Смена поколений советской элиты

До сих пор мы говорили о советской элите в целом. Но эта элита претерпела сложную эволюцию: каждое новое поколение этой элиты и похоже на предыдущее, и, вместе с тем, значительно отличается от него.

Можно вычленить четыре поколения этой элиты: первое — «ленинская гвардия», осуществившая революцию, мечтавшая о мировой революции, рассматривавшая российскую революцию как базу революции всемирной; в ее костер они готовы были бросить страны и народы, включая свой собственный. Внутри этой элиты разворачивается ожесточенная междоусобная борьба за власть после смерти Ленина.

Второе поколение этой элиты — сталинисты, жестокие дисциплинированные исполнители воли Сталина, фанатично преданные харизматическому вождю. Происходит смена ориентаций этой элиты: берется курс на построение социализма в «отдельно взятой стране», на модернизацию милитаристско-мобилизационного типа, «подстегиваемую» широкомасштабными репрессиями, которые ряд политологов квалифицирует как геноцид по отношению к собственному народу.

Третье поколение советской элиты — элита бюрократии и партийных функционеров, лидерами которой были Хрущев и особенно Брежнев, максимально расширивший ее права и «вольности». Это был период ин- ституцизации и рутинизации номенклатурной элиты,

Бремя относительно стабильных элитных карьер. В конце этого периода — в 70-х — первой половине 80-х годов у власти находится элита застоя, геронтократичес- кая элита.

Наконец, четвертое (и последнее) поколение советской элиты — «перестроечная» элита. По своему составу она была неоднородной, хотя политически в ней преобладали реформаторы во главе с Горбачевым, стремившиеся модернизировать застойную социально-политическую систему, построить социализм с «человеческим лицом», проводившие курс на гласность и демократизацию режима.

Менялась и внешнеполитическая стратегия разных поколений этой элиты. Романтические грезы о мировой революции сменились — для второго и третьего ее поколения — имперской идеей, усилением и расширением государства, превращением его в супердержаву. Четвертое поколение осознает поражение СССР в «холодной войне», сдает свои внешнеполитические позиции, приведя к развалу «социалистический лагерь».

Эволюция и смена поколений советской элиты (собственно, она типична для эволюции элиты, описанной Г. Моской) — это история ее зарождения, прихода се к власти, укрепления ее могущества, а затем вырождения, упадка и краха. Ее история свидетельству

ет о том, что на определенном этапе исторического развития, решая задачи ускоренной модернизации страны, используя военно-мобилизационный тип развития на этапе, когда еще возможно было экстенсивное развитие страны, эта элита сыграла свою роль — сумела вывести СССР на второе место в мире по экономическому потенциалу, добилась победы — пусть страшной ценой — в Великой отечественной войне, а в послевоенный период сумела сравняться с другой супердержавой, и даже со всем противостоящим блоком наиболее развитых стран мира — с НАТО, по своему военному потенциалу. Но она же показала свою неэффективность в условиях современной научно-технической революции, она не смогла ввести страну в постиндустриальное, информационное общество, которое требует адекватной ему социально-политической системы, системы, которая угрожала самому существованию этой элиты и поэтому была ей глубоко враждебна.

Те историки и политологи, которые утверждают, что правящая элита в советском обществе была бездарной и некомпетентной, лишь обнаруживают свою односторонность (как обнаруживали свою односторонность советские историки, объявлявшие таковой всю дореволюционную российскую элиту). В этом вопросе особенно необходим исторический, максимально объективный подход, свободный от конъюнктурных политических пристрастий, С этих позиций следует подходить и к оценке советских элит. Это были подчас люди, фанатично преданные делу, идее, пусть ложной, будь то мировая революция или социализм и коммунизм в одной стране, люди, часто не имевшие личной жизни, «горевшие» на работе; это были люди, спаянные железной дисциплиной, умевшие, не колеблясь, использовать все средства, в том числе и антигуманные, аморальные, для достижения поставленных целей, настойчиво осуществлять свои стратегические замыслы, используя все наличные людские и природные ресурсы, мало заботясь о судьбах отдельных людей и даже миллионных масс. Вместе с тем это была элита приспособленчества, в условиях «большого террора» она «колебалась только вместе с генеральной линией партии». В ней утвердился своеобразный принцип «отрицательного отбора» —- высоко порядочные, высокоинтеллектуальные люди могли пройти сквозь сито партийно-номенклатурной селекции разве лишь в порядке редкого исключения или умело демонстрируя (или имитируя) свою лояльность и исполнительность. Социальный характер и политическое лицо этой элиты, методы ее правления убедительно описаны в книге советолога А. Авторханова «Технология власти».

Несомненно, что советская элита несет огромную долю ответственность за гигантские жертвы, которые понесли русский и другие народы Советского Союза — десятки миллионов жертв фажданской войны, коллективизации, репрессий КГБ, за вовлечение страны в изнурительную гонку вооружений, за политику, приведшую страну к общенародной катастрофе, к глубочайшему экономическому кризису.

