ПОНЯТИЕ «ЭЛИТА» В СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ (ОПЕРАЦИОНАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ)
Завершить тему, связанную с понятием элиты, нам не удастся, если мы не спустимся с высот политологической теории к эмпирическим социологическим и политологическим исследованиям элит.
Иначе говоря, нам необходим переход с концептуального на операциональный уровень.Известный нам Т. Дай пишет: «Наша первая задача — ... разработать операциональное определение элиты, чтобы мы могли идентифицировать (по именам и по позициям) тех людей, которые обладают в Америке огромной властью*[LVII]. А тут социологов ждут новые трудности. Тот же Сартори, как и английский политолог А. Гидденс, пишут, что неумение усмотреть и четко различать концептуальный и эмпирический запросы, как и неумение заняться ими в должном порядке: прежде концептуальным, затем эмпирическим,— породило «невообразимую путаницу» в литературе об элитах[LVIII].
Большинство политологов, ведущих эмпирические исследования элит, обращаются к альтиметическому критерию. Профессор Мичиганского университета С. Элдерсфельд, стремясь приложить понятие элиты к эмпирическим исследованиям, пишет, что тут требуется понятие элиты в широком смысле, включающем не только лидеров, принадлежащих к высшему эшелону власти, но и тех политиков, которые пользуются влиянием в пределах города, округа, штата, а также активистов партий, деятелей местного масштаба. Собственно, против этого трудно возразить. Но, во-первых, этот подход мало приближает нас к эмпирическим исследованиям элит, во-вторых, он известен уже много десятилетий, по крайней мере со времени известных работ Ф. Хантера и Р. Даля (кстати, остро полемизировавших друг с другом), в-третьих, если политолог исследует только высший эшелон власти, включающий общенациональных политических лидеров и администраторов, он использует узкое понимание термина. Да и сам Элдерсфельд проводит сравнительное исследование элит США, Англии, Швеции, Нидерландов, ФРГ, Италии, Франции, беря 1500 высших служащих государственного аппарата и парламентариев этих стран2 (т.
е. четко выраженный альтиметрический подход).Т. Дай в книге «Кто управляет Америкой?», ставя перед собой задачу выработать операциональное определение элиты, считает, что в нее входят «индивиды, занимающие высшие позиции в институциональной структуре США»3. В другой книге, написанной им со-
вместно с X. Зиглером, говорится: «Власть в Америке организационно сосредоточена в основных социальных институтах — в корпорациях и правительственных учреждениях, в системе образования и военных кругах, в религиозных и профсоюзных сферах. Высокие посты в основных институтах американского общества являются источником власти. Хотя не вся власть держится на данных институтах и осуществляется через них и само руководство также не всегда использует их потенциальную власть, тем не менее должности в этих институтах являются важной базой власти»1. В элиту США включаются высшие политические лидеры, руководители промышленности, финансов, владельцы средств массовых коммуникаций, в общем, «те, кто распределяет ценности внутри нашего общества и они же влияют на жизнь всех американцев»[LIX] [LX]. Ее численность — порядка пяти тысяч человек. Критерий отнесения к элите, как видим, также альтиметрический.
Соглашаясь с тем, что альтиметрический, он же функциональный подход к элитам «работает» в рамках политической социологии, необходимо сказать и о его ограниченности, о необходимости дополнить его другими подходами и методами.
В современной социологии при выявлении того, кого можно отнести к элитам (причем разного уровня, от государственного до регионального и местного) используются три основных метода: позиционного анализа, репутационный и метод участия в принятии важнейших стратегических решений[LXI].
Позиционный анализ исходит из предположения, что Конституции и официальные государственные институты, а также важнейшие негосударственные институты с их формальной иерархией, дают адекватную картину иерархии властных отношений. Так полагают Т. Дай и его коллеги, считающие, что те, кто занимает высшие посты в институтах власти, определяющим образом влияют на политические события и являются элитой.
Позиционный, альтиметрический критерий использует и исследователь российских элит, накопившая большой эмпирический материал, О, Крыштановская. Политическая элита определяется ею «на основе позиционного подхода, т. е. в нее включаются те лица, которые занимают посты, предусматривающие принятие решений общегосударственного значения: депутаты Федерального Собрания РФ, правительство РФ, Президент РФ и его ближайшее окружение и др. Мы не называет здесь лидеров крупнейших политических партий страны и глав региональных администраций, так как эти две категории составляют большинство Российского парламента... Обозначим следующие «сквозные», функциональные группы элиты: правительство, парламент, партийная элита, высшее руководство, региональная элита, бизнес-элита»[LXII].
