§ 15. Попытка законодательного регулирования картельных организаций

Вопрос о предпринимательских союзах нельзя представить решению самой жизни, ибо в нем сталкиваются слишком значительные интересы не только чисто хозяйственные, но даже и более широкие, общекультурные.

При этом, однако, законодатель должен всегда помнить, что разные формы совместной деятельности в сфере промышленной и торговой жизни, сами по себе, не должны служить ни предметом поощрения, ни предметом преследования со стороны законодателя. Они вообще не представляют ни абсолютных достоинств, ни абсолютных недостатков: каждая имеет свои особенности, которые и делают то ту, то другую для данных условий пригодною. Выбор наиболее подходящей формы надо предоставить самой жизни, сознательному отношению самих участников. Ибо, если допустить, что они и выбирать не умеют, то вообще нельзя надеяться на благоприятные результаты деятельности участников. Законодатель со своей стороны, должен дать организациям формулировку, наиболее соответствующую их существу, должен найти для данного отношения его естественное, имманентное ему право и нормировать подробности института в соответствии с основными его особенностями. Законодатель должен устранить из деятельности этих организаций все, что представляется вредным для народного хозяйства, интересы коего государственная власть должна отстаивать. При таких условиях вообще нельзя говорить о желательной или нежелательной форме совместной деятельности. Желательны или нежелательны могут быть результаты, независимо от того, в какие формы эта совместная деятельность будет облечена. Еще очень недалеко то время, когда общество и законодательство смотрели и на акционерные компании совершенно так, как теперь многие склонны смотреть на предпринимательские союзы. Предпочитали полное товарищество, товарищество на вере, искусственно создавали мало жизнеспособную форму коммандитной компании на акциях, лишь бы избежать ужасной формы акционерной компании в чистом виде.

Если задачи, намеченные товарищеской организацией, считаются опасными для государственных интересов, или затрагивающими коренные основы народного существования, то государство может уничтожить свободную инициативу частных лиц или организаций и поручить эту деятельность заботам государственной власти, общественных, публично-правовых организаций. Но пока государство на это не решилось, оно должно предоставлять лицам, берущим на себя выполнение этих задач, избирать ту именно форму, которую они признают наиболее подходящей. Трест, напр., или акционерная компания, заменившая трест, представляют незаменимые преимущества по сравнению с синдикатом, если надо вполне объединить ряд предприятий, если объединение касается не одной какой-либо, а всех сторон их деятельности. Но в известных условиях такое объединение может представляться не только мало желательным, но и прямо невозможным. Оно может, напр., противоречить навыкам, существующим в той или другой отрасли производства.

Обращаясь к положительному праву, необходимо отметить, что оно в общем находится еще в зачаточном состоянии.

Особняком должно быть поставлено законодательство Северо-Американских Соединенных Штатов, представляющее ряд чрезвычайно своеобразных особенностей. Среди них на первом месте нужно поставить распределение законодательной власти между федеральным правительством и отдельными штатами, при отсутствии точного разграничения компетенций. Центральный орган не обладает авторитетом, достаточным для того, чтобы если не ratione imperii, то, во всяком случае imperio rationis разрешать спорный вопрос.

Между тем здесь то и необходимо правильное взаимодействие между федеральным правительством и законодательством отдельных штатов. Картели и синдикаты, ограничивающие свою деятельность пределами отдельного штата, не могут представлять серьезной угрозы монополистическими тенденциями к завладению рынком. Для железных дорог, банков, страховых предприятий, всей железоделательной промышленности, для нефти, сахара и т. д. рынок не ограничивается пределами отдельных штатов, и тут самостоятельная политика отдельных штатов представляет громадные опасности.

К тому же интересы разных штатов сталкиваются здесь между собой. Отношение к трестам штатов с широко развитой промышленностью и штатов земледельческих должно быть диаметрально противоположным. И. И. Янжул отмечает, что строго запретительное законодательство развивается почти исключительно в штатах земледельческих, где в представительных учреждениях преобладают интересы сельскохозяйственные, враждебные промышленникам и торговцам*(339).

Но самым серьезным препятствием для правильного развития картельного права служит состояние американского законодательства вообще. Общим правом, нормирующим все отношения, является английский common law, поскольку он не отменен специальными узаконениями. Понятно, в этом common law совершенно не было норм, которые были бы приложимы к картелям, если не считать постановлений о трестах, которыми так неожиданно воспользовался американский деловой оборот. Не было также законодательных постановлений, нормирующих те сферы деятельности, к которым по преимуществу прилагались эти формы картельного соглашения, как-то: железнодорожная, банковская, страховая и т. д. Поэтому американские законодательные постановления представляют удивительную смесь норм, касающихся формы совместной деятельности предпринимателей (железнодорожных, банковских) и самой их деятельности.

Особенно жалким должно было оказаться содержание common law по отношению к тем формам крупнокапиталистического строя, которые так пышно расцвели на американской почве.

Таким образом, в американском праве оказалось два совершенно противоположных принципа, которые можно было применять по отношению к картельным организациям, уважение к частной инициативе и боязнь монополии. Поэтому американский законодатель, как в борьбе с синдикатами так и в поддержке их деятельности, одинаково мог ссылаться на принципы старого права.

Неудовлетворительное состояние законодательства должно было раньше всего проявиться в области железнодорожного дела, которое не может быть безнаказанно предоставлено в бесконтрольное распоряжение частных предпринимателей. Между тем именно это и допустили американцы. Дороги проводились без всякого плана, хищническим образом, даже не на капиталы строителей, а на деньги, собранные путем выпуска облигаций, так что предприниматели оказывались заинтересованными не столько в успехе дела, сколько в проведении дороги. Эксплуатация дорог отвечала только интересам предпринимателей, безотносительно к государственным требованиям*(340). Единственную гарантию интересов публики давала конкуренция различных железнодорожных обществ. Понятно поэтому, что когда конкурирующие предприятия поняли бессмысленность своей борьбы и стали входить в соглашения, общество испугалось, и это отразилось на законодательстве.

Первым законодательным актом, направленным против трестов, и был закон для упорядочения железнодорожного дела, именно Interstate Commerce Act 4 февраля 1887 г.

Исполнение закона гарантируется контролем над железнодорожным делом, осуществляемым Interstate Commerce Commission.

Значение этого законодательного акта, несомненно, весьма велико. Но он может служить ярким примером того, как законодатель, уверенный в своем всемогуществе, может достигать результатов, диаметрально противоположных тем, к которым он стремится. Закон желал оградить интересы публики, сохранив конкуренцию железнодорожных обществ, упустив из виду, что именно в области железнодорожного дела свобода конкуренции недопустима. Но именно соглашения железнодорожных обществ устраняли возможность применения разнообразных тарифов к разным лицам, что было вполне возможно, при конкуренции железных дорог*(342). И если этот результат обнаружился лишь в весьма слабой степени, то просто потому, что закон вообще оказался мертвой буквой, синдикаты могли легко обходить его, сливаясь в одно предприятие. Таким образом он лишь "ускорил и усилил консолидацию или слияние многих линий"*(343).

2 июля 1890 г. был издан другой Федеральный закон, приобретший громкую известность под названием акта Шермана (его инициатора). В решительности чисто американской закону этому нельзя отказать.

Согласно ст. 1 всякое соглашение в форме треста или в другой какой-либо форме, имеющее целью ограничение промышленности и торговли между отдельными штатами или с иностранными государствами, признается незаконным.

Таково содержание этого важнейшего по внешнему виду акта, посвященного синдикатам и трестам. Одного поверхностного с ним ознакомления совершенно достаточно, чтобы убедиться в его огромных недостатках. Можно быть разного мнения об уместности угрозы уголовным наказанием за нарушение запрета закона образовывать тресты и синдикаты. Но, во всяком случае, несомненно одно: центр тяжести должен быть не в наказании, а в гражданских последствиях несоблюдения закона, ограждающего хозяйственные интересы. Между тем закон Шермана говорит об уголовных последствиях нарушения его предписания; вопрос о действительности самого соглашения и целый ряд связанных с ним цивилистических вопросов в законе вовсе не предусматривается, словно речь идет о разновидности кражи или мошенничества, а не о вопросах хозяйственной политики государства, признающей известные действия нежелательными, безотносительно к наличности злой воли.

При такой постановке представляется еще более поразительной удивительная небрежность, которую законодатель проявил к понятиям синдикатов и трестов, не давая определений. Карая, и притом так строго, за участие в синдикатах и трестах, закон не делает никакого различия между картельными соглашениями. Один американский юрист остроумно заметил, что авторы закона поступили совершенно так же, как если бы, постановляя, положим, что "продолжительная праздность" наказывается как "бродяжничество", забыли определить, что такое означает то и другое понятие*(345).

Фактическое проведение в жизнь постановлений этого закона должно было бы не только прекратить картельное движение, но и вообще нанести самый жестокий удар всей американской торговле. Но закон остался чисто бумажной угрозой. Суды отказались от его применения, находя, что конгресс не управомочен издавать законы, признающие недействительными союзы, действительные с точки зрения законодательств отдельных штатов, и наказующие деяния, не подлежащие наказанию по законам отдельных штатов. Правда, бывали случаи и противоположных решений*(346), но они, как исключительные, не оказывали практического влияния. Предприятия, которых эти решения касались, либо сливались в одно, т. е. достигался результат прямо противоположный тому, к которому стремился законодатель, или же союз предприятий формально распадался, сохраняя по существу прежнее единство, как это было, напр., с главным синдикатом нефтепромышленников.

Но смелый закон Шермана, значительно уступает в смелости закону о трестах, изданному техасским штатом*(347) и подводящему под понятие треста установление всяких ограничений для промышленности и для производства, увеличение или уменьшение цен на товары, воспрещение конкуренции в промышленности, производстве, перевозке, продаже или покупке каких-либо товаров или продуктов, фиксирование каким бы то ни было способом цены товара, пользования или потребления. Кроме того, признается запрещенной формой треста обязательство или соглашение, которым контрагенты обязуются не продавать, не перевозить иначе, как за известную, условленную цену, или другим способом устанавливают цену, затрудняя свободное и неограниченное соперничество в продаже и перевозке товара. Корпорация, признанная виновной в такого рода действиях, лишается своей хартии, а лица, принимавшие в этом участие, подлежат наказанию штрафом от 50 до 5.000 долл. и заключению в исправительном доме от 1 до 10 лет, или же одному из этих наказаний.

Чтобы угроза не осталась мертвой буквой, закон устанавливает упрощенное судоговорение для таких дел. Для обвинения по данному закону достаточно установить цели и результаты соглашения и доказать, что обвиняемый был участником треста. Нет даже обязанности сообщать обвиняемому название или описание треста, за участие в котором обвиняемый привлекается к ответственности; точно так же нет надобности какими-либо письменными документами доказывать существование синдикатного соглашения. Общее мнение, общая репутация считаются достаточным основанием для обвинения.

Несмотря на всю суровую определенность, этот закон, по словам американских юристов, "произвел лишь известный политический эффект, вызвал разнообразные толки в печати, но даже не было сделано никаких серьезных попыток к его применению".

