§ 1. УСЛОВИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ДОГОВОРА, ОТНОСЯЩИЕСЯ К ЕГО СОДЕРЖАНИЮ
Содержание договора должно соответствовать существующему правопорядку. Соглашение, противоречащее закону, нарушающее норму советского права, не может получить правовой защиты. Более того, лица, заключившие такие соглашения, должны понести определенную ответственность за свои противозаконные действия. Социалистическое государство упорно борется с местническим антигосударственным подходом некоторых работ ников к порученному им делу, с рваческими, спекулятивными тенденциями отдельных лиц, пытающихся урвать для себя побольше, с недисциплинированностью, расхлябанностью и т. д. В этой борьбе большое значение имеют и положения советского права о недействительности договоров. Согласно советскому гражданскому праву признаются недействительными сделки, заключенные с целью, противной закону или в обход закона, а также сделки, направленные к явному ущербу для государства (ст. 30 ГК), а к нарушителям применяются серьезные штрафные санкции. Положение о недействительности договоров (как вида сделок), содержание которых противоречит норме социалистического права, имеет большое политическое и воспитательное значение. Общепризнанной в советской юридической литературе, судебной и арбитражной практике является необходимость применения ст. 30 ГК и в тех случаях, когда сделка или договор нарушают норму, содержащуюся не в законе, а в подзаконном акте169. Такое применение ст. 30 ГК вполне соответствует принципу социалистической законности — одному из основных принципов социалистического права. Подзаконные нормативные акты издаются органами советского государственного управления в пределах их компетенции, установленной законом. Эти акты должны основываться на законе. Они не могут ни изменять, ни дополнять закон: они лишь конкретизируют общие положения закона для его исполнения в данных конкретных условиях. Правовая сила подзаконного акта основывается на законе. Поэтому признание недействительными сделок, противоречащих закону, означает и признание недействительными сделок, нарушающих норму или предписание, содержащееся в подзаконном акте. Недействительными являются договоры, нарушающие как определенное предписание, явно выраженное в правовой норме, так и положение, хотя прямо в норме не сформулированное, но необходимо из нее вытекающее. В этой связи следует напомнить об определении Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР по делу Полякова, которое в свое время вызвало оживленное обсуждение среди советских цивилистов. Поляков в 1937 г. был премирован за работу на строительстве Горьковского автозавода им. Молотова легковой автомашиной. В 1939 г. он сдал ее в арендное пользование сроком на один год за плату 1200 р. в месяц спецконторе треста № 30. В 1940 г. Поляков предъявил к тресту иск о взыскании недополученной арендной платы и стоимости среднего ремонта автомашины. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР, рассмотрев дело в порядке надзора, признала, что Поляков использовал принадлежащую ему автомашину для извлечения нетрудового дохода, что явно противоречит ст. 10 Конституции СССР, а поэтому, отменив решения, вынесенные в пользу Полякова, указала, что договор Полякова со спецкон- торой треста должен быть признан недействительным по ст. 30 ГК с последствиями по ст. 147 ГК170. В этом принципиальном решении Судебной коллегии по гражданским делам со всей силой подчеркнуто, что при разрешении вопроса о соответствии того или иного договора норме советского права следует исходить не только из того, нарушает ли данный договор какую-либо определенную запретительную норму, но и из того, соответствует ли он тем требованиям которые необходимо вытекают из существа той или иной нормы! Примером использования личной собственности для извлечения нетрудового дохода является сдача домовладельцем внаем помещения по повышенным, спекулятивным ценам171. Если помещение сдается ^в городе, где установлены ставки квартирной платы, то такой договор недействителен, как противоречащий специальной норме закона, устанавливающей, что в домах, принадлежащих^ отдельным гражданам на праве застройки и праве личной собственности, или в домах, арендованных ими у местных Советов, разрешается взимать надбавки к установленным законом ставкам квартплаты, в размере не свыше 20 процентов172. Но если дом, в котором сдается помещение, находится в сельской местности, в отношении которой не действуют утвержденные ставки квартирной платы, то здесь критерием для установления законности договора должно служить определенное ст. 10 Конституции СССР содержание права личной собственности граждан. Если помещение сдается по такой цене или на таких условиях, что сдача внаем может служить источником для извлечения собственником дома нетрудового дохода, — договор недействителен, как противоречащий закону173. Признание договора недействительным, как противозаконного, если он нарушает положение, необходимо вытекающее из нормы закона, ни в какой мере не означает, что договор может быть признан противозаконным по каким-либо общим соображениям, не основывающимся на определенной норме закона. Это подтверждается определением Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР по иску Туньянца к артели им. Калинина Горкоопинсоюза. На основании договора с артелью Туньянц принял на себя обязательство произвести своими силами и средствами ремонт помещения для магазина ответчика. По окончании ремонта магазин был принят артелью с оценкой ремонта в 16 986 р. 79 к. Туньянц с этой оценкой не согласился и предъявил к артели иск о взыскании 36 986 руб., израсходованных на ремонт помещения. По заключению эксперта, сумма расходов по ремонту и оборудованию помещения под магазин составляла 31 334 р. 