М. В. Синютин КРИТИКА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ социологии
Неотложным делом современной социологии является критика экономической социологии, в том виде, в каком она получила широкое распространение. Такая постановка вопроса будет тем более оправдана на фоне слов одного из апостолов отечественной экономической социологии В.В.Радаева о том, что эта дисциплина переживает сегодня в России период интенсивного развития1.
Это, конечно же, иллюзия и самообман. Впрочем, критике подлежит не только и не столько российская экономическая социология, сколько вся современная тенденция этой отрасли научного знания.Основной упор критики экономической социологии предстоит сделать на концепции предмета данной науки. Тут еще нет порядка и четкости.
Можно заметить, что литература по поводу предмета экономической социологии стоит особняком в основном массиве работ. Причем совершенно не случайно, что эта проблема вызывает гораздо больший интерес в нашей стране, чем зарубежном. Еще не канули в прошлое различия в развитии социологической мысли у нас и на западе, наблюдавшиеся на протяжении двадцатого столетия. Поэтому всяческие изменения и новации недостаточно просто декларировать, а надо соотносить со сложившимся специфическим опытом. Принципиальная черта такого опыта состоит в марксистской методологии всего советского обществоведения. А с точки зрения марксизма текущее развитие экономической социологии должно быть подвергнуто критике уже в вопросе самого существа данной дисциплины, ее теоретического фундамента.
Тут некоторые могли бы радостно заявить, что экономическая социология как раз и начинается там и тогда, где и когда заканчивается марксизм. Да только почти общепринятым стало рассматривать теорию Маркса как необходимую составляющую экономической социологии. С этим вынуждены считаться как Р. Сведберг, так и В.В.Радаев. По разным причинам не имея возможности размежеваться с тем, что было сделано для экономической социологии благодаря марксистским исследованиям, они твердо дают понять
© М.
В. Синютин, 2007о неправильности теоретического подхода К. Маркса. Р. Сведберг прямо пишет, что экономическая социология не может принять марксизм в его настоящем виде, и что между ними существует порядочная дистанция2. В схожей манере В.В.Радаем полагает, что марксизм не лучшее основание для экономической социологии3. Почему? Да потому что в марксизме принято, что социальные отношения зависят от экономических отношений. И именно на это не могут согласиться Р. Сведберг и В. В. Радаев. Они считают, что экономическая социология исходит из противоположного принципа, когда экономические отношения зависят от социальных отношений. Тем самым мы вышли на вопрос о характере взаимосвязи экономических и социальных отношений — вопрос, вокруг которого и строятся дебаты насчет предмета экономической социологии. И прежде чем приступить к его критическому рассмотрению отметим, что сама суть марксистского подхода касается самого вопроса существования экономической социологии как научного направления.
В последние десятилетия принято за правило определять предмет экономической социологии как взаимосвязь экономики и общества. Впрочем, наряду с взаимосвязью возможны варианты — отношение, взаимная зависимость, взаимодействие, включенность, и т. п. — насколько позволяет фантазия того или иного автора. Уже здесь содержится принципиальная ошибка. Подобное определение предмета не дает совершенно никакой ясности о существе данной дисциплины. Оно слишком абстрактно и пусто, и подходит разве что для людей начинающих и непросвещенных в сфере социальных наук. Данный пробел не остался незамеченным. В. Я. Ельмеев, Е. Е.Тарандо и А. В. Багаева указали на очевидную недостаточность такого решения вопроса о предмете экономической социологии. Они правильно замечают бесплодность данной постановки вопроса о предмете, «если его дальше не раскрывать и не ставить, прежде всего, вопроса о том, какая из взаимодействующих сторон выступает причиной, а какая —следствием, какие из отношений являются субстанциональными, а какие — положенными, опосредованными первыми»4.
Но только тут становится понятным, что речь идет не просто о потребности отметить наличие взаимосвязи общества и экономики. Каждому должно быть понятно, что это банальность. Речь даже идет не о том, чтобы дать вполне определенную характеристику направленности этой взаимосвязи. Попутно отметим, что опреде
ленность эта не должна сводиться к упрощенному пониманию вопроса. Как пояснял Ф. Энгельс в письме к В. Боргиусу, «дело обстоит совсем не так, что только экономическое положение является причиной, что только оно является активным, а все остальное — лишь пассивное следствие. Нет, тут взаимодействие на основе экономической необходимости, в конечном счете всегда прокладывающей себе путь»5. В этом установлении этой окончательности и заключается определенность. Хотя впрочем, помимо сторонников принципиальности в этом вопросе многие предпочитают допускать сразу несколько разных решений, не осознавая обманчивости такой позиции6. Речь, в итоге, идет о необходимости придать рассматриваемому вопросу важнейшее методологическое значение для всей социологии. А. Н.Сошнев указывает, что это «коренная проблема не только экономической социологии, но и социологии как науки в целом»7. С этим нельзя не согласиться. Именно такое значение получила трактовка соотношения экономических и социальных отношений в творчестве К. Маркса. Именно решение, согласно которому экономика, понимаемая как совокупность отношений материального производства, предопределяет характер всех остальных общественных отношений, было названо материалистическим методом в социальных науках.
Если понимать экономику как систему общественного производства, то материалистический метод подразумевает базовую роль экономики, рассматривает ее как единое и общее основание всех социальных форм. Но экономика в результате такого противопоставления не перестает быть социальной формой. В том то и достоинство материализма, что нет необходимости искать некое особое содержание экономики. Такие решения может породить лишь отход от материализма.
А с позиций материалистического понимания общественных процессов экономические отношения, если хотите не менее социальны, чем остальные социальные отношения. Важно и другое. При такой постановке вопроса экономика как частный момент общества выступает общим для всех частных моментов. Ничего более общего и системообразующего, чем материальное производство в обществе не оказывается. Именно руководствуясь такой позицией, социологи-метериалисты всегда признавали понятие общества голой абстракцией и не видели в ней общего содержания по отношению к экономике. Содержательным становилось только понятие общественно-экономической формации, обусловленной способом производства.
Сегодня почти забытой является точка зрения на экономическую социологию, которую совсем недавно развивал англичанин
А. Стинчкомб. А именно он, относя себя к марксистскому направлению, один из немногих признавал важность такого «макроскопического» анализа, который бы строился на категориях «способ производства» и «классовая структура»8. Однако, переоценка им природных условий привела к тому, что А. Стинчкомб стал восприниматься как представитель экологического направления в социологии9. Достоинства же его позиции не получили поддержки.
Еще раньше А. Стинчкомба, при определении экономической социологии как самостоятельной дисциплины Й. Шумпетер отталкивался от широкого представления о социологии как науке об обществе, его структуре и отношениях. Отсюда черпаются характеристики той общественной системы, к которой прикладывается экономическая теория. Воспользовавшись мыслью Г. Кольма, И. Шумпетер отмечал, что «экономический анализ имеет дело с вопросами человеческого поведения в определенный момент времени и с вызываемыми таким образом экономическими последствиями; экономическая социология имеет дело с вопросом, каким образом люди поступают именно таким образом»10. Это представление уже содержало идею об автономии социологии от экономической теории.
Следует обращать особое внимание на то, что экономическая социология это социологическая дисциплина.
Поэтому ошибочно, как это допускают В. Я. Ельмеев, В. Г. Долгов, Е. Е. Тарандо иА. В. Багаева, призывая к синтезу социологической и экономической теорий для укрепления экономической социологии, переносить акцент на экономическую науку11. Как раз таки, когда мы следуем материалистическому подходу в социологии, то зависимость общества от экономики уже дана именно как важнейший социологический принцип. Но это вовсе не означает, что и социология должна в той же мере зависеть от экономической науки. Кроме того, нельзя забывать, что отношение этих наук не стоит на месте и опора современной социологии на современную экономическую науку не нужна. Если конечно ориентироваться на ситуацию в общественных науках, которая была в девятнадцатом веке, это одно дело, но тогда мы проигнорируем современное положение. Причем по такому пути идут не только В. Я. Ельмеев, В. Г. Долгов, Б. Е. Тарандо и А. В. Багаева, но, например Д. Вильсон и В. Диксон,12 строя свои выводы на том, что социологические идеи классической полити
ческой экономии были богаче позитивистской социологии девятнадцатого века. Конечно, в подобных выводах есть определенная доля истины. И к этому мы еще вернемся. Однако сегодня экономическая наука давно уже не та, что могла бы претендовать на фундаментальную дисциплину для социологов. Наоборот. Она превратилась в техническую область с прикладными задачами современного бизнеса, подчинена его интересам и ограничивается поверхностными явлениями, формализуя их современными математическими методами. Для этих целей стали не важны вопросы природы и сущности экономики, проблема ее бытия. Эта ограниченность давно подмечена за рубежом. Так появилось знаменитое пост-аутистическое движение во Франции13, подкрепленное идеями критического реализма, институционализма, марксизма и феминизма. Они сходятся на том, что экономическая теория в ее современном виде оторвана от общества, начисто лишена онтологической составляющей. В таких условиях, наоборот именно социология видится как средство выхода экономической науки из кризиса.