Признавая ценность позиционного подхода (в рамках политической социологии), мы хотели бы высказать ряд существенных, на наш взгляд, замечаний. При таком подходе часто игнорируются весьма влиятельные люди, оказывающие косвенное воздействие на политических деятелей, наделенных официальными властными полномочиями. Этот подход таит в себе опасность принять за истину то, что лежит на поверхности, что формализовано в официальном статусе определенных лиц, опасность отождествить формальную и неформальную политическую структуру. Составив список лии, занимающих высшие руководящие должности в той или иной стране, элитолог альтиметрической ориентации (именно для него и характерна приверженность к позиционному подходу) может полагать, что политическая элита ему известна, и его задача состоит в том, чтобы определить ее характеристики. Но так ли это? Ведь вне этого списка официальных лиц могут оказаться люди, не занимающие официальных постов, но влияющие на принятие политических решений или на общественное мнение не меньше, а может быть, и больше, чем лица, попавшие в указанный список. Вспомним, например, роль А. Коржакова —^главного охранника» Президента Ельцина до его скандальной отставки 1996 года.
Чтобы избежать подобной ошибки (точнее, минимизировать ее), чтобы скорректировать недостатки позиционного метода, существует ряд других методов, среди которых особенно важен метод репутационного анализа или экспертных оценок.
Суть его — определение людей, пользующихся властью и влиянием, при помощи опросов политических деятелей, верхушки бюрократии, а также ученых — политологов, социологов, выступающих в роли экспертов. Одним из первых этот метод использовал видный американский элитолог Ф. Хантер для изучения властных отношений в Атланте и других городах США, а также взаимоотношений между федеральными и региональными элитами этой страны. Отметим, что за последние годы российские политологи накопили опыт в разработке метода репутационного анализа. Мы имеем в виду прежде всего списки наиболее влиятельных политиков России (по экспертным опросам), которые публикуются в «Независимой газете» и некоторых других изданиях. Совмещая оба этих списка (официальных политических руководителей и список экспертной оценки наиболее влиятельных политиков), накладывая один на другой, мы можем внести соответствующие коррективы и уменьшить возможность ошибок. Слабость метода репутационного анализа — в его субъективности, в том, что он дает сведения не столько о властной дифференциации, сколько о компетентности выбранных экспертов. Тем не менее указанный метод оказывается «работающим» при исследовании состава элит. Так, анализируя указанные списки, опубликованные в «Независимой газете» за 1993—1995 годы, американский социолог Ш. Ривера смогла получить ряд интересных данных о тенденциях формирования состава посткоммунистических российских элит[LXIII].Очень интересны и поучительны сравнительные политологические исследования элит разных стран, различных политических систем. Результаты эмпирических исследований позволяют обнаружить как некоторые сходные процессы, происходящие в элитах различных стран, так и специфические для каждой страны. Например, Элдерсфельд, анализируя результаты своего эмпирического исследования, о котором речь шла выше, отмечает, что вызывает беспокойство тенденция к воспроизводству существующего типа элит, к медленному обновлению их состава. Но таковы же выводы из эмпирических исследований американских элит Р, Миллса, Ф.
Хантера, Т. Дая и многих других элитологов. А как обстоят дела в российской политической элите? Анализ списков наиболее влиятельных политиков России в их динамике в «Независимой газете» и других изданиях при всех их недостатках все же позволяет судить о том, что те же отрицательные тенденции характерны и для российских элит. Обновляемость этих списков (в частности) за 1993—1995 годы низка, шла скорее «перетасовка карт» одной и той же колоды, т. е. рейтинги политиков, входящих в список, меняются, одни вырываются вперед, другие отстают, но это в большинстве одни и те же люди; мал приток в политическую элиту новых людей. Однако, может быть, тут есть один позитивный момент: низкая мобильность элиты, как правило, есть вместе с тем индикатор стабильности политической системы. Однако Россию «аршином общим не измерить»: наша политическая элита одновременно и нестабильна (о чем свидетельствуют частые перемещения лиц на руководящих должностях в период президентства Ельцина), и медленно пополняется новыми людьми (то есть ситуация одна из наихудших). Вывод может быть только один — нам следует стимулировать как раз противоположные процессы, а именно: во-первых, приток в элиту новых людей, высокообразованных и высокоморальных, и, во-вторых, стабилизацию социально-политических отношений.Одним из самых надежных способов идентификации элиты, прежде всего политической элиты, является включение в эту категорию лиц, принимающих важнейшие, стратегические решения (одним из разработчиков этого метода является Р. Путнэм1). О. В. Гаман-Голутвина считает даже этот метод важнейшим. Именно в этом плане она определяет политическую элиту' как «внутренне сплоченную, составляющую меньшинство общества социальную группу, являющуюся субъектом подготовки и принятия (или влияния на принятие/пепринятие) важнейших стратегических решений и обладающую необходимым для этого ресурсным потенциалом»[LXIV] [LXV].
