1.1. Доктрина судебного права — универсальная методология исследования институтов судебной власти и процессуального права: предпосылки к возрождению и современное понимание

При «узком подходе» суть идеи судебного права сводится к объедине­нию правового регулирования судоустройства и всех видов судопроизводст­ва в единое целое — судебное право — вследствие большого числа общих

3

или аналогичных черт, а потому процессом в праве следует считать лишь судопроизводство, а процессуальным правом — лишь те нормы права, кото­рые регламентирует порядок судопроизводства.

Такое разнообразие мнений приводит нас к необходимости не только четко определить сущность и границы процесса, но и определить, какой из данных теоретических подходов может составить методологическую основу решения этих вопросов. Решение вопроса о границах процесса должно быть однозначным и категоричным, поскольку одновременное признание верными двух подходов к одному и тому же явлению, но с различным объемом озна­чаемого ими явления противоречит тезису Дюэма-Куайна, в соответствии с которым высказывание, верное в одной теории, является неверным в другой теории. Проецируя данный тезис на предмет нашего исследования, следует отметить, что судопроизводство включается в понятие процесса представи­телями всех подходов. Между тем, сторонниками «широкого» и «промежу­точного» подходов в понятие процесса включается и правоприменительная деятельность в несудебных органах, а также правотворческая, контрольная и иная юридическая деятельность, которую предлагается именовать правовы­ми процедурами — разновидностями процесса, обладающими меньшей сте­пенью сложности и организованности.

Отсюда возникает закономерный вопрос — насколько оправдано такое включение? Теоретики права (С.С. Алексеев, А.М. Васильев ) и сторонники судебного права (М.С. Строгович, М.С. Шакарян, В.Н. Щеглов и др. ) такое включение категорически отрицают, поскольку оно ведет к выхолащиванию смысла процесса. С этим подходом следует согласиться, однако в его обос­нование необходимо привести новые аргументы.

Под правовой процедурой в литературе понимается особый нормативно установленный порядок осуществления юридической деятельности, направ­ленный на реализацию норм материального права и основанных на них мате­риальных правоотношений, охраняемый от нарушений правовыми санкция­ми, или же заранее установленная последовательность действий, направлен­ная на достижение определенного результата.⁵ Критерии, положенные в ос­нову данных определений, позволяют отнести к числу правовых процедур весьма широкий круг юридических явлений, на фоне которых понятие про­цесса растворяется и практически становится неотличимо от непроцесуаль- ных явлений.

Признавая процесс и правовые процедуры разновидностями одного яв­ления — «юридического процесса», представители «широкого подхода» должны учитывать правила деления понятий, к числу которых формальная логика относит: соразмерность деления («объем членов деления должен быть равен в своей сумме объему делимого понятия»), деление только по одному основанию, взаимоисключаемость членов деления и его непрерывность.^[49] Из второго правила деления — только по одному основанию (признаку) — сле­дует, что все полученные в результате деления понятия (явления) должны отвечать данному основанию (признаку). Между тем, изучение предлагаемых понятия и конкретных разновидностей правовой процедуры и сопоставление их с судопроизводством позволяет заметить, что судопроизводство качест­венно отличается от правовых процедур рядом содержательных и формаль­ных характеристик, таких как (1) самостоятельность по отношению к мате­риальному праву и материальным правоотношениям, (2) многостадийность, (3) обязательное наличие четырех групп субъектов, обладающих разными функциями, — суда, истцовой и ответной сторон, третьих лиц, а также лиц, оказывающих содействие суду, (4) подробная регламентация совершаемых действий законом в формально-юридическом смысле, (5) юрисдикционный (правозащитный) характер.^[50]

Юридические процедуры, даже и носящие правозащитный, правоохра­нительный или же правовосстановительный характер (например, процедуры третейского разбирательства, международного коммерческого арбитража, медиации, процедуры рассмотрения трудовых споров комиссией по трудо­вых спорам, трудового арбитража и т.д.), таких свойств в совокупности не имеют. Следовательно, судопроизводство и юридические процедуры не имеют общих признаков, за исключением того, что являются разновидностя­ми (формами) применения права, но не более! Судопроизводство не является разновидностью правовой процедуры, из чего вытекает нецелесообразность, бесплодность и даже невозможность научного изучения этих явлений на од­ной терминологической и методологической основе. Тем более отсутствуют и предпосылки к универсальному, однородному правовому регулированию процесса (судопроизводства) и юридических процедур, поскольку у них нет тех объединяющих их сущностных черт, на основе которых возможно по­строение соответствующей научной концепции «общей теории юридическо­го процесса».

Таким образом, «широкий подход» все же адекватно не отражает суть процессуальных явлений в праве в силу чрезмерного расширения границ по­следнего, а потому процессом в праве в собственном (формально­юридическом) смысле следует понимать лишь судопроизводство. Данное ут­верждение составляет первый тезис доктрины судебного права, на основе ко­торого мы можем утверждать о том, что методологической основой обще­процессуальных и междисциплинарных исследований, в том числе взаимо­связи видов судопроизводства, представляется идея судебного права, зани­мающая особое место в сокровищнице отечественной юридической мысли.

Зародившись в трудах российских юристов начала ХХ века, она стала реакцией на устойчивые воззрения о принадлежности процесса материаль­ному праву. Идея судебного права качественно выделялась на общем фоне юридической науки, предлагая рассматривать процесс, будь то уголовный, гражданский или административный (административная юстиция в класси­ческом понимании), в качестве самостоятельного по отношению к матери­альному праву юридического явления, а его научное исследование проводить в рамках единой науки — науки судебного права.