Более того, экономика не имеет самостоятельной онтологической сущности, и в этом смысле экономисты зависят от социологов всегда, почему часто и отторгают такие вопросы. То, что возвращение в экономическую науку онтологической составляющей ведет к материалистическому, а не идеалистическому пониманию истории далеко не случайно и доказывается работами Дж. Ходжсона, Т. Лоусона, X. Эрбара и др.14, даже в тех случаях, когда социологический материализм ими выражен непоследовательно. Именно критика современной экономической мысли с позиций материалистической онтологии оказывается наиболее успешной.Вопрос надо ставить следующим образом. Не экономическая наука послужила источником экономической социологии, а формирование материалистического подхода в общественных науках стало поворотным шагом к экономической социологии. Безусловно, и экономисты внесли вклад в этот шаг, но лишь в той мере в какой содействовали материализму социологии. Кроме того, современная экономическая наука, давно уже не содействуя, а противодействуя материализму, стоит в совершенно ином отношении к социологии, чем некогда классическая политическая экономия. Поэтому то и представляется не правильным упование В. Я. Ельмеева, Е. Е. Тарандо и А. В. Багаевой на естественную склонность экономистов к материалистическому подходу10. Хотя некоторый резон их позиции видится в том, что они, смирившись с господством идеалистических
методов в социологии, обращаются за помощью со стороны экономистов. Да только помощи такой, какую ожидают, они сегодня не получат. В схожем ключе ставит вопрос Ф. Ли, когда подчеркивает, что экономическая социология несостоятельна в опоре на неоклассическую экономическую теорию, но будет успешна вместе с противоположными неоклассике течениями экономической мысли. Но тогда, как он считает, оказывается, что экономической социологии не остается места, поскольку можно обойтись решениями в рамках неортодоксальных версий политической экономии16. Не могу согласиться с подобного рода решениями, поскольку вижу иные перспективы экономической социологии.
Любопытная и полезная дискуссия на тему соотношения экономической и социологической науки была развернуто недавно на одном из серверов по экономической социологии Американской Социологической Ассоциации17. На фоне общего примиренческого взгляда на важность обоюдной помощи между экономистами и социологами, проблематичность сложившейся ситуации хорошо выразил Дж. Ходжсон18. Он видит, что при нынешнем состоянии наук экономическая социология оправдывается не столько возможностью применения социологического метода к экономике, сколько превращением экономической теории в прикладную математику, т. е. — не достоинствами социологии, а недостатками экономических наук. Если полагать, что экономика изучается экономистами, то надо, по его мнению, перестать называть экономической наукой то, что ей сейчас называют. Можно конечно сменить и название. Тогда Дж. Ходжсон предлагает термин «эконология». Представляется справедливым его суждение о том, что экономику должны изучать экономисты, а социологи должны изучать общество. Но эта мысль столь же абстрактна, как и определение предмета экономической социологии через взаимодействие экономики и общества. Она требует детального развития и не ставит крест на экономической социологии, а демонстрирует ее перспективы.
Не оставив ясности в вопросе о том, что социология должна исходить из такого свойства экономики, которое состоит в роли базиса по отношению к неэкономическим отношениям, мы не достигнем цели когда пойдем по пути поиска особого социологического содержания экономики. Социология без материализма приведет нас к тому, что социологическим содержанием окажутся не общественные отношения, а смысловые формы и субъективные установки. Конечно, существуют науки, изучающие субъективные смыслы или чело
веческий выбор, но социология изучает общество. И именно это надо брать на вооружение экономической социологии, а не ориентироваться на проблематику других наук, особенно экономических. По существу субъективизм уводит исследование из социологии, от понимания закономерностей исторического развития общественных отношений.
То, насколько это затрудняет разделение экономических и социальных отношений стало видно еще в творчестве М. Вебера и Шюца. Но как раз этому не придает значения наш современник В. Радаев. Его позиция чревата тем, что онтологические аспекты социологии остаются в стороне, а определенность экономики оказывается не существенной. Главное при таком подходе, что различны методы. Пусть даже не будет совсем понятий об экономике и об обществе, но есть метод экономистов, и есть метод социологов. Для первых, по словам В. В. Радаева важна «редукция к обыденному», или предсказание, а для вторых— «проблематизация обыденного», или описание19. То, что экономисты при капитализме находятся в плену обыденных представлений буржуазии — дело не новое. В этом видится ими и вся рациональность человеческого поведения. Это метод их собственного поведения, способ реализации их интересов. А В. В. Радаев пишет, что он стремится к другому методу, к социологии. Однако все, что можно у него найти, так это моделирование человеческого поведения с учетом некоторых, как он считает социальных детерминант. В действительности В. В. Радаев теряет представление об общественной реальности, и равно как вся неоклассическая экономическая мысль, уходит от онтологии. По примеру Р. Сведберга он обозначает методологию М. Вебера, как наиболее для себя приемлемую, а поэтому, как и Р. Сведберг остается созерцать тупиковое состояние экономической социологии. Впрочем, смотря на развитие своей дисциплины с большим воодушевлением, чем западный коллега, он и видит гораздо более благостную картину20.
