Разрешение вопроса о выражении воли граждан в заключаемых ими договорах не вызывает затруднений в том случае, когда дееспособный гражданин лично вступает в договор. Осуществляя закрепленное и обеспеченное Конституцией СССР право личной собственности и распоряжаясь иными имущественными правами, гражданин свободно выражает свою волю, вступая в те или иные, соответствующие социалистическому правопорядку, договорные отношения с социалистическими организациями или гражданами. Подлинная свобода волеизъявления граждан, охрана их интересов обеспечиваются всем строем социалистического общества, в котором забота о максимальном удовлетворении материальных и культурных потребностей граждан является законом развития. Несколько сложнее обстоит дело тогда, когда дееспособные граждане выражают свою волю и вступают в договор не лично, а через представителя. В*этом случае возникает вопрос о том, чье волеизъявление, представителя или представляемого, создает договорное обязательство. К сожалению, в советской цивили- стической литературе мы не найдем такого ответа на этот вопрос, который мог бы вполне удовлетворить теоретические и практические требования. В учебнике гражданского права для юридических вузов издания 1944 г. авторы не дают ответа на вопрос о том, чья воля выражена в сделке, заключенной представителем. Изложив ряд буржуазных теорий представительства и указав на то, что эти теории обслуживают потребности капиталистического оборота, авторы так и не ответили на вопрос о том, какова природа представительства в советском гражданском праве69. Не находим мы ответа на этот вопрос и в учебнике гражданского права издания 1950 г. По поводу того, чья воля выражена в сделке, заключенной представителем, авторы пишут: «Представитель, совершая сделку, сам изъявляет волю, хотя содержание этой воли определяется полномочием. Поэтому при оценке действительности сделок, совершаемых представителем, учитываются пороки воли представителя, а не представляемого» 70. Здесь совершенно правильно указывается на то, что воля представителя имеет существенное значение при совершении им сделки и что пороки воли представителя могут служить основанием для признания сделки недействительной. Но указав на то, что содержание воли представителя определяется полномочием, авторы тем самым, повидимому, должны были бы признать, что основным, определяющим является воля представляемого. Однако этого вывода в учебнике нет. Это совершенно понятно, если учесть, что авторы исходят из ставшего традиционным в советской цивилистической литературе объединения в общее понятие представительства отношений, в которых выступают представители дееспособных граждан, и отношений, в которых выступают опекуны, совершая сделки за своих подопечных. Конечно, если объединить эти совершенно различные по своему содержанию отношения, то нельзя говорить о том, что в сделке, заключенной представителем, выражается воля представляемого. В работа проф. С. Н. Ландкофа «Основы гражданского права» дается ответ на вопрос о том, чья воля выражена в сделке, заключаемой представителем. Однако с этим ответом нельзя согласиться. С. Ы. Ландкоф пишет: «Представитель, заключая сделку в интересах другого лица, фактически выражает свою волю, однако эту волю должен признать представляемый. Поэтому юридически считают, что .представитель выражает волю представляемого. Но это — юридическая фикция. Например, представитель несовершеннолетнего или душевнобольного, совершая сделки в интересах последних, выражает свою волю, а не волю представляемого, так как тот совершенно лишен разумной и сознательной воли» 71. Прежде всего нельзя согласиться с допускаемым автором разрывом между фактическим и юридическим содержанием понятия представительства. Советское право такого разрыва не знает так же, как не знает юридических фикций и не нуждается в них. Юридические фикции нужны буржуазному праву, которое в целях демагогии, обмана и идеологической обработки масс пытается, посредством этих фикций, нормы, закрепляющие и усугубляющие отношения эксплуатации, «согласовать» со своими лживыми декларациями о «равенстве», «справедливости» и т. д. Юридические фикции нужны буржуазному праву для того, чтобы придать видимость «законности» грубейшему произволу суда, для того, чтобы открытое принуждение и закабаление трудящихся представлять как результат «свободной воли» закабаляемого, и для других подобных махинаций. Советскому праву, представляющему