Понятие судебной политики не является общепринятым в отечественной юридической литературе. Наиболее полно оно раскрыто в книге А. Барака “Судейское усмотрение”, где судебная политика рассматривается как “комплекс факторов, которые направляют судебную власть, когда она делает выбор из тех вариантов, которые право предоставляет ей”2. Такой подход к судебной политике позволяет выделить следующие ее характеристики. Важнейшая из них заключается в том, что судебная политика осуществляется в рамках закона. Другими словами, она подчинена Конституция Российской Федерации. Проблемный комментарий. С. 251. Декларативность провозглашенных социально-экономических прав и юридическая невозможность их судебной защиты убедительно аргументируется Л. С. Мамутом (Cm.: МамутЛ. С. Народ в правовом государстве. С. 73-81). и в основе своей определяется законодательной политикой. В то же время, если бы характер и направления судебной политики автоматически определялись содержанием действующего законодательства, понятие судебной политики было бы излишним. Однако вряд ли нужно доказывать, что законодатель не только закрепляет за судьей право толкования применяемых норм права, но и оставляет на его усмотрение выбор одного из допускаемых законом вариантов решения стоящих перед ним вопросов. С наибольшей очевидностью относительная самостоятельность судебной политики проявляется в сфере назначения наказания, где практика судов давно получила обозначение как уголовно-исполнительная (или карательная) политика. Наличие в законе оценочных понятий, возможность восполнения существующих в процессуальном законодательстве пробелов путем применения аналогии и т. д. - все это поле судебной политики. А. Барак полагает, что в основе судебной политики лежит “сознательное формулирование соображений, согласно которым судья делает выбор между различными соответствующими праву альтернативами, открытыми перед ним в трудных делах"98. При этом по самой их природе принципы судебной политики “не обязательны для судьи. Если бы эти принципы были обязательны, судейское усмотрение исчезло бы”2. Таким образом, судебная политика проявляется как результирующая индивидуальных решений каждого из действующих судей. В основе этого подхода к судебной политике лежит принцип независимости судей и их внутреннего убеждения при принятии решений, ограничиваемый лишь рамками закона. Однако плюралистичность толкования закона различными судьями имеет и иные, помимо закона, ограничения. В силу инстанционного построения судебной системы “разнородность” решений, принимаемых судами низшего уровня, в известной мере сокращается теми вариантами, которые будут одобрены вышестоящими судами. Разумеется, судья, вынесший отмененное впоследствии решение, может оставаться при своей точке зрения, но в конечном итоге в силу вступит то решение, которое соответствует усмотрению судей вышестоящих судов (если, конечно, стороны обжалуют первоначальное решение). Поэтому наиболее отчетливые очертания политика судебной власти приобретает в решениях высших судебных органов. Помимо их авторитета и легальной силы, их значение, как уже отмечалось, определяется и тем, что стороны, обжалуя решения нижестоящих судов, видят в решении высшего судебного органа благоприятную для защиты своих интересов перспективу. Факторы, которые влияют на судебную политику, многочисленны и разнородны. По существу, это все то, что побуждает судей избирать одно из допускаемых законом решений. Следует подчеркнуть, что вообще о какой-либо политике речь может идти лишь тогда, когда у лица, принимающего юридически значимое решение, есть выбор. В отсутствие такового цели, а также средства и способы их достижения предписываются извне, и если возможность выбора варианта решения (действия) отсутствует, то ни о какой политике данной системы (организации и т. п.) говорить нельзя. Исследование факторов, влияющих на судебную политику, является предметом глубокого и самостоятельного изучения, требующего больших усилий и адекватной методики. Поскольку в настоящее время отсутствует необходимый эмпирический материал, то налицо возможность использовать лишь средства логического анализа. С некоторой долей условности факторы, влияющие на судебную политику, могут быть разделены на несколько групп. К первой из них относятся решения высших судов, которые отражают и выражают желаемое направление судебной политики. Следует отметить, что содержательный анализ указанных решений представляет достаточные трудности. Дело прежде всего в том, что в нашей стране существует три высших судебных органа: Конституционный Суд РФ, Верховный Суд РФ и Высший Арбитражный Суд РФ. Разделение компетенции между ними (хотя и здесь существуют спорные вопросы) позволяет говорить о трех субъектах “управляющих воздействий” на политику судебной системы. Отмеченное обстоятельство не исключает возможности разнонаправленности такого рода воздействий. Ко второй группе относятся факторы, связанные с состоянием профессионального правосознания судейского корпуса. Несмотря на то, что взгляды конкретного судьи, его отношение к действующему законодательству, степень осознания социального назначения своей деятельности и т. п. могут существенным образом отличаться от усредненных показателей, господствующее мнение по тем или иным вопросам в той или иной степени влияет на принятие конкретных решений. Третью группу факторов составляют те, которые характеризуют финансовое и материально-техническое обеспечение судебной системы, т. е. реальные условия, в которых работают судьи. К этой же группе факторов относятся и все те, которые влияют на судебную власть не изнутри судебной системы, а извне. Как уже подчеркивалось, предложенное выше разделение на группы факторов, влияющих на судебную политику, в значительной мере носит условный характер. Так, условия, в которых судья осуществляет свою деятельность, не могут не влиять на его убеждения, в частности на его взгляд на задачи и цели суда как социального института. А. Барак подчеркивает, что тот выбор, который делает судья из представляемых законом вариантов, “определяется мировоззрением судьи. Оно, в свою очередь, основывается на житейском опыте и на социальных принципах... и на его понимании судебной функ ции... Концепция судебной функции не сосредотачивается исключительно на отношении между общей нормой и индивидуальным делом. Она охватывает весь объем судебной функции. Считает ли судья своим долгом и своим правом приспосабливать право к изменяющейся реальности и прилагает ли он усилия к тому, чтобы сделать это, или, напротив, он рассматривает это как главное осложнение, которого он иногда не может избежать? Считает он частью своей функции применение ценностей общества или избегает делать это? Полагает ли он, что судебного признания заслуживают только те ценности, в отношении которых существует согласие в обществе, или он готов выступать в качестве носителя стандартов ценностей, в отношении которых нет консенсуса? Ответы на все эти вопросы определяют концепцию судебной функции и выбор разумной возможности"99. Следует подчеркнуть еще раз, что политика (государства в целом, отдельных его институтов, иных организаций и т. п.) всегда осуществляется в форме выбора одного из нескольких решений. Если выбора нет, то нет и политики. Формой реализации судебной политики является создание общих правил поведения судей, т. е. выбора ими конкретного решения из числа возможных вариантов, предоставляемых законом. Изменение закона означает и изменение набора альтернатив, в рамках которого судья может осуществлять свой выбор. Будучи относительно автономной (в силу независимости и самостоятельности судебной власти), судебная политика не может находиться в существенном противоречии с общей политикой государства и закрепленными в Конституции РФ основными принципами общественного устройства (права и свободы личности, разделение властей, предотвращающее произвол любой из них, и т. д.). Если такое противоречие возникает, то законодатель изменяет правовую базу функционирования судебной системы таким образом, чтобы нежелательный вариант решения стал нарушением закона. Пределы относительной автономности судебной политики определяются соотношением компетенции различных ветвей власти, местом судебной власти в системе сдержек и противовесов. С этой точки зрения особое значение имеют полномочия Конституционного Суда РФ и уставных судов регионов. До введения конституционного судопроизводства свое отношение к закону суд “выражал лишь в его толковании - уяснял смысл, цель, волю законодателя, чтобы обеспечить ее реализацию. Теперь этого для выполнения конституционных обязанностей суда становится недостаточно: суд должен не только истолковать закон, но и оценить его на предмет соответствия Конституции РФ, общепризнанным принципам, нормам международного права, которые имеют над ним приоритет”100. Судебная политика в качестве мощного фактора воздействия на практику судов в зависимости от своей направленности может как укрепить, так и нарушить динамическое равновесие ветвей власти, которое является наиболее эффективной преградой нарушениям демократического устройства общественной жизни. Главным показателем направленности судебной политики в конечном итоге является повышение (либо снижение) уровня защищенности прав и свобод личности. Наконец, необходимо подчеркнуть весьма важное обстоятельство: политику судебной власти ни в коем случае не следует смешивать или отождествлять с подверженностью судебной системы влиянию какой-либо политической партии. Напротив, если суд действует в интересах не права, а какой-либо партии (или иной политической силы), то он не только становится пристрастным, но и теряет независимость, а следовательно, о судебной политике как самостоятельной линии поведения судебной власти не может быть и речи. В своей крайней форме зависимость судебной системы от партийных органов имела место в советский период отечественной истории. Содержательную сторону судебной политики мы попытаемся раскрыть путем анализа решений Конституционного Суда РФ, касающихся вопросов уголовного судопроизводства. Выбор указанных решений в качестве объекта анализа объясняется несколькими обстоятельствами. После принятия Конституции РФ 1993 г. между ее положениями, гарантирующими права и свободы личности, и действовавшим уголовно-процессуальным законодательством возникли весьма серьезные противоречия, которые существовали до принятия УПК РФ 2001 г. Наличие такого рода противоречий обусловило существование п. 6 разд. II Конституции РФ “Заключительные и переходные положения”, который предусматривает, что до принятия нового федерального закона сохраняется прежний порядок ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления, а также сохраняется существование суда присяжных лишь в нескольких, а не во всех регионах страны. Однако наряду с неопределенностью срока действия заключительных и переходных положений Конституции РФ возникал вопрос и о той мере, в какой эти нормы связывают волеизъявление законодательного органа до принятия нового уголовно-процессуального кодекса. Более того, формулировки ч. I и II п. 6 имеют как бы разную “интонацию". Как гласит ч. I п. 6, “впредь до введения в действие Федерального закона, устанавливающего порядок рассмотрения дел судом с участием присяжных заседателей, сохраняется прежний порядок рассмотрения соответствующих дел”. Приведенная конституционная формулировка, с одной стороны, как бы закрепляет наличие суда присяжных в РФ, а с другой - оставляет законодателю полную свободу усмотрения в определении звена судебной системы, где действует суд присяжных, подсудности последнего, его состава и т. п. Федеральный конституционный закон “О судебной системе Российской Федерации” 1996 г. ограничился лишь упоминанием о присяжных заседателях (наряду с народными и арбитражными) как носителей судебной власти (п. I ст. I), об их независимости и подчинении только Конституции РФ и закону (п. 2 ст. 5), а также о некоторых гарантиях такой независимости (пп. 4 и 5 ст. 5). Кроме того, присяжные заседатели упоминаются в ст. 8 рассматриваемого Закона, регламентирующей участие граждан в осуществлении правосудия (ст. 8). Таким образом, в течение восьми лет после принятия Конституции РФ судоустройственный закон, регламентировавший статус присяжных заседателей, так и не был принят. Проблема недоступности суда присяжных для большинства населения нашей страны сохраняется до полного введения в действие нового УПК РФ. Что же касается ч. II п. 6 Заключительных и переходных положений, то она сформулирована более конкретно: “До приведения уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации в соответствие с положениями настоящей Конституции сохраняется прежний порядок ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления”. Из приведенного текста очевидно, что новый уголовно-процессуальный закон должен соответствовать п. 2 ст. 22 Конституции, согласно которому арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. Следует отметить, что конституционные положения, предопределившие введение судебного контроля в стадии предварительного расследования, значительно шире по содержанию, чем только порядок лишения свободы лиц, обвиняемых (подозреваемых) в совершении преступления. В частности, п. 2 ст. 23 Конституции РФ допускает ограничение права на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений только на основании судебного решения. Из текста ст. 25 Конституции РФ можно сделать вывод, что для проведения обыска также требуется судебное решение. Статьи 47-54, 123 Конституции РФ тоже имеют непосредственное отношение к уголовному судопроизводству. Решения Конституционного Суда РФ сыграли важную роль не только в качестве правового средства преодоления розыскных начал уголовного судопроизводства. Они также поставили определенные рамки, задали некие требования к построению институтов нового уголовно-процессуального закона. Непосредственным предметом анализа являются 45 (27 постановлений и 18 определений) решений, принятых Конституционным Судом РФ в 1995-2000 гг. Следует подчеркнуть, что задачи данного анализа во многом облегчаются работой, проведенной Н. М. Кипнисом, который чрезвычайно скрупулезно связал с нормами УПК постановления и определения Конституционного Суда РФ101. Мы выделим четыре содержательных проблемы, применительно к которым и будут рассматриваться принятые Конституционным Судом решения: 1) укрепление состязательного начала и отделение функции суда от функции уголовного преследования; 2) расширение сферы судебного контроля за решениями органов, осуществляющих уголовное преследование; 3) расширение прав участников процесса; 4) обеспечение принципа равенства перед судом и других демократических основ судебной власти. Как известно, УПК 1960 г. закрепляя модель неоинквизиционного процесса, в ряде своих норм относил к компетенции суда принятие таких решений, которые по природе своей присуши обвинительной власти и являются неотъемлемыми элементами осуществления уголовного преследования. Основой такого смешения функций суда и органов обвинительной власти102 служила ст. 3 УПК РСФСР, возлагавшая и на суд, и на органы обвинительной власти в равной мере обязанность возбуждения уголовного дела в каждом случае обнаружения признаков преступления, а также принятия всех предусмотренных законом мер для установления события преступления, лиц, виновных в его совершении, и наказания последних. В 1996 г. Конституционный Суд РФ в постановлении от 28 ноября признал неконституционной ст. 418 УПК, которая называлась “Возбуждение дела в суде” и предусматривала, что при протокольной форме досудебной подготовки материалов судья выносит постановление о возбуждении уголовного дела, а также при необходимости избирает подсудимому меру пресечения. В постановлении о возбуждении дела судья должен был излагать формулировку обвинения с указанием статьи уголовного закона, по которому подсудимый подлежит ответственности. Конституционный Суд РФ, исходя из принципа разделения властей, подчеркнул, что “на суд не может быть возложено выполнение каких бы то ни было функций, не согласующихся с его положением органа правосудия”103. Такой подход Конституционного Суда полностью соответствовал положениям резолюции Экономического и Социального Совета ООН от 24 мая 1989 г., утвердившей процедуры эффективного осуществления основных принципов независимости судебных органов, согласно которым, в частности, ни от одного судьи нельзя требовать выполнения функций, несовместимых с его независимым статусом. Конституционный Суд РФ справедливо подчеркнул, что положения ст. 418 УПК ставят под сомнение объективность и беспристрастность суда, который сам возбудил рассматриваемое дело и сформулировал по нему обвинение. Указанная статья УПК, отмечено Конституционным Судом, нарушает принцип осуществления судопроизводства на основе состязательности (п. 3 ст. 123 Конституции РФ, который предполагает, что полномочиями возбуждать уголовное преследование и формулировать обвинение наделяются только определенные органы и лица, которые, реализуя данные полномочия, преследуют цель защиты либо публичного, либо своего личного интереса, нарушенного преступлением. Почти через год, в ноябре 1997 г., ст. 418 УПК была исключена из текста кодекса Федеральным законом104, а ст. 415 УПК изменена таким образом, что решение о возбуждении дела, а также формулирование обвинения стало компетенцией начальника органа дознания, т. е. одного из органов, осуществляющих функцию обвинения (уголовного преследования). Расширению начал состязательности и избавлению суда от несвойственных ему функций служат и правоположения, содержащиеся в постановлении Конституционного Суда РФ от 14 января 2000 г. Указанное постановление Конституционного Суда РФ имело особое значение, поскольку признало не соответствующими Конституции РФ “единые по своему нормативному содержанию” ст. 3, п. 6 ч. I ст. 108, ч. I, 2 и п. I ч. 3 ст. 109, ст. 112 и 115, п. 4 ч. I ст. 232 и ч. I, 2 и 4 ст. 256 УПК РСФСР “в той части, в какой они предусматривают или допускают полномочия суда возбуждать уголовное дело, в том числе в отношении нового лица, и применять к нему меру пресечения”105. В этом же русле лежало и ограничение права суда направлять дело на дополнительное расследование по собственной инициативе, что “фактически приводит к осуществлению самим судом не свойственной суду обвинительной функции”106. Таким образом, Конституционный Суд РФ последовательно исключал из компетенции суда все элементы обвинительной функции, что соответствует социальному назначению правосудия. I. Решения Конституционного Суда РФ существенно расширили сферу действия принципа состязательности, распространяя, по крайней мере, его элементы на производство в суде надзорной инстанции. В своем постановлении от 14 февраля 2000 г. он признал не соответствующими Конституции РФ положения ч. 3 ст. 377 УПК РФ, которые позволяли суду надзорной инстанции рассмотреть дело без ознакомления осужденного, оправданного, их защитников с протестом, в котором поставлен вопрос об отмене вступившего в законную силу судебного решения по основаниям, влекущим ухудшение положения осужденного или оправданного, их защитников о времени и месте судебного заседания и без обеспечения им права довести до суда свою позицию относительно доводов протеста”107. Это же постановление Конституционного Суда РФ признало не соответствующими Конституции РФ положения ч. 3 ст. 377 УПК РФ “в той их мере, в какой они позволяют суду надзорной инстанции рассмотреть дело без ознакомления потерпевшего с протестом, без извещения потерпевшего о времени и месте судебного заседания и без обеспечения потерпевшему права довести до суда свою позицию по имеющим к нему отношение доводам протеста”108. 2. Одним из важнейших моментов, характеризующих политику Конституционного Суда РФ, являлось расширение сферы судебного контроля за решениями органов, осуществляющих уголовное преследование. Этот аспект политики Конституционного Суда РФ выразился прежде всего в следующих решениях: а) постановление Конституционого Суда РФ от 3 мая 1995 г., признавшее не соответствующим Конституции РФ сложившееся на практике ограничение круга лиц, имеющих право на судебное обжалование постановления о применении к ним в качестве меры пресечения заключения под стражу, только лицами, уже содержащимися под стражей (но лишающее этого права тех, в отношении которых указанное постановление вынесено, но не исполнено)109; б) постановлением Конституционного Суда РФ от 13 ноября 1995 г. расширен круг лиц, имеющих право обжаловать прекращение органами предварительного расследования уголовного дела110; в) постановлением Конституционного Суда РФ от 29 апреля 1998 г. расширен круг лиц, имеющих право обжаловать в суд отказ прокурора, следователя, органа дознания в возбуждении уголовного дела111; г) постановление Конституционного Суда РФ от 23 марта 1999 г.6 признало не соответствующим Конституции РФ сложившуюся практику, исключающую судебное обжалование в процессе предварительного расследования действий и решений органа дознания, следователя или прокурора, связанных с производством обыска, наложением ареста на имущество, приостановлением производства по уголовному делу и продлением срока предварительного расследования. Линия на расширение сферы судебного контроля в уголовном процессе реализовалась и в других решениях Конституционного Суда РФ, что существенно изменяло сам тип судопроизводства, приближая его к современным стандартам. 3. Политика укрепления состязательных начал уголовного судопроизводства выражена и в решениях Конституционного Суда РФ, расширяющих возможности участников процесса защищать свои права и законные интересы. Поскольку фактически все решения Конституционного Суда РФ так или иначе влияют на положение участников процесса, мы отметим лишь некоторые из них, наиболее очевидным образом связанные с рассматриваемой проблемой: а) постановление Конституционого Суда РФ от 13 июня 1996 г. признало не соответствующим Конституции РФ норму УПК РСФСР (ч. 5 ст. 97), согласно которой время ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела при исчислении срока содержания под стражей в качестве меры пресечения не учитывалось112 ; б) ряд решений Конституционого Суда РФ расширил права участников процесса на обжалование постановлений (определений) суда первой инстанции. Так, постановление Конституционного Суда от 2 июля 1998 г. признало не соответствующим Конституции РФ содержащийся в УПК запрет обжаловать в кассационном порядке решения суда первой инстанции о назначении судебного заседания или направления дела для производства дополнительного расследования, а также о применении или изменении меры пресечения, о помещении лица в медицинское учреждение для проведения стационарной судебно-психиатрической экспертизы, об отложении разбирательства, приостановлении уголовного дела или о роспуске коллегии присяжных заседателей113. Постановление Конституционного Суда РФ от 6 июня 1998 г. признало не соответствующим Конституции РФ лишение лица, в отношении которого приговор был вынесен Верховным Судом РФ, права обжаловать приговор в кассационном порядке; в) Конституционный Суд РФ подтвердил и конкретизировал конституционное право каждого на рассмотрение дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом114; г) постановление Конституционного Суда РФ от IO декабря 1998 г. обязало суд кассационной инстанции в случае, если он отклоняет ходатайство осужденного, содержащегося под стражей, о рассмотрении дела с его участием, предоставлять такому осужденному возможности ознакомиться с материалами судебного заседания и изложить свою позицию по рассмотренным судом вопросам. He выполнив возложенную на него обязанность, суд кассационной инстанции не вправе принимать окончательное решение115; д) постановление Конституционного Суда РФ от 15 января 1999 г. расширило права потерпевших, обязав суды по всем делам допускать их к участию в судебных прениях116. 4. В связи с отсутствием суда присяжных в подавляющем большинстве регионов РФ Конституционный Суд столкнулся с весьма сложной проблемой равенства граждан перед судом. Как известно, п. 2. ст. 20 Конституции РФ допускает применение смертной казни при наличии ряда условий, одно из которых состоит в предоставлении обвиняемому права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей. С другой стороны, если допустить в регионах, где действует суд присяжных, применение смертной казни, то люди, чьи деяния были бы подсудны этим судам, оказались бы в ином правовом положении, чем остальное население. Кроме того, ст. 47 (ч. I) Конституции РФ гарантирует, что никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом. Действовавшее угловно-процессуальное законодательство не предусматривало ни оснований, ни порядка передачи дела в другой суд при отсутствии коллегии присяжных заседателей в суде, к чьей территориальной подсудности относится дело о преступлении, за совершение которого федеральным законом установлено наказание в виде смертной казни. “В такой ситуации, - указал в своем Постановлении Конституционный Суд РФ, впредь применение исключительной меры наказания судом с участием присяжных заседателей исказило бы предназначение и существо права, гарантированного ст. 20 (ч. 2) Конституции РФ и, кроме того, явилось бы существенным нарушением принципа равенства, закрепленного ее статьей 19”117. В результате рассмотрения этой коллизии Конституционный Суд постановил, что до введения в действие федерального закона, обеспечивающего на всей территории Российской Федерации каждому обвиняемому в преступлении, за совершение которого федеральным законом в качестве исключительной меры наказания установлена смертная казнь, право на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей, наказание в виде смертной казни назначаться не может независимо от того, рассматривается ли дело судом с участием присяжных заседателей, коллегией в составе трех профессиональных судей или судом в составе судьи и двух народных заседателей118. Приведенные решения Конституционного Суда РФ в сфере уголовно-процессуального законодательства позволяют сделать вывод об основной направленности его политики в рассмотриваемый период: стремление скорректировать существующую процедуру уголовного судопроизводства с тем, чтобы по крайней мере минимизировать наличие в ней чрезмерного присутствия розыскного начала. Таким образом, Конституционному Суду РФ принадлежит очень важная роль в изменении унаследованной от советского прошлого процессуальной формы уголовного судопроизводства. Решения Конституционного Суда РФ фактически предопределили содержание многих норм и институтов нового УПК, составители которого не могли не учитывать содержащихся в них правоположений.