Действительно, рассматриваемый нами метод имеет много преимуществ; при таком подходе учитывается и прямое, и косвенное влияние акторов на процесс принятия решений (decision-making).
Однако этот метод имеет и ряд существенных недостатков, связанных с выявлением этой самой роли в принятии решений, где задействовано подчас слишком много людей — и политических лидеров, и их ближайшего окружения, и экспертов, готовящих решение, и спичрайтеров и высших чиновников, оформляющих, редактирующих решение (и тем самым вносящих в него определенные нюансы, оттенки). Мы не говорим уже об объективных факторах ситуации, заставляющей принять то или иное решение, порой вынужденное.Нам представляется, что каждый из перечисленных методов имеет свои достоинства и недостатки, и для увеличения точности исследования эти методы следует объединить, тем более они не являются альтернативными, а скорее взаимодополнительными. Наконец, к указанным методам следует добавить и метод, называемый в социологии case-study, а также методы контент- анализа прессы, телевидения, других каналов массовой информации, касающихся политической, административной, экономической, культурной и иных элит по каналам массовой информации. [LXVI] рофирования классового подхода в советское время до игнорирования проблемы классов, ухода от нее — в постсоветское, когда многие социологи как бы «стесняются» употреблять это понятие даже там, где оно совершенно необходимо, в частности, при анализе социальной структуры общества. Нам представляется, что обе эти вредные крайности следует преодолеть. Тут предпочтительна более взвешенная, последовательная и спокойная позиция западных, в том числе американских социологов, большинство которых свободно от гипертрофирования проблемы классов и классовой борьбы и, вместе с тем, широко пользуются понятием «класс* при социальном и политическом анализе общественного процесса.
А вот элитаристы, как правило, отрицательно относятся к термину «класс*. Элитаристы функциональной школы, определяя понятие элиты, обычно, предупреждают против отождествления ее с правящим классом. Хотя теории Парето и Моски были явно направлены против марксизма, функционалисты часто пишут о «следах марксистского влияния* в трудах патриархов элитизма и призывают «до конца* освободиться от этого груза, Они не забывают, что Моска, подразумевая элиту, употреблял термин «правящий класс*, а Парето одобрительно отзывался о теории классовой борьбы Маркса. Западногерманский социолог К, Клоцбах пишет, что необходимое «очищение» элитизма предпринял выдающийся немецкий социолог К. Маннгейм, который создал «более правильную теорию* о том, что понятие элиты не тождественно понятию правящего класса». Ограниченность гиперотрофирования классового подхода отмечает видный английский социолог Т, Боттомор, требуя отказа от видения социальной структуры «сквозь марксистскую классовую призму» и рассмотрения схемы элита-масса как идеального типа в духе Макса Вебера,
По Маннгейму, элита — меньшинство, обладающее монополией на власть, на принятие решений относительно содержания и распределения основных ценностей в обществе (он различал политическую, интеллектуальную, религиозную и другие типы элит). Он стремился доказать, что система элит стоит как бы над системой классов. Маннгейм утверждал, что развитие индустриального общества представляет собой движение от классовой системы к системе элит, от социальной иерархии, базировавшейся на наследственной собственности (что, по его мнению, есть главный признак класса), к иерархии, основанной на собственных достижениях и заслугах (позднее этими положениями Маннгейма воспользовались теоретики меритократии) Таким образом, Маннгейм считал элиту индустриального общества «элитой способностей» (современные социологи обычно считают таковой элиту постиндустриального общества, однако, теория постиндустриального, информационного общества была сформулирована после смерти Маннгейма) в противовес «элите крови» и «элите богатства». Он видел свою задачу в элиминировании классового содержания, которое в скрытой форме еше просматривалось в ряде элитистс- ких построений, стремился представить элиту чисто функциональной группой, выполняющей необходимые для каждого общества управленческие обязанности.
