О.Б. Подвинцев, Институт философии и права УрО РАН, Пермский филиал РЕГИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В ДЕ-ФАКТО ДВУНАЦИОНАЛЬНЫХ СУБЪЕКТАХ РФ: КОНКУРЕНТНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ И ПОПЫТКИ СТИМУЛИРОВАНИЯ

В целом формирование и укрепление региональной идентичности противоречит задачам сохранения единства российского государства в его нынешнем состоянии. Региональная идентичность, при всей неравномерности ее развития в различных субъектах РФ, после распада СССР и до настоящего времени выступает конкурентом новой российской идентичности, причем конкурентом объективно более сильным и перспективным.

Однако, в некоторых случаях это противоречие не только снимается, но и превращается в свою противоположность. Речь в первую очередь идет о двунациональных субъектах РФ, имеющих два и более этноса, амбиции которых являются определяющими для развития региона. Региональная идентичность в данном случае становится конкурентом не для идентичности державной, а для идентичности национальной (этнической). Такая идентичность обладает особым мобилизующим потенциалом, и ее совпадение с территориальной идентичностью является одной из предпосылок, которые в наибольшей степени благоприятствуют возникновению межобщинных конфликтов и росту сепаратистских тенденций. Чувство принадлежности к единому многонациональному региону такому совпадению препятствует.

Ярким примером такого региона является Кабардино-Балкария. По переписи населения 2002 г. кабардинцы составляли более 55 процентов населения этой республики. Балкарцев было только неполных 12 процентов, но их положение и амбиции подкрепляются статусом одной из двух титульных наций. Доля русских в Кабардино-Балкарии с 1979 по 2002 г. сократилась с более, чем трети, до четверти.

В последние годы в различных сферах возникло немало конфликтных точек между двумя титульными нациями Кабардино-Балкарии. Затронули они и наиболее чувствительные струны идентификационной мифологии. Полем столкновений, перерастающих из научных дискуссий в реальное противостояние, стала, в частности, национальная история.

Так, один из ведущих современных кабардинских историков В.Х.Кажаров в позитивном плане характеризует Кабарду XVI-XVII веков как «империю» (правда, «малую»).

Н.М.Будаева, заявившего, что суть ее в одном: «оживить старый миф, поднять

492

рейтинг своему народу, причем не важно, какими методами»477.

На почве подобных толкований истории реальный конфликт разразился в связи с инициированной кабардинским руководством республики и поддержанной активистами национальных организаций попыткой помпезно отметить в 2008 г. 300- летие Канжальской битвы. Речь шла о сражении, в котором кабардинцы одержали победу над войсками Крымского хана. При этом предпринимались попытки связать его с решающим поворотом в Северной войне, поскольку понесенное от кабардинцев поражение якобы помешало крымскому правителю прийти на помощь шведам под Полтавой478. К юбилею предлагалось, в частности, установить на горе Канжал тридцатиметровую стелу, а в Нальчике открыть мемориал479. Однако, решено было все же ограничиться организацией научной конференции и проведением конного похода по местам боевой славы. Поход в составе 30 всадников, для которых были отобраны лучшие лошади кабардинской породы с конезаводов республики, стартовал 14 сентября 2008 г. с площади Абхазии в центре Нальчика. К тому времени мероприятие было решено связать еще и с состоявшимся признанием Россией независимости Абхазии и Южной Осетии. Перед его началом этнограф Аслан Ципинов провел старинный народный обряд проводов всадников в поход. Участники похода за семь дней должны были пройти 500 километров, посетив 28 населенных пунктов республики480. Однако, уже утром следующего дня жители балкарского села Кенделен (Гунделен), расположенного в 50 километрах от Нальчика, преградили дорогу участникам похода, отказываясь пропустить их к горе Канжал. Свой протест они обосновывали тем, что никакой Канжальской битвы не было, а всадниками с флагами «несуществующей республики Кабарда» настоящей целью имеют «застолбить» балкарские земли. Противостояние продолжалось два дня, причем в переговорном процессе, чтобы всадники смогли продолжить движение, приняли участие старейшины балкарского и кабардинского народов, а также глава администрации президента Кабардино-Бакарии Альберт Кажаров, председатель парламента республики Ильяс Бечелов и другие руководители республики.

Протест в Кенделене был затем осужден как президентом республики Арсеном Каноковым, так и кабардинскими правозащитными организациями. При этом председатель Правозащитного центра КБР утверждал, что в результате произошедших событий некоторые молодые кабардинцы стали рассуждать следующим образом: «Если балкарцы считают, что, отмечая дату Канжальской битвы, мы "метим" их исконную историческую территорию, и считают возможным не пускать нас туда, почему мы не можем утверждать, что памятник Кулиеву или

Мемориал жертвам репрессий находятся на исконно кабардинской исторической

496

территории, и им там не место»481.

Современное состояние кабардино-балкарских отношений и развитие ситуации в регионе, который его руководство стремится позиционировать как «жемчужину Кавказа, республику мира и добра» показывает, что конфликт вокруг юбилея Канжальской битвы не был случайным эпизодом. Одним из свидетельств этого служат акции протеста, организуемые балкарцами в Москве.

Вторым подобным субъектом РФ является соседняя с Кабардино-Балкарией Карачаево-Черкесия. По сравнению с двумя другими адыгскими (черкесскими) автономиями, в Карачаево-Черкесии этот народ имеет наиболее слабые позиции. Собственно черкесов здесь всего около 50 тысяч, что составляет менее 12% населения республики (в последние десятилетия их доля росла, но незначительно). К этому следует добавить около 8% приходящихся на долю родственных им (а в еще большей степени абхазам) абазин. Ведущим этносом республики (почти 40% населения) являются карачаевцы, составляющие по сути единый тюркоязычный народ, с живущими в соседней республике балкарцами. При этом доля карачаевцев в населении региона в конце XX - начале XXI века росла наиболее быстрыми темпами.

Хрупкость данного субъекта федерации отчетливо проявилась в условиях кризиса 1990-92 гг., когда на территории региона провозглашались отдельные Карачаевская, Черкесская и даже Абазинская республики. Не остались в стороне и местные казаки, которым во многом свойственна своя особая идентичность, - в день создания ГКЧП, 19 августа 1991 г., были провозглашены Баталпашинская Казачья Республика и Зеленчукско-Урупская Казачья Советская Социалистическая Республика, которые 30 ноября 1991 объединились в Верхне-Кубанскую Казачью Республику.

Хотя в дальнейшем на фоне горячих точек Северного Кавказа Карачаево- Черкесия выглядела островком стабильности, есть основания считать, что этнические конфликты в этом регионе вовсе не сошли на-нет (возможно, относительную стабильность ситуации в этом субъекте РФ как раз объясняет то обстоятельство, что конфликты на основе идентичности национальной в этой части России отошли на второй план по сравнению с конфликтами, принявшими оболочку межконфессиональных взаимоотношений). Интересно, например, что при проведении прямых выборов главы Карачаево-Черкесии голоса между кандидатами распределялись преимущественно по национальному принципу, при этом русская часть населения, оказывалась союзником черкесов482. Примечательно создание в республике в 2006-2007 годах двух новых муниципальных районов, образованных по принципу компактного проживания национальных меньшинств - Абазинского и Ногайского (причем территория первого из них оказалась состоящей из двух отдельных частей). В Карачаево-Черкесии, подобно Дагестану, все больше утверждается принцип закрепления отдельных политических постов и руководящих должностей за представителями тех или иных национальных общин и даже складывающихся внутри них династий. Показательно в этом отношении избрание в 2010 году на пост Председателя Народного Собрания республики предпринимателя из Ставрополя Александра Иванова, отец которого возглавлял в 1995-1999 годах парламент республики первого созыва. Система эта, однако, в Карачаево-Черкесии не отрегулирована и дает сбои, крупнейшим из которых стала затянувшаяся и изобиловавшая неожиданностями история с выборами нового представителя законодательной власти республики в Совете Федерации Федерального Собрания РФ в 2009 году. Неудивительно, что проведение Всероссийской переписи населения в октябре 2010 года в Карачаево-Черкесии оказалось политизированным и сравнилось по своему значению с выборами (в т.ч.

Конечно, не все субъекты РФ, в наименовании которых обозначены две титульные нации, следует относить к «двунациональным» регионам в предлагаемом нами смысле этого понятия. В частности, к таким регионам никак нельзя отнести Ханты-Мансийский округ, т.к. амбиции (даже, если таковые имеют место) двух его титульных народов никак нельзя в настоящее время счесть определяющими для судьбы данного образования.

Есть, с нашей точки зрения, и противоположный случай. Это расположенный в Урало-Поволжском поясе России Башкортостан. Русские здесь занимают первое место по численности, но на их долю приходится лишь около трети общего состава населения республики. Более половины - это два близкородственных, но ревностно относящихся друг к другу народа: башкиры и татары. При этом их доли вполне сопоставимы: башкиры - около 30%, татары - около 25%.

Несмотря на этническую близость башкир и татар, последние выступают в настоящее время союзниками русскоязычной общины республики в. противостоянии политики «башкиризации» республики (например, в вопросе об обязательном преподавании башкирского языка во всем школьникам региона). Более того, татарское население во многом является основной мишенью для этой политики, более уязвимо для нее и, соответственно, более болезненно на нее реагирует (катализатором этих процессов является, как известно, например, проведение той же переписи населения).

Ситуация осложняется тем, что в пограничном с Башкортостаном субъекте федерации татары являются титульной нацией. К тому же, столица этого субъекта, бурно развиваясь в последние годы, превратилась в мегаполис, притягивающий своими соблазнами жителей соседних регионов, даже вне зависимости от их национальности. Например, по рекламе туристических фирм в Башкортостане легко убедиться, что поездка в Казань стала сейчас в этом регионе самым востребованным из внутрироссийских маршрутов, обогнав путешествия в Москву, Санкт-Петербург, по Золотому кольцу и т.д. Конкуренцию Казани в этом отношении не могут составить и не более отдаленные от Башкортостана Екатеринбург и Челябинск.

В результате в Башкортостане Татарстан видится как главный конкурент и соперник, что проявилось даже в процессе «изобретения» истории. Для доказательств глубокой древности Уфы группой башкирских историков при поддержке руководства накануне празднования 1000-летия Казани была развернута пропагандистская кампания по внедрению в массовое сознание идеи о существовании 1500 лет назад на слиянии рек Уфы и Белой древнебашкирского города «Башкорт» и чуть ли не десятков средневековых городов на территории Башкирии485.

На этом фоне в Башкортостане достаточна сильна была региональная идентичность, которая, однако, скорее всего, частично переплеталась с этнической. В феврале - апреле 2004 г. «Среднерусский консалтинговый Центр» провел исследование, по итогам которого зафиксировал, что 52% жителей Республики Башкортостан проявляют региональную идентичность, при 44% идентифицирующих себя как россиян486.

В то же время в постсоветский период властями региона проводилась политика плавной башкиризации, интенсивность которой не снизилась, а, скорее, даже увеличилась в 2000-е годы. Основным актом в этом направлении следует считать упоминавшееся введение обязательного изучения башкирского языка в школах республики, Однако, весьма показательные изменения происходили в региональной идеологии и мифологии.

В частности в пантеоне знаковых для региона фигур на первый план стали выдвигаться деятели башкирского национально-освободительного движения. В 2001 году в деревне Кинзяабызово Куюргазинского района Башкортостана был открыт музей имени Кинзи Арсланова, соратника Пугачева, командовавшего всеми нерусскими формированиями повстанцев. Как сообщалось, первый камень в основание этого «народного Храма Памяти» заложил еще в 1993 году лично президент республики Муртаза Рахимов. 23 апреля 2008 года в городе Кумертау на базе Башкирской Республиканской гимназии-интерната №3 прошла республиканская научно-практическая конференция «Роль личности народного героя Кинзи Арсланова в гражданско-патриотическом воспитании подрастающего поколения»487.

Новые символические фигуры вытесняли старые, из советского пантеона. Так, еще в 1992 году именем Заки Валиди (создателя и руководителя Башкирского правительства во время гражданской войны) была названа уфимская республиканская библиотека (до этого имени Крупской). В 2008 году в честь него была переименована улица М.Фрунзе в Уфе.

Однако, главной культовой фигурой в Башкортостане в постсоветский период окончательно стал Салават Юлаев. Муртаза Рахимов следующим образом характеризовал его: «Он дорог всем нам, живущим в Башкортостане! Салават боролся за справедливость, отстаивал права угнетённого населения края. В его яркой личности неразрывно соединились многие замечательные качества. Он вобрал в себя лучшие черты башкирского народа. Чувство собственного достоинства, стремление к независимости, нетерпимость ко всяким притеснениям составляли его духовный стержень»488. В республике учрежден орден «Салавата Юлаева», продолжает присуждаться премия его имени. Главной спортивной командой в регионе является хоккейный клуб «Салават Юлаев». Показательно, что в Уфе и без того величественный, возведенный в советские времена, памятник Салавату Юлаеву обустроен за последние годы значительно лучше, чем созданный тогда же монумент Дружбы народов. Изображение памятника Юлаеву является центральным элементом герба Республики Башкортостан.

Неудивительно, что в среде возникшего в республике русского национального движения разоблачение «культа Салавата» становится одной из приоритетных идеологических задач. Наиболее значимым шагом в этом направлении на данный момент стала книга уфимского историка Сергея Орлова «Пирамида Салавата», которая была издана в Казани. С другой стороны, примечательна и жесткая реакция нового, вступившего в должность в 2010 году, президента Башкортостана Рустэма Хамитова на попытки «развенчания» Юлаева: «есть святые вещи, к которым относится и память о нашем народном герое. И я никому не позволю святое зачеркнуть!»489.

Свидетельством того, что проблемы межнациональных отношений все больше выходят в Башкортостане на первый план, с нашей точки зрения, является фактически основной вопрос, адресованный новому президенту Башкортостана после его вступления в должность - вопрос о его национальности. Вопрос оказался для него непростым, поскольку несколько недель ответа на него не давалось, а когда все же последовал ответ «башкир», на свет был извлечен справочник советских времен, в котором депутат совета Хамитов значился татарином.

В связи с тем, что угроза неконтролируемого роста в двунациональных субъектах РФ националистических движений разного толка и их перерождения в экстремистские формы представляется весьма реальной, от федерального центра можно было ожидать шагов, направленных на стимулирование здесь региональной идентичности. Такие шаги, действительно, предпринимались, однако, были крайне неуклюжими.

Наиболее ярким и характерным примером в данном случае является «волна юбилеев» присоединения к российскому государству, прокатившаяся по регионам во второй половине 2000-х годов. Она затронула, в частности, и Кабардино-Балкарию, и Карачаево-Черкесию, и Башкортостан - все три республики отметили 450-летнюю годовщину событий, относящихся ко временам Ивана Грозного, зарождению российской империи (кроме того 450-летие присоединения отмечалось в Адыгее, Удмуртии, Мари Эл, Чуваши, 300-летие в Хакассии, на 2011 год намечено празднование 350-летия в Бурятии).

Каждое из этих празднований позитивно воспринималось руководством региона (а иногда и инициировалось им) уже в силу возможностей привлечения дополнительных средств из федерального бюджета. Для федерального центра же в поощрении такой практики вероятнее всего основную роль играли политикоидеологические соображения. Однако, надуманность повода и содержания проводимых мероприятий не только сводила на нет желаемый идентификационный эффект, но и приводила к прямо протвоположным результатам.

Торжественное празднование 450-летия присоединения Кабарды к России проходило в 2007 году. Действительно, как отмечают историки, «российская политика на Кавказе начиналась именно в Кабарде, именно на кабардинцев опиралась Россия в своих интересах. После того как в 1557 г. был заключен военнополитический союз России с Кабардой, появляются выходцы из Кабарды на русской службе»490. Монумент княжны Гошаней или Кученей (она же Мария Темрюковна) был установлен на одной из центральных площадей Нальчика еще в 1957 г. к 400-й годовщине соответствующих событий. Кабарда действительно была традиционным союзником России до конца XVIII века. Однако, в XIX веке кабардинцы, как и другие адыгские народы, оказывали сопротивление колонизации Кавказа Россией, а после того, как господство Царской империи утвердилось на их землях, значительная часть кабардинцев переселилась в тогдашние турецкие владения. Попытка противопоставления династического брака гораздо более позднему столетнему вооруженному конфликту, тема которого к тому же актуализировалась, выглядела совершенно неубедительно и не изменила тенденцию к обострению «адыгского вопроса».

Для Башкортостана празднование в том же 2007 году 450-летия «добровольного вхождения» в состав Российского государства стало также и еще одним ответным имиджевым ходом на вызов Татарстана, с всероссийским размахом отметившего тысячелетие Казани, Однако, придать башкирскому юбилею такие же масштабы, статус и тот же по силе резонанс не удалось.

Идущие из Москвы идеологические установки бездумно подхватывались на местах (не обязательно в самих республиках) и, облекаясь в привычные пропагандистские штампы, превращались уже в полный абсурд. Например, события 450-летней давности зачастую именовали не «присоединением» к России (или вхождением в ее состав), а «воссоединением» с ней. Чаще всего этот термин употреблялся в отношении Удмуртии, но также и в отношении Башкортостана и даже Кабарды. Иногда это приобретало уже совершенно курьезные формы, вроде утверждения о «450-летии воссоединения^) республики(!) Кабардино-Балкария(!) с Россией», содержащегося, в частности, на общероссийском сайте «Почты Дедушки

Мороза»491.

Важно отметить, что, несмотря на присваиваемый региональный статус, проводимые юбилейные мероприятия, даже при всех натяжках, могли стать праздником для кабардинцев, но не балкар, башкир, но не татар. Примечательно, что общеадыгский юбилей был достаточно скромно отмечен в Карачаево-Черкесии, причем преимущественно как черкесский и русский праздник.

Очевидно, что попытки стимулирования региональной идентичности были осуществлены по старым имперским рецептам и лекалам советских времен. Между тем, данная деятельность в современных условиях требует новых креативных подходов. Вероятно, более продуктивным было бы формирование представление о том или ином субъекте Российской Федерации не как о чьей-то национальной территории с соответствующей национальной историей, а как о новой «стране», новом «государстве», пусть недавно сформировавшихся в новом виде, но имеющих широкие перспективы в будущем в рамках единой системы с другими такими же «странами» и «государствами». По крайней мере, для «двунациональных» регионов этот подход выглядит более предпочтительным с точки зрения сдерживания конфронтации по этническому принципу.