Как заметил Р. Сведберг, подъем экономической социологии в 1980-е годы был связан со стремлением противостоять распространению неоклассической экономической теории, не более того21. Поэтому теоретических достижений не было, и дело сводилось к эмпирическому анализу фактов на базе иных принципов, чем широко принятый экономистами математический формализм. Вполне удовлетворившей большинство противников неоклассики оказалась идея К. Поланьи о включенности, возвращенная М. Грановеттором
в область социологических исследований. Но ограниченность этой идей довольно быстро дала о себе знать. И Р. Сведберг, видя что к двадцать первому веку ситуация в науке изменилась уже не рассчитывает на подобные теоретические решения, а уповает на новый революционный прорыв в теории экономической социологии22.
По мнению Р. Сведберга, «чтобы создать мощную экономическую социологию мы должны соединить анализ экономических интересов с анализом социальных отношений»23. То есть сегодня даже Р. Сведберг прямо дает нам понять, что существующая парадигма экономической социологии его не удовлетворяет. И он указывает желательное направление развития — изучение интересов. Это в целом верно. Сама социология состоялась благодаря анализу общественных интересов. Теперь мы знаем, что интересы можно понимать и изучать по-разному. Исследуя проблему интереса в социологической теории, А. Г. Здравомыслов еще в 1964 г. показал различия во взглядах на этот вопрос разных научных течений24. Тогда он руководствовался диалектикой и по-марксистки решал, что общественные интересы порождаются процессом разделения труда и подчиняют себе частные интересы с их субъективными формами. Однако стремление понять переход частного в общее привела многих к разрыву с материализмом. В конце концов, и Р. Сведберг указывает, что ему ближе метод А. Шюца, восходящий к методологии идеальных типов М. Вебера, аналитический способ понимания интереса25. То есть, соглашаясь, что экономические интересы кроются в потребностях человеческого организма и зависимости от среды обитания, он связывает социологический метод только с идеализмом. Р. Сведберг не может найти в субъективном мире людей ничего классово определенного, а потому не считает это существенным для реализации их интересов.
Социология изучает общество как систему отношений, и вопрос сводится к тому, изучать ли эти отношения и соответствующие интересы с помощью субъективного смысла поступков, или способа материального производства. Это продолжение выбора между материализмом и идеализмом.
Нельзя забывать, что А. Шюц в еще большей степени, чем М. Вебер, связывали свои идеи с критикой взглядов К. Маркса на общество. И он как раз стремился представить экономическую науку как основание всех социальных наук, но совершенно по другим соображениям, чем это делают некоторые современные последова
тели К. Маркса. Отправным пунктом анализа он называл не экономику, а экономическое поведение, или рациональное действие. Политическая экономия, как и социология, представлялись ему методологически несостоятельными в силу их якобы априорного подхода к изучению человеческого действия. Он скорее склонялся работать в поле новой науки о действии —каталлактики, —принципиально разрывая с прежней социологической традицией. Вместе с JI. Мизесом и Ф. Хайеком А. Шюц не принимал понятие объективной исторической необходимости, особенно широко разработанное
В. Гегелем и К. Марксом. Поэтому даже метод идеальной типологии М. Вебера они рассматривали неприемлемым из-за элементов объективизма26. Он выбирает субъективный подход, нацеленный на изучение тех значений, которые люди вкладывают в социальные явления. Он даже иронизирует по поводу стремления экономистов и социологов добиться объективизма в методологии27. Так вот экономисты, по его мнению, ошибочно рассматривают субъектов экономической жизни как идеальные (обезличенно-объективированные) типы, в то время как надо, усилив субъективный аспект, найти подлинные мотивы производимого индивидом действия. Именно за такой постановкой вопроса многие впоследствии стали видеть значение социологического подхода к экономике, и специфическое поле экономической социологии. По существу, разделение субъективных и объективных смыслов шло от маржинализма и преобразовывалось по мере того как А. Шюц перерабатывал концепцию М. Вебера с помощью феноменологии Э. Гуссерля. Уже в 1930 г. он вполне определенно сформулировал, что политическая экономия изучает объективные значения некого собирательного, обезличенного, типичного субъекта, в то время как социология—субъективные значения. Поэтому данные науки он различал как в предмете, так и в методе28. Кстати субъективный метод не позволяет раскрыться историческому методу, либо подменяет понятие историзма29. Но этот момент мы еще обозначим в заключении.
