В.В. Лапкин, ИМЭМО РАН ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ ИДЕНТИЧНОСТИ В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Отвечая на вопрос анкеты, распространенной оргкомитетом нашей конференции, относительно того, каковы, на мой взгляд, приоритетные направления исследования идентичности, я назвал три: 1.

Анализ идентичности в качестве ресурса современного развития; 2.

Анализ процессов реконфигурации социальной и политической идентичности в эпоху глобализации; 3.

И, наконец, довольно болезненную для отечественного исследовательского сообщества проблему трансформации российской идентичности, которая неизбежно сопровождает процессы модернизации общества, уточнение условий, масштабов и приоритетных направлений такой трансформации.

Три этих направления, на мой взгляд, тесно связаны между собой и достаточно точно задают тематическую рамку анализа формирования идентичности в условиях глобализации. Одна из возможных интерпретаций существа тех процессов, которые характеризуют глобализацию в последние два десятилетия, состоит в том, что именно в этот период модернизация становится универсальным императивом, обращенным ко всякому сообществу нашего сегодняшнего мира и предполагающим одновременную универсализацию идентификационных моделей и расширение спектра составляющих идентичности. Этот рецепт понуждения к интенсификации развития хорошо известен и ясно указывает на «движущую силу» этих процессов. Функциональная дифференциация и специализация в жестко регламентированных рамках универсальных стандартов - это то, что повсеместно устанавливает в качестве непреложного требования («платы за вход») мировой рынок в ходе своей неукротимой глобальной экспансии. В этом смысле идентичность, тем более, в контексте политики идентичности, предстает своего рода стандартным набором маркеров, коими глобальный рынок помечает своих социальных агентов, дифференцирует и стандартизирует их «функционал», формирует их «товарный вид» перед их продвижением на рынок. Столь же очевидно, что «имидж» сообщества, претендующего на присутствие в глобальном пространстве, - страны, церкви, нации, транснациональных бизнес-структур, племенной или «флэш- мобильной» группы, сообщества футбольных фанатов или национального землячества - равным образом выступает в той же роли более или менее эффективного средства продвижения этого сообщества на глобальный рынок, точнее, на те его специализированный «площадки», где формируется соответствующий потребительский интерес.

Рост внимания к теме и проблематике идентичности отражает углубление глобальных процессов отчуждения в обществе, процессов самоотчуждения индивида. Идентичность предполагает полагание противостояний «МЫ - ОНИ», «СВОИ (НАШИ) - ЧУЖИЕ». Снижение интенсивности самоидентификации индивидов со своими традиционными сообществами (от государства до конфессии или структур родства) означает рост отчуждения от прежних социальных ролей и формирование запроса на иные ролевые паттерны. Социальная идентичность выступает сегодня мощным инструментом отъединения одних групп от других. По мере распада синкретичных форм идентификации, такое отъединение проникает в саму структуру современного индивида (рассматриваемого в качестве составляющего элемента целостного социального субъекта), форсируя процесс самоотчуждения индивида. Этой тенденции саморазрушения индивида через самоотчуждение противостоит личностное начало - основа универсальности человека. Именно личностная проекция раскрывает присущие идентичности смыслы и ресурсы развития, принципиально не обнаружимые в рамках парадигмы экономического человека.

Вся совокупность идентификационных ориентиров, представленных в глобальном коммуникационном пространстве (а сегодня его охват тотален и фактически не знает исключений), пребывает в состоянии перманентных радикальных преобразований. Вся система позиционирования индивида, формирующая его социальный габитус, теряет прежнюю определенность и становится объектом конструирования как со стороны самого индивида, так и со стороны разного рода субъектов социальной политики и политики идентичности.

Результатом этого являются социокультурные изменения, происходящие повсеместно и с невиданными ранее динамизмом и лабильностью, а вместе с тем - необратимое разложение многих прежде традиционных фундаментальных механизмов и способов поддержания идентичности. Иными словами, состояние всеобщего кризиса идентичности становится нормой.

Особенно болезненными оказываются процессы, связанные с разложением национальной идентичности, которая долгое время считалась неотъемлемым атрибутом современного национального государства, активно культивировалась и рассматривалась как доминирующая в своего рода иерархии идентификаций современного человека.

рассматривалась как в целом второстепенная и значимая прежде всего для не вполне модернизированных сообществ, более того, как маркирующая их несовременность.

Сегодня такая иерархия представляется довольно сомнительной. Усилия современных государств, отстаивающих свое право на сохранение и воспроизводство единого национального культурного пространства, наталкиваются на сопротивление двух основных разнонаправленных процессов. С одной стороны - это процессы культурного и информационного глобализма, унифицирующего идентификационные образцы и подменяющего устойчивую основу национальногосударственного уровня идентификации повсеместно узнаваемыми символами, порождаемыми в глобальном информационном пространстве. А с другой - процессы разложения гражданской (национальной) солидарности под напором сепаратистских притязаний этнических, религиозных, языковых, субкультурных сообществ.

Тем не менее, в дальнейшем изложении я попытаюсь сделать акцент не столько на конфликтах, порождаемых глобализацией и сопутствующими ей новациями, сколько на изменениях общей структуры идентификационных ориентиров, что стало одной из ключевых характеристик эпохи глобализации.

Так, размывание классических паттернов национальной идентичности, провоцируемое процессами глобализации, формирует многочисленные новые, разнонаправленные тенденции идентификационных процессов. Если попытаться условно структурировать эти процессы, то на одном полюсе оказывается пресловутое всемирное гражданство (в основе которого лежат универсальные нормы, правила и принципы, сформированные практиками глобального рыночного обмена и финансовых трансакций). А альтернативой ему выступают тенденции девальвации национальных ценностей и резкого усиления (а в определенном смысле - возрождения) за их счет значимости этнической, религиозноконфессиональной, цивилизационной и других, прежде «вторичных», дополнительных идеалтипических моделей идентичности.

Вместе с тем, этот кризис национальной идентичности выдвигает на первый план ее гражданскую составляющую. Гражданская идентичность становится обоюдоострым оружием в процессах политической интеграции современного мира. Речь идет не только о «всемирном гражданстве» (как наиболее последовательном и «завершенном» отображении абстракции «мирового рынка»), но и, в частности, о европейском гражданстве (гражданстве Евросоюза), в случаях, когда права «граждан Объединенной Европы» вступают в противоречие с интересами граждан отдельных европейских стран, как это случилось с восточноевропейскими цыганами в Италии и Франции, что стало в итоге общеевропейской проблемой.

Этот, казалось бы, частный вопрос рельефно высвечивает существенно более значимые противоречия, возникающие в ходе формирования надцивилизационных идентификационных и интеграционных моделей. Проект Евросоюза, именно как проект, и был изначально попыткой создать такую модель. И не случайно в ходе его реализации последовательно формировались практики толерантности, политкорректности, мультикультурализма.

На сегодняшний день проект Евросоюза можно рассматривать как своего рода наиболее «продвинутый» образец интеграционной модели, имеющей, безусловно, общемировое значение. Очевидно, что любая модель надцивилизационной интеграции предполагает в качестве своего фундаментального принципа универсализм и потенциально ориентирована на глобальное пространство самореализации, а объектами интеграции в рамках такой модели могут стать, в конечном счете, любые культурно-цивилизационные образования современного мира. Конкретные особенности культуры и институциональной среды сообществ, включающихся в интеграционный процесс, с этой точки зрения могут влиять лишь на темп и нюансы процесса, но не на общий тренд преобразований.

Тем не менее, формирующиеся при этом универсальные практики и модели интеграции и идентификации имеют принципиально важное значение в решении многих ключевых проблем современного развития.

В частности, именно в гражданской идентичности, которая лежит в основе реального политического самоопределения индивида, его самоотождествления с политической нацией, современное общество пытается найти опору в противостоянии натиску как глобализма, так и его антипода - ксенофобии. Это обстоятельство особо значимо ввиду повсеместного обострения национальных чувств и подъема на этой волне националистических движений в развитых странах Запада, роста политической поддержки правых партий и радикальнонационалистических идейных группировок, равно как и нарастания радикальных настроений в большинстве проблемных регионов мира.

Стоит упомянуть и о проблемах, которые создают потоки инокультурной иммиграции, рассматривающиеся уже как угроза не только нынешнему и будущему экономическому и социальному благополучию, но и собственному уникальному культурному потенциалу развития принимающих сообществ, как фактор, реально меняющий культурную физиономию этих сообществ. Вместе с тем, массовая миграция порождает сегодня парадоксальное сосуществование в рамках единой политической системы разнородных цивилизационных сообществ, характеризующихся принципиально различной культурой повседневности и полярными типами присущих им моделей самоидентификации. В результате в принимающих мигрантов странах растет потребность в интеграции сообществ «поверх» их национально-цивилизационной идентичности, в институциональном оформлении этих новых универсалистских форм идентификации (подобно тому как, в свое время, политическая рамка нации стала пресловутым «плавильным котлом» этноконфессиональных идентичностей). Иными словами, растет потребность в конструировании над-цивилизационных политических интеграционных моделей.

Это последнее обстоятельство заслуживает особого внимания. Картина сегодняшнего последовательного и стремительного размывания национальной идентичности, со всей очевидностью наблюдаемая с «классических» для Нового времени позиций государства-нации - с иных позиций выглядит скорее как формирование альтернативных идентификационных ориентиров, преимущественно цивилизационной природы.

Ей, казалось бы, соответствует повсеместно наблюдаемая активизация устремлений многочисленных периферийных регионов реализовать претензии на собственную культурную и цивилизационную самобытность. А также - сегодняшнее драматическое расщепление понятия национального, которое в зависимости от контекста может прочитываться как атрибут государства-нации, а может наполняться этническими и даже примордиальными коннотациями.

Но, с другой стороны, для значительного числа регионов незавершенной модернизации все более притягательными становятся наряду с традиционными «национальными» универсалистские модели самоидентификации. Анализ причин этого вновь побуждает возвратиться к проблемам и движущим силам развития интеграционного проекта Евросоюза. Прежде всего - к осмыслению особенностей природы так называемой западноевропейской цивилизации, которая, на мой взгляд, существенно отличается от всех прочих, так или иначе традиционных цивилизаций. Эта особенность очевидна не только при анализе того, как с культурно-цивилизационных позиций происходило формирование Евросоюза, включение в него стран Южной, а затем и Восточной Европы, а также того, как сейчас видятся приоритеты интеграции инокультурных сообществ в Евросоюз, как трансформируется дискурс общеевропейской идентичности.

Наиболее точно эта особенность может быть обозначена с учетом той принципиальной «мутации» западноевропейской цивилизации, результат которой и зафиксирован в представлениях о современном обществе. В их основе лежат культурные принципы и институциональные механизмы, выработанные в процессе формирования тотально коммерциализированного общества и дополненные позднее, в качестве условного компромисса, так называемой социальной политикой. Условность и ограниченность возможностей этого компромисса видна на примере политики стран Евросоюза в условиях современного кризиса, имея в виду то, что именно социальная политика оказывается первой в перечне тех жертв, которые приносятся в интересах финансовой стабилизации и политического престижа Евросоюза в современном мире... Нынешнее повсеместное распространение этой социальной модели (по-прежнему, как правило, сначала - ее практик коммерциализации, и лишь спустя некоторое время - ее приложений в сфере социальной политики) неизбежно влечет за собою специфические формы идентификационной трансформации, изучение которых является задачей, заслуживающей самого пристального внимания нашего исследовательского сообщества.

Намечу лишь одну из множества связанных с этим исследовательских проблем. Оценивая в целом процесс трансформации идентичности, сопряженный с модернизационными переменами, стоит обратить внимание на две принципиально различные его интерпретации. В одном случае завершением этого процесса видится неизбежная и закономерная смена идентичности модернизирующегося общества. В другом - исходя из представления о многосоставности идентичности, допускается возможность неконфликтного (или ограниченно конфликтного) соприсутствия в социальной идентичности современного индивида разнообразных ее составляющих, формирующихся в условиях современного мира. Именно последний подход, на мой взгляд, позволяет рассмотреть и исследовать возможность совмещения императивов модернизации и глобализации с сохранением основ культурной идентичности конкретного сообщества, возможность обеспечить воспроизводство и преемственность культурной традиции. Только на этом пути меняющаяся идентичность может стать ресурсом развития общества.

Такой представляется проблемная среда изучения идентичности в условиях глобализирующегося мира.