Проблема соотношения понятий «элита» и «класс» — предмет полемики в западной, в том числе американской социологии. Это признает и большинство современных исследователей. Так, Р. Мартин считает, что исторически теории элиты развивались как реакция на марксистскую теорию классов, хотя при этом оговаривается, что впоследствии некоторые элитаристы стали относиться к понятию класса с большей терпимостью. Еще более определенно высказываются американские социологи К. Прюит и А. Стоун. «Элитарные теории находятся в конфликте с марксистской идеей классовой борьбы,— заявляют они,— Если «Манифест Коммунистической партии» провозглашает, что история до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов, то кредо элитаристов заключается в том, что история до сих пор существовавших обществ была историей борьбы элит... Неэлиты являются пассивными наблюдателями в этой борьбе»[LXVII]. Элитаристы, отмечают американские социологи Дж, Корветарис и Б. Добратц, «всеми силами стремятся опровергнуть марксистский тезис о том, что правящий класс — это владельцы средств производства, утверждая, что элита — это продукт чисто политических отношений»2. Новозеландский социолог С. Нг полагает, что элиту следует определять «исключительно в терминах власти», отвлекаясь от экономических отношений3.
Возникает естественный вопрос: если понятие «элита» даже по признанию многих элитаристов мало- объективно (Ляво), донаучно (Мейсел), если термин отягощен своей этимологией, заставляющей имплицитно предполагать наличие «лучших», «избранных» людей, которыми обычно и объявляются власть имущие, то не лучше ли вообще отказаться от этого термина, тем более что его часто трактуют как бесклассовое понятие, как альтернативу классовой дифференциации. Последний подход явно направлен на подмену деления общества на большие группы людей в зависимости от их отношения к средствам производства дихотомией элита— масса, основанной на различном доступе людей к власти — признаке производном, вытекающим из социально-классовой дифференциации, а отнюдь не порождающим ее. И все же не будем спе-
шить с выводами. Попытаемся подойти к проблеме с другой стороны, а именно: выяснить, нельзя ли использовать понятие элиты не как альтернативу классовой дифференциации, а, напротив, для обозначения ее стороны и момента.
Вполне допустимо, что в определенных целях исследования социолог использует понятие элиты, При этом мы сталкивается с двумя случаями: 1) уровнем исследования, в котором еще не раскрыта классовая структура общества, но уже зафиксировано деление на «высших» и «низших», власть имущих и объект управления, правителей и исполнителей (ограничение этими представлениями, свойственными обыденному сознанию, может увести от понимания классовой дифференциации и ее причин); 2) с использованием этого термина в отношении части класса, занимающего господствующие позиции в политическом управлении. В последнем случае необходимо уточнить это понятие, которое, по собственным признаниям многих элитаристов, представляется им неопределенным. Это уточнение необходимо потому, прежде всего, что многие элитаристы, ссылаясь на этимологию термина, относят к элите «лучших», «избранных». Поэтому нам и представляется предпочтительным структурно-функциональный подход к элите, ибо он свободен от фетишизации политических элит, признавая, что это не обязательно «лучшие», «избранные» люди прежде всего с точки зрения критериев морали, а также иных критериев (включая интеллект). Во-вторых, уточнение термина необходимо вследствие того, что этот термин часто используется для затушевывания подлинной основы социальной дифференциации (с ним связаны представления о том, что дихотомия элита — масса имманентно присуща всем социальным системам, прошлым и будущим, т. е, они неисторичны). В-третьих, необходимость уточнения связана с тем, что элитаристы, приписывая элите
26 S
все достижения цивилизации, отрицают или принижают роль народных масс в историческом процессе.
Попытаемся соотнести феномен элиты с фактом социально-классовой дифференциации, таким образом введем нужный термин с качественно иным, чем у перечисленных выше элитаристов, содержанием: вместо того, чтобы противопоставлять его феномену классовой дифференциации или подменять последнюю, попытаемся определить его как существенный элемент этой дифференциации. Господствующий класс не есть нечто недифференцированное целое, нерасчлененное внутри себя, не есть некоторая абстрактная целостность; он включает в себя ряд слоев, роль которых в обеспечении власти этого класса различна. Господствующий класс не может осуществлять свое господство in extenso — в своей целостности, в своей совокупности. Его интерес как правящего класса осознается и выражается прежде всего наиболее активной его частью, авангардом, который опирается на определенную организацию—• государственный аппарат, политическую партию и т. п. ту часть господствующего класса, которая непосредственно осуществляет руководство обществом, держит руку на руле управления, и можно именовать политической элитой.
В структуре господствующего класса можно выделить определенные элементы (двигаясь от целого к частному с учетом уровня активности и степени воздействия его на целое): господствующий класс -» политическая активная часть класса, его авангард -» организация класса лидеры. К политической элите и можно отнести наиболее авторитетных, влиятельных и политически активных членов правящего класса, включая слой политических функционеров этого класса, интеллектуалов, вырабатывающих политическую идеологию класса, лидеров этих организаций, то есть людей, которые непосредственно принимают политические решения, выражающие совокупную волю класса.
