Пропаганда и манипуляция общественным мнением. Разница между пропагандой и манипуляцией

Основная цель манипуляции — не получить поддержку (как в случае пропаганды), а вызвать, добиться определенной ответной реакции, которую уже затем можно использовать. Политические тексты при этом могут служить инструментами. При кажущейся очевидной разнице между пропагандой и манипуляцией различить их иногда бывает сложно. Вспомним Джорджа Оруэлла, который считал, что использование понятий «перемещение населения», «умиротворение», «трудовые лагеря» — это и пропаганда, и бесчестная манипуляция,

стремление ввести в заблуждение общественное мнение, так как в реальности эти «нейтральные» понятия описывали убийства, рабский труд, тяжелые лишения для миллионов, и общественное мнение никогда бы не согласилось поддерживать подобную политику, если бы она описывалась в адекватных терминах[42]. Действительно, использование терминов с нейтральными коннотациями помогает скрыть от внимания общества негативные явления. Именно такой подход к пропаганде и манипуляции, т.е. практическое неразличение их, стал основой для многих современных исследований дискурса. Например, Гюнтер Кресс утверждает, что масс-медиа (и политики), «постоянно создавая материалы, интегрируют их в своеобразную идеологическую систему с тем, чтобы оформлять и влиять на идеологические структуры в обществе. Подобное производство материалов журналистами является идеологическим по своему воздействию и в большинстве случаев, в своем намерении и воздействии, также политическим»[43]

С другой стороны, некоторые исследователи, в частности, американский ученый Майкл Гайз, полагают, что манипуляции общественным мнением как феномена не существует.

Выйти из этого противоречия трудно даже с помощью приведенного выше разграничения: пропаганда — это убеждение, а манипуляция — стремление добиться определенной реакции. Поскольку приведенные примеры отражают ситуацию пограничную: пропаганда пытается убеждать, для того чтобы получить необходимую политикам реакцию общества, умение развести эти понятия в каждом конкретном случае требует большого внимания и усилий. В конце концов, иногда удается доказать, что пропагандист понимает разницу между точечными бомбардировками и ковровыми, и даже способен различить результаты разных бомбардировок. Если же пропагандист продолжает настаивать, что образ «точечные бомбардировки» корректно описывает реальность полностью разрушенного города, здесь мы, без сомнения, имеем дело с попыткой манипуляции общественным мнением, а не с «верой в истинность своего описания».

Общепринятыми инструментами манипуляции являются: целенаправленный вброс информации, обычно дискредитирующего характера; вброс проблемной провокативной информации: люди заняты обсуждением, кто прав, кто виноват, и меньше замечают процессы, идущие параллельно; организация массовых акций протеста или одобрения и т.д. Но есть и неконвенциональные способы манипуляции, например известный « 25 кадр».

Перечисленные приемы манипуляции можно назвать «сиюминутной манипуляцией»: они нацелены на почти автоматическое воздействие, на автоматическую реакцию, например взрыв негодования на проворовавшегося политика. Но существуют и приемы долгосрочной манипуляции: придание общего направления, управление процессами. Долгосрочная манипуляция — настоящее политическое искусство. Примерами таких манипуляций, имеющих отношение к дискурсу, были кампании по разработке и пропаганде идей «Единства»; по дискредитации парламентской системы, масс-медиа, правозащитной деятельности; перенос социального недовольства с президента на бюрократию; кампании по пропаганде «партнерства», партнерских отношений общества (прессы, неправительственных организаций) с властью; создание образа Путина — успешного менеджера, в меру консервативного и в меру прогрессивного.

Механизмы, отчасти компенсирующие эффект от манипуляции, — это присутствие в политическом дискурсе других точек зрения, с которыми приходится вести полемику, которые необходимо опровергать и дискредитировать. Это чрезвычайно важный момент. В нашей современной действительности распространено мнение, что политики, все и везде, врут. При этом иногда ссылаются на мнение такого тонкого наблюдателя, как Оруэлл, который не делал различия между врущими политиками Британии и России: «В наше время политические речи и статьи в значительной степени произносятся и пишутся в защиту того, чего защитить нельзя... Поэтому язык политиков должен состоять из эвфемизмов... и туманных высказываний».

На самом деле разница была, и очень важная. В британском политическом дискурсе даже во время военных действий в Индии в 1940-х гг. существовала возможность высказывать другую точку зрения на то, что же происходило в Индии и что официально называлось «умиротворением».

Отсутствие компенсаторного механизма в недемократическом дискурсе только на первый взгляд облегчает работу официальных пропагандистов. Знакомых с советским и любым тоталитарным опытом не надо уверять, что общество, лишенное альтернативных точек зрения, перестает доверять официальной точке зрения. Под страхом репрессий общество проявляет податливость к любым внушениям начальства, но никогда им не доверяет и всегда остается себе на уме.