41 к. Народный суд в иске Туньянцу отказал, соглашение между ним и артелью признал недействительным по ст. 30 ГК и взыскал с артели в доход государства 31 334 р. 41 к. как неосновательное обогащение. Судебная коллегия по гражданским делам отменила это решение на том основании, что, признав договор, в соответствии со ст. 30 ГК, противозаконным, суд не указал в решении, какому закону противоречит соглашение сторон или в чем выразился ущерб для государства от данной сделки. Указание в решении народного суда на то, что действия артели и Туньянца являются проникновением частного капитала в социалистическое хозяйство, по мнению Судебной коллегии, не подкрепляется какими-либо доказательствами, а представляет собой общее рассуждение и поэтому не может обосновывать вывод суда о необходимости применения •ст. 30 ГК. Передавая дело на новое рассмотрение, Коллегия указывает, что суд должен установить: имел ли, согласно уставу артели, председатель правления артели право заключать государства. Такое толкование ст. 30 ГК противоречит ее прямому смыслу, ясно и четко в ней сформулированному: недействительна сделка, нарушающая советский закон. Свое толкование ст. 30 ГК Д. М. Генкин, высказавший эту точку зрения, обосновывает тем, что эту статью нельзя рассматривать в отрыве от ст. 147 ГК, в которой содержится санкция нормы, установленной ст. 30 ГК. Карательные санкции, установленные ст. 147 ГК, должны связываться со всякой сделкой, подпадающей под действие ст. 30 ГК. Между тем, по мнению автора, нет никаких оснований к значительному числу сделок, противоречащих нормам советского права и правилам социалистического общежития, применять карательные санкции ст. 147 ГК, посредством подведения этих сделок под ст. 30 ГК. Автор предлагает de lege ferenda ввести в Гражданский кодекс статью, устанавливающую общее положение о недействительности сделок, противоречащих закону, но не связывающую это- с карательными санкциями, а ст. 30 ГК сохранить для тех случаев, когда сделка нарушает норму, касающуюся основ советского государственного и общественного строя. De lege lata автор предлагает при разрешении правовых вопросов, связанных с заключением сделок, хотя и противных закону, но не долженствующих влечь за собой карательных последствий, не ссылаться на ст. 30 ГК, а разрешать эти вопросы на основании ст. 4 ГПК согласно общим началам советского законодательства о недействительности сделок и реституции180. Предложение автора о желательном изменении законодательства по рассматриваемому вопросу обосновано и заслуживает внимания. Следует только добавить, что в законе должно быть четко сформулировано, какие сделки влекут за собой, а какие не влекут применение штрафных санкций. Но с решением вопроса, предлагаемым автором с точки зрения действующего законодательства, никак согласиться нельзя. Закон точно и недвусмысленно устанавливает, что сделка, совершенная с целью, противной закону, в обход закона или направленная к явному ущербу для государства, недействительна. Где же здесь основание для того, чтобы до изменения закона в установленном порядке, произвольно придавать норме столь ограничительное толкование и изымать из сферы ее действия широкий круг отношений, прямо предусмотренных ею? Не может быть принята и ссылка автора на ст. 4 ГПК, которая разрешает суду в случае недостатка узаконений и распоряжений для решения какого-либо дела решать его, руководствуясь общими началами советского законодательства и общей политикой Рабоче-крестьянского правительства. В этой статье речь идет о тех случаях, когда вопрос, рассматриваемый судом, не урегулирован законом. В инструктивном письме ГКК Верховного суда РСФСР №1 за 1926 г. указывается, что ст. 4 ГПК не дает права суду не применять к делу прямых узаконений или распоряжений по данному вопросу, если таковые имеются. Д. М. Генкин вопреки этому предлагает применять ст. 4 ГПК, так как считает нецелесообразным применение закона к некоторым конкретным случаям. Основной аргумент Д. М. Генкина в пользу ограничительного толкования ст. 30 ГК заключается в том, что нецелесообразно в некоторых случаях нарушения норм применение к сторонам штрафной санкции по ст. 147 ГК. Но разрешение этого вопроса следует искать в применении ст. 147 ГК. Автор совершенно прав, когда указывает на то, что признание сделки недействительной по ст. 30 ГК означает обязательность применения к сторонам ст. 147 ГК, однако из этого не следует, что она применяется автоматически. Ст. 147 ГК, устанавливая штрафную санкцию, представляет собой в известном смысле наказание, и применение ее должно основываться на общем для всего советского социалистического права принципе вины, как основания ответственности. Поэтому, если нет субъективного основания— вины одной или обеих сторон — санкции по ст. 147 ГК к этой стороне не должны применяться181. Возможность неприменения ст. 147 ГК в отдельных случаях признания недействительными сделок, противоречащих закону, признает и И. Б. Новицкий. Он указывает, что на практике, в ряде случаев, сделка признается недействительной по ст. 30 ГК, но к обеим сторонам или к одной из них последствия по ст. 147 ГК не применяются, исходя из конкретных обстоятельств дела (отсутствие вины, отсутствие неосновательного обогащения и т. д.)182. Автор считает такое решение вопроса жизненным и целесообразным, но не основанным на законе, так как текст ст. 30 ГК и ст. 147 ГК, по его мнению, не дает оснований не применять статью 147 ГК, если сделка признана недействительной по ст. 30 ГК. С этим утверждением нельзя согласиться. Все договоры, заключенные с целью, противной закону или в обход закона, должны признаваться недействительными. Последствия по ст. 147 ГК должны применяться к каждой из сторон в том случае, когда есть не только объективные основания