С.              Д. Савин ТИПОЛОГИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ

На протяжении всей истории общественной мысли одним из главных вопросов теории был: «Как возможна стабильность?». Так или иначе, об этом задумывались все крупные мыслители древности.

В понятие общественной стабильности вкладывают разные смыслы, прежде всего, в зависимости от теоретической школы. Функционалисты рассматривают стабильность с точки зрения функциональной взаимосвязи социальных институтов. Для конфликтологического направления важно выявление основ солидарности общества в условиях постоянных конфликтов и напряженностей между социальными группами. В теориях синергетики общественная стабильность выступает как кратковременное явление, характеризующееся противоречивым процессом накапливания изменений на всех уровнях системы. Общество — система мультипа- раметрическая, сложноорганизованная.

Тем не менее, общепризнано, что социальная стабильность невозможна как статическое состояние, ибо общество — система динамическая, находящаяся в постоянном процессе изменений. Соответственно, стабильность выступает как определенное значение параметров, не превышающее предельно-критических показателей2. Любая система состоит из элементов и структуры. Поэтому и для выявления общественной стабильности, как системной характеристики, ключевым моментом выступает определение основных структурных параметров. Для общества в целом это будут параметры институциональной, социально-стратификационной, социальноклассовой, социально-демографической, этнической и других видов структур. Для политической стабильности мы предлагаем выделять параметры устойчивости политической системы общества: политико-институциональные, параметры политической культуры, характеристики легитимности и эффективности власти в обществе. Стабильность будет означать относительную устойчивость этих параметров, позволяющую политической системе развиваться, эффективно реагируя на внутренние и внешние импульсы.

Общество как сложная самоорганизующаяся система имеет два больших механизма, обеспечивающих ей гомеостазис. Во-первых, иерархическое централизованное управление, гарантирующее системную целостность и быстроту принятия решений по «оперативным» вопросам, Во-вторых, механизм самоорганизации, который дает системе внутренние импульсы для развития, выполняет функцию балансировки различных социальных подсистем через взаимодействие разносторонних социальных групп и организаций. Естественно, не бывает обществ, в которых эти два механизма выполняли бы абсолютно пропорциональную «работу». Перекос в пользу одного из них неизбежен как в силу исторических особенностей развития конкретного общества, так и множества субъективных и объективных факторов конкретных ситуаций современных социальных процессов.

Можно выделить две базовые модели стабильности общества и, соответственно, его политической подсистемы. Первая —это модель с сильной централизацией управленческого аппарата, когда эта строго иерархичная управленческая система подавляет структуры народного самоуправления. В этом случае мы имеем мобилизационный тип стабильности и политический авторитаризм с его крайним проявлением в виде тоталитарного политического режима (гипермобилизация). Вторая — доминирование механизма самоуправления на разных уровнях управления, когда центральная власть признается вторичной, выполняющей функцию «ночного сторожа» за достигнутым паритетом интересов рынка и широким политическим плюрализмом. Данный тип стабильности носит название автономного, а в политическом плане это будет либерально-демократический режим с крайним проявлением в виде анархии (гиперавтономия). Возможен, и наиболее желателен для системы, третий «срединный вариант», когда два адаптационных механизма находятся в относительном равновесии, что позволяет ей эффективно функционировать и развиваться. Социал-демократ тический политический режим в идеальном варианте отвечает требованиям «золотой середины». Однако «срединный вариант» представляет собой сочетание черт двух механизмов стабилизации в виде неустойчивого равновесия. Что позволяет нам свести типологию политической стабильности к двум основным моделям, между которыми и происходит балансирование системы — мобилизационный и автономный тип.

Идея выделения двух типов стабильности не нова. Многие социологи и политологи уже давно разрабатывают дихотомическую модель двух «крайних» типов социальной стабильности, в том числе и стабильности политической. Можно начать эту традицию в современной социологии с Э.

индивидов. Чем больше в обществе разнообразие, тем выше терпимость людей друг к другу, шире базис демократии.