собой новый, высший тип права, органически чужда юридическая фикция. Советское право стремится к тому, чтобы каждый его институт при регулировании тех или иных общественных отношений наиболее полно и точно выражал и закреплял волю советского народа. Поэтому в советском праве не может быть противопоставления фактического и юридического содержания того или иного института. Положение автора неверно и потому, что оно противоречит фактам. Автор в подтверждение высказанного им положения приводит пример сделки, совершенной представителем недееспособного, не имеющего разумной воли, но в действительности совершение дееспособными гражданами сделок через представителя и совершение. опекунами и попечителями сделок за своих подопечных совершенно различно по своему существу, характеру и значению. В сделках (в частности, в договорах), совершаемых дееспособными гражданами через представителя, выражается прежде всего воля представляемого. Эта воля определяет выбор представителя, объем его полномочий, основные условия сделки, которую должен заключать представитель, а иногда и все подробности этой сделки. Большая или меньшая степень детализации полномочий представителя также зависит от представляемого. Несомненно, и воля представителя имеет большое значение. Для того чтобы возникли отношения представительства, необходимо, чтобы представитель в той или иной форме выразил свою волю, направленную на возникновение этих отношений. Представителем может быть только лицо, обладающее разумной и сознательной волей, дееспособное лицо. Он должен иметь возможность свободно выразить свою волю; если он действовал под влиянием угрозы, заблуждения, обмана, насилия,— сделка, заключенная ям, недействительна. Однако воля представителя непосредственно направлена не на создание тех правовых последствий, которые связаны с заключаемым им договором, а на то, чтобы реализовать волю представляемого, для которого и возникают права и обязанности из договора. Основанием возникновения прав и обязанностей для представляемого является его волеизъявление, выраженное в полномочии, данном им представителю. Это вытекает непосредственно из текста ст. 39 ГК РСФСР72, устанавливающей, что сделки, совершенные представителем от имени представляемого в пределах полномочия, имеют обязательную силу для представляемого и порождают непосредственно для него права и обязанности. Именно полномочие представляемого и является основанием для того, чтобы права и обязанности для него возникли из действий представителя. Сделки, совершенные представителем вне пределов его полномочий, не обязывают представляемого. Таким образом, основанием возникновения прав и обязанностей для дееспособного гражданина, вступающего в договор через представителя, является волеизъявление этого гражданина, получившее свое выражение в установлении полномочий представителя. Это положение выступает очень наглядно и ясно тогда, когда гражданин уполномачивает представителя на совершение определенной сделки на точно указанных представляемым условиях. В этом случае утверждение о том, что в договоре выражена воля представляемого, не вызывает сомнения. Но даже и в более сложном случае так называемой общей доверенности договор, заключенный на основании такой доверенности, выражает волю представляемого. Действительно, выдав такую доверенность, назначив представителя, определив объем его правомочий, гражданин выражает свою волю и соглашается принять на себя права и обязанности, возникающие из действий представителя, на совершение которых он его управомочил. Закон устанавливает ряд положений, направленных на то, чтобы обеспечить осуществление воли представляемого в договоре, заключенном представителем. Ст. 269 ГК снова повторяет положение ст. 39 ГК о том, что действия поверенного создают для доверителя непосредственные права и обязанности, если они совершены согласно доверенности. Эта же статья устанавливает возможность возникновения прав и обязанностей для представляемого, если действия поверенного хотя и совершены не в соответствии с доверенностью, но впоследствии одобрены доверителем. И в этом случае основанием возникновения прав и обязанностей для доверителя является его волеизъявление, хотя и выраженное не заранее, a post factum. Положения ст. ст. 264 и 266 ГК о письменной, а в некоторых случаях о нотариальной форме доверенности, положения ст. 270 ГК о том, что доверитель может во всякое время отменить доверенность, ст. 272 ГК о том, что, по требованию доверителя, поверенный должен немедленно возвратить ему доверенность, и все другие относящиеся к поручению документы, ст. 274 ГК о том, что передоверие может быть во всякое время отменено не только поверенным, выдавшим его, но и доверителем,— все эти нормы направлены на то, чтобы обеспечить представляемому наиболее полную возможность выражения своей воли в действиях представителя. Рассмотрение норм ГК РСФСР и гражданских кодексов других союзных республик о представительстве неизбежно приводит к выводу, что без волеизъявления представляемого дееспособного гражданина для него не возникают права и обязанности. В договоре, заключаемом дееспособным гражданином через представителя, выражена воля представляемого. Она может быть выражена конкретно и детально: представляемый сам может установить все условия договора. Она может быть выражена в более общей форме: представляемый может доверить представителю установление условий договора, выбор контрагента и т. д. Но и в этом случае основанием для обязательства представляемого является его волеизъявление. Совершенно иначе обстоит дело тогда, когда сделки совершаются представителями недееспособных лиц. В этом случае закон не признает у представляемого наличия разумной и сознательной воли, которая могла бы направлять его действия в гражданском обороте. Именно отсутствие этой воли является причиной того, что данное лицо недееспособно. Социалистическое государство, проявляющее особую заботу о детях, руководствующееся в своей заботе о гражданах высокими принципами коммунистической морали, устанавливает ряд норм, направленных на то, чтобы интересы недееспособных граждан были полностью защищены, чтобы лица, которым доверена высокая обязанность воспитания детей или уход за больными, признанными вследствие своего психического состояния недееспособными, действовали исключительно на пользу своих подопечных. Вопрос о распоряжении опекунами и попечителями имуществом подопечных не является самостоятельным вопросом. Его разрешение зависит от разрешения основного вопроса — кому доверяется забота о том или ином недееспособном (ребенке или душевнобольном). Законом на родителей возлагается обязанность заботиться о своих несовершеннолетних и нетрудоспособных детях, содержать их. Родители несут ответственность за исполнение этих обязанностей (см. ст.ст. 33, 41, 42 Кодекса законов о браке, семье и опеке РСФСР и соответствующие статьи брачно-семейных кодексов других союзных республик). В случае невыполнения родителями своих обязанностей в отношении детей, суд может вынести решение о лишении родителей родительских прав, об отобрании детей от родителей и- о передаче детей на попечение органам опеки и попечительства. Во всех тех случаях, когда забота о детях не может быть осуществлена родителями или усыновителями, социалистическое государство устанавливает такой порядок, при котором интересы детей, забота о них, их воспитание доверяются лицам, сумеющим обеспечить надлежащее выполнение этих почетных и сложных обязанностей. Так же тщательно отбираются лица, которым можно доверить уход и заботу о совершеннолетних, полностью или частично недееспособных. Социалистическое государство систематически контролирует деятельность всех этих лиц, проверяет, как они осуществляют свои обязанности. Советский закон гласит: «Опека и попечительство] устанавливаются для защиты личности недееспособного, его законных прав и интересов, а равно для охраны имущества в случаях, законом предусмотренных» (ст. 68 КЗоБСО РСФСР73). Ст. 79 названного Кодекса устанавливает: «Опекун над несовершеннолетним обязан заботиться о воспитании его, обучении, подготовке к общественно-полезной деятельности. Опекун над душевнобольным или слабоумным обязан принять меры к лечению и содержанию его в условиях, соответствующих состоянию здоровья подопечного». По советскому праву опекун — это лицо, на котором лежит весь комплекс обязанностей по уходу, воспитанию, заботе о подопечном. Закон устанавливает строгие требования «в отношении личности опекуна. Определенные категории лиц по закону не могут быть назначаемы опекунами и попечителями (ст. 77 КЗоБСО РСФСР). Лица, в отношении которых может возникнуть предположение о том, что они ненадлежащим образом будут исполнять свои обязанности, самим законом не допускаются к исполнению обязанностей опекуна и попечителя. Но закон не ограничивается отстранением определенного круга лиц от осуществления обязанностей опекуна или попечителя. Для того чтобы доверить выполнение этих обязанностей тому или иному гражданину, закон предъявляет ему ряд положительных требований. Согласно ст. 76 КЗоБСО РСФСР: «При выборе- опекуна и попечителя должны быть приняты во внимание личные свойства, способность к несению соответствующих обязан ностей, отношения, существующие между данным лицом и подлежащим опеке и попечительству...» Управление имуществом подопечных, совершение сделок в отношении этого имущества осуществляются опекуном в ходе выполнения им всех своих обязанностей. Заключая эти сделки, опекун выступает как лицо, воля которого заменяет отсутствующую волю подопечного и направлена на защиту интересов и охрану прав подопечного. В целях наилучшей защиты этих интересов и прав закон запрещает опекуну совершение без согласия органов опеки и попечительства некоторых видов сделок, которые могли бы уменьшить имущество подопечного. Что касается остальных сделок, то здесь, по формулировке закона, «опекун может совершать все сделки, которые мог бы совершить сам подопечный, если бы обладал дееспособностью...» (ст. 86 КЗоБСО). Таким образом, опекун, выполняя свои ответственные и разносторонние обязанности, может заключать и необходимые в связи с выполнением этих обязанностей сделки, заменяя в них недееспособного подопечного. В договорах, как и в других сделках, совершаемых опекунами в отношении имущества их подопечных, выражается воля только одного лица — опекуна; у недееспособного подопечного закон не признает наличия разумной и сознательной воли, которая могла бы создавать правовые последствия. Это существенно отличает отношения, возникающие при совершении сделок опекунами от имени их недееспособных подопечных, от сделок, совершаемых дееспособными гражданами через представителей. Объединение этих совершенно различных по своему характеру отношений в единый институт представительства не находит основания и в действующем праве. Отношения представительства регулируются нормами гражданских кодексов. При этом в ст. 38 ГК (и соответствующих статьях гражданских кодексов союзных республик) подчеркивается: «Лица дееспособные могут совершать сделки и через избранных ими представителей....» Нормы, регулирующие отношения поручения и доверенности, связанные с представительством, как следует из всего их контекста, имеют в виду представительство дееспособных лиц. Отношения, возникающие при совершении сделок опекунами и попечителями от имени своих подопечных, регулируются КЗоБСО РСФСР и соответствующими кодексами других союзных республик. Закон устанавливает, что: «Опекуны от имени и в интересах подопечных осуществляют права и выполняют обязанности последних» (ст. 69 КЗоБСО РСФСР). Таким образом, опекуны приобретают права и обязанности, хотя и принадлежащие подопечному, но которые они должны осуществлять и выполнять сами, вместо подопечного, до тех пор, пока продолжаются отношения опеки. В тех немногих случаях, когда в законе применяется термин «представитель» и в отношении лиц, выступающих в интересах своих недееспособных или частично дееспособных подопечных, этот термин употребляется не в смысле представительства в сделке. Так, ст. 9 ГК устанавливает, что несовершеннолетние, достигшие четырнадцати лет, могут совершать сделки с согласия своих законных представителей (родителей, усыновителей, опекунов или попечителей). Однако термин «представитель» здесь употреблен не в смысле представительства в сделке, так как в числе «законных представителей» названы попечители, которые представителями своих подопечных не являются. Это видно и из того, что речь идет именно не о представительстве в сделках, а о разрешении частично дееспособным самим вступать в сделки. Таким образом, ни содержание отношений, ни нормы действующего права не дают оснований для того, чтобы объединять в общее понятие представительства отношения, возникающие при заключении договоров представителями дееспособных граждан, и отношения, возникающие при заключении договоров опекунами недееспособных за своих подопечных. В советской цивилистической литературе С. Н. Братусем высказывалось совершенно правильное мнение о том, что мелкие бытовые сделки, совершаемые недееспособными для удовлетворения их элементарных материальных и культурных потребностей и исполняемые при самом их совершении, должны быть узаконены будущим общесоюзным Гражданским кодексом1.