К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ВЕЩНЫХ И ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕННЫХ ПРАВООТНОШЕНИЙ. М.И. Брагинский
Деление на «вещное» и «обязательственное», которое берет начало в римском праве, сохранило значение прежде всего в законодательстве континентальных европейских стран. И если в кодексах, построенных по институционной системе (пример – французский Гражданский кодекс), это деление проявляется не столь явственно, то в кодексах, использовавших пандектную модель, – от Германского гражданского уложения и до гражданских кодексов Российской Федерации, оно имеет основополагающее значение. Один из центральных разделов гражданских кодексов Российской Федерации составлял и составляет раздел «Обязательственное
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 113
право» с его обширным (обособленным или не обособленным) «правом договорным».
Вместе с тем ГК РСФСР 1922 г. имел и весьма емкий раздел «Вещное право», который объединил право собственности, право залога и право застройки. В Кодексе 1964 г. по ряду причин, скорее идеологических, чем юридико-технических, вещное право было сведено к праву собственности. Но уже в действующем Кодексе вещное право оказалось восстановленным. При этом в соответствующем разделе (разделе II ГК) в состав перечня вещных прав включено право собственности, а с ним такие права, как пожизненное наследуемое владение и постоянное (бессрочное) пользование земельным участком, сервитуты, права хозяйственного ведения и оперативного управления имуществом.
Соответствующая статья ГК (ст. 216) сделала этот перечень незамкнутым, открытым.Обязательственное право в новом ГК составляет содержание уже двух разделов Кодекса, один из которых посвящен общим положениям обязательственного права (раздел III), а другой – отдельным видам обязательств (раздел IV).
Вместе с тем деление на «вещное» и «обязательственное» приходится проводить применительно и к другим институтам ГК. В частности, оно должно найти отражение в будущей третьей части Кодекса. Имеются в виду один из самых древних институтов – «наследственное право» и один из самых молодых – «интеллектуальная собственность» («исключительные права»).
Смысл любой классификации состоит в конечном счете в том, что соответствующее понятие относят к определенной группе, имея в виду, что оно обладает родовыми признаками этой группы, и одновременно то, что в нем отсутствуют родовые признаки, присущие другим группам.
Однако на практике приходится часто сталкиваться с тем, что определенное понятие одновременно обладает набором свойств (признаков), присущих разным группам. А в результате наряду с основными группами, появляется третья, смешанная.
Применительно к гражданскому праву наиболее убедительно это было показано в литературе на примере абсолютных и относительных правоотношений[1]. Примером правоотношений смешанной группы при таком делении может служить доверительное управле-
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 114
ние. Отношения между доверительным управляющим и его контрагентом – учредителем управления носят относительный характер, но благодаря тому, что доверительный управляющий получает по отношению к переданному имуществу правомочия собственника (ст. 1020 ГК), соответствующее правоотношение приобретает черты абсолютного.
Учитывая возможность существования смешанных правоотношений, О.С. Иоффе полагает, что деление на абсолютные и относительные правоотношения «носит в высшей степени условный характер»[2].
Однако, несмотря на столь резко негативное отношение к указанному делению, О.С. Иоффе признает его практическое значение, поскольку закон формулирует различные правила для абсолютных и относительных правоотношений, вследствие чего «такая классификация имеет под собой определенные разумные основания»[3].Сходная ситуация характеризует и деление правоотношений на вещные и обязательственные. В самом общем виде различие между теми и другими правоотношениями усматривают в том, что вещные правоотношения имеют своим предметом вещь, носят абсолютный характер, а будучи связаны с вещью, следуют за ней и, наконец, предполагают активность носителя права и одновременно пассивность тех, кто ему противостоит. Для обязательственных правоотношений характерно то, что их предметом служит действие определенного лица (должника), они являются относительными, следуют за должником и предполагают активность этого последнего, противостоящего управомоченному лицу – кредитору.
Часть складывающихся в гражданском обороте правовых связей действительно отвечала перечисленным признакам либо вещных, либо обязательственных правоотношений. И все же безусловно большинство гражданских правоотношений является смешанными «вещно-обязательственными».
Существование таких правоотношений удачно, на наш взгляд, продемонстрировал в работе, написанной на основе уже действующего Кодекса, Ю.К. Толстой. Речь идет о том, что автор вначале выделяет признаки, индивидуализирующие вещное право. К ним
относится то, что оно «носит бессрочный характер, объектом этого права является вещь, требования, вытекающие из вещных прав, подлежат преимущественному удовлетворению по сравнению с требованиями, вытекающими из обязательственных прав; вещному праву присуще право следования или вещные права пользуются абсолютной защитой»[4]. Однако вслед за этим, прослеживая один за другим проявления каждого из этих признаков, Ю.К. Толстой убедительно доказывает, что могут существовать вещные правоотношения, лишенные каких-либо из указанных им признаков, как и, напротив, обязательственные правоотношения, которым такие признаки присущи[5].
На первый взгляд, может показаться, что наличие смешанных правоотношений вступает в противоречие с весьма четким разделением вещного и обязательственного права в ГК. Однако, как показал М.М. Агарков главным образом на примере связанной с парой «вещные – обязательственные» другой пары «абсолютные – относительные правоотношения», соответствующее смешение касается исключительно правоотношений и не затрагивает существующего четкого разграничения самих норм[6].
Проследить смешение вещного с обязательственным можно уже на примере основного обязательственного правоотношения – договорного.
Общепризнано, что обязательство, в том числе порожденное договором, в большинстве случаев направлено на переход вещи от одного лица к другому При этом указанный переход осуществляется в результате исполнения одним из контрагентов – должников своей обязанности. Так происходит в договоре купли-продажи, когда продавец во исполнение лежащей на нем обязанности передает имущество в собственность контрагенту – покупателю. Аналогичная обя-
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 116
занность может лежать и на обеих сторонах. Так происходит, например, при договоре мены Из данного договора вытекает обязанность каждой из сторон передать имущество контрагенту в собственность и корреспондирующее ей право требовать предоставления эквивалента переданного имущества
Подобная конструкция целиком отвечает Бирлинговской концепции объектов правоотношений двух родов. В данном случае объектом первого рода служат действия обязанного лица, а роль объекта второго рода выполняет вещь, которая в результате такого действия должна быть передана (либо изготовлена и передана)[7].
Однако не все договоры укладываются в указанную схему и далеко не всегда передача вещи на основе договора представляет собой исполнение обязательства должником. Определенное распространение получили договоры, которые самим фактом своего создания порождают у контрагента вещное право, прежде всего право собственности.
В соответствующих случаях передача вещи происходит на стадии возникновения договора, а не его исполнения Имеются в виду так называемые вещные договоры, объектом которых служат не действия обязанного лица, а непосредственно соответствующие вещи, как это вообще свойственно правоотношениям вещным[8].Вещный договор по своему характеру схож с реальным «договором». Именно таким договорам присуще отсутствие разрыва во времени между заключением договора и возникновением порожденного им вещного права. Следовательно, действия стороны, которые выражаются в передаче вещи контрагенту, являются разновидностью актов, с которыми связано возникновение обязательства, а не его исполнение. Имеется, таким образом, в виду
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 117
невозможность ситуации, при которой вещь еще не передана, а договор уже заключен.
Рожденное из вещного договора право, в отличие от остальных, возникающих из обязательственных договоров, имеет своим непосредственным предметом вещь И как таковое это право является с самого начала не относительным, а абсолютным.
Несомненный интерес представляют соображения, высказанные по поводу сущности такого рода договоров Г.Ф. Шершеневичем: «В громадном большинстве случаев договор направлен к установлению обязательственного отношения, так что договор и обязательство чаще всего находятся в связи как причина и следствие. Однако область договора выходит за пределы обязательственных отношений как в свою очередь и обязательства могут иметь в своем основании не договор, а другой юридический факт, правонарушение, неосновательное обогащение. Договор лежит в основании брака, которым создаются права личной власти, в основании передачи вещи, которою создается вещное право (вещный договор), – такой договор обязательственного отношения не создает»[9].
С изложенных позиций вызывает интерес продолжающаяся на протяжении многих лет дискуссия о природе договора дарения Так, в свое время К.П.
Победоносцев усматривал смысл дарения в перенесении права собственности одним лицом на другое в момент достижения согласия сторонами[10]. Его оппонентом выступил Г.Ф Шершеневич[11], утверждавший, что дарение не всегда совпадает с моментом соглашения и тогда между дарителем и одаряемым устанавливается обязательственное отношение. Совершенно очевидно, что такого рода возражения были им направлены на превращение дарения из реального в консенсуальный договор. Таким образом, оказывается, что и Г.Ф. Шершеневич, и все другие авторы, разделявшие его взгляды, считали, что в договоре дарения момент перехода права собственности не всегда совпадает с моментом достижения соглашения и тогда между дарителем и одаряемым устанавливаются обязательственные правоотношения. Но это-то как раз и присуще консенсуальному договору, в отличие от реального, который имел в виду К.П. Победоносцев.ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 118
В послереволюционный период вопрос о природе договора дарения обсуждался применительно к гражданским кодексам 1922 г и 1964 г. В первом из них указанный договор определялся как «договор о безвозмездной уступке имущества» Обращая внимание на его особенность, К А Граве ограничился указанием на то, что этот договор является безвозмездным и односторонним Вопрос о реальном или консенсуальном характере договора им не поднимался[12].
Интересны в этой связи взгляды О.С. Иоффе применительно к тому же Кодексу 1922 г. Он обращал внимание на то, что если бы дарение было признано реальной сделкой, то речь пошла бы о весьма своеобразном договоре, который вообще не порождает никаких обязательственных правоотношений для его контрагентов В самом деле передача вещи означала бы совершение сделки, и потому никаких обязанностей для дарителя возникнуть не могло бы, а одаряемый также не является обязанным «ввиду одностороннего договора дарения»[13].
На наш взгляд, подобный тупик образовался в связи с тем, что конструкция вещного договора не была доведена до конца. Все дело, очевидно, в том, что вещный договор в принципе не предполагает какого-либо обязательственного правоотношения. Его функция ограничивается тем, что это договор-сделка. И как таковая он не укладывается в рамки, обычные для классификации договоров Это относится, в частности, к делению договоров-правоотношений (и только их1) на односторонние и двусторонние. Характеристика односторонности и двусторонности сделки (в том числе, договора-сделки) имеет, как хорошо известно, совсем иное значение.
Представляется, что фактически Кодекс 1922 г. воспринял позицию Свода законов гражданских, который подобно Французскому ГК (см титул II книги III) вынес дарение за рамки договоров и рассматривал его как одно из оснований «приобретения и укрепления прав на имущество в особенности» (глава 1 раздела 1 книги третьей части 1 тома X).
Ситуация изменилась в ГК 1964 г, который отразил общую тенденцию регулирования договорных отношений. При этом учитывалось, как подчеркивал С.А. Хохлов, что «регулирование договорных обязательств в Кодексе является одной из основных
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 119
предпосылок стабилизации правил поведения участников экономического оборота»[14]. Это нашло свое отражение в таком в общем-то нетипичном для товарных отношений договоре, как дарение.
Статья 256 ГК предусмотрела, что по такому договору одна сторона передает другой безвозмездно имущество в собственность. Заключение договора дарения тем самым связывалось с моментом передачи вещи. Анализируя новый вариант дарения, О.С. Иоффе воспроизвел прежде всего собственную аргументацию против признания договора консенсуальным. О.С. Иоффе отметил одновременно и те трудности, с которыми пришлось бы столкнуться при отнесении дарения к числу реальных договоров. И тогда был приведен ряд убедительных аргументов в пользу вывода о том, что дарение является именно вещным договором[15].
Спорным нам кажется лишь то, что О.С. Иоффе, как и К. А. Граве, считал необходимым при конструкции вещного договора отнести дарение, на что уже обращалось внимание, к числу односторонних договоров. В подтверждение этого вывода приводился следующий аргумент: «Одаряемый становится собственником имущества, не принимая на себя каких-либо обязанностей перед дарителем, который, в свою очередь, уступает право собственности одаряемому, не приобретая каких-либо прав»[16]. Однако приведенное положение, думается, позволяет лишь сделать вывод о том, что у дарителя не возникает никаких прав. Но остается выяснить, какие именно обязанности дарителя корреспондируют праву одаряемого, наличие которого позволило считать договор односторонним? Если речь идет об обязанности передать дар, то тогда исключается полностью возможность использовать конструкцию вещного договора. Дарение превращается в общий консенсуальный договор. Однако это заведомо не укладывалось в рамки, установленные Кодексом 1964 г.
Правовое регулирование дарения в действующем Гражданском кодексе отличается существенными особенностями. Статья 572 ГК называет дарением договор, по которому «одна сторона (даритель) безвозмездно передает ... другой стороне (одаряемому) вещь в собственность». Указанная конструкция, в частности, обладает той осо-
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 120
бенностью, что отмена дарения невозможна (ст. 575 ГК). Налицо, следовательно, обычный вещный договор.
В то же самое время статья 572 ГК называет дарением и такой договор, в котором «одна сторона (даритель) безвозмездно... обязуется передать другой стороне (одаряемому) вещь в собственность либо имущественное право (требование) к себе или к третьему лицу, либо ... обязуется освободить ее от имущественной обязанности перед собой или перед третьим лицом». В этом втором варианте, при котором дарение носит консенсуальный характер, есть все основания рассматривать этот договор как сделку (юридический факт) и как определенное обязательственное правоотношение. При этом важно подчеркнуть, что только при консенсуальном договоре дарение может рассматриваться как обычный односторонний договор. В подтверждение можно обратиться к главе 32 Кодекса[17]. Все статьи этой главы, действительно посвященные содержанию договора (правам и обязанностям его сторон), относятся лишь к консенсуальному договору дарения. Общими для консенсуального и вещного договора являются только статьи, в которых идет речь о возможности и порядке заключения договора, а также о случаях возврата дара.
Существующие вещные договоры не укладываются, в отличие от реальных, в рамки обязательственных правоотношений и соответственно могут рассматриваться как одно из проявлений проникновения вещных элементов уже в обязательственное правоотношение.
Вещный договор отличается не только от консенсуального, но и от реального договора. Имеется в виду, что реальные договоры относятся к категории обязательственных. Это означает, что такие договоры, хотя и возникают с передачей вещи, вместе с тем порождают обычное обязательственное правоотношение с наличием у сторон соответствующих прав и обязанностей. Примером могут служить договоры ренты в различных их вариантах, а также договор доверительного управления имуществом[18].
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 121
Отмеченная тенденция к смешению вещных и обязательственных элементов не исчерпывается выделением вещных договоров. Это стало особенно ясным в период разработки проекта Гражданского уложения России. Одну из наиболее широких дискуссий тогда вызвали две статьи проекта, в которых были выражены применительно к обязательствам черты, присущие вещно-правовым способам защиты. Речь идет о статьях 133 и 134 проекта». Первая из них предусматривала, что «Веритель в случае неисполнения должником обязательства, имеющего предметом передачу особливо определенного имущества, вправе просить суд об отобрании имущества от должника и передачи ему, верителю». Вторая, которая подобно первой обладает элементами вещно-правового характера, указывала на то, что «в случае неисполнения должником обязательства, имеющего предметом совершение действия, для которого не требуется личного участия должника, веритель вправе с разрешения суда совершить действие за счет должника. Разрешение суда не требуется, когда совершение верителем за счет должника действия представляется не терпящим отлагательства».
Одним из наиболее активных противников включения соответствующих норм был И.Н. Трепицын. Он утверждал, что тем самым составители проекта вступили по этому вопросу «на совершенно ложный путь», допустив в «обязательствах принудительную передачу их» (вещей – М.Б.). Авторы проекта были обвинены в том, что они совершенно неправильно приписывают «обязательствам такую силу, которая принадлежит только правам вещным»[19].
Сходные сомнения, но уже адресованные не авторам проекта Гражданского уложения, а Сенату, высказывал Г.Ф. Шершеневич. Смысл их сводился к следующему: «Так как активный субъект имеет право на действие пассивного субъекта, а не на его личность или волю, то он не может выражать исполнение при помощи собственных сил или при содействии правительственных органов»[20]. Соот-
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 122
ветственно в качестве особенности обязательственного права, в отличие от права вещного, было указано на то, что кредитор «имеет только право требовать от должника исполнения, с угрозой взыскать со всего его имущества, ценность неосуществленного интереса». Тем самым, в отличие от приведенных статей проекта, Г.Ф. Шершеневич также отвергал возможность обращения взыскания на имущество должника без его личного участия[21].
Противоположную позицию, направленную на поддержку проекта, занимал И.А. Покровский. По поводу приведенных взглядов он писал: «С этим мнением согласиться невозможно. Требование кредитора о передаче ему in natura купленной вещи, раз она находится в руках должника, или о передаче ему сданной квартиры, раз она еще никем не занята, опирается, конечно, не на его вещное право, которого у него нет, а на его обязательственное право, в силу которого должник обязан к такой передаче»[22].
Таким образом, прямой вывод из приведенного положения И.А. Покровского сводится к следующему: субъективное, обязательственное по природе, право способно к защите его с помощью средств, сходных с теми, которые применяются к такому же субъективному, но иному по своей природе – вещному – праву.
Новый ГК пошел в соответствующем вопросе по пути проекта Гражданского уложения России. Имеется, в частности, в виду, что в главе 25 «Ответственность за нарушение обязательств» содержится статья 398 ГК, предоставляющая кредитору в обязательстве, предметом которого служит передача ему индивидуально-определенной вещи в собственность, хозяйственное ведение или в оперативное управление или в возмездное пользование, возможность защиты путем непосредственного предъявления требований о передаче вещи в натуре. Таким образом, речь идет о применении способов защиты, однотипных виндикационному иску, представляющему собой требование невладеющего собственника к владеющему несобственнику об отобрании вещи.
Вещно-правовой элемент проявляется в данном случае в том, что здесь реализация защитного требования не предполагает каких-либо действий со стороны должника. Притом, если в обязательственном праве это может быть сделано только на стадии охранительной (обращение взыскания на имущество должника в
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 123
силу решения суда, вызванного нарушением контрагентом своих договорных обязанностей), то в данном случае речь идет о стадии регулятивной.
Без действия должника может быть удовлетворено требование кредитора в случае, предусмотренном статьей 397 ГК. Имеется в виду возможность для кредитора (при неисполнении должником обязательства изготовить и передать вещь в собственность, в хозяйственное ведение, в оперативное управление, передать вещь в пользование кредитору либо выполнить для него определенную работу или оказать ему услугу) в разумный срок поручить исполнение обязательства третьим лицам за разумную цену либо выполнить его собственными силами и потребовать от должника возмещения понесенных необходимых расходов и иных убытков. За пределами действия этой статьи находятся ситуации, при которых «иное» вытекает из закона, иных правовых актов, договора или существа обязательства.
В рассмотренных выше случаях речь шла о возможности использовать вещно-правовые элементы в обязательственном правоотношении.
В современном гражданском праве в гораздо большем объеме, чем ранее, проявляется прямо противоположная тенденция: «в вещно-правовых конструкциях проявляют себя обязательственно-правовые элементы»[23]. Это находит подтверждение, в частности, в основном вещно-правовом институте – праве собственности. Имеется в виду, что признание объектом соответствующего правоотношения «вещи» становится в ряде случаев слишком узким. Речь идет о том, что хотя в принципе вещным правоотношениям присущи такие особенности, в частности, как «следование права за вещью», а равно возможности использования таких средств защиты, как виндикационные и негаторные требования, эти же правоотношения могут включать в себя определенные права на действия второй стороны в правоотношении.
В Риме указанное обстоятельство отразилось прежде всего на расширенном представлении о понятии «вещь», которое охватывало, помимо собственно «вещи», также и права. Это, среди прочего,
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 124
породило представление о делении вещей на res corporales (вещи телесные) и incorporates (вещи бестелесные)[24].
Подтверждение того, что объектом права собственности или иного вещного права в ряде случаев может служить обязательственное по своей природе право и тем самым создается конструкция «права на право», можно найти в ряде статей нового Гражданского кодекса. В частности такой общепризнанный объект права собственности (вещного права) представляет собой имущественный комплекс – предприятие, который включает наряду с земельными участками, зданиями, сооружениями, оборудованием, инвентарем, сырьем, продукцией, те же «права требования, долги, а также права на обозначения, индивидуализирующие предприятие, его продукцию, работы и услуги (фирменное наименование, товарные знаки, знаки обслуживания) и другие исключительные права» (ст. 132 ГК). При этом именно в данном своем качестве предприятие выступает как объект договора продажи (ст. 559 ГК)[25]. Во многих случаях применительно к объектам вещных прав используется термин «имущество» в значении, охватывающем «вещи» и «права» (см., в частности, ст. 128). Поэтому весьма актуальным является замечание Р. Саватье: «По мере того, как в юридической технике начали появляться абстрактные имущества, первоначальный смысл «право собственности» был в действительности расширен. Этим словом хотят продолжать обозначать совокупность наиболее полную и наиболее абсолютную всех прав, которые можно иметь в отношении вновь возникших бестелесных имуществ... Мы вынуждены говорить о праве собственности для того, чтобы указать на полноту прав...»[26].
Вопрос о соотношении вещного и обязательственного права был недавно поднят в литературе в связи с оценкой статьи 48 действующего Кодекса. Речь идет о той ее части, в которой отмечается: «Юридическим лицом признается организация, которая имеет в собствен-
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 125
ности, хозяйственном ведении или оперативном управлении обособленное имущество и отвечает по своим обязательствам этим имуществом ...».
По мнению В.А. Рахмиловича, в приведенной норме не учитывается существование юридических лиц (инвестиционных институтов и т.п.), которые вообще «не имеют имущества на правах собственности, хозяйственного ведения или оперативного управления. Все их имущество может состоять в средствах на счетах в банках, а помещение и оборудование они арендуют»[27]. Тот же автор в другой работе приходит к аналогичному выводу: «Некоторые формулировки ст. 48 ГК «Понятие юридического лица» следует признать не вполне удачными. Обращаясь к первому и основному признаку этого понятия – имущественному обособлению, п. 1 ст. 48 прямо перечисляет те правовые формы – три вещных права, в которых выражается это обособление, и говорит, что юридическое лицо отвечает по своим обязательствам именно этим имуществом; о других допустимых правовых формах имущественного обособления статья умалчивает. Все это по меньшей мере неточно. Имущество юридического лица далеко не исчерпывается вещными объектами и вещными правами, и не это имущество служит главным объектом его ответственности. Обычно им являются денежные средства на банковских счетах, т.е. принадлежащие юридическому лицу обязательственные права. Именно этим имуществом юридическое лицо, как правило, и отвечает. Оно вообще может не иметь ни одного из вещных прав, перечисленных в п. 1 ст. 48, и это не может служить основанием для непризнания его юридическим лицом и отказа в регистрации в качестве такового, хотя текст. п. 1 дает для этого определенные основания. Имущество юридического лица может состоять в деньгах на счетах, в правах так называемой интеллектуальной собственности и т.п., а оборудование (инвентарь) и помещение оно может арендовать. Права, перечисленные в п. 2 ст. 48, не должны рассматриваться как необходимые и исключительные формы имущественного обособления юридического лица. Наличие этих прав – достаточный, но не необходимый признак. Он может отсутствовать при наличии признаков иных правовых форм имущественного обособления»[28].
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 126
С приведенными взглядами трудно согласиться. Полагаем, что автор прошел мимо отмеченной выше тенденции обязательственного права к его смешению с правом вещным. В частности, в данном случае не учитывается, что независимо от характера права лица на переданное ему имущество, в том числе и в целях образования нового юридического лица (идет ли речь о носителе права собственности, хозяйственного ведения или оперативного управления либо обязательственного права на соответствующее имущество), тот, кто получил такое имущество, становится его собственником (носителем иного вещного права). И соответственно, если статья 48 ГК говорит об обособленном имуществе и обращении взыскания на него, то она в равной мере имеет в виду и права (в том числе обязательственные), и вещи, не делая в указанном смысле различия между теми и другими. Следовательно, когда статья 35 Конституции провозглашает – «право частной собственности охраняется законом» и «никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда», – имеется в виду, что в необходимых случаях объектом защиты являются не только вещные, но в такой же мере и обязательственные права, включая права лица, обладающего частной собственностью на находящиеся на счете в банке денежные средства.
Соответствующий вывод может быть сделан и на основе ряда других статей ГК. Так, например, когда в главе 15 ГК («Прекращение права собственности») идет речь об основаниях «конфискации», то «безвозмездное изъятие у собственника имущества по решению суда» (ст. 243 ГК) охватывает в равной мере и вещи, и обязательственные права по поводу вещей (в том числе все те же права на средства, находящиеся в банке). Наконец, можно взять пример из смежной области. Так, пункт 4 статьи 38 Семейного кодекса РФ от 29 декабря 1995 г.[29] предусматривает, что при разделе общего имущества супругов суд определяет, какое имущество подлежит передаче каждому из супругов. Вряд ли есть основания ставить под сомнение необходимость для суда, производя раздел собственности, включать в нее и принадлежащие супругам права, в частности на деньги, находящиеся на счете в банке, т.е. права требовать от банка соответствующей суммы. Это же относится и ко всем остальным нравам обязательственного характера (например, возникшим из любого иного долга)[30].
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 127
Отмеченное обстоятельство – право собственности имеет объектом не только вещи, но и права – является едва ли не общепризнанным. В качестве примера можно сослаться, помимо О.С. Иоффе, чьи положения на этот счет уже приводились выше, и на другие работы, представляющие собой как дореволюционную литературу (И.А. Покровский[31]), так и современную (М.М. Агарков[32] и Ю.К. Толстой[33]).
Существующее на практике переплетение в одних и тех же конструкциях вещно-правовых и обязательственно-правовых элементов можно проиллюстрировать и на некоторых других примерах. Один из них – залог. Независимо от того, какую позицию занимают авторы в вопросе о природе соответствующего права, признавая его вещным либо обязательственным, и те, и другие усматривают наличие в регулировании залога вещно-правовых и обязательственных
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 128
элементов. Не случайно, создавая в принципе одну и ту же конструкцию залога как особого способа обеспечения обязательств, построенного на одноименном договоре, гражданские кодексы в нашей стране колебались при определении его места в своей структуре. Так, ГК 1922 г. включил залог в раздел «Вещное право», а ГК 1964 г. и новый Гражданский кодекс – в «Обязательственное право»[34].
Соединение вещных и обязательственных элементов явилось необходимым для использования конструкции ценных бумаг, при которой, с одной стороны, речь идет о праве собственности на соответствующий объект (вексель, акцию, облигацию и др.) как на вещь, а с другой, – об обязательственном, рожденном главным образом из договора праве, принадлежность которого лицу подтверждается ценной бумагой. Наиболее полно подобное смешение проявляет себя применительно к ценным бумагам на предъявителя с присущей им некоторой неопределенностью фигуры носителя права.
Гражданский кодекс 1994 г. впервые уделил ценным бумагам специальную главу в подразделе 3 «Объекты гражданских прав».
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 129
Кроме того, нормы о ценных бумагах содержатся в статьях, посвященных вещам. При этом статья 130 ГК относит без всяких оговорок ценные бумаги к движимым вещам, а статья 302 ГК, хотя и исключает возможность виндицирования ценных бумаг, но делает это в одной строке с деньгами. Можно указать также на то, что, как и другие вещи, ценные бумаги могут быть и предметом договора хранения (ст. 921 ГК). В то же время предметом договора о залоге признается не ценная бумага, а удостоверенное ею право (ст. 338 ГК) Движение ценной бумаги происходит в формах, предусмотренных для движения выраженных в ней прав (ст. 146 ГК). Наконец, в рамки представления о ценной бумаге вместились «бездокументарные ценные бумаги», о которых идет речь, в частности, в статье 149 ГК. В заключение следует отметить, что отказ от конструкции «смешанных правоотношений» вообще, применительно к вещным и обязательственным, в частности, и связанное с этим исключение из числа возможных объектов собственности – прав на действия вынудил бы законодателя прийти к необходимости внести существенные изменения в регулирование различных по характеру отношений и одновременно, существенно сузил бы гарантии, предоставляемые собственнику как таковому и его кредиторам.
ГК России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский; – М.,Родос, 1998. С. 130
[1] См.: Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. – М.,1940, с. 23 и сл. (Ученые труды ВИЮН, вып. 3); Иоффе О.С. Советское гражданское право. Курс лекций: Учебное пособие для юридических высших учебных заведений / ЛГУ им. А.А. Жданова. – Ч. 1: Общая часть. Право собственности Общее учение об обязательствах – Л., 1958, с. 75 и сл.; Райхер В.К. Абсолютные и относительные права: К проблеме деления хозяйственных прав). – Известия экономического факультета (Ленингр. политехнический Ин-т. им. М.И.Калинина), 1928, вып. 1. Иоффе О.С. Советское гражданское право, ч. 1, с. 75. Там же, с. 75 – 76.
[2] Гражданское право- Учебник / Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева, С-Петерб. Гос. унив. – М.,1996, с. 286.
[3] Такой же позиции еще ранее придерживался О.С. Иоффе.
[4] Отвергая в принципе деление прав на вещные и обязательственные со ссылкой главным образом на то, что ко времени издания его работы Кодекс фактически свел все вещное право к одному лишь праву собственности, он указывает на следующее «Мы не будем касаться вопроса о том, в какой мере подобная классификация гражданских прав оправдана теоретически, в какой степени приведенные признаки действительно позволяют отграничить друг от друга права вещные и обязательственные».
[5] См.: Иоффе О С Советское гражданское право, ч 1, с. 76.
[6] Агарков М.М. Указ. Соч., с. 31.
[7] См. в частности, о концепции объектов первого и второго рода (объекты первого рода – человеческие действия, а второго – вещи, на которые должны быть направлены указанные действия). Иоффе О. С. Правоотношение по советскому гражданскому праву / ЛГУ им. А.А. Жданова, Ин-т. экономики, философии и права – Л., 1949, с. 76 и сл., а также. Агарков М.М. Указ. соч., с. 22.
[8] В советской литературе о вещных договорах, т.е. о договорах, порождающих право на вещь не в результате действий обязанных лиц, как это имеет место, например, при подряде, купле-продаже и т.п., а непосредственно, упоминается крайне редко. Одно из таких упоминаний см. Кабалкин А.Ю. Общие положения о договорах (глава 19) – В кн. Советское гражданское право. Учебник для юридических институтов и факультетов/ Отв. ред. В.А. Рясенцев –TI. –М., 1965, с. 439.
[9] Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права -II-е изд. -Т II – М., 1915, с. 72.
[10] Победоносцев К.П. Курс гражданского права – 2-е изд. – Ч. III. Договоры и обязательства – СПб , 1890, с. 36.
[11] Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права, II-е изд., с. 127.
[12] Отдельные виды обязательств / Под ред. К.А. Граве, И.Б. Новицкого, Всесоюзн ин-тюрид наук – М.,1954, с. 126 (Курс сов гражданского права).
[13] Иоффе О.С. Советское гражданское право – Ч.2. Отдельные виды обязательств -Л, 1961, с. 126.
[14] Хохлов С. А. Концептуальная основа проекта части второй Гражданского кодекса – В кн.: Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть вторая: текст, комментарии, алфавитно-предметный указатель / Под ред. О.М. Козырь, А.Л. Маковского, С.А. Хохлова; Исследовательский центр частного права. – М.,1996, с. 223.
[15] Иоффе О.С. Обязательственное право. – М.,1975, с. 396.
[16] Иоффе О.С. Обязательственное право. – М.,1975, с. 395.
[17] Еще одна особенность консенсуального договора дарения состоит в том, что статья 577 ГК допускает при указанных в ней обстоятельствах отказ дарителя от исполнения договора. В частности, выделена ситуация, при которой после заключения договора имущественное или семейное положение либо состояние здоровья дарителя изменились настолько, что исполнение договора в новых условиях приведет к существенному снижению уровня его жизни.
[18] См. о нем: Дозорцев В. А. Доверительное управление имуществом (глава 53). – В кн.: Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть вторая: текст, комментарии, алфавитно-предметный указатель / Под ред. О.М. Козырь, А.Л. Маковского, С.А. Хохлова; Исследовательский центр частного права. – М.,1996, с. 527 и сл. Нумерация приведена применительно к проекту, внесенному в Государственную Думу 14 октября 1913 г. В редакции 1899, 1903 и 1905 гг. это были соответственно статьи: 120, 98 и 1658, а также 121, 99 и 1659.
[19] Трепицын И.Н. Гражданское право губерний Царства Польского и русского в связи с Проектом гражданского уложения: Общая часть обязательственного права. – Варшава, 1914, с. 6 – 7.
[20] Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. – 10-е изд. – М., 1912, с. 441.
[21] Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права, 10-е изд., с. 441.
[22] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. – Пт., 1917, с. 299.
[23] М.М. Агарков обращает внимание на то, что в древнейшем римском праве «обязательство тесно примыкало к вещному праву и представляло собой в потенции вещно-правовую зависимость личности должника и его имущества в целом» (Агарков М.М. Указ, соч., с. 172). Там же обращается внимание на присущее современному праву сближение вещных и обязательственных прав (с. 26 и сл.).
[24] К числу последних относились все права, кроме права собственности. Как указывал К.А. Митюков: «Собственность, как самое полное право на вещь, отождествляет со своим предметом, и сама получает вид материального предмета. Отсюда обычай говорить: «Это моя вещь, я приобрел вещь, я имею вещь и т.п.». Митюков К.А. Система Римского гражданского права и история римского права, с. 85.
[25] См. об этом, в частности, Суханов Е.А. Лекции о праве собственности. – М.,1991, с. 135. Автором используется конструкция: «вещные права арендатора-землевладельца».
[26] Саватье Р. Теория обязательств: юридический и экономический очерк / Пер. с франц. и вступительная статья P.O. Халфиной. – М.,1972, с. 90-91.
[27] Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Отв. ред. О Н. Садиков. – М.,1995, с. 79.
[28] Рахмилович В.А. О достижениях и просчетах нового Гражданского кодекса Российской Федерации. – Государство и право, 1996, № 4, с. 122.
[29] СЗРФ, 1996, № 1, ст. 16.
[30] Комментируя статью 36 Семейного кодекса М.Г. Масевич однозначно отнесла к общей собственности супругов вклад в Сбербанке, который принадлежит одному супругу, если на него вносились дополнительные средства, составляющие дополнительную общую собственность супругов (Комментарий к Семейному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. И.М. Кузнецова; Ин-т. законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ. – М.,1996, с. 105).
[31] И. А. Покровский в результате исследования тенденций в развитии обязательственных правоотношений пришел к выводу о падении значения личного в указанных отношениях и замещении его «имущественным». В этой связи он приводил слова Зома: «Долговое право есть часть имущественного». Хотя сам И.А. Покровский и выступил против, по его мнению, крайностей в развитии имущественных начал в обязательстве (в указанное число он включал появление ценных бумаг на предъявителя с их крайним «отвлечением и от личного элемента»), это не мешало ему утверждать, что «в деловом обороте все более и более начинают смотреть на обязательство лишь как на некоторую имущественную статью: требование составляет часть в имуществе кредитора, долг – некоторый минус в имуществе должника; в целом обязательство представляется некоторой особой формой отношения между кредитором и имуществом этого последнего. Личность должника исчезает за его имуществом и, если еще сохраняет значение, то почти лишь как центр, вокруг которого стягивается подлежащее ответственности имущество» (Покровский И. А. Указ, соч., с. 231).
[32] Так, М.М. Агарков указывал: «Действия, которые во всех этих случаях обязан совершить должник, определяются так или иначе направленностью на вещь (передачу вещи, предоставление вещи в пользование и т.д.). Но в качестве объекта в обязательственных правоотношениях могут фигурировать также и объекты других абсолютных прав». (Агарков М.М. Указ, соч., с. 29).
[33] Так, по мнению Ю.К. Толстого: «Вещи могут быть объектом не только вещных, но и обязательственных прав. В то же время объекты вещных прав далеко не всегда сводятся к вещи». (Гражданское Право: Учебник / Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева, с. 296).
[34] Двойственность в оценке правовой природы залога приняла весьма интересную форму: какое бы решение ни было принято законодателем в литературе, оно весьма убедительно оспаривалось. Так, в период действия ГК 1922 г., в котором, как отмечалось, залог был помещен в раздел «Вещное право», О.С. Иоффе, имея в виду смешанный характер залога, сделал акцент на обязательственно-правовой его природе. Соответственно обращалось внимание на то, что, во-первых, залог устанавливается в целях обеспечения какого-либо обязательства (например, заимодавец, предоставляя заем, может потребовать, чтобы он был обеспечен залогом имущества). Во-вторых, самое обязательство по предоставлению залога также возникает на основе договора (такой договор заключается между лицом, предоставляющим залог – залогодателем и лицом, его принимающим – залогодержателем) (Иоффе О.С. Советское гражданское право, ч. 1, с. 76). И, напротив, в книге В.М. Будилова (Будилов В.М. Залоговое право России и ФРГ. – СПб, 1993, с. 20 и сл.) с учетом того, что действовавший в то время Кодекс (1964 г.) поместил залог в раздел «Обязательственное право», выделялись именно вещно-правовые элементы залога.
Обе концепции залога были весьма широко представлены в русской дореволюционной литературе. Так, среди других авторов сторонником залога как вещного права может быть упомянут Г.Ф. Шершеневич (Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права, 10-е изд., с. 384 и сл.), а как обязательственного – Д.И. Мейер (Мейер Д.И. Русское гражданское право: Чтения Д.И. Мейера, изданные по запискам слушателей / Под ред. А.И. Вицина. – 7-е изд., испр. и доп. – СПб, 1897, с. 432 и сл.), а также В.М. Хвостов (Хвостов В.М. Система римского гражданского права. – М., 1996, с. 334 и сл.).
Еще по теме К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ВЕЩНЫХ И ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕННЫХ ПРАВООТНОШЕНИЙ. М.И. Брагинский:
- Сущность и перспективы концепции «право на имущественное право»
- 3.10. КОНСТРУКЦИЯ ВЕЩНЫХ ПРАВ НА ЖИЛЫЕ ПОМЕЩЕНИЯ ЧЛЕНОВ И БЫВШИХ ЧЛЕНОВ СЕМЬИ СОБСТВЕННИКА*
- ОБЩЕЕ ПОНЯТИЕ
- Проблема деления прав на вещные и обязательственные
- М.В. Чередникова О ВЕЩНЫХ ПРАВАХ ПО ГРАЖДАНСКОМУ КОДЕКСУ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
- М.В. Чередникова О ВЕЩНЫХ ПРАВАХ ПО ГРАЖДАНСКОМУ КОДЕКСУ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
- Д.В. Мурзин, Н.Ю. Мурзина НОВАЦИЯ В РОССИЙСКОМ ДОГОВОРНОМ ПРАВЕ
- § 1. Залог
- К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ВЕЩНЫХ И ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕННЫХ ПРАВООТНОШЕНИЙ. М.И. Брагинский
- § 2. Правовая природа морского залога
- 2.2.2. Ограничение виндикации