§ 9. Организация и особенности функционирования суда с участием присяжных заседателей

Законом РФ от 16 июля 1993 г.619 в России возрожден суд с участием присяжных заседателей. В дореволюционной России суд присяжных был учрежден Судебными уставами 1864 г.; он был в каком-то смысле символом, “венцом” судебной реформы620 и просуществовал до Октябрьской революции 1917 г.

В судебной реформе 90-х годов XX в. введение суда присяжных тоже оказалось одним из самых ярких и символичных событий. Прообразом современной российской модели суда присяжных стала отечественная дореволюционная процедура, подвергшаяся некоторой трансформации621. Российскому суду присяжных подсудны по ходатайству обвиняемого все дела, рассматриваемые по первой инстанции областными и приравненными к ним судами. Концепция судебной реформы предусматривала право на суд присяжных для всех категорий дел, по которым подсудимому грозит срок лишения свободы свыше одного года, т. е. и в районных судах622. Ho принятый с большим трудом закон о суде присяжных стал результатом компромисса с прокуратурой, поэтому сужение подсудности стало тем не менее победой реформаторов. Постановлением Верховного Совета РСФСР от 16 июля 1993 г. предусмотрено поэтапное введение суда присяжных, однако до последнего времени этот институт действовал лишь в девяти субъектах Федерации. Статья 8 Федерального закона “О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации” предусматривает его распространение на всей территории России с I января 2003 г. Право на суд присяжных закреплено в Конституции РФ (ч. 2 ст. 20, ч. 2 ст. 47, ч. 4 ст. 123). Пленум Верховного Суда РФ принял 20 декабря 1994 г. постановление № 9 “О некоторых вопросах применения судами уголовно-процессуальных норм, регламентирующих производство в суде присяжных”623. Принадлежность суда присяжных российской судебной системе отражена в Федеральном конституционном законе от 23 октября 1996 г. “О судебной системе Российской Федерации”.

Кроме того, Федеральный конституционный закон от 23 июня 1999 г. “О военных судах Российской Федерации” предусматривает возможность участия присяжных заседателей при рассмотрении уголовных дел по первой инстанции в Военной коллегии Верховного Суда РФ (ст. 10) и в окружных (флотских) военных судах (ст. 15). Производство в суде с участием присяжных заседателей сохранено и в новом УПК РФ с оставлением прежней подсудности и количественного состава коллегии. Причем с I января 2004 г. суд присяжных останется вообще единственной формой участия представителей гражданского общества в отправлении уголовного правосудия. Главная особенность суда присяжных624 состоит в наличии непрофессиональной коллегии, самостоятельно выносящей вердикт о виновности или невиновности подсудимого: основной вопрос судебной власти решается представителями общества625. Эта особенность предопределяет как компетенцию председательствующего - профессионального судьи, отвечающего за юридическую сторону процесса, так и все прочие организационные и процессуальные характеристики этой формы судопроизводства. Рассматривая суд присяжных как элемент современной российской судебной системы, необходимо иметь в виду, что он стал не просто одним из нововведений судебной реформы 90-х годов, но и инструментом реформы, средством преобразования уголовного правосудия в целом626: именно здесь лишь декларировавшиеся в советские времена фундаментальные начала правосудия реализуются уже в силу конструкции самой процессуальной формы. Суд присяжных как инструмент судебной реформы. Идеи возрождения в России (Советском Союзе) суда присяжных стали активно обсуждаться по крайней мере с конца 80-х годов, хотя мысли о возможности создания раздельных коллегий судей и народных представителей высказывались в отечественной литературе много раньше. Духовное освобождение от партийного диктата привело либерально настроенных юристов к открытой постановке вопроса о необходимости реальной независимости суда, для воплощения которой суд присяжных представлялся наиболее действенным инструментом627.

Одновременно и правозащитники искали, опираясь на представителей народа, новые критерии для установления границ между преступлением и необходимыми экономическими свободами в сфере хозяйственной деятельности. Так появились первые “общественные суды присяжных”, которые организовывались Обществом защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод628. Игровые процессы, проводившиеся там правозащитниками в сотрудничестве с учеными-юристами, хотя и имели некоторые процедурные отличия от юридической формы суда присяжных, фактически использовались в функции общественной экспертизы и формировали убеждение в необходимости реального (не фиктивного) участия граждан в отправлении правосудия. Идея суда как самостоятельного института, а не инструмента в руках власти629, нашла свое воплощение в конструкции суда присяжных. “Важнейшим его достоинством, - говорилав 1988 г. И. Б. Михайловская,-являетсято, что он делает бесполезными всякие попытки вмешательства в правосудие”630. В ноябре 1989 г. в Основах законодательства СССР и союзных республик о судоустройстве появилась ст. 11 о возможности решения вопроса о виновности подсудимого в преступлениях, за совершение которых законом предусмотрена смертная казнь либо лишение свободы на срок свыше 10 лет, судом присяжных. Концепция судебной реформы, одобренная Верховным Советом РСФСР в октябре 1991 г., знаменовала собой запуск радикальных преобразований нашего правосудия и одновременно открытый раскол юридического сообщества, который наиболее отчетливо проявился в разделении на сторонников и противников суда присяжных. Это не случайно, поскольку последний не на словах, но на деле означал создание нового суда. Тогда, в начале 90-х годов, это был раскол идейный, проявление в юридическом сообществе бифуркации нашего общества на приверженцев старой и новой идеологии, старого и нового суда. Концепция судебной реформы - этапный документ, фактически положивший начало новой эпохе для отечественного правосудия. Это документ-разоблачение, документ-анализ и одновременно программа действий.

Здесь поставлен диагноз правосудию - кризис юстиции. Искажение ее целей предрешило все прочие пороки, свело правосудие к репрессии, привело к зависимому положению суда, к его противоправности, негуманно- сти. Замысел реформаторов состоял в том, чтобы обеспечить независимость суда, освободить его от партийного контроля, “телефонного права”, принципиально изменить систему оценок его работы, создать объективные условия для правосудия в точном смысле - возможности беспристрастного правового разрешения конкретного конфликта и решения судьбы человека безотносительно к глобальным государственным и хозяйственным интересам (поставка дешевой рабочей силы на объекты народного хозяйства, распространенность данного вида преступления, устрашение потенциальных преступников и пр.), уважения к надлежащей правовой процедуре 631. Нельзя сказать, что эти положения несли в себе в 1991 г. некую теоретическую новизну (хотя и не доминировали в отечественной юридической мысли и тем более не были осуществлены практически), но это была новая судебная идеология, которой предстояло конституировать новую практику. Основной вопрос реформы касался механизмов реализации: за счет чего указанные ориентиры могут быть переведены из ранга теоретических и идеологических в практические? И второй вопрос: как могут реализоваться радикальные изменения, если носители деятельности (судьи) остаются прежними? Конституционное и законодательное закрепление гарантий независимости судей не могло изменить ни процессуальной формы, не- оинквизиционной по своему характеру, где судья фактически был обвинителем, ни сформированного правопонимания, видящего задачи уголовного суда в борьбе с преступностью. “Презумпция невиновности” оставалась категорией книжной. Для реализации принципов современного процесса нужны были, с одной стороны, соответствующие нормативно закрепленные процедуры (иная процессуальная форма), с другой - специфический “элемент”, наличие которого препятствовало бы девальвации новых процедур на практике. Таким “элементом” и стала коллегия присяжных заседателей632.

Наличие присяжных в роли судей принципиально перестроило весь процесс. Только здесь полноценно реализованы основные конституционные принципы уголовного правосудия: презумпция невиновности, невозможность использования в целях обвинения доказательств, полученных с нарушением закона, состязательность. В 90-е годы суд присяжных стал единственным институтом в российском уголовном правосудии, где реально воплотились ключевые идеи судебной реформы: независимость суда, гуманизация (приоритет прав и свобод человека) и юридизация процесса (ценность надлежащей правовой процедуры). Что касается производства дел в обычном порядке, то “подтягивание” его к минимально необходимым условиям правосудия во многом происходило (и происходит) за счет решений Конституционного Суда при том, что нормативное регулирование процедуры в суде присяжных (по УПК РСФСР) и судебная практика по-прежнему обусловливали существенную дистанцию в уровне реализуемых здесь правовых стандартов по отношению к традиционному процессу. Суд присяжных сыграл бесценную роль в складывании профессиональной юридической культуры отечественных юристов, ибо в его процедурах реализуется правопонимание, соответствующее мировым правовым стандартам: он стал школой современного правосудия. В этом отношении назначение суда присяжных в России в пореформенный период имеет особую нагрузку: он стал своеобразным опытным участком, где культивировалась новая культура процесса, отрабатывалась состязательная технология и выращивалась новая плеяда судебных юристов. Считается, что суд присяжных есть способ повышения правосознания населения. Это положение бесспорно, но в неменьшей степени касается и профессиональных юристов. ^ Роль суда присяжных как инструмента судебной реформы в складывании нового правосудия подтверждена новым УПК РФ, в котором ряд принципиальных характеристик процесса, закрепленных в разд. X УПК РСФСР (“Производство в суде присяжных ) и касающихся суда присяжных как особого производства, отнесены к общему порядку судопроизводства.

Речь идет в первую очередь о состязательности, возведенной в ранг общего принципа судопроизводства (ст. 15 УПК РФ); о вытекающем отсюда обязательном участии государственного обвинителя в судебном разбирательстве всех уголовных дел публичного и частно-публичного обвинения (ч. 2 ст. 246 УПК РФ)633, прокурор, следовательно, становится стороной в процессе. Принцип состязательности кардинально меняет и роль суда: он не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или защиты, а создает нео хо димые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления прав (ч. 3 ст. 15 УПК РФ), задача председательствующего судьи состоит в руководстве судебным заседанием и принятии всех предусмотренным законом мер по обеспечению состязательности и равноправия сторон (ч. I ст. 243 УПК РФ). (Для сравнения: по УПК РСФСР “в отличие от общих правил уголовного судопроизводства суд присяжных не обязан по собственной инициативе собирать новые доказательства, выявлять как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого, а также смягчающие и отягчающие его ответственность обстоятельства”634. Иными словами, по закону беспристрастие суда оказывалось возможным лишь в суде присяжных.) В УПК РФ введено требование полного или частичного прекращения судом уголовного дела или уголовного преследования в случае полного или частичного отказа государственного обвинителя от обвинения. Подобная норма по УПК РСФСР действовала поначалу только в суде присяжных (с той лишь разницей, что возможность прекращения дел в стадии судебного разбирательства связана с позицией потерпевшего - ст. 430)635; в остальных случаях отказ прокурора от обвинения не освобождал суд от обязанности продолжать разбирательство дела, фактически ставя его в позицию обвинителя (ч. 4 ст. 248 УПК РСФСР). Постановлением Конституционного Суда РФ от 20 апреля 1999 г.636 эта норма признана неконституционной и утратила силу. Пример демонстрирует один из путей развития процессуального законодательства: новые черты правосудия сначала “отрабатывались” в суде присяжных, затем решениями Конституционного Суда нормы УПК РСФСР, регулирующие аналогичные правоотношения в обычном порядке судебного разбирательства, нуллифицировались и тем самым приводились к стандартам, действовавшим в суде присяжных, а теперь стали позитивными нормами нового УПК РФ. Другой пример - расширение прав потерпевшего: согласно ч. I ст. 295 УПК РСФСР потерпевший по делам публичного обвинения не допускался к участию в прениях, в то время как в суде присяжных он согласно ст. 447 УПК РСФСР таким правом обладал. Постановлением Конституционного Суда РФ от 15 января 1999 г.637 такое положение признано неконституционным, а Федеральным законом от 20 марта 2001 г. (№ 26-ФЗ)638 ст. 295 УПК РСФСР дополнена нормой о праве потерпевшего участвовать в судебных прениях. Эта норма перешла и в новый УПК РФ (п. 15 ч. 2 ст. 42 УПК РФ). Расширилась область применения предварительного слушания: по новому УПК оно проводится для решения вопроса не только о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей, но и ряда других (ч. 2. ст. 229 УПК РФ), что позволяет устранять недопустимые доказательства на более ранних стадиях процесса и расширяет права граждан на судебную защиту. УПК РФ ввел единый порядок кассационного рассмотрения. В частности, законом устранена возможность возвращения уголовных дел кассационной инстанцией для дополнительного расследования (ст. 378 УПК РФ); в УПК РСФСР такая норма была предусмотрена только для суда присяжных (ч. 5 ст. 465). Вообще сложность функционирования суда присяжных по УПК РСФСР состояла в том, что вопросы, не урегулированные нормами разд. X, подпадали под действие норм традиционного процесса, которые во многом противоречили основным принципам рассмотрения дел в суде присяжных и в первую очередь принципу состязательности. Такая двойственность основ построения процесса негативно сказывалась на практике правосудия. Показательно, что даже ряд общих норм (например, о недопустимых доказательствах - ч. Зет. 69 УПК РСФСР, введенная в УПК РСФСР Законом от 16июля 1993 г.) имел фактические механизмы реализации лишь в суде присяжных. И судьи, которые рассматривали дела одной и той же категории как с участием присяжных заседателей, так и в обычном порядке, фактически были поставлены в ситуацию двойного стандарта, что порождало у них сомнения в осмысленности процессуального “ужесточения” в суде с участием присяжных заседателей. Поэтому единство уголовно-процессуального законодательства стало наиболее актуальным вопросом реформы процесса. ^ Формирование скамьи присяжных. Суд присяжных действует в составе председательствующего (профессионального судьи) и коллегии присяжных заседателей. Последняя состоит из двенадцати комплектных присяжных (которые выносят вердикт) и нескольких запасных. В случае если в ходе процесса кто-то из комплектных присяжных выбывает, его место занимает запасной. УПК РФ позволяет председательствующему с учетом характера и сложности дела избрать большее количество запасных присяжных заседателей, чем это было возможно по УПК РСФСР (2 человека), если к концу процедуры отбора число неотведенных кандидатов превышает четырнадцать^. 18 ст. 328 УПК РФ). О необходимости увеличения числа запасных заседателей неоднократно заявляли судьи, имея в виду мно- гоэпизодные дела с длительными сроками рассмотрения, когда до вольно трудно сохранить коллегию в полном составе. ^ ^ Присяжные заседатели - это “обыкновенные граждане , J1P0J стые люди”, которые отбираются аппаратом суда путем случайной выборки из списков, ежегодно составляемых краевой (областной) администрацией (тоже методом случайной выборки) на основе списка избирателей (ст. 80-84 Закона “О судоустройстве РСФСР”)639. Общие и запасной списки публикуются в местной печати для сведения населения. Важно, что присяжные не подбираются администрацией и не выдвигаются коллективами, присяжные представляют общество и обеспечивают “суд равных”. Принцип случайной выборки является существенным для понимания этой формы правосудия. Каких-либо ограничений на включение граждан в списки присяжных заседателей в зависимости от социального происхождения, расы и национальности, имущественного положения, принадлежности к общественным объединениям и движениям, пола и вероисповедания законом не допускаются. Безусловно, такая ответственная задача, как отправление правосудия, предполагает некоторые ограничения, обеспечивающие определенные гарантии способности граждан к ее решению. Такие ограничения определены законом (ст. 80 Закона “О судоустройстве РСФСР”) и влекут многоступенчатый отбор, который разделяется на общий отбор присяжных заседателей и отбор для конкретного дела. К условиям, исключающим внесение в списки присяжных, относятся: недостижение лицом возраста 25 лет, неснятая или непогашенная судимость, признанные судом недееспособность или ограниченная дееспособность640. По письменному заявлению граждан из списков присяжных исключаются лица, не владеющие языком судопроизводства: лица, чьи физические или психические недостатки лишают их способности исполнять функции присяжных заседателей, кроме того, немые, глухие, слепые и т. п., а также лица, чей род занятий может вызвать сомнения в их беспристрастности (руководители и заместители руководителей органов представительной и исполнительной власти, военнослужащие, судьи, прокуроры и пр.) либо несовместим с судейской деятельностью (священнослужители). Законом определены и другие категории лиц, которые освобождаются председателем суда или председательствующим судьей от обязанностей присяжного заседателя. В судебном заседании формированию состава коллегии присяжных заседателей для рассмотрения конкретного дела посвящена специальная процедура в подготовительной части - отбор присяжных заседателей и формирование коллегии (ст. 328 УПК РФ)641. Основная цель этой процедуры - “подобрать для каждого дела непредвзятый состав присяжных”1. Отбор осуществляется на основании опроса кандидатов в присяжные, который ведется председательствующим. Опрос касается, во-первых, проверки соблюдения условий формирования списков присяжных заседателей, во-вторых, осведомленности об обстоятельствах рассматриваемого дела и участниках процесса, а также некоторых сведений о каких-либо обстоятельствах их собственной жизни, способных воспрепятствовать беспристрастности. Перед началом опроса председательствующий произносит перед присяжными краткое вступительное слово, где излагается фабула рассматриваемого дела, представляются стороны, а также разъясняются задачи присяжных заседателей и условия их участия в рассмотрении данного дела. Кандидаты в присяжные заседатели вправе указать причины, препятствующие их участию в судебном заседании, а также заявить самоотвод. После заслушивания мнений сторон председательствующий принимает решение о возможности освобождения кандидата от обязанности присяжного заседателя. Законом предусмотрена процедура заявления мотивированного отвода присяжных, а также ограниченного безмотивного отвода присяжных сторонами - по два человека с каждой стороны (п. 2 ч. 5 ст. 327 УПК РФ)2. Новый УПК ввел некоторые изменения в проведение этих процедур. Во-первых, при реализации права на мотивированный отвод стороны имеют возможность непосредственно задать оставшимся кандидатам вопросы, касающиеся обстоятельств, препятствующих их участию в данном деле (по УПК РСФСР председательствующий мог задать вопросы сторон, предложенные ими в письменной форме - ч. 6 ст. 438)3. Во-вторых, если позволяет количество неотведенных присяжных, председательствующий может предоставить сторонам право на равное число дополнительных немотивированных отводов. Мотивированные ходатайства об отводах передаются сторонами председательствующему в письменном виде, тот разрешает их без удаления в совещательную комнату. научно-практических лабораторий / Отв. ред. С. А. Пашин, Л. М. Карнозова. Вып. I. Ч. I. М., 1996. С. 25-39; Он же. Опрос присяжных заседателей. Там же. С. 43-61. 1 БернэмУ. Суд присяжных заседателей. М., 1996. С. 31. 2 Данная норма сформулирована в новом УПК весьма двусмысленно: немотивированный отвод присяжного заседателя может быть заявлен каждым из участников дважды. В то же время, если по делу проходят несколько подсудимых, то они, как следует из ч. 15 ст. 328 УПК РФ, могут отвести двух кандидатов в общей сложности (как и в УПК РСФСР). 3 Прототипом в новом Кодексе стала, по-видимому, американская процедура, где отбору придается огромное значение. Стороны активно участвуют в опросе присяжных, исключая из их состава всех, в чьей лояльности они хотя бы отчасти сомневаются. Социальные психологи и социологи разработали “научный метод Новый Кодекс изменил процедуру окончательного формирования скамьи присяжных. По УПК РСФСР коллегия присяжных заседателей формировалась путем жеребьевки. Причем жеребьевка использовалась несколько раз: сначала в случае, когда после освобождения присяжных от участия в процессе, но до безмотивного отвода их оставалось больше 18, второй раз-для окончательного формирования коллегии. Первые 12 отобранных жребием присяжных оказывались комплектными, два последних - запасными. Процедура жеребьевки, открытая и демонстративная, не позволяла усомниться в непредвзятости при формировании коллегии. По УПК РФ коллегия формируется путем исключения из первоначального списка отведенных кандидатов. Секретарь судебного заседания или помощник судьи составляет список оставшихся кандидатов в последовательности, в которой они были включены в первоначальный список (ч. 17 ст. 328): первые 12 являются комплектными, тринадцатый и четырнадцатый - запасными (по решению судьи запасных присяжных может быть и больше). При, казалось бы, незначительной разнице процедур вторая представляется менее предпочтительной: тайное действие вызывает недоверие. Кроме того, при составлении нового списка могут быть технические ошибки, а возможно, и злоупотребления. В соответствии со ст. 330 УПК РФ стороны до приведения присяжных заседателей к присяге вправе заявить о тенденциозности состава коллегии в связи с особенностями рассматриваемого дела. Если такое заявление признается председательствующим обоснованным, он распускает данную коллегию и возобновляет подготовку к разбирательству дела. Коллегия, присяжных заседателей. С момента прихода в судебный зал присяжный включается в определенную процедуру, цель которой состоит в разделении пространств “улицы” и правосудия. После того как коллегия сформирована и выбран старшина, присяжные принимают присягу. Этот ритуал становится кульминацией вхождения присяжного в мир правосудия. Ритуалы и формы играют исключительно важную роль в жизни человека и социальных общностей. Они подключают человека к институциональной реальности, потенцируют ресурсы индивида как культурного отбора присяжных”, который используют процессуальные юристы, чтобы подобрать нужных кандидатов. Видимо, многим памятно дело Симпсона, где использовались услуги консультантов по отбору присяжных. Доход фирм по отбору присяжных. пишет Д. Майерс, составляет около 25 миллионов долларов ежегодно, и большинство клиентов удовлетворены результатами их деятельности (Майерс Д. Социальная психология. СПб., 1998. С. 422-424). Участие сторон регламентируется по-разному: в некоторых штатах адвокаты сторон задают свои вопросы кандидатам в присяжные через судью, в других - напрямую; в федеральных судах, как правило, только судья непосредственно обращается к присяжным. Это объясняется, в частности, тем, что, обращаясь к присяжным, стороны пользуются удобным случаем. чтобы начать убеждать их в правомерности своей позиции (Бернэм У. Суд присяжных заседателей. С. 31. 35: там же см. “о научном методе отбора" (с. 34). субъекта. Так “обыкновенным человеком” принимается новая социальная роль, скрепленная с позицией свободного гражданина и справедливого человека. Отныне эта позиция становится рамкой восприятия и оценки происходящего в судебном зале. Восприятие окружающего мира подчиняется законам социального познания642 и опосредуется индивидуальным опытом, принадлежностью к определенной социальной группе, предрассудками и стереотипами, нравственными и “обыденными” правовыми нормами, на основании которых строится оценка других людей и их поступков, опосредуется собственными представлениями о справедливости, которые могут отличаться от юридических. Внося в правосудие обыденные представления, присяжные тем самым реализуют идею “суда равных”, согласно которой не безличное государство, но общество в лице его представителей может выразить свой укор, порицание по отношению к подсудимому, исходя из позиции, с которой то или иное деяние оценивается как событие нашей общей жизни. Ho наряду с обыденными, естественными инструментами восприятия и оценки в этой функции в пространстве правосудия выступают специфические искусственные конструкции643. Особая - правовая рамка для восприятия происходящего задается судьей в самом начале во вступительном слове. Сюда относится ряд правил: презумпция невиновности, требование, что обвинение должно доказать свою версию, все, что звучит в судебном зале, - еще не истина и должно быть подвергнуто оценке и пр. Ведя процесс, председательствующий становится своего рода проводником присяжных в этом новом мире права. Следует обратить внимание на “психологическую насыщенность” процессуальной конструкции суда присяжных. В первую очередь она ориентирована на беспристрастие и минимизацию предубеждений присяжных. Этому способствуют случайная выборка и многоступенчатый отбор, невозможность предварительного ознакомления с материалами дела, т. е. в отличие от обычного процесса строгое соблюдение принципов непосредственности и устнос- ти, исключение недопустимых доказательств, неразглашение участниками процесса сведений, порочащих подсудимого (о его криминальном прошлом, алкоголизме и т. п.), ограждение присяжных от чьих бы то ни было посторонних влияний. Другая ориентация закона - активность присяжных: участие в допросе (в письменном виде через председательствующего), осмотре вещественных доказательств, документов, возможность вести записи, обращаться за разъяснрнием к председательствующему. Закон предусматривает возможность возобновления судебного следствия, если во время совещания у присяжных возникла необходимость в исследовании каких-либо обстоятельств, имеющих существенное значение для ответа на поставленные вопросы, и уточнении формулировок вопросного листа. Бытует мнение, что суд присяжных - суд эмоций. He отрицая роли эмоций, следует обратить внимание на такое мощное средство переключения эмоционального заряда в рациональную деятельность по вынесению решения, как вопросный лист, который и конституирует вердикт. Вопросный лист определяет направленность сознания, логику и последовательность коллективного обсуждения, позволяет воспроизвести все важные для дела эпизоды события, сфокусировать внимание на юридически значимых деталях. В качестве такого же “трансформатора” выступает напутственное слово судьи - спокойное и нейтральное напоминание основных доказательств, разъяснение правил их оценки, ведения совещания, работы с вопросным листом, уголовного закона и пр., которое звучит непосредственно перед уходом присяжных в совещательную комнату. Как показывают многочисленные американские исследования, наиболее существенным фактором, влияющим на вердикт, является убедительность и достаточность доказательств. Прочие факторы - социально-демографические и психологические характеристики присяжных, симпатия к подсудимому, красноречие сторон и др. - обретают значимость лишь при слабости доказательственной базы644. “Обвиняемые бывают красивыми и обаятельными людьми, а жертвы преступлений иногда производят такое неприятное впечатление, что им трудно посочувствовать. Тем не менее лабораторные имитации и обзоры реальных судебных дел показывают, что обычно влияние подобных факторов, способных ввести присяжных в заблуждение, меньше, чем влияние юридически корректных доказательств, при условии, что эти доказательства не вызывают сомнений”645. К сожалению, современных российских исследований по этой проблематике крайне мало, но имеющиеся результаты, безусловно, представляют интерес. Так, в работе Е. О. Голынчик646 подтверждается наш вывод647 о важности фигуры судьи в процессе, с которым нередко идентифицируются присяжные. Это можно объяс нить тем, пишет автор, что судья занимает наиболее независимую позицию в процессе и именно в его выступлениях задаются критерии принятия решения присяжными заседателями. Ho существо исследования состоит в том, что за вынесением вердикта стоит сложный многоплановый процесс атрибуции ответственности за преступление. Выводы Голынчик опровергают представления об излишней эмоциональности присяжных в вынесении решения: основное внимание в совещательной комнате уделяется анализу и сопоставлению фактов. Важнейшую роль играют коллегиальность решения и численность коллегии: как показывают психологические исследования, групповое обсуждение имеет больший вес в вынесении вердикта, нежели индивидуальные характеристики присяжных и те предварительные выводы, которые формируются у них до начала совещания. Группа припоминает информацию о судебном процессе и инструкциях председательствующего лучше, чем индивиды; в ходе совещания нейтрализуется влияние некоторых предубеждений: “обсуждение не только избавляет от определенных искажений, но и переключает внимание присяжных с их собственных предубеждений на обстоятельства дела”648. Группа из 12 человек более репрезентативно представляет общество. По данным социально-психологических исследований, в такой группе в большей степени представлены разные мнения, чем в группе из 5-6 человек, вероятнее появление двух полюсов лидерства. Небольшие по размеру коллегии чаще склонны к обвинению. Это объясняется тем, что там меньше вероятность появления позиции меньшинства. По данным социальных психологов, именно способность оставаться в меньшинстве, когнитивная открытость, желание рассматривать противоречивую информацию могут способствовать принятию оправдательных вердиктов649. Дело, однако, не только в оправдательных вердиктах, в меньшинстве могут оказаться и те, кто выступает за признание виновности. Поэтому, обсуждая влияние меньшинства на содержание конечного решения, важно понять его основную функцию: даже если меньшинству и не удается убедить всю коллегию в своей правоте, но оно активно и настойчиво аргументирует свою позицию, группа в целом склонна принимать более продуманные решения650. Закон предписывает открытое голосование присяжных и запрещает воздерживаться от голосования, чем стимулирует участие. Реализация принципа участия усиливается требованием стремления к принятию единодушных решений. Модели суда присяжных различаются, помимо прочего, числом голосов, необходимых для принятия вердикта. Так, в США он принимается единодушно, в Англии присяжные должны стремиться к единодушному решению, но если после 2-часового совещания они не пришли к согласию, судья вправе допустить решение большинством голосов (при коллегии в 12 человек решение принято при соотношении 10:2)651. По российскому закону присяжные тоже должны стремиться к единодушию. Если же в течение трех часов согласие не достигнуто, они могут приступить к голосованию. Обвинительный вердикт принимается в этом случае простым большинством голосов (7 против 5). Если голоса разделились поровну, вердикт оправдательный. Некоторые авторы возражают против требования стремления к единодушию652 либо обязательного 3-часового совещания (“в одних случаях для выработки согласованного решения требуется больше времени, в других меньше”)653. Возражения вроде бы психологического свойства: при таких условиях присяжные постараются “скорее закончить изрядно утомившую работу”, что противоречит стремлению к справедливому вердикту654. Действительно, если руководствоваться некоторыми весьма странными рекомендациями психологов, такое может случиться655. Ho, вдумавшись, мы поймем, что именно отсутствие стремления к единодушию и достаточного времени, отведенного на то, чтобы услышать друг друга, гораздо быстрее позволит присяжным “закончить дело”: проголосовать, не обсуждая (ведь по российскому закону любое соотношение голосов приведет к законному вердикту). И тем самым коллегиальная форма будет фактически аннулирована. Коллегиальное решение - не “сумма голосов”, априорных индивидуальных мнений, сложившихся к концу процесса, а результат обсуждения. Как писал И. Я. Фойницкий, стремление к единодушному вердикту побуждает присяжных к более тщательному исследованию доказательств, к заявлению своей позиции и своих сомнений каждым членом коллегии и внимательному отношению к каждому мнению; при условии единодушного вердикта недостаточно, чтобы высказались только некоторые, даже большинство, тем самым единодушный вердикт усиливает ответственность каждого за принятие решения; “и только при невозможности, несмотря на все принятые усилия, устранить разногласие присяжные заседатели получают право постановлять свои ответы по большинству голосов”656. Это же обстоятельство - усиление ответственности каждого за конечное решение при единодушном вердикте - подтверждают и современные психологические исследования657. В мир правовых условностей и требований присяжный попадает сразу, переступив порог судебного зала. И дальше на протяжении судебного процесса он существует как бы в двойном пространстве: обыденных представлений и юридических правил. Тем самым жюри присяжных по природе своей представляет сложное, двойственное образование. Если воспользоваться системной терминологией, можно сказать, что на человеческий материал (социальный, психологический) надевается правовая форма, в результате чего возникает новая организованность, которая живет теперь не только по имманентным законам жизни материала, но и по законам формы . Принципиальное отличие позиции присяжного заседателя от позиции профессионального судьи определяется содержательным различием категорий деятельности и поступка. Существо этого категориального различения состоит в следующем. Судья - позиция в профессиональной деятельности. Деятельность обусловлена нормами и средствами, которые фактически снимают с ее носителя ответственность, если все сделано “по правилам”. В каком-то смысле личность вытесняется деятельностью. Деятельности противостоит поступок, подледний детерминируется не внешней профессионально-нормативной и инструментальной заданностью, но внутренней личностной ответственностью. Решение присяжных это единственный в своем роде поступок, акт, требующий мобилизации глубинных личностных ресурсов, поскольку предполагает ответственность перед собственной совестью. Помимо этого, деятельность, погруженная в социальную реальность, обрастает специфическими феноменами, характерными для той или иной профессиональной корпорации, - обыкновениями, стереотипами, деформациями, структурой ролевых отношений. Оба эти обстоятельства и привели к критике “суда юристов” и появлению исторических форм участия в правосудии народного элемента. Разграничение компетенции между председательствующим и коллегией присяжных заседателей: закон и проблемы толкования. Ключ к пониманию специфики суда присяжных состоит в том, что основной вопрос уголовного правосудия - о виновности - решается присяжными самостоятельно658. Председательствующий в суде присяжных решает все юридические вопросы и в соответствии с вердиктом квалифицирует деяние и назначает наказание. Разграничение компетенции означает, следовательно, разделение круга обстоятельств на те, что устанавливаются присяжными, и те, что устанавливаются профессиональным судьей. Отсюда судебное следствие делится на две части: в первой исследуются фактические обстоятельства, необходимые для определения виновности подсудимого в инкриминируемом ему деянии, во второй выясняются и оцениваются чисто юридические обстоятельства, необходимые для постановления приговора. Обе части судебного следствия осуществляются на основе принципа состязательности. Вердикт присяжных не мотивируется и обязателен для председательствующего, за исключением случаев, когда при обвинительном вердикте он усматривает основания для вынесения оправдательного приговора (ч. 4 и 5 ст. 348 УПК РФ)659. Тем самым закон предусматривает гарантию от самой страшной ошибки - осуждения невиновного. В случае вынесения вердикта о полной невиновности подсудимого последний немедленно освобождается из-под стражи в зале суда; такой вердикт ведет к постановлению оправдательного приговора. Однако в отличие от англо-американской системы оправдательный приговор (но не вердикт присяжных) может быть отменен кассационной инстанцией (а по УПК РСФСР мог быть отменен и в порядке надзора). По УПК РСФСР отмена приговора и направление дела на новое рассмотрение автоматически означали и отмену вердикта, поскольку закон не предусматривал отмену приговора с сохранением вердикта, даже если причиной отмены оказывались ошибки председательствующего, допущенные при квалификации деяния и назначении несправедливого наказания. Такое положение не раз критиковалось судьями, поскольку связано с неоправданными повторными финансовыми затратами. В новом УПК РФ эта критика учтена, что одновременно усилило действие принципа незыблемости вердикта: если приговор противоречит вердикту, кассационная инстанция направляет дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, но последнее начинается с момента, следующего за вынесением вердикта (п. 3 ч. I ст. 378, ч. 3 ст. 386). Перед присяжными предстают только допустимые доказательства. Председательствующий обязан исключить доказательства, полученные с нарушением закона, как на предварительном слушании, так и в ходе судебного следствия. Последнее означает, что и в первой части судебного следствия предусмотрены специальные процедуры, которые осуществляются в отсутствие присяжных, - когда возникает необходимость в исследовании доказательств на предмет их допустимости. Казалось бы, разделение компетенции между присяжными заседателями и председательствующим достаточно ясно прописано в законе, однако именно здесь кроются основные проблемы института присяжных. К примеру, судебное исследование фактов применения к подозреваемым и обвиняемым незаконных методов воздействия на предварительном следствии. Верховным Судом РФ оценка подобных фактов трактуется как оценка допустимости (и, соответственно, они должны исследоваться в отсутствие присяжных), в то время как рядом практиков и ученых это рассматривается как вопрос достоверности доказательств (а потому они должны исследоваться с участием присяжных заседателей)660. Имеются и другие затруднения, возникающие у судей в связи с разделением предмета доказывания на две группы обстоятельств661. Обыкновенно считают, что граница, разделяющая компетенцию профессиональных и непрофессиональных судей, определяется тем, относится рассматриваемый судом вопрос к области факта или права. Присяжных как людей несведущих в юридическои профессии называют “судьями факта”. Отсюда закон запрещает ставить перед присяжными вопросы, требующие собственно юридическои оценки (ч. 5 ст. 339 УПК РФ). Область же их компетенции касается вопросов доказанности самого инкриминируемого деяния, совершения его подсудимым и, наконец, виновности (ст. 339 УПК РФ). Эти три основных вопроса (возможна также постановка одного основного вопроса о виновности, являющегося соединением указанных вопросов), которые решаются коллегией присяжных заседателей662, ставятся отдельно относительно каждого подсудимого и относительно каждого инкриминируемого ему деяния. Кроме того, присяжным могут задаваться частные вопросы об обстоятельствах, влияющих на степень виновности либо изменяющих ее характер, либо влекущих освобождение подсудимого от уголовной ответственности. В случае вынесения обвинительного вердикта присяжные решают, заслуживает ли подсудимый снисхождения. Многие авторы придерживаются точки зрения, что вопрос о виновности есть вопрос правовой663, а потому тема разграничения компетенции между председательствующим и присяжными и четкое определение собственной компетенции непрофессиональных судей требуют специального обсуждения. Практическим последствием установления такой границы становятся критерии, во-первых, правомерности тех или иных формулировок вопросов, подлежащих разрешению коллегией присяжных заседателей, и, во-вторых, оценки вердикта с точки зрения его ясности и непротиворечивости. Фактическая неопределенность таких критериев нередко влечет отмену приговоров суда присяжных, а потому тема оказывается чрезвычайно актуальной. По данным Верховного Суда РФ, нарушения процессуального закона при формулировке вопросного листа составляют важнейшую группу нарушений, ведущих к отмене приговоров664. Как пока зывает анализ ряда дел, который опирается, в частности, и на наблюдения за процессами (где можно услышать аргументацию судей об отказе сторонам в постановке тех или иных вопросов, которая порой не находит отражения в протоколе), председательствующие зачастую не включают в вопросный лист вопросы сторон под предлогом того, что те касаются квалификации деяния, которая относится, мол, к компетенции председательствующего, а не присяжных. Процесс по делу Ф. и К.665 (из наблюдения). Обсуждается вопросный лист. Защитник одного из подсудимых ходатайствует о включении вопроса “хотел ли обвиняемый лишить жизни потерпевшего?”. Председательствующий отклоняет ходатайство, мотивируя это тем, что Верховный Суд РФ толкует вопрос об умысле как вопрос о квалификации деяния, даже если в его формулировке не употребляются юридические термины и включение таких вопросов в вопросный лист считает нарушением закона. Примеров подобных решений Верховного Суда РФ немало. В кассационном определении по делу С. и X. от 20 марта 1996 г. по поводу вопроса “доказано ли, что X., причиняя Д. телесные повреждения, стремился лишить его жизни либо сознательно допускал причинение ему смерти?” и аналогичного вопроса относительно второго подсудимого говорится: “Сформулированные таким образом вопросы требуют юридической оценки, ибо в них предложено решить вопрос о наличии в действиях подсудимого прямого или косвенного умысла на лишение жизни потерпевшего”666. Однако, если понятия “прямой умысел" или “косвенный умысел” действительно входят в специальную юридическую терминологию, то их разъяснения “стремился лишить его жизни” или “сознательно допускал причинение ему смерти” относятся к ситуациям, означаемым терминами прямого и косвенного умысла при их описании в обыденном языке . Похоже, толкование законодательного запрета ставить перед присяжными заседателями вопросы, требующие собственно юридической оценки, затемняют природу рассматриваемых в суде фактов и действительную компетенцию присяжных. Коллегия присяжных заседателей принимает участие в исследовании фактических обстоятельств дела. Все правовые вопросы входят в исключительную компетенцию председательствующего судьи, и они разрешаются без участия присяжных заседателей”667. А вот иная интерпретация: “Ведению их [присяжных], конечно, подлежит область факта в отличие от области права, - писал И. Я. Фойницкий. - Ho эта область не ограничивается миром внешних фактов; их пониманию доступны и факты внутренние, правосудие интересующие, каковы вопросы о направлении воли, о степени разумения, степени соучастия и т. п. Было бы также произвольно ограничивать их простыми фактами, не разлагаемыми на дальнейшие составные элементы; жизнь практическая драгоценна, главным образом, даваемою ею способностью уразумения сложных фактов, из множества простых слагающихся. Ho право установлять сложные факты нераздельно с правом их логического сочетания и подведения простых фактов под общие понятия; а так как судебная деятельность интересуется понятиями морального порядка, то присяжные заседатели не могут быть устранены от подведения признанных ими фактов под моральные, а следовательно, и юридические понятия. Это делает их судьями, компетентными в разрешении вопроса о виновности в полном его объеме, и всякое стремление выделить от них какую-то часть его отражается на правосудии вредными последствиями, которые неизбежны при механической теории права и факта. В свою очередь, коронные судьи не могут быть устранены от участия в разрешении фактической стороны судебных дел. Решая вопросы о существенности или несущественности для дела свидетелей, о вызове которых просят стороны... устраняя из судебного следствия все не относящееся к делу... формулируя вопросы присяжным заседателям... и избирая меру наказания, соответствующую действительной виновности осужденного,., коронный суд предполагается органом, компетентным не только к применению закона, но и к оценке фактической стороны дела, не говоря уже о чрезвычайном праве его устранять вердикт присяжных по признанной им фактической его неправильности”668. Нельзя сказать, что новое российское законодательство о суде присяжных устанавливает иное распределение функций между профессиональным судьей и присяжными заседателями. В общем виде они разделяются на установление виновности и назначение наказания669. В ряде решений Кассационной палаты понятие юридической оценки, которая находится в исключительной компетенции председательствующего, фактически отождествляется с установлением обстоятельств, конституирующих определенную квалификацию деяния (по нашим наблюдениям, ущемление компетенции присяжных касается в первую очередь фактов, относящихся к субъективной стороне преступления, или, как писали юристы XIX в., “внутреннего содержания факта”). Однако ответы присяжных на любой вопрос имеют юридическое значение. И наличие либо отсутствие стремления к лишению жизни, состояние аффективно-волевой сферы личности подсудимого во время совершения инкриминируемого ему деяния и т. п. суть фактические обстоятельства, установление которых влечет за собой соответствующие юридические последствия. А потому в законе недвусмысленно сказано не только о возможности, но и об обязательности постановки вопросов, касающихся обстоятельств, исключающих либо уменьшающих степень ответственности (ч. 2 ст. 338 УПК РФ). Таким образом, то, что закон связывает юридические последствия с установлением тех или иных обстоятельств, видимо, еще не означает, что само установление этих обстоятельств предполагает собственно юридическую оценку. Говоря о компетенции присяжных, необходимо освободиться от иллюзий, что присяжные устанавливают некие “чистые” факты, свободные от юридической интерпретации. Факты, о наличии которых коллегия присяжных заседателей выносит свое решение, конструируются правовой формой. Вопросы квалификации преступлений решаются не только при вынесении приговора, но и на каждой стадии уголовного процесса670. Доказательства, представляемые в суде, отобраны и упорядочены в соответствии со схемой квалификации. И оттого, какие фактические обстоятельства установят присяжные (в ответ на заданные вопросы), зависят те или иные уголовно-правовые последствия. Вопросный лист тем самым есть форма, в которой застывает процедура квалификации осуществляемая председательствующим, но не доведенная им до конца, и посредством которой (формы) он включает в этот процесс присяжных. Председательствующий, следовательно, приступает к (предварительной) юридической квалификации деяния не после того, как присяжные установили “фактические обстоятельства”, а до того, - при формулировании вопросного листа671. Свидетельствует ли это о размывании границы компетенции присяжных заседателей и председательствующего судьи? Нет. Просто речь идет не о разделении факта и права, а о разделении сфер, где требуются специальные юридические знания, и тех, где они не требуются. К примеру, когда Верховный Суд запрещает ставить вопросы о формах вины, способах совершения преступления и т. п. , о чем идет речь - о запрете устанавливать сами обстоятельства или использовать юридические термины? Чтобы разобраться в этом, необходимо разотождествить означаемое и означающее. Означаемое- это описанная обыденным языком ситуация совершения подсудимым некоего деяния, влекущего юридическую квалификацию. Другое дело - означающее, т. е. использование юридических терминов для обозначения специальных понятий. Юристы в качестве означающего применяют не просто слово обыденного языка, а понятие, употребление которого предполагает владение определенным профессиональным тезаурусом. Содержание понятий образует парадигматический план профессиональной культуры. Правильное использование терминов возможно лишь при наличии специальных знаний. К примеру, в вопросах присяжным нельзя употреблять “термины, которые хотя и имеют эквиваленты в обыденном сознании, но разъяснения высших судебных инстанций и правоприменительная практика придали им отличные от общеупотребительных значения (“умысел", “неосторожность”, “граница)”672. Под требующими собственно юридической оценки “понимаются вопросы, разрешение которых невозможно без обращения к юридической норме с учетом принятого на практике ее истолкования”673, ответы на них невозможны без использования юридических формул, соответствующих правил оперирования и пр. Итак, если присяжные всегда устанавливают обстоятельства, за которыми стоит тот или иной факт, имеющий юридическое значение, то, согласуясь с требованиями закона, ошибкой в постановке вопроса следует считать именно употребление специальных юридических терминов, а не описание обстоятельств, подразумевающих квалификацию (поскольку все обстоятельства, указанные в вопросном листе, должны интерпретироваться юридически). То есть четкое различение означаемого и означающего могло бы убрать встречающиеся недоразумения. Казалось бы. Верховный Суд тоже придерживается такой позиции: в любой поддерживаемой обвинением ситуации, пишет председатель Кассационной палаты А. П. Шуры- гин, “председательствующий судья должен “выбрать” фактическую сторону и в сжатой, понятной формулировке поставить перед присяжными заседателями соответствующие... вопросы, не требующие собственно юридической оценки. Это касается и случаев убийства в состоянии необходимой обороны или при превышении ее пределов, в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения...”674. Однако решения по конкретным делам не всегда совпадают с провозглашаемыми общими положениями. “Склеенность” означаемого и означающего перекочевала и в комментарий к новому УПК (ч. 5 ст. 339), где автор со ссылкой на постановление № 9 Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. предупреждает, что вопросы присяжным “не должны быть связаны с содержанием таких специальных понятий, как умышленное убийство, неосторожное убийство, убийство из корыстных побуждений” и т. п.675 Вопросы, как мы пытались показать, как раз должны быть связаны с обстоятельствами, которые на юридическом языке означаются перечисленными понятиями, но формулироваться иначе. Причем в указанном постановлении Верховного Суда РФ мысль выражена вполне корректно: речь идет о недопустимости использования именно соответствующих терминов. Ho различение означаемого и означающего еще не проясняет до конца компетенцию присяжных заседателей. Главное здесь - определение содержания, которое вкладывается в основной вопрос - о виновности. По этому поводу встречаются разные точки зрения. Поскольку новый УПК не внес в этом отношении никаких принципиальных изменений, в анализе мы можем опираться на публикации, относящиеся к соответствующим нормам УПК РСФСР. Так, в Комментарии к ст. 449 УПК РСФСР И. Л. Петрухин пишет: “Третий вопрос относится к субъективной стороне состава преступления - о вине, ее формах, мотиве преступления... При этом юридические понятия описываются доступным для присяжных языком и разъясняются в напутственном слове судьи”676. Трактовка третьего вопроса как относящегося исключительно к субъективной стороне преступления представляется спорной, больше того, дальше автор и сам выдвигает иное толкование существа этого вопроса. ^ ^ Если считать его связанным только с субъективной стороной преступления, то выходит, что задается он именно в юридической форме - установление виновности в указанном (уголовно-правовом) смысле требует “собственно юридической оценки", поскольку для этого необходимы знания соответствующих юридических формул, критериев разграничения форм вины, что противоречит определенной законом компетенции присяжных. Некоторые авторы предлагают выделять вопрос о признаках субъективной стороны преступления в отдельный677 либо задавать его в составе второго либо третьего вопроса, но при этом получается, что содержание последнего не исчерпывается объемом вопроса о вине (о субъективной стороне деяния). Интересно, что в том же комментарии к УПК И. JI. Петрухин чуть дальше пишет, что вопрос о виновности - будь то обобщенный либо третий из трех основных - “позволяет присяжным признать подсудимого невиновным, даже если преступление было совершено и совершил его подсудимый. Тем самым они признают подсудимого и его формально противоправные действия не общественно опасными и в какой-то мере корректируют закон применительно к данному случаю”678. Такое понимание содержания вопроса о виновности выходит за пределы определения субъективной стороны как элемента состава преступления, т. е. первого (приведенного выше) толкования. К последней точке зрения склоняются и ряд других авторов. Ответ на вопрос о виновности выражает скорее обобщенный вывод коллегии присяжных по поводу рассматриваемого деяния и одновременно мнение, должен ли подсудимый быть подвергнут наказанию. Вопрос о виновности, пишет, например, Г..Н. Ветрова, - “это вопрос не о вине лица как элементе состава преступления, а в целом о том, подлежит ли лицо уголовной ответственности. Доказанность обстоятельств, свидетельствующих о наличии в действиях подсудимого вины в качестве элемента состава преступления, не предрешает для присяжных вывода о виновности указанного лица”679. Однако именно подобные вердикты трактуются порой как “противоречивые”. И это указывает на другую область, где обнаруживаются последствия нечеткости в определении компетенции присяжных. Ошибки председательствующего, связанные с неустранением неясности и противоречивости вердикта, также относятся к довольно распространенным причинам отмены приговоров суда присяжных: по УПК РСФСР (ч. 2 ст. 456) председательствующий до провозглашения вердикта должен оценить его с этой точки зрения. Первоначально в УПК РФ эта норма не вошла. Однако такое новшество вызвало правомерную критику: ошибки и противоречия в ответах присяжных, по оценкам судей, встречаются довольно часто680. В настоящее время поправка к УПК РФ (Федеральный закон от 29 мая 2002 г. № 58-ФЗ “О внесении изменений и дополнений в уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации”, ч. 2 ст. 345)681 вернула прежний порядок предварительного ознакомления председательствующего с вердиктом. Порой толкование становится более актуальной задачей, нежели изменение нормы: вопрос о том, какие вердикты считать противоречивыми, по-прежнему остается нерешенным, поскольку не только технические ошибки становятся поводом для возращения вердикта коллегии с целью его исправления. Как показал анализ ряда дел, претензия к неясности и противоречивости вердикта зачастую исходит от председательствующего либо вышестоящей инстанции в случае оправдательного (мягкого) вердикта. Иногда сюда подпадают вердикты, где на первые два вопроса даны положительные ответы, а на вопрос о виновности - отрицательный682. В русском дореволюционном суде присяжных содержание вопроса о виновности тоже имело разные и противоречивые трактовки683. Согласно ст. 754 Устава уголовного судопроизводства совокупный вопрос о виновности слагался из трех: о наличии события преступления, было ли оно деянием подсудимого и о “злоумышленном или неосторожном характере действий подсудимого” (Буцковский)684. То есть в случае разделения на составляющие третий вопрос трактовался как вопрос о субъективном вменении685. Одновременно тот же Буцковский подчеркивает: “если допустить даже, что в некоторых делах присяжные действительно ослабляли вину подсудимых с заднею мыслью пощадить их, то и тогда нельзя оставить без внимания, что это происходило не по пристрастию к лицам - чего самые смелые критики не решались говорить, а в видах смягчения излишней строгости наказаний за некоторые преступления... такое не согласное с правилами закона явление имеет для государства и свою хорошую сторону, служа коррективом устаревших законов и представляя для пересмотра их готовое народное воззрение, которым не может пренебрегать ни один разумный законодатель”686. Аналогичную точку зрения мы находим у многих дореволюционных юристов, и она никак не укладывается в рамки уголовно-правовой трактовки. Однако вопрос оставался дискуссионным: “Казалось, было вне всякого сомнения, что присяжные, которым всецело принадлежит право решать вопрос о виновности и, следовательно, об ответственности пред законом, могут признать подсудимого, совершившего преследуемое законом деяние, невиновным не только по указанным в законе причинам невменения... но и по тысяче других причин, известных лишь их совести. Ho то, что так еще недавно казалось несомненным, бесспорным не только в теории, но и на практике, стало в последнее время не только спорным, но и оспариваемым практикою”687. Отвечая на ситуацию многозначности в понимании вопроса о виновности, известный русский процессуалист С. И. Викторский сформулировал достаточно жесткую и определенную позицию. Он обращал внимание, что вопрос этот может пониматься по-разному: в одном случае - как вопрос о наличии достаточных доказательств, что обвиняемый совершил приписываемое ему деяние, в другом - о нравственной ответственности, в третьем - о форме вины из области материального права, в четвертом - как вопрос о необходимости наказания. И чтобы достичь ясности и определенности, предлагает Викторский, главный вопрос о виновности должен вылиться в такую форму: подлежит ли подсудимый уголовной ответственности, или следует ли подсудимого подвергнуть наказанию? “Так формулировать главный вопрос о виновности мы рекомендуем как для суда коронного, так в особенности для суда с участием в нем народного элемента - для суда присяжных... Ведь, отвечая на вопрос: «виновен ли субъект в содеянном», - люди всегда будут сообразоваться с будущею ответственностью этого субъекта; ведь «виновен» означает «следует покарать», и если я знаю, что за моим утвердительным ответом о виновности последует заключение подсудимого в тюрьму на три месяца, то смело и со спокойной душой скажу «да», а если этого субъекта ожидает каторга до восьми лет, то по совести произнесу «нет»”688. Возражая на критику, что в таком случае суд станет разновидностью власти законодательной либо возьмет на себя не свойственную суду функцию помилования, Викторский отвечал, что во избежание этого необходимо совершенствовать и приводить в соответствие все другие стороны уголовно-правовой деятельности государства, имея в виду предоставление судам законного права самостоятельно решать вопрос о ненаказуемости хотя бы и противоправного поступка, если суд не видит смысла в применении репрессии689. Позиция Викторского - это фактически концепция вопроса о виновности, которой придерживаются и некоторые нынешние отечественные юристы. В соответствии с ней, в частности, ответ на вопрос о доказанности факта совершения деяния подсудимым служит, конечно, основанием вынесения итогового решения о виновности, однако не единственным, и при положительном ответе о доказанности присяжные могут тем не менее признать его невиновным690. Это положение, кстати, является концептуальным доя нашего суда присяжных: “Присяжные не несут ответственности за свой вердикт, не объясняют его и наделены правом безмотивного оправдания”691. Дело Веры Засулич692 стало символом “юридически неправильных оправдательных приговоров суда присяжных” - когда при полной доказанности вины выносятся оправдательные вердикты693. В новом российском суде присяжных тоже были подобные вердикты. “Любопытно, - отмечает JI. Б. Алексеева, - что о праве присяжных на такого рода вердикты многие сегодня пишут как о чем-то само собою разумеющемся. Однако это не так; в подтверждение приведу позицию Пленума Верховного Суда РФ, который в постановлении № 9 от 20 декабря 1994 г. указал, что в резолютивной части оправдательного приговора, постановленного судом присяжных, необходимо указать на то, по какому из предусмотренных законом оснований подсудимый оправдан. Конечно, можно предположить, что Пленум просто упустил из вида возможность оправдания по не предусмотренным в законе основаниям, а можно предположить и другое: Верховный Суд не считает, что присяжным такое право предоставлено”694. Так что “вопрос о юридически неправильных оправдательных приговорах повис в воздухе"695. О проблематичности вопроса о компетенции присяжных заседателей свидетельствуют не только противоречия между разными авторами (или разными судьями), но и, как мы показывали выше, между разными высказываниями одних и тех же авторов. Ta же JI. Б. Алексеева в учебнике по уголовно-процессуальному праву пишет: . .Вопрос о виновности подсудимого, на который отвечают присяжные, предполагает не только ответ о доказанности факта совершения определенного деяния, но и ответ на то, должен ли подсудимый с точки зрения присяжных нести уголовную ответственность за совершенные им действия”696. Похоже, такой вывод не случаен и указывает на объективную характеристику рассматриваемого института: если присяжные заседатели решают вопрос о виновности “в полном его объеме” (Фойницкий) по внутреннему убеждению и совести, по пониманию справедливости, не сводимому к юридической “математике свободы”, они не могут абстрагироваться от того, что решают вопрос о судьбе человека. Основания решения о виновности у профессионального судьи и у коллегии присяжных заседателей не могут быть совершенно идентичными, в противном случае пришлось бы согласиться с критикой присяжных за их дилетантство - присяжные делают вроде бы то же, что профессиональные судьи, но плохо, поскольку не обладают соответствующими знаниями, - в таком случае суд присяжных просто не нужен. Ho решение присяжных, хоть и ограниченное юридическими рамками, черпается из других источников - социальных представлений, нравственности, здравого смысла, совести. Руководитель группы по разработке законопроекта о суде присяжных (1993 г.) С. А. Пашин пишет, что “«виновность», устанавливаемая вердиктом коллегии присяжных заседателей, не тождественна «вине» (умыслу либо неосторожности) в уголовно-правовом смысле. Виновность предполагает не только умышленное или неосторожное совершение деяния, но и мнение суда, что за этот поступок общество и государство вправе с учетом всех выявленных обстоятельств упрекнуть, «обвиноватить» подсудимого”697. Однако наши присяжные поставлены в силу запрета Верховным Судом знакомить их с данными о личности подсудимого698 в довольно стеснительные условия. Часть 8 ст. 335 УПК РФ хотя и ограничивает по сравнению с ч. 6 ст. 446 УПК РСФСР возможности изучения личности подсудимого, тем не менее дает основание надеяться, что исследованию субъективной стороны преступления будет уделено в судебном следствии больше внимания, чем это было прежде. Ho, как мы поняли, “жизнь”, нормы зависит от ее толкования. Если власть присяжных столь велика, может быть, критика за их дилетантство в правовых вопросах правомерна? Подобная критика, однако, игнорирует важнейшую особенность этого института: суд присяжных - не “народное правосудие”, а особая конструкция процесса с участием народного элемента, с разделением компетенции между профессиональными и непрофессиональными судьями, которые участвуют, по терминологии юристов прошлого века, в “совокупной” деятельности по отправлению правосудия и являются элементами определенной целостности. He стоит забывать, что сознание присяжных при вынесении решения управляется вопросами вопросного листа699. Отсюда решение коллегии присяжных заседателей - вердикт - есть совместный продукт осуществляемой в рамках своей компетенции деятельности председательствующего и присяжных. Новое в процессуальном, регулировании суда присяжных. Помимо рассмотренных разберем и другие наиболее существенные изменения процедуры в суде присяжных, привнесенные в новый УПК РФ. Прежде всего - усиление состязательности в начале судебного следствия. Сравним две процедуры. По УПК РСФСР судебное следствие в суде присяжных начинается с оглашения государственным обвинителем резолютивной части обвинительного заключения (ст. 446). И с самого начала процесса стороны оказываются в неравном положении: перед присяжными предстает лишь обвинительная точка зрения на событие, версия же защиты становится им известной лишь по прошествии достаточно длительного времени. А первая информация о незнакомом человеке (да еще в клетке) оказывает сильное и устойчивое влияние на формирование мнения о нем, здесь действует известный в психологии “эффект первичности”: у присяжных складывается впечатление, что подсудимый виновен. Новый закон уравнял возможности сторон, дав им одинаковое право произнести вступительные заявления (ч. 1-3 ст. 335 УПК РФ), как это происходит в американском процессе. В заявлениях государственный обвинитель и защитник излагают существо своих позиций и предлагают порядок исследования доказательств. Выслушав обе стороны, присяжные сразу же попадают в проблемную ситуацию, поскольку те излагают разные “истории” по поводу одного и того же дела. Это мобилизует внимание присяжных к последующему исследованию доказательств. При том, что доказательства исследуются отнюдь не в хронологическом порядке, истории дают какие-то первоначальные “формы сборки” тех разрозненных сведений, которые присяжные получат в ходе процесса, поэтому важно, что “истории” разные. На основании доказательств присяжные конструируют свои версии того, что “случилось на самом деле”700. Вступительные речи сторон не являются доказательствами. Новый УПК РФ отменил процедуру упрощенного судебного следствия (ч. 2 ст. 446 УПК РСФСР). Отсутствие в новом Кодексе подобной нормы (при том, что по делам о преступлениях, наказание за которые не превышает пяти лет лишения свободы, суд при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением вправе постановить приговор вообще без судебного следствия при соблюдении ряда условий: добровольного ходатайства обвиняемого, согласия обвинителя-ст. 315 УПК РФ) объясняется, по-видимому, тяжестью обвинения по делам, подсудным суду присяжных, и опасностью самооговора. Вообще говоря, это российская специфика; в странах англосаксонской системы в суд присяжных попадают лишь дела, где обвиняемый отрицает свою вину, т. е. имеет место спор о праве. Новый Кодекс лишил присяжных возможности выразить “особое снисхождение” признанному виновным подсудимому, сейчас присяжные могут признать его просто заслуживающим снисхождения. Такой порядок пока трудно оценить. У присяжных, не обладающих достаточной информацией о личности подсудимого (в силу рекомендации Верховного Суда), вряд ли есть основания для подобной дифференциации701. Новый Кодекс оставляет им возможность повлиять на размер наказания, передавая председательствующему более широкие полномочия в определении конкретной меры, руководствуясь ст. 64ич. I ст. 65УКРФ. Если соответствующей статьей УК предусмотрены смертная казнь или пожизненное лишение свободы, то в случае признания подсудимого заслуживающим снисхождения эти виды наказаний не применяются. И тем не менее степень влияния присяжных на размер наказания уменьшена. Есть ряд изменений, которые, с нашей точки зрения, вряд ли можно считать положительными. Новый Кодекс внес существенное изменение в способ реагирования сторон на напутственное слово председательствующего. По УПК РСФСР (ч. 4 ст. 465, ч. 9 ст. 451) кассационная инстанция не вправе пересматривать приговор по мотиву нарушения председательствующим принципа объективности в его напутственном слове, если сторонами не заявлены возражения непосредственно после произнесения напутственного слова в судебном заседании. Теперь (ч. 6 ст. 340 УПК РФ) стороны вправе заявить в судебном заседании подобные возражения, однако отсутствие таковых не служит препятствием для ссылки в кассационной жалобе на содержание напутственного слова. Тем самым нарушается одно из важнейших начал состязательного суда - активность сторон в ходе самого процесса. Отсутствует в новом законе и еще одна норма - о недопустимости общения участников процесса с присяжными заседателями помимо установленного законом порядка (в УПК РСФСР этот запрет содержался в ч. I ст. 445). Хотя запрет не был подкреплен возможностью применения санкций к нарушителям (кроме уголовной ответственности за преступления против правосудия)702, эта норма играла некоторую сдерживающую роль для подобных контактов, тем более если учесть наши неприспособленные помещения судов, когда присяжные сталкиваются с участниками процесса даже помимо воли тех и других (общие места для курения, туалеты, столовые, тесные коридоры). Правда, для самих присяжных такой запрет сохранен (п. 3 ч. 2 ст. 333 УПК РФ). Ho там речь идет только о запрете общения по поводу обстоятельств рассматриваемого дела, однако любое общение со сторонами, даже на нейтральные темы, может вызвать у присяжных заседателей симпатию или антипатию к собеседнику, что крайне нежелательно для сохранения их беспристрастия. И последнее - изменение в тексте присяги. В целом он стал более торжественным, но хочется обратить внимание на один нюанс. Сравним фрагменты. УПК РСФСР: “Клянусь... разрешать дело по своему внутреннему убеждению и совести, как подобает свободному гражданину и справедливому человеку”. УПК РФ: “Клянусь... разрешать уголовное дело по своему внутреннему убеждению и совести, не оправдывая виновного и не осуждая невиновного, как подобает свободному гражданину и справедливому человеку”. Появившееся добавление кажется вполне правомерным и вряд ли вызовет у человека, не знакомого с практикой нашего нового суда присяжных, какую бы то ни было настороженность. Больше того, аналогичные слова были и в Уставе уголовного судопроизводства (ст. 666). Что же вызывает некоторое напряжение? В соответствии с разделением компетенции между председательствующим и коллегией присяжных заседателей присяжные решают основной вопрос - о виновности подсудимого. Ho мы видели, сколь неоднозначны толкования содержания этого вопроса. Вдумаемся: присяжные не решают вопроса о том, осудить им виновного или оправдать, они эту самую виновность устанавливают. Этой задаче и должно соответствовать содержание присяги. Ее текст - последнее, что слышат присяжные перед уходом в совещательную комнату, так как согласно закону “председательствующий завершает свое напутственное слово напоминанием присяжным заседателям содержания данной ими присяги” (ч. 4. ст. 340 УПК РФ). Te, кто были свидетелями судебных процессов, знают, что судьи нередко находят способ продемонстрировать виновность подсудимого. Кажущаяся очевидность виновности усиливается долгом присяжного не оправдывать виновного. Конечно, есть в тексте присяги и симметричная установка - не осуждать невиновного. И нет никакого психологического закона, который дал бы достоверный прогноз, какой именно из акцентов окажется более действенным в своем влиянии на решение присяжных. Можно лишь указать на ошибочность и предположить опасность этой формулы присяги в ситуации общего недовольства оправдательными приговорами, когда “оправдывают виновных": ее текст может дать председательствующему дополнительный рычаг для воздействия на присяжных. Суд присяжных как правовая инновация. Особенности функционирования суда присяжных в России включают в себя не только специфические черты его процессуальной конструкции и связанные с ней организационные обстоятельства. Особенность состоит в специфике его функционирования в социуме как нововведения, радикально отличного от прежнего советского процесса не только процедурой, но - в первую очередь - рамочными параметрами: пониманием целей суда, роли судьи, общим правопониманием. В каком-то смысле новый УПК РФ станет неплохой подготовкой к введению суда присяжных в регионах, где он еще не действует, поскольку на уровне принципов и процедур “уравнивает” общие начала правосудия и нейтрализует существующий до сих пор “экзотический” статус суда с участием присяжных заседателей703. Однако до сих пор слышны старые, повторяющиеся последние десять лет аргументы “против”. Эти аргументы не ограничиваются теоретическими дискуссиями: они нередко преобладают у правоприменителя при толковании законодательства, находят свое выражение в формах ведения процесса, обеспечении работы суда присяжных. Они же вкладываются в сознание студентов, так что порой правосознание молодого юриста оказывается куда более консервативным, чем у судьи с приобретенным “обвинительным уклоном”. Особенность функционирования суда присяжных состоит в том, что оно осуществляется в условиях глубокого сопротивления. I. Сопротивление власти. Длительное, отнюдь не случайное замораживание территориального распространения суда присяжных (вряд ли можно всерьез объяснить его только отсутствием финансирования, на что, как правило, ссылаются официальные лица), обнаруживаемые в практике деформации реформаторского замысла вынуждают выйти за рамки известного набора аргументов “за” и “против” и попытаться выявить глубинные основания процессов, препятствующих введению суда присяжных. Исследователями российской государственности отмечается такой порок нашей власти, как “тенденция к ее монополизации и бесконтрольности"704. Одобрение Верховным Советом РСФСР в 1991 г. Концепции судебной реформы отнюдь не означает, что власть и впрямь смирилась с необходимостью существования независимого суда, который в правовом обществе является формой самоограничения государства и гарантом реализации норм Конституции, “власть явно не торопилась с реализацией мер, обозначенных в Концепции судебной реформы”705. Господство в течение многих десятилетий тоталитарного режима (да и предшествующая традиция самодержавия) не проходит бесследно. Наличие самостоятельного независимого суда означает для власти потерю контроля, важнейших властных рычагов и инструментов706. О ее стремлении удержать суд в узде и использовать в своих интересах свидетельствуют получившие огласку судебные решения о снятии с предвыборных дистанций неугодных кандидатов, о ликвидации ряда СМИ и пр. Ho это лишь то, что на поверхности. И характерная для прошедшего десятилетия ситуация с финансированием судебной системы тому бесспорное свидетельство: крайне низкое финансирование - прекрасный способ держать суд “на коротком поводке”. Такие действия власти намного красноречивее конституционной риторики. А суд присяжных, обеспечивший реальный прорыв к судебной независимости, стал мишенью обвальной критики именно в силу того, что очень быстро - практически с первого процесса (декабрь 1993 г., Саратовский областной суд) - продемонстрировал это свое качество. На фоне перманентного недофинансирования судебной системы суд присяжных действительно пережил финансовую катастрофу. Ho не следует смешивать факты с причинами, их вызвавшими. Последние - не в отсутствии денег у государства, а в ценностях и приоритетах государственной политики. Конечно, суд присяжных недешев. Ho нельзя и преувеличивать его стоимость. Во всех странах, где он действует, им рассматривается весьма незначительный процент дел. Поэтому речь идет не о замене других форм процесса, а о том, чтобы гражданину было предоставлено право на рассмотрение его дела судом присяжных. 2. Сопротивление юридического сообщества. Власть - не просто безличная совокупность институтов. Идеология государственной власти формируется менталитетом определенных профессиональных сообществ. Корни отторжения суда присяжных лежат в первую очередь в отношении к нему юридического сообщества, являющегося в большинстве своем носителем карательного менталитета. Новый институт нарушил казавшуюся незыблемой установку, что суд - орган борьбы с преступностью. Анализ показывает, что фактически за всеми критическими аргументами противников лежит одно очевидное обстоятельство - в суде присяжных оправдательные приговоры стали таким же нормальным итогом процесса, как и обвинительные. В то время как в целом по России оправдательные приговоры составляют около 0,4%-0,5%, в судах присяжных выносится в среднем в год около 20% оправдательных приговоров707. Это и стало основным пунктом обвинения в “суде над судом присяжных”. Сторонники суда присяжных отнюдь не игнорируют опасность преступности, но они точно так же понимают не меньшую опасность повышения карательного потенциала государства в связи с “борьбой с преступностью”. И то, что коллегия присяжных заседателей порой становится инструментом корректировки материального закона “для данного случая”, фактически означает только одно - что в обществе есть еще один канал формирования права, дополняющий кабинетные конструкции законодателей и обыкновения правоприменителей. Присяжные фактически берут на себя ответственность зато, за что официальная власть принять ответственность не хочет, ссылаясь на то, что “народ не поймет” смягчения уголовной политики, отмены смертной казни “в условиях роста преступности”, не поймет причин “развала" дел в суде (что в силу низкого качества следствия нередко происходит на глазах у присяжных заседателей) и т. п. Когда обсуждаются факторы, препятствующие успешности судебной реформы и, в частности, эффективности действия суда присяжных, помимо финансовых трудностей чаще всего можно слышать “наш народ еще не готов”. Ho это не что иное, как форма сопротивления сообщества, для которого чужда парадигма, привнесенная судом присяжных. Столкновение нового правопонимания с идеологией и практикой неоинквизиционной парадигмы советского процесса привело к феномену так называемого “парадигмаль- ного шока”708. “Парадигмальный шок” - это по природе своей не пси хологический, а культурный феномен, в котором выражается столкновение двух глобальных культурных образований - типов правопонимания. Ho проявляется он в поведении и деятельности людей, в искажении со стороны профессиональных юристов духа закона о суде присяжных. В частности, традиционное российское неуважение к правовой форме709 привело к недовольству жесткой процессуальной процедурой, которое вуалируется аргументацией, что судить должны не дилетанты, а профессионалы. 3. Сопротивление сайентистского (научного) сознания. Помимо карательного менталитета и пренебрежения правовой формой есть еще одна подоплека неприязни части юридического сообщества к суду, где непрофессионалы самостоятельны в решении основного вопроса правосудия. Это общекультурная проблема - “привилегия” научного и, соответственно, профессионального мышления перед всеми прочими формами сознания710. Развитие научного мышления привело в середине XX в. к осознанию его кризиса. Всякое научное (предметное) мышление имеет дело с определенными аспектизациями в видении целостного объекта. Именно такое аспектное видение (которое выдает себя за истинное) и обусловливает ограниченность позиции специалиста. Дело не в том, что специалисты не нужны, но частичность их позиции должна осознаваться и компенсироваться. Вопрос о судьбе человека, в особенности в уголовном суде, настолько серьезен, что не может опираться только на формальное решение задачи определения состава преступления (а именно этими знаниями в отличие от присяжных владеет юрист при установлении виновности или невиновности). Решение судьбы требует (что, собственно, и показывает история уголовного правосудия) участия членов социальной общности, которые и должны оценить деяние и вынести свое решение с точки зрения принципов и ценностей, релевантных данной общности. В этой ситуации задача права - соблюдать должную процедуру и гарантировать от непоправимых ошибок. * * * Поначалу в силу новизны суд присяжных приковывал всеобщее внимание, но затем оказался как бы отпущенным на выживание. Его не могли “закрыть”, поскольку тогда пришлось бы менять Конституцию, но и не помогали. Как и всякий элемент развития, суд присяжных чужд старой системе, поэтому его приживление предполагает специальные усилия. “Второе дыхание” судебной реформы (2001-2002 гг.) привело к своего рода реанимации суда присяжных: в 2003 г. предстоит его поэтапное распространение по всей России. Однако и в расширении сферы действия суда присяжных есть своя опасность, которая кроется в том, что в условиях сопротивления становится возможной ассимиляция нового института старой системой и дискредитация идеи нового процесса. Представляется, что сопротивление суду присяжных детерминировано одним принципиальным обстоятельством: вопрос о суде присяжных - это вопрос о власти. Причем дважды: во-первых, это вопрос об укреплении независимой судебной власти, о самостоятельности суда в его отношениях с другими ветвями власти; во-вторых, это вопрос о власти граждан внутри самого института правосудия, власти обыденного сознания в его отношениях с профессиональным. Оба этих фактора, вернее, две стороны одного вопроса - вопроса о власти - и предуготовили столь сложную судьбу новому российскому суду присяжных. Проблема толкования закона в связи с определением компетенции присяжных заседателей или некоторые едва заметные изменения в новом Кодексе - примеры того, что юристы не спешат отдавать свою власть представителям народа. Поэтому сохранение и укрепление этого института возможны лишь при одном условии - наличии сильной реформаторской позиции, удерживающей цели преобразования правосудия, становления независимой судебной власти и демократизации. Суд присяжных вводился как инструмент реализации этих целей. Его историческая миссия в России сегодня, как и в XIX в., состоит в принципиальном преобразовании нашего суда, в переходе “к началу суда по внутреннему убеждению и совести”711. Поэтому так важны не только выживание института присяжных и его распространение, но и способность деятелей судебной реформы уберечь его от деформации и ассимиляции старой системой.

<< | >>

↑

Источник: И. Л. Петрухин.. Судебная власть. 2003

Еще по теме § 9. Организация и особенности функционирования суда с участием присяжных заседателей:

- Бизнес, предпринимательство - Военное дело - Гуманитарные науки - Исторические науки - Маркетинг, реклама и торговля - Медицина - Менеджмент - Политология - Психологические дисциплины - Социология - Экологические дисциплины - Экономические науки - Юридические науки -