Отметим и то, что нельзя абсолютизировать противоположность дореволюционной и советских элит.

Небезынтересно отметить особенности каждого поколения советской элиты, начиная с первого.

Расправившись с царской политической элитой, с лидерами буржуазной бюрократии, большевики, захватив власть, расставив своих людей на важнейшие политические посты, спешно формируют политико-административную элиту. Из контрэлиты профессиональных революционеров большевистская верхушка превратилась в правящую элиту, сосредоточив в своих руках все рычаги власти, практически ни с кем не блокируясь (короткий период блокирования с левыми эсерами скоро прервался) и утверждая, что они действуют от имени рабочего класса и всех трудящихся. Бывшие профессиональные революционеры, занявшие ведущие политические посты, не имели навыков государственного управления. В большинстве своем искренне верившие в коммунистические идеалы, революционные романтики, они далеко не всегда могли квалифицированно выступать в новой для себя роли. Сразу же после революции потребовалось создание разветвленного аппарата управления и, следовательно, широкое рекрутирование политико-административной элиты. Многие из рекрутантов были прагматиками, честолюбцами, карьеристами, вступление в партию служило для них пропуском на командные должности. В новой элите нашлись и крупные организационные таланты, которые смогли себя проявить именно при новом режиме и не могли реализовать себя в старой сословно-монархической нолитсистеме.

Ленинское поколение элиты было значительно моложе дореволюционной элиты, ее образовательный уровень даже превышал уровень предыдущей элиты, но эти позитивные моменты перечеркивал ее аморализм, установка на то, что для великой цели — социалистических преобразований — все средства хороши (Ленин сформулировал это в виде тезиса о том, что нравственно все, что укрепляет диктатуру пролетариата, способствует построению коммунистического общества), пренебрежение к народным традициям, укоренившейся в народе культуре, его менталитету, убежденность в том, что человеческая природа подвижна, что людьми можно манипулировать, подвергнув коммунистической ин- доктринизации. Кстати, подобное же пренебрежение традициями и менталитетом российского народа продемонстрировала и постсоветская элита, которая пыталась насаждать реформы сверху необольшевистскими методами (хотя ее ценности и были по своему содержанию противоположными ценностями предшествующей элиты).

В структуре советской элиты интеллигенты составляли меньшинство, большинство же было за рабочими, люмпен-интеллигенцией, маргиналами, ненавидевшими старую элиту за свои прошлые неудачи, мстительными, лишенными культурных корней и традиций и готовых к крайне жестоким методам управления. Ленин писал в «Очередных задачах советской власти»: «Мы Россию отвоевали... Мы должны теперь Россией управлять». Новая элита стала управлять авторитарными, диктаторскими методами; чрезвычайные обстоятельства-революция, гражданская война, необходимость преодоления разрухи — служили основаниями того, что политические назначения производились подчас непосредственно высшими партийными лидерами, которые не обращались к демократическим процедурам (и даже к предварительному обсуждению кандидатур на эти должности в ЦК РКП (Б). Узкий круг партийных лидеров занимал важнейшие политические, советские, военные посты, сразу же началась практика совмещения партийных и советских постов

В ходе революции и гражданской войны руководители компартии сплотились в единую властвующую группу, объединенную обшей идеологией, общим интересом, наконец, близкими отношениями (в том числе неформальными).

Отрыв партийной элиты от партийных масс и тем более от широких слоев институтизируется, закрепляется системой номенклатурных привилегий для партийных функционеров, которая формируезся начиная с 1921г. Следует заметить, что этот элитизм в руководстве партией вызывал активное противодействие, он критиковался группами «демократического централизма» и особенно «рабочей оппозицией». Отметим, что брошюра Троцкого «Новый курс» была отчасти посвящена проблемам взаимоотношениям партийной элиты и партийной молодежи, там ставились вопросы обновления и омоложения партийной элиты как средства борьбы против обюрокрачивания партаппарата, оторвавшегося от масс. Брошюра эта подлила масла в огонь внутрипартийной дискуссии и настроила против Троцкого большую часть партийной элиты.

С болезнью и смертью Ленина начался раскол в партийно-госу-дарственной элите, острейшая междоусобная борьба; сначала борьба большинства членов Политбюро — Зиновьева, Каменева, Сталина, Бухарина, Рыкова — против Троцкого и его сторонников, затем припгла очередь быть жертвой Зиновьеву, Каменеву и их группировке; наконец, большинство нового состава Политбюро во главе со Сталиным разгромило Бухарина, Рыкова, Томского и их сторонников. Как известно, итогом этой борьбы было установление единоличной диктатуры Сталина.

