9.4. Популизм как категория политической социологии            

Популизм получил значительное распространение в странах Латинской Америки. В странах этого континента, в отличие от ситуации в странах Европы конца XIX в., сохраняется преимущественно аграрный харак-

тер экономики и господство земельных собственников.

Во-вторых, в странах Латинской Америки государства не являются сильными, авторитет которых не выходит, как правило, за пределы больших городов, сохраняя вплоть до наших дней следы патримониализма.

Наконец, в отличие от западных стран, массивная урбанизация стран Латинской Америки не является следствием индустриализации, как это имело место, например, в Европе: урбанизация здесь предшествует индустриализации. Неудивительно, что рост городского населения не сопровождается развитием рабочего класса и рабочего движения.

Получается так, что Латинская Америка как бы не созрела для реального демократического изменения, а также и для изменений бонапартистского стиля в условиях олигархического парламентаризма. При этом оказывается, что давление в пользу демократизации общества становится недостаточным, уступая давлению со стороны олигархии. Бонапартистские, по сути, решения оказываются непрактичными в силу бездеятельности государства, тем более что в большинстве стран нет достаточно сильного влияния пролетарской среды. Устойчивость режима определяет традиционный контроль над селом.

Популистская стратегия в политическом плане сталкивается с двойной проблемой. Если она нацелена на экономическую поддержку крестьянского мира, то необходимо учитывать то, что крестьянство находится под контролем нотаблей.

Короче, популистские стратегии берут начало в переинтерпретации клиентелистского ресурса в урбанизированной, плебисцитарной, этатической и открыто диктаторской перспективе в большинстве случаев. Более того, эти проявления в течение XX в. укреплялись экономическим фактором во многих странах Латинской Амери-

ки. Отставание стран Латинской Америки от США и стран Западной Европы породило в правящей среде чувство зависимости и фрустрации. Однако эта негативная констатация стала питательной почвой для популизма. Она позволяла использовать вербальное разоблачение западного империализма как альтернативу доктрины классовой борьбы. Популистские правления, например Ж. Варгаса[289] в Бразилии, X. Перона[290] в Аргентине, Насера в Египте, являлись контрреволюционными. Антиамериканизм или афишируемый нейтралитет был для них только отклонением. Выспренний радикализм, обращенный вовне, был ширмой внутреннего консерватизма, иногда абсолютного, иногда относительного.

Определения, обычно даваемые популизму, не включают в себя макиавеллистский момент. Основываются эти определения на легитимизирующем мифе, якобы присущем самим популистским стратегам. Для них, в частности для Варгаса, который широко использовал такую риторику в Бразилии с 1930 по 1955 г., популистский «чудотворец» становится «отцом бедных». Он является харизматическим лидером, который не терпит никакого посредничества между объединяемым народом и собой лично.

Такое клише предложил Э. Шиле[291], который одним из первых анализировал этот феномен. Он рассматривает популизм как утверждение лидером примата народной воли, являющейся источником провиденциального суверенитета, вписанного в прямое отношение между люби-

мым руководителем и мобилизуемым народом. Таким же является восприятие этого феномена Джино Джермани[292], который, соединяя демагогию с реальными намерениями, рассматривает популизм как требование равенства в условиях авторитаризма.

Такая интерпретация, введенная Питером Уорслей, указывает на другие атрибуты популизма. В частности, скорее на моралистскую, чем на прагматическую динамику, иначе говоря, на расчетливое недоверие по отношению к проектам индустриализации. А также на обратный эффект, на основе которого контакт с массами оказывает воздействие как на них самих, так и на лидера. Наконец, нельзя не отметить суммарный и антиинтел- лектуальный характер идеологии популизма, которая обращена к маленькому человеку и представителю коренного населения, что отражает страх перед крупными изменениями.

Идеология популизма отличается, как правило, агрессивностью. Однако эта идеология не имеет революцион-

ного содержания, т. к. популизм чаще всего стремится сохранить традиционное неравенство. Определяя популизм как патримониальный социализм, связывающий немногочисленный рабочий класс с лидером, который является избранным выходцем из олигархии, Джеймс Курт[293] указывает на его двойственность.

Французский социолог Франсуа Буррико, указывая на долговременность феномена популизма, обращает внимание на его разнообразие. Популизм не ограничивается своим латиноамериканским выражением. Популизм может основываться на поддержке среднего класса, а может и не получать такой поддержки от этого важного в социальном и политическом смысле слоя, который далеко не всегда терпимо относится к олигархии. Такое дополнение к анализу феномена популизма позволяет отличать, например, «мелкобуржуазный» режим, установленный в итоге революции в Мексике, от патерналистского режима в Аргентине времен Перона.

