Инструменты и практики формирования национально-гражданской идентичности

Социальная политика активно используется в качестве инструмента формирования гражданской идентичности. В числе приоритетов - образование, социальное обеспечение и здравоохранение, а также личная безопасность граждан.

Опорой этого дискурса становятся самоорганизация гражданского общества и развитие практик взаимодействия людей и на этой основе - местных сообществ, накопление здесь социального капитала. Гражданское участие стимулирует процессы артикуляции социально значимых интересов. Такую активность государство и пытается направить в русло обустройства социальной среды. Это тем более актуально в условиях резкого сокращения социальных расходов, особенно в сильно пострадавших от кризиса странах ЕС, и роста социального недовольства и массовых протестов против сдачи позиций «социального государства», которыми отмечен конец нынешнего десятилетия.

Культура участия рассматривается в развитом мире как отвечающий задачам развития общества тип политической культуры, способный поддержать развитие на основе укрепления социальной солидарности, а гражданская идентичность - как его

ресурс. Зримым результатом стала волонтерская работа: так, в ней участвует более

21 6

четверти взрослого населения США211, а в Германии и в Ирландии - каждый третий гражданин страны212. В Великобритании в разовые волонтерские инициативы вовлекались, согласно данным опросов, 73% населения; при этом более четверти (27%) участвовали в организованной волонтерской работе не менее раза в месяц213.

Рост безработицы влил в ряды волонтеров армию новобранцев. Социальные службы открывают максимум возможностей для развития самых разных форм социальной вовлеченности, которые отвечали бы разным возможностям, вкусам и

предпочтениям. В ткань рыночной экономики, которая формирует потребительскую культуру, внедряются элементы «экономики дарения» и культуры непотребительских ценностей (market economy vs gift economy215). В русле такого подхода лежат развитие социально ответственного инвестирования и утверждение модели корпоративного гражданства216, «зеленой экономики» и ответственного

индивидуального потребления. В «альтерглобализме», «движении непотребителей» и других новых социальных инициативах пробиваются ростки «альтернативного капитализма». Такая вовлеченность формирует систему ценностей и моделей поведения в публичной сфере, которую можно описать как «идентичность участия» (в развитие предложенной М.Кастельсом классификации).

Однако институты западной демократии, которые должны обеспечивать развитие гражданского участия, столкнулись с серьезными вызовами самой демократии в виде обособления инокультурных сообществ, пределов толерантности в публичной сфере, роста этнофобий и асоциального поведения. Готовность людей отдавать время и силы на работу на общественном поприще встретила сопротивление в виде рудиментов «приходской» политической культуры и патрон- клиентских отношений с государством, настороженности в отношении контактов с незнакомыми людьми и просто социальной апатии. Зачастую императив участия рассматривается как недопустимое вторжение в частную жизнь. Далеко не все согласны и с перспективой большей ответственности перед государством и обществом (да и за самих себя).

Но объективные ограничения такой модели «общества участия» трудно преодолеть в условиях, когда полем государственного регулирования становится повседневность. После десятилетий борьбы за права меньшинств, после побед, одержанных на путях проведения «политики идентичности» религиозными, этническими и гендерными сообществами Запад вступает в полосу запретов, слабо согласующихся с заявленными приоритетами экономической и социальной политики. Так, ограничения на присутствие символов мусульманской религиозной идентичности в общественной жизни расшатывают корабль мультикультурализма гораздо заметнее, чем сокращение вливаний в социальные программы адаптации мигрантов. Частная жизнь попадает под пристальный надзор, как только человек оказывается в публичном пространстве218. Но и безбрежная политкорректность подрывает уровень доверия в обществе, которое обнаруживает границы собственной толерантности.

В обществах, переживающих институциональную трансформацию, происходящая социальная ломка вызывает тектонические сдвиги в сознании людей: потеря привычных ценностных ориентиров порождает «кризис идентичности». В действительности речь идет об утверждении новой иерархии ценностей и о поисках новых социокультурных скреп, и в молодых государствах правящая элита стремится придать им «длинное дыхание» за счет национальных проектов развития. Опорой молодой государственности становятся традиционные ценности, скрепленные цементом этнонационализма. Они вступают в конфликт с теми смыслами и моделями поведения, которые формирует информационное общество и навязывает вездесущий коммерческий масскульт. В результате закрепляются социокультурные расколы.

Конструирование символического пространства национально-государственной идентичности - новой государственной символики, праздников, героев - призвано преодолевать эти противоречия.

Сравнительный анализ практик формирования национально-государственной идентичности в странах, прошедших либо переживающих сегодня глубокие социокультурные трансформации, позволяет оценить факторы, определяющих степень эффективности таких практик и, соответственно, их влияние на общественное развитие. Великобритания как страна, пережившая распад колониальной империи и изменение статуса своих автохтонных меньшинств, Сингапур как молодое полиэтническое государство и Китай как находящееся в процессе динамичной трансформации экономических и социальных институтов общество представляют интересные примеры для сравнения эффективности практик государственной политики формирования национального самосознания и гражданской идентичности.