Вряд ли можно сомневаться в том, что при исследовании политического процесса нужен термин, обозначающий эту наиболее активную, организованную часть господствующего класса. Но очевидно и другое: если этим термином будет «элита», необходим ряд оговорок и уточнений, чтобы освободить его от того содержания, которое вкладывает в него большинство элитаристов, стремящихся фетишизировать слой лидеров, объявить самыми достойными, компетентными, наиболее пригодными для руководства обществом людей, представить этот слой подлинным субъектом исторического процесса в противоположность «нетворческой», «бесплодной массе».
Выше уже говорилось о неадекватности ценностной интерпретации элиты — в ценностном отношении се качества могут быть и со знаком минус. Говорилось и о недостатках функционального подхода, сторонники которого, как правило, трактуют элиту как бесклассовый слой.
Как отмечает чешский социолог М. Нарта, «наиболее оправданным будет понимать под элитой специфические властно-политические группы, которые в условиях классово-антагонистического общества представляют исполнительную властно-политическую часть правящего класса»*. Как видим, понятие «элита» не совпадает по объему с понятием «правящий класс»: первое оказывается функционально как бы управленческим «исполнительным комитетом» второго. Эти понятия не совпадают полностью и по содержанию. Отметим, что к управленческой деятельности правящий класс обычно привлекает и наиболее способных представителей других классов и слоев населения, прежде всего, слоев, близких правящему классу. Таким образом, в составе элиты могут быть отдельные выход-
: Нарта М. Теория элит и политика.~ М., 1978 г.— С. 144.
цы из неправящих классов (что отнюдь не означает внеклассовости рекрутирования элиты, на чем настаивают многие элитаристы). Подобное положение вдвойне выгодно господствующему классу: во-первых, это обеспечивает ему приток «свежих умов», во-вторых, расширяет социальную базу элиты, Как правило, вошедшие в состав элиты выходцы из «социальных низов» по существу интегрируются господствующим классом. Элитологи вспоминают в этой связи невеселую шутку о том, что в сенате США заседают миллионеры — одни из них стали сенаторами, потому что были миллионерами, а другие стали миллионерами, сделавшись сенаторами. Можно сослаться и на то, что в составе американских высших менеджеров имеется лишь небольшой процент выходцев из «низов» (различные авторы называют цифры от 7 до 10%).
Хотя было бы ошибкой отождествлять элиту и правящий класс, еще большей ошибкой является отрицание связи между элитой и классом, что делают многие элитологи. Можно согласиться с С. Херкоммером, считающим, что понятие элиты имеет смысл прежде всего в отношении к понятию «класс», и что элитные слои — моменты внутреннего разделения классов. Р. Мартин считает, что большинство элитаристов, начиная с Платона, отрицают деление общества на классы, некоторые, типа Бернхэма, пытаются сочетать концепцию классов и концепцию элит, и некоторые, например, профессор Калифорнийского университета М. Цейтлин, оперируют понятием «класс», возражая против термина «элита»[LXVIII].
Такое разделение в общем соответствует действительности (пожалуй, не очень удачна ссылка на Платона). Действительно, по мнению Цейтлина концепция классовой структуры общества несравненно глубже дихотомии элита — масса[LXIX]. Абстрактно говоря, Цейтлин прав. Но ведь совсем не обязательно рассуждать по принципу или-или, гораздо правильнее найти пути сочетания этих концепций.
Наконец, вопрос о том, следует ли употреблять термин «элита*-, зависит от предмета исследования. Для того, чтобы вскрыть сущность социально-экономических отношений, сущность способа производства, генезис классового господства, можно обойтись и без этого понятия. Настоятельная потребность в нем возникает тогда, когда мы переходим к анализу механизма классового господства, внутренней структурализации и дифференциации самого правящего класса. Господствующий класс порожден определенным способом производства материальных благ; правящая же элита — это порождение и элемент политической системы классово-дифференцированного общества. Совершенно правильно ставит вопрос американский социолог Э. Карлтон, который считает, что «класс в себе становится классом для себя, поскольку он осознает свое классовое положение»2. Причем он делает это, формируя свою элиту. Известно, что господствующий класс создает ме ханизм реализации своей политической власти. Только в этом случае его господство актуализируется. Важнейшим элементом создания этого механизма и является выделение правящей элиты, которая обладает навыками политического управления, интегрирует господствующий класс, выявляет и реализует его классовый интерес.