Подход Ф. Буррико заключается в подчеркивании изменчивого характера популизма. Популизм как реальный политический феномен стал известен еще в XIX в. на севере Америки в виде фронды мелких сельских производителей перед лицом капиталистов или патрициев восточного побережья США. В это же время на Старом континенте популизм был представлен движением буланжистов[294], потом — движением католиков, выразителем которого был Ш. Пеги[295], до того как

это движение нашло выражение в христианской демократии Западной Европы. В более широкой трактовке, популизм берет начало в романтической сентиментальности, связанной со стремлением к возврату атавистических ценностей, примером чего могут быть народники в России и пангерманисты Volkgeist (Дух народа). Получается так, что популизм берет начало в Европе, однако укоренился он в Латинской Америке.

Дебаты по вопросам сущности популизма лучше всего иллюстрировать на примере характеристики природы различных проявлений в системе правления.

Вторая разновидность популистского правления является не менее классической. Она вписывается в авторитар-

зованы в духе наивной средневековой религиозной мистерии: «Мистерия

о              Жанне д'Арк» (1810), «Мистерия о святых праведниках» (1912), «Ева» (1913). Недавние примеры неопопулизма, основанного на результатах выборов, связаны с именами Фернандо Колор де Мело в Бразилии и Карлоса Менема в Аргентине. Другие латиноамериканские страны имеют в этом отношении еще более древнюю традицию Так, Эквадор являет собой пример того, как электоральная конкуренция развивается между сельскими популистскими лидерами. То же самое можно сказать о Перу, когда речь идет о соперничестве Алана Гарсия с кандидатом на выборах в 2001 г , не меньшим популистом Толедо или с Альберто Фухиморо в 90-е гг. По имени диктатора Жетулио Варгаса, находившегося у власти с 1931 ill 4 по 1945 г.

ную систему правящей партии, например Институционно-революционной партии в Мексике до 2000 г. Она характерна также и для Перу в период с 1930 по 1950 г.

Эти варианты популистского правления характеризуются известной революционностью.

Как показывает история Мексики, харизма сменяющих друг друга мексиканских президентов является временной, ограниченной сроком невозобновляемого мандата. Президент является руководителем, наделенным властью той партии, к которой он принадлежит. Он является порождением партии, а не личностью, выдвинувшейся на политической сцене. Неудивительно, что, начиная с 40-х гг. прошлого столетия, в Мексике был положен конец постановке под вопрос сложившегося социального порядка. Это способствовало утверждению консервативного начала как в его сущности, так и в языке политики. И потому, если популизм, по-мексикански, называют и популистским, то это можно понимать только в ограниченном смысле. Свершившаяся здесь революция завершилась тем, что она позволила новой олигархии заменить собой старую олигархию на основе изменения положения дел с земельной собственностью.

Милитаризованный популизм является другим его выражением. Он сложился в Египте при правлении Насера Г.А. Однако сформированная им система власти заимствовала многие черты мексиканского популизма. В Египте, в частности, апеллировали к арабской идентичности. Другая разновидность такого популизма была представлена в Перу, где власть военных опиралась в 1968 — 1975 гг. на коллективную харизму армии, а не на гражданскую партию, как в Мексике. А. Лоуенталь[296], изучавший попу-

лизм Перу, указывает, что в его основании лежала политика государства на селе, но она не меняла сложившееся социальное равновесие. Другой пример — режим Ф. Кастро. Он утвердил на Острове свободы такой режим, который несет в себе черты авторитаризма и даже тоталитаризма. Напротив, аргентинский перонизм, скорее, является исключением, чем подтверждением его консервативного начала. Этот вариант режима популизма не рассматривает в качестве первоочередной задачи дестабилизацию социального равновесия. Учитывая ограниченную поддержку со стороны мелкой буржуазии и отсутствие понимания со стороны олигархии, перонистский режим строил свою политику на основе опоры на народную мобилизацию при помощи государственного профсоюза, который выполнял, по сути, функцию одной партии. Но этот же профсоюз и разрушит потом популистскую легитимность Перона. Есть все основания утверждать, что популистский авторитаризм может быть основан только на национальном согласии, без чего он превращается в демагогию.