Имеется гигантская библиография работ, пытающихся объяснить феномен Сталина, но эти книги оставили множество «белых пятен». Ведь другие члены ПБ были умнее, образованнее Сталина. Ответ заключается прежде всего в том, что он сделал ставку на тот социальный слой — партийную бюрократию — опираясь на который он смог добиться абсолютной власти. В контексте элитологии особенно важно обратить внимание на один аспект, связанный с проблемой, поставленной? М. Вебером — харизмы и, особенно, наследования харизмы. Думается, что Сталин нс был столь образованным человеком, чтобы читать М. Вебера (в отличие от трудов Н. Макиавелли, в его библиотеке найден экзем-? пляр Государя» с пометками Сталина). Но он мог интуитивно понять суть проблемы, теоретически решенной^ Вебером,— легитимизации власти нового харизматичес-i кого лидера, легитимизации наследования харизмы^ Для этой легитимизации Сталину нужно было дока-* зать, что харизматическое наследство Ленина переидон к нему. Но ведь старшее поколение большевистской: элиты знало, что это не так. Но тем хуже было для этого поколения. Сталину нужно было освободиться неб просто и не только от соперников, но и от целого no-i коления первой советской элиты, знавшего, что Ста-; лин отнюдь не был ближайшим соратником Ленина., Значит, нужно было создать миф о легитимности передачи харизмы. И Сталин его создает, начиная со знамен нитой клятвы на похоронах Ленина «Уходя от нас, то-з варищ Ленин завещал... И мы клянемся, что выполним', эту заповедь...». Кстати, чтобы инициатива не была пе-Т рехвачена Троцким, Сталин дезинформировал того си дате похорон (и тот, будучи на Кавказе, не успевал на; похороны). От нескольких поколений молодых комму-1 нистов скрывали «Письмо к съезду», в котором Ленин;

предлагал заменить Сталина на посту генсека. И Сталин, и его приспешники создали не просто легенду, а целую мифологию, обосновывающую легитимность перехода харизмы от Ленина к Сталину, целый псевдофольклор типа вошедшего в хрестоматии того времени стихотворения: «... Два сокола ясных вели разговор. И соколов этих все люди узнали. Первый сокол—Ленин, второй сокол — Сталин». Была создана знаменитая кинолениниана 30-х годов, в которой Ленин появляется в самые драматические моменты в сопровождении Сталина, советуется с ним по самым важным вопросам. Получалось, что Лепин и Сталин были не разлей-вода. И эту ложь старая партийная элита не могла принять, и она была обречена.

В беспрецедентных в мировой истории репрессиях сыграл свою роль сталинский восточный менталитет. Как происходили типичные дворцовые перевороты в восточных странах? Например, сын султана {особенно не старший сын, не имевший прав на трон), втягивает в заговор против султана часть дворцовой гвардии (в Турции — янычар). Но после убийства султана новый султан чувствует свою зависимость от тех янычар, которые осуществили заговор. Тогда он освобождается от ненужных свидетелей, приказывая казнить янычар, участвовавших в заговоре. А затем — казнить тех янычар, которые убили предшествующую группу янычар. И когда все причастные к заговору — прямо или косвенно — уничтожены, султан чувствует себя прочно сидящим на троне. Сталин чувствовал себя прочным и абсолютным властителем, когда он волна за волной уничтожал или «прочесывал» ненадежную элиту.

По отношению к элите Сталин действовал не только методом кнута, но и пряника. Он явился подлинным создателем развитой системы номенклатурных привилегий, которая лишь конкретизировалась, несколько видоизменялась следующими поколениями советской элиты. Эта система включала элитное жилье, спецмагазины и спецстоловые, спецбольницы, «пакеты» (вторая «секретная» зарплата, не облагаемая налогами) и т. д. М. Восленский считал, что именно Сталин создал номенклатуру, при помощи которой он и управлял страной. Джилас считал, что именно он является создателем и главой «нового класса». Поняв, что старую партийную элиту невозможно трансформировать в послушный инструмент своей воли, он ев уничтожил. Пиком террора была ежовщина. В результате того, что в ходе репрессий «ленинская гвардия*; элита первого поколения была большей частью ликви* дирована, преемственность между первым и вторым поколениями советской элиты была в значительной мере прервана. Уничтожены были не только антистаг линисты и инакомыслящие, но по существу в целой генерация ленинской элиты. Сталину нужна была элита не просто лояльная, но готовая идти за вождем в огонь и воду, горячо одобрять все его начинания (в том числе и новые репрессии по отношению к самой элите). Сформированная из низов новая элита обеими руками держалась за обретенную власть, защищала, свой новый статус.

П. Сорокин, изучавший процесс взлета и падения элит (он использовал термин «аристократии»), писал, что быть элитой в монархии Романовых (Габсбургов, Га- генцоллернов) означало иметь самый высокий сопи? альный ранг. «Падение династий привело к «социальному падению связанных с ним рангов. Большевики в России до революции не имели какого-либо особо признанного высокого положения. Во время революции эта группа преодолела огромную социальную дистанцию и заняло самое высокое положение в русском обществе, В результате все ее члены en masse были подняты до ста-

туса, занимаемого ранее царской аристократией*1. (Последнее положение представляется неточным, политической элитой стали не все члены партии, а ее верхушка, Г. д.). Приведем мнение другого русского политолога и эмигранта Г. Федотова, который пишет в статье «Создание элиты*: «Новый правящий слой, который сформировался в России и уже резко отталкивается от народной массы, связан исключительно с государством... при всех усилиях его цивилизации он остается совершенно варварским». Разумеется, суждения Федотова весьма субъективны. Гораздо интереснее сравнение им первого и второго поколений советской элиты: «Первый полуинтеллигентс- кий слой сподвижников Ленина: все эти Луначарские, Каменевы, Троцкие... не оставались чужды культуре XX века. Сталин от нее совершенно свободен, как и тот низовой полуграмотный слой, который он вызвал с собой к власти»[CIV]. Имели ли основания эти суждения? Расправившись со старой гуманитарной интеллигенцией, в числе которой было немало выдающихся ученых мирового масштаба, частью выслав их из страны, частью репрессировав, новый режим заполнял вакуум новобранцами — выпускниками рабфаков, Комакадемии, Института красной профессуры. Научный и нравственный уровень этого слоя резко снизился. Однако это не относилось в такой мере к технической интеллигенции. Задачи модернизации промышленности России требовали высокопрофессиональных специалистов, и технократически ориентированные руководители советского правительства создавали условия для деятельности технической интеллигенции, устанавливая им высокие оклады, хотя и они не избежали репрессий (процесс «Промпартии»),

В результате сталинских преобразований политической системы страны и особенно ее элиты были ликви- Сорокин П.А, Человек. Цивилизация. Общество. —М., 1992.— С, 375.

дированы следы всякой оппозиции, установлен тотали-г тарный режим, элита сталинистов сформировалась по принципам личной преданности вождю и страха перед ним. Народные массы, в том числе рядовые коммунист ты, были полностью отстранены от решения кадровые проблем, которые были прерогативой парткомов и ид лидеров. Партия из революционной трансформируется в управленческую, превращается в важнейший элемент политического управления, это было огосударствлении^ партии де-факто. Руководство партии превратилось д полузакрытую элиту, стоящую над обществом, ее управление носило директивный, командный характер.

Сталинская элита была жестока, беспощадна по art ношению к своему народу, да и к самой себе. Тем менее, она смогла мобилизовать массы на модерниз цию страны и добиться несомненных успехов (втор место в мире по объему производства, победа в Be кой Отечественной войне), пусть ценой кодоссальнь жертв. Советская элита доказала, что авторитарные тоталитарные методы могут дать результаты на опреде^ ленном этапе, в условиях мобилизационного типа раэamp; вития. Именно в условиях сталинской тоталитарно^ диктатуры сложились механизмы власти советской ты, которые в дальнейшем пытались модернизиров либерализировать, но их основы остались неизменный ми; их пролонгация привела к загниванию всей пол|amp;? тической системы, к застою, а попытки отойти от няа|| привели в конечном счете к краху системы.

Переход от второго к третьему поколению сов кой элиты был менее крутым, не означал разрь между поколениями элит, но был по-своему драма! чен. Достаточно сослаться на XX съезд КПС с докладов Хрущева с разоблачением культа Сталина, с последуй^ щей «оттепелью». Некоторая либерализация режима по^ казалась опасной элите сталинистов и они сделали i 1957 г. попытку дворцового контрпереворота. Его про^

вал связан с тем, что Хрущев контролируя секретариат ЦК и орготдел ЦК, привлек на свою сторону большинство членов и кандидатов в члены ЦК и рядом маневров добился того, что вопрос решался не на Политбюро, контролируемом сталинистами, а на пленуме ЦК КПСС, закончившемся разгромом группы Молотова, Маленкова, Кагановича и др. сталинистов. Десятилетие руководства Хрущева интересно для элитологов и с точки взаимоотношения авторитарного лидера и элиты. В течение этого десятилетия он изгонял с командных постов явных сталинистов, выдвигал на их места своих людей. Каково же было удивление и горькое разочарование Хрущева, когда его в 1964 г. предали его же выдвиженцы. А удивляться было нечему: социологи элиты убедительно разъясняют по этому поводу, что групповые интересы элиты приоритетны в системе ценностных ориентаций ее членов. Партократаческая элита была недовольна постоянными экспериментами Хрущева по переструктурализации партийного и государственного аппарата {разделение обкомов и райкомов, образование совнархозов и т. д.), которые сильно нервировали элиту, порождали неуверенность в ее будущем. Иначе говоря, групповые интересы возобладали над личной преданностью лидеру.

