исследователь при изучении государства с точки зрения социологии88. Что же касается Л. Дюги, то он, как и М. Ковалевский, вообще считал возможным существование лишь социологического понятия государства, подчеркивая,что «государство есть социальный факт, всегда остающийся тождественным самому себе, и всякая юридическая теория, не вполне соответствующая этому факту, не имеет ценности»89. Согласно Дюги, государство — всякое человеческое общество, в котором дифференциация между правящими и управляемыми достигла определенной степени, т. е. где существует политическая власть, которую он считал необходимым рассматривать как закономерный продукт социальной эволюции, изучаемой социологией. Во всех государствах, писал Дюгн, «как в самых примитивных и простых, так и в наиболее цивилизованных и сложных, всегда наблюдается один постоянный факт: индивиды, более сильные, чем остальные, хотят и могут сделать свою волю обязательной для других... Правящими всегда были, есть и будут наиболее сильные фактически»90. Однако Дюги лишь ограничивается социологическим определением государства, делая предметом своего исследования конституционное право. Поэтому, критикуя Еллинека за его различения социальной и юридической теории государства, Дюги вынужден признать, что и его собственная общая теория об основных элементах государства «не вполне избегает этого упрека»91. Дюги, как и большинство буржуазных государст- воведов того времени, ограничивался, таким образом, лишь постановкой вопроса о социологическом анализе государства, и, как совершенно справедливо отметил В. А. Туманов, «понадобилось известное время, чтобы буржуазная идеология признала „самостоятельность" государства как объекта политической науки и „социологии государства"»92. В буржуазной политологии с самого ее возникновения как самостоятельной дисциплины наметилось два подхода. Так, в Западной Европе, где государственно-правовая наука имела давние традиции, причем всегда была неразрывно связана с теорией, интерес исследователей сконцентрировался на теоретическом осмыслении олигархических и бюрократических тенденций в политических учреждениях — парламенте, правительственном аппарате и политических партиях. Именно на этих вопросах сконцентрировали свое внимание основоположники социологии в Германии Макс Вебер и Роберт Ми- хельс. Иной подход наметился в США. Здесь, как известно, не было сильных философских и вообще академических традиций, а прагматизм, ставший к началу века национальной философией Америки, обусловил развитие эмпирической тенденцни в политической науке, постановку исследований на практически-прикладную основу, концентрирование внимания на таких явлениях, как деятельность различных групп давления, поведение избирателей, динамика и состояние общественного мнения и т. д. Вннманне, таким образом, концентрировалось на социальной «среде» политических институтов, прослежи валоСь ее воздействие на их функционирование. СаМй же политические институты исследовались значительно меньше, так как считались «зависимой переменной» от общества и его социальной структуры. В результате основными категориями анализа стали не «государственный аппарат» и не «партии», а «группы», «интерес» и «влияние», объектами же исследования — именно политическая деятельность различных общественных организаций и групп. Эти различия в подходах между западноевропейской социологией государства и американской наукой «о политическом поведении» в последующем стали трактоваться в буржуазной политологии как различия между «политической наукой» и «политической социологией». Так, американский социолог Л. Козер полагает, что представители политической науки концентрировали свое внимание на «государстве как институте, осуществляющем монополию законного применения силы на данной тер* ритории» (определение М. Вебера.— В. К.), тогда как социологи занимались исследованием более широких аспектов взаимодействия государственного управления и социальной структуры, политического и социального процессов. «Политическая социология, — пишет Козер,— та отрасль социологии, которая имеет дело с социальными причинами и последствиями данных распределений власти внутри и между обществами и с социальными и политическими конфликтами, которые ведут к изменениям в распределении власти»93. Очень сходна с данной точкой зрения та характеристика различий между политической наукой и политической социологией, которую дают Р. Бендикс и С. Липсет. «Как и политическая наука, — пишут они, — политическая социология занимается распределением и осуществлением власти в обществе. Но в отличие от политической науки она не занимается институциональными условиями этого распределения и осуществления, беря