И.В. Михайловский и Н.Н. Розин доказывали, что судебная деятель­ность по уголовным, гражданским и административным делам едина по су­ществу, проникнута одними и теми же принципами, имеет одну цель, а пото­му не может быть различий по существу между уголовным и гражданским процессом. И.В. Михайловский по данному поводу писал: «Процессы долж­ны слиться в одну науку — судебное право, причем особенности уголовного и гражданского [и административного. — прим. Т.С.] судопроизводства [должны] составлять лишь специальные вопросы (отделы, главы или пара­графы) этой единой науки»^[51].

В советское время формальные теоретико-методологические характе­ристики судебного права изменились: Н.Н. Полянский и М.С. Строгович по­шли дальше, видя в судебном праве не только отрасль юридической науки, но и определенную сферу правового регулирования, критиковали точку зре­ния И.В. Михайловского о слиянии процессов в некую общую отрасль права, полагая, что соединение уголовно-процессуального и гражданско­процессуального законодательств возможно в качестве ветвей одной отрасли публичного права — процессуального права, которое в совокупности с зако­нами о судоустройстве и составит судебное право^{[52] [53]. «Судоустройство, уго­ловный процесс, гражданский процесс и в определенных законом рамках ад­министративный процесс [в части дел об административных правонарушени­ях, входивших в компетенцию судов. — прим. Т.С.] объединяются в более широкую, комплексную отрасль права — судебное право, в котором они со­храняют свою самостоятельность и свои специфические свойства отдельных отраслей права, и в то же время сближаются, связываются теми правовыми принципами и чертами, которые свойственны социалистическому правосу­дию и которые находят выражение во всех отраслях права, определяющих}

3

сущность, задачи, принципы, организацию и осуществление правосудия», —

такими словами М.С. Строгович четко и емко, на наш взгляд, выразил пони­мание судебного права в советский период его развития.

В постсоветский период (примерно до 2005 года) судебному праву бы­ли посвящены труды, пожалуй, лишь Э.М. Мурадьян, содержавшие не опи­сание прошлых идей и работ, а содержательно новые соображения, основан­ные на новом российском законодательстве^[54]. После 2005 года можно конста­тировать усиление интереса к судебному праву: упоминания и рассуждения о нем можно найти в трудах Н.В. Витрука, Ю.М. Гайдидей, Н.А. Громошиной,

А.П. Гуськовой, В.П. Кашепова, Е.Н. Киминчижи, О.В. Люкиной, К.А. Лит­виновой, Н.Г. Муратовой, Ю.А. Поповой и А.В. Цихоцкого и др., а также в учебной литературе. Особое значение идее судебного права придают В.М. Жуйков, Л.А. Прокудина и Б.Н. Лапин, видя в ней направление современного развития судоустройственного и процессуального законодательства.^{[55] [56]}

Кроме поддержки и призыва к развитию в новых правовых условиях исследуемой идеи встречаем и ее критику в работах В.В. Скитовича, С.Л. Дегтярева и И.А. Арендаренко.

Предваряя раскрытие нашего понимания судебного права, воизбежание разночтений в понимании одних и тех же терминов, необходимо сделать

терминологическое замечание, касающееся разграничения терминов «судеб­ное право», о котором речь пойдет в настоящей работе, и «судейское право», иногда именуемое «судебным».^{[57] [58] Под «судейским правом» в литературе под­разумевается право, созданное судьями, т.е. результат судебного правотвор­чества или прецедентное право. «Созданные» судьями нормы права, закреп­ленные в соответствующих судебных решениях, могут являться источниками разнообразных отраслей права - тех отраслей, которые регулируют отноше­ния, из которых возникли судебные споры, в ходе которых и были сформу­лированы «судейские» нормы.}

Доктрина судебного права, разумеется, должна исследовать вопрос о роли судов в правовом регулировании общественных отношений, в том чис­ле и вопрос о принципиальной допустимости (недопустимости), формах и пределах судебного правотворчества, но судебное право и судейское право являются различными явлениями, хоть и взаимосвязанными: в первом случае мы имеем дело с правовым регулированием и наукой судебной власти и про­цессуального права, а во второй - с особой формой (источником) права. «Су­дейское право» будет являться источником судебного права, если сформули­рованные судом нормы права будут касаться организации (устройства) или функционирования (процесса) суда, а подобного рода практика имеется.

Коренное изменение политико-общественного строя России, принятие в 1993 году Конституции Российской Федерации и последовавшие за ней об­новление и неоднократные реформы процессуального законодательства су­щественно изменили не только «букву» судебного права, но и его «дух». По­этому необходима адаптация теоретичеких положений, выработанных в до­революционный и советский периоды, к новому правовому регулированию и сложившейся судебной практике; такое переосмысление не должно быть очередной «игрой терминами», а разработкой качественно «новой редакции» судебного права, которая, безусловно, необходима для решения важных пра­вовых теоретических и практических проблем, ведущей из которых можно назвать обеспечение качества судебной деятельности, обеспечение реальной и эффективной судебной защиты прав физических и юридических лиц.

К возрождению в настоящее время в отечественной юриспруденции идеи судебного права нами усматриваются доктринальные, законодательные и политические предпосылки.

Доктринальные предпосылки возрождения идеи судебного права

обусловлены потребностями юридической науки в исследовании сущности судебной власти как нового политико-правового института.

В советский период сам по себе вопрос о судебной власти не ставился.

В.М. Савицкий отмечал, что термин «судебная власть» отсутствовал в поли­тическом и научном лексиконе, поскольку «в СССР никогда не было незави­симой и самостоятельной судебной власти»¹. Правосудие же рассматрива­лось как «государственная деятельность, выполняемая советским судом, на­правленная на осуществление его функций ... правосудие, как и все другие отрасли деятельности Советского государства, охраняет социалистические шенко (СЗ РФ. — 2011. — № 31. — Ст. 4809); решения Верховного Суда Российской Федерации от 3 апреля 2007 года по делу № ГКПИ07-40 о признании недействующим пункта 13.6 Инструкции о порядке отбора на хранение в архив федеральных судов общей юрисдикции документов, их комплектования, учета и исполь­зования, утвержденной приказом Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации от 28 декабря 2005 года № 157 (www.supcourt.m/stor_pdf.php?id=166140), от 21 мая 2007 года по делу № ГКПИ06-1601 об оспаривании приказа Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федера­ции от 29 апреля 2003 года № 36 «Об утверждении Инструкции по судебному делопроизводству в район­ном суде» (www.supcourt.m/stor_pdf.php?id=170390).

¹ Савицкий В.М. Организация судебной власти: Учебное пособие. — М.: Бек, 1997. — С. 2, 3.

отношения и порядки, содействует их укреплению и развитию»^{[59] [60]. Поэтому советская юридическая наука сформировала определенную методологию ис­следования судебных органов в рамках исследования правоохранительных органов, основная задача которых состоит в борьбе с преступлениями и иными правонарушениями . С принятием Конституции Российской Федера­ции 1993 года судебная власть получила качественно новое институциональ­ное оформление и качественно новое содержание. Перед судебная властью впервые была поставлена задача защиты и восстановления прав и свобод че­ловека и гражданина (статья 18 Конституции), что побудило юридическую науку по-новому осмыслить концепт судебной власти. Изучение судебной власти стало делом различных юридических наук. Поскольку судебная власть есть власть государственная, имеет свое конституционное регулиро­вание, основы и значение, разработка проблем судебной власти ведется в рамках теории государства и права (работы В.В. Ершова, Д.В. Фетищева,}

B. А. Терехина, З.С. Лусегеновой, Е.В. Кладий, Д.Г. Аверченко, Е.В. Завраж- нова), науки конституционного (государственного) права (труды В.М. Лебе­дева, Г.Г. Черемных, Н.М. Чепурновой, Е.Б. Абросимовой, И.С. Масликова, М.А. Оганесяна, А.В. Хегая, М.Ф. Вяткина, А.А. Капикранян). В то же время суд есть основной участник судопроизводства, в силу чего проблемы судеб­ной власти находятся в поле зрения представителей процессуальных юриди­ческих наук, в том числе гражданского процесса (труды Т.А. Савельевой,

C. Л. Дегтярева, С.К. Загайновой), уголовного процесса (В.А. Яблоков, Л.А. Воскобитова) и процесса административного (труды В.В. Скитовича, Л.В. Родиной и др.).

Несмотря на такое внимание ученых к проблемам судебной власти, от­носящимся к числу классических, следует признать, что искомая целостная и непротиворечивая концепция судебной власти в правовом государстве до на­стоящего времени в юридической науке не выработана, а потому остается ак­туальным высказывание Н.А. Колоколова о том, что «...знания о судебной власти на самом деле остро нуждаются в обобщенном изложении в рамках единой фундаментальной науки, тем не менее до сих пор они разбросаны по целой группе гуманитарных наук».^[61]

Имеющиеся исследования судебной власти проведены в рамках одной отрасли науки, соответственно опираются на методологию этой науки, а по­лученное знание «работает» только на эту отрасль права. Сопоставление на­учных положений об одном юридическом явлении, полученных в различных отраслевых науках, заставляет вспомнить о тезисе Дюэма-Куайна, поскольку данные положения все же не укладываются в одну непротиворечивую систе­му — в концепцию или теорию. Ученые до сих пор не могут сойтись во мне­нии, что же следует считать судебной властью — только ли систему органов или же систему органов и совокупность принадлежащих им полномочий, ка­ковы ее функции, как соотносятся категории «правосудие», «судопроизвод­ство» и «судебный контроль» и т.п.^[62] Другим примером такого разногласия процессуальных наук является определение механизма реализации судебной власти посредством какого-либо из судопроизводств, к которому мы обра­тимся позже.

Доктрина судебного права как раз и может явиться тем теоретическим и методологическим субстратом, на котором возможна «кристаллизация» единого категориального аппарата судебной власти и процессуального права, а также разработка теоретических и прикладных проблем российского право­судия. Использование междисциплинарного подхода, лежащего в основе идеи судебного права, в отличие от отраслевых наук, позволяет получить бо­лее объемную и точную «картину» изучаемой проблемы и избежать тех ми­ровоззренческих, методологических, фактических и иных ошибок, с которы­ми сталкиваются представители этих процессуальных наук в рамках отрасле­вых исследований.

Нормативные предпосылки возрождения идеи судебного права вы­текают из общностей правового регулирования судопроизводства по различ­ным категориям дел в Российской Федерации. Первая группа нормативных предпосылок, условно именуемая «конституционные предпосылки», связа­на с тем, что Конституцией Российской Федерации 1993 года, в отличие ее предшественниц, по-новому определены положения, касающиеся организа­ции и деятельности судебной власти. Конституционные основы судебной власти, исходя из текста и смысла Конституции, предлагается дифференци­ровать на конституционные основы (принципы) судоустройства, статуса су­дей и судопроизводства.^{[63] [64] К конституционным основам судопроизводства в Российской Федерации относятся нормативные положения, равно значимые для всех видов судопроизводства, а именно закрепленные в статьях 18, 19 (часть 1), 22 (часть 2), 23 (часть 2), 25, 46, 47 (часть 1), 50 (часть 2), 51, 52, 53, 118, 123, 128 (часть 3) Конституции.}

Закон Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации от 5 февраля 2014 года № 2-ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации и прокуратуре Российской Федерации» заостряет данный вопрос, предлагает отказаться в статье 71 (пункт «о») Конституции от ранее сущест­вовавших формулировок названий самостоятельных отраслей процессуаль­ного законодательства (уголовно-процессуального и гражданского процессу­ального) и вводит единый термин - «процессуальное законодательство». Быть может, проект не совсем последователен: в статье 72 (пункт «к») в ка­честве предмета совместного ведения Российской Федерации и её субъектов остается административно-процессуальное законодательство, а потому вста­ет закономерный вопрос: как соотносятся процессуальное законодательство, как предмет исключительного ведения Российской Федерации, и админист­ративно-процессуального законодательство, как предмет совместного веде­ния. Однако предлагаемая редакция так или иначе свидетельствует о близо­сти конституционному законодателю идеи судебного права и наличии у от­раслей процессуального права (законодательства) больше общих (аналогич­ных, тождественных) черт, нежели различий.