Элитный «дворцовый переворот», вознесший на вершину власти Брежнева, был переворотом элиты и для элиты. Организационные преобразования брежневского ЦК по сути своей были всего лишь откатом от хрущевских реформ и кое в чем напоминали известный указ «О вольности дворянской», они укрепляли всю иерархию номенклатурных элит, расширяли их полномочия, увеличивали их бесконтрольность, приведя к огромному росту коррупции (впрочем, справедливость требует отметить, что процесс этот начался в предыдущем десятилетии), к опасному для государства расширению теневой экономики. Для этого периода особенно характерна тенденция прихода к власти целых кланов, полумафиозных группировок, типа «днепропетровского клана» Брежнева; группировки держались на взаимной поддержке и взаимном покрывательстве, своего рода круговой поруке. В особо открытых и беззастенчивых формах власть клановой элиты реализовывалась в союзных республиках Средней Азии, Закавказья, в ряде регионов страны.

Загнивание, застой общества начался именно с загнивания, деградации элиты. Именно к этому периоду относятся многочисленные скандалы, связанные с «элитными» семьями Брежнева, Щелокова и др. Застою этого слоя способствовало резкое уменьшение мобильности элиты, в особенности вертикальной,—типичная черта стагнации, которая привела к власти элиту геронтократии, неспособную принимать неординарные решения и всеми силами стремящуюся лишь к пролонгации своего господства. Люди, занимающие высшие посты в партии и государстве, стали фактически несменяемыми, они умирали, занимая высокие посты. Менее чем за три года страна торжественно похоронила трех генсеков. Конечно, не героикратическая элита,' не ее коррупция и связанные с ней скандалы — причина застоя, это ее пена, один из его симптомов, но симптом характерный (подобно распутинщине при Николае II). Брежневско-андроповско-черненковская элита одряхлела не только по возрасту, но и по своим убеждениям, по своему менталитету, явно не вписывающемуся в потребности развития страны. Застой — это упадок страны, но вместе с тем это — праздник, это' лучшие годы партократической элиты. Пышным цветом расцвели семейственность, низкопоклонство, лесть по отношению к начальству.

Кто был оптимачьным политическим лидером правящей элиты в СССР? Думается, не Сталин, хотя orf внес наибольший вклад в ее создание и наводил на нее панический страх своим чудовищным террором; не Хрущев, который пугал ее своими экономическими и политическими импровизациями; тем более, разумеется не Горбачев, который для нее — предатель корпоративных интересов; скорее всего, им был Брежнев (и его бледная тень — Черненко), который максимально расширил вольности этого слоя.

Хотя постсталинская элита продолжала ностальгически вспоминать «отца народов», в душе она вздохнула с облегчением, она избавилась от кошмара возможного ареста, пыток, расстрелов. Постсталинская элита отказалась от перманентных репрессий, угрожавших ей самоистреблением. Как мы видели, смены элит в середине 50-х годов — сталинской на реформаторскую — не произошло, это во многом связано с тем, что народ продолжал оставаться пассивным, сломанным сталинскими репрессиями и идеологической машиной, да и сама постегалипская элита была плотью от плоти сталинизма и боялась радикальных сдвигов. Попытки Хрущева и Косыгина реформировать управление страной и особенно ее экономикой встретили упорное сопротивление элиты, которое они не смогли преодолеть. Изменилась структура отношений между политическим лидером и элитой. Сталин стоял вне и над элитой. Брежнев был первым среди элиты, он был «свой». Коллективное руководство, сформировавшееся при Хрущеве и получившее наибольшее развитие при Брежневе, означало максимум власти верхушки правящей элиты (при минимуме ответственности).

Время третьего поколения советской элиты — это время институтизапии и, как сказал бы М. Вебер, ру- тинизации ее власти. Были четко зафиксированы механизмы передвижения на руководящие должности, расписаны привилегии, которые имели члены элиты того или иного уровня. Стабильность брежневской элиты, ее закрытость перешли в стагнацию. В период застоя был спрос на серость, заурядность: элита застоя не была заинтересована в том, чтобы выдвигать к руководству талантливых, высокообразованных и тем более нонконформистских лидеров (они слишком контрастировали бы с этой элитой застоя). К началу 80-х годов анемия верхов была похожа на анемию элиты царизма накануне революции. А поскольку больше всего советская элита стремилась к пролонгации своей власти, в структуре советской политсистемы не существовало легитимных путей и традиций смены элит. Отчасти и поэтому курс горбачевской реформаторской элиты на перестройку был полностью неподготовленным.

