§ 20 Принадлежность к известному племени и исповеданию как основание видоизменения правоспособности лица. - Русские инородцы.

Мы видели выше (см. введение), что в отдаленные от современного правосознания эпохи принадлежность лица к племенному союзу решала для него весь вопрос не только о его правах, но и о нормах юридических, действию которых он подчиняется. Это система племенных или личных прав, которую мы находим на заре истории права у западных народов и которой обильные следы удерживаются и ныне еще у нас. Племенные группы, инородцы, как их отрицательно обозначает наш свод, совершенно отличны от иностранцев, иноземцев, где основа разобщения с нами есть политическая. Инородцами закон наш обозначает русских же подданных, но для коих определяющие их юридический быт и их правоспособность нормы, в составе целого племени, суть особые, племенные, а не общерусские. Эти инородцы, обитающие русскую территорию, группируются в законе так: 1) сибирские инородцы; 2) самоеды Архангельской губернии; 3) кочевые инородцы Ставропольской губ.; 4) калмыки, кочующие в Астраханской и Ставропольской губ.; 5) киргизы Внутренней орды; 6) инородцы областей Акмолинской, Семипалат. и друг.; 7) инородческое население Закаспийской области (т. IX изд. 99 г., кн. 1, разд. V, гл. 1-я); 8) евреи (там же, гл. 2-я). Состояние инородца есть своего рода status, но дающий для всех, вместе взятых, крайне мало общих признаков, кроме внутренней племенной связи и особых основ юридического быта для каждой группы отдельно.

Некоторые из этих племенных групп, особенно инородцы Восточной Сибири, находятся на той ступени цивилизации, которая исключает не только возможность, но и потребность общения не только в праве, но и в других областях нравственной жизни*(58).

Для некоторых инородцев, в особенности для киргизов и калмыков, законодательство открывает постепенно возможность постоянного и правильного общения с местным русским населением на началах общего права. Образец новых начал управления и суда мы указали выше для Туркестанского края. Обычные основы инородческого быта не нарушаются при этих нововведениях, а лишь приводятся в известность и в согласование с общими целями государственного порядка и развития гражданственности. Наиболее любопытные стороны этого быта представляют давно исчезнувшие на европейской почве союзные формы родового строя. В них нельзя различить установлений такого характера, который соответствовал бы вполне понятиями. какой-либо развитой юридической системы, где отношения гражданские обособились от иных. В этих инородческих союзных формах особенно любопытны крайне развитое строение союза семейного и родового и порядок одновременного и преемственного соучастия членов союза в обладании имущественном, где было бы неправильно видеть только отступления от общих прав, а не совершенно своеобразные установления, понятные только в связи с другими чертами их быта, в особенности с малым развитием личности и расчлененных договорно-обязательственных отношений*(59).

Массы нашего инородческого населения представляют собою вместе и иноверцев, притом, исповедания нехристианского. Так как на институтах нашего брачного права удерживается в очень значительной степени исповедный характер, то для православных и католиков нет с этим населением общения брачного, а для лютеран не существует jus connubii с иноверцами - язычниками (X, 85, также Уст. иностр. исповед. изд. 1896 г., стт. 328 и 329, где указаны границы безъисповедного построения союза брачного по отношению к магометанам в смысле единоженства).

Для тех институтов, которые не носят характера местных или племенных, а составляют право общее, каковы заем, наем личный и вещный, мы имеем указанные выше видоизменения дееспособности инородцев, составляющие некоторое подобие приниженной дееспособности малолетних, на что было указано нами выше.

На ряду с инородцами наше законодательство ставит, как было выше показано, и евреев. Вопрос о племенных институтах для евреев есть совсем особый, интерес которого не ограничивается государством русским и который вместе с этим не есть вопрос только племенной, а точно также и главным образом исповедный. В отличие от других инородцев, населяющих Россию, основание для обособления правоспособности евреев у нас, как и повсюду, лежит вовсе не в их неумелости пользоваться с выгодой для себя общей гражданской правоспособностью. Быт еврейского племени далеко не представляет собою низшую, предшествующую в историческом смысле, стадию развития тех же социальных и экономических форм, которую в свое время прошли мы и которая есть еще длящаяся для многих русских инородцев.

Для евреев характерна совсем не эта отсталость других инородцев, а некоторая исключительность всех основ их культуры, делающая неприложимыми к их быту те измерения, коими мы определяем высокий или низкий уровень культуры у других народов. В этом быте есть черты, постоянно обособляющие евреев от других, притом от любых иных народностей. Их культурная жизнь давно уже сложилась не по типу общих донациональных племенных форм быта, которые уступают в известных условиях другим, высшим формам общения в праве.

Что касается именно особого права евреев, то доступ к нему возможен только при основательном познании языка, истории и в особенности религии этого народа. Едва ли возможны сомнения в том, что крайне тесная связь юридических институтов с основами верований составляет главнейшее условие относительно малой изменчивости всего народного быта евреев; с другой стороны, в этой связи права с религией лежит главнейшее условие безразлично-отрицательного отношения их к другим народам. Их закон есть для них богоданный и с ним они проходят и даль веков, и царства земные к той заветной цели спасения, которая предоставлена для верующей мысли тысячелетия тому назад. Из институтов еврейского права для цивилиста важны установления союза семейного и тесно связанные с ним права интестатного наследования. Правильное разумение этих институтов едва ли, однако, доступно непосвященному во всю область специальных сведений по еврейскому праву. Некоторым пособием для ознакомления с этими институтами может для русского читателя служить сборник проф. Б. И. Малышева, составляющий особое приложение к его курсу (не конченному, как и это приложение, коего мы имеем пока 1-й том).

Для институтов права общего, которое обнимает и евреев, надлежит иметь в виду следующие данные.

Современное русское законодательство в отношении к евреям не представляет собою ничего оконченного и ничего оригинального. Почти всякий закон носит характер меры временной. Это одна сторона дела.

Эта история общения с евреями представляет для цивилистики, конечно, свои светлые стороны, ибо с культурной историей евреев несомненно связаны успехи общения народов и разработка многих сторон современной цивильной системы. Но это одна сторона дела, притом скорее фацит сношений с ними, чем история этих сношений. Самый же процесс этого общения представляет настоящие картины ужаса. Для подтверждения нет нужды обходить всех территорий, ибо на каждой совершается приблизительно одно и то же.

Первые сведения о появлении евреев среди новых народов относятся к IV в. Уже в ту пору они видны в больших массах на Рейне. Из VI века есть уже сведения об ожесточенном гонении на них в Риме. На любой территории, где они оседают, от них требуют, чтоб они купили себе за деньги право существования от власть имеющих. Такой ценой территориальный властитель предоставляет им временную оседлость. Упорно держась всюду и во всем, начиная с самых обыденных признаков и привычек, с одежды, пищи, распределения трудов и праздничных дней, особо от местного населения, как люди совсем другого мира, как чужие для туземцев, евреи ищут, часто не разбирая средств, скопить в своих руках денежные ресурсы, ценою которых они приобретают временное покровительство сильных, вооружая вместе с тем против себя народные массы.

Преследование евреев обыкновенно ожесточается в эпохи возбуждения религиозных чувств (крестовые походы) и в годины народных бедствий (чума полов. XIV века). Все знакомые и в наше время обвинения евреев в истязании христианских младенцев для извлечения крови, необходимой будто бы для религиозных обрядов, в отравлении колодцев, зарождались именно в этих условиях смущенного событиями и ожиданиями настроения народных масс.

Известно, что это возбуждение временами переходило в настоящее изуверство, когда евреев жгли массами, если они не сжигали себя сами, громко исповедуя свою веру, или навсегда изгоняли из страны, лишая их всякого покровительства закона.

Каким же правом жили евреи, пока им предоставляемо было хотя такое прекарное существование среди чужих им людей?