Широко распространенные в советской и зарубежной социологии утверждения о том, что марксизм и элитология альтернативны, несовместимы, ошибочны. Весьма далеки от истины суждения о том, что марксизм всю проблематику властно-политических отношений сводит к вопросу о том, какой класс господствует в данном обществе, игнорируя роль внутриклассовых слоев, промежуточных и межклассовых групп. Маркс отнюдь не ограничивался лишь констатацией того, какой класс является господствующим в определенной общественно-экономической формации, в определенной стране. Его анализ политической структуры общества включал и распределение власти внутри господствующего класса. Важнейшим элементом этого анализа служит конкретно-историческое исследование процесса осуществления властных отношений в классово-антагонистическом обществе, роли правящей верхушки в реализации этих отношений.
К. Маркс в работе «К критике гегелевской философии права» писал о роли бюрократического слоя, создаваемого буржуазией для управления обществом, того слоя, который в современной элитологической литературе именуется бюрократической элитой, который считает самое себя конечной целью государства и выражает совокупный интерес господствующего эксплуататорского класса. Причем этот эгоистический интерес он стремится представить как «всеобщий интерес», защищая таким образом «мнимую всеобщность особого интереса»[LXX]. Кстати, в немецких изданиях сочинений Маркса и Энгельса можно обнаружить присутствие термина «элита» (у Маркса — в одной из первоначально
написанной глав «Капитала», у Энгельса —в его набросках об армии)1. К. Маркс и Ф. Энгельс писали: «Разделение труда,., проявляется теперь также и в среде господствующего класса... так что внутри этого класса одна часть выступает в качестве мыслителей этого класса (это — его активные, способные к обобщениям идеологи, которые делают главным источником своего пропитания разработку иллюзий этого класса о самом себе), в то время как другие относятся к этим мыслям и иллюзиям более пассивно и с готовностью воспринять их, потому что в действительности эти-то представители данного класса и являются его активными членами и поэтому они имеют меньше времени для того, чтобы строить себе иллюзии и мысли о самих себе. Внутри этого класса такое расщепление может разрастить даже до некоторой противоположности и вражды между обеими частями, но эта вражда сама собой отпадает при всякой практической коллизии, когда опасность угрожает самому классу»1.
Действительно, одно дело — признать, что элита выражает интересы господствующего класса, и совсем другое — отождествить эти категории. Это было бы отождествлением сущности процесса политического господства с механизмом его осуществления. Эксплуататорский класс не может обеспечить, хотя бы чисто технически, свое господство путем равномерного распределения функции политического руководства обществом среди всех своих членов; он может осуществить его через деятельность своего политического авангарда, наиболее политически активных его членов, которые непосредственно управляют организацией господствующего класса, прежде всего государственной машиной. Элита выступает представителем господствующего класса при выполнении этим классом функций руководства обществом; она выявляет и актуализирует интересы класса — как глубинные, так и непосредственные,—субординирует их; она «формирует* волю класса и непосредственно руководит ее претворение в жизнь.
Таким образом, на вопрос, кто осуществляет власть в классово-дифференцированном обществе, мы может ответить: господствующий класс. Когда же нас интересует, как осуществляется эта власть, необходимо выявить механизм политического господства этого класса, одним из важнейших звеньев которого является выделение правящей элиты. Господствующий класс и элита различаются прежде всего по объему; элита — часть класса. Далее, если класс определяется по своему месту в исторически определенной системе общественного производства, по своему отношению к средствам производства, то элита — по отношению к своей роли в политическом руководстве обществом; она объединяет ту часть господствующего класса, которая обладает навыками профессиональной политической деятельности и непосредственно осуществляет государственное управление.
Привилегированные сословия (дворянство, духовенство) в феодальном обществе составляли немалую часть населения: в конце XVIII века, например, в таких странах, как Франция (25 миллионов жителей) или Россия (39 миллионов), они насчитывали многие сотни тысяч человек; в XX веке в крупной индустриальной стране класс капиталистов насчитывает не один миллион людей. Что же касается элиты, то речь идет лишь о тысячах, причем далеко не только всегда представителей господствующего класса.
Анализируя пути осуществления правящим классом различных функций в обществе, можно выделить разные типы элит: политическую, экономическую, культурно-идеологическую. Если господствующим классом
капиталистического общества является буржуазия, то экономической элитой современного капиталистического общества выступает финансовая олигархия, верхушка менеджеров. Идеологи класса, деятели культуры, создающие духовные ценности этого класса, владельцы средств массовых коммуникаций составляют культурную элиту, причем большая часть культурной элиты выходит за пределы господствующего класса. О содержании понятия политической элиты говорилось выше. Заметим только, что политическая элита — это и есть элита в узком смысле слова (когда речь идет об элите как таковой, без прилагательных «культурная», «экономическая» и т. д., как правило, имеется в виду именно политическая элита).