Перестройка была необходима для элиты, для ее самосохранения; Горбачев в действительности был не предатель советской элиты, он попытался использовать шанс для того, чтобы ее спасти. Перестройка была неизбежна, потому что, если воспользоваться формулой Ленина, верхи не хотели, а низы не могли жить по-старому. Перестройка объективно, независимо от намерений ее инициаторов, с самого начала ориентировал лась не на ликвидацию власти правящей элиты, но на ее трансформацию, даже «облагораживание». Но перестройка при всей ее непоследовательности посягала на привилегии этого слоя. Его положение было глубок^ противоречивым. С одной стороны, курс на демократизацию и гласность подрывал ее устои, с другой — это слой, существовавший для того, чтобы проводить «установки сверху» (во всяком случае, таким его и создал Сталин), не смел открыто выступить против перестройки, ибо само его существование зависело от лояльности курсу, провозглашенного генсеком. Шесть с лишним лет перестройки были периодом резких персо-[CV] нальных изменений в правящей элите общества, но она сохранялась как та же социальная группа. Парток-; ратическая элита по-прежнему сохраняла свою власть.

И получалось, что перестройку воплощали в жизнь люди, для большинства которых она была как кость в горле. И уже только по этой причине перестройка была обречена.

Проводя свои политические преобразования, Горбачев опирался на уже существовавшие политические структуры и властные механизмы, внося в них- персональные изменения. Он повторил ошибку Хрущева, о которой мы говорили выше (похоже, собственная история ничему не учит наших лидеров, в том числе и нынешних: достаточно сопоставить афганскую и чеченскую войны). И с ним произошло в августе 1991 года то же, что с Хрущевым в октябре 1964-го. Горбачева предало его же ближайшее окружение. Опять-таки, корпоративные интересы элиты оказались определяющими.

Выявилась и еще одна существенная ошибка Горбачева — легковесность решения им проблемы сколачивания своей команды, своего ближайшего окружения, своей «внутренней партии»-, как бы сказал Дж. Оруэлл (тут уместен и термин, который использовала бывший представитель США в ООН политолог Джин Кирпатрик — «президентская элита» — люди, являющиеся ближайшими соратниками лидера'). Горбачеву так и не удалось создать действительно сплоченной команды, безоговорочно преданной лидеру, понимающей его с полуслова. Ему показалось достаточным, что партаппаратчики проявили лояльность генсеку (а что, собственно, им оставалось делать, если они хотели сохранить свои посты?) и, продвигая одних номенклатурщиков на несколько ступенек вверх, он полагал, что купил их действительную лояльность и ввел в политическую элиту лишь минимальное число нено- м е н к л атурщи ков. 1

Сравнительная динамика кадровых перестановок в первые годы правления Брежнева и Горбачева (чел.)

Собственно, всякий раз с избранием нового генсека перестановки в элите были неизбежны, каждый из них опирался на собственное ближайшее окружение, свою команду. Если Сталин сколачивал свою команду семь лет, Хрущев и Брежнев — более трех лет каждый, то Горбачев наскоро, сколотил ее за год, а затем постоянно менял ее состав. Зато он произвел наиболее радикальные перестановки в элите за предыдущие пятьдесят лет — со времени сталинских чисток. Кроме того, он снимал с постов своих собственных выдвиженцев (министра обороны Соколова, Первого секретаря МК Ельцина, секретаря ЦК Добрынина), а в 89—90 годах снял со своих постов подавляющее большинство тех, с кем он начинал перестройку.

За годы перестройки ЦК КПС обновился почти на 90%! Особенно велики были перемещения внутри [CVI]

партийной и государственной элиты б 1989—90-х годах. Целые группировки и кланы старой элиты лишались своих постов. Это было глубочайшее потрясение правящей элиты, но, тем не менее, все же не было ее заменой, в социальном плане это не было сменой элит. Однако эти перемещения подорвали авторитет номенклатурной элиты, ее властные позиции.

Сам Горбачев был выдвиженцем Андропова, сам он состоял в его команде и долгое время считал, что люди Андропова теперь, после его выдвижения на пост генсека стали его «людьми», именно их он оставлял на руководящих постах (во всяком случае, до 1989 года), «вычищая» людей Брежнева и Черненко. Но курсы Андропова и Горбачева — это существенно разные курсы — и по радикальности, и по степени демократизации режима, которую они могли допустить. И люди из команды Андропова, доставшиеся по наследству Горбачеву, были не мене напуганы возможными последствиями перестройки для номенклатурной элиты, чем и другие члены последней, «вычищенные» Горбачевым, Когда второго секретаря обкома Горбачев делал первым, когда секретаря обкома Горбачев делал секретарем ЦК КПСС, это еще не значило, что они будут ставить преданность патрону выше, чем интересы своей социальной группы — элиты партократии.

К концу срока своего руководства страной Горбачев начал осознавать этот факт, и принял ряд решений о разработке механизмов передачи ряда властных полномочий от парткомов к Советам народных депутатов и трудовым коллективам. Начинается процесс ослабления роли Политбюро и Секретариата ЦК КПСС и, соответственно, нижестоящих парткомов. Горбачев вызывает дружную ненависть со стороны партократической элиты, которая сочла его предателем в собственном стане. Передача ряда властных полномочий от КПСС к Советам и другим общественным организациям было ударом по монополии партии на политическую власть. Это вылилось в переход центра власти от ЦК КПСС к Съезду народных депутатов, к отмене пресловутой 6-й статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС, демократизации избирательной системы (выборам на альтернативной основе). От такого удара партократа- ческая элита уже не смогла оправиться.

Начиная реформы, Горбачев понимал, что они опасны для властной элиты, шли вопреки желаниям партократической элиты, интересы которой он выражал (подобно тому, как Александр II — первый крепостник России — освобождал крестьян вопреки воле большей части помещиков), но это делалось для того, чтобы спасти больную систему и, вместе с тем, спасти и сохранить правящее сословие или правящую элиту.

Ссмидесятилетняя история советских элит претерпела две главные трансформации — сталинскую мясорубку и перестройку. Причем обе эти трансформации были изменениями внутри одного качества. Крах перестройки означал крах советской злиты, после него на повестку дня был поставлен вопрос о смене элит. Горбачев изменил политический курс страны, осуществил глубокие изменения (персональные) в составе политической элиты, и все же это не было сменой элит. Удалось ли осуществить смену элит в постсоветский период? Это будет предметом следующего параграфа.

Семидесятилетняя история советской элиты показала, что ей удалось выполнить определенные задачи, возникшие на первом этапе модернизации страны — на этапе движения к индустриальному обществу, в период экстенсивного роста промышленного потенциала страны; ей вообще удавалось решать задачи в условиях чрезвычайного положения — революции, войн, задачи мобилизации масс на широкие социальные действия — индустриализацию, коллективизацию. Но эта элита не смогла выдержать испытание демократией, она была неспособна перестроиться на демократических основах, это было для нее самоубийством. Ослабление роли партаппарата в период перестройки[CVII] ослабило его контроль над региональной и республиканской элитами, которые становились все менее управляемыми, все более автономными от центра, что раскачивало весь каркас властных отношений в стране и вылилось в распад Советского Союза.

Выполнив определенные задачи первой волны модернизации (индустриализации страны), эта элита не смогла ответить на вызов второго этапа модернизации, на вызов постиндустриального общества (проиграв соревнование с Западом в условиях научно-технической революции), К сожалению, на вызов постиндустриального информационного общества не смогла (пока?) ответить и нынешняя постсоветская элита.

Итак, мы рассмотрели коротко историю советской элиты; мы видели, что Октябрьская революция привела к коренной смене элит. Но обязательно ли новая элита оказывается лучше старой? Один из лидеров кадетов, выступая в Государственной Думе незадолго до революции 1917 года, говорил о том, что хуже, некомпетентного правительства быть не может. С тех пор на протяжении нынешнего столетия вплоть до нашего времени мы не раз могли убедиться, как он недооценил тогда наши возможности...

Поскольку у новой советской элиты катастрофически не хватало квалифицированных кадров, а прежняя либо эмигрировала, либо подвергнута репрессиям, была расширена социальная база рекрутирования элиты за счет рабочих, крестьян, маргинальных слоев, люмпен-интеллигенции, но качество этой элиты было весьма низким. Г. Федотов назвал власть этой элиты «диктатурой худших».

Известно, что правящий класс создает механизм своей политической власти, своего социального и морального влияния, получивший на Западе весьма емкое определение — «истеблишмент», и только в этом случае его господство актуализируется. Важнейшим элементом создания этого механизма и является выделение правящей элиты, которая обладает навыками управления, интегрирует господствующий класс, выявляет и реализует ею интересы. Поэтому качество правителей — важнейший индикатор здоровья политической системы. На это обращали внимание многие мыслители, в том числе X. Ортега-и-Гассет, Н. А. Бердяев, который утверждал, что если коэффициент интеллектуальности (IQ) падает ниже критической черты, это важнейший показатель упадка страны. Показатель этот у советской элиты был низким (хотя его, разумеется, никто не измерял, и данное суждение подкреплено лишь косвенными данными), и особенно это относится к эпохе застоя. Впрочем, и в 1994 году депутат Госдумы Б. Федоров утверждал, что средний уровень интеллекта по стране выше, чем в правительстве и в Думе[CVIII].

Лишь в начале своего правления советская элита была элитой революционеров и реформаторов, ориентированных на радикальные преобразования. В дальнейшем она становится все более консервативной, что особенно выявилось в период застоя, который был периодом деградации элиты, ее старения, характеризовался крайне низкими темпами ротации, недопущением в нее ярких, неконформистских лидеров. Среди других задач перестройка, когда явную роль в элите шрала ее реформаторская часть, выполнила и функцию омоложения одряхлевшей элиты застоя (так, если средний возраст «брежневской» элиты был 61,8 года, то средний возраст «горбачевской» элиты был 54,0 года).