В земледельческих штатах тресты обратились в какую-то bete noire, против которого все средства казались дозволенными. Так, согласно миссурийскому закону, покупатели товаров у компании или лиц, виновных в нарушении закона, воспрещающего тресты, освобождаются от обязанности уплачивать за купленный товар*(348). Отсюда только один шаг до объявления виновных стоящими вне охраны закона.

Боязнь трестов становилась столь бессмысленной, что, напр., штат Канзас воспрещает фиксировать даже гонорары врачей и адвокатов*(349). По этому закону постановление совета присяжных поверенных, воспрещающее по так наз. увечным делам брать вознаграждение в размере более 10 % с присужденной суммы, подпадало бы, пожалуй, под понятие воспрещенного треста.

Так как, очевидно, все эти законы не могли остановить развития жизни, то постепенно укрепилось сознание ненормальности такого положения вещей. Нужно было искать других путей и здесь первым выступил штат Нью-Джерси, который в 1889 г. разрешил учреждение акционерных компаний, имеющих целью скупку акций других акционерных компаний. Штат Нью-Йорк последовал его примеру. Таким образом, как справедливо говорят Баумгартен и Меслени, был создан оазис, в котором тресты могли находить для себя безопасное убежище*(350).

Дальнейшее развитие федерального законодательства пошло по пути более внимательного изучения явления и выработки средств, которые дали бы возможность действительного вмешательства государственной власти в деятельность трестов.

Закон 10 февраля 1903 г.*(351), дополняет Interstate Commerce Act и Sherman Act, обеспечивая правительственной власти возможность вмешательства в процессы, возбужденные по этим законам против трестов. Это вмешательство влечет за собой изменение в ходе процесса и его значительное ускорение. Закон 25 февр. того же года стремится к возможно более полному раскрытию истины. В отступление от общих начал процесса, никто не имеет права уклониться от дачи свидетельского показания, и свидетель не в праве утаить правды, даже если он подвергает себя угрозе уголовного наказания. Эту угрозу законодатель вместе с тем упраздняет.

14 того же февраля издан был закон (названный Nelson amendment в честь предложившего его депутата), согласно коему в департаменте торговли и труда создается особое отделение для союзов (bureau of corporations) с особым комиссаром и его помощником во главе. Отдел изучает ведение дел в акционерных компаниях, союзах, обществах, ведущих торговлю между различными штатами или заграничную. Результаты исследований отдел должен доводить до сведения президента республики для разработки соответствующих законопроектов. По предложению президента республики доклады отдела могут быть публикуемы. Для полноты изучения деятельности союзов и обществ комиссар имеет право вызывать свидетелей под угрозой штрафа, требовать представления документов и допрашивать участников под присягой, собирать и опубликовывать данные, касающиеся деятельности обществ, подлежащих его контролю.

Французское законодательство о синдикатах и трестах находится в совершенно первобытном состоянии. Оно не только запрещает союзы предпринимателей, но облагает нарушение этого запрета весьма строгой карой. Согласно ст. 419 уголовного кодекса, воспрещается соглашение о продаже какого-либо товара не ниже определенной цены, равно как соглашение о продаже товаров выше той цены, которая установилась бы при действии свободной конкуренции, под страхом лишения свободы на срок от одного месяца и до года и штрафа в размере от 500 до 10.000 фр. Кроме того, виновные могут быть отданы под надзор полиции на срок от двух и до пяти лет. Согласно ст. 420, заключение увеличивается на срок от двух месяцев и до двух лет, равно как штраф доходит от 1.000 и до 20.000 фр., если объектом были зерновые хлеба, мука, хлеб. вино и другого рода напитки*(352).

Строгость эта коренится в причинах политического характера, определивших, как известно, совершенно отрицательное отношение к корпорациям вообще. Assemblee Constituante приняла 14 июля 1791 г. предложение Le Chapelier o недопущении каких бы то ни было корпораций. Рядом с общим интересом не должно существовать никакого другого кроме частного интереса отдельных граждан, а экономическое разорение страны, в конце того же столетия, вызвало ряд драконовских репрессий против повышения цен на продукты массового потребления.

Несмотря на безупречную ясность закона, французские суды признали, что соглашение, имеющее целью предупредить падение цен, не подходит под действие ст. 419 и 420. Равным образом суды разъяснили, что соглашение производителей, стремящееся к установлению более выгодных для них цен, если они не стремятся к монополизации всего рынка, тоже не подпадает под действие уголовного запрета. В конце концов, ст. 419 и 420 обратились во Франции в мертвую букву, как это видно из столь нашумевшего в свое время (1890 г.) дела медного синдиката. Он имел остро спекулятивный характер, интересы производства тут были не при чем. В течение трех лет синдикат поднял цену за медь почти в три раза. Но и здесь применение ст. 419 было отвергнуто.

Помимо уголовных законов, ст. ст. 1131 и 1133 гражданского кодекса объявляют недействительными соглашения, объектом которых является действие, воспрещенное законом. Однако такие иски возможны лишь в исключительных случаях, ибо, как справедливо указывает Штейнбах*(353), нормально участники синдиката заинтересованы в его существовании, а Баумгартен и Меслени ссылаются еще и на то, что иск о признании такого соглашения недействительным должен исходить от одного из участников и иметь результатом свободу от картельного соглашения этого участника; остальные же могут продолжать свою совместную деятельность. Правда, и этот результат представляет известную опасность для картели, ибо выход участника может оказаться равносильным уничтожению всего соглашения тем более, что против этого нельзя обеспечить себя дополнительными соглашениями, ибо, если основное соглашение недействительно, то недействительны и все дополнительные к нему соглашения.

Последовательно и строго проведенная система абсолютного запрета предпринимательских союзов привела к результату, диаметрально противоположному тому, который преследовал законодатель. Угроза наказания не испугала именно тех, против которых она по преимуществу должна была быть направлена. Те союзы, которые были рассчитаны на наиболее недобросовестную эксплуатацию населения, возникали без всяких затруднений. А страдали те, которые, наоборот, считают невозможным для себя какое бы то ни было нарушение уголовной нормы.

Аналогичные результаты должны были вызвать и упомянутые статьи гражданского уложения. Все соглашения, независимо от их значения для народного хозяйства, подпадали под запрет гражданского закона. Отсюда, с одной стороны, стремление уйти совершенно от действия запрета и принять для того какие-нибудь другие формы, с другой, - ввиду ежедневного опыта, доказывающего малую вероятность применения запретительных статей гражданского уложения, полное пренебрежение к запрету.

Едва ли возможно поэтому сомневаться в том, что хотя французская запретительная система не предупредила и не предупреждает возникновения картельных соглашений и злоупотреблений, но она исказила и задержала нормальное развитие предпринимательских союзов, которых во Франции вообще меньше, нежели в других странах.

Австрия, как и Франция, стоит на точке зрения безусловной недопустимости картельных соглашений. § 4 Закона 7 апр. 1870 г. (т. наз. Koalitionsgesetz) признает недействительными и наказуемыми соглашения лиц, занимающихся каким-либо промыслом, соглашения, направленные на повышение цен товаров ко вреду для публики. Но австрийская судебная практика, в противоположность французской, весьма добросовестно стала на точку зрения толкования закона в наиболее широком его смысле. Практика подводит сюда не только соглашения о ценах, но всякого рода картельные соглашения, если таковые безразлично, посредственно или непосредственно, заметным или незаметным способом, влекут за собой возвышение цен. Под лицами, занимающимися промышленной деятельностью, понимаются все предприниматели. Далее, суд признал, что под действие запрета подпадает и такое соглашение, которое, между прочим, направлено к возвышению цен. Если вместе с возвышением цен улучшилось и качество товара, необходимо исследовать, было ли оно таково, что оправдывало повышение цен. Такое толкование, как правильно указано было в литературе, совершенно лишает картели возможности найти для своего существования какую-либо правовую почву*(354).

Оставалась, правда, одна возможность - это установление в договоре обязанности обращения к третейскому суду. Но Устав гражданского судопроизводства в 1895 г. сделал и это совершенно невозможным*(355). И, однако, несмотря на все это картельные соглашения свободно и открыто возникали и возникают и в Австрии.

Австрийский юрист Менцель полагает, что Австрия не может просто отказаться от запрета, установленного Коалиционным законом 1870 г., хотя закон и остается мертвой буквой. Ведь могут быть случаи исключительно грубого злоупотребления своим монопольным положением, а в руках австрийского судьи нет и 138 и 826 В. G. В., дающих возможность признания недействительными сделок безнравственных*(356). Но, если по австрийскому праву вообще невозможно преследование сделок, носящих ростовщический характер, то какое же значение может иметь столь искусственное сохранение возможности преследования картельных соглашений, носящих ростовщический характер?

Чрезвычайно поучительно сравнение французского и австрийского законодательств с германским, которое не содержит запрета картельных соглашений. Поэтому германские суды стали на ту совершенно правильную точку зрения, что картельные соглашения, как таковые, еще не нарушают свободы промысловой деятельности, которую принципиально устанавливает германский закон (Gewerbeordnung § 1). Суды смело признали, что соглашения об установлении цен сами по себе еще не нарушают общественных интересов. Но, с другой стороны, суды оставляют за собой полную свободу оценки особенностей организации и деятельности каждого данного предпринимательского союза, и если союз в деятельности своей проявляет такие черты, которые противоречат добрым нравам, он может быть признан вне охраны закона и соглашение необязательным для его участников. Суд может далее признать эту деятельность подпадающей под понятие ростовщичества, а, след., и наказуемым участие в союзе.

Практика судов оказалась в полном соответствии с общественным мнением и послужила прочным основанием для § 138 В. G. В.

В своей первоначальной редакции § 138 гласил, что "сделка, содержание которой противно добрым нравам или общественному порядку, недействительна". Мотивы с несомненностью устанавливают, что, по мнению редакционной комиссии, для признания договора недействительным нет необходимости в установлении субъективной безнравственности, достаточно наличности объективного момента - нарушения общественного интереса*(357). При втором чтении была установлена новая редакция: "сделка, противная добрым нравам, недействительна". Это изменение, по мнению комиссии, должно было сузить понятие недействительных сделок*(358), но текст приводит скорее к расширению, так как не требуется противоречия добрым нравам самого содержания сделки, достаточно, если сделка, напр., вследствие каких-либо особенностей в процессе осуществления, оказывается противоречащей добрым нравам.

Гораздо существеннее другое видоизменение, внесенное в первоначальный текст этого параграфа. Именно, устранены слова "или общественному порядку", чем значительно сужено понятие недействительной сделки.

Как во время обсуждения в комиссии и парламенте, так и в литературе изменение это вызвало против себя решительные возражения. Однако из прений видно, что законодатель и не преследовал задачи сузить возможность признания сделок недействительными. Ссылаются, главным образом, на то, что понятие общественного порядка слишком эластичное, слишком неопределенное и дает слишком широкий простор судебному усмотрению. Совершенно правильно, однако, возражали защитники первоначальной редакции § 138, что и понятие добрых нравов отнюдь не отличается определенностью, несмотря на его возникновение еще в римском праве. Правда, обыкновенные соглашения, противоречащие добрым нравам, кажутся противоречащими и общественному порядку, который принципиально не может находиться в противоречии с добрыми нравами. Кроме того, на защите общественного порядка стоят постановления специальных законов. Но это лишь ослабляет влияние изменения, которое все же нельзя не признать ухудшением.

Характерным, с точки зрения принципиального отношения к картельным соглашениям германских судов, является решение высшего баварского суда по делу кирпичного синдиката*(359). Суд признал, что соглашение, в силу которого владельцы кирпичных заводов условились не производить больше известного количества и не продавать ниже определенных цен, не представляет ничего незаконного. Дело сводится к поднятию отрасли производства, находящейся в периоде упадка. Весь вопрос лишь в том, какими средствами достигается эта цель. Уменьшение размеров производства, удержание цен от дальнейшего падения - это средства, которые сами по себе не могут рассматриваться как противоречащие добрым нравам. В другом случае имперский суд нашел, что нарушение добрых нравов можно усмотреть в том лишь случае, когда синдикат стремится к установлению фактической монополии и ростовщической эксплуатации потребителей, или когда таковые последствия фактически наступают. Свобода промысловой деятельности, обеспеченная каждому гражданину, еще вовсе не обозначает невозможности договорного ограничения контрагентов в свободном занятии промыслом. Только тогда, когда ограничения идут так далеко, что необходимо признать стесненной личную свободу, договор должен быть признан недействительным.

Наиболее характерным является решение по делу Рейнско-Вестфальского угольного синдиката, который вызывал и вызывает против себя, и притом не без оснований, весьма острые нарекания.

По условию, лежащему в основании Рейнско-Вестфальского угольного синдиката, участники обязаны были продавать всю свою добычу синдикату, который озабочивался его дальнейшей продажей. Один из владельцев копей, продав промысел посторонней синдикату фирме, счел себя свободным от соглашения, которое принял на себя новый собственник. Синдикат предъявил иск, требуя признания старого собственника по-прежнему обязанным всю добычу поставлять синдикату. Имперский суд признал, что продажа рудника не создает права выхода из синдиката. Суд не усмотрел здесь стеснения личной свободы, в особенности не усмотрел ограничения свободы распоряжения копями. Несмотря на продажу, собственник копей (Gewerkschaft) остается связанным обязанностью поставки угля. Синдикат вовсе не обязан допустить вступление в свою среду нового собственника, хотя бы последний и изъявил полную готовность исполнить обязательство право предшественника.

Проф. Менцель полагает*(360), что "если и не юридически, то фактически решением этим стесняется свобода распоряжения собственностью и преступается та граница, которая должна быть охраняема с точки зрения действующего у нас правопорядка". Но ведь подобное соглашение в такой же мере совместимо или несовместимо "с существующим правопорядком", как договор о том, чтобы собственник не добывал из принадлежащих ему копей больше известного количества угля, или не продавал его ниже известной цены. Пусть одно более стеснительно для собственника, нежели другое, но где же объективная граница допустимой меры стеснения? Германское уложение, по мнению его комментаторов*(361), дает на это ответ) там, где стеснение превосходит ту меру, которая признается дозволенной с точки зрения правомерных хозяйственных интересов. Но ведь проф. Менцель не утверждает прямо, да это и трудно было бы утверждать, что безусловная обязанность поставки угля противоречит чувству нравственности, выработавшемуся в сознании всего германского народа или хотя бы тех его кругов, с которыми находится в том или другом соприкосновении Рейнско-Вестфальская каменноугольная промышленность.

Более правильно подойти к вопросу с другой стороны. Можно не усматривать ничего опасного, с точки зрения добрых нравов, в приведенных ограничениях, особенно если вообще допускаются ограничения свободы распоряжения хозяев установлением не только размера, но и способов производства. Таковы, напр., стеснения землевладельцев, устраивающих на началах акционерных свеклосахарные заводы. Вопрос сводится только к тому, каков внутренний смысл соглашения Рейнско-Вестфальского угольного синдиката. Если можно установить, что смысл соглашения заключается в том, чтобы в копях добывалось не больше определенного или каждый раз определяемого самим синдикатом количество угля и чтобы весь этот уголь поступил в продажу только через посредство синдиката, то нет оснований стеснять собственника копей в праве продажи самих копей, раз к покупателю переходят все обязанности по отношению к синдикату. Если же, наоборот, смысл в том, что определенные лица, являющиеся в данный момент владельцами копей, обязуются поддерживать деятельность синдиката и с этой целью из определенных копей добывать не больше известного количества угля, продаваемого исключительно синдикату, и притом личный элемент играет значительную роль, например, если общее содержание договора отличается значительной неопределенностью, которая должна быть восполняема дальнейшими постановлениями участников, или если процесс добычи отличается такими техническими особенностями, в силу которых личность собственника приобретает особое значение, то необходимо признать решение суда правильным. Итак, не подлежит никакому сомнению, что отношение германских судов к картельным соглашениям было наиболее благоприятным для свободного их развития. Оттого, вероятно, германская промышленность с большой осторожностью и чрезвычайно медленно, переходит от картельных соглашений, сохраняющих в значительной мере независимость предприятий, к более полному их объединению. Здесь нет того стимула для перехода, который создавали в Америке, Франции, Австрии законодательные меры запрета.

Остается, однако, еще другая сторона вопроса. В деятельности данных союзов заинтересованы не одни предприниматели. С ней сталкиваются или, точнее, их деятельность выносят на своих плечах широкие слои населения.

Против недобросовестных действий со стороны предпринимательских союзов германские суды вооружены общими законами. Так, закон (В. G. В. § 343) предоставляет суду право уменьшать размер договорной неустойки, если он по обстоятельствам данного случая признает ее чрезмерной. Далее, В. G. В. (§ 226) устанавливает запрет шиканозных действий. Наконец, имеется специальный закон, запрещающий недобросовестную конкуренцию и толкуемый судами весьма широко*(362).

Но всего этого все же совершенно недостаточно, когда речь идет о столь могущественных организациях, как картельные. Здесь происходит столкновение столь различных по своей силе элементов, как с одной стороны предприятия с многомиллионными капиталами, объединенные самой сплоченной организацией, с другой стороны масса изолированных потребителей, принадлежащих и к наиболее недостаточным классам населения. В этой борьбе потребители всегда являются более слабой стороной, которая и должна найти защиту со стороны государства. Германское законодательство вытекающей отсюда задачи пока не разрешило, даже не приступило к ее разрешению.

Картельные соглашения распространялись в России, несомненно, под иностранным влиянием, и развитие их не отличалось чертами оригинальности - наша экономическая жизнь не была достаточно для того богата. Законодательная нормировка тоже не внесла ничего нового. Наше гражданское законодательство вообще не проявило достаточной правотворческой силы, многие институты, гораздо менее сложные, нежели предпринимательские соглашения уже давно предусмотренные западноевропейским законодательством, остаются без сколько-нибудь удовлетворительной нормировки в нашем частном праве.

В громадном Своде законов с его бесконечными продолжениями только две статьи касаются вопроса о картельных соглашениях. Обе они находятся в уложении о наказаниях. А между тем картельные соглашения получили и в России чрезвычайно широкое распространение. Очень интересная работа Кафенгауза*(363) выяснила огромное значение картельных соглашений в области железной промышленности. О деятельности синдиката угольных промышленников говорили и писали бесконечно много. Проф. Гольдштейну удалось собрать довольно значительное количество данных о синдикатских соглашениях. По его подсчету*(364) число синдикатских соглашений высшего типа, о деятельности которых имеются сведения, достигает 140 - 150, не говоря о массе соглашений низшего типа.

Законодательство, связанное с освободительной эпохой, не внесло в этом вопросе никаких изменений. Временные Правила 4 марта 1906 г. об обществах и союзах признали принцип свободы союзных организаций. Но и эта мера свободы оказалась в противоречии с общими условиями нашего государственного быта. Что касается распространения действия правил 4 марта на синдикатские соглашения, то буквальный текст не дает определенного ответа. Г. Лурье полагает даже, что ст. 1 "так неудачно формулирована, что допускает вполне и выполнение синдикатских функций"*(365). Но правила определяют общество, как "соединение нескольких лиц, которые, не имея задачей получение для себя прибыли от ведения какого-либо предприятия, избрали предметом своей совокупной деятельности определенную цель". Между тем, несомненно, задача картельных соглашений заключается именно в извлечении для участников материальных выгод. След., они под определение закона подойти не могут. По мнению г. Лурье, "опыт западноевропейских и русских частных предпринимательских союзов свидетельствует о том, что общества для защиты общих интересов предпринимателей часто занимаются вопросами о распределении районов сбыта, установлении предельных цен". При таких условиях "союз в качестве юридического лица, может вовсе не получать прибыли от ведения предприятия и одновременно заниматься синдикатскими функциями". Но если синдикатское соглашение имеет своей целью распределение между участниками соглашения районов сбыта, то едва ли по существу можно говорить, что участники "не имеют задачей получение для себя прибыли", хотя бы они от того общения, в которое вступают, непосредственных выгод и не извлекали. Во всяком случае практический взгляд г. Лурье не имеет значения, ибо правила толкуются Сенатом в самом ограничительном смысле.

Никакого новшества не вносит и высочайше утвержденное 21 марта 1907 г. Положение совета министров, предоставляющее министру торговли и промышленности право утверждать положения об обществах, имеющих непосредственное отношение к торговле и промышленности, но не подходящих под действие Правил 4 марта*(366).

Очевидно, что, расширяя компетенцию министра предоставлением ему права разрешать возникновение союзных организаций, не предусмотренных законами или требующих для своего возникновения Высочайшей санкции, Положение совета министров не предоставило и не могло предоставить министру права допускать отступления от общих законов. Таким общим законом являются упомянутые статьи уложения о наказаниях. Поэтому по букве действующих у нас узаконений картельные соглашения продолжают находиться под угрозой уголовного наказания и новейшие течения в нашем законодательстве, имеющие целью ослабить путы, стесняющие развитие союзных организаций, не коснулись картельных организаций, какую бы форму они ни принимали.

Анализируя историю указанных статей, С. А. Андреевский*(367) отмечает, что статья 913 более старого происхождения, нежели 1180, и является продуктом отечественного правотворчества, вторая же составилась под французским влиянием и обязана своей редакцией, по-видимому, Сперанскому. Однако, любопытно, что несмотря на некоторое различие в происхождении обеих статей, они поражают ярким сходством. Очевидно, та эпоха, к которой относится их возникновение, отличалась такой определенностью отношения к картельным соглашениям, что законодательное вмешательство могло приводить всюду лишь к аналогичным мерам уголовной репрессии.

Ст. 913 карает "за стачку, сделку или другое соглашение торгующих к возвышению цен на предметы продовольствия". Статья эта покрывается более широким запретом, содержащимся в статье 1180, карающей не только торговцев, но и промышленников за стачку, имеющую целью возвышение цен и притом не только на предметы продовольствия, но и "других необходимой потребности товаров". Далее, статья эта карает и за "непомерное понижение цен в намерении стеснить действия привозящих или доставляющих сии товары, а через то препятствовать и дальнейшему в большем количестве привозу оных". Таким образом, под действия запрета подпадают все картельные соглашения, за исключением тех, которые касаются предметов, ненужных широким кругам населения, и независимо от того, достигают ли они возвышения цен*(368). Остается лишь спорным вопрос, подходит ли под действие закона деятельность общества, которое, будучи юридическим лицом, имеющим целью установление монопольного положения на рынке именно как юридическое лицо, не может быть признано "стачкой" торговцев или промышленников. Этот вопрос, насколько известно, никогда не восходил на рассмотрение наших высших судебных учреждений. Столь нашумевшее у нас дело Продуголя производилось в коммерческом суде по вопросу о действительности договоров с Продуголем. Решение коммерческого суда, как правильно замечает С. А. Андреевский" "является уже не ответом на поставленные в исковом прошении спорные положения, а готовым приговором уголовного суда, устанавливающим полный состав преступления по 1180 ст. Улож. о нак.". Прокурорский надзор и возбудил уголовное преследование против участников синдиката. Довольно долго продолжалась судебная волокита, судебный следователь допрашивал то в качестве обвиняемых, то более осторожно в качестве свидетелей участников синдиката, стремясь установить факты, которых никто не скрывал. Но в результате дело погибло в тайниках судебных канцелярий.

Отсутствие судебных процессов по обвинению в нарушении ст. 913 и 1180, отсутствие сенатских разъяснений служит лучшим доказательством совершенной нежизненности этих уголовных запретов. Но легко все же может случиться, что когда-нибудь прокуратура вырвет случайную жертву и навлечет на нее кары по всей строгости законов.

Уголовное уложение делает шаг вперед по пути признания возможности синдикатских соглашений, но шаг едва заметный. В отделе, трактующем "о нарушении постановлений, ограждающих народное благосостояние", ст. 242 карает заключением в тюрьму "торговца или промышленника, виновного в чрезмерном поднятии цен на предметы продовольствия или иные предметы необходимой потребности по соглашению с другими торговцами этими предметами или промышленниками". Таким образом, в отличие от действующего уложения, новое карает, во 1-х, в том только случае, когда соглашение торговцев или промышленников достигает цели, т. е. действительно поднимает цены, и, во 2-х, когда подъем является чрезвычайным. В одном отношении ст. 242 является более строгою: она карает отдельных лиц, которые и без составления стачки воспользовались каким-либо чрезвычайным бедствием, постигшим местное население, чрезмерно подняли цену на предметы продовольствия или иные предметы необходимой потребности*(369).

Нет надобности останавливаться на анализе содержания этой статьи. Теоретически она представляется, несомненно, значительно улучшенным изданием ст. 1180, и надо отдать справедливость авторам уголовного уложения: они много потрудились, стремясь дать ей более разумное содержание. Но возможность уголовного преследования соглашения торговцев или промышленников, зарвавшихся в своей политике цен, очевидно, отнюдь не заменяет нормировки картельных соглашений. Уголовному суду, прокуратуре совершенно не по силам следить за движением товарных цен, выяснять их чрезмерность или соответствие условиям производства и торговли и причину этой чрезмерности.

Органы правительственной власти, хотя и с некоторыми колебаниями, в общем, однако, склонялись в сторону признания синдикатских соглашений, не предрешая вопроса о полезности или вредности деятельности каждого отдельного синдиката с точки зрения государственных интересов. Этим и объясняется открытое существование целого ряда чрезвычайно видных синдикатских соглашений и весьма разнообразные договорные отношения, в которые органы правительственной власти вступали с синдикатами, именно как с таковыми. Договариваясь с Продаметой о поставке рельс по однообразной цене, или с Продуголем о поставке им угля разнообразных рудников. Правительство, конечно, знало, что оно имеет дело именно с синдикатским соглашением, что только его синдикатский характер, монопольное положение, с этим связанное, оправдывает те договоры, которые заключались органами правительственной власти. Случалось, что синдикатский характер соглашения вызывал борьбу на почве чисто гражданско-правовой. Так, министерство путей сообщения вело длительную борьбу против угольного синдиката, заподазривая его в чрезмерном повышении цен. Политикой министерства было вызвано к жизни соглашение oitsider'ов, которые вступили в договор с министерством именно как предприятия, не вошедшие в синдикатское соглашение. Но ведь и такая враждебная политика правительства является признанием закономерности деятельности синдиката, с которым приходится бороться, как с контрагентом невыгодным для казны, но с которым необходимо все же считаться. Отношение правительства к картельному движению не ограничилось, однако, одним только косвенным признанием существования картелей. Правительство бывало вынуждено и прямо это признавать. Так, в нашей литературе неоднократно отмечалось официозное сообщение Министерства финансов в 1901 г. о том, что если бы промышленные деятели, сознавая неполную приспособленность своих предприятий к новым условиям, недочеты существующей торговой организации и недостаточное знакомство с рынком, признали полезным в объединении усилий искать выхода из существующих затруднений, то это не встретило бы препятствий со стороны министерства финансов.

§ 16. Проекты законодательного нормирования соглашений предпринимателей

По мере того, как новая хозяйственная организация пускала все более и более глубокие корни, менялось отношение общества к союзам предпринимателей, а в самое последнее время начало меняться и отношение законодательства. Поэтому Менцель*(370) полагает, что в настоящее время мы уже готовы для законодательствования в данной области. Пусть это некоторое преувеличение, столь естественное для автора одного из законопроектов. Все же несомненно, что время это приближается.

Новое течение общественного мнения лучше всего характеризуется словами известного представителя катедер-социализма Шмоллера. Вопрос о предпринимательских союзах, по его мнению, составляет важнейшую проблему настоящего времени, так как они создают решительный переворот в области основных положений хозяйственной жизни, существующих в течение двух тысячелетий.

Но рядом с этим признанием нового явления остается все же весьма отрицательное к нему отношение. Теперь, как справедливо замечает Менцель*(371), немногие решатся утверждать, что в области картельных организаций все обстоит благополучно. Общее мнение склоняется к тому, что хотя союзы предпринимателей и представляются шагом вперед по пути выработки более совершенных хозяйственных организаций и имеют известные преимущества, но они связаны и с серьезными опасностями.

При таком отношении все усилия юристов и экономистов должны быть направлены на то, чтобы выработать формы, создать гарантии, при которых эти организации, принося обществу всю пользу, которую можно извлечь из комбинации капиталистического и предпринимательского элементов, приносили бы минимум вреда.

Литература, посвященная этому вопросу, становится по своим размерам совершенно необозримой и очевидно вызывается неудовлетворительностью действующих законов. Изучение же этих законов приводит к двум бесспорным заключениям. Во-первых, как бы ни относиться к данным союзам, о запрете их не должно быть, не может быть и речи. Во-вторых, борьба должна быть направлена не на те юридические формы, в которые облекается деятельность союзов, а на самую деятельность. Формы совместной деятельности, как таковые, не должны быть предметом запрета, они могут и должны быть предметом нормировки. Надо создать такие нормы, которые соответствовали бы особенностям данной формы совместной деятельности, исключали бы возможность злоупотребления формой со стороны одних в ущерб другим участникам и публике. Но засим, нормированные таким образом формы совместной деятельности должны оставаться свободным достоянием делового оборота. Разные формы совместной деятельности, к которым прибегают предпринимательские союзы, не составляют их монополии, к ним прибегают и другие хозяйственные организации. Все внимание законодателя должно быть направлено на деятельность предпринимательских организаций. Поэтому, например, в области железнодорожного хозяйства свободная деятельность союзов предпринимателей представляется совершенно нетерпимой в благоустроенном государстве, ввиду этого и тогда, когда ни о каких синдикатах еще не было речи, законодательства всюду переходили к системе непосредственного вмешательства в ведение железнодорожного дела частными предприятиями. Правительство возлагает на собственников этих предприятий весьма сложные обязанности по отношению к публике, устанавливает плату за перевозку, безусловно обязательную для хозяев предприятия, хотя бы и не пользующихся никакой субсидией со стороны правительства. В этой области получает свое завершение установление справедливой цены.

Отступление от этой системы не может быть допустимо безнаказанно. Об этом свидетельствует пример Америки. Хотя именно в Соединенных Штатах железные дороги играют большую роль, нежели в какой-либо другой стране, эта область хозяйства оставалась вполне предоставленной частной инициативе, достаточно сильной, чтобы покрыть всю страну необыкновенно могущественной сетью железных дорог, но недостаточно планомерной, чтобы сделать это без лишних жертв для народного хозяйства, чтобы не использовать чрезмерно своего положения, которое, по существу, не может быть монопольным. Правительству пришлось вмешаться. Так как борьба велась с железнодорожными предприятиями, которые уже успели сложиться в картельные организации, то она казалась направленной на эти организации, как таковые. Но по существу это была борьба из-за урегулирования железнодорожного дела, которое было бы одинаково необходимо, если бы дороги были сосредоточены в руках единоличных предпринимателей, не входящих между собой ни в какие картельные организации. И, с другой стороны, если бы железнодорожное дело было в Америке урегулировано, как в большинстве стран Европы, то, ни о каком законодательстве по отношению специально к предпринимательским союзам в железнодорожной области не могло бы быть и речи в Америке, как нет о ней речи в Европе.

Наоборот, очевидно, что в некоторых областях хозяйственной деятельности картельные соглашения могут быть для законодателя совершенно безразличными. Если в производстве какого-либо предмета роскоши конкуренция так уменьшила цены, что дальнейшее производство становится невыгодным и предпринимателям удается образовать синдикат в целях повышения цен, то трудно понять, почему бы государство должно было считать себя обязанным проявить свое вмешательство.

Но если, напр., речь идет о предметах первой необходимости, государство обязано вмешаться в борьбу со злоупотреблениями не только в интересах народного хозяйства, но и собственной безопасности. Пока, в той или другой хозяйственной области не образовалось картельных соглашений, конкуренция предпринимателей ограждает интересы потребителей. Устранение же конкуренции путем картельных соглашений может создать необходимость вмешательства. Это и требует внимательного отношения к такого рода картельным соглашениям. Регулируя деятельность картелей в какой-либо области хозяйства, должно урегулировать и деятельность аналогичных предприятий, хотя бы и не вошедших в картельное соглашение.

Переходя к вопросу о формах картельных организаций, нужно иметь в виду, что все виды и договорных соединений, и товарищеских организаций могут быть и бывают здесь использованы. Таким образом, существующие формы в общем не нуждаются в особом приспособлении для картельных целей. Но излюбленной формой для всех крупнокапиталистических организаций является акционерная компания.

Ввиду этого наиболее существенный для правильной организации союзов предпринимателей - это вопрос о правильном нормировании акционерных компаний. Бесконечные затруднения, с которыми были связаны попытки американских штатов урегулировать деятельность синдикатов, объясняются тем, что надо было одновременно создать акционерное законодательство.

Этот факт приобретает особое значение по отношению к России. Мы до сих пор не удосужились выработать акционерный закон. У нас имеется несколько давно уже отмененных жизнью постановлений в т. Х, имеются временные правила 1891 г., регулирующие лишь немногие вопросы акционерного права и, наконец, имеется изобилие уставов, весьма различно разрешающих основные вопросы акционерного права. Уставы постоянно противоречат законам, и, если бы органы правительственной власти пожелали проявить здесь щепетильную законность, то дальнейшее развитие нашей промышленности и торговли оказалось бы вновь отодвинутым назад на несколько десятилетий.

Поскольку акционерное законодательство выработано, постольку вмешательство государства в интересующую нас область упрощается. И чем форма эта будет совершеннее, тем легче будет вмешательство государства в целях урегулирования деятельности предпринимательских соглашений по существу.

Примером модификаций акционерного законодательства может служить предложение, внесенное в мангеймский съезд общества социальных реформ в Германии проф. Шмоллером. Он предлагает ввести целый ряд специальных постановлений для акционерных компаний с капиталом более 75 миллионов марок. Четвертая часть правления и совета должна состоять из лиц по назначению правительства. Правительству должно быть предоставлено участие в прибылях, превосходящих известный % на капитал.

Необходимость публичности по отношению к картельным организациям не подлежит в настоящее время никакому сомнению. За это высказываются даже сторонники картельного движения. Менцель отмечает как чрезвычайно характерное обстоятельство, что даже австрийский промышленный совет, в котором принимают участие представители главнейших картелей, единогласно высказался за обязательную публичность.

Необходимость публичности в деятельности картельных организаций приводит к установлению для них регистрации. В сущности, и в настоящее время законодательства требуют, чтобы все торговые товарищества были заносимы в торговый регистр. Даже и по русскому торговому праву все торговые товарищества подлежат обязательной регистрации под страхом признания товарищеского договора недействительным. Но едва ли возможно одними товариществами ограничить обязанность регистрации для картельных соглашений.

Конечно, одни формы совместной деятельности более свойственны картельным организациям, нежели другие. Но если известные обязанности картелей связать с тем, какова будет принятая ими организация, то может получиться тот результат, что картели будут принимать менее для них подходящую форму, только бы уйти от тягостной для них обязанности. Между тем вред, приносимый картелью, нисколько от этого не уменьшится. В результате получится двойной вред: картель примет несвойственную ей форму, а вред ее деятельности нисколько не уменьшится.

Исходя из этих соображений, следует признать подлежащими обязанности регистрации - все соглашения, которые могут быть подведены под понятие картельных, т. е. все соглашения предпринимателей, которые имеют своей целью повышение цен или предупреждение их падения помощью или совершенного исключения, или ограничения конкуренции. На этой же точке зрения стоит и наш проект закона о синдикатах и трестах. Это с несомненностью вытекает из п. 4 проекта, который указывает необходимое содержание предпринимательского соглашения и добавляет, что "в случае совершения договора, словесно объединившиеся предприятия сообщают министерству торговли и промышленности для регистрации сведения, указанные в ст. 4-й", ввиду важности этого постановления законопроекта, его следовало бы выделить в основной пункт и уже, засим, установив обязанность регистрации, указать, что этой обязанности, подлежит.

Осуществима ли такая регистрация? Ответ зависит от организации местной правительственной власти. Если она в достаточной мере разветвлена, то следить за правильным исполнением обязанности не может представить чрезмерных трудностей. Как далеко идет современное государство в своих предположениях о возможном надзоре за промышленной деятельностью населения, свидетельствует вся постановка современного торгово-промышленного обложения, которая рассчитана именно на хорошую осведомленность органов правительственного надзора в делах торговли и промышленности. Согласно Немецкому торговому уложению регистровый судья следит за тем, чтобы все торговые фирмы были занесены в торговый регистр, хотя вопрос о том, является ли данная фирма торговой или нет, часто вовсе не так прост с точки зрения действующего в настоящее время торгового уложения. Чтобы регистрация достигала цели, необходима, очевидно, правильная организация регистрирующего учреждения. Пока торговой регистрации в истинном смысле этого слова у нас нет. Законопроект относит регистрацию к компетенции министерства торговли в лице его центральных органов. Такое постановление едва ли представляется рациональным. Правда, местная регистрация может возбуждать опасения относительно недостаточной осведомленности в ведении дела и, особенно, в использовании регистрации для контроля, возлагаемого на власть законопроектом. Кроме того, при осуществлении функций контроля необходимо единство действий, невозможное при раздроблении функций между значительным количеством регистрационных учреждений. Впрочем, это последнее возражение не имеет решающего значения. Можно, напр., сообщать сведения, зарегистрированные в местных учреждениях, центральному учреждению, которому и должны быть переданы функции надзора и вмешательства. Сосредоточение же самой регистрации в самом министерстве представляет большие неудобства, затрудняя населению регистрацию. Другое неудобство такого сосредоточения сведений оказалось бы в разрозненности аналогичных данных, ибо ведь сведения о разного рода товарищеских организациях, которые и объединяются картельным соглашением, регистрируются в местных учреждениях.

С другой стороны, как бы ни были велики преимущества центрального органа с точки зрения осведомленности в вопросах сложных картельных организаций, необходимо иметь в виду, что функция надзора за тем, чтобы все такого рода соглашения в действительности заносились в регистр, гораздо успешнее могут выполняться местными органами.

Картельное соглашение, поскольку оно имеет серьезное значение для местной промышленности, неизбежно должно получить на месте широкую огласку.

Деятельность учреждения, ведущего картельный регистр, надо обставить теми же гарантиями, которыми обставлено обычно ведение регистра. Несоблюдение обязанности записи должно влечь за собой штраф, при повторности возрастающий в пропорции, делающей запись неизбежной даже и для богатых картелей. Эту систему совершенно правильно принял и наш проект, согласно которому предполагается дополнить ст. 11971 Уложения следующим постановлением) "виновный" в открытии действий предпринимательского объединения без соблюдения установленных правил... наказывается: заключением в тюрьме на срок от двух до четырех месяцев и сверх того денежным штрафом не свыше 10.000 р., обращаемых, при несостоятельности виновного к платежу, на имущество предпринимательского объединения". Нельзя возражать против угрозы применения довольно суровых наказаний, проектируемых этой статьей, но кумуляция высшей меры наказания - тюрьмы с денежным штрафом представляется излишней. Было бы более правильным установить альтернативу между более легким наказанием - штрафом и более тяжелым - тюремным заключением. Поскольку речь идет о простом неисполнении формального требования закона, без всякого злого умысла, без каких-либо целей использовать тайны соглашения для достижения каких-либо противозаконных целей, денежный штраф может оказаться достаточно серьезной мерой взыскания, особенно у нас, где население еще не приобрело привычки к торговой регистрации, где требования закона (весьма категорического) о регистрации торговых товариществ систематически нарушается.

Гораздо более трудным представляется вопрос, что должно быть внесено в регистр. Относительно товарищеских организаций имеется установленный законом минимум, обязательный, конечно, и здесь. Это те данные, которыми обусловливается, так сказать, внешнее существование компании. Недостаток нашего проекта заключается в том, что он особо этого не отмечает, а между тем в ст. 3-й он упоминает, что "предпринимательские объединения, учреждаемые с образованием акционерного капитала, подчиняются, независимо от настоящих правил, и законам, касающимся акционерных обществ". Казалось бы, в такой же мере подчиняются специальным узаконениям и полные, напр., товарищества, хотя бы они входили "в предпринимательское объединение". Пусть этих правил немного. Но ведь они имеются. И притом с течением времени надо надеяться, их будет больше, они приобретут более серьезное значение, нежели случайные постановления устава торгового, нормирующие в настоящее время этот институт. Почему же это сейчас не предусмотреть?

По мнению одних, указанного минимума достаточно для картелей, другие же идут так далеко, что требуют зарегистрирования всей деятельности картельной организации. Так, Ландсбергер требует внесения в регистр не только устава картели, но и всех его постановлений, направленных на установление цен, количества производства, условий покупки и продажи. Иначе говоря, вся деятельность картели должна быть подвергнута самой широкой гласности.

Предложение это в двояком отношении представляется неправильным. Задача регистра - облегчение возможности ознакомления с самыми главными данными, определяющими союз. Как правильно заметил Менцель, регистр должен изображать состав союза, а не картину его функционирования. Сообразно с этим он должен отличаться легкой обозреваемостью. Если же его обратить в деловой архив, то именно это свое качество он легко потеряет. Приобретет ли он положительные свойства делового архива, весьма сомнительно. Регистровый судья не будет, очевидно, иметь возможности критически отнестись к той массе договоров и постановлений, которые будут ему сообщаться. При желании картельных организаций вся эта масса сведений может представить такой хаос, в котором неспециалисту будет почти невозможно и разобраться. А между тем то, на что имеет бесспорное право каждое промышленное предприятие - торговая тайна, будет совершенно уничтожено. Наши торговые законы, устанавливая регистрацию торговых товариществ, ничего не говорят ни о содержании, ни даже о форме товарищеского договора, они ограничиваются указанием данных, которые должны быть вносимы в торговый регистр, из чего делается вывод, что договор должен быть заключен в письменной форме. В противоположность этому, законопроект о синдикатах устанавливает требования, предъявляемые к синдикатскому соглашению, а отсюда уже вытекает, что именно необходимо вносить в регистр.

Ст. 4 законопроекта требует: а) названия участвующих в соглашении предприятий (фирм). Требование указания "фирм" представляется излишним. Обозначение предприятий должно быть сделано с такой точностью, чтобы не возбуждать сомнения, кто вошел в это соглашение. Необходимо ли при этом указание и фирмы - это решает закон, нормирующий способ пользования фирмой, а не закон о синдикатах.

Далее, статья требует, чтобы было указано: б) место нахождения представителей предпринимательского объединения или его уполномоченных, а в подлежащих случаях и его правления. Требование по существу совершенно правильное. Можно, однако, опасаться, что несколько расплывчатое перечисление того, чье местожительство должно быть указано в договоре, может подать повод к недоразумениям. Было бы проще требовать, употребляя термин законопроекта, указания местонахождения "предпринимательского объединения". К тому же, едва ли необходимо требовать, чтобы обозначение местонахождения было включено в договор: достаточно, если это внесено в торговый регистр. Здесь сказалось смешение двух различных задач, которые имелись ввиду в этой статье редакторами проекта: урегулировать картельный договор и установить необходимое содержание торговой записи.

Дальнейший пункт этой же статьи (г) требует указания "отрасли производства и торговли каждого предприятия". По-видимому, требование это относится не к самому "предпринимательскому объединению", а к "входящим в его состав предприятиям". Но это требование излишне. Предприятия, согласно п. а статьи, должны быть переименованы. Это должно быть сделано с такой точностью, чтобы дальнейшие справки были вполне возможны. Если предприятия сами обязаны той или другой формой отчетности или регистрации, то получение соответствующих сведений не представит трудностей, если же таковой обязанности не существует, то нет оснований устанавливать ее только потому, что предприятия вошли в "предпринимательское объединение". По проекту же о торговых фирмах каждый купец обязан свою фирму внести в торговую запись.

П. (д) требует внесения в договор "цели объединения, с указанием вытекающих из сего прав и обязанностей каждого предприятия". Требование указания цели объединения представляется не только правильным, но даже и неизбежным) все остальные сведения без этого в сущности лишены серьезного содержания. Определение того, что понимать под указанием цели приходится предоставить такту и уменью учреждений, ведущих запись, так как законодатель едва ли в состоянии дать удовлетворительное определение. Во всяком случае, попытку проекта нельзя назвать удачной. Что, в самом деле, надо признать вытекающими из цели объединения "правами и обязанностями каждого предприятия"? Ведь, к этому, т. е. к взаимным правам и обязанностям сводится вся деятельность объединения. Таким образом, при буквальном толковании все постановления, регулирующие взаимоотношения объединения и его участников, должны быть нормированы в основном договоре, который вносится в регистровый список. Но эти взаимоотношения находятся в самой тесной связи с договорными отношениями, в которые вступают объединения с третьими лицами, след., в значительной мере и эти договоры предопределяются взаимными правами и обязанностями объединения и объединенных им участников. В итоге, это постановление при последовательном его проведении пробивает брешь в совершенно правильной постановке проекта, исключающего из регистрации деятельность картельного соглашения.

П. (е) требует регистрации "средств предпринимательского объединения, с указанием капиталов и стоимости имуществ объединяющих предприятий". Против необходимости указания имущества "предпринимательского объединения" ничего возразить нельзя. Но нельзя этого требования распространять и на имущества предприятий, входящих в объединение. Поскольку речь идет об организациях, подлежащих и без того регистрации, требование это излишне: их имущество уже занесено в торговую запись, и достаточно простой в ней справки. В других же случаях нет оснований требовать такого объявления капитала по поводу вступления в объединение. К тому же и настоять на осуществлении такого требования совершенно невозможно, так как картельное соглашение отнюдь не требует наличности какого-либо определенного капитала у участников.

Рационально требование указания срока соглашения в п. (ж). Но следовало бы оговорить, что оно относится к случаям соглашения срочного, ибо могут быть основания допускать соглашения и без указания определенного срока.

Наоборот, весьма серьезные сомнения возбуждает последний п. (з), требующий включения в договор и зарегистрирования "для объединений сложных и постоянного характера коммерческих операций предпринимательского объединения и организации его управления".

Прежде всего, нельзя не отметить крайней неопределенности выражений. Что значит "сложное" объединение? С обывательской точки зрения всякое объединение, имеющее целью "регулирование массового производства и сбыта означенных предметов и цен на них", является предприятием сложным и не без основания; а с точки зрения руководителей американских трестов громадное большинство наших картельных соглашений представляется явлением и незначительным и несложным. Еще менее понятен другой признак "постоянный характер". Сколько лет существования необходимо для того, чтобы был налицо "постоянный характер" объединения?

По-видимому, авторы проекта поставили себе неосуществимую задачу деления объединений с точки зрения полноты подлежащих оглашению сведений. Они желали подчинить сугубой отчетности предприятия, деятельность которых представляется особенно важной с точки зрения интересов народного хозяйства, охраны его от опасных вожделений слишком могущественных объединений. Но как же можно здесь установить границу? Опасность зависит от того, в какой мере объединению удалось достигнуть монопольного положения в данной отрасли промышленности, а для этого нельзя установить никаких решительно критериев. Есть, напр., товары, которые не выдерживают дальней перевозки. Совершенно очевидно, что здесь производители могут играть решающую роль даже и в том случае, если они объединяют сравнительно незначительное количество предпринимателей, имеющихся в том небольшом районе, на пространстве которого конкуренция только и возможна. Совершенно иначе обстоит дело, когда речь идет об объединении производителей товара, выдерживающего и дальнюю перевозку.

С другой стороны, совершенно непонятно, что это за "коммерческие операции предпринимательского объединения", о которых необходимо упомянуть в договоре и которые необходимо внести в торговый регистр. Ведь цель объединения уже должна быть указана согласно п. д. статьи. Значит, здесь подразумевается нечто иное, а именно указание ближайших средств, коими цель достигается. Но что это даст на практике? Представим себе объединение, имеющее целью продажу рельс, производимых участниками. Такова цель. Пусть организация объединения весьма сложная: общее собрание участников, совет ими избранный для ближайшего руководства, наконец, правление, имеющее своей задачей ближайшее ведение дела. И пусть еще объединение это заключено на довольно большой период времени. Так что же должно быть внесено в договор и регистр, чтобы выполнить требование п. (з) о внесении "коммерческих операций" сверх указания того, что цель объединения - это продажа рельс участников?

Надо думать, что в данном случае простая редакционная неточность. В общем, однако, наш проект проводит последовательно ту точку зрения, что только цель и основы организации объединения подлежат обязательному внесению в договор и в регистр. Но, считая такую постановку дела совершенно правильной, необходимо вместе с тем признать, что если обязанность публичности будет ограничена сообщением сведений, касающихся лишь организации предприятия, то цель не будет достигнута для картельных организаций, ибо по этим сведениям будет совершенно невозможно следить за их деятельностью. И только по отношению к акционерным компаниям недостаток этот, хотя отчасти, будет восполнен требованием ежегодных отчетов, каковое требование может и должно быть установлено акционерным законом; по отношению же к остальным картельным соглашениям это дополнительное требование законами о товарищеских организациях не устанавливается, да и не может быть установлено.

Остается поэтому предоставить особому органу надзора за картельными организациями право получения всех данных, которые окажутся ему необходимыми для полного выяснения хозяйственной деятельности и экономического значения данной организации.

Предоставление столь широких полномочий органам правительственной власти в настоящее время едва ли может вызвать с чьей бы то ни было стороны принципиальные возражения. Налоговая система почти всюду рассчитана на широкое право вмешательства органов финансового надзора во внутреннее делопроизводство. Не касаясь вопроса о пределах вмешательства, нужно лишь заметить, что, с одной стороны, должно обеспечить авторитетность и беспристрастие действиям органов картельного надзора, а с другой - необходимо вместе с тем оградить деловую тайну в тех пределах, в которых это совместимо с общественными интересами.

Поддерживая в полной мере необходимость вмешательства государства, проф. Менцель полагает, что все меры, которые могут быть принимаемы в борьбе с картельными организациями не относятся к области гражданского права, что они входят в сферу отношений публично-правовых. По самой своей природе, говорит проф. Менцель, гражданское право касается лишь отношений индивидов между собой, но не отношения индивидов к целому (zm Gesamtheit) или отношений социальных групп между собой*(372).

С этим мнением нельзя согласиться. Конечно, отношения между индивидом и государством, как таковым, входят в область публичного права: здесь имеется элемент господства, с одной стороны, подчинения - с другой, который чужд гражданскому праву. Но было бы неправильно сделать отсюда вывод, что как только государственная власть вмешивается в те или иные отношения индивидов между собой, отношения эти из области права частного переходят в сферу отношений публично-правовых. Если отношение остается отношением частных лиц, то государство не участвует, как сторона в этом отношении. Оно остается вовне стоящей властью, авторитетно налагающей свою руку на отношения индивидов, которые продолжают сохранять свой характер отношений двух равноправных контрагентов, связанных друг по отношению к другу лишь постольку, поскольку они сами пожелали себя связать. И в этом случае налицо частноправовое отношение. Участники картельного соглашения остаются единственными контрагентами, свободно определяющими свои взаимные отношения, в отмежеванных им правопорядком границах. А этим и разрешается вопрос, следует ли данное отношение отнести к области публичного или частного права. Акционерная компания с картельными задачами будет в такой же мере институтом частного права, как и акционерная компания, выступающая в обороте без таких целей и конкурирующая с другими частными предприятиями. Если же организации, преследующие картельные цели, в большей степени вызывают необходимость государственного вмешательства, то это еще отнюдь не дает оснований относить эти организации, как таковые, к области публичного права.

При разрешении данного вопроса, необходимо строго отделять деятельность картельных соглашений от тех форм, в которые она отливается. Поскольку речь идет о деятельности, об устранении вредных ее влияний на все народное хозяйство, государство может влиять по преимуществу мерами административного воздействия, заставляя организации воздерживаться от одних действий и видоизменять другие.

Поскольку же речь идет о формах, в которые деятельность отливается. здесь по преимуществу область права частного, так как формами определяются пределы, в которых частной инициативе предоставляется свобода действий. Эти формы являются допущенными законом способами проявления частной инициативы в сфере хозяйственной жизни. Законодательство, предоставляя, в силу самых разнообразных соображений, частной инициативе свободу в известной сфере отношений, может тем не менее направлять эти отношения по тому или другому пути не помощью запретов и приказаний, а мерами цивилистическими: признанием договорных отношений подлежащими судебной защите, или отказом в таковом признании, соединением тех или других невыгодных последствий с принятием той или другой формы и т. д. Но, конечно, и нормы публичного права могут быть применяемы. Так, например, известные договорные отношения могут быть воспрещены под страхом уголовного наказания. Избрание известной формы совместной деятельности, например, формы акционерной компании, может быть связано с очень тяжелыми фискальными последствиями и т. д.

Цивилистическим средством побуждения к внесению картельного соглашения в регистр может служить угроза признания недействительности соглашения. Однако целесообразность применения этой меры сомнительна. Эта мера не возбуждает сомнений в тех случаях, когда договор заключается между немногими контрагентами, когда действие его лишь в слабой степени затрагивает интересы третьих лиц. Наоборот, там, где с существованием данного отношения связаны интересы большого круга лиц и где, след., признание соглашения недействительным может отразиться на интересах третьих лиц, которые не были обязаны, да и не могли следить за регистрацией, эта мера нецелесообразна. Приходится ограничивать угрозу оговоркой, что на эту недействительность виновники не внесения в регистр в своих расчетах с третьими лицами не могут ссылаться, что и в своих взаимных расчетах виновники не могут пользоваться не внесением в регистр в целях уклонения от расчета, а должны рассчитываться так, как если бы соглашение было действительно. Таким образом, дело сводится только к признанию соглашения недействительным на будущее время. Но в таком случае, соглашение фактически может продолжать существовать? История, стало быть, начнется с начала. Было бы поэтому правильнее, вместо признания недействительности, предоставить сторонам право домогаться расторжения отношений.

В связи с вопросом о регистрации стоит и форма картельного соглашения. Должна ли она быть письменной, нотариальной, или достаточно домашней? Письменная форма вполне соответствует сравнительной сложности любого картельного соглашения. Еще важнее, что только при наличности письменной формы возможно сравнительно легко осуществить надзор за картелями, который все признают в настоящее время необходимым. Отсюда же требование нотариальной формы. Сама по себе нотариальная форма договора едва ли может представить особые затруднения для отношений, представляющих такую значительную имущественную ценность, если, конечно, законодатель не свяжет с данной формой особых расходов.

Не может, конечно, подлежать сомнению, что ростовщичество, которое в конце прошлого столетия вновь стало преследоваться, недопустимо и для картельных организаций. Возможно применение не только гражданских последствий, но и уголовных. Совершенно правильно замечают, однако, по этому поводу Баумгартен и Меслени*(373), что эта форма уголовной ответственности не имеет особого значения, так как можно найти посторонних лиц для несения уголовного наказания. Но зато эти авторы возлагают серьезные надежды на гражданско-правовые последствия признания сделки ростовщической, если только видоизменить соответствующие статьи применительно к особенностям картельных организаций. Они указывают, что иск о признании сделки ростовщической влечет потерю всей прибыли, которую предполагалось извлечь из такой сделки. Ростовщик присуждается к возвращению своему контрагенту всего того, что последний ему передал в качестве вознаграждения за оказанные услуги. Постановление такого решения по отношению к картели влекло бы за собой для нее ничтожные потери, так как совершенно невозможно требовать признания недействительными всех сделок, аналогичных признанной судом ростовщическою. Поэтому Баумгартен и Меслени предлагают предоставить органу правительственного надзора за картелями право установить размер выгоды, которую извлекала картель из ростовщических сделок, и эту выгоду подвергнуть конфискации. Конечно, такое сильное вторжение в сферу гражданских прав лица может быть допущено только при наличности гарантий правильности решений, для чего они даже предлагают создать особый суд.

Нельзя, однако, упускать из виду, что понятие ростовщичества есть по преимуществу понятие уголовного права. Оно очерчено с большей определенностью, границы поставлены более точно, нежели то было бы необходимо для отношений частноправовых. Необходимо установить не только чрезмерность цены, но и то обстоятельство, что продавец воспользовался нуждой, легкомыслием или незнанием контрагента. Между тем в огромном большинстве случаев относительно цен, устанавливаемых картельными соглашениями, решительно невозможно будет доказать наличность этих элементов. Картели обыкновенно устанавливают цены в расчете на неопределенный и им неизвестный круг участников, почти никогда картели не продают своих товаров непосредственно потребителям. Продаются либо полуфабрикаты, которые подлежат дальнейшей переработке, либо же покупают посредники для дальнейшей перепродажи. И в том, и в другом случае нельзя говорить, что, продавая по чрезмерно высоким ценам, картели эксплуатируют легкомыслие, нужду или незнание своих контрагентов. А эти контрагенты, продавая переработанные ими или купленные ими для перепродажи товары, сами ничьей нужды, легкомыслия или незнания не эксплуатируют, ибо они за свои услуги не получают более того, что но условиям рынка они получить имеют право.

Но в каждом гражданском уложении имеется статья вроде нашей ст. 1529 т. X или § 138 В. G. В. Основание для признания договора недействительным и подлежащим расторжению, в настоящее время, по мере все большого развития понятия добросовестности в деловом обороте, расширяется. Понятие недобросовестной конкуренции получает все более широкое применение, между тем недавно оно было неизвестно праву. Сюда же надо отнести и запрет шиканозных действий, установленный германским и швейцарским законодательством.

Хотя эти средства и не рассчитаны специально на борьбу с картелями, но это представляется не недостатком, а наоборот, большим их преимуществом. Специальные меры борьбы всегда являются злом, к которому можно прибегать лишь в крайности, ибо они облегчают обход, давая возможность достигнуть запретной цели легким видоизменением образа действий. Деятельность картельных организаций получает в своих злоупотреблениях специфический характер лишь с того момента, как им удается достичь монопольного положения. Но, во-первых, этому моменту предшествует продолжительный период борьбы с конкурентами, когда вмешательство государственной власти сравнительно легко, а, во-вторых, только в исключительных случаях победа над конкурентами бывает полной. Обыкновенно даже и самым могущественным картелям все же приходится бороться с конкуренцией, хотя бы сравнительно и слабой. Поскольку же борьба продолжается, деятельность картели возможно подвести под более общие правила, применяемые и к не картельным организациям. Характерный в этом отношении пример дает, так назыв. factor system. Система эта заключается в том, что производители какого-либо товара, вступившие в картельное соглашение, стремятся к захвату всей торговли этими продуктами, к вытеснению таким путем товаров своих конкурентов. С этой целью они дают на свои товары огромные скидки торговцам, которые принимают на себя обязательство не покупать ничего у их конкурентов. А когда рынок завоеван и конкуренция перестает быть страшной, картель может поднятием цен наверстать понесенный ею убыток. Казалось бы, самым простым запретить такого рода приемы картельных организаций специальным законом. Но, во-первых, к этим приемам могут прибегать и предприятия, возникшие совершенно без каких-либо картельных задач. А, во-вторых, и такие соглашения все же не всегда представляются вредными с точки зрения интересов потребителей. Они могут иметь своим назначением подчинить торговлю производителю в том смысле, чтобы сделать излишней бесконечную цепь посредников, которые в настоящее время значительно удорожают стоимость товара*(374). Поэтому борьба не должна быть направлена на factor system, как таковую, а на те злоупотребления, которые безусловно здесь возможны и которые могут быть подведены под понятие недобросовестной конкуренции.

Дальнейшая борьба со злоупотреблениями картельных организаций должна идти не столько по пути изобретения новых специальных средств, сколько по пути усовершенствования существующих. Трудность возникает здесь оттого, что признание сделки, совершенной картелью, недействительной, не поражает действительности всех других совершенно аналогичных сделок картельной организации. Картель поэтому может спокойно допустить такое признание, заплатить все связанные с этим убытки и продолжать к своей выгоде деятельность в том же направлении. Интерес же каждого отдельного потребителя обычно не настолько велик, чтобы подвергнуться из-за него всем тяжестям продолжительного гражданского процесса с могущественным синдикатом.

Конечно, более опасна для синдиката борьба со стороны пострадавшего конкурента. Серьезное значение может иметь иск об убытках, связанных с невозможностью для истца дальнейшей промысловой деятельности, вследствие недобросовестных действий картельной организации. Но даже и такие лица к процессу прибегают сравнительно редко, и тут может оказаться выгодным в отдельных случаях расплачиваться за свои неправильные действия, но уже зато в остальном извлекать без всякого стеснения все выгоды из недобросовестной конкуренции. Поэтому, иск должен быть формулирован так, чтобы его удовлетворение сделало невозможным повторение злоупотреблений. Для этого необходимо расширить границы исковых требований. Не только данная сделка картели или данный образ действий ее может быть признан не подлежащим судебной охране, но и сама картельная организация может быть признаваема неохраняемой правом. Она должна быть признана подлежащей упразднению в тех случаях, когда сущность ее организации заключается именно в недобросовестной конкуренции, но для этого недостаточно установление отдельного акта недобросовестности. Необходимо доказать, что картельное соглашение возникло именно с этой целью, что условия, положенные в ее основание, являются нарушением принципов добросовестности в обороте.

Какой орган должен произнести этот смертный приговор? Одни высказываются за суд, другие полагают, что суд является органом неподходящим для дел, требующих большой осведомленности в самых сложных хозяйственных вопросах. Это возражение во всяком случае не должно иметь решающего значения. И в настоящее время судебным учреждениям приходится высказываться по самым сложным хозяйственным вопросам, когда, напр., оспариваются сделки безнравственные, направленные на эксплуатацию легкомыслия и нужды. По новому Германскому гражданскому уложению суду предоставлено право признавать размер неустойки чрезмерным (хотя и не по торговым делам). Поэтому нет оснований устранять суды от решения сложных вопросов, но следует стремиться к такой судебной организации, которая делала бы судью достаточно компетентным. С этой целью возможно сосредоточение этих дел в специальных отделениях, привлечение в широких размерах экспертов и т. д.

Поэтому решение вопроса о надлежащей инстанции обусловливается не сложностью дела, а тем, какая точка зрения должна быть положена в основу судебного решения. Если не нужно решать, полезна ли или вредна деятельность картельной организации, "справедливы" ли цены, или возможна продажа товаров по более низким ценам, если решение должно ответить лишь на вопрос, может ли быть признана деятельность картели противоречащей добрым нравам и господствующим представлениям о нравственных и дозволенных действиях, то это будет обычный спор, подлежащий разрешению гражданских судов.

Если же пойти по этому пути дальше и предоставить какому-либо государственному органу право не только признавать недействительными, но даже и видоизменять картельные договоры, как вредные, то гражданские суды являются мало подходящим органом, ибо такая задача мало соответствует принципам, которые лежат в основе их деятельности. Можно быть принципиальным сторонником непосредственного вмешательства государства в деятельность картелей, но это не должно мешать тому, чтобы использовать судебную деятельность в том только направлении, в котором она сохраняет свойственный ей характер; в этих пределах нужно использовать ее целиком, а за этими пределами к ней не прибегать.

Сложность гражданского процесса, направленного на доказательство несоответствия деятельности картельного соглашения требованиям добрых нравов, чрезмерности ее эксплуатации населения может вызвать необходимость участия органа правительственной власти, как стороны в процессе. Такое участие известно многим законодательствам в широких размерах, хотя и без пользы для дела, оно было известно нашим законам. Бесцельно было бы поэтому ограничиться увеличением количества случаев, когда требуется заключение прокурорского надзора. В таком сложном процессе, успех которого для общества, пожалуй, важнее, нежели для самого истца, нужно оказать истцу возможное содействие. Одной из обязанностей органов специального надзора за картельными организациями могло бы быть участие в качестве представителя государственной власти в процессе.

Форма этого участия может быть двоякой. Или представитель государства дает свое заключение, конечно, для суда необязательное, или же ему предоставляется право выступить в процессе в качестве стороны. Если орган надзора признает, что исковые требования правильны, что картельная организация должна быть расторгнута, он принимает в процессе непосредственное участие и пользуется всеми правами истцовой стороны, т. е. правом обжалования, дальнейшего ведения процесса, хотя бы истец от него отказался и т. д. Та или иная форма участия есть вопрос целесообразности, решение которого зависит от способа организации органа правительственного надзора, а также процесса и суда вообще. Принимая во внимание все возрастающее могущество картельных организаций, было бы рационально предоставить органам надзора более активную роль в процессе. Роль органа, ограничивающаяся предъявлением заключения, легко сводится к простой формальности, как и случилось у нас с прокурорскими заключениями по гражданским делам. Но в кассационных департаментах сената заключение обер-прокурора играет весьма значительную роль, это один из важных факторов нашего кассационного производства. Такую же роль надо создать и органам надзора в процессе о признании деятельности картельной организации подлежащей прекращению. Отмеченных выше средств недостаточно, однако, для борьбы с высокими ценами, которые, благодаря картелям, могут принимать угрожающие размеры. Установление справедливой цены давно обращает на себя общее внимание, но до сих пор не только не удалось найти сколько-нибудь удовлетворительного решения, но не найдены пути к таковому решению. А между тем, именно теперь вопрос этот приобретает первостепенное значение. Правда, не следует думать, что даже и самые могущественные синдикаты могут устанавливать высокие цены произвольно, здесь тоже имеются известные границы. Но несомненно, что возможность нарушения требования "справедливости" цен теперь значительно большая, нежели она была до картельного периода. Соответственно этому и вопрос о воздействии на цены со стороны органов государства получил теперь реальную постановку именно ввиду развития картелей. Государство стоит еще у начала пути к установлению максимальных цен. И если государству удастся разрешить новую для него задачу, то, главным образом, именно благодаря тому, что производство важнейших предметов народного потребления сосредоточивается в руках картельных организаций.

Некоторые писатели предлагали функцию надзора предоставить органу, в котором примут участие представители самих картельных организаций. И действительно представительство картельных организаций нельзя не считать делом чрезвычайно полезным. Оно, несомненно, прольет много света на деятельность организаций, оно важно и в том отношении, что, имея перед собой организованное представительство картелей, государственная власть с тем большей решительностью сумеет принимать те или иные меры, в полной уверенности, что если бы меры эти бесцельно вредили картели, ее представители могли бы убедительным образом это доказать. Наконец, в тех случаях, когда деятельность картелей начинает проявлять вредные стороны, наличность такого представительства может часто служить лучшим средством миролюбивого устранения неправильностей, ибо в споре с товарищами, хорошо осведомленными о действительном положении дел, поневоле приходится быть уступчивым, дабы и в своей собственной среде не очутиться в совершенно изолированном положении. По крайней мере, более грубые злоупотребления были бы таким образом устранены.

Но, с другой стороны, функция государственного надзора, с возможностью прямого вмешательства в деятельность картелей, исключает непосредственное участие представителей картелей в органе надзора, ибо и от голосов этих представителей зависело бы то или иное решение вопроса. Заинтересованная сторона не может быть органом наблюдения, тем менее регулятором деятельности в общегосударственных интересах.

Важнее вопроса о составе органа надзора вопросы его компетенции и пределов государственного вмешательства в деятельность союзов предпринимателей. Разнообразие предположений, которые по этому поводу были высказаны в литературе, бесконечно велико. Но задача остается неразрешенной. Одни указывают, что возможно непосредственное вмешательство в деятельность предпринимательских союзов, другие предлагают косвенное воздействие путем мероприятий, которые непосредственно не применяются к союзам, но достигают тех же результатов. К первой категории относятся право признания договоров картельных организаций или самых организаций не действительными, участие органов государственной власти в управлении делами и специальное податное обложение. Ко второй - установление максимальных цен на товары картельных организаций, поощрение предприятий, конкурирующих с картельными организациями, таможенная система, рассчитанная на борьбу с картелями, злоупотребляющими своим монопольным положением.

С точки зрения цивилиста отношение к этим двум категориям мероприятий принципиально различное. Первая представляется нежелательной, так как она подрывает частную инициативу, без которой немыслимо преуспеяние народного хозяйства, построенного на принципе частной собственности. Можно, конечно, сомневаться в достоинствах принципа частной собственности для народного хозяйства, но до тех пор, пока существует нынешний хозяйственный строй, не следует подрывать частную инициативу, самодеятельность, которые являются его движущей силой. Электричество более ценная сила, нежели пар, но, пока механизм рассчитан па пар, не следует уменьшать его силу, не следует ухудшать способы его получения только потому, что более идеальной двигательной силой является электричество.

Штейнбах и Менцель высказываются за возможность признания недействительными и даже за изменение синдикатских соглашений в случае признания их вредными*(375). Гарантию против злоупотреблений эти авторы надеются найти в организации специального картельного суда, производство в котором должно дать возможность картелям защищать свои права, а государственной власти охранять интересы общества против вредных для него поползновений картелей.

Но понятие о вреде или пользе картельной организации в такой мере условное и сложное, что решение зависит не только от знания условий производства, условий рынка и т. д., но в значительной степени и от общего взгляда на задачи народного хозяйства. Нельзя права частных лиц ставить в зависимость от тех или иных экономических взглядов административного органа, как бы он ни был организован. Государство может устанавливать общие условия деятельности, но поскольку все действия картелей подчиняются требованиям закона, действия их не должны быть признаваемы недействительными только потому, что они исходят от картельных организаций.

Точно также принципиально неправильным представляется знакомое уже нам предложение Шмоллера, чтобы в управлении компаний с акционерным капиталом более, нежели в 75 мил. марок, было непосредственное участие лиц по назначению от правительства. Это предложение точно также парализует основное достоинство частного предприятия: чувство самодеятельности, значение инициативы, сознание необходимости положиться на свои и только на свои силы. А вместе с тем трудно гарантировать беспристрастие органов правительственной власти: благодаря совместной деятельности с членами правления по выборам от акционеров, они скоро приучаются смотреть на все глазами директоров по выборам. Если же начинается борьба между директорами от правительства и от акционеров, то, быть может, злоупотребления и будут устранены, но вместе с тем будет парализоваться возможность успешной промышленной деятельности.

Несомненно, есть отрасли хозяйственной деятельности столь важные для народного хозяйства, что государство не может предоставить их свободной частнохозяйственной деятельности. И здесь, если государство, по тем или другим соображениям, и сохраняет форму частного хозяйства, то оно стремится пропитать ее элементом публично-правовым, Таковы, прежде всего, области железнодорожного хозяйства и страхового дела. В подобных предприятиях участие правительственных директоров при известных условиях м. б. целеобразным. Как далеко, по соображениям самого разнообразного свойства, можно здесь пойти, видно хотя бы из организации германского имперского банка. Необходимо, однако, признать что в общем эта система дает очень мало результатов, что нам в России хорошо известно. Идеи Шмоллера не нашли сочувствия даже в Германии, допускающей широкое участие бюрократии во всех сферах деятельности.

Весьма многие возлагают большие надежды на специальное обложение картельных организаций. Но этот путь принципиально неправильный. С одной стороны, почти невозможно избегнуть переложения обложения в последнем счете на потребителя. Но главное возражение заключается в том, что в основе такого специального обложения лежит все та же неправильная мысль, что надо оказывать давление на форму картельного соглашения, как таковую. Если же держаться того взгляда, что формы должны быть свободным достоянием оборота, что задача законодателя совершенствовать формы, нужные для оборота, а не делать мало удобными те именно, которые для него наиболее желательны, то специальное обложение картельных организаций, как таковых, потеряет всякий смысл. Сторонниками специального обложения являются те же Баумгартен и Меслени*(376), чему нельзя не удивляться ввиду общих их взглядов на соглашение предпринимателей. Действительно, аргументация, их довольно слабая, сводится к тому, что картели главные представители современных больших капиталистических центров. Но с этой точки зрения их следует облагать, как другие подобные же центры, в таком же, но не в большем размере. Если, напр., картель принимает форму товарищества с ограниченной ответственностью участников, то, вопреки мнению Баумгартена и Меслени, это товарищество, как и все такого рода товарищества, следует облагать или не облагать специальным подоходным налогом на одних и тех же основаниях.

С финансовой точки зрения картели заслуживают внимания в том отношении, что так как значительная их часть подлежит гораздо большей гласности, нежели многие другие формы хозяйственной деятельности, то они представляются более удобным объектом для обложения. Этим, конечно, государство и должно воспользоваться.

Громадное значение в борьбе с соглашениями предпринимателей могло бы иметь установление такс. К тому же принципиально установление таксы на товары не является еще вмешательством во внутреннюю сторону частнохозяйственного предприятия. Такса одинаково обязательна для всех предпринимателей, ее соблюдение есть условие их деятельности, которая, однако, свободно ими направляется. Однако вопрос об установлении такс выходит далеко за пределы вопроса о синдикатах и трестах. Возможно ли и желательно ли регулировать цену товаров, это вопрос, который не стоит в зависимости от того, полезны или вредны картельные организации. Надо отчетливо сознавать, что достижение этой цели невозможно без полной реорганизации не только всего частного предпринимательского строя, но даже многих и публично-правовых элементов государственного и общественного строя. Поэтому пока вопрос о таксе на товары в виде широко применяемой меры не может быть даже и поставлен. И именно поэтому в тех областях хозяйственной деятельности, где сильно государственное вмешательство, таксы уже практикуются. Так железнодорожные тарифы на частных дорогах тоже являются таксой.

Одна угроза таксы может быть порой превосходным средством, сдерживающим картели.

К числу весьма целесообразных средств борьбы со злоупотреблениями со стороны предприятельских союзов нужно отнести и систему таможенного обложения. По этому вопросу, однако, царит большое разнообразие мнений. Защитники свободной торговли доказывают, что не будь покровительственных пошлин, не было бы и вообще, картелей, что именно пошлины вызвали и грозные картельные организации. Другие же полагают, частью ссылаясь на пример Англии, что и без пошлин картельные организации возникли бы и получили распространение. Так, Лифман*(377) говорит, что пошлины не являются ни причиной, ни даже необходимым условием возникновения картелей. Присоединяясь к этому мнению, Гольдштейн*(378) замечает, что картели являются продуктом более глубоких причин, а именно результатом общих тенденций современного развития промышленности. Это мнение представляется совершенно правильным. Но, тем не менее, несомненно, как правильно указывает Лифман, что уменьшение пошлин или их уничтожение является подходящим средством для борьбы с несоразмерно высокими ценами картельных организаций.

Устанавливая и поддерживая пошлины на товары, государство заставляет своих граждан покупать по более высоким ценам. Vice versa, государство имеет полную возможность бороться с высокими ценами соответственным понижением таможенных ставок. Законодательный аппарат представляется слишком громоздким для постоянного приспособления таможенных ставок к условиям момента; с другой стороны, безусловно, нежелательно предоставить органам управления право изменять ставки. Но можно сделать ставки в известных пределах подвижными, можно также предоставить органам управления право их менять под условием немедленного представления на утверждение законодательной власти. Такой порядок существует в Канаде, но вместо законодательного акта там требуется судебное решение (при условии возможного привлечения экспертов), которое должно признать изменение правильным*(379). Такую же меру проектирует и австрийский законопроект.

Возражения, которые делаются против изменения размера пошлин, представляются мало - убедительными*(380). Имеются товары, говорит, напр., проф. Менцель (уголь), по отношению к которым средство это не может быть применено. Но разве для признания своей годности средство должно обладать свойством универсальности? Пусть придумают и другие средства, но данное средство нет оснований не применять там, где оно действует отлично.

Указывают еще на то, что мера эта отражается не только на предприятиях, примкнувших к картели. Это правильно. Но разве положение потребителя лучше оттого, что с него дорого берут предприятия не картельные?

Также неосновательны указания на то, что торговые договоры делают мало удобным применение этого мероприятия и на большую неопределенность и большие колебания, которые оно вносит. Но отсюда следует лишь то, что надо соответственно видоизменить торговые договоры, и таможенную политику вести так, чтобы не колебать, а, наоборот, содействовать устойчивости цен.

Таким образом, надо признать, что государство вовсе не бессильно в борьбе с картелями.

Оценивая сравнительные достоинства и недостатки картельных организаций, необходимо учесть и те удобства, которые дает во многих отношениях вмешательство в их деятельность, именно благодаря тому, что здесь государство имеет дело с крупными организациями. Легче организовать податное обложение, легче возложить целый ряд обязанностей по отношению к рабочим и т. д.

Во всяком случае, государственная власть должна твердо помнить, что она имеет дело с силой, которую можно при искусстве известным образом направить, но которую нельзя безнаказанно уничтожить. Это неизбежная стадия прогресса на пути развития более совершенных форм хозяйственной деятельности. Уничтожить ее - значит задержать весь прогресс в этой области.