В то же время, что и Э.Дюркгейм, о двух типах стабильности рассуждал итальянский социолог В. Парето. Изменение общества и его подсистем связывается с цикличностью периодов стабильности и нестабильности. Стабильность выступает как динамическое равновесие между колебаниями системы и бывает двух типов — жесткого и мягкого. Жесткий обеспечивается методами силового воздействия элиты «львов», а мягкий — либеральной элитой «лис». Объективные обстоятельства, связанные с социальной структурой общества и этапом его функционирования вызывают к жизни процессы смены элит и, соответственно, периоды стабилизации и дестабилизации.

Традицию выделения двух типов стабильности продолжил американский политический социолог С. Липсет, изучавший стабильность в двух формах —стабильности демократии и стабильности «не демократии» (диктатуры). Таким образом, и выделенные им состояния политической системы бывают следующими: стабильная демократия, нестабильная демократия, стабильная диктатура и нестабильная диктатура. В основании каждого из этих типов лежат собственные факторы, способствующие стабилизации или дестабилизации данной общественной системы. Переработав идеи, восходящие к классической политической социологии (А. Токвиль, М.

ту степень удовлетворительности, с которой система выполняет основные функции государственного управления, как их понимают большинство населения и его важнейшие влиятельные группы, например, армия и круги, контролирующие основные экономические институты. Тогда как эффективность преимущественно ин- струментальна, легитимность носит оценочный характер, связана с ценностями»3.

В духе либеральной концепции стабильности рассуждает американский социолог Д. Яворски4. Он вводит разграничение между «минимальной» и «демократической» стабильностью. Первый из этих двух терминов означает просто отсутствие на территории государства гражданских войн или иных форм вооруженных конфликтов. Такого рода стабильность вполне может быть достигнута авторитарными методами. В свою очередь стабильность «демократическая» связывается с предполагаемой многими западными политологами способностью демократических структур быстро реагировать на изменяющиеся общественные настроения.

Из западных концепций особое значение в описании двух типов стабильности имеет JI. Козер, поскольку описывает их с точки зрения конфликтогенного потенциала групповой структуры общества. С одной стороны существуют общества с «жесткими» типами структуры, где стабильность поддерживается с помощью «отвода агрессии через институциализированные «защитные клапаны»5. С другой стороны, «стабильность в свободно структурированном обществе, часто неправильно отождествляемую с отсутствием конфликтов, можно отчасти считать продуктом постоянного пересечения разнообразных и разнонаправленных конфликтов»6.

Идея двух моделей политической стабильности имеет богатую историю и в традициях отечественной политико-социологической мысли. Например, Ю.С. Пивоваров в современной борьбе за две модели конституционного устройства российского общества—президентскую или парламентскую — видит более глубокие корни моделей развития всего общества7. Одна из них, так называемая вла- стецентричная, реализуется на протяжении почти всей истории российского государства. Для нее характерно доминирование исполнительной власти с ее концентрацией в едином сильном центре—монархическом, партийном, президентском (мобилизацион-

пый тип). Эта модель предусматривает в качестве фундамента социальный консенсус по поводу власти, И лишь легитимная и ха- ризматичная власть может выступать основой для любых преобразований в обществе с условием поддержания его стабильности. В традиции отечественной социальной мысли эта позиция выражена у Карамзина, который рассматривал историю России, как историю самодержавия. Как замечает Пивоваров, все действовавшие в нашем обществе модели конституционного устройства были выстроены по этому «авторитарному» образцу. И конституция 1906 года, исторически восходящая к М. М. Сперанскому, и ныне действующая конституция 1993 года. Но существует в традиции отечественной мысли и вторая модель — антропоцентричная. В ней центральное место занимает не власть, а гражданское общество, т. е. сам человек с его правами и свободами. Это общество плюралистическое, с внутренними источниками саморазвития, где центральная власть не указывает путь, а лишь регулирует движение (автономный тип). В истории России мы наблюдали зачатки такой модели и в первых русских республиках Великого Новгорода и Пскова, а затем в либеральной мысли XIX в., где яркой путеводной звездой стал конституционный проект Н. М. Муравьева.

В современной отечественной социологии наиболее проработанной является дихотомическая концепция Л. А. Паутовой о резистентной («стабильность-поддержание») и упругой («стабильность-достижение») стабильности8. Это два экстремума возможных состояний стабильности общества. Резистентная стабильность нацелена на сохранение status-quo системы и характерна для «закрытых» обществ, а упругая стабильность — на выработку способности системы восстанавливаться после возмущений в «открытом» обществе.. Как следует из примеров Паутовой, резистентная стабильность лучше всего реализует себя при тоталитарном режиме, в то время как упругая стабильность, соответственно, при демократическом. Хотя, как отмечает автор, в любом обществе процесс развития в целом имеет тенденцию к волновому чередованию резистентности и упругости. Это соответствует синергетическому видению циклического или волнового развития социальных систем, когда вслед за коротким временным промежутком упругой стабильности наступает стабильность резистентная, сменяемая дестабилизацией, нестабильностью и затем новым этапом стабилизации (рождением нового порядка).

Существуют также концепции А. П. Цыганкова, А. В. Зубова,

А. А. Галкина и др. об автономной и мобилизационной стабильности, многие авторы выделяют статическую и динамическую стабильность, или застойную и динамическую стабильности9. Все это свидетельствует о том, что дихотомическая модель стабильности общества самая распространенная в социологии. Однако главной научной проблемой в этой предметной сфере является то, что нет интегрирующей концепции, которая позволила бы без идеологических пристрастий описать данные модели, выделив конкретные системные параметры и механизмы, используемые для ее достижения и поддержания.

Постараемся частично восполнить этот пробел и дать описание двум типам стабильности с учетом российской политической практики.

Автономная стабильность. Этот тип стабильности реализует себя с минимумом вмешательства государства в неполитические сферы общества, задействуя по максимуму механизмы самоорганизации общества—народного самоуправления и группового консенсуса. Автономная стабильность подразумевает широкий плюрализм в обществе, при котором многочисленные автономные группы реализуют свои интересы в конфликтном взаимодействии в рамках гибкой, но устойчивой институциональной структуры.

Для лучшего понимания сути двух моделей стабильности необходимо использовать конфликтологические концепции. Г. Зиммель и его последователь JI. Козер выдвинули концепцию конфликта как «защитного клапана». Конфликт в гибкой структуре современного общества служит тем клапаном, высвобождающим чувство враждебности, которое, не будь этой отдушины, взорвет отношения между антагонистами. Помимо этого, он является механизмом, посредством которого происходит приспособление к новым условиям. Подвижное общество выигрывает от конфликтного поведения в той мере, в какой это поведение благодаря созданию и изменению норм обеспечивает его сохранение в изменяющихся условиях.

В гибких социальных структурах множество конфликтов пересекаются, предотвращая тем самым раскол по какой-нибудь одной оси. Причастность индивидов к нескольким группам заставляет их участвовать в разнообразных групповых конфликтах, не давая тем самым полностью вовлечься в какой-либо один из них. Таким образом, частичное участие во многих конфликтах создает механизм внутренней балансировки структуры. «В нестрого структурированных группах и открытых обществах конфликт, нацеленный на сня

тие напряжения между противниками, обычно выполняет функции стабилизации и интеграции системы отношений»10. Допуская прямое и неотложное выражение противоположных по смыслу требований, такие системы способны реорганизовывать свои структуры, устраняя источники недовольства. Переживаемые ими многочисленные конфликты служат устранению причин разобщенности и восстановлению единства. Проявляя терпимость по отношению к конфликту и интституционализируя его, они обеспечивают себя важным стабилизирующим механизмом.

Мобилизационная стабильность. Жестко выстроенная вертикаль власти со строго иерархичным выполнением функций — исполнительных и контролирующих — вот основной механизм стабилизации этой модели. При этом государственная власть с широким бюрократическим аппаратом стремятся поставить под свой контроль все другие сферы общественной жизни. Автономия элементов такой системы недопустима, поскольку угрожает авторитету центральной власти, подрывает данный тип стабильности.

Если гибкое общество выигрывает от конфликтных ситуаций, потому что подобное поведение, помогая создавать и изменять нормы, гарантирует его выживание в изменяющихся условиях, то в жестких системах такой механизм отсутствует. В данной системе внутренние конфликты подавляются, поскольку они могут пошатнуть положение правящей группы и даже сами идеологические основания такой системы. Вместо конфликтного механизма роль стабилизатора в автократических бюрократических режимах выполняют замещающие институты. В отличие от институтов конфлик- торазрешения их можно назвать институтами конфликтопредот- вращения. Выполняя функцию «защитных клапанов», они приводят к смещению цели субъекта, который стремится теперь не к разрешению неудовлетворительной ситуации, а лишь к снятию возникшего по этой причине напряжения. Как отмечал JI. Козер, там, где такие «защитные клапаны» подставляют замещающие объекты для выражения враждебных чувств, «сам конфликт канализируется: он переносится с исходных неблагополучных отношений на те, в которых целью индивида становится не достижение конкретных результатов, а только снятие напряжения»11. Эффективным средством освобождения от фрустраций служит современная массовая культура—телевидение, кино, спортивные игры и другие формы развлечений открывают большие возможности замещающего выражения строго табуированных импульсов враждебности. Существу

ют и более «традиционные» способы снятия структурного напряжения: создание образа внешнего и внутреннего врага, тотальное распространение господствующей массовой идеологии, усиление роли религии и традиций в общественной жизни.

Тем самым обеспечивается стабилизация системы, давая правящей элите время для маневрирования в приспособлении системы к изменяющимся условиям. Данное поле для маневра включает в себя самые разные методы: от массовых репрессий и силового подавления оппозиции до структурных реформ с послаблениями режима в неполитических сферах общественной жизни. Конечно, тоталитарные режимы в современном мире не имеют устойчивости по причине формирования международной системы защиты прав человека. Отдельные системы, такие как Северная Корея (КНДР), испытывают огромное международное давление и кризисную нехватку ресурсов. Однако авторитаризм в разных формах имеет глубокие основания и широкое распространение в мире в настоящее время. В основании стабилизации этих режимов могут лежать и религиозные факторы (как в Иране), и идеологические (Куба и некоторые другие страны Латинской Америки). В противостоянии «западной» системе ценностей эти режимы формируют особый патриотизм, построенный на образах собственной самобытности и внешнего врага. Также, как правило, декларируются цели ускоренной модернизации общества, преодоления бедности и укрепления международного положения. Каждая подобная система имеет свою стратегию развития и поле для маневра в управленческих решениях, но принцип остается один — централизация власти. В современном российском обществе тоже налицо признаки мобилизационного типа стабилизации, которые реализуются в управленческих стратегиях централизации принятия решений по всем ключевым вопросам развития общества в условиях отсутствия действенной системы сдержек и противовесов.

Разумеется, обе указанные модели политической стабильности, как противоположные формы имеют свои достоинства и недостатки. Общий недостаток в том, что перевес получает один из механизмов стабилизации в ущерб другому. Без централизации нет единства, а без автономной самоорганизации пропадают права и потребности личности. Жесткие авторитарные системы, подавляя конфликт, зачастую препятствуют необходимым изменениям, глушат полезный сигнал тревоги и тем самым усиливают опасность катастрофического взрыва. Институты, выполняющие функцию «за