Советская элита жестоко эксплуатировала народные массы, и уровень этой эксплуатации был значительно выше, уровня эксплуатации трудящихся в странах Запада. Н. А. Бердяев писал: «Новая советская бюрократия, более сильная, чем бюрократия царская, есть новый привилегированный класс, который может жестоко эксплуатировать народные массы»[CIX].

Любой господствующий класс идеологически оправдывает и обосновывает свое господство - ссылками на Бога или на традиции, порой даже на социальную справедливость. Советская элита, этот «новый класс», пошла дальше, она, как правильно отмечал М. Вослен- ский, скрывала самое свое существование; в официально апробированной советской идеологии этого класса или социальной группы не существует, есть только два дружественных класса и прослойка интеллигенции. И особенно тщательно эта элита скрывала свои привилегии — спецраспределители и спецжилье, высокие оклады и спецдачи — все это было возведено в ранг государственной тайны.

Особенность «нового класса», как мы видели, заключалась в том, что эксплуатация им народных масс осуществлялась не посредством частной собственности на средства производства, но посредством коллективной собственности этого класса. Поэтому изгнание члена элиты из этой группы означало и лишение его той части государе гиен ной собственности, которая находилась в распоряжении элиты. То же самое — в случае смерти члена этой элиты, ибо дети не наследовали посты своих родителей (это позитивный момент советской элиты, которая не докатилась до положения дел в Северной Корее, где это наследование произошло); даже существовала негласная установка на то, что дети высшей номенклатуры не назначаются на высшие номенклатурные должности, обычно они шли в другие, также престижные сферы деятельности. Кстати, такое положение дел не устраивало значительную часть этой элиты. Еще Моска писал, что каждая элита рано или поздно стремится превратиться в наследственную. Советская элита испытывала неудовлетворенность от того, что не могла передать основную свою собственность по наследству (поскольку это была государственная собственность, которой она бесконтрольно распоряжалась), и она все более стремилась превратить себя в элиту собственников, или, как говорят многие политологи и экономисты, «разменять власть на собственность», что, вообще говоря, неточно выражает суть дела. Сама элита рассуждала несколько иначе: зачем менять власть на собственность, когда можно совместить то и другое; поэтому в период перестройки она использовала свое исключительное положение для того, чтобы стать собственником средств производства. Именно в конце перестройки старая элита, осознав неминуемость перехода к рынку и не желая оказаться на обочине, стремилась сохранить свое положение, дополнив власть богатством.

До распада СССР западные советологи много лет дискутировали вопрос о том, была ли советская элита единой, монолитной, или же имел место элитный плюрализм и соперничество политической, экономической и других элит, В конце перестройки к этой дискуссии присоединились и российские политологи. Одни из них присоединились к точке зрения Джиласа о том, что партократия — определяющая сила в структуре элиты, другие полагали, что такой силой является технократия, а политическая бюрократия вынуждена выполнять ее волю; один из аргументов заключался в том, что какие бы решения ни принимали съезды партии и пленумы ЦК, они не выполнялись, если противоречили технократическим установкам элиты.

Отметим, что в годы перестройки выявился раскол в советской элите на реформаторов и консерваторов; собственно, раскол в правящей элите постоянно сопровождает кризисные явления в экономике и политике. После краха советской элиты вопрос о ее монолитности или плюрализме представляет лишь академический интерес. В полной мере плюрализм элит выявился в постсоветский период.

Таким образом, хотя перестройка привела к беспрецедентным изменениям в составе элиты, она не была сменой элит, она была трансформацией той же самой элиты. Паргноменклатурная система не могла не пасть, ибо она была не в состоянии ответить на вызов времени. Ее коренной порок — в самом монопольном положении партии, которая устраняла конкурентов и критиков и тем самым лишила элиту условий для нормального развития, привела ее к деградации. Партноменклатура была не в силах отказаться от неограниченной, бесконтрольной и поэтому растлевающей власти (ибо для нее это было равносильно самоубийству). Смена элит осталась на повестке дня. Одним из результатов перестройки была конвертация власти правящей элиты в собственность. А далее на повестку дня поставлена конвертация собственности на атасть.

Августовский путч выявил момент истины. Партийно-бюрократическая элита, позиции которой оказались подорванными, попыталась взять реванш. Верхушка бюрократии — как в центре, так и в республиках и регионах — была в своем большинстве на стороне путчистов, она и была главной движущей силой путча. Ясны и причины, по которым эти люди, поставив на карту свою карьеру, пошли на авантюру: они почувствовали, что почва уходит у них из-под ног. Ликвидация путча привела к снятию главнейшего тормоза социального развития общества, сковывающего энергию и активность народных масс, Псевдореволюционная «перестройка сверху»- могла перейти в подлинно революционную «постперестройку снизу», создав активные предпосылки для демократических преобразований. Однако эти возможности не были реализованы в полной мере.