Итак, в классово-дифференцированном обществе класс, обладающий собственностью на основные средства производства, является господствующим классом. Но далеко не каждый член правящего класса непосредственно занимается политическим управлением: не каждый хочет этим заниматься и не каждый из тех, кто хочет, может это делать. В правящем классе можно различить политически активную и политически пассивную части, роли которых в жизни общества и особенно в политическом управлении различны. Правящий класс реализует свое господство в обществе, создавая организации. Для политического управления обществом господствующий класс формирует государственную машину; он создает также политические партии и другие организации своего класса, формирует слой функционеров, лидеров, осуществляющих политическое руководство. Политическая власть гарантирует привилегированное положение господствующего класса, его контроль за средствами производства. Наконец, для укрепления и стабилизации своей власти господствующему классу нужна идеология, обосновывающая и оп- равлывающая это господство. И опять-таки не весь
класс участвует в выработке этой идеологии, а только его часть, которую и можно назвать идеологической и культурной элитой.
Таким образом, отношения между элитой и правящим классом достаточно сложны и неоднозначны. Как отмечалось выше, элита выражает волю господствующего класса, причем эту волю нужно, во-первых, выявить и, во-вторых, реализовать. Осуществляя эти функции, элита не только играет особую роль в жизни общества, но и обретает относительную самостоятельность по отношению к своему классу. Для удержания своей власти правящий класс должен представить свой классовый интерес как интерес всего общества. Выдвигаемая им элита обретает определенную автономию по отношению к этому классу и обычно воспринимается не как проводник узкоклассового, но «всеобщего» интереса. Это, разумеется, не отменяет классовой природы элиты, но модифицирует и, в известной мере, маскирует еш, что и дает основание многим политологам говорить о бесклассовое™ элиты.
Чтобы понять подлинную роль элиты в осуществлении господства в обществе правящего класса, важно соотнести и субординировать интересы этого класса в целом с интересами отдельных его членов, интересами отдельных слоев и групп этого класса, в частности, специфическими интересами элиты. Важно, наконец, субординировать глубинные и стратегические интересы правящего класса, связанные с поддержанием системы, в рамках которой он и является господствующим классом, и непосредственные, связанные с увеличением его доли в распределении общественного богатства. Непосредственный интерес отдельного члена господствующего класса может противоречить интересам других его членов — его конкурентов. Это относится в первую очередь к интересам различных, особенно конкурирующих друг с другом группировок господствующего класса, например, военно-промышленного комплекса и слоев, связанных преимущественно с выпуском мирной продукции. Кто же реально осуществляет интеграцию и субординацию всех этих различных интересов и целей? В этом и состоят прежде всего функции политической элиты. Выделение политической элиты как бы актуализирует господство определенного класса.
Как отмечает польский социолог В. Весоловский, элита капиталистического общества интегрирует многообразные интересы господствующего класса — экономические, политические, культурные, обеспечивает необходимые связи между бизнесом, политиками, военной верхушкой, владельцами средств массовых коммуникаций1. В иерархии этих интересов примат принадлежит отношениям собственности на средства производства, которые фактически и делают данный класс господствующим и кровно заинтересованным в сохранении социальной стабильности. Как пишет американский политолог У. Домхофф, «не все члены высшего класса вовлечены в управление; некоторые из них наслаждаются жизнью, которую дает им их богатство»[LXXI] [LXXII].
Существование этой элиты способствует обеспечению стабильности существующей социальной системы, независимо от того, какая из буржуазных или ориентирующихся на сохранение капиталистических отношений политическая партия находится у власти. Как пишут Т. Дай и другие американские политологи, власть в США «структурна», то есть не зависит от персональных изменений и других преходящих факторов; она прочно удерживается в руках элиты. Известно, что внутриполитическая и внешнеполитическая стратегия Соединенных Штатов формируется не тем или иным президентом (он реализует ее тем или иным способом), но той анонимной силой, которая представлена подлинной элитой, выражающей совокупный интерес господствующего класса и прежде всего того слоя, который является доминирующим в составе этого класса и интересы которого могут вступать в противоречие с интересами других составных частей правящего класса.
Выше уже отмечалось, что властвующая элита, конечно, не только не противостоит правящему классу, но, напротив, обеспечивает его господство. Однако это не исключает относительной самостоятельности элиты по отношению к классу в целом. Кстати, это в свое время отмечал К. Маркс. Известно, что в статье «18 брюмера Луи Бонапарта» Маркс показал большую степень самостоятельности государственной власти, особенно в условиях определенного равновесия классовых сил. Значительная доля этой самостоятельности существует и при отсутствии такого равновесия. И именно подобная относительная самостоятельность государственной власти может создавать иллюзию того, что она стоит как бы над обществом (отсюда и иллюзия надклассовое™ элиты, хотя она выражает совокупный интерес правящего класса, в частности, класса буржуазии, куда лучше, чем это делал бы непосредственно тот или иной капиталист, осознающий лишь свой непосредственный, причем краткосрочный интерес).