их как данные. Таким образом, политическая наука начинает с государства и изучает, как оно влияет на общество, в то время как политическая социология начинает с общества и исследует, как оно влияет на государство, т. е. на формальные институты распределения и осуще- ствлення власти»94. Политическая наука исходит из того, что для понимания политического процесса необходимо соотносить политику со всей социальной структурой, прослеживать связь между социальной стратификацией и политическими процессами. Аналогичные соображения высказывают по этому вопросу и современные западноевропейские исследователи, причем каждый из них исходит из специфики своей собственной страны95. Буржуазные исследователи, причисляющие себя к социологам политики, проводят также различия между политической социологией и политической наукой не только по предмету, но и по целям исследования. По словам Липсета, политическая наука стремилась всегда лишь к изучению способов повышения эффективности функционирования государственного аппарата, тогда как политическая социология якобы всегда была «радикальной» дисциплиной, подчеркивающей социальный конфликт и социальное изменение и концентрирующей внимание на латентных функциях, неформальных и... дисфункциональных аспектах политики»96. Такое утверждение лишь отчасти соответствует действительности и может быть в определенной мере применено только к ранним этапам развития социологии государства и политики. Социология государства М. Вебера действительно в значительной мере ориентировалась на совершенствование управления, что получило выражение в его теории «рациональной бюрократии». Но к этому никак не сводится вся его теория. Что же касается американ ской политической социологии, то она лишь иа начальном этапе отличалась определенной социально-критической ориентацией, а в последующем превратилась в дисциплину, ориентированную преимущественно на совершенствование механизма социального контроля и интеграции масс в рамках буржуазной социально-политической системы. Кроме того, ее недостатком было почти полное игнорирование института государственной публичной власти, его активного воздействия на общество, вообще пренебрежение политической формой. В то время как социология государства действительно недостаточно исследовала ту область политических отношений, которой занималась политическая социология, последняя, напротив, страдала «социологической» ограниченностью, трактовкой политического процесса как некоего совершенно стихийного и свободного взаимодействия социальных сил и интересов, происходящего как бы вне реально существующего политического строя и формы правления97. Серьезным недостатком политической социологии стало также злоупотребление эмпиризмом, игнорирование теоретического уровня анализа. Все эти недостатки американской политической социологии проявились еще в 30-е годы, когда выявилась се неспособность объяснить и осмыслить движущие силы и механизм тех радикальных перемен, которые стали происходить в политической жизни стран Западной Европы. Именно установление тоталитарных фашистских режимов в ряде этих стран заставило американцев обратиться к ранее почти неизвестным в США теориям «элиты» В. Парето, «правящего класса» Г. Моска, «железному закону олигархии» Р. Михельса и к «понимающей социологии» М. Вебера, дававшим теоретическое объяснение олигархических и авторитарных тенденций в буржуазных демократиях. Сближение американской политической социологии с западноевропейской политической наукой усилилось также в связи с притоком в США иммигрантской профессуры из Германии. Многие из них — Ганс Морген- тау, Карл Фридрих, Лео Штраус, Карл Ловенштайн, Оссип Флехтхайм и др. — оказали немалое влияние на развитие американской политологии, стали в последующем ее видными теоретиками. После второй мировой войны произошел как бы обратный процесс: западноевропейская политология, подорванная фашистскими режимами и войной, обратилась к американскому опыту, стала использовать не только американскую технику эмпирических исследований, но и целый ряд теоретических конструкций и концепций. В результате произошло определенное сближение американской и европейской школ политологии. В последние годы это сближение еще усилилось, вследствие чего, по признанию многих западных специалистов, сейчас произошла фактическая интеграция политической социологии и политической науки. Проблема эта, однако, имеет самостоятельное значение и не связана с раскрытием содержания буржуазной социологии государства и политики. Критическому анализу сложившихся в этих дисциплинах основных теорий концепций власти и политического строя общества посвящены последующие разделы данной главы. 1.