Бытующее теперь понимание экономической теории как науки о рациональных решениях, приводит к полному смещению акцентов. Некоторые даже считают необходимым представить в таком контексте экономическую социологию в качестве социологического исследования деятельности самих экономистов, что делает из нее специфических подход в рамках истории экономической мысли30.
Опыт заблуждений экономической социологии в двадцатом веке показал, что на уровне действия нельзя отличить экономического
содержания от социального содержания, и что это возможно только на уровне общества.
Если в действительности материальное производство предопределяет общественные отношения, то тогда понятно, что экономическая социология может существовать, лишь руководствуясь материалистическим подходом. Но в таком случае центральный пункт в формировании экономической социологии заключается в развитии теории К. Маркса. Наряду с этим творчество таких теоретиков как Э. Дюркгейм, М. Вебер, или Т. Парсонс, которые задали иной вектор развития экономической социологии в двадцатом веке и так или иначе касались ее проблематики, исходило из ложной методологии и подлежит первоочередной критике. Признать этот факт, значит пересмотреть сложившуюся традицию экономической социологии, поставить новые задачи.
Представляется, что в верном направлении идет к определению предмета и задач экономической социологии Н. А. Пруель31, когда призывает не останавливаться на уровне экономического поведения как В. В. Радаев, а двигаться к изучению общественного разделения труда и воспроизводства общества. Еще А. Смит понимал, что экономические процессы, реализуясь в отдельных поступках, тем не менее, образуют самостоятельную силу, возвышающуюся над индивидуальными действиями и интересами. Воспроизводственный подход, используемый Н. А. Пруелем, напрямую связан с выявлением роли прибавочного труда и прибавочного продукта в существовании социальной структуры общества. И хотя классовый анализ в его работе, также как и у В. Я. Ельмеева находится в тени, он вовсе не игнорируется. Можно сказать, что он не стал еще активным инструментом исследования. Но станет ли?
При определении предмета экономической социологии надо сразу после указания на изучение общества в разрезе экономики (экономическое положение людей в обществе) отметить, что социальной особенностью экономики (в отличие от других социальных сфер) является исключительная роль базиса. Тогда и общество будет рассматриваться с точки зрения влияния на его структуру процесса общественного разделения труда, вызывающего на определенной стадии классовые отношения. Поэтому в арсенале экономической социологии должны во главу угла ставиться исторический материализм, анализ общественного разделения труда и классовый подход. Тогда исследователь будет стремиться познать не круг обыденных представлений тех или иных классов и социальных групп, а источ
ники их доходов, распределение прав собственности и движение прибавочной стоимости между ними. Здесь и общественные отношения будут раскрыты не в тех смыслах, которые они производят в сознании людей, а в тех формах, которые служат основой формирования самих этих смыслов. Что касается сознания, смысловых форм, представлений и рациональных мотивов, то это объясняется в последнюю очередь, когда выявлены подлежащие им объективные процессы. Субъекты экономической деятельности становятся интересны лишь в свете общественного разделения труда и классовой структуры.
Конкретизация положения о том, что экономическая социология изучает влияние системы общественного производства на социальные отношения, приводит к анализу процесса общественного разделения труда, порождающего социальную дифференциацию. Тут следствием материалистического метода в экономической социологии служит вывод, что предметом является процесс общественного производства, или общественного разделения труда. Это изучение структурирования экономики на сферы производства, обмена, распределения и потребления, эволюции способов производства и принуждения к труду (формационный подход), технологического развития орудий и рабочей силы, изменение способов присвоения и форм собственности, возникновение и развитие экономических институтов, природа способов дохода, экономических интересов и экономических групп.
Итак, экономическая социология должна доводить исследование общественного разделения труда до теории классов, построенной на движении прибавочного продукта в общественном производстве. Классовый анализ общества—неотъемлемый момент экономической социологии, главная ее проблема в современных условиях. К сожалению, он многими исследователями отвергнут, как устаревший. Как точно заметил в свое время Р. Милибанд, плохую услугу оказало политизированное утверждение о том, что такой анализ заканчивается ГУЛАГом32. Социологи не раз пытались начинать свое творчество именно с классового подхода (Э. Гидденс, П. Бурдье, В. В. Радаев), но быстро приходили в тупик и разочаровывались33. Причина элементарна—они не могли довести теорию, предложенную в девятнадцатом веке до той формы, которая соответствует современности. Свою бесплодность они приняли за несостоятельность классового анализа. А тем временем этот метод не просто не исчерпал себя, он скрывает огромные воз
можности для социологии. Надо просто не уходить с позиций исторического материализма, т. е. начинать не с классового сознания и культуры, а с общественных отношений по поводу производства прибавочного продукта, следить за его движением и метаморфозами. Приоритетное значение должно быть отдано механизмам движения прав собственности, движению институциональных форм, которые создаются для обеспечения преобразований прибавочного продукта.
