ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ МОЛОДЕЖНОГО ЭКСТРЕМИЗМА

Политический экстремизм, как явление в жизни общества существует, обычно, в латентной, потенциальной форме^и лишь в моменты кризисов, которые, в общем-то, происходят достаточно редко проявляется через конкретные акты поведения людей.

В статье йепользованы материалы эмпирического социологического исследования, проведенного в НИИКСИ в 2006 г. (Опрос проводился среди молодежи в возрасте хё-зо лет, выборка квотная, случайная, объем 2200 человек, опрос проводился в городах РФ).

В настоящем исследовании в качестве индикаторов политического экстремизма использованы мнения, суждения и декларации, которые свидетельствуют о наличии элементов экстремизма в сознании молодежи на вербальном уровне. Они таковы: отношение к экстремистским партиям и движениям в нашей стране; согласие/несогласие с принципом, в соответствии с которым народ имеет право с оружием в руках свергнуть правительство, проводящее антинародную политику; готовность участвовать в акциях гражданского неповиновения, «если жизнь прижмет»; готовность участвовать в вооруженных выступлениях (при тех же условиях); политическая позиция, которую бы занял респондент в случае, «если бы сегодня состоялась революция».

Следует оговориться, что положительная реакция на такие, например, вопросы, как отношение к принципу, согласно которому на

род имеет право с оружием в руках свергнуть правительство, проводящего антинародную политику, не может трактоваться как экстремистская, но как реакция, которая свидетельствует о том, что в сознании респондента присутствуют элементы, которые при определенных условиях могут вылиться в акты экстремистского характера.

Отношение к экстремистским партиям и движениям в нашей стране определялось по следующей шкале (распределения в среднем по массиву опрошенных, в процентах к числу ответов на вопрос):

в чем-то я их поддерживаю              35%;

сам(а) бы в них вступил(а)              6,5%.;

считаю, что их деятельность нужно запретить              58,6%.

Как показывают данные, более трети опрошенных хотя бы частично поддерживают экстремистские партии и движения в нашей стране, т. е. находят, что в политической позиции этих партий положительные стороны. 6,5% и сами вступили бы в такие партии (движения), и о них уже можно с большей долей уверенности говорить как о носителях экстремистского сознания. Жестко негативную позицию занимают 58,6% опрошенных.

Приведенные показатели неодинаковы для различных социальных групп, а также для групп, различающихся по личностным и общественно-политическим позициям. Так, среди молодых людей (мужчины) несколько более велика доля тех, кто в чем-то поддерживает экстремистские движения, партии (37,2%) или сам бы вступил в них (7,9%), чем среди девушек (32,1 и 4,8% соответственно).

Отношение к экстремистским партиям, движениям (ЭПД) зависит от возраста респондента, (см.табл.

Таблица 1. Зависимость отношения к экстремистским партиям и движениям в нашей стране от возраста респондента

Мы видим, что наиболее высока поддержка ЭПД в группе 15- лет (41,2%) и резко падает с увеличением возраста респондента. В то же время, готовность вступить в ряды этих партий, движений наиболее высока в группе 23-25 лет (12,8%), что более чем в 2 раза выше, чем в группе 15-17 лет (5,3%), т. е., если 15-17-летние готовы разделить политические взгляды этих партий, но менее готовы к участию в их деятельности, 23-25-летние в большей степени готовы к участию з деятельности таких партий. Наиболее негативная реакция на ЭПД в группе 25-30 лет: среди них наименьшая доля лиц, поддерживающих эти партии, движения (20,6%) и наиболее велика доля тех, кто считает, что ЭПД нужно запретить. Наблюдаются различия в отношении к ЭПД для групп по характеру занятости (см.табл. 2):

Таблица 2. Зависимость отношения к экстремистским партиям и движениям в нашей стране от социального положения респондента

Максимальную поддержку ЭПД имеют среди учащихся средних специальных учебных заведений (49,0%), учащихся колледжей, ПТУ (44,0%) и курсантов военных вузов (41%); сами бы вступили в них: работающие (9,7%, почти в 2 раза больше, чем в среднем по массиву), учащиеся колледжа, ПТУ (44,0%).

Сильную зависимость отношение к экстремистским партиям, движениям имеет от материального положения опрошенных (см. табл. 3):

Таблица 3. Зависимость отношения к экстремистским партиям и движениям в нашей стране от материального положения респ ондента

Если исключить лиц, отметивших, что их состояние нищенское, бедственное (около 1,0%) мы увидим, что лица с низким материальным положением более поддерживают ЭПД и большая их часть вступила бы в них.