щитных клапанов», служат сохранению как социальных систем, так и систем индивидуальной безопасности, но их одних недостаточно для выполнения этих функций. Они препятствуют коррекции отношений в изменяющихся условиях, а поэтому помогают лишь частично или временно. С другой стороны излишняя автономия часто ведет к попустительству в управлении и распаду социальных связей в обществе. Она может вызвать социальную аномию с широким распространением девиантного поведения. В обществе будет нарастать социальная дезорганизация, приводящая к полномасштабному кризису. В этой ситуации одни механизмы самоорганизации уже не помогут. На их основе или извне возникнут центростремительные силы, приводящие общество к новой стабильности. В связи с этим, многие социологи от В. Парето и до современных приверженцев системных динамических теорий (JI. А. Паутова, О.Ф.Шабров и др.) видят долгосрочную стабильность как волновое чередование противоположных состояний системы, как некое динамическое равновесие между «лисами» и «львами». По этому принципу построены двухпартийные системы или системы с ярко выраженными противовесами власти и оппозиции, когда две управленческие стратеги конкурируют друг с другом в рамках общепризнанных институциональных форм, единых правил игры. Здесь заложен успех долгосрочной стабильности с относительным равновесием обеих механизмов стабилизации: автономного и мобилизационного.

Всякая модель развития имеет характерные механизмы реализации политики. К мобилизационному типу приводят усилия группировок националистского, коммунистического или протекци- онисткого толка, которые в централизации управления видят залог реализации их идеологических установок. Либералы «всех мастей» и тем более анархисты отрицают государство как ключевой управленческий институт. Свести его роль к минимуму и как можно больше отдать рынку с его саморегуляторами — вот цели их реализации власти. Существуют и центристские социал-демократические и консервативные силы, для которых главной целью является недопущение раскола общества на два лагеря, в результате чего их политика и носит, как правило, прагматический характер поиска баланса в реализации ресурсов, и направлена на ослабление антагонистов.

Сравнительный анализ политической стабильности при различных типах политического режима популярен в западной по

литологии. Например, американский политолог Ч. Эндрейн выделяет три модели современных политических систем: мобилизационную., авторитарно-бюрократическую и согласительную. Каждой из них соответствуют специфические механизмы стабилизации. Анализ этих механизмов Эндрейн осуществляет по трем параметрам: 1) ранжирование и интерпретация культурных ценностей, оказывающих решающее воздействие на формирование приоритетов той или иной политики; 2) воздействие на политический процесс со стороны таких структур, как правительство, политические партии, социальные группы внутри страны, различные иностранные институты; 3) поведение лидеров и масс. При этом стабильность в этих системах зависит от уровня их структурной дифференциации. «Системы с более развитой ролевой специализацией обладают ресурсами (финансами, информацией, техническим персоналом, сложными организационными структурами), сильными политическими организациями, а также ценностными ориентациями, необходимыми для обеспечения более масштабных социальных преобразований. И наоборот, менее специализированным подтипам недостает культурных ориентаций, организационных структур и поведенческих ресурсов для эффективной адаптации к потрясениям, нарушающим

1 9

равновесие системы» .

Похожую типологию выделения управленческих стратегий стабилизации предлагают и некоторые отечественные авторы. Авторский коллектив под руководством В. Я. Гельмана разделил управленческие стратегии российского общества на три типа: управленческая идеология, самоуправленческая идеология и утилитаристская. При этом управленческая идеология исходит из нормативного представления о власти как о единой корпорации, нижним линейным звеном которой являются региональные и местные органы управления. Это модель централизованного администрирования, которая в российской практике находит свое воплощение в концепции «вертикали власти», т. е. системы соподчиненности органов управления с высшей инстанцией в лице верховного правителя страны, будь то царь, генеральный секретарь или президент. С другой стороны, самоуправленческая идеология, которая основана на нормативных идеалах демократии и гражданского общества. Но авторы выделяют также и третью модель — утилитаристскую идеологию — призванную примирить «консерваторов-государствен- ников» и «либералов-западников» в российском векторе развития. Однако эта третья управленческая практика, на их взгляд, наибо

лее «порочна», так как непоследовательна, избегает ответственности и подвержена конъюнктурным колебаниям13.

Очень популярна в мировой политической мысли модель выделения политической стабилизации в условиях переходного периода, демократизации общества без устойчивых традиций. Исследователями подчеркивается, что для переходных форм политических режимов характерно сочетание разных способов осуществления власти, лавирование элиты в поисках стабилизации системы и своей собственной устойчивости. А. Н. Медушевский вслед за М. Вебером предлагает для таких политико-правовых режимов название «мнимый конституционализм» (псевдоконституционализм по М. Веберу). Он передает специфику «переходных» форм как некоего промежуточного варианта между реальным конституционализмом демократических обществ и номинальным конституционализмом автократий. Не отрицая реальности конституции и не превращая ее в чисто идеологический символ, мнимый конституционализм представляет собой систему, где принятие важнейших политических решений в основном выведено из сферы конституционного контроля. И происходит это чаще всего за счет сохранения пробелов и противоречий в конституции, а также наделения главы государства чрезвычайно большим объемом полномочий14.

Однако, как считают польские социологи А. Рихард, и Э. Внук- Липиньский, подобное состояние «мнимого конституционализма» свидетельствует о том, что переходный период носил незавершенный характер. Понимая под политической стабильностью консолидированную и легитимную систему, выделяют аналитически разделенные фазы перехода от недемократической системы к либеральной демократии 15: 1) начальная фаза, когда запущены социальные процессы «трансформативной силы»; 2) межсистемная фаза, когда старая система уже не функционирует, а новая лишь начинает возникать; 3) продвинутая фаза, когда критическая масса перемен достигнута, а старая система определенно уходит в историю; 4) постреволюционная фаза, характеризуемая исчезновением революционной эйфории и вступлением в новую систему повседневного опыта для общества; 5) фаза консолидации, в которой система стабилизировалась и практически становится в общественной жизни единственно доступным полем игры по поводу интересов и ценностей. Таким образом, в данной концепции делается заключение

о              возможности политической стабильности в «переходном» обществе только после того, как система предварительно прошла опре

деленные этапы трансформации. При этом особое значение приобретает скорость перехода от одной фазы к другой, поскольку в случае «растянутости» первых фаз, затухания революционной эйфории, может произойти «досрочная консолидация» и общество стабилизируется в условиях нового авторитаризма. При этом, как отмечает Л. Козер: «деспотизм находится не в прямой, а в обратной зависимости от внутренней сплоченности. Все авторитарные режимы современной Европы возникли в условиях значительной утраты внутренней сплоченности, граничащей с анархией, когда устоявшийся институциональный порядок по сути распался, а правила повседневной жизни и ролевые обязательства потеряли свою значимость»16.

Подводя итог рассуждениям о типах политической стабильности общества, заметим, что любая стабильность связана с консолидацией общества. Основания этой консолидации будут разными (демократическая или популистская), но суть всегда одна — основные группы приходят к согласию относительно базовых ценностей жизни общества. Без этого консенсуса никакая стабильность невозможна. В жестких структурах группы «несогласных» будут просто уничтожаться, а в гибких структурах будут искаться пути достижения согласия через различные варианты конфликтного взаимодействия групп интересов.

Одним из механизмов такого согласия в экономической сфере жизни общества выступает лоббизм, как проявление взаимодействия групп интересов. Лоббирование есть одна из форм общественного диалога между обществом и государством, формы и методы которого зависят от типа государства и уровня организации общества. И если в мобилизационной модели лоббизм, как правило, законодательно не урегулирован, носит ведомственный характер или отвечает интересам крупного бизнеса и, соответственно, олигархических групп и элитных властных кланов. То стабилизация в «автономном» либеральном ключе предполагает узаконенные открытые механизмы лоббирования интересов среднего и малого бизнеса, что способствует формированию многоукладной экономики и среднего класса, как основы ее стабильности. Говоря об эффективности данной модели лоббизма в современном обществе вслед за С. М. Елисеевым можно отметить следующее: «Переход к цивилизованной легальной модели лоббизма предполагает последовательное развитие демократии, институтов гражданского общества, повышения уровня доверия между всеми участниками социальных

взаимодействий, установление в стране диктатуры закона, т. е. создание сильного правового государства, способного как противостоять давлению ограниченных групп интересов, так и выполнить взятые на себя обязательства»17.