Одни и те же конституционные нормы, прямо регламентирующие те или иные вопросы правосудия, не могут по-разному толковаться и приме­няться в разных видах судопроизводства. Иное — установление отраслевым законодательством в различных видах судопроизводства различных меха­низмов реализации одних и тех же конституционных прав граждан — проти­воречило бы конституционным принципам равенства граждан и правовой определенности (статья 19 Конституции), на что неоднократно обращал вни­мание Конституционный Суд. На необходимость обеспечения одинакового подхода не только в общих чертах, но и в деталях обращает внимание Кон­ституционный Суд. Так, в Постановлении от 5 февраля 2007 года № 2-П от­мечено, что «из статьи 118 (часть 2) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьями 126 и 127 [вытекает. — прим. Т.С. ], что граждан­ское судопроизводство, посредством которого осуществляют судебную власть суды общей юрисдикции и арбитражные суды, в своих принципах и основных чертах должно быть одинаковым для этих судов»^[65].

В Постановлении от 2 июля 2013 года № 16-П Конституционный Суд отметил, что судебная власть в Российской Федерации осуществляется по­средством конституционного, гражданского, административного и уголовно­го судопроизводства (статья 118, часть 2) на основе общих для всех видов судопроизводства принципов правосудия, включая независимость судей, их подчинение только Конституции и федеральному закону, состязательность и равноправие сторон (статья 18; статья 120, часть 1; статья 123, часть 3), — вне зависимости от природы и особенностей материальных правоотношений, определяющих предмет рассмотрения в каждом виде судопроизводства.^[66]

В Постановлении от 16 июля 2004 года № 15-П Конституционный Суд, проверяя конституционность части пятой статьи 59 АПК, отметил, что орга­низации, участвующие в гражданском и арбитражном судопроизводстве, при выборе представителя не могут находиться в неравном положении и вправе свободно выбирать способ защиты своих интересов, исходя из принципа диспозитивности, ограничение которого для организаций — участников ар­битражного судопроизводства не может быть оправдано.^[67]

Примером преодоления разницы в понимании конституционных поло­жений различными процессуальными законодательствами и науками может служить трактовка права на судебную защиту в уголовном и гражданском процессах. Статья 46 Конституции Российской Федерации гарантирует су­дебную защиту прав и свобод каждого, которая осуществляется посредством различных видов судопроизводства в установленном федеральным законода­телем порядке. До принятия Конституции Российской Федерации 1993 года право на судебную защиту было известно науке и практике гражданского процесса и традиционно рассматривалось как право на обращение в суд (пра­во на иск в процессуальном смысле) и право на получение благоприятного для истца судебного решения, т.е. восстановления нарушенного права (право на иск в материально-правовым смысле).^[68] В уголовно-процессуальной тео­рии считалось, что обвиняемый обладает лишь правом на защиту уголовно­процессуальными средствами,^{[69] [70] право обвиняемого на защиту не совпадало с современным пониманием содержания права на судебную защиту и лишь только В.М. Корнуков предлагал рассматривать «уголовно-процессуальное» право обвиняемого на защиту как составную часть права на судебную защи­ту. Принятые Конституционным Судом решения по вопросам уголовного процесса, в частности, от 10 декабря 1998 года № 27-П, от 15 января 1999 го­да № 1-П, от 8 декабря 2003 года № 18-П, от 26 декабря 2005 года № 14-П, от 5 февраля 2007 года № 2-П, от 17 января 2008 года № 1-П и др., изменили в уголовном процессе структуру права на защиту и она стала включать в себя право на доступ к правосудию, право на собственно получение защиты со стороны суда, право на оспаривание приговора и иных судебных решений в вышестоящих судах.}

Другой пример влияния конституционного текста на отрасли процессу­ального права — распространение принципа состязательности (статья 123, часть 3, Конституции) на уголовный процесс и на производство по делам об административных правонарушениях, ведущееся по правилам КоАП. Если для первого процесса состязательность является одним из фундаментальных принципов, хотя и сильно дебатирующихся, то для второго процесса он не­что сродни terra incognita: КоАП не предусматривает такого начала, что пре­вращает суд в субъекта административной юрисдикции, разрешающего дело об административном правонарушении наряду с 80 органами исполнитель­ной власти. Своими решениями, в том числе Постановлением от 16 июня 2009 года № 9-П и определениями от 12 апреля 2005 г. № 113-О, от 12 мая 2005 г. № 145-О, от 4 апреля 2006 г. № 113-О и др., Конституционный Суд распространил действие конституционного принципа состязательности и на этот вид судопроизводства; постановлением от 16 июня 2009 года № 9-П^[71] Суд ввел в административно-процессуальный оборот термин «администра­тивное преследование» и обозначил назначение производства по делам об административных правонарушениях, ведущегося по правилам КоАП, по об­разу назначения уголовного судопроизводства, закрепленного в статье 6 УПК.^{[72] [73]}

Обратный пример — перенос в уголовный процесс гражданско­процессуальных конструкций — можно усмотреть в постановлениях Плену­ма Верховного Суда Российской Федерации, вынесенных в последнее время. Так, в пунктах 7-9 постановления от 10 февраля 2009 г. № 1 «О практике рас­смотрения судами жалоб в порядке статьи 125 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» Пленум Верховного Суда в качестве реко­мендации судьям судов общей юрисдикции предусмотрел такие действия су­да, как возвращение жалобы заявителю, отказ в принятии жалобы и прекра­щение производства по жалобе (без рассмотрения ее по существу) при нали­чии соответствующих оснований и условий к таким действиям. Возможность возвращения судом поступившего к нему обращения Пленум Верховного Суда предусмотрел и для ходатайств (представлений), рассматриваемых су­дами в стадии исполнения приговора, о чем указал в пункте 30 постановле­ния от 20 декабря 2011 года № 21 «О практике применения судами законода­тельства об исполнении приговора»¹. Подобного рода процессуальная конст­рукция первоначального реагирования суда на поступившее к нему обраще­ние давно известна гражданскому процессу и традиционно используется в исковом производстве (статьи 134-136 ГПК).

Вторая группа нормативных предпосылок, условно именуемая «евро­пейские предпосылки», обусловлена вступлением России в Совет Европы путем подписания и ратификации Конвенции о защите прав человека и ос­новных свобод от 4 ноября 1950 года. Конвенция предусмотрела «каталог основных прав», гарантируемых на европейском пространстве, а практика ее применения Европейским Судом по правам человека выработала правила обеспечения этих прав, одинаковым образом применимые в различных видах судопроизводства государств — участниц Конвенции.

Так, статья 6 Конвенции, гарантируя каждому право на справедливое судебное разбирательство, содержит автономные концепции «уголовное об­винение» и «спор о гражданских правах», основанные на их содержательном толковании, вне зависимости от их определения в национальном праве госу­дарств — участников указанной Конвенции. Проецируя же выработанные в практике Европейского Суда по правам человека критерии для определения применимости этих автономных концепций в конкретных делах (в том числе «критерии Энгеля») , можно отметить, что право на справедливое судебное разбирательство распространяется не только на уголовное судопроизводство, но и на производство по делам об административных правонарушениях (в ^{[74] [75] [76] тех случаях, когда лицу грозит наказание в виде административного ареста),[77] а равно в судопроизводстве по делам о грубых дисциплинарных проступках, влекущих применение к военнослужащим дисциплинарного ареста, в соот­ветствии с Федеральным законом от 1 декабря 2006 года № 199-ФЗ «О судо­производстве по материалам о грубых дисциплинарных проступках при при­менении к военнослужащим дисциплинарного ареста и об исполнении дис­циплинарного ареста».[78]}

Категория «спор о гражданских правах» применима в отдельных, зави­сящих от материально-правового предмета спора, делах, рассматриваемых по правилам гражданского (искового) и административного (по делам, выте­кающим из публичных регулятивных правоотношений) судопроизводства^[79]. Сопоставив европейские требования и российское правовое регулирование, уместно отметить, что в силу материально-правового содержания дела не во всех категориях судебных дел применимы требования статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (например, индивидуальные слу­жебные споры, привлечение к административной ответственности должност­ных лиц или же по делам о правонарушениях, влекущих незначительные на­казания).

Между тем российское законодательство не делает для таких споров исключений, а потому выполнение Российской Федерацией статей 6 и 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в своем законодатель­стве и судебной практике ведет к унификации правил различных видов судо­производства, обеспечивающей права каждого на справедливое судебное разбирательство, причем не только в принципах, но и в сугубо частных во­просах процесса.

Нормативные предпосылки третьего вида вытекают из отраслевого процессуального законодательства, а потому условно именуются «законода­тельные (отраслевые) предпосылки», суть которых заключается в том, что законодательное регулирование различных видов судопроизводства содер­жит одинаковые по содержанию или же сходные по смыслу правовые инсти­туты. В этой связи необходимо вспомнить, что всем видам судопроизводства так или иначе известны принципы правосудия, институты процессуальной правоспособности, доказательств и доказывания, процессуального принуж­дения, а также такие стадии производства как возбуждение дела, подготовка дела к судебному разбирательству, рассмотрение по существу, апелляцион­ное, кассационное и надзорное производства, а также возобновление произ­водства по делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств и ряд других. Обнаружение таких институтов не должно сводиться к сугубо ариф­метическому подсчету сходств и различий между процессами, а должно быть результатом их сущностного анализа с позиций наличия единого по структу­ре механизма реализации судебной власти посредством различных видов су­допроизводства.

Вместе с тем в различных видах судопроизводства при регулировании аналогичных правоотношений можно наблюдать различные подходы, что создает неоправданные различия между видами судопроизводства, не выте­кающие из особенностей материального права, подлежащего применению для разрешения судебного дела по существу. Так, В.М. Жуйков, обосновывая необходимость выработки единого концептуального подхода к развитию процессуального законодательства и законодательства о судоустройстве (а таковым предлагает считать идею судебного права), естественно, с учетом их особенностей, приводит перечень таких принципиальных и неоправданных различий в регулировании этими отраслями одинаковых правоотношений, в который включает различное регулирование содержания принципа едино­личного и коллегиального рассмотрения дел в судах первой инстанции, принципов непосредственности, устности и непрерывности судебного разби­рательства, правил разрешения коллизий между Конституцией и федераль­ными законами, возможности применения судами процессуального законо­дательства по аналогии, формирования состава суда для рассмотрения кон­кретного дела, допустимости отказа в приятии обращения в суд в стадии воз­буждения дела, правил вступления в силу решений судов общей юрисдикции и арбитражных судов, возможности обжалования решений Верховного Суда Российской Федерации, вынесенных по первой инстанции, отдельных вопро­сов порядка обжалования решений судов первой инстанции (соотношение апелляции, кассации и надзора), оснований для отмены в порядке надзора постановлений судов общей юрисдикции и арбитражных судов, в порядке рассмотрения в судах общей юрисдикции и в арбитражных судах дел об ад­министративных правонарушениях.^[80]

Этот «список Жуйкова», рассматриваемый с учетом изменения процес­суального законодательства, нами может быть расширен. Так, в процессу­альных кодексах по-разному определена ответственность свидетеля за отказ от дачи показании или дачу заведомо ложных показаний: по УПК (часть 8 статьи 56), ГПК (статья 176) и АПК (часть 4 статьи 56) такая ответственность является уголовной, по КоАП же (часть 5 статьи 25.6) — административной в силу статьи 17.9. Каких-либо разумных доводов в обоснование дифферен­циации свидетеля лжи на наказуемую по нормам уголовного и нормам адми­нистративного (точнее, административно-деликтного) права нами не усмат­ривается, поскольку ложные показания во всех видах судопроизводства имеют одинаковую общественную опасность, т.к. приводят к принятию не­правосудного судебного акта. Иной пример - порядок разрешения отвода единолично председательствующему судье: в уголовном и гражданском про­цессах в судах общей юрисдикции такой отвод разрешается этим же судьей (часть 4 статьи 65 УПК, часть 2 статьи 20 ГПК), в гражданском и админист­ративном судопроизводствах этот вопрос решается иным, вышестоящим судьей - председателем арбитражного суда, его заместителем или же предсе­дателем судебного состава (часть 2 статьи 25 АПК).

Указанные выше нормативные предпосылки показывают объективную необходимость формирования федеральным законодателем единого подхода к правовому регулированию сходных процессуальных отношений, что опять ведет к тождественности правил различных видов судопроизводства.

Идея унификации так или иначе витает в отечественном процессуаль­ном законодательстве. Так, изменение системы пересмотра судебных актов в судах общей юрисдикции «по образцу арбитражных судов» произведено «в интересах унификации и гармонизации гражданского процессуального права Российской Федерации...», поскольку «единый порядок обжалования не вступивших в законную силу судебных постановлений позволит в полной мере обеспечить единство судебной практики по делам, подсудным мировым судьям и федеральным судам общей юрисдикции, обеспечить право на рав­ный суд и справедливое судебное разбирательство».^[81]

Идея унификации процессуальной формы разных видов судопроизвод­ства звучит и в выступлениях и решениях политического руководства России последнего времени, которые мы можем условно определить как политиче­ские предпосылки возрождения идеи судебного права. Так, о необходимо­сти существования тождественных (однородных) правил административного судопроизводства в судах общей и арбитражной юрисдикции говорилось Президентом России Д.А. Медведевым в 2010 году: «Предлагаю также поду­мать о форме регулирования особенностей процедуры административного судопроизводства. Считаю, что общие основы процедуры административно­го судопроизводства — во всяком случае, базовые принципиальные положе­ния — должны быть едиными и в судах общей юрисдикции, и в арбитраж­ных судах».^[82] Председатель Высшего Арбитражного Суда Российской Феде­рации А.А. Иванов применительно к административному судопроизводству высказал суждение аналогичного содержания: «У нас очень много процессу­альных кодексов, где в разных формулировках содержатся одни и те же пра­вила, которые следовало бы унифицировать и собрать в едином кодексе».^{[83] [84]}

«Не должно быть двух государственных процедур в стране, — отметил Уполномоченный при Президенте Российской Федерации по защите прав предпринимателей Б.Ю. Титов, открывая 15 июля 2013 года заседание экс­пертного совета, посвященного обсуждению идеи Президента России В.В. Путина об объединении Верховного и Высшего Арбитражного судов, — должна быть единая процедура рассмотрения всех споров, в том числе хозяй­ственных». Идея унификации процессуальной формы разных видов судо­производства, очевидно присутствующая в данных высказываниях, как ви­дится, является следствием осознания данными политическими фигурами за­кономерности: разные виды судопроизводства являются однородными меха­низмами реализации судебной власти в различных сферах общественных от­ношений.

Возрождение идеи судебного права представляется более чем возмож­ным, поскольку для такого возрождения и последующего развития уже сло­жились необходимые минимальные инфраструктурные условия, в том числе образовательные. Так, в Институте государства и права РАН функ­ционирует сектор проблем правосудия, в котором работали «отцы» советско­го судебного права — Н.Н. Полянский, М.С. Строгович, В.М. Савицкий, А.А. Мельников и др. Сотрудниками данного сектора «в начале 70-х гг. проводи­лись обширные социологические исследования проблем правосудия, на ос­новании которых позднее была разработана новая концепция судоустройства и правосудия».^[85] В 1930-40 годах кафедры судебного права существовали во многих высших юридических заведениях, но были разделены в силу услож­нения структуры этих организаций.^{[86] [87]}

Ряд властных структур имеют подразделения, занимающихся одновре­менно вопросами судоустройства и процессуального права, например, Коми­тет Государственной Думы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству, Комитет Совета Федерации по консти­туционному законодательству, правовым и судебным вопросам, развитию гражданского общества;^[88] отдел процессуального законодательства и судоус­тройства функционирует в Департаменте конституционного законодательст­ва Министерства юстиции Российской Федерации,^[89] а в Государственно­правовом управлении Президента Российской Федерации образован Депар­тамент международного и судебного права.

В большей мере идея судебного права ныне реализована в системе высшего юридического образования. Так, мониторинг российского научно­образовательного пространства в сфере юриспруденции, проводившийся на­ми в период с 2005 по 2014 гг., показал, что в Российской Федерации сущест­вует ряд кафедр высших учебных заведений, на которых совместно препо­даются учебные курсы о судебной власти — общие и специальные курсы процессуального права и вспомогательные дисциплины об организации су­дебной власти. Такими кафедрами являются кафедра судебной власти и ор­ганизации правосудия факультета права Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», кафедра судебного права Юриди­ческого института Иркутского государственного университета, кафедра пра­восудия, прокурорского надзора и криминалистики Дальневосточного феде­рального университета, кафедра правосудия и процессуального права Самар­ского государственного социально-экономического университета, кафедра правосудия Пензенского государственного университета, кафедра процессу­ального права юридического факультета Ростовского государственного эко­номического университета — «РИНХ» и кафедра процессуального права юридического факультета Южно-Российского института — филиала Россий­ской академии народного хозяйства и государственной службы при Прези­денте Российской Федерации (ранее — Северо-Кавказской академии госу­дарственной службы). ^[90]

7 кафедр в масштабе порядка 1200 юридических вузов (включая фи­лиалы), разумеется, не является показателем общепризнанности идеи судеб­ного права, однако очевидно свидетельствует о возрастающем интересе к ней, имеющем вполне конкретные образовательные результаты. Особенно­стью таких кафедр, по сравнению с другими вузами (где курсы процессуаль­ного права преподаются на самостоятельных кафедрах либо же совместно с соответствующими курсами материального права) является то, что на них осуществляется преподавание вводных, общих и специальных курсов, по­священных судебной власти и всем четырем видам судопроизводства. Такой подход вузов к структурированию своих учебно-научных подразделений, ис­ходя из кафедральной информации, не является некой «вольностью», т.к. вы­ходит за рамки наиболее распространенной практики формирования кафедр в отечественном высшем юридическом образовании, не есть механическое объединение курсов на одной кафедре, а является результатом научного ос­мысления коллективами кафедр сущности судопроизводств как различных механизмов реализации единой по своей природе судебной власти и выявле­ния у процессов больше сходств, нежели различий.

Развитие такого рода представлений дало и более «осязаемый» резуль­тат. Десятилетний опыт функционирования магистратуры в ведущих вузах показал, что магистратура должна быть ориентирована «не только на практи­ку, но и на конкретные сферы юридической деятельности».^[91] Признавая вер­ным и весьма эффективным такой подход, отметим, что доктрина судебного права, будучи реализованной в сфере высшего юридического образования, как нельзя лучше обеспечит подготовку кадров для сферы правосудия — бу­дущих судей и работников аппарата судов, а равно прокуроров, адвокатов или же представителей, не имеющих статуса адвоката.

Современный опыт функционирования магистратур в общероссийском масштабе (с 2010 года) показал, что идея судебного права отчасти использу­ется юридическими вузами в этой сфере высшего образования. Так, упомя­нутой кафедрой судебной власти и организации правосудия факультета права Национального исследовательского университета «Высшая школа экономи­ки» реализуется магистерская программа «Юрист в правосудии и правоохра­нительной деятельности», в Российской академии правосудия (г. Москва) — магистерская программа «Юрист в сфере уголовного, гражданского и адми­нистративного судопроизводства», в Оренбургском институте (филиале) МГЮА имени О.Е. Кутафина — магистерская программа «Судебное право», а в Удмуртском государственном университете — магистерская программа «Судопроизводство в Российской Федерации», направленные на подготовку кадров для сферы правосудия и на сравнительное изучение разных видов су­допроизводства. ^{[92] [93]}

Собственно курсы судебного права ведутся в НИУ ВШЭ (Н.Н. Ефре­мова), Международном университете в Москве (Э.М. Мурадьян), в Вологод­ском филиале РАНХиГС, а также автором данной работы в Северо­Западном филиале Российской академии правосудия (г. Санкт-Петербург).

Идея судебного права реализована в юридическом образовании веду­щих зарубежных стран: во французских университетах с 1966 года ведется преподавание курса судебного (процессуального) права (Droit processuel) как «общей теории судопроизводства через сравнение гражданского, уголовного и административного судопроизводства,^{[94] [95] обеспеченного солидной научной}

- 4

поддержкой.

Приведенные выше обстоятельства объективно подтверждают наличие теоретических оснований к возрождению идеи судебного права в отечест­венной юриспруденции, а также востребованность этой научной идеи в ре­шении как теоретических, так и сугубо практических проблем российского правосудия.

Определение того, в каком ключе будет развиваться доктрина судебно­го права, и каковы будут её научные положения, бесспорно, зависит от самих исследователей. От себя лишь вкратце отметим, что в настоящее время кон­цепт судебного права следует рассматривать, как минимум, в двух смысло­вых аспектах: а) как совокупность правовых норм и б) как совокупность на­учных знаний.

В рамках первого («нормативного») подхода судебное право есть правовой комплекс,^[96] понимаемый нами как группа отраслей права, обладаю­щих смежными или аналогичными предметами правового регулирования; данный правовой комплекс объединяет в себе нормы, регулирующие соот­ветственно судоустройство и конституционное, гражданское, администра­тивное и уголовное судопроизводства, а также общие межотраслевые инсти­туты этих отраслей права (например, институт судебной юрисдикции, инсти­тут межотраслевой преюдиции, институт запроса суда в Конституционный Суд, институт возобновления судопроизводства ввиду новых и вновь от­крывшихся обстоятельств и т.д.). Объектом правового регулирования судеб­ного права является российская судебная власть, а предметом — обществен­ные отношения, складывающиеся в сфере организации и реализации судеб­ной власти (соответственно, судоустройственные и процессуальные). Ключе­вым вопросом в рамках нормативного подхода является вопрос кодификации судебного законодательства, который не обходили вниманием все сторонни­ки данной идеи.

Система судебного права как правового комплекса, входящего в систе­му права Российской Федерации, представлена нами в приложении 1.

В рамках второго («научного») подхода судебное право есть совокуп­ность знаний о судебной власти и процессуальном праве, а потому уместнее использовать термины «концепция» или же «теория», хотя с нашей точки зрения, уместным было использование термина «доктрина судебного права», поскольку, с одной стороны, объем знаний о судебной власти и процессуаль­ном праве весьма велик, а с другой — термин «доктрина» более отвечает стоящей перед нею цели. Доктрина судебного права может и должна рас­сматриваться как возрождающаяся ныне универсальная общеправовая теория судебной власти и процессуального права, которая как раз и может явиться тем теоретическим и методологическим субстратом, на котором возможна «кристаллизация» единого категориального аппарата судебной власти и про­цессуального права, а также разработка теоретических и прикладных про­блем российского правосудия, в том числе и проблемы взаимосвязи видов судопроизводства.

Система доктрины судебного права, так или иначе раскрывающая наше понимание и структурирование её предмета, представлено в приложении 2.

Доктрина судебного права должна рассматриваться не как «теория правосудия», что имело место в советский период, а как общеправовая (уни­версальная) теория судебной власти и процессуального права. Отражая инва­риант судопроизводства, эта доктрина должна показывать всё то общее, что объединяет существующие виды судопроизводства: как отметил Д.В. Дани­ленко, «общий знаменатель видов судопроизводства»,^[97] и определять допус­тимые пределы морфологических изменений процесса, обусловленных спе­цификой применяемого материального права. Использование междисципли­нарного подхода, лежащего в основе идеи судебного права, позволяет полу­чить более объемную и точную «картину» правосудия в целом и избежать тех мировоззренческих, методологических, фактических и иных ошибок, с которыми сталкиваются представители отраслевых наук процессуального цикла.

Д.В. Филин справедливо относит идею судебного права к числу ста­тично-институциональных теорий, цели и задачи которых состоят в создании единого понятийного аппарата, способного представить любую процессуаль­ную отрасль права как целостное образование, направить усилия на исследо­вание общезначимых процессуальных явлений, обеспечить междисципли­нарное общение ученых-процессуалистов.^[98]

Н.Н. Розин предлагал строить методологию науки судебного права на сочетании начал догматических (исследования положительного права, т.е. сущего во взаимосвязи с историей и философией права) и «политических» (исследования предмета с точки зрения его целесообразности, воздействия на социальные потребности конкретной человеческой группы, т.е. исследования должного). Это предложение сохраняет свою актуальность и сейчас, а пото­му в силу своего статично-институционального характера доктрина судебно­го права должна связывать свои исследовательские задачи с исследованием сущего и должного в судебной власти и институтах процессуального права.

Доктрина судебного права должна исследовать современное состояние судебной системы в нормативном, доктринальном и социологическом (со­циолого-статистическом аспектах, в особенности «диагностировать его боль­ные точки» (догматическая задача), и на основе полученной информации, анализируемой через призму исторического российского опыта, междуна­родно-правового регулирования и зарубежной судебной практики предлагать российскому правосудию «рецепты лечения» (догматическая задача).

Для успешного достижения данных задач в методологическую основу доктрины судебного права должны входить как общенаучные и традиционно используемые юридической наукой методы - формально-догматический, ис­торико-правовой, сравнительно-правовой, метод правового моделирования, так и методы социологических и статистических исследований. Кроме того, сама доктрина судебного права может выступать методологией юридических исследований. Так, такая методология уже применяется в истории государст­ва и права для изучения и описания государственно-правовых явлений, так ^{[99] [100] или иначе связанных с правосудием (подобного рода исследования проведе­ны юристом Н.Н. Ефремовой и историком О.И. Филоновой ).}

Обладая междисциплинарным масштабом, доктрина судебного права может служить методологической основой междисциплинарных процессу­альных исследований, например, взаимосвязи видов судопроизводства, уст­ранения вреда в сфере правосудия, устранения последствий преступления в уголовном, гражданском и административном судопроизводствах и т.п.

Наряду с этими задачами перед доктриной судебного права следует ставить задачу систематизации категорий процессуального права, которая предполагает раскрытие их смысла (формулирование определения), разгра­ничение с иными смежными понятиями, вычленение допустимых и недопус­тимых контекстов употребления данного термина (системно­терминологическая задача). Такая систематизация понятийно­

категориального аппарата должна основываться на положениях, во-первых, философии, как универсальной методологии познания, и различных фило­софских дисциплин (в т.ч. этики, логики, гносеологии и онтологии) и, во- вторых, общей теории государства и права (методологии юридических наук) и конституционного права. В результате такой систематизации мы не только «выкристаллизуем» понятийно-категориальный аппарат процессуальной науки, но и получим стройные, логичные и непротиворечивые определения различных процессуальных институтов и учений о них, что в совокупности и образует содержание доктрины судебного права.

Продолжение названных исследовательских задач доктрины судебного права видится в формулировании общих закономерностей конструирования процессуальной формы конкретных видов судопроизводства. Иными слова­ми, наша наука должна исходя из закономерностей соотношения материаль- ¹ ного и процессуального права определить точки влияния материального пра­ва на процесс, а также закономерности построения процессуальной формы в зависимости от применяемого материального права. Обладая такими прави­лами конструирования универсальной процессуальной формы, мы можем быть застрахованы полностью или частично от ситуаций, когда вновь вводи­мые материально-правовые нормы испытывают трудности в правопримене­нии из-за отсутствия адекватных процессуальных форм в действующем про­цессуальном законодательством.

* * *

Подводя итоги, следует заметить, что в отечественной юридической науке имеется классическая научная теория, способная выступить методоло­гической основой нашей работы. Зародившись в XIX веке, в веке XXI она может обеспечить системное научное осмысление судебной власти и по­строение внутренне непротиворечивой концепции развития судебной власти в строящемся российском правовом государстве.

В настоящее время для её возрождения имеются доктринальные, нор­мативные, политические предпосылки и образовательные (инфраструктур­ные) условия, а саму идею, как видится, следует именовать доктриной судеб­ного права. Доктрина судебного права обладает уникальными и оригиналь­ными предметом, системой, методологией, а также рядом базовых (фунда­ментальных, аксиоматических) положений.

Кроме того, эта идея позволяет подняться над границами одной отрас­ли юридической науки и провести междисциплинарное исследование инсти­тутов судебной власти и смежных институтов процессуального права.