На отношение к экстремистским партиям, движениям оказывает влияние также самооценка индивида, такие как склонность к риску, острым ощущениям, социальная неустроенность, уверенность в будущем и др. и такие социально- политические позиции как значимость собственной политической ориентации, предпочтение законных/незаконных средств борьбы за свои идеи, интересы и отношение к агрессивным молодежным группировкам. Связь склонности к риску, острым ощущениям и отношения к ЭПД представлена в табл. 4:

Как видно из таблицы, чем выше склонность к риску, острым ощущениям, тем более благоприятное отношение респондента к

Таблица 4- Связь склонности к риску, острым ощущениям и отношения к экстремистским партиям и движениям в нашей

стране

ЭПД, это касается как поддержки ЭПД, так и готовность вступить в их ряды.

Социальная неустроенность влияет на это отношение не столь '"ч однозначно, и зависимость здесь не столь велика. Если среди лиц, отметивших, что социальная неустроенность им свойственна в высокой степени, поддерживают ЭПД 33,3% опрошенных, сами вступили бы в них 17,9%; считают что ЭПД нужно запретить 48,7%, то среди лиц, которым совсем не свойственна социальная неустроенность, поддерживают ЭПД 32,8%, вступили бы в них 4,8% и считают, что их нужно запретить 62,3%. Социально неустроенные «в средней степени» поддерживают ЭПД—37,9%. Мы видим, что социальная неустроенность «средней степени» вызывает наибольшую поддержку ЭПД: наиболее высока доля тех, кто готов вступить в эти партии, движения (17,9%) среди тех, кто указал что ему свойственна социальная неустроенность «в высшей степени». Таких людей, по данным опроса, около 5,0%, поэтому в абсолютных цифрах эта величина не столь велика.

Наблюдается слабая связь между отношением к ЭПД и чувством уверенности/неуверенности, с которым молодой человек смотрит в будущее: распределение ответив на вопрос близко к средним по массиву данных.

Данные показывают, что зависимость поддержки ЭПД от уверенности в будущем невелика, но обращает на себя внимание, что 11,7% тех, кто смотрит в будущее с беспокойством, страхом и неуве

ренностью в завтрашнем дне, готовы вступить в организации экстремистского характера. Нужно отметить также отчетливую зависимость отношения к ЭПД от того, относят ли (относили ли) респондента к так называемым «трудным подросткам». Таких, по материалам опроса, 15,5 процента.

Здесь следует отметить, что и поддержка ЭПД и готовность самому вступить в их ряды значительно выше у тех, кого считают (считали) трудным подростком.

Экстремистское сознание зависит также от социально-политических позиций респондента. Мы рассмотрели эту зависимость от значимости для респондента его собственной политической ориентации. (см. табл. 5):

Таблица 5. Зависимость экстремистских проявлений от того, придает ли респондент значение своей политической ориентации

Примечание: в табл.

Из таблицы видно, что среди тех, кто придает значение своей политической ориентации доля тех, кто в чем-то поддерживает ЭПД, выше, чем среди тех, кто не придает значение своей политической ориентации.

Представляет интерес, насколько воздействует на отношение к

ЭПД готовность бороться за свои идеи, интересы законными методами или невзирая на законность и нравственность. Данные показывают, что среди тех, кто готов бороться за свои идеи, интересы, не взирая на законность и нравственность, доля тех, кто поддерживает ЭПД (38,2%) заметно выше, чем среди тех, кто готов это делать в рамках закона и нравственности, а доля тех, кто готов сам вступить в ЭПД в четыре раза (15,9% против 3,8%) выше, чем среди тех, кто ориентирован на закон и нравственность.

Наконец, мы рассмотрели влияние отношения к агрессивным молодежным группировкам на отношение к экстремистским партиям, движениям (см. табл. 6):

Таблица 6. Связь отношения к экстремистским партиям, движениям и тем, какие чувства испытывает респондент, когда он слышит об агрессивных молодежных группировках

Наблюдается сильная прямая линейная связь между этими двумя показателями (что, вообще-то, естественно), хотя следует отметить, что даже среди тех, кто испытывает резкое неприятие агрессивных молодежных группировок 21,3% опрошенных в чем-то поддерживают ЭПД, а 4,1% сами вступили бы в них. Эти данные трудно объяснить и вопрос нуждается в специальном рассмотрении.

Нами было использовано в качестве индикатора политического экстремизма согласие/несогласие респондента с принципом, согласно которому народ имеет право с оружием в руках свергнуть правительство, проводящее антинародную политику. По данным опроса 31,7% опрошенных выразили согласие с этим принципом, 30,9% не согласна с ним и 37,4% затруднились ответить на вопрос. Положительный ответ на данный вопрос говорит скорее об одобрении действий, которое могут быть совершены в исключительной, край

ней ситуации, и ничего не говорит о возможности участвовать в этих действиях самого респондента. Однако, само по себе согласие респондента свидетельствует о наличии определенного потенциала экстремизма.

Согласие/несогласие с принципом, закрепляющим право на вооруженное восстание зависит от ряда факторов: от пола и социального положения респондента, а также от его социально-политических позиций, а именно — от фактора значимости для респондента его собственной политической ориентации и других. Важно отметить, что оно не зависит от возраста и характера занятости респондента (отсутствует статистически значимая связь), а также не зависит от самооценки индивида по приведенным выше критериям (независимость, склонность к риску и т.п.).

Данные о распределении согласия/несогласия респондентом с принципом права народа на вооруженную «самозащиту» от правительства (будем ниже называть его правом народа на самозащиту) в зависимости от пола респондента имеют вид: среди молодых людей (мужчины) согласны с этим принципом 38,4% опрошенных, не согласны — 29,8% и затруднились ответить—31,8%, тогда как среди девушек согласны с ним 23,8%, не согласны 32,2% и 44,1% затруднились ответить. Мы видим, что среди молодых людей значительно больше тех, кто согласен с принципом «право народа на вооруженную самозащиту», чем среди девушек, соответственно, среди них несколько меньше тех, кто с этим принципом не согласен. Среди девушек больше тех, кто затруднился определиться по этому вопросу.

Большой интерес представляет позиция представителей различных социально-профессиональных групп по этому вопросу. Зависимость согласия с рассматриваемым принципом от характера занятости (социального положения) респондента имеет вид (см. тайл. 7).

По данным, приведенным в таблице, наибольшее число согласных с принципом права на вооруженную самозащиту среди трех групп молодежи: учащиеся средних специальных заведений, студенты дневной формы обучения и курсанты военных вузов (по 35- 36% в группе). Меньше всего согласных — среди школьников и гимназистов, среди них также выше всего доля тех, кто затруднился с ответом. Доля тех, кто согласен с указанным принципом также более высока среди лиц, которые придают значение своей политической ориентации—36,7% против 29,8% для тех, кто не придает значения своей политической ориентации.

Таблица 7. Зависимость согласия с принципом, согласно которому народ имеет право с оружием в руках свергнуть правительство, проводящее антинародную политику от социального положения

респондента

Нами рассмотрены следующие два индикатора экстремизма: оценка возможности со стороны респондента участвовать в акциях гражданского неповиновения, а также оценка возможности его участия в вооруженных выступлениях в условиях «если жизнь прижмет». Распределения ответов на данный вопрос в среднем по массиву имеет вид:

считают возможным, «если жизнь прижмет» участвовать:

в акциях гражданского неповиновения              21,0

в вооруженных выступлениях              8,8

Факторы, которые определяют позиции респондента по данному вопросу: пол, социальное положение (только для участия в акциях гражданского неповиновения), материальное положение, личностные и социально-политические позиции. Зависимость оценки возможности участия в акциях гражданского неповиновения и вооруженных выступлениях имеет вид: считают для себя возможным участвовать в акциях гражданского неповиновения 25,4% молодых людей (мужчины) и 15,8% девушек, считают возможным участвовать в вооруженных выступлениях 15,8% мужчин и 5,1% девушек.

Мы видим, что участвовать в обеих формах экстремистских акций молодые люди считают для себя возможным чаще девушек: 25,4% —в акциях неповиновения и 11,8% в вооруженных выступлениях против 15,8% и 5,1%, соответственно, у девушек. Следует признать, что приведенные оценки все-таки скорее вербальная реакция на поставленный вопрос, чем фиксация реальной готовности участвовать в таких акциях, сегодня трудно судить, действительно

ли 12% молодых людей готовы выйти «на баррикады»? Но, тем не менее, результаты опроса симптоматичны.

По данному вопросу не наблюдаются вариации для возрастных групп. По социальному же положения наблюдается зависимость (см. табл. 8):

Таблица 8. Зависимость возможности участвовать в акциях гражданского неповиновения и вооруженных выступлениях, «если жизнь прижмет» от социального положения респондента (учтены только положительные ответы)

Как видно из таблицы, максимум положительных ответов как для участия в акциях неповиновения, так и для участия в вооруженных выступлениях дают учащиеся школ, ПТУ. Для участия в акциях неповиновения близкие значения у студентов дневной формы обучения (24,0%), а для участия в вооруженных выступлениях— у учащихся средних специальных учебных заведений — 13,9%. Примечательно, что среди курсантов военных вузов доля лиц, признающих для себя возможность участия в актах гражданского неповиновения хотя и ниже, чем в среднем по массиву, но достаточно высока (17,3%), а доля участия в вооруженных выступлениях она выше, чем в среднем по массиву (10,1%).

Зависимость оценки возможности участия в акциях экстремистского характера от места реального положения респондента (см. табл, 9).

Лица, указывающие, что их положение нищенское, бедственное демонстрируют высокую готовность участия как в акциях неповиновения, так и в вооруженных выступлениях. Нужно иметь в виде, что лица, отметившие свое положение как нищенское, бедственное

Таблица 9. Зависимость возможности участвовать в акциях гражданского неповиновения и вооруженных выступлениях, «если жизнь прижмет» от материального положения респондента (учтены только положительные ответы)

составляют около 1% выборки. И все-таки это нужно рассматривать, на наш взгляд, как очень важный сигнал.

Наблюдается сильная зависимость оценки возможности участия в актах экстремистского характера от таких личностных свойств (по самооценке респондента), как независимость и склонность к риску, острым ощущениям. Так, для тех , кто считает, что независимость присуща ему в высокой степени допускают свое участие в акциях гражданского неповиновения 25,7% опрошенных, в вооруженных выступлениях—12,7%. Среди тех, кто считает, что независимость ему совсем не присуща цифры совершенно иные, хотя значения и не нулевые: 11,1% а из них допускает участие в акциях гражданского неповиновения и 1,0% —в вооруженных выступлениях.

Данные показывают также, что чем выше склонность респондента к риску, острым ощущениям, тем выше готовность участвовать в акциях гражданского неповиновения и вооруженных выступлениях, причем, например, для «рисковых» лиц возможность участия в вооруженных выступлениях в 2 раза выше, чем в среднем по массиву, тогда как для « не рисковых» она в 8- 9 раз ниже, чем в среднем по массиву. Данный фактор, в целом, обладает самой высокой поляризирующей способностью.

Подобная зависимость участия в экстремистских акциях наблюдается от чувства неустроенности респондента и чувства беззащитности. Социальная неустроенность порождает высокую готовность к участию в акциях экстремистского характера. 30,9% лиц, кото

рые считают, что они социально неустроенны «в высшей степени» допускают для себя возможность участия в акциях гражданского неповиновения и 18,5% — в вооруженных выступлениях. Эти показатели значительно превращают средние по массиву. В то же время доля тех, кто указал, что социальная неустроенность им совсем не свойственна, эти показатели гораздо ниже. Что касается влияния чувства беззащитности на это участие, то здесь наблюдается инверсия зависимости: лица, испытывающие чувство беззащитности менее готовы участвовать в вооруженных выступлениях, чем лица, такого чувства не испытывающие.

Еще один важный индикатор экстремизма в сознании — отношение к возможным революционным выступлениям. Отношение фиксировалось через ответы на вопрос: «Если бы сегодня состоялась революция, как бы Вы поступили?» Ответы имеет следующий вид:

встал бы в ряды революционеров              18,0

активно бы им противодействовал              1.1,3

не участвовал бы в борьбе              70,7

Как видим, подавляющее большинство ответов — неучастие в борьбе, однако почти пятая часть опрошенных встала бы в ряды революционеров и лишь десятая часть — противодействовала бы им. Вопрос, поставленный нами, конечно же нельзя трактовать прямолинейно, как вопрос об участии в революции типа Великой Французской или Великой Октябрьской. Надо полагать, что понятие революции у молодых людей тяготеет, скорее, к событиям в Грузии или на Украине в 2005-2006 гг. Однако, некоторая часть, безусловно, понимают революцию как акцию максимально радикального характера. Отношение это также неодинаково для различных социальных групп и здесь играют роль как социально-демографическая принадлежность респондента, так и его личностные самооценки и его социально — политические позиции. Молодые люди (мужчины) проявляют более высокую готовность встать в ряды революционеров — 22,6%, девушки — 12,5%, но среди них также больше и тех, кто противодействовал бы революционерам—14,4%, девушек— 7,8%, большинство же не участвовало бы в борьбе.

Зависимость «революционных настроений» от пола и возраста респондента представлены в табл. 10.

Молодые люди, в отличие от девушек, продемонстрировали примерно вдвое более высокую готовность встать в ряды революционеров, но также и в ряды тех, кто бы им противодействовал. Зависимость отношения к участию в революционном движении от воз-

Таблица 10. Зависимость готовности встать в ряды революционеров, если бы состоялась революция от возраста респондента

раста более сложная: максимальную готовность встать в ряды революционеров показывают лица в возрасте 23-25 лет; они же дают максимальное число тех, кто намерен противодействовать революционерам и, соответственно, наименьшую долю тех, кто решил «отсидеться в сторонке», т. е. группа 23-25 лет наиболее маргинальна и наиболее поляризована. Минимум готовности встать на сторону революционеров — 25—30 лет. Наблюдается резкий переход позиции в соседних возрастных группах и объяснить это можно, скорее всего, различными условиями формирования этих групп, обусловленными высокой динамикой российского общества в период формирования этих молодых людей: для 25-30-летних период с 1976-1980 гг. по 1986-1990 гг. был временем, когда в них были заложены еще советские нормы отношений к обществу, к жизни, тогда как для 23- 25-летних этот период в значительной степени приходится уже на период «срыва» социальной системы и резких перемен.

Зависимость отношения к революционным выступлениям от рода занятости представлена в табл. 11.

Наиболее высокую готовность встать в ряды революционеров демонстрируют учащиеся колледжа, ПТУ (26,2%), на втором месте, с заметным отрывом — курсанты военных вузов (20,0%). Интересно и то, что намерены противодействовать революционерам также в первую очередь — курсанты военных вузов (21,5%) и учащиеся колледжа, ПТУ (12,6%). правда, здесь последние несколько уступают представителям работающей молодежи — из них 14,8% противодействовали бы революционерам. Таким образом, наиболее активны в отношении к революции — курсанты военных училищ, и эта группа наиболее поляризована по данному критерию

Также имеет место зависимость готовности участвовать в революции от материального положения респондента (см. табл. 12):

Таблица 11. Зависимость готовности встать в ряды революционеров, если бы состоялась революция от социального положения

респондента

Таблица 12. Зависимость готовности встать в ряды революционеров, если бы состоялась революция от материального положения

респондента

Ж

Данные таблицы показывают, что наиболее активны лица, указавшие на свое нищенское, бедственное состояние: 37,5% из них встали бы в ряды революционеров и 18,8% — активно бы им противодействовали, т. е. это наиболее поляризованная социальная группа по материальному положению. Другая тенденция — с увеличением благосостояния снижается готовность встать в ряды революционеров и, что парадоксально, также имеется тенденция к снижению доли тех, кто противодействовал бы революционерам, т. е. поляризация наблюдается по всем имущественным группам.

Среди других факторов, определяющих отношение молодежи к революции — фактор склонности к риску, острым ощущениям. Здесь он проявляется весьма ярко (см. табл. 13).

Из таблицы видна четкая тенденция: чем выше склонность к риску, тем больше доля лиц готовых участвовать в революции в

Таблица IS. Связь склонности к риску, острым ощущениям и отношения к участию в революционном движении

рядах революционеров; для противодействия революционерам такой тенденции не наблюдается, за счет чего среди склонных к риску, доля не участвовавших бы в борьбе значительны ниже такой же доли среди лиц, которым склонность к риску вообще не присуща.

Сильное влияние на отношение к участию в революции оказывает социальная неустроенность респондента. Наблюдается отчетливая тенденция: чем выше социальная неустроенность, тем выше готовность встать в ряды революционеров. Здесь также наблюдается парадоксальная реакция: чем выше неустроенность, тем выше готовность противодействовать революционерам, т. е. социальная неустроенность порождает как сторонников революционных преобразований, так и их противников. Соответственно, среди соци- ально-неустроенных минимальна доля тех, кто «не участвовал бы в борьбеgt;gt;. Как гипотезу можно предположить, что одна часть социально неустроенных видит выход в революционных преобразованиях, тогда как другая — в стабильности общества как условии преодоления своих проблем.