Кто-нибудь развивает в отечественной экономической социологии при классовом подходе теорию прибавочной стоимости? Нет! Поэтому и материалистические основания не реализуются полностью, не дорабатываются. В работах Петербургской школы34, которая по-видимому единственная в России идентифицирует себя с материализмом, такие шаги также почти не предпринимаются, или имеют второстепенное значение. Но это свидетельствует, скорее об общей беде современных российских последователей теории К. Маркса. Советская послевоенная история развила в них опасение и недоверие к классовому анализу. Справедлив был В. А. Вазюлин, когда подчеркивал, что например «КПРФ не изучает классовый состав общества, процесс формирования классов, осуществляющийся после капиталистической контрреволюции, о действительных интересах различных классов и слоев общества мало что известно. А то, что известно, «мало осмысленно. Какие слои, классы, их взаимоотношения, на самом деле» об этом мало что известно. Опросы мало
о чем говорят, тем более, что они часто подтасовываются. Идея классовой борьбы — это не просто идея. Это руководящая идея, которая позволяет понимать общество, изучать общество, создавать трезвые представления об обществе и о перспективах его развития. Нет этого —нет трезвого понимания общества»35.
В этой связи стоит обратить внимание на опыт тех ученых, кто делал ставку именно на изучении классов. Многие из них придерживаются той точки зрения, что классовый анализ нацелен на изучение классовой борьбы вокруг получения прибавочного продукта (Р. Милибанд, С. Резник и Р. Вольф)36. Заслуживает внимания попытка построить классовый анализ на выделении церемониальных и инструментальных моментов различных обществ37. Соединяя марксиствские и вебленовские идеи, такой анализ позволяет сочетать положение классов в процессе общественного производства с деятельностью, превращающей их в единые группы. Такая позиция оказывается ближе к социологическому материал
лизму, чем следование популярной линии М. Вебера или Т. Парсонса.
К слову говоря материалистический подход так и не был критически разобран и теоретически опровергнут. И не секрет, что в нашей стране на массовом уровне отказ от него (как впрочем, и принятие его) диктовались политикой. Политика конечно тоже довод, но не в научной логике. Не видится ли странным, что как раз таки с разрушением Советского Союза у нас материализм испаряется из сознания социологов, а в Великобритании возникают научные объединения и журналы по изучению исторического материализма?
Между тем, советская экономическая социология 1960- 1980-х годов, в той мере в какой она пыталась искать какое-то социальное содержание в экономике стала отходить от исторического материализма, терять связь с классовым анализам и с изучением движения прибавочного продукта в СССР. Плохую службу в этой ситуации сыграл структурно-функциональный анализ, ставший тогда популярным среди ряда отечественных социологов. Позднее это представлялось следующим образом. «Предложенный нами подход к стратификации как следствию социально-экономической неоднородности труда, — резюмирует О. И. Шкаратан, — не противостоит функционалистскому направлению. Ведь последнее, по существу, положило в основу теории стратификации идею разделения труда, развивающуюся еще К. Марксом и Ф. Энгельсом, Э. Дюркгеймом и другими. Различие с классическим марксистским течением здесь состоит в том, что функционалисты «очистили» разделение труда от таких проблем как насилие и эксплуатация»38.
Дело в том, что без концепции общественного разделения труда и классового анализа представление об изучаемых явлениях и процессах, об экономическом положении и экономических интересах,
об экономической деятельности и мотивах будут бессвязными и лишенными закономерности. Но если игнорировать объективную закономерность, то впоследствии можно прийти к тому, когда самым глубокомысленным суждением станет фраза, что... «социально- экономический человек способен на стратегию»39.
