А.С. Горшков, Пермский государственный университет «ИНАКОВОСТЬ» И ГЕНДЕРНЫЕ ВАРИАЦИИ МНОЖЕСТВЕННОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Во второй половине XX в. в западном континууме актуализируется проблематика «инаковости» в контексте «экспансии» философии постмодернизма (М.Фуко, Ж.Делез, Ж.Батай, говорившие о необходимости переосмысления идентичности в связи с пролиферацией категории Другого) и широкоформатного эмансипаторского мейнстрима.

декларированная «новыми левыми», этническими меньшинствами, молодежными субкультурами и феминистками, привнесла в англо-саксонскую традицию качественные изменения в представлении о морфологии социума, не как одномерной статичной системы, а дифференцированной динамичной структуры, сотканной из множественных элементов. Самоидентификация детерминируется отнюдь не полом, расой, классом. Существенное влияние на процесс оказали этнические, женские и гендерные исследования, которые в рамках конструктивизма, оценивали «друговость» / «инаковость» как непохожесть индивидов / общностей, наличие особых ценностных, ментальных, культурных особенностей в сочетании со стремлением к легитимации посредством включения в гражданские и публичные коммуникации.

В России своеобразной точкой бифуркации в продуцировании множественных дискурсов идентичности послужила коррозия советской идеократической системы с последующей ликвидацией Союза, сопровождавшейся плюрализацией социума в к. 1980 - нач. 1990-х годов (гласность, перестройка, многопартийность и т.п.) Впоследствии, становление новой российской государственности под эгидой «демократов-младореформаторов» сопровождалось кардинальный поворотом к гуманистическим и гражданским ценностям в духе Всеобщей декларации прав человека, нашедшими отражение в Конституции 1993 года. Стремление к признанию РФ международным сообществом и интеграции в мировой контекст развития побудили политическую элиту России к формальному признанию «инаковых» идентичностей (этнической, гендерной, квир) в духе мультикультурализма.

законодательства (отмена статьи 121 УК РСФСР351, каравшей за мужеложество - 27 мая 1993 г.), подписание «Декларации принципов толерантности» (1995), «Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств» (1996), введение моратория на смертную казнь (1996-1999), а также - вступление в Совет Европы и ратификация «Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод» (1996 и 1998, соответственно). Тем самым, государство, де-юре, выступало ключевым актором в диверсификации публичного поля множественных идентификаций, получивших доступ к политической самореференции.

Однако, де-факто, действия правящей элиты были обусловлены не только внешними индикаторами глобализации, но и внутренними социальными кливажами, символизировавшими интенсификацию андеграундного мейнстрима. Либеральная эйфория начала 1990-х, помимо всего прочего, вывела на авансцену феминистски ориентированные практики, по отношению к патриархальным детерминантам маркируемые как «инаковые» (имплицитно - «маргинальные»). Консолидирующим посылом отечественных феминисток выступала «’’групповая” ориентация, осознание специфики интересов женщин в качестве интересов определенной социальной общности, которые необходимо отстаивать и отдельно представлять на политической сцене»352. Акторами конституирования фемининной идентичности выступали как общественно-политические объединения (например, политическая партия «Женщины России», Клуб Р.М. Горбачевой), так и представители академического бомонда (О. Воронина, Н.Кочкина, С. Айвазова, Н.Пушкарева, И.Жеребкина, О.Рябова и др.). Совместные усилия вылились в генезис специализированных gender studies, артикулированных, в том числе, в учебных программах высшей школы (Ивановский государственный университет, Пермский государственный университет, Европейский Университет в Санкт-Петербурге и т.д.), а также - поддержанных специализированными научно-исследовательскими институциями («Московский Центр Гендерных Исследований», «Гендерные

исследования - Центральноазиатская сеть»; университетская сеть для стран бывшего СССР - «Харьковский Центр Гендерных Исследований» и пр.).

Концептуализируя женскую субъектность, отечественные исследователи активно осваивали западный теоретико-методологический опыт (накопленный феминистками США, Англии, Франции за последние тридцать лет), используя некий «усредненный», синтетический инструментарий, агрегирующий в себе черты фрейдизма, либерально-реформаторской модели феминизма (Б.Фридан, В.Сапиро,

В.Клейн и др.) и, в большей степени, - хоть и в смягченном варианте, - аттитюды радикального феминизма (в интерпретации К.Миллет, А. Дворкин, Б.Хукс, Н.Чоддороу, Ю.Кристевой и др.353, концепт «Другого» С. де Бовуар). Общим в осмыслении гендерных идентификаций можно считать критику патриархального господства в сфере публичного и приватного, связанного с сексизмом и андроцентризмом; требование равенства и транспарентности карьерных позиций и нейтрализации репрессивных механизмов власти; переоценки истории с учетом необходимости реставрации в ней фемининного и т.д.

Параллельно с генезисом женских инициатив, в диффузионном потоке 1990 - нач. 2000-х годов, происходит актуализация гей-сообщества, манифестирующего социальную «друговость» посредством политической самоорганизации (Либертарианская партия, ЛГБТ-сеть, аффилированная Европейскому союзу, санкт- петербургская ассоциация «Выход»; издание печатных СМИ - журналы «РИСК», «Ты», «Митин журнал», «КВИР» и т.п.), а также поиск поддержки среди

правозащитников (Московская Хельсинская Группа, «Стратегия 31»). Российские

гомосексуалы избрали «этническую модель идентичности» (имманентную

американским эмансипаторским течениям 1960-70-х годов), суть которой сводится к легитимации гомосексуалов и получению ими <...> гражданских прав (по аналогии с

366

этническими группами) с признанием их как сообщества354. Правовые основания были созданы в 1993 г. (декриминализация в результате модернизации Уголовного кодекса) и в 1999 г. (исключение гомосексуальности из реестра психических деструкций). В последние годы, в результате культивирования в российском обществе гетеросексистских355 интенций и табуирование общественно-политических акций гомосексуалов, появляются неформальные механизмы поддержания самоидентификации - «подпольные» перформансы, несущие в себе

политизированный мессидж - несанкционированные гей - парады356, ежегодный международный фестиваль квир-культры357 и ЛГБТ международный кинофестиваль «Бок о Бок»358, проводимые в Санкт-Петербурге.

В научной среде, первые шаги к анализу гей-«инаковости» были предприняты относительно недавно в контексте социологических (Е. Омельченко360, фокусирующая внимание на эскалации гомофобии в молодежной среде), исторических и философских исследований (И.С.Кон361) и политических исследований (А.С.Горшков362). К тому же, в рамках гендерного модуса наблюдается формирование некой метаидентичности, рассматриваемой сквозь призму квир-теории (В.Суковатая363, И.Куприянова364), когерентной политическим трансформациям на

Западе в 1970-80-е годах Дефиниция «квир» (от англ. queer - «странный», «чудаковатый», «эксцентричный») как альтернативная форма гендера была введена в общественно-политический дискурс Терезой де Лауретис в целях осмысления многогранности женской, а впоследствии - и мужской, гомосексуальной идентичности. Во многом, квир-теория опирается на исследования постмодернистского философа Мишеля Фуко365, показавшего, что гендер и сексуальность являются так же, как класс, раса и социальные ритуалы, значимыми семиотическими системами, необходимыми для адекватного восприятия окружающего мира. В основе квир-теории лежит представление о вытеснении - социальном, политическом, психологическом - как механизме конструирования квир- субъектности или квир-идентичности (следуя поструктуралистам Э.Лакло и Ш.Муфф, вытеснение в область дискурсивности, где сконцентрированы все «инаковые» элементы, вступающие в конфронтацию с центральным политико-ценностным курсом). Носителей подобной идентичности Фуко называет «маргинальным субъектом дискурса и практик». При этом, подчеркивает Элизабет Гросс, квир не просто характеризует маргинальную идентичность, а апеллирует к термину трансгрессивности. Трансгрессия - ключевой момент теории постмодернизма, буквально означает - переход непереходимых границ, отделяющих возможное от невозможного; по меткому замечанию М.

Расширение инструментального и эмпирического поля «инаковости» в рамках гендерных и квир-репрезентаций способствует раздвижению исследовательских горизонтов феномена множественной идентичности. «Инаковость» можно трактовать как механизм самоидентификации дискурсивных маргиналий, выраженный в декламации и реализации самобытных социокультурных или политических интересов. Однако, существуют и негативные коннотации «инаковости», неконгруэнтные глобальному тренду политики равных прав и возможностей, продвигаемой наднациональными институтами - ООН, ЕС, Советом Европы, Международной Амнистией, и номинально провозглашаемой и Россией.