Наконец, отношение к революции имеет значимую связь с отношением к экстремистским партиям и движениям в нашей стране. Максимальное число «революционеров» среди тех, кто готов вступить в экстремистские организации, но здесь также наблюдается парадокс: среди них также и наибольшее число тех, кто бы противодействовал революционерам и минимальное число — тех, кто остался бы в стороне от революции. Здесь, на наш взгляд, наблюдается некоторая закономерность: ряд факторов, и в их числе готовность вступить в экстремистские организации, аккумулирует в себе наиболее активную часть молодежи, при этом ее активность

может иметь полярную направленность. Во всяком случае данный парадокс нуждается в специальном рассмотрении.

Общий уровень политического экстремизма по принятым нами индикаторам невысок: наивысший процент поддержки экстремистской политической позиции —35,0 относится к ответу на вопрос о поддержке экстремистских партий и движений, при этом это число тех, кто» в чем-то поддерживает экстремистские партии и движения». Может насторожить то, что 18,0% опрошенных ответили, что встали бы в ряды революционеров, если бы сегодня произошла революция, (для определенных социальных групп эта доля еще выше) однако пока это лишь фиксация абстрактной готовности, которая, скорее, отражает общую неудовлетворенность своим положением и состоянием российского общества.

Не следует забывать, что полученные нами данные —лишь регистрация вербальной реакции респондента на заданные вопросы. Ответы на эти вопросы нельзя трактовать как констатацию определенного факта сознания индивида (тем более — общественного сознания), реальное отношение респондента к тому или иному событию, явлению (если оно вообще имеет место) может быть выражено (и, как правило, выражается) в других категориях, в другой системе интерпретации. Полученные данные могут быть использованы как определенные ориентиры, реперные точки для более глубокого анализа.

Как показывают приведенные выше данные, наличие элементов политического экстремизма неодинаково для различных социальных групп: оно выше у молодых людей, чем у девушек, неодина^ ково для возрастных групп. Следует обратить внимание на «скачок» в оценках по разньм показателям между группами до 25 лет и группой 25-30 лет. Среди групп по занятости к «группам риска» следует отнести учащихся колледжей и ПТУ, а также, на что нужно обратить внимание — курсантов военных вузов. Необходимо отметить также заметное влияние на мнение респондентов их материального положения плюс к этому — оценки собственной социальной неустроенности.

Представляет интерес, что некоторые данные позволяют говорить о «парадоксальности» в позициях отдельных социальных групп: так, в группе 23-25 лет максимальна доля тех, кто встал бы в ряды революционеров, но в этой же группе максимальное число тех, кто встал бы в рядов революционеров, но в этой же группе максимальное число тех, кто выступил бы против них; точ

но также высокий уровень готовности встать в ряды революционеров среди курсантов военных вузов сочетается с максимальным числом в этой группе тех, кто выступил бы против революционеров.

Факторами «экстремизма» сознания являются также такие личностные свойства как независимость, склонность к риску и острым ощущениям, уверенность в будущем.

Политический экстремизм занимает особое место в ряду «экс- тремизмов»: в традиционной политической практике отдельные его формы признаются вполне легитимными и маркируются как политическая «левизна», «левачество» и, хотя и не приветствуются, но и не преследуются, если, разумеется, исключить такие формы «политической борьбы» как разгром «политическими активистами» партийных офисов, редакций изданий своих политических противников, прямое физическое насилие над ними и т. п.

В то время как форма политической активности, направленная на поддержание порядка в обществе, сохранение существующего политического строя, маркируется как «правые» (здесь необходимо отвлечься от значений «правый» — «левый» в современной российской политике, где им придается иное значение). Более того, такие крайние формы политического экстремизма как борьба против собственного правительства с оружием в руках или социальная революция (марксизм, сандинизм и др.) в ряде случаев признаются законными (Конституция США) или даже в качестве общественно-исторических законов (марксизм). Так что политический экстремизм является «законным» элементом политической жизни как таковой и только в разных политических системах и в разное историческое время ему придается разная общественная значимость, в силу чего мера его допустимости или даже сама допустимость могут значительно варьировать.

Вообще у политического экстремизма имеется вполне респектабельное имя — политический радикализм. И здесь уместно привести суждение общеизвестное, но часто забываемое:

Кто в молодости не был радикалом — у того нет сердца, кто не стал в старости консерватором — у того нет ума.