Стабильности при демократии, как на то впервые научно-обоснованно указали Г. Алмонд и С. Верба, соответствует особый тип политической культуры — гражданская культура. При этом они отмечали, что для того чтобы элиты могли быть ответственными перед обычным гражданином, от него требуется ряд вещей: он должен уметь выразить свое мнение так, чтобы элиты поняли, чего он хочет; гражданин должен быть вовлечен в политику таким образом, чтобы знать и беспокоиться о том, ответственны ли элиты перед ним или нет; он должен быть достаточно влиятельным, чтобы навязывать элитам ответственное поведение. Иными словами, ответственность элит предполагает, что обычный гражданин действует в соответствии с рационально-активистской моделью. И это будет механизм автономной стабилизации. Однако для достижения другой составляющей демократии — власти элит — необходимо, чтобы обычный гражданин имел совершенно иные позиции и вел себя соответственно им. Чтобы элиты были сильными и принимали властные решения, следует ограничивать участие, активность и влияние обычного гражданина. Он должен передать власть элитам и позволить им управлять. В соответствии с мобилизационным типом стабилизации существует потребность во власти элит, которая предполагает, что обычный гражданин будет относительно пассивен, выключен из политики и почтителен по отношению к правящим элитам (подданнический и приходской тип). Таким образом, от гражданина при сбалансированном типе стабильности в демократии требуются противоречащие одна другой вещи: он должен быть активным, но в то же время пассивным, включенным в процесс, однако не слишком сильно, влиятельным и при этом почтительным к власти18.

Различие между конфликтами, касающимися основ консенсуса, и конфликтами вокруг проблем в рамках консенсуса — это один из общих принципов политической науки от Аристотеля до современной социологии политики. Уже Э.Дюркгейм выделил два типа солидарности общества. Следуя его логике, мы также можем сказать, что при автономном типе стабильности сама взаимозависимость групп и индивидов в современном обществе в некоторой степени сдерживает тенденции к глубинным расколам. И в то же

время взаимозависимость, сдерживающая тенденции к радикальному расколу системы, не исключает различий интересов, ведущих к конфликтам; напротив, чем больше взаимозависимость, тем острее встает вопрос об относительных преимуществах. Институционализированные каналы реализации таких конфликтов представляют собой важный «балансировочный механизм» демократического общества. Изменения в соотношении сил, обнаруживающиеся в ходе и посредством конфликтов между разными группами, можно регулировать путем постоянной реадаптации таким образом, чтобы базовая структура оставалась достаточно подвижной и могла выдерживать внутренние напряжения. Следовательно, в таких гибких системах опасность конфликтов, нарушаюшдх базовый консенсус сведена к минимуму. Само государство выступает здесь не только аппаратом принуждения, насилия, но и аппаратом формирования общественного согласия, социального равновесия, единства. Политическая система включает, кроме государственных, многочисленные общественные объединения людей, которые обязаны стимулировать социальное равновесие, а иногда и жестко корректировать непоследовательные, неразумные действия политика. Стабильность демократического правления обеспечивается не собиранием власти в один кулак, а способностью основных политических институтов предоставлять справедливую возможность всем политическим силам участвовать в разделении власти на всех

19

уровнях .

Солидарность в авторитарных системах носит мобилизационный характер и достигается, как правило, популистскими методами. Жесткие системы могут, как было показано выше, преуспеть в деле канализации враждебных чувств посредством институтов, выполняющих роль «защитных клапанов», — таких как институционализированная ксенофобия и некритичный патриотизм. Главное для такой системы дополнительно наладить механизмы адаптации к изменяющимся условиям, чтобы не было накопления оснований для конфликтов и, следовательно, угрозы базовому консенсусу. Политическая элита авторитарного режима как закрытая группа, не только рассматривает любое инакомыслие как «происки врага», но и склонна к «изобретению» внутренних и внешних врагов в целях усиления внутренней солидарности. Такая группа беспрестанно ищет врага, поскольку от его наличия зависят ее сплоченность и существование. Так осуществляется маневрирующая легитимизация власти. В авторитарных и «переходных» обществах власть имеет

большие возможности для политического маневра с целью повышения собственной легитимности хотя бы на короткий временной промежуток. «В этом и сложность легитимации, и залог устойчивости политической власти, имеющей достаточно простора для маневра с целью компенсации недостатка легитимности по одним основаниям ее наличием по другим»20. Это постоянное движение легитимации дает возможность политическим системам сохранять стабильность, апеллируя то к одним, то к другим стереотипам и критериям, одновременно увязывая легитимность внутреннюю и внешнюю.

Большинство признаков осуществления изменений в современном российском обществе свидетельствует о мобилизационном типе стабилизации системы: выстраивание жесткой вертикали власти, неконкурентная система политических партий и выборов, подавление оппозиции, «сворачивание» свободы слова и других проявлений политического плюрализма, селективное применение правовых норм и использование судебной практики в интересах правящей элиты. По каждому из этих признаков можно дискутировать, но общая тенденция очевидна — в России складывается авторитарный политический режим с соответствующими стабилизационными механизмами. О минусах такой модели было сказано выше и много говорится в «либеральной» политологии. Остается надеяться на то, что маятник изменений в ближайшие годы вновь двинется в сторону демократизации нашего общества и приведет его к подлинной стабильности с равновесием механизмов самоорганизации и централизации. Медушевский А. Н. Теория конституционных циклов // Полис. 2006. №2. С. 51. См. Покосов В. В. Стабильность общества и система предельных показателей его развития // Социологические исследования. 1998. №4. С. 86-93; Саенко Ю. И. Состояние общества. К вопросу о его измерении // Социологические исследования, 1999, №10. С. 26-30; Шидлов- ский В. А., Новосельцев В. Н. Мультипараметрическое обеспечение гомеостазиса и гомеокинеза // Сб. Принципы системной организации функций. М., 1973. С.75-87. Американская социология: перспективы, проблемы, методы / Пер. с англ. В. В, Воронина, Е. В. Зиньковского; под ред. Г. В. Осипова. М., 1972. С. 205.

Макарычев А. С. Стабильность и нестабильность при демократии: методологические подходы и оценки j j Полис. 1998. №1. С. 149-157. Козер Л. Функции социального конфликта. М., 2000. С. 68. Там же, С. 101. Пивоваров Ю. С. Между казачеством и кнутом (К столетию русской конституции и русского парламента) // Полис. 2006. №2. С. 5-26. Паутова Л. А. Проблема стабильности социальных систем: Авто- реф. канд. дис. СПб., 1998. С. 14. См. Цыганков А. П. Социально-классовые основания стабильных политических режимов // США: экономика, политика, идеология. 1992. №4. С. 21-32.; Галкин А. А. Стабильность и изменения сквозь призму культуры мира j j Полис. 1998. №5. С. 114-122. Козер Л. Функции социального конфликта. С. 181. Там же. С. 183. Эндрейн Чарльз Ф. Эффективность осуществления политического курса и социальные преобразования / Пер. с англ. М., 2000. С. 28. Гельман В., Рыженков С., Белокурова Е., Борисова Н. Автономия или контроль? Реформа местной власти в городах России, 1991— 2001. М., СПб., 2002.С. 46-48. Медушевский А.Н. Теория конституционных циклов. С. 52. Рихард А., Внук-Липиньский Э. Источники политической стабильности и нестабильности в Польше // Социс. 2002. №6. С. 64. Козер JI. Функции социального конфликта. С. 113-114. Общество и власть: проблемы взаимодействия / Отв. ред. В. Д. Виноградов. СПб., 2006. С. 117. Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии // Полис. 1992. №4. Виноградов В. Д. «Правило равновесия» в общественных системах // Конфликт и социальный порядок: Сб. статей / Под ред. В. Д. Виноградова, Ю. Н. Пахомова. СПб., 2002. С. 7-8. Шабров О. Ф. Политическое управление: проблема стабильности и развития. М., 1997. С. 145.