Однако, хотелось бы предостеречь относительно материализма в экономической социологии следующее. Материалистический метод для социологов есть специфическое изучение исторического материала. Без историзма, без диалектики общественного процесса он становится схемой и догмой. Когда-то еще Ф. Энгельс сетовал, что «у материалистического понимания истории имеется те
перь множество таких друзей, для которых оно служит предлогом, чтобы не изучать историю»40. Даже в Советском Союзе, как оплоте марксистского просветительства в XX в., как показал в 70-е годы
В. Я. Ельмеев, тенденция обойти историзм занимала в социологии не последнее место41. Не случайно, что с этой критики начиналась и критика появляющейся в нашей стране экономической социологии, как позитивистской «социологии экономической жизни». И такая опасность присутствует в наши дни. Колоссальный разрыв социологов с исторической наукой угрожающе заметен. И если столетие назад ситуация как в зарубежной, так и в российской науке была многим благоприятней, то постепенно назрела принципиальная проблема. «Возобладавшие в социологии XX в. Формально-аналитические тенденции, открыто противопоставляемые «исторической социологии» прошлого столетия, переопределение социологической мыслью критериев собственной «научности», а также трактовка ею предмета социологии как вторичного или производного от методов и процедур социологического исследование, — все это привело к тому, что понятийные конструкции социологии, даже те из них, что претендовали на постижение диахронного измерения общественной жизни (сама замена «исторического» на «диахронное» имела далеко не только терминологическое, а глубоко содержательное значение и существенные последствия), на поверку оказывались в большей мере классификационно-аналитическими, чем собственно историческими типологиями»42. Поэтому мы получили неумение социологами применять исторический метод в своей науке. В данном ключе исторический метод предполагает умение диалектически видеть предмет, уметь раскрывать его природу в развитии, пользоваться «эволюционными», «процессуальными», «трансформационными» категориями, находить за экономическим положением и интересами различных групп борьбу общественных сил, т. е. по существу сам вопрос социальной онтологии решать исторически. Историзм в экономической социологии помогает понять классы не как субъективные структуры, а как объективные процессы, с эволюционных позиций. И именно теория прибавочной стоимости дает сегодня к этому необходимый ключ.
Важность истории для экономической социологии недавно исследовал А. В. Петров43. И пусть не все элементы его концепции можно принять, однако обращением к историзму он оказался гораздо выше В.В.Радаева с его отвлеченным «стратегическим моделированием». Исследование А. В. Петрова подтверждает невоз
можность строить эту науку на неисторических категориях теории действия. Проблему важности исторических исследований обсуждают и зарубежные ученые. Эту тенденцию для современной экономической социологии обнаружил и попытался объяснить Б. Кэррутерс44. Считая, что исторический подход играет центральную роль для экономической социологии, он признает отсутствие понимания и тем более систематического применения его в своих исследованиях. От его взгляда не ускользает, что например, в США этот метод некоторое время развивался лишь благодаря марксизму. И действительно традиция разграничения исторического и социологического исследований, укрепившаяся в двадцатом столетии во многом благодаря М. Веберу и Т. Парсонсу создавала экономическую социологию, для которой исторический анализ был чем-то внешним. И даже потребность в широких исторических перспективах, назревшая к концу века ввиду интереса к распаду социалистической системы и новым глобализационным процессам не привела к принципиальным изменениям. Изменения действительно возможны лишь при использовании другой методологии, при материалистическом понимании истории развитом до уровня нашего времени.
Если, как было указано ранее, связывать распространение материализма в социологии с началом экономической социологии, то спрашивается, почему исторически сложилось противоречие марксизма и экономической социологии, в том числе и в советское время. Ответ на этот вопрос не вызовет трудности, если критически рассмотреть и понять как и почему исследования процесса общественного разделения труда переместились за последние столетия из политической экономии в социологию, и как реагировали различные научные направления на это движение.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М., 1966- Т. 39. С. 175. Веселов Ю.В. Экономическая социология: история идей. СПб., 1995. С. 3-9. Сошнев А. Н. Экономическое и социальное: единство и различие // Проблемы теоретической социологии: Межвуз. сб. Вып. 4. / Под ред. А. О. Бороноева. СПб., 2003. С. 137. Stinchcom.be A. Economic Sociology. Studies in social discontinuity. New York, 1983. Swedberg R., Smelser N. The Handbook of Economic Sociology. 1990. P.3. Schumpeter J. History of Economic Analysis. New York, 1994. P. 21. Ельмеев В. Я., Долгов В. Г. Экономическая наука и социология: проблемы и перспективы взаимодействия // Вестн. С.-Петерб. гос. унта. Сер. 5. Вып. 1(5). Март 2000. С. 23; Ельмеев В. Я., Тарандо Е.Е., Багаева А. В. К дискуссиям о предмете экономической социологии: подход с позиций классики j j Социология. 2005. №3-4. С. 30-47. Wilson D., Dixon W. Political Economy and the Sociologists. Доклад, представленный на конференции Европейской Ассоциации Эволюционной Политической Экономии 10-12 ноября 2005 г. (Бремен, ФРГ). См. http://www.paecon.net См.: Hodgson G. The Evolution of Institutional Economics. Agencey, Structure and Darwinism in American Institutionalism. Routledge, 2004; Lawson T. Reorienting Economics. Routledge, 2003; Ehrbar H. Critical Realist Arguments in Marx’s Capital j j Marxism and Critical Realism / Ed. by A. Brown, S. Fleetwood, J. M. Roberts. Routledge, 2001. Ельмеев В. Я., Тарандо Е. Е., Багаева А. В. К дискуссиям о предмете экономической социологии: подход с позиций классики // Социология. 2005. №3-4. С. 44. Lee F. Economic Sociology and Heterodox Economics: Different or Different Sides of the same coin. Доклад, представленный на встрече Ассоциации Социальной Экономики 6-8 января 2006 г. (Бостон, США). См. http://www.gsin.uci.edu/econsoc Hodgson G. Economic Sociology — Or Econology? j j http://www.gsm. uci.edu/econsoc/Hodgson. html Радаев В. В. Еще раз о предмете экономической социологии // Экономическая социология. 2002. Т. 3. №3. С. 23. Там же. С. 106. Swedberg R. On the Present State of Economic Sociology (1990s) // Economic sociology. The European electronic newsletter, Vol. 5. N 2 (January 2004). P. 6. Там же. P. 11. Swedberg K. Principles of Economic Sociology. Princeton UP, 2003. P.l.