ответственности, но и субъективные (вина). Такое решение вопроса принято в основном нашей судебной и арбитражной практикой. Таким образом, неприменение в отдельных случаях ст. 147 ГК, которое И. Б. Новицкий считает жизненным и целесообразным, является, по нашему мнению, и основанным на законе. Правда, в этом случае критерием для применения или неприменения штрафной санкции по ст. 147 ГК служит только субъективный момент — наличие или отсутствие вины, в то время как по мысли Д. М. Генкина критерием для применения ст. ст. 30 и 147 ГК должен служить объективный момент — содержание самой нормы, нарушение которой представляет или не представляет серьезную опасность для социалистического государства. Но такое толкование, как мы уже неоднократно отмечали выше, не находит основания в действующем советском законодательстве. В советской цивилистической литературе уже указывалось на то, что «цель, противная закону», в смысле ст. 30 ГК означает не субъективную цель (намерение сторон), а ту цель, которая объективно будет или может быть достигнута в результате совершения и исполнения сделки183. Это толкование ст. 30 ГК полностью подтверждается и практикой184, которая относит сюда договоры, направленные на возмездную передачу пользования землей, договоры купли-продажи или поставки фондируемых или планируемых товаров, заключенные не в соответствии с планом, договоры, предусматривающие коммерческое кредитование одним хозорганом другого (кроме установленных законом случаев правомерной выдачи авансов), товарообменные операции между хозорганами. Недействительны договоры, заключаемые юридическими лицами вне пределов их специальной правоспособности. Недействительны договоры, предметом которых является осуществление гражданами запрещенной законом деятельности. Так, определением Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР по делу Голубчика и Гакмана признано недействительным соглашение двух граждан с организацией о распространении ими продукции организации на условиях процентного вознаграждения. Верховный суд признал, что здесь имеет место договор, предусматривающий торговое посредничество, т. е. такую деятельность, которую по закону могут осуществлять только государственные организации185. В определении по делу № 809 по иску Норкина к управлению Дома министерств Казахской ССР Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР, отменив решения нижестоящих судов об удовлетворении иска, предъявленного бригадиром бригады монтажников за произведенные для ответчика монтажные работы по реконструкции и капитальному ремонту электропроводки и электрооборудованию дома и котельной, указала, что при новом рассмотрении дела следует установить, являлась ли эта бригада специальной монтажной организацией, имеющей право заключать договоры на выполнение работ в государственных учреждениях и организациях. Судебная коллегия ссылается на ст. 235 ГК и п. 6 Правил о подрядных договорах по строительству, согласно которым договоры на выполнение работ по монтажу оборудования заключаются заказчиком, являющимся государственным предприятием или учреждением, либо с поставщиком оборудования, либо со специальными монтажными организациями186. Постановление Пленума Верховного суда СССР от 26 августа 1949 г. указывает судам, что всякого рода соглашения между учреждениями, предприятиями и организациями и отдельными лицами о выполнении последними работ по составлению проектов и смет по капитальному строительству, являющиеся незаконными, должны признаваться недействительными по ст. 30 ГК. Практически довольно трудно провести грань между договорами, заключенными с целью, противной закону, и договорами, заключенными в обход закона. В учебной литературе обычно указывается на то, что сделка, совершенная в обход закона, формально не противоречит закону, но приводит к правовым результатам, противоречащим закону187. Этот критерий различия никак нельзя признать точным. Сделка, совершенная в обход закона, имеет своим правовым результатом осуществление цели, противоречащей закону. Таким образом, основной, определяющий признак является общим: и те и другие сделки направлены на достижение цели, противоречащей закону. Следует иметь в виду еще одно обстоятельство: правовой результат, получаемый при применении положения о недействительности сделок, совершаемых в обход закона, в подавляющем большинстве случаев может быть достигнут и путем применения статей 34 и 35 ГК, устанавливающих недействительность притворной сделки и указывающих, что если притворная сделка заключена с целью прикрыть другую сделку, то применяются положения, относящиеся к той сделке, которая действительно имелась в виду. Договор, заключенный в обход закона, почти всегда, за весьма редким исключением, может рассматриваться как притворный; стороны, заключающие его, в действительности имеют в виду не ту цель, которая указана в договоре, а другую, противозаконную цель, которая этим договором маскируется. Поэтому к сторонам должны прпме- няться положения, относящиеся к договорам, заключенным с целью, противной закону. Представляется поэтому желательным, чтобы в будущем законодательстве, в статье, посвященной недействительности договоров, противоречащих закону, не было разделения на сделки, совершенные с целью, противной закону, и сделки, совершенные в обход закона. Более целесообразной и удобной для практики мы считали бы формулу: «сделки, совершение либо исполнение которых связано с нарушением закона». Под такую формулировку подходили бы все сделки, противоречащие советскому праву, независимо от того, в какую внешнюю форму они облечены. Из этого общего круга сделок, противоречащих закону, мог бы быть выделен более узкий круг сделок, совершение которых должно влечь за собой применение штрафных санкций. Недействительными по ст. 30 ГК признаются и договоры, направленные к явному ущербу для государства. В советской цивилистической литературе высказывались различные мнения относительно того, что следует понимать под ущербом. Так, некоторые юристы включали сюда только положительный имущественный вред; другие — как положительный ущерб в имуществе, так и упущенную выгоду \ По нашему мнению, понятие ущерба в смысле ст. 30 ГК следует толковать еще шире. Конечно, в понятие ущерба должен быть включен как положительный вред, так и упущенная выгода. Никаких оснований для того, чтобы ограничивать понятие ущерба в смысле ст. 30 ГК только положительным вредом, не дает ни закон, ни практика его применения. Однако этими определениями не исчерпываются возможные случаи причинения государству ущерба. Ущерб может заключаться, например, в том, что определенное имущество выбыло из собственности государства, хотя бы за него и была уплачена определенная цена. Уже тот факт, что государство лишается возможности использовать определенное имущество, может рассматриваться как явный ущерб для государства. В практике суда и арбитража последних лет договоры, заключенные к явному ущербу для государства, представляют собой чрезвычайно редкое явление. Мы считаем, однако, необходимым остановиться на определении Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР по иску коммунального отдела исполкома Кардовского районного Совета депутатов трудящихся к Игнашину о расторжении договора купли-продажи дома, поскольку это определение, в известной мере, подтверждает высказанное выше соображение о том, что «ущерб» в смысле ст. 30 ГК не ограничивается понятиями положительного вреда и упущенной выгоды. Обстоятельства дела несложны: коммунальный отдел исполкома Карловского райсовета обратился в суд с иском о расторжении договора купли-продажи дома, находящегося в г. Кар- ловке. Постановлением исполнительного комитета Полтавского областного Совета депутатов трудящихся было признано, что продажа спорного дома, равно как и ряда других домов, явилась результатом неправомерных действий исполкома Карловского райсовета, по постановлению которого находящиеся на балансе местного Совета дома были проданы отдельным лицам по заниженным ценам и тем самым был разбазарен принадлежащий местному Совету жилой фонд. Исходя из этого, Судебная коллегия по гражданским делам указала, что договор купли-продажи спорного дома направлен к явному .ущербу для государства, и потому, в силу ст. 30 ГК УССР, следует признать обоснованным требование истца о расторжении договора. ^ В чем же заключается ущерб, причиненный в данном случае государству? Вряд ли здесь можно говорить о положительном ущербе, поскольку дом, хотя и был продан по заниженной цене, но, очевидно, не ниже его балансовой стоимости, т. е. той стоимости, которую этот дом занимал в общей оценке имущественной массы истца. Таким образом, на общей оценке этой массы продажа дома не отразилась. Для характеристики причиненного этой продажей ущерба государству не подходит и понятие упущенной выгоды, поскольку истец требовал расторжения договора отнюдь не для того, чтобы продать этот дом по более высокой цене. Основной ущерб, причиненный в данном случае государству, заключался в том, что был разбазарен жилой фонд, что дома, которыми должно было распоряжаться государство, перешли в собственность отдельных граждан без достаточных для этого оснований. Упоминание в определении о заниженной цене, по которой продавались дома, не имеет, как нам кажется, существенного значения для характеристики причиненного ущерба. ^ Каковы последствия договора, заключенного с целью, ш противной закону, в обход закона, либо направленного к явному К ущербу для государства? Такой договор не порождает тех | последствий, которые по своему содержанию он должен был породить. Он относится к абсолютно недействительным договорам и должен быть признан недействительным независимо от того, желает или не желает этого одна или обе стороны188. Помимо абсолютной недействительности, договор, заключенный с целью, противной закону, в обход закона, либо направленный к явному ущербу для государства, влечет за собой применение к сторонам, заключившим его, штрафной санкции по ст. 147 ГК: ни одна из сторон не вправе требовать от другой возврата исполненного по договору. Неосновательное обогащение взыскивается в доход государства. Как уже отмечалось выше, ст. 147 ГК носит ярко выраженный штрафной характер, и применение ее должно основываться на принципе вины, как основания ответственности. Ст. 147 ГК презюмирует вину обеих сторон в заключении противозаконного договора. Стороны должны доказать отсутствие вины или наличие обстоятельств, исключающих противоправность их действий. Остановимся на рассмотрении вопроса, имеющего большой теоретический интерес и практическое значение в связи с применением ст. 147. В случаях, когда только одна сторона в договоре, недействительном по ст. 30 ГК, выполнила свое обязательство, она оказывается в существенно худшем положении, нежели другая сторона. Вся тяжесть штрафной санкции ст. 147 ГК обрушивается только на сторону, исполнившую обязательство: она теряет имущество, выделенное ею для исполнения противозаконного договора, ничего не приобретая взамен. Ее контрагент, не выполнивший обязательства и виновный в заключении противозаконного договора не в меньшей (а иногда, может быть, и в большей) степени, никаких имущественных потерь не несет. Он обязан передать государству полученное по противозаконному договору исполнение, но сам своим имуществом не отвечает. Его имущество не уменьшается в результате применения санкции за заключение противозаконного договора. В подтверждение этого положения можно сослаться на ряд определений Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР. Обстоятельства дел, по которым выносились эти определения, в основных чертах сходны, поэтому можно ограничиться изложением одного из этих дел. 15 июля 1947 г. Карело-Финская контора Заготсено выдала истцу — Вортзельскому металлургическому заводу — наряд на получение сена в колхозах Сортавальского района, в том числе в колхозе им. Молотова. Предъявленный конторой Заготсено счет в сумме 26 250 руб. за сено был истцом оплачен, фактически же колхоз сена истцу не передал, а выдал ему на это количество сена сохранную расписку. Впоследствии завод сена по этой расписке от колхоза не получил и предъявил иск к колхозу и к Карело-Финской конторе Заготсено. Коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР указала на то, что нижестоящий суд не проверил законность этой сделки и не выяснил, не была ли этим соглашением оформлена сдача сена в счет обязательных поставок государству. Если соглашением между заводом и колхозом была оформлена сдача сена в счет обязательных; поставок государству и приемка этого сена колхозом на хранение, в то время как фактически сено по государственной поставке колхозом не сдавалось, сделка, как совершенная в обход закона, должна быть признана недействительной с последствиями по ст. ст. 30 и 147 ГК. Если предположение Судебной коллегии оказалось правильным, то, исходя из текста статьи 147 ГК, завод не может требовать возврата исполненного им по договору. Требовать исполнения завод также не может. Таким образом, оплаченная им по счету сумма за сено выбывает из его имущества без какого-* либо эквивалента. Это — штрафная санкция, наказание за участие в сделке, направленной в обход закона, за то, что фактом получения сохранной расписки завод покрыл невыполнение государственных поставок колхозом. Но в каком положении оказываются другие стороны в этом договоре? Колхоз должен поставить сено, которое обязан был поставить по государственным поставкам. Это — обязательство, которое существовало и до выдачи им сохранной расписки заводу. Никакой дополнительной санкции за заключение договора, направленного в обход закона, колхоз не подвергается; его положение остается таким же, как если бы он этого договора не заключал. Между тем вина колхоза ничуть не меньше, если не больше вины завода. Ведь именно колхоз не выполнил своего обязательства по поставкам и выдал сохранную расписку на сено, которого у него в действительности не было. Не меньший интерес представляет и положение конторы Заготсено. Она должна вернуть как неосновательное обогащение сумму, полученную ею по счету за сено, которое не было отпущено контрагенту. Но никакого дополнительного ущерба этот возврат для нее не составляет. После возврата этих денег контора оказывается в таком положении, в каком она была бы, если бы договор не был заключен: сумма реализации конторы уменьшается в соответствии с количеством фактически недополученных поставок. Никакой санкции за заключение договора, направленного в обход закона, контора фактически также не подвергается. Между тем вина конторы в заключении такого договора несомненна. Заключив договор поставки с заводом, получив с него деньги по счету и направив завод за получением сена в колхоз им. Молотова, контора взяла на себя ответственность за поставку этого сена колхозом. Заключение договора, прикрывающего фактическое невыполнение плана государственных поставок, должно быть вменено в вину конторе в такой же мере, как и колхозу. Не следует забывать, что именно контора показывала в своих •отчетных данных реализацию несуществующего сена, как реализацию сена, полученного в порядке государственных поставок. Таким образом, из трех участников договора, направленного в обход закона, только один подвергся имущественной санкции. Двое других, вина которых не только не меньше, но даже больше, нежели вина этого участника, никакой санкции за заключение договора, нарушающего закон,не подвергаются;они возвращаются в такое же положение, как если бы договор не был заключен. Выход из положения некоторые советские цивилисты пытаются найти в распространительном толковании ст. 147 ГК. По их мнению, взыскание в доход государства должно распространяться не только на то, что исполнено по договору, но и на то, что подлежит исполнениюТакое толкование, однако, ни в какой мере нельзя вывести из закона; поэтому его пытаются обосновать практикой и главным образом постановлением Пленума Верховного суда СССР от 26 августа 1949 г. «О разрешении судами дел по искам о взыскании отдельными лицами вознаграждения за составление проектов и смет по капитальному строительству». В этом постановлении указано, что всякого рода соглашения, заключаемые учреждениями, предприятиями и организациями с отдельными лицами о выполнении последними работ по составлению проектов и смет по всем видам капитального строительства, являются незаконными и должны признаваться недействительными по ст. 30 ГК. Лица, выполнившие такие работы, не вправе взыскивать за них какое-либо вознаграждение, «а суммы, предусмотренные в договоре за выполнение таких работ, подлежат взысканию с учреждений, предприятий и организаций в доход государства на основании ст. 147 ГК РСФСР и соответствующих статей ГК других союзных республик». Нам, однако, представляется, что из этого постановления ни в какой мере не вытекает общий вывод о новом толковании ст. 147 ГК, согласно которому, во всех случаях заключения незаконного договора, в доход государства должно взыскиваться не только исполненное по договору, но и подлежащее исполнению. Постановление Пленума Верховного суда касается здесь не гражданско-правовых, а трудовых отношений 189, и поэтому решение, предложенное по такому частному, специальному вопросу не может рассматриваться как общее указание для решения споров, возникающих из совершенно других отношений. Характерно, что, говоря о штрафных санкциях по ст. 147 ГК, постановление указывает на взыскание в доход государства лишь с организации, заключившей договор. В постановлении не говорится о том, как поступить в том случае, когда исполнитель уже получил вознаграждение. В постановлении не указано, что это вознаграждение должно быть взыскано в доход государства, и это не случайно. Это определяется спецификой трудовых отношений, которые являются в этом случае предметом регулирования. Что Верховный суд не имел в виду дать здесь общее правило толкования ст. 147 ГК, подтверждается и изданным позднее постановлением Пленума Верховного суда СССР от 5 мая 1950 г. «О судебной практике по гражданским колхозным делам», где указывается: «Договоры, в прямой или скрытой форме направленные на передачу колхозных земель в пользование отдельных организаций и лиц за плату, должны признаваться на основании ст. ст. 30 и 147 ГК РСФСР и соответствующих статей ГК других союзных республик недействительными, а доходы, извлеченные арендатором от использования колхозных земель, и арендная плата, полученная колхозом за землю, должны взыскиваться в доход государства». Как видно из приведенной выдержки, постановление, в соответствии с точным смыслом ст. 147 ГК, говорит о взыскании в доход государства извлеченных доходов и полученной арендной платы, т. е. о взыскании того, что исполнено по договору, а не того, что подлежало исполнению. Таким образом, указание Пленума Верховного суда от 26 августа 1949 г. нельзя рассматривать как общее указание в отношении применения ст. 147 ГК» Разрешение рассматриваемого нами вопроса может быть найдено путем дополнения действующего законодательства. Советскому праву, проникнутому принципом социалистической законности, чужды такие приемы толкования, посредством которых существенно изменяется или дополняется норма закона. Органы, применяющие право, не могут, под видом толкования нормы закона, создавать свои нормы, изменяющие закон, либо вносящие в него существенные дополнения. Поэтому решение рассматриваемого нами вопроса следует искать не в новом толковании ст. 147 ГК, толковании, которое существенно изменило и дополнило бы норму закона, а в предложениях о соответствующем дополнении действующего законодательства. Необходимость этого дополнения вызвана самой жизнью. Заключение договоров с целью, противной закону, в настоящее время представляет собой совершенно недопустимое явление, и отдельные, единичные, все более редкие случаи заключения таких договоров должны сурово наказываться. Нарушение закона не может быть оправдано какими-либо соображениями «безвыходного положения», «острой необходимости» и т. п. Создание всех условий для нормальной, правомерной деятельности граждан и социалистических организаций возлагает повышенную ответственность на тех, кто действует неправомерно. Необходимость дополнения ст. 147 ГК связана с тем, что изменился и социальный ее смысл, цель, на достижение которой она была направлена. Если в первой фазе развития социалистического государства основной делью этой статьи (как и ряда других) была борьба с попытками злоупотребления нэпом, ограничение капиталистических элементов, воспитание уважения к советскому закону, то во второй фазе основная цель этой статьи—искоренение пережитков капитализма в сознании отдельных людей, укрепление государственной дисциплины, укрепление хозрасчета социалистических организаций. Исходя из всего изложенного, мы считали бы целесообразным внести следующее предложение de lege ferenda: во всех тех случаях, когда стороны исполнили или приступили к исполнению противозаконного договора, влекущего применение штрафных санкций, в доход государства должно быть взыскано все исполненное и подлежащее исполнению по такому договору. Таким образом, факт неисполнения одной из сторон ее договорного обязательства не предоставит ей никаких льгот и не создаст для нее возможности избежать установленных законом санкций. Взыскание в доход государства всего исполненного и подлежащего исполнению по противозаконному договору может иметь место лишь в том случае, если стороны (или одна из них) приступили к исполнению. В противном случае вряд ли целесообразно взыскивать в доход государства то, что должно было быть исполнено190. Штрафная санкция возлагается на виновных за действия, нарушающие закон. Но одно только заключение договора еще не является таким нарушением закона. Юридический эффект такого договора до того, как стороны приступили к его исполнению, ничтожен. Ни одна из сторон не может требовать по такому договору исполнения; ни одна не обязана его исполнить. Если позволить себе аналогию из области уголовного права, то заключение такого договора можно сравнить с обнаружением умысла, которое, в большинстве случаев, не карается. Наконец, стороны, заключившие противозаконный договор, но не приступившие к его исполнению, всегда могут сослаться на то, что, осознав противоправность договора, они и не собирались его исполнять. В том же случае, когда стороны (или одна из них) приступили к исполнению независимо от того, исполнен ли договор полностью или частично, одной или обеими сторонами, обе они, одна — фактом исполнения, другая — приемом исполнения, показали, что намереваются свой противозаконный договор исполнить, т. е. совершить те действия, которые должны влечь за собой применение штрафной санкции. Не имеет значения, насколько они успели исполнить противозаконный договор. Все, что подлежало исполнению, должно быть взыскано в доход государства. *Мы подробнее (насколько позволяют рамки настоящей работы) остановились на вопросе о соответствии содержания договора закону, поскольку именно это условие является основным и решающим для определения действительности договора. Рассмотрим сейчас другие условия, относящиеся к содержанию договора. Содержание договора должно быть определенным. Стороны должны определить свои взаимные права и обязанности, хотя бы по основным существенным пунктам договора. Ст. 130 ГК ставит условием признания договора заключенным достижение соглашения по всем существенным его пунктам. Требование определенности договора означает, что взаимные обязательства сторон должны быть определены с достаточной точностью для того, чтобы мог быть установлен объем взаимных притязаний, исполнение которых, в случае надобности, могло бы быть обеспечено санкцией правового принуждения Особенно важна определенность содержания договора в отношениях между социалистическими организациями. В предыдущей главе мы подробно останавливались на том, какое большое значение имеет точное определение в договоре основных условий относительно количества, качества и ассортимента поставок. Означает ли требование определенности содержания договора, что каждый договор должен соответствовать определенному, установленному законом типу? Иными словами: существует ли определенный, замкнутый перечень договоров ж могут ли быть признаны действительными договоры, не относящиеся ни к одному из включенных в этот перечень типов? Советские цивилисты, как правило, считают, что нашему праву неизвестен замкнутый перечень договоров. Любой договор, не противоречащий закону или правилам социалистического общежития, может получить правовое признание и защиту191. Однако в практике иногда встречаются случаи, когда договор, не соответствующий определенным, установленным в советском законодательстве типам договоров, с трудом находит правовую защиту. Примером этого могут служить договоры об отчуждении имущества с обязательством пожизненного содержания лица, отчуждающего имущество. В определении Судебной коллегии Верховного суда по иску Громовой к 33-й детской колонии192, которое подробно анализировалось и подвергалось критике в советской цивилистической литературе193, Судебная коллегия пыталась подвести такой договор под один из известных видов договора — под договор дарения или купли-продажи. Поскольку рассматриваемый договор в силу своих специфических особенностей не мог удовлетворять требованиям, предъявляемым к договору дарения или к договору купли-продажи, Судебная коллегия признала договор недействительным. Мы не будем повторять вполне обоснованных аргументов, приводившихся в советской юридической литературе против такого способа решения вопроса194. Все эти аргументы базировались именно на том, что для призна- БИЯ действительным договора нет необходимости, чтобы договор мог быть отнесен к определенному, установленному законом типу. Следует отметить, что по вопросу о договорах с условием пожизненного содержания до сих пор нет устойчивой и единообразной судебной практики. В последнее время такие договоры в ряде случаев получают судебную защиту195. Сохраняется ли установленный выше принцип в том случае, если одна из сторон правоотношения — социалистическая организация? Несомненно, в этом случае имеется ряд особенностей. Прежде всего, социалистическая организация может заключать договоры только в пределах своей специальной правоспособности. Ряд договоров, заключаемых социалистическими организациями, регулируется специальными законами или иными нормативными актами. Все это, несомненно, делает более определенным круг договоров, заключаемых социалистическими организациями. Плановая организация договорных связей также связана со значительной типизацией договорных отношений социалистических организаций между собой и с гражданами. Однако нет оснований'считать, что в отношениях с участием социалистических организаций существует замкнутый перечень договоров, и договоры, не соответствующие входящим в этот перечень типам, недействительны. Между тем, именно такой вывод делает В. Рясенцев на основании определения Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР по иску Минасян к Министерству коммунального хозяйства Армянской ССР о квартире196. Минасян занимала комнату в доме, подлежавшем сносу в связи с передачей земельного участка под строительство здания Министерства коммунального хозяйства и Госплана Армянской ССР. В декабре 1945 г. между Минасян и Министерством коммунального хозяйства был заключен договор, согласно которому истице было выдано единовременно 3600 рублей и, помимо этого, Министерство коммунального хозяйства приняло на себя обязательство предоставить истице равноценную комнату во вновь выстроенном доме не позднее 1 ноября 1946 г., а при непредо- ставлении к указанному сроку жилой площади министерство обязалось выплачивать истице по 300 рублей ежемесячно с 1 ноября 1946 г. до фактического предоставления жилплощади. Коллегия по гражданским делам, отменив вынесенные прежде по этому делу решения, указала на то, что суд не проверил законность договора, заключенного между сторонами в 1945 г., и не установил, на основании какого постановления правительства ответчик принял на себя такие обязательства перед истицей. Ясно, что это определение никаких оснований для вывода, сделанного В. Рясенцевым, не дает. Договор между Мина- сян и Министерством коммунального хозяйства недействителен не потому, что он не подходит ни под один из известных нашему праву типов договоров, а потому, что он регулирует такие отношения, которые не могут регулироваться соглашением сторон. Вопрос о выселении гражданина из занимаемого им помещения, о предоставлении ему жилплощади или денежной компенсации, о размере этой компенсации решается на основании закона и соответствующих нормативных актов. Этот вопрос не может регулироваться договором. Именно в этом смысле определение указывает на отсутствие постановления правительства, которое могло бы служить основанием для обязательства ответчика. Наконец, договор