Относительная самостоятельность элиты по отношению к господствующему классу связана с различием интересов разных слоев этого класса. У элиты есть возможность не только лавировать между интересами отдельных групп и слоев правящего класса, но порой лаже принимать решения, против которых выступает большинство представителей этого класса. Так, «новый курс» Ф. Д. Рузвельта встретил сопротивление большинства капиталистов, не сразу осознавших свой собственный глубинный интерес, защите которого и служит го
сударственное регулирование экономики в условиях кризиса, что и предлагал рузвельтовский «мозговой трест». История показала, что рузвельтовская политическая элита лучше поняла насущные и долгосрочные потребности господствующего класса, чем подавляющее большинство его членов.
И это понятно: капиталист заботится прежде всего о своей собственной, причем непосредственной выгоде; ему близки слова, приписываемые бывшему президенту «Дженерал Моторз» и бывшему министру обороны США Ч. Вильсону: «Что хорошо для «Дженерал Моторз», то хорошо и для страны» (сам Вильсон, впрочем, упорно отказывался от авторства этих слов). Правящая элита, как правило, видит дальше, что в конечном счете отвечает интересам господствующего класса. Причем элита стремится создать впечатление, будто она, принимая компромиссное решение, «равно заботится» обо всех классах и слоях населения. А идеологи господствующего класса, выполняя свою функцию, помогают правящей элите замаскировать ее связь с господствующим классом.
Ошибкой многих марксистских социологов является стремление элиминировать проблематику элитологии, свести все к проблеме классов и классовой борьбы. Но в элитологии имеется специфическое содержание, несводимое к последней. Иное дело, что вопрос о роли элиты в общественно-политическом процессе можно и должно рассматривать в связи с проблемой классов, классовых отношений.
Подведем некоторые итоги. За исключением Г. Мос- ки и его последователей из «макиавеллиевской» школы, отождествляющих элиту и правящий класс, и некоторых других политологов, исследующих отношение элиты и господствующего класса, подходом, наиболее типичным для современной элитологии, является рассмотрение правящей элиты в отрыве от классовой
т
структуры общества и, более того, противопоставление дихотомии элита — масса марксистскому учению о классах и классовой борьбе. И если марксистских эли- тологов можно упрекнуть в гипертрофировании классового подхода, то большинство элитологов впадает в другую крайность, отказываясь видеть связь элиты с отношениями классов и классовой борьбы. Как мы видели, возможно совмещение понятия «элита»- с теорией классов. Поскольку анализ политических систем не исчерпывается выявлением того, какой класс является господствующим в данном обществе, а требует дальнейшей конкретизации властных отношений, понятие «элита» может служить делу уточнения и углубления такого анализа.
ЛИТЕРАТУРА:
Афанасьев М. Н. Клиентализм и российская действительность.— М., 1997.
Ашан Г. К., Охотский Е. В. Элитология.— М., 1999.
Ашин Г. К., Понеделков А. В., Игнатов В. Г., Старостин А. М. Политическая элитология,— М., 1999,
Гаман О. В. Определение основных понятий эдлитоло- гии // Полис,— 2000. —№ 4,— С,97-103.
Лай Т., Зиглер X. Демократия для элиты. Введение в американскую политику.—М., 1984.
Миллс Р. Властвующая элита.— М.,1959.
Нарта М. Теория элит и политика,— М.,1978.
Еще по теме ПОНЯТИЕ «ЭЛИТА» В СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ (ОПЕРАЦИОНАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ):
- 4.1. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ СТРАТЕГИИ И МЕТОДЫ
- Раздел I. ФЕНОМЕН ГОСУДАРСТВА
- Глава 6. НОРБЕРТ ЭЛИАС: ИСТОРИЯ ПРАКТИК
- Наука и доксософы
- 9. Разум и свобода
- ПОНЯТИЕ «ЭЛИТА» В СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ (ОПЕРАЦИОНАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ)
- 3.1. «Бессмертные» социальные монополии
- Некоторые актуальные теоретико-методологические проблемы сравнительного анализа политических систем и институтов
- § 2. Региональный подход в системе ценностных ориентаций политических лидеров.
- § 2. Сотрудничество и прагматичный конфликт в структуре ценностных установок политических лидеров России и США в 2000-2008 гг.
- § 2. Представления о региональной структуре мира во внешнеполитической риторике В.В. Путина и Дж.У. Буша
- §1. Основные теоретические подходы к изучению элитарных структур
- БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК