«Теория справедливости» Дж. Ролза и ее воздействие на современную политическую философию.
Американскому философу Джону Ролзу принадлежит самый известный политический проект современности. Его работа «Теория справедливости»155 стала определяющей для развития политико-философской мысли ХХ столетия; после её появления все значительные авторы в рамках дисциплины были вынуждены в той или иной форме обращаться к проблемам, поставленным в этой книге. Ролз кладет в основание своей концепции именно договорную идею. Его главная цель - выяснить, какие принципы должны лежать в основании «вполне упорядоченного» (well-ordered) общества, то есть общества, отвечающего требованиям справедливости (в равной степени эти нормы и будут принципами справедливости)156 157. По Ролзу, основной предмет теории справедливости - это «базисная структура общества... способы, которыми основные социальные институты распределяют фундаментальные права и обязанности и определяют разделение преимуществ социальной кооперации» . Чтобы определить природу подобных правил/способов, Ролз предлагает мысленный эксперимент, основывающийся на обобщенной «до более высокого уровня абстракции» теории общественного договора. Вслед за Кантом158, он обращается к некой абстрактной ситуации, которую называет “исходное состояние” (original position159) и исследует вопрос о том, какие принципы могут принять в качестве справедливых рациональные индивиды, находящиеся в таком состоянии. Основными параметрами этого изначального (исходного) положения вещей являются следующие. Во-первых, все индивиды свободны и равны (т.е. независимы друг от друга). Ключевая характеристика индивидов в исходном состоянии - узко понятый эгоизм (self-interest), то есть установка на максимизацию собственной функции полезности (т. е. стремление к удовлетворению максимального возможного числа собственных потребностей). Интересы других людей для таких индивидов безразличны; они прежде всего заботятся о личном благосостоянии. Это является главным фактором, обуславливающим выбор институтов в исходном состоянии - приоритетной альтернативой для любого индивида будет политическое устройство, которое в наибольшей степени удовлетворяет его интересам160. Ролз предполагает, что в исходном состоянии возможна свободная дискуссия по поводу того, какие институты являются наиболее справедливыми. Однако количество информации, доступной для принятия решения, какие принципы должны быть положены в основание политической ассоциации, фундаментальным образом ограничено (что является одним из наиболее существенных отличий модели Ролза от всех предыдущих договорных теорий). Для описания структуры ограничений, наложенных на знания о мире, доступные участникам конституционного соглашения, философ вводит специальный термин - «завеса (или вуаль) неведения» (veil of ignorance). Данное понятие необходимо разобрать подробно161. Идею, которую выражает с его помощью Ролз, можно описать следующим образом. Завеса неведения создает такое положение дел, в котором никто не знает конкретного содержания индивидуальных интересов - как своих собственных, так и окружающих людей. Известно только, что эти интересы существуют. Отсюда следует, что никто не может предсказать, какие жизненные цели будут для него самого приоритетными, равно как и то, какое положение/социальный статус смогут обеспечить ему его личные способности. Таким образом, каждый индивид вынужден рассматривать будущее общество и свое место в нем с максимально общей и абстрактной точки зрения. В своей ранней статье, где даже еще не использовался сам термин «завеса неведения» Ролз четко сформулировал ключевую интенцию, лежащую в основании этой идеи: «... ни у кого не будет возможности подгонять принятые принципы под свое особое положение, а затем отказываться от них, когда они уже более не соответствуют его цели. Следовательно, каждое лицо будет предлагать только общие принципы, которые в значительной степени будут наполняться смыслом в ходе их конкретного применения в отдельных случаях, специфические обстоятельства которых пока остаются неизвестными»162. В таких условиях для всех участников исходного соглашения, как полагает Ролз, представляется рациональным при выборе принципов распределительной справедливости действовать в соответствии с так называемым правилом максимина. Правило максимина (минимакса) - это одна из базовых концепций решения в теории игр (разделе математики, изучающем стратегические взаимодействия). Согласно этому методу, оптимальным решением игры (как правило, игры с нулевой суммой, в которой один из участников выигрывает N очков, а другой проигрывает такую же сумму: - N) является следующие: победитель выбирает максимальный из минимально возможных