между Минасян и Министерством коммунального хозяйства носит явно спекулятивный характер. Согласно этому договору, Минасян должна была получить равноценную комнату, единовременную денежную компенсацию и ежемесячные выплаты, размер которых не может быть законно обоснован. Таким образом, для признания недействительным рассматриваемого договора оснований более чем достаточно и нет никакой нужды в таком искусственном и противоречащем общему принципу советского договорного права основании, как признание замкнутого круга договоров, в том числе и для отношений с участием социалистических организаций. Условием действительности договора является реальность его содержания, выполнимость взаимных обязательств сторон. Явная нереальность, невыполнимость принимаемых на себя обязательств не создают договора и чаще всего свидетельствуют о том, что стороны и не намеревались принять на себя договорное обязательство. Вопрос о реальности договора может возникнуть и в том случае, когда стороны договариваются о несуществующем объекте, либо распоряжаются не принадлежащим им правом. ^ Существование в натуре объекта договора ни в какой мере не является условием его действительности. Ряд договоров заключается именно с тем условием, что объект договора будет создан в результате или в ходе выполнения договора (при подряде, поставке, литературном заказе и др.)* Однако в некоторых случаях объект не только отсутствует в момент заключения договора, но вообще не может появиться в результате или в ходе выполнения последнего. Например, сторона по договору распорядилась правом, которое ей не принадлежит и в дальнейшем принадлежать не может. Следует ли считать в этом случае договор заключенным и рассматривать сторону, распорядившуюся не принадлежащим ей правом, как не исполнившую договор, либо договор должен быть признан недействительным вследствие отсутствия объекта договора? Закон дает ответ на этот вопрос лишь в отношении купли- продажи имущества, на которое, по основаниям, возникшим до продажи, имело право третье лицо (ст. ст. 192, 193, 194 ГК). Отсуждение от покупателя этого имущества обязывает продавца возместить покупателю все убытки. Санкция статьи 193 ГК, а также содержащаяся в ней отсылка к ст. 117 ГК, дают основания считать, что закон рассматривает договор как заключенный, а сторону, продавшую не принадлежащую ей вещь, как не исполнившую договор. Однако в отношении купли-продажи строений этот вопрос находит иное разрешение в практике. При совершении договора купли-продажи строений необходимо нотариальное удостоверение договора. Удостоверяя такой договор, нотариус обязан проверить принадлежность строений лицам, их отчуждающим. Таким образом, принимаются меры для того, чтобы обеспечить отчуждение строений собственниками. Однако бывают случаи, когда продавец отчуждает строение, на которое он уже потерял право собственности, либо, отчуждая строение, нарушает чьи-либо защищаемые законом права. Судебная практика признает договор недействительным и возвращает стороны в первоначальное положение. В подтверждение этого можно привести определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР по иску прокурора о расторжении договора купли-продажи между Морозовой и Назаренко. Морозова владела домом на праве застройки с 1928 г. В1933 г. дом у нее был изъят, передан Ворошиловторгу и зачислен последним на свой баланс. В течение одиннадцати лет Морозова о своем праве на дом не заявляла и не несла по дому никаких расходов. Впоследствии она продала дом Назаренко . Нотариус засвидетельствовал договор о купле-продаже дома на основании сохранившегося у Морозовой договора о праве застройки от 1928 г. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР признала, что в этом случае были основания для признания недействительным договора между Морозовой и Назаренко. Вопрос о действительности договора купли-продажи строения возникает и в тех случаях, когда один из участников общей собственности продал свою долю без согласия сособствен- ника, желающего осуществить принадлежащее ему право пре имущественной покупки. В этом случае договор, заключенный с покупателем, признается недействительным, а еособственник может требовать перевода на него прав приобретателя со внесением в суд как уплаченных приобретателем денег, так и сборов и пошлин и всех других понесенных покупателем необходимых расходов с принятием на себя всех обязательств покупщика197. Что же является в этом случае основанием для признания договора недействительным? Таким основанием является тот факт, что одна из сторон распорядилась правом, неполностью ей принадлежащим. Вопрос о реальности содержания договора, как одном из условий его действительности, не следует смешивать с вопросом о возможности исполнения. В советской цивилистической литературе уже указывалось на то, что советское право не знает различия между первоначальной и последующей невозможностью исполнения198. Говоря о реальности договора как одном из условий его действительности, мы имеем в виду не возможность исполнения его в момент заключения договора, а выполнимость его вообще. В приведенном выше примере из судебной практики (иск прокурора о расторжении договора купли-продажи дома между Морозовой и Назаренко) переход дома в собственность государства сделал нереальным и невыполнимым договор купли-продажи этого дома, заключенный его бывшей собственницей. Во всех случаях, когда содержание договора явно нереально и в действиях сторон нет состава, предусмотренного статьями Гражданского кодекса, устанавливающими другие основания недействительности, договор может быть признан недействительным именно вследствие своей нереальности. Это положение, иногда применяемое в практике, должно найти свое законодательное закрепление в будущем Гражданском кодексе СССР.