ИССЛЕДОВАНИЕ ПОЛИТИКИ ЧЕРЕЗ ИНТЕРПРЕТАЦИЮ СОЦИАЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ И ИХ ИДЕАЛЬНО-ТИПИЧЕСКОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ

Для раскрытия своеобразного генетического кода политики конкретного общества необходимо не просто дать типизацию действий, но интерпретировать, понять их суть. Вебер выделяет несколько типов понимания.

Второй тип интерпретации социального действия — объяснительное понимание. Оно предполагает выяснение мотивов конкретного социального действия. В нашем примере требуется понять, что побудило счастливого, жизнеутверждающего политического деятеля оказаться героем телепередачи — пришел ли он праздновать победу на выборах, добиться поддержки принятия желанных решений или же, как говорится, делает хорошую мину при плохой игре. Чтобы осуществился этот тип понимания, необходимо, как считает Вебер, поставить себя на место индивида, чье поведение мы пытаемся объяснить, и тем самым выяснить мотивы, стоящие за его действиями.

Третий тип — причинное объяснение. Оно предполагает выяснение того, что инициировало сами мотивы, которые привели к соответствующим социальным действиям. Здесь социолог настаивает на необходимости обнаружить связи между целой серией действий или событий. Это, разумеется, предполагает проведение серьезных социологических исследований. Подобного рода исследования осуществил сам Вебер, стремясь, в частности, выявить связи между религиозными этическими принципами и поведением индивидов, особенно их экономической и политической деятельностью.

Однако даже взятые вместе, все типы понимания не могут гарантировать полную картину того или иного социального действия, ибо понимание всегда приблизительно. Оно относительно даже в ситуации непосредственной иптеракции людей друг с другом лицом к лицу. Социологу же нередко приходится анализировать социальные действия, интерпретировать социальную жизнь ее участников, когда они отдалены, причем не только в пространстве, но и во времени.

Эти, казалось бы, общие вопросы могут быть наполнены конкретным содержанием, представляющим социологический интерес. Так, сегодня для большинства россиян очевидно, что все политики советской эпохи лгали о «коренных преимуществах социалистической демократии». Но отнюдь не все так очевидно для социолога: почему люди, причем большинство, хотели обманываться, не искали «свою» правду, поддерживали веления вождей? И только ли причина сему в репрессиях и страхе? Или, возможно, многие люди, осознанно или нет, но искренне хотели подобного порядка вещей, верили в естественность существующих реалий, в справедливость «советского демократизма»? Могли ли не только руководимые, но и субъективно честные и порядочные руководители, наделенные самой высшей и реальной властью, «начать жить не по лжи», «по-демократически», просто сообразно здравого смысла, т. е. рационально?

Рассматривая подобные проблемы (причем 8 контексте различных культур), Вебер для их разрешения прибегает к конструированию идеально-типической модели социального действия индивида. По его мнению, социолог должен соотнести имеющийся в его распоряжении материал с религиозными, мировоззренческими, эстетическими, моральными ориентирами, исходя из того, что служило реальными ценностями для людей, являющихся объектом исследования. Поэтому идеальный тип социолог называл «интересом эпохи».

В этой связи напомним теорему известного американского социолога У. Томаса: «Если люди определяют некоторые ситуации как реальные, эти ситуации реальны в своих последствиях». Ее надо понимать так, что в результате социальных действий индивидов, определяющих «некоторые ситуации как реальные» (забота вождей о народном благе, идеалы демократизма социалистического общества и т. д.), конструируется сама социальная реальность определенного характера. Если для стороннего наблюдателя социалистическая демократия являлась обманом, то для значительного числа россиян она был элементом их социальной реальности, что предопределяло их поведение, характер их социального взаимодействия, вообще причинные связи, доминировавшие в советском обществе.

По Веберу, чтобы уяснить действительные причинные связи, имеющие место в конкретной социальной реальности, и дать возможно более полное и комплексное толкование типичным социальным действиям людей, необходимо прежде всего сконструировать недействительное — извлекаемые из эмпирической реальности заостренные элементы, которые должны выражать то, что наиболее характерно, значимо для общественных явлений или социальных действий своего времени. Так, например, можно сконструировать идеально-типическую модель партийного лидера, чиновника или самого обыкновенного обывателя. Понятно, что в жизни, строго говоря, не может быть идеальных вышеназванных персонажей. Различные причины приводят к тому, что реальный партийный босс или чиновник всегда будет иметь отклонение от идеального типа. Здесь-то и открываются возможности для сравнивания реального социума с его идельным типом. По отклонению от идеального типа исследователь может установить особенности конкретных людей, прежде всего в плане характерных для них действий.

Далее, сравнивая распространенность целерациональных действий с другими типами действий и выявляя, какой тип действия является доминирующим, можно судить о конкретном тине рационального поведения людей и, соответственно, конкретной парадигме рациональности общества.

Демократам первой волны казалось, что «начать жить не по лжи», «по-демократически» не так уж и сложно: необходимо заменить прежнюю однопартийную политическую систему на новую — многопартийную, с разделением властей. Следовало также сломать авторитарное централизованное государство, заменив его государством правовым и покончить с всевластием чиновни- ков-коммунистов. По большому счету, все так и было сделано. Кроме одного — никто враз не смог сделать россиян прагмвтиками-рационалистами. Новые чиновники, чтобы они не говорили о своей приверженности правовому государству, просто не могли немедленно начать совершать целерациональные действия правового толка. На фоне олигархизации политического процесса властные отношения вновь стали регулироваться принципами ценностной целесообразности —проводить или нет выборы, предоставлять или нет телеэфир лидеру конкретного движения и т. д. Требовалось время, чтобы к новым реалиям начала адаптироваться ментальность россиян. Сообразно этим переменам весьма постепенно стала намечаться тенденция к целерациональным действиям. Социологи зафиксировали процесс становления россиян прагматиками лишь к середине 90-х годов[XIX].

Если использовать веберовскую методологию при анализе современного российского общества, то его цивилизационный уровень следует определять не по институциональным структурам как таковым (наличие парламента, многопартийности) и даже не по стремлениям людей к политическому успеху, а по тенденциям формально-рационального регламентирования жизни, по тому, насколько целерациональные действия стали типичными в поведении и управляющих, и управляемых.

В Америке сложилась принципиально иная ситуация, чем в России. Там наибольшее распространение получают целерациональные действия с тенденцией их доминирования по отношению к остальным типам действий. В обществе утверждается рациональность сама по себе, а формальная рациональность становится господствующей тенденцией. Рационализируются мировоззренческие установки, концентрированное выражение которых воплощено в протестантской этике. Рационализируется образ жизни в целом: труд, отдых, образование, семейно-брачные отношения и, конечно, политические институты. Так, в общем и целом рациональные действия людей конструируют и рациональную социальную и политическую реальность.