в разных стратегиях выигрышей. Только тогда возможно схождение расчетов обоих игроков, и получаемый результат будет оптимальным: убыток проигравшего будет минимальным, а выигрыш победителя - максимальным. Суть данной идеи заключается в том, что победитель при выборе стратегии зависит от расчета своего менее удачливого соперника (следует помнить, что в играх такого типа победитель определен a priori; важно лишь рассчитать оптимальное решение при заданных изначально соотношениях прибыли и убытка). Последний же своим решением легитимирует то состояние, в котором его проигрыш будет наименьшим. Применительно к вопросам конституционного дизайна эта концепция используется следующим образом. Если предположить, что всеобщее равенство невозможно (а для Ролза оно, судя по всему, даже не является значимым ориентиром), то для индивидов, начинающих с нуля и ничего не знающих о своих сравнительных преимуществах и наиболее вероятной социальной траектории, представляется рациональным заранее обезопасить себя на случай неудачи. Ролз предполагает, что вводимые им принципы позволяют каждому получить гарантии минимального уровня благосостояния, позволяющего вести достойную жизнь. Необходимость обеспечивать и поддерживать эти принципы, которые, безусловно, ограничивают возможности самых успешных представителей общества, как раз и является той ценой, которые победители платят за признание проигравшими легитимности установившегося порядка. Согласно принципу максимина, оптимальным выбором для индивидов, находящихся за завесой неведения, является набор принципов, позволяющих осуществить следующие задачи: во-первых, обеспечить всем равные возможности для преследования своих целей, заранее не ограничивая множество этих целей, и, во-вторых, максимизировать положение тех, кто окажется аутсайдером. Ролз полагает, что в наибольшей степени подобным требованиям удовлетворяют следующие два базовых принципа справедливости, на основе которых должно строиться любое хорошо организованное общество: - «Каждый человек должен иметь равные права в отношении наиболее обширной схемы равных основных свобод, совместимых с подобных схем свобод для других»; - «социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы: а) от них можно было бы разумно ожидать преимуществ для всех, и б) доступ к положениям (positions) и должностям был бы открыт для всех»163. В последовавших за «Теорией справедливости» работах Ролз развил свою договорную концепцию и применил ее к ряду практических вопросов, в частности, для анализа нормативных аспектов международных отношений164. Со временем, под воздействием критики со стороны представителей различных течений политической мысли, Ролз существенно модифицировал многие аспекты своей версии контрактарианизма165. Тем не менее, базовая идея осталось фактически неизменной166 - попытаться рассчитать, какие принципы выбрали в качестве наиболее рациональных свободные и разумные индивиды в максимально абстрактной начальной ситуации. Все дальнейшие разработки в области договорной теории так или иначе восприняли эту интенцию (кантовскую в своей основе), ключевую для всего творчества Ролза. Выход «Теории справедливости» произвел революцию в политической теории того времени. Эта книга была сразу же замечена, и уже в первые годы, последовавшие за её изданием, появилось значительное количество публикаций, в которых с критических позиций разбирались различные положения концепции Ролза. В обширном спектре комментаторской литературы, посвященной теории справедливости, можно выделить несколько крупных направлений. Во-первых, это критика внутренних противоречий, присущих концепции Ролза; во-вторых, критика использованной им модели исходного состояния; в-третьих, фундаментальная критика концепции индивида, лежащего в основании построений американского философа167. Первая (исторически) группа критических замечаний в адрес теории Ролза касается в основном формальных аспектов теоретико-игровой модели, использованной в его концепции общественного договора168 169. В частности, указывается на то, что максимин (минимакс) - это концепция решений некооперативных игр с нулевой суммой. Модель, предлагаемая Ролзом, не вполне вписывается в традиционную структуру таких игр. Во-первых, в ней речь идет об отчетливо выраженной ситуации социальной кооперации, во-вторых, сумма выигрышей от сотрудничества ненулевая - возможен и положительный итог для всех участников. Поэтому возникают вопросы относительно корректности прееноса терминологии, заимствованной из другой предметной сферы, в область политической философии. Кроме того, отмечает Дж. Харсаньи, что если в качестве концепции решения задачи выбора в исходном состоянии используется принцип максимина , то с формальной точки зрения наиболее рациональной стратегией для индивидов в исходном состоянии является выбор утилитаристского принципа максимизации средней ожидаемой полезности. Метод Харсаньи, однако, во многом основан на допущении о том, что существует универсальная шкала полезности, позволяющая упорядочить всех индивидов по уровню полезности, получаемой от той или иной альтернативы и затем рассчитать средний уровень полезности для всего сообщества. Однако многочисленные результаты невозможности, полученные в теории общественного выбора, показывают, что любой метод агрегирования индивидуальных предпочтений имеет свои ограничения170. Таким образом, адекватность использования принципа максимизации совокупной полезности как базового принципа распределительной справедливости в обществе, может быть поставлено под сомнение . Вместе с тем, гипотеза Харсаньи относительно того, что в исходном состоянии Ролза участники исходного соглашения будут с большей вероятностью выбирать утилитаристский принцип максимизации агрегированной полезности, а не принцип различия, подтверждается 173 результатами экспериментальных данных . Другим важным противоречием в «Теории справедливости», на которое указывают критики, является попытка совместить аргументацию, основанную на идее личного интереса и попытку Ролза встроить в свою концепцию деонтологические элементы кантианской этики, а именно придание договору моральной ценности per se. Р. Дворкин отмечает, что подобная интенция Ролза в конечном счете делает договорную аргументацию излишней: «Можно, конечно, утверждать, как делают многие философы, что в интересах самого человека выполнять свой долг, подчиняясь нравственному закону, либо потому, что иначе Бог его накажет, либо потому, что, выполняя определенную роль в естественном порядке вещей, человек получает наибольшее удовлетворение от своей деятельности, либо, как полагал Кант, потому что человек может быть свободным, только соблюдая нормы, которые он, не впадая в противоречие, хотел бы иметь в качестве всеобщих. Но это не означает, что обязанности определяют интересы человека, а не наоборот. Этим не доказывается, что человеку при решении вопроса о том, в чем состоят его обязанности, разрешено соотносить их с собственными интересами; напротив, человек должен оставить в стороне любые соображения личной выгоды и принимать во внимание лишь соображения долга. 171 172 173 Следовательно, таким образом нельзя обосновать роль договора Ролза в глубинной теории, основанной на долге» . Помимо указаний на внутренние логические противоречия в теории Ролза, были предприняты попытки подвергнуть содержальной критике защищаемые им принципы справедливости, главным образом - принцип различия. Эти попытки во многом вдохновлялись идеологическими соображениями - «Теория справедливости» многими воспринималась как апология сложившегося в тот момент в западных обществах социал-демократического (или, согласно американской традиции, «либерального») политического консенсуса, который тем не менее часто оспаривался как справа (либертарианскими мыслителями), так и слева (марксистами; в частности, представителями аналитического марксизма)174 175 176. Критика, высказанная в рамках данного направления, в целом принимала базовую концепцию индивида, использованную Ролзом и касалась лишь его интерпретации естественного состояния. Первой серьезной теоретической альтернативой договорной теории Ролза стала работа американского философа Р. Нозика «Анархия, государство и утопия» . Ролз имплицитно подразумевает, что люди стремятся к совместному бытию; именно отсюда происходит его интерес к исследованию принципов, которые могут обеспечить справедливое взаимодействие между индивидами в обществе. Нозик начинает свое исследование с более фундаментального вопроса: а именно, необходимо ли вообще в какой-то форме регулировать межличностные отношения политическими установлениями. Он отмечает, что существует очевидная альтернатива всем существующим политическим проектам - отсутствие государства и политического взаимодействия вообще. Поэтому в первоначальной ситуации выбора (договора) надо сравнивать не альтернативные варианты политического устройства, а состояния анархии или государства. У Ролза в исходной позиции выбор происходит между различными концепциями справедливости, которые должны лечь в основание государственной политики; затем он описывает институциональный дизайн, который в наибольшей степени соответствует выбранным принципам. Нозик же в первую очередь рассматривает выбор между всего альтернативами: политическим сообществом и его отсутствием. Он показывает (правда, без отсылки к волеизъявлению конкретных индивидов), что анархия, по большому счету, невозможна - в естественном состоянии основной потребностью является обеспечение безопасности, что с неизбежностью приводит к возникновению «минимальных» государственных институтов178. Нозик берет за отправную точку описание естественного состояния, предложенное Локком. Здесь обнаруживается существенное отличие его концепции от взглядов Ролза, опирающегося на кантианскую версию естественного состояния. Естественный человек Нозика, в отличие от ролзианского, вполне осознает свои нужды и потребности; при этом он может иметь определенные моральные качества (что отличает его от человека Г оббса)179. Кроме того, необходимость введения политических ограничений для него не представляется очевидной. Еще одно расхождение между Ролзом и Нозиком заключается в том, что 180 первый пытается рассчитать (хотя бы формально) , какие принципы могли бы 178Нозик так описывает этот процесс. В условиях естественного состояния обеспечение собственной безопасности является слишком затратным делом, отвлекающим индивидов от производственной деятельности. Поэтому неизбежно возникнет разделение труда в этой сфере - появятся частные охранные предприятия, клиентами которых станет большая часть населения. Между этими организациями неизбежны конфликты, если они будут сосуществовать на одной территории. Поэтому с высокой вероятностью в конкретных ареалах проживания людей будет доминировать только одно охранное агентство - но так как оно единственное обладает реальными средствами принуждения и финансируется за счет платежей своих клиентов, то фактически оно удовлетворяет веберианским критериям государства (Нозик называет подобную структуру «ультраминимальным государством»). Р. Нозик. «Анархия, Государство и Утопия», с. 31-39. 179Описание естественного состояния у Нозика см. в Главе 2: Р. Нозик. «Анархия, государство и утопия», с. 29-48. Относительно его ориентации на модель Локка см. с. 27, 29-31. 180 При чтении «Теории справедливости» вполне может показаться, что сложная система аргументации, разработанная Ролзом, предназначена для апологии конкретных принципов справедливости, которые (если выйти быть выбраны в качестве основополагающих конституционных норм, а Нозик просто приводит аргументы в пользу определенного варианта политического устройства. Он практически не обращается к проблеме легитимности, которая является ключевой для остальных теоретиков общественного договора; если быть точным, он вообще не говорит о ситуации договора, останавливаясь на сравнении естественного и политического состояний. Основная интенция Нозика лишь ограниченнвм образом соотносится с проблематикой общественного договора - он всего лишь стремится показать необходимость минимального государства, за пределы которого, однако, идти не следует177 178. Для достижения этой цели он «минимальным» образом использует договорную теорию179 180. Тем не менее, его анализ естественного состояния, хотя и опирается вомногом на локковское видение, вполне может претендовать на оригинальность и глубину. Другая влиятельная попытка пересмотреть теорию справедливости Ролза, оставаясь на позициях теории рационального выбора, была предпринята канадским философом Д. Г отье. Наиболее полно его договорная теория изложена в работе «Мораль по соглашению»183. Основная задача, которую ставит перед собой Готье,заключается в том, чтобы показать рациональность принятия людьми различных моральных ограничений. Главным для него является даже не конкретное содержание этих ограничений, а их соответствие эгоистическим интересам отдельных индивидов184. Г отье указывает, что существует два способа легитимации моральных ограничений (для него мораль - это прежде всего определенные поведенческие ограничения): моральный и делиберативный (moral and deliberative justification). Первый тип аргументации базируется на имманентных моральным теориям посылках, представляющих их в качестве трансцендентных сущностей по отношению к человеческому миру. Однако подобные доводы в современной ситуации, считает Готье, находятся в глубоком кризисе (который впервые зафиксировал Ницше). Поэтому необходимо предложить новый способ защиты моральной точки зрения, а именно, базирующийся на рациональном расчете конкретных индивидов. Иначе говоря, моральные ограничения могут быть действенны, только если они конгруэнтны эгоистическим устремления людей; или, как выразился Юм, когда следование им становится личным интересом. Так как, помимо этого, мораль обычно распространяется на все общество, то для создания действенной концепции морали требуется показать принципиальную возможность соглашения относительно некоторых ограничивающих норм между эгоистически настроенными рациональными существами. Отсюда и следует интерес Готье к контