§ 5. Суд и прокуратура в стадии судебного разбирательства по уголовным делам
Прокуратура с самого начала своего возникновения была обязана не только выполнять фискальные и общенадзорные функции, но и участвовать в судебном разбирательстве уголовных дел. Причем такое участие носило характер наблюдения, надзора верховной (королевской, царской) власти за судом с тем, чтобы правосудие служило ее интересам. Во Франции XTV в., где возникла прокуратура, прокурор осуществлял “наблюдение за производством уголовных дел” в суде и давал заключения, но не подписывал обвинительный акт327. Наполеону I прокуратура представлялась “средством правительственного влияния на суд, независимости которого она противопоставлялась". Поэтому прокуратуру построили иерархически, “подчинив наблюдению ее самый суд”. ^ ^ Петр I, учредивший прокуратуру в России, поручил ей “наблюдение за деятельностью судебных мест”. Генерал-прокурор надзирал за судебной деятельностью Сената, а губернские прокуроры осуществляли “надзор по суду”328. Однако судебная реформа в России (1864 г.) коренным образом изменила соотношение между судебной властью и прокуратурой. “Создание самостоятельной судебной власти вызвало необходимость освободить судебные действия и должностных лиц судейского звания от той зависимости перед прокуратурой, в которой они пребывали”329. Остатки прокурорского надзора виделись, однако, в том, что по гражданским делам и на съездах мировых судей прокуроры давали заключения как представители закона, а в кассационных инстанциях они играли роль юрисконсультов. В первом советском Положении о прокурорском надзоре от 28 мая 1922 г.330 прокурорский надзор за судом не был предусмотрен; прокуроры поддерживали обвинение в судах, опротестовывали в кассационном порядке приговоры судов. В случаях несогласия прокурора с обвинительным заключением следователя (в то время следователи состояли при судах) вопрос об утверждении обвинительного заключения решался распорядительным заседанием суда. Ho уже в Положении о прокуратуре Союза CCP от 17 декабря 1933 г. органам прокуратуры вменялось в обязанность "наблюдение за правильным и единообразным применением законов судебными учреждениями”331. В дальнейшем, вплоть до периода перестройки, прокурорский надзор за судами оставался аксиомой российского законодательства и правоприменительной практики. В частности, ст. 25 УПК РСФСР 1960 г. устанавливала, что прокурор обязан во всех стадиях уголовного судопроизводства своевременно принимать предусмотренные законом меры к устранению всяких нарушений закона, от кого бы они ни исходили (в том числе и от суда). Надзорная функция прокурора виделась в том, что он давал заключения по возникающим во время судебного разбирательства вопросам (ст. 248 УПК РСФСР), тогда как защитник излагал лишь мнения. В УПК РФ 2001 г. эти надзорные функции прокурора устранены. Прокурор как орган надзора за законностью в идеале должен быть не менее объективным, чем суд (в прошлом его называли “говорящий судья”). Объективность суда обеспечивается отделением осуществляемой им функции разрешения дела от односторонних функций обвинения и защиты. Объективность же прокурора процессуально не гарантирована, так как он с самого начала судебного разбирательства ориентирован на обвинение и как сторона в процессе односторонен (это не простая игра слов, а реальная действительность). УПК РФ 2001 г. относит прокурора к стороне обвинения (ст. 37). Функция надзора несовместима с одновременным осуществлением прокурором функции обвинения, ставящем его в положение стороны. И никакие оговорки о том, что прокурор - обвинитель sui generis (объективный, заботящийся об интересах защиты), здесь не помогут, ибо обвинение всегда направлено на доказывание виновности, а надзор не связан этой обвинительной установкой. Поэтому функции надзора и обвинения несовместимы не только в смысле “трансформации” надзора в обвинение (М. С. Строгович, В. М. Савицкий), но и одновременного, параллельного осуществления обеих этих функций одним и тем же лицом - прокурором (И. Л. Шифман, Б. А. Галкин и др.). Представляется, что был абсолютно прав М. А. Чельцов, утверждая, что если прокурор выполняет функцию обвинения, то “исключается предусмотренная законом надзорная функция прокуратуры"332. Ho. несмотря на это, в Основах законодательства Союза CCP и союзных республик о судоустройстве в СССР (принятых в 1958 г.) было установлено: “Генеральный прокурор СССР и подчиненные ему прокуроры... осуществляют надзор за исполнением законов при рассмотрении дел в судах”. Несомненно, речь шла о надзоре прокурора и за судом. Однако в Основах законодательства о судоустройстве, принятых 13 ноября 1989 г., функция прокурора в суде была определена совсем иначе: “Генеральный прокурор СССР и подчиненные ему прокуроры участвуют в рассмотрении дел в судах на основании и в порядке, установленных законодательством" (ст. 16). Участвовать - это быть не надзирателем, а лишь стороной в споре, равной в правах с другой стороной (защитой). При обсуждении проекта Основ законодательства о судоустройстве на сессии Верховного Совета СССР (1989 г.) Генеральный прокурор СССР возражал против приведенной формулировки и просил отразить в законе специфическое положение прокурора в суде, где он - не сторона, а блюститель законности (“законник”). Однако депутаты с этим не согласились. В дальнейшем другой Генеральный прокурор СССР Н. С. Трубин сказал, что установленная Законом 1922 г. функция поддержания государственного обвинения, которую выполняли прокуроры, “превратилась в надзор за судом”, но в условиях правового государства “никакого надзора со стороны за судом быть не должно”. Н. С. Трубин высказался лишь за участие прокуроров в рассмотрении судебных дел и внесение ими представлений (не протестов) в вышестоящие суды для пересмотра неправосудных судебных решений333. Такая позиция получила отражение во всех последующих законодательных актах и прежде всего в Федеральном законе “О прокуратуре Российской Федерации” 1995 г., где установлено: “Прокторы в соответствии с процессуальным законодательством Российской Федерации участвуют в рассмотрении дел судами, опротестовывают противоречащие закону решения, приговоры, определения и постановления судов” (ч. 3 ст. I). И далее: “Осуществляя уголовное преследование в суде, прокурор выступает в качестве государственного обвинителя” (ч. 2 ст. 35). Казалось бы, проблема решена. Ho появилась инспирируемая прокуратурой тенденция вновь наделить прокурора функцией надзора за судом. Так, высказано мнение, что именно прокурор является гарантом законности при осуществлении судопроизводства , и в суде он “не перестает быть представителем органа, осуществляющего надзор” *. И другие авторы пишут, что в суде первой инстанции прокурор реализует свои надзорные полномочия; он обладает равными правами с защитником лишь в доказывании; прокурор и суд взаимно контролируют друг друга; прокурор не должен быть органом уголовного преследования - он осуществляет только надзор334. В связи с оживлением этой, казалось бы, угасшей концепции возникает необходимость разобрать точки зрения относительно роли прокурора в суде при рассмотрении им уголовных дел. Концепция “прокурор - уголовный истец”, воплощенная отчасти в УПК РФ 2001 г., опирается на теорию разделения властей (законодательная, исполнительная, судебная). Прокуратура, согласно этой концепции, относится к исполнительной власти (хотя и не вполне в нее вписывается), поэтому прокурор в этой правовой системе одновременно может быть главой ведомства (министром юстиции) либо назначается последним. Прокуроры, в соответствии с концепцией уголовного иска, состоят при судах. Их функции ограничиваются обеспечением государственного (публичного) интереса путем возбуждения обвинений; передачи возбужденных и подтвержденных на предварительном следствии обвинений на разрешение суда; поддержания обвинений в судах; прекращения обвинений, не подтвержденных на предварительном следствии или в суде; обжалования приговоров судов в вышестоящие инстанции. Прокурор в этой правовой системе не является органом надзора за законностью, в частности не осуществляет общего надзора (законность в деятельности ведомств обеспечивается через административную юстицию и внутриведомственный контроль). Согласно данной концепции прокурор как назначаемое (реже - избираемое) должностное лицо, представляющее интересы государства, не вправе надзирать за законностью действий суда; наоборот, суд следит за тем, чтобы действия прокурора и других участников процесса были законными. Концепция “прокурор - уголовный истец”, обвинитель при суде, лежит в основе правовой регламентации деятельности прокуратуры многих современных государств (Англии, США, Франции и др.). В России же (до недавнего времени) происходило эклектическое “вплетение” представлений о прокуроре как уголовном истце335 в теоретическую концепцию, согласно которой прокурор - орган надзора за законностью во всех сферах государственно-правовой деятельности (кроме законодательной). Эклектизм породил ряд парадоксов и затруднений в теории и на практике. Были высказаны три основные точки зрения относитель но функций прокурора в суде первой инстанции - прокурор осуществляет в суде: I) только функцию обвинения: 2) только функцию надзора за законностью: 3) и функцию обвинения, и функцию надзора. О первой точке зрения. Из функции прокуратуры по надзору за законностью многие авторы стали выводить функцию обвинения, осуществляемую прокурором в суде первой инстанции’. Это явно противоречивая теоретическая схема: из функции прокурорского надзора на конституционном уровне якобы возникает функция обвинения в уголовном процессе, а из функции обвинения - функция прокурорского надзора в суде. В. М. Савицкий выразил это противоречие довольно отчетливо. “В стадии судебного разбирательства прокурор осуществляет свою конституционную функцию надзора за законностью, выступая в качестве государственного обвинителя"336, - пишет он. Ho, с другой стороны, “надзор прокурора за соблюдением законности в суде, - продолжает автор, - вытекает из осуществляемой им функции государственного обвинения, а не наоборот”337. ^ Получился порочный круг, из которого вряд ли можно найти выход. Представляется, что функция обвинения, осуществляемая прокурором уже в ходе судебного разбирательства, в принципе невыво- дима из функции надзора за законностью. Теперь вторая точка зрения. М. А. Чельцов и некоторые другие авторы считают, что прокурор в суде осуществляет функцию надзора за точным исполнением закона, составной частью которой является поддержание им обвинения или отказ от него338. В теоретической схеме процессуальных функций, предложенных М. А. Чель- цовым, В. Г. Даевым и др., имеется функция защиты, но нет функции обвинения. Поэтому сразу же возникает вопрос, какой функции противостоит функция защиты. EDc л и надзору (такой вывод напрашивается сам собой), то это. конечно, неправильно. He может быть защиты без обвинения. М. А. Чельцов и сторонники его взглядов стремятся лишить прокурора односторонней функции обвинения, поставить его в положение органа надзора, блюстителя законности, не связанного интересами сторон. Ho прокурор утверждает обвинительное заключение (обвинительный акт) и приходит в суд как обвинитель с уже сложившимся мнением о виновности подсудимого. Устранить полностью функцию обвинения нельзя, так как это означало бы устранение состязательности - важнейшей гарантии установления истины судом. Третья точка зрения: совмещение в деятельности государственного обвинителя двух функций - обвинения и надзора за законностью1. Однако указанные авторы не замечают, что это несовместимые функции. Нельзя быть органом надзора за законностью, для которого характерна несвязанность интересами сторон, оставаясь в то же время обвинителем, убежденным в виновности подсудимого еще до начала судебного разбирательства. Теоретическая модель “прокурор - представитель обвинительной власти”, реализуемая в настоящее время в России, нуждается в придании ей большей логической стройности. Согласно этому представлению прокурор в суде - только государственный обвинитель, сторона в судебном процессе. Как и защитник, он должен обращаться к суду с ходатайствами. Прокурор утверждает обвинительное заключение, присоединяясь к обвинительным выводам следователя, и тем самым выказывает намерение изобличить подсудимого перед судом. Поэтому с самого начала судебного разбирательства прокурор выполняет функцию обвинения, и только обвинения. Он не скрывает своей односторонности, в частности, в ходе судебного следствия, зная, что интересы другой стороны надежно защищены адвокатом (другим защитником). В полную меру “работают” презумпция невиновности и принцип состязательности сторон. Ho, конечно, прокурор осуществляет функцию обвинения разумно, в меру. Если прокурор видит, что исследованными в суде доказательствами обвинение не подтверждается, он обязан отказаться от него, и это автоматически должно влечь вынесение оправдательного приговора или прекращение дела. Логика данной концепции требует признания того, что не только в суде первой инстанции, но и в вышестоящих судах прокурор - не орган надзора за законностью, а обвинитель. Подчиняясь этой Шифман. М. Л. Прокурор в уголовном процессе (стадия судебного разбирательства). М., 1948. С. 145; Галкин Б. А. Советский уголовно-процессуальный закон. М., 1962. С. 187; Иванов В. А. Прокурорский надзор в борьбе с преступностью. М., 1964. С. 43 и след. ЗеленецкийВ. С. Возбуждение государственного обвинения в советском уголовном процессе. Харьков, 1979. С. 63. логике, следовало бы считать, что прокурор должен приносить жалобы, причем только обвинительного характера (по УПК РФ он приносит представления), а в заседаниях кассационных и надзорных инстанций поддерживать эти жалобы и возражать (конечно, в разумных пределах) против жалоб другой стороны. Заседания вышестоящих судебных инстанций следовало бы сделать состязательными и лишить прокурора привилегии давать в них заключения (см. ч. 5 ст. 407 УПК РФ). Право выступать последним и здесь предоставлено защите. Взаимоотношения прокурора и суда первой инстанции определяются соотношением выполняемых ими функций: первый обвиняет, а второй разрешает уголовное дело. В законодательстве и на практике наблюдается “перекос" этих функций, приводящий к тому, что суд фактически становится обвинителем. Прокуроры далеко не по каждому делу публичного обвинения выступали в суде. Закон оставлял решение этого вопроса на усмотрение прокуратуры, которая ссылается на затруднения с кадрами, занятость прокуроров другой не менее важной работой (общий надзор и др.), а также учитывает социально-политическую ситуацию в стране. Например, число дел, по которым прокуроры поддерживали обвинение в судах, составляло: в 1936 г. - 9,4%, 1937 г. - 9,3%, 1939 г. - 39,9 %, 1946 г. - 46,5% (данные по СССР)339. В последнее время прокуроры поддерживали обвинение в суде примерно по 4550% уголовных дел. Приказ Генерального прокурора № 82 от 24 ноября 1998 г. “О задачах прокуроров, участвующих в рассмотрении судами уголовных дел” обязывал прокуроров поддерживать обвинение по делам, рассматриваемым судом присяжных, по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях, бандитизме, умышленных убийствах и о других опасных преступлениях, а также по делам несовершеннолетних. По остальным делам прокуроры решали вопрос о поддержании обвинения в суде, исходя из важности рассматриваемых судами дел. Часть 2 ст. 246 УПК РФ 2001 г. предусматривает участие прокуроров в суде первой инстанции по всем делам публичного обвинения с I января 2002 г340. Отсутствие прокурора в суде приводит к возложению на суд функции обвинения. Судья исследует доказательства обвинения, ставит перед потерпевшим и свидетелями вопросы, изобличающие подсудимого в совершении преступления. Оглашение судьей обвинительного заключения в начале судебного следствия (ст. 278 УПК РСФСР) создавало у публики и участников процесса впечатление, что обвинение исходит от суда. Поэтому в новом УПК РФ установлено, что обвинительное заключение оглашает прокурор, т. е. лицо, поддерживающее обвинение. Копия обвинительного заключения раньше вручалась обвиняемому судьей (ст. 237 УПК РСФСР). По УПК РФ она вручается органом обвинения - прокурором (ст. 222 УПК РФ). УПК РСФСР (ст. 280, 283, 287, 289) предусматривал, что вопросы подсудимому, свидетелям, потерпевшему, эксперту задают сначала судьи, а потом прокурор и другие участники процесса. Как правило, доказательства, сосредоточенные в уголовном деле и исследуемые в суде, - обвинительные. По этой причине судьи, задававшие вопросы первыми, волей-неволей изобличали подсудимого в совершении преступления, т. е. выполняли не свойственную им функцию обвинения. Прокурору оставалось только поблагодарить их за проделанную работу. При такой конструкции судебного процесса он утрачивал черты состязательности. Во избежание этого УПК РФ (ч. 2 ст. 274) установил, что прокурор должен первым допрашивать свидетелей обвинения и представлять суду другие доказательства, изобличающие подсудимого в совершении преступления. И только после исследования доказательств стороной судьям предоставлена возможность задавать вопросы допрашиваемым. До недавнего времени в российском уголовном процессе применялась ч. 4 ст. 248 УПК РСФСР, допускавшая вынесение судом обвинительного приговора при отказе прокурора от обвинения. Тем самым обвинительная функция перемещалась с прокурора на суд. Конституционный Суд РФ признал это положение ч. 3 ст. 248 УПК РСФСР противоречащим Конституции РФ, поскольку оно искажало состязательную природу судопроизводства, возлагая на суд обвинительную функцию (постановление Конституционного Суда РФ от 20 апреля 1999 г. в связи с запросом Иркутского районного суда (Иркутской области)1. Это обстоятельство учтено в УПК РФ 2001г. Освобождение суда от обвинительных функций было достигнуто и благодаря постановлению Конституционого Суда РФ от 14 января 2000 г. в связи с жалобой гражданки И. П. Смирновой и запросом Верховного Суда Российской Федерации. Конституционный Суд РФ признал неконституционными положения ч. I, 2, 4 ст. 256 УПК РСФСР, согласно которым суд имел право возбудить уголовное дело в отношении новых лиц, которым обвинение не предъявлялось, и даже подвергнуть их аресту. Конституционный Суд РФ указал, что такого рода действия недопустимы для органа, осуществляющего правосудие, поскольку они носят обвинительный характер. Ho мнению Конституционного Суда РФ, уголовное преследование {не свойственное суду) возникает уже в момент возбуждения уголовного дела. В соответствии с УПК РФ 2001 г. право возбуждения уголовных дел принадлежит органам обвинительной власти, а не суду. Для характеристики взаимоотношений прокурора с судом важно выяснить, в какой мере прокурор распоряжается обвинением. Издавна различают Legalitatsprlnzlp и OpportunltatsprlnzlpПервый (свойственный больше континентальной системе права) означает обязанность прокурора возбуждать уголовное дело в каждом случае при наличии признаков преступления и поддерживать государственное обвинение, пока для этого есть достаточные основания (для усмотрения прокурора не остается места). Второй (свойственный англо-американской системе права) предполагает право прокурора как представителя правительственной власти по своему усмотрению возбуждать или не возбуждать уголовное преследование, поддерживать обвинение в суде полностью, частично или вообще от него отказаться (при этом суд не контролирует обвинителя и связан его позицией). ^ Российский уголовный процесс тяготеет к первой модели (ст. 21, ч. 2 ст. 37 УПК РФ) - прокурор обязан возбудить уголовное преследование при наличии признаков преступления; по ч. 5 ст. 246 УПК РФ прокурор должен поддерживать обвинение в суде, а при его не- подтверждении - обосновать отказ от обвинения и др. Однако постепенно российское уголовное судопроизводство усваивает отдельные элементы второй модели. Сам закон дает прокурору (и следователю) возможность прекращать уголовные дела с определенной долей усмотрения (ввиду изменения обстановки и личности обвиняемого - ст. 25, в связи с деятельным раскаянием - ст. 28, в связи с примирением обвиняемого с потерпевшим - ст. 25 УПК РФ). Прокурор получил возможность в течение всего судебного процесса изменять обвинение в благоприятную для подсудимого сторону и отказываться от обвинения, т. е. по своему усмотрению, основанному на доказательствах, распоряжаться обвинением (ч. 7 ст. 246 УПК РФ). Особенно важно то, что такая позиция прокурора не контролируется судом, который лишен права с ней не согласиться. Это своеобразное проявление начала дискреции применительно к деятельности государственного чиновника в суде. Право прокурора распоряжаться обвинением пытаются еще более расширить, предлагая перенести на российскую почву американский институт сделок о признании вины, когда прокурор договаривается (при участии судьи) с адвокатом о том, что подсудимый признает часть предъявленных ему обвинений в обмен на отказ прокурора от поддержания остальных обвинений. Такая договоренность влечет, как правило, отказ подсудимого от судебного разбирательства и вынесение судьей приговора по обвинениям, признанным подсудимым. В США этот институт выглядит разумным и соответствует национальным традициям: он упрощает процесс, разгружает судебную систему (без него она просто “задохнулась” бы от избытка дел) и основывается на уважении к позиции психически здорового человека, имеющего право считать себя невиновным полностью или частично. Ho российскому менталитету чуждо само понятие “сделки о признании”. В российском уголовном правосудии сделка-явление аморальное, порочное, бесчестное: это торг, компрометирующий власть, свидетельствующий о ее бессилии, неспособности установить истину по уголовному делу341. В условиях современной России “сделки о признании” могли бы способствовать распространению коррупции, и без того поразившей государственную систему. Они будут заключаться до суда, без суда и влечь необоснованное прекращение дел в части наиболее тяжких обвинений. Это позволит следователям уклоняться от раскрытия наиболее опасных преступлений и при этом сохранять благоприятные для себя статистические показатели. Об истине как цели процесса придется забыть. Адвокаты превратятся в ловких дельцов, заключающих (небескорыстно) соглашения с прокурорами. Последние забудут, что они некогда стояли на страже закона. Преимущество получат состоятельные обвиняемые. Судьи как участники сделок подорвут свою и без того шаткую репутацию. Правосудие превратится в торг. Сторонники “сделок о признании” ссылаются на согласительные процедуры, получившие некоторое распространение в ряде европейских страй. Ho эти процедуры - вовсе не “сделки о признании”, а так называемое восстановительное правосудие342. Его смысл состоит в том, что психолог, педагог, другое квалифицированное лицо с разрешения следователя, прокурора или суда по делам о менее опасных преступлениях организует диалог между обвиняемым и потерпевшим. Обвиняемый объясняет мотивы совершенного преступления, раскаивается, обещает загладить причиненный вред, а потерпевший смягчается и прощает преступника. По достижении соглашения судья прекращает уголовное дело. Согласительные процедуры такого рода никоим образом нельзя отождествлять со “сделками о признании” между прокурором и адвокатом. Данные о том, что во Франции прокуроры в 55% случаев отказываются от уголовного преследования, поскольку неизвестно лицо, совершившее преступление, во-первых, сомнительны, а во-вторых, не имеют отношения к "сделкам о признании”. Что касается Германии, то там "сделки о признании" в основном отрицаются Нельзя согласиться с тем, что упомянутые “сделки" имеют “гуманистическое значение”, так как экономят репрессию3. В данном случае экономия достигается благодаря нераскрытою тяжких преступлений, а это негуманно в отношении населения, пребывающего в страхе перед преступностью. Вызывает возражения также следующее утверждение: “Практика (у нас. -И. П.) давно уже идет по пути фактического совершения сделки: по делам, где обвинение основано на противоречивых доказательствах, суд склонен принимать максимально мягкое решение”, против чего защита не возражает, “боясь ухудшить положение подзащитного излишней принципиальностью"3. В данном случае беспринципны как судья, так и адвокат. При недостаточности улик суд беспринципно заменяет оправдательный приговор смягчением наказания, а адвокат вместо того, чтобы добиваться оправдания подсудимого, боится рассердить суд и просит лишь о смягчении наказания. В. А. Лазарева считает, что “система предварительного следствия (в отличие от американской. - И. П.), предусматривающая в целом достаточные механизмы защиты прав участвующих в нем лиц, гарантирует достижение истины как цели уголовного процесса”, поэтому при отсутствии правового спора повторное исследование доказательств в суде “не вызывается необходимостью"4. Автор слишком хорошего мнения о нашем предварительном следствии, где, по многим сообщениям печати, нередко еще бьют, пытают, обманным путем добывают признания и заботятся о том, чтобы обвиняемые от признаний в суде не отказывались. Отсюда - недопустимость сделок, основанных на признании. Что касается позиции Совета судей РФ, то она, по-видимому, объясняется перегрузкой судебной системы, длительными сроками продвижения в судах уголовных дел, вызывающими справедливые упреки граждан, и желанием любой ценой устранить эти негативные явления. Многие судьи поэтому не только за “сделки о признании”, но и за другие упрощенные процедуры, сокращение или устранение судебного следствия, вынесение приговоров без мотивировочной части, неполную апелляцию, единоличное рассмотрение судьями большинства уголовных дел, сокращение подсудности дел суду присяжных и даже полное его устранение и т. д. Такие настроения вызывают тревогу, потому что судьи заботятся о создании удобств для себя ценой отказа от ряда процессуальных гарантий защиты прав личности. УПК РФ ввел процедуру, близкую “сделкам о признании”, но не являющуюся их разновидностью (гл. 40). Судья имеет право вынести приговор без проведения судебного разбирательства по делам о преступлениях, наказуемых лишением свободы на срок до пяти лет, если обвиняемый в присутствии защитника полностью признает себя виновным, добровольность признания не вызывает сомнения и другая сторона - государственный и частный обвинитель, потерпевший - согласна с отказом от судебного разбирательства (ст. 314). В этих случаях не ведутся официальные переговоры между сторонами при участии судьи, характерные для "сделок о признании" вины. Предлагаемая гл. 40 УПК РФ процедура исходит из отсутствия спора между государством и обвиняемым, что делает ненужным судебное разбирательство. В то же время она создает повышенную опасность осуждения невиновного и коррупции в уголовном судопроизводстве.