Внутри, между собой, в составе своего союза - это было еврейское право, как система своего рода племенных или личных норм. А вне? Было ли это общее территориальное право? Отнюдь нет, ибо, начать с того, что общего права долгое время не было вовсе в средневековом обществе, а были особые права отдельных союзов, местных, сословных, исповедных и т. д.; и там, где вместе с развитием центральной власти образовывались элементы общего права для известной территории, такое право мало касалось евреев. Само римское право, несмотря на универсальный характер его институтов, в процессе рецепции получило, как мы видели, вначале, некоторую исповедную окраску, и если от короля до простого горожанина глоссаторы охотно признавали всех римскими гражданами, то это, однако, не мешало им выключать из круга граждан евреев, греков, сарацинов и проч. Какое же право сообщалось евреям? Это не была какая-либо система, а это был ряд привилегий, которые территориальный господин давал евреям как своей челяди, как данникам, как оброчной статье (servi camerae imperialis). Они получали обыкновенно за эту дань право жительствовать в отведенных для них кварталах. Иногда в этих кварталах или улицах им предоставлялось приобретать землю на праве собственности, отнюдь, однако, не выходя за эти тесные пределы, ибо в средние века землевладение носило далеко не один только характер частно-правного обладания. Землевладение сельское допускалось для евреев лишь под условием обработки земли их же руками, при том без сообщения им каких-либо связанных с землевладением вотчинных или публичных прав. Для евреев пришлых ограничения удерживались и тогда, когда для издавна осевшихся эти ограничения более или менее сглаживались. Во многих немецких партикулярных законодательствах эти и подобные ограничения удерживались даже в текущем столетии.

Раньше других в Пруссии (с 1812 г.), затем в Австрии (в 60-х годах), наконец, в Германской империи право свободно приобретать земельные участки предоставлено всякому подданному независимо от исповедных различий. Явным образом обособление права частного от публичного, разложение старых союзных форм, распространение на всех подданных общих обязанностей в отношении к союзу государственному, сознавшему в эту пору свое действительное господство над каждым отдельным человеком, кто бы он ни был, широко раскрыло в области права пути общения для всех людей, без различия племени, религии, социального положения и прочее.

Время господства этого нового порядка вещей еще, однако, очень непродолжительно, чтобы дать основание заключить, в какой мере на самом деле особности племенные и исповедные сгладятся и уступят действию этого призыва всех людей к правообщению на условиях полного равенства. Самый этот призыв составляет продукт изменений юридического сознания европейских народов. Евреи признаны, наряду с другими, к полному правообщению (это пассивная сторона дела). Но преобразуется ли и в еврейской общине правосознание в том же направлении от особого к общему (активная сторона), - это именно и покажет будущее...

Главнейший вид юридического обмена, который практиковали евреи в средние века, составлял мелкий торг и денежные обороты. В то время когда операции процентного денежного займа были запрещены каноническим и светским законом для христиан, евреям не только дозволялись эти операции, но долгое время размер дозволенного роста для займа у евреев, силой особых привилегий, был крайне высок. Лишь после XVI в. начинается уравнительное движение законодательства в этом вопросе для заемных сделок христиан и евреев, и в наше время законы о росте отменены одинаково для всех и все одинаково подлежат ответственности за ростовщические проделки, направленные на эксплуатацию нужды, неопытности, легковерия, по имперскому, напр., закону 24 мая 1880 года (о чем подробно позже, в учении об обязательствах).

Особого рода привилегия, крайне распространенная в средние века, заключалась для евреев в том, что проданные и заложенные им движимости, хотя бы они были отняты силой или украдены, не подлежали возврату по иску собственника, иначе как под условием уплаты долга или цены, за которую вещь была куплена. Одна из старейших привилегий этого рода для евреев города Шпейера, от XI в., требовала от ответчика еврея только присяжного (по еврейскому закону, juramentum secundum legem suam) показания цены вещи. Это правило, в значительно измененном виде, стало впоследствии общим для добросовестного приобретения движимостей в различных условиях (о чем позже, в системе вещн. прав), совершенно независимо от племенных и исповедных свойств заинтересованных.

К этим главнейшим пунктам различия, а затем постепенного уравнения правоспособности евреев в сфере гражданских правоотношений (о праве брачном мы не говорим, так как этот вопрос разрешается заменой исповедного брака безъисповедным, о чем было говорено выше и подробнее будет указано в праве семейном), присоединился вопрос о праве евреев приобретать ученые степени, не по любым наукам*(60), a по юриспруденции в особенности. Затруднение возникало в виду де особого свойства предметов познания для доктора обоих прав (juris utriusque d-r, т. е. juris civilis и сапоniсi), а также докторской присяги. Натурально, весь вопрос в том, какие требования будут поставлены для доктора по каноническому праву. Если здесь нужна не наука только, а также и вера, то сами евреи, конечно, откажутся искать такой ученой степени. И наоборот, от кого бы ни исходили заслуги чисто научного характера для области правоведения, канонического или светского, никакое ученое собрание, конечно, не откажет их признать, раз дело идет только о науке. Несомненно, что последняя точка зрения становится вместе с временем господствующею.

Вопрос о правоспособности этих инородцев в России представится нам в более простом виде, когда мы уяснили себе, хотя в некоторой степени, его перипетии на Западе.

Собственно в той части русского государства, в центре России, где выросло, стало могучим национальное русское сознание н определился существующий государственный строй, вопрос о евреях долгое время сливался с вопросом о положении инородцев и иноверцев вообще. Поэтому совершенно справедливо замечание И. Е. Андреевского в его юношеском еще труде. "О правах иностранцев в России. С.-Петербург 1854 г.": "в древнейшее время в нашем отечестве допускались к поселению и жительству в городах лица всякой нации и вероисповедания, а потому и евреи" (стр. 125). Еще к вел. кн. Владимиру приходили "жидове хозарстии" и т.д. (см. указан. книгу). Со времени Мономаха в восточной Руси евреев было мало (стр. 126). Опасность исповедная, влияние еврейской пропаганды, ересь жидовствующих, устранялась, как и всякая подобного рода угроза исповедной чистоте, тем же обычным в ту пору орудием "очищения" - огнем, какое мы видим и на Западе в соответствующее время.

Не только в старой России, но и в Империи "еврейский вопрос" трактуется без особых затруднений, когда этот вопрос беспокоит государство, власть светскую. И так, еще в первой половине XVIII в., закон предписывает "жидов высылать, которые на Украине и в других городах империи российской поселились, и впредь ни под какими образы в Россию не впускать, а золота им с собою из России не вывозить и менять золотые их деньги на медные" (П. С. 3. N 5063). Так в указе 1727 года. Тоже и позже, при Елизавете. Указы позднейшие только подробнее определяют, какие именно монеты золотые на какие медные надлежит разменивать при выезде евреев (NN 8673, 8869 и мног. друг.). Речь явно идет о евреях иностранцах, приходивших за рубеж из местностей, в ту пору еще не воссоединенных с центром. Подробные указания медных пятаков, полушек и проч., коими велено было рассчитывать приезжих за их червонцы, золотые ефимки и проч., свидетельствуют, быть может, об ухищрениях старых исполнителей закона обходить его вовсе под предлогом недостаточной определительности.

Во всеоружии власти является закон светский, когда опасность от иноверцев грозит чистоте русской церкви. Еретикам угрожает смерть (см., напр., П. С. 3. N 1103)*(61). Басурманы теряют право владеть населенными (православными) имениями, если не хотят принять Св. крещения (N 2778). Мы имеем случай совращения из христианства именно в еврейство, которое подвергает и совратителя и совращенного тяжкому наказанию. Еврей Борох совратил в иудейство капитан-лейтенанта Возницына, который и был обрезан. Жена Возницына сделала донос на мужа. Капитан-лейтенант Возницын был, приговорен, вместе с Борохом, к смертной казни чрез сожжение. Г-жа Возницына за донос била награждена сотнею душ крестьян с землею и принадлежностью (там же, N 8612, 8725).

Совершенно в ином виде представляется тот же еврейский вопрос для западной окраины России, долгое время развивавшейся особо от ее естественного центра.

До самого последнего времени судьба Литовского государства, и тем более литовских евреев, была до крайности недостаточно освещена и в польской и в русской исторической и юридической литературе. По отношению к евреям Литвы, за исключением "Исторического исследования о правах литовско-русских евреев" Ф. И. Леонтовича, ни один из трудов предшествующих и последующих писателей не стоит, по мнению профессора С. А. Бершадского, на высоте задачи. Лишь в 1883 году появилась вполне солидная разработка этого предмета, в смысле обилия материала, до тех пор скрытого в архивах, и тщательности его изучения, в известной монографии профессора С. А. Бершадского "Литовские евреи" 1388 - 1569 г. Петербург 1883 г. Мы можем пожалеть только, что работа обнимает главным образом два века (от конца XIV до XVI в., и лишь в главе первой пределы времени взяты шире). Но и этого довольно, чтобы ответить на интересующий нас вопрос.

Что же находим мы в этой двухвековой истории литовского еврейства для освещения их юридического положения в Литве?

Буквальное повторение тех же явлений, коими знаменуется история евреев в любом государстве Запада в эпоху слабого развития государственной власти, в условиях феодального режима.

Это, прежде всего, совершенно изолированное положение еврейской общины среди чуждой ее интересов местной жизни. Земские господа гарантируют посредством привилегий евреям неприкосновенность жизни, имущества, чести и все тех же промыслов, какие нормально предоставляли им земские владыки на Западе. Есть буквальные повторения тех самых льгот для еврейского торга и денежного обмена, какие известны из XI века на Западе. Конечно, и тут все эти льготные письма покупаются еврейскими общинами не одною только дорогою ценой денег, но и еще более тяжкими последствиями неуверенности положения евреев среди эксплуатируемого ими и главным образом чрез них, не всегда в их только пользу, низшего населения.

Мы не имеем интереса описывать на новых местах, среди других людей, все тех же знакомых из сделанного выше очерка сменяющихся явлений: то этих привилегий, то этого бесправия, которое переживали евреи в Литве, тем более, что все эти картины мастерски изображены пером названного выше историка.

По-видимому, в очень мало изменившемся порядке средневекового быта "еврейский вопрос" принят русским государством в составе универсального преемства западнорусской окраины, как одна из самых трудных для разрешения проблем государственной мудрости.

Сто лет назад, говорит профессор Бершадский, литовские евреи перешли в русское подданство, сто лет существует в России "еврейский вопрос".

Это - вопрос, с одной стороны, о внутреннем строе еврейской общины. На него в разное время русское законодательство отвечало различно, сперва противодействуя кагальной организации (при Екатерине), затем, и поныне, признавая ее.

С другой стороны, вопрос о евреях, со времени присоединения западного края и частью южных окраин, есть вопрос общей гражданской правоспособности этих инородцев.

Долгое время эта сторона дела не представлялась вовсе настоятельною для разрешения, ибо не для одних евреев, а совершенно также и для коренного русского населения вопрос об общей гражданской правоспособности составлял лишь благое вожделение, казалось, не скоро еще имевшее перейти в действительность. В настоящее время общая гражданская правоспособность составляет, как было видно выше, достояние всех русских подданных, частью и иностранцев. В каком же виде представляется нам вопрос о правоспособности евреев в действующем ныне русском законодательстве?

Из многих законодательных актов последнего времени возможно заключить с полным основанием, что современное положение дел рассматривается самим законодателем как переходное, временное, т. е. имеющее силу впредь до общего пересмотра законодательства о евреях. Мы не можем прямо утверждать, что вопрос о равноправности и для евреев есть уже утвердительно решенный в принципе; но нет никаких сомнений, что мы не удаляемся от разрешения вопроса в этом смысле, а приближаемся к нему.

Чтоб ориентироваться в действующем праве надо различать: А, ясным образом выражающееся в массе законов стремление не нарушать насильственно, по крайней мере в общем, старых основ обособленного еврейского быта;

В, с другой стороны, вполне определенно обозначившуюся задачу законодателя выводить отдельные лица и некоторые группы из их устаревшей исповедно-племенной организации и ставить их в непосредственную, прямую связь с государством; наконец.

С, меры, направленные против расширения равноправности, так сказать, фактическим путем, в обход закона, при наличности, удерживающей еще силу старой союзной организации. К законодательным мерам 1-й группы, А, следует отнести, прежде всего, кагалъную организацию евреев, весьма развитую (о чем здесь мы не будем говорить в особенности), внутри которой закон допускает обязательные денежные сборы (коробочный), предназначаемые для общественных потребностей евреев (см. для современного положения законы о состоян., т. IX, изд. 99 г. Прилож. к ст. 816). С этой особой общественной организацией тесно связан чисто исповедный характер институтов брачного права у евреев и отдельный порядок ведения метрических записей (тт. IX, ст. 913 - 921, и XI, уст. иностр. исвовед., с измен. по изд. 1896 г.). Обособленная сфера брачного права, семьи, семейных властей и обязанностей, связанных с этим отношений родственных, по наследованию, по интересам общественным, делают жизнь массы еврейского населения замкнутой и только внешним образом прикасающейся к иноплеменному и иноверческому для них обществу христиан.

Эти главные черты, определяющие положение евреев в составе русского населения, дают результаты очень тяжелые не для общины еврейской, конечно, а для отдельно взятых членов этого племенного союза. Не всегда возможно назвать правоспособность евреев приниженною, но она всегда является условленною этой связью еврея с его племенем и исповеданием; она никогда не становится вполне свободной и равной с другими в смысле общего гражданского права.

Русский еврей не может стать ныне, в теперешних условиях, вполне свободным и равноправным, в смысле общего права, иначе как разорвав навсегда связь с союзом, к которому он принадлежит, а это достигается лишь переходом в одно из христианских исповеданий. До тех же пор пока эта связь не нарушена, правоспособность еврея будет составлять ту или другую степень приближения к общей гражданской правоспособности, а не всю полноту ее.

Руководящий, для определения юридического положения евреев, принцип нашего законодательства состоит в том, что евреи, русские подданные, подлежат общим законам во всех тех случаях, в коих не постановлено особых о них правил (IX, 767).

Однако, для евреев, русских подданных вообще, пока не возникло особого основания для изъятия, существует так называемая черта оседлости, которою и ограничивается их право свободно выбирать себе место жительства. Эта черта оседлости определяется крайне разнообразными и разновременными положениями устава о паспортах и беглых (т. XIV). Здесь, прежде всего, удерживается для них свобода жительства и переселения в пределах губернии Царства Польского, в северо- и юго-западном крае, в Бессарабии и Курляндии, в Шклове (Лифляндской губ.), с некоторыми изъятиями для отдельных городов (Киев) и с особыми правилами для других городов (Николаев, Севастополь) и областей (Войско-Донское)*(62).

Это одна сторона дела.

Другую сторону дела, В, составляет эманципационное движение русского законодательства по еврейскому вопросу. В связи с этим идут попытки евреев выйти из стесненных условий правоспособности, в обход закона, сохраняя связь с еврейской общиной, против чего направлена другая серия законов С, о которой мы будем говорить здесь же.

Эманципационное движение на западе совершилось ныне абстрактным провозглашением равноправности гражданской для всех, независимо от различий исповедных. Таким образом, по мере того, как развивался свободный обмен интересов в области ремесел, искусств, промышленности, торговли, знаний, для населений западных территорий, государства западные уничтожали старые рамки обособленной правоспособности разных групп населения и заменили их нормами общего права. Нельзя утверждать, чтобы вместе с формальным признанием в принципе равноправности христианских и еврейских подданных, в западных государствах исчезли признаки разобщения в правосознании этих различных групп населения. Обе продолжают еще в некоторой степени обнаруживаться и принимают по временам угрожающий характер, но при сильно развитых и хорошо дисциплинированных органах государственной власти опасность столкновений предупреждается и устраняется без большого труда.

При совершенно иных размерах задачи, в других исторических условиях, русская законодательная власть идет к цели сближения правоспособности христиан и евреев другим путем, т. е. она расширясь на евреев в той или другой степени общую правоспособность, по исследовании признаков надежности такого сближения для отдельных лиц или для отдельных групп, так сказать causa cognita, a не абстрактно, не для всех и каждого.

Опять и здесь, в этом методе действия, мы видим для еврейского населения то же, что можно наблюдать в истории русского права для других государственных состояний. И для других состояний повышение гражданской правоспособности развивалось сперва для отдельных лиц и групп, а затем было расширено на целые классы лиц.

Этот метод применяется в одинаковой мере к евреям иностранным, идущим в Россию с западной и восточной границы, и к евреям русским подданным.

Евреям-иностранцам, недопускаемым вообще ко вступлению в русское подданство (положение комит. министр. 29 июля 1824 г.), предоставляется право пребывания, на более или менее льготных условиях, в России наравне с другими иностранцами, лишь по особому каждый раз усмотрению. В черте оседлости евреи-иностранцы допускаются лишь в ряде указанных законом специальных случаев (раввины, медики, учредители фабрик, мастера; последние с допущением присяги на подданство чрез 5 лет пребывания. См. уст. о пасп., ст. 289 290 и след.; для евреев, приходящих с востока, см. там же ст. 12, л. VI).

Евреям-подданным дозволено селиться вне черты оседлости:.

a) если они принадлежат, в продолжении указанных законом сроков, к купечеству 1-й гильдии и неопорочены судом, при чем им предоставляется иметь прислугу и приказчиков, тоже неопороченных судом, в определенном числе;

b) этими же льготами пользуются, в той или другой мере, кончившие курс высших учебн. заведений, учащиеся фармацевты, фельдшера, бабки, также практиканты по этим отраслям медицины, магистры и доктора разных университетских факультетов (там же, ст. 12, п. I и II) подробности опускаем.

Временное пребывание дозволяется вне черты оседлости на очень различных основаниях и обыкновенно на короткие сроки или для достижения известной цели (обучение), или для упражнения мастерства, указанных в законе промыслов, с отдельными многочисленными руководящими правилами для столицы, для других городов, для времени ярмарок и проч. (там же, ст. 157 и след.)*(63).

Наряду с этими расширяющимися рамками общения, в законодательстве, особенно с начала 60-х годов, ясно обнаруживается стремление расширить пределы общей гражданской правоспособности на евреев без всяких особых условий и исследований в каждом отдельном случае. В составе действующего Свода мы имеем статьи 779 и 780, каждую с двумя примечан., т. IX, которые дозволяют евреям, в черте общей их оседлости, равно как и везде, где дозволено им постоянное пребывание, приобретать недвижимую собственность всякого рода, кроме имений населенных. Этот в высшей степени важный успех русского законодательства в направлении к равноправности был, очевидно, компрометирован какими-то обстоятельствами, которые нам трудно разъяснить, и мы видим в последующих законодательных актах обратный ход, правда, не во всем объеме действия льготного закона, но все же в значительных его пределах. Закон 3-го мая 1882 года, в виде временной меры, до общего пересмотра, в установленном порядке, законов о евреях, воспрещает евреям впредь вновь селиться вне городов и местечек, с допущением в сем отношении исключения только относительно существовавших до 82 года еврейских колоний, занимающихся земледелием. Этим же законом приостановлено временно совершение купчих крепостей и закладных на имя евреев, засвидетельствование арендных договоров на недвижимые имущества, доверенностей на управление и распоряжение таковыми (т. IX, там же). Закон этот имеет применение лишь в губерниях постоянной оседлости евреев*(64). Натурально закону этому обратной силы не присвоено, и успевшее образоваться еврейское землевладение не устраняется, так что евреев нельзя назвать неправоспособными владеть недвижимостями в этих краях, и сила закона направлена лишь против дальнейшего расширения наличного еврейского землевладения посредством указанных в положении 3-го мая способов (там же, см. еще ст. 781 и следующ.).

Крайне важен для правообщения вопрос о черте оседлости и о землевладении, о свободе обмена и приобретении недвижимостей вообще. Но рядом с этим высокую степень важности имеет для этой же цели право брачное и договорное вообще.

На вопросах брачного права и семейного союза вообще испытуется очень тяжело метода повышения правоспособности индивидуальной, для каждого особо, causa cognita, какой следует наш законодатель. Брак есть у вас, и не для одних евреев, институт не чисто цивильный, а цивильно-религиозный. Таким образом, недопущение евреев к браку с христианами и обратно не составляет для той или другой стороны редукции ее прав, а есть последствие характера института и у тех и у других. Но, затем, возможно, что семья, уже образовавшаяся, подвергается влияниям разных исповеданий. Для этих случаев наш закон определяет, что последующее обращение одного из супругов в православие не ведет к расторжению брака ipso jure, a лишь эвентуально, если того потребует другой супруг (X ч. 1 ст. 81). Итак, брак продолжается между евреем и православным.

Но сообщает ли свободный от ограничения чертой оседлости супруг это право другому подобно тому, как супруг высшего состояния сообщает право состояния другой стороне, если она по состоянию ниже, или, по крайней мере, не отнимает прав высшего состояния? На сей раз эта аналогия не имеет места. Супруг православный не будет определять своей повышенной правоспособностью умаленную правоспособность другого. Даже прямо наоборот. Законодатель, опасаясь, по-видимому, таких браков, как средства найти новый путь к нарушению черты оседлости, стало быть действия in fraudem legis, определяет, что ни муж, ни жена, вследствие такого брака, не приобретают права выбора постоянного жительства вне черты оседлости. Таким образом и на новокрещенного христианина, если его прежний брак с евреем не расторгнут, распространяется, в виду ст. 103 т. X, ч. L, закон о черте оседлости (ст. 81 там же in fine).

Для регулирования положения детей в браках, коих исповедная природа изменяется переходом родителей в христианство, закон установляет: а) на случай принятия обоими супругами св. крещения, совершение сего таинства и над малолетними детьми их, не имеющими более семи лет от роду; b) если же принимает христианство один отец и одна мать, то в 1-м случае крещению подвергаются сыновья, в последнем дочери (IX, 777).

Любопытен вопрос об усыновлении. Если евреи имеют все права русских граждан, то, натурально, они могут и усыновлять, опять, однако, только для той цели, какая дается усыновлением; а посему усыновление евреем имеет место только в отношении к единоверцам, и при этом, по разъяснению правительствующего сената, усыновление евреями, пользующимися свободой местожительства, действительно только по отношению к тем единоверцам, которые сами имеют право проживать повсюду в империи (т. IX ст. 769, 772).

Закон 12 марта 1891 года о детях узаконенных и усыновленных рассчитан, что касается узаконений, только на христианских подданных империи и к евреям и иноверцам вообще не имеет применения (ср. разд. III); что касается усыновлений, то усыновление лиц христианского исповедания нехристианами и сих последних лицами христианского исповедания воспрещается (разд. IV, п. 4), а также лицам раскольничьих и иных сект запрещено усыновлять православных (там же, прим.). Совершенно так, как по вопросу о действии перехода одного из супругов-евреев в христианство на права другого селиться вне черты оседлости возникли сомнения, которые разрешены были не в пользу освобождения от черты оседлости, также и по вопросу об усыновлении в практике возникали сомнения о сообщении усыновителем-евреем, имеющим свободу выбора места жительства, этого права усыновленному еврею для которого обязательна черта оседлости. На этот вопрос мы находим ответ в собрании узаконений за 1889 г. N 298, и этот ответ отрицательный.

В связи с довольно тесным прикосновением вопросов права и интересов исповедных в старом нашем законодательстве находилось воспрещение христианам вступать с евреями в договор найма для постоянных домашних услуг, очевидно, в целях предотвращения соблазна близкого общения с иноверцами. Женщины - христианки, нанимаемые евреями хозяевами для приготовления пищи и белья служителям из христиан, также для фабричных работ, должны были иметь отдельные помещения. Существовали также некоторые ограничения для найма мастером подмастерьев из христиан (ст. 2209 - 2211 стар. изд. X т., ч. I; уст. о пред. и прес. преступл. установляет подобные меры и для некоторых сектантов, а скопцам воспрещено принимать к себе в семью чужих детей под каким бы то ни было видом). Высочайшее повеление 28 апреля 87 года отменило стеснительные для найма евреями христиан меры, свидетельствовавшие скорее о слабости органов юстиции, чем о действительных опасностях для интересов христианского исповедания, и заменило их простым воспрещением нанимателю-еврею препятствовать нанятым христианам чествовать праздники и выполнять религиозные обязанности, под страхом денежного взыскания, по приговору мирового судьи, не свыше 50 рублей (Уст. о наказ. налаг. мир. суд. ст. 42, а также т. XIV Уст. о пред. и прес. преступ. ст. 88; Уст. о промышл. ст. 364, 382 и друг.). Вопрос о силе договора поставлен врозь от вопроса о преступных действиях, право гражданское от полицейского и уголовного закона, и с этим вместе тотчас явилась возможность отменить стеснительную старую меру предупреждения - пресечения преступлений и расширить действие общей нормы договорного права на круг лиц, не связанных ни племенем, ни исповеданием.

После этой важной нормы, идущей путем расширения правоспособности на всех граждан, надлежит отметить другую меру последнего времени, хотя и не прямо из области права частного, направленную, "впредь до издания особого по сему предмету закона", против допущения лиц нехристианских исповеданий в число частных поверенных при уездных съездах, иначе как с разрешения министров внутренних дел и юстиции по представлениям председателей съездов (собр. узак. за 90 г. N 398). Для принятия в число присяжных и частных поверенных вообще подлежащими судебными установлениями и советом присяжных поверенных нехристиан требуется, тоже до издания особого закона по этому предмету, представление председателей судов и советов прис. повер. министру юстиции, от разрешения коего и зависит вступление не-христианина в состав поверенных (собр. узак. 90 г. NN 127 и 1031, ныне Общ. учр. суд. уст. 92 г. ст. 380 прим. и 407 прим.).

Мы этим заключаем наше обозрение условий, видоизменяющих гражданскую правоспособность отдельных лиц. Несомненно, многие детали остаются в стороне и подлежат изучению в ближайших практических целях по подлинным источникам.