Здравомыслов А. Г. Проблема интереса в социологической теории. Л., 1964. Swedberg К. Principles of Economic Sociology. Princeton UP. 2003. P. 4. Schutz A. Collected Papers II: Studies in Social Theory, ed. Arvid Brodersen, The Hague: Martini is Nijhoff. P. 91. Там же. P. 95.
, 28 Там же. P. 86. Там же. P. 89. Fourcade-Gourinchas M. Economic Sociology and the sociology of economics. What is sociological about the sociology of economics? Some recent developments // Economic sociology. The European, electronic newsletter. Vol. 4. N2 (March 2003). P. 30-38. Пруелъ H. А. Образование как общественное благо: воспроизводство, распределение и потребление. СПб., 2001. Miliband R. Class Analysis // Social Theory Today / Ed. by Giddens, J. H. Turner, Oxford, 1987. Например, Э.Гидценс еще в 1973 г. строил свою теорию, полагая, что ведущей проблемой социологии является вопрос классов и классового конфликта. Причем даже в послесловии ко второму изданию, датированном 1979 годом, он подчеркивал, что при определенном критицизме к марксизму этот подход ему ближе,, чем подход М. Вебера (Giddens A. The Class Structure of the Advanced Societies. 2nd ed. Hutchinson, 1980. P. 296). Однако уже в работе 1984 г. Э. Гидденс пересматривает свои прежние позиции, оставляя анализу классов все меньше места, что стало еще более заметно в его последующем творчестве (Giddens A. The Constitution of Society. Cambridge: Polity Press, 1984). В чем-то схожий путь прошли П. Бурдье и В. В. Радаев. Ельмеев В. Я., Тарапдо Е. Е., Багаева А. В. К дискуссиям о предмете экономической социологии: подход с позиций классики // Социология. 2005. №3-4. С. 30-47. Вазюлин В. А. Логика истории. Вопросы теории и методологии. 2-е изд. М., 2005. С. 383. Miliband R. Class Analysis If Social Theory Today /. Ed. by Giddens, J.H. Turner. Oxford, 1987. Resnick S., Wolff R. Class Theory and History. Capitalism and Communism in the USSR. Routledge, 2002. Sturgeon J., Bowles D., Jumara J. An Instrumental/Ceremonial Theory of Class, Relatively Homogeneous Labor Markets and Distribution Implications. http://cas.umkc.edu/econ/economics/faculty/sturgeon/paper/ pa- per2.html. Радаев В. В., Шкаратпан О. И. Социальная стратификация. Учеб. пособие. М., 1995. С. 31.
Радаев В. В. Еще раз о предмете экономической социологии j j Экономическая социология. 2002. Т. 3. №3. С. 33. Маркс К., Энгельс Ф. Избр. произведения: В 3 т. М., 1979. Т. 3.
С. 534. Елъмеев В. Я. Принцип историзма в социологии //О структуре марксистской социологической теории (материалы дискуссии). М., 1970.
С. 71-76. Перов Ю¦ В. Историчность и историческая реальность. СПб., 2000.
С. 10. Петров А. В. Исторический метод в экономической социологии. СПб., 2005. С. 182. Carruthers В. Why is the past also the present and future of economic sociology? On method, evidence, and topic // Economic sociology. The European electronic newsletter. Vol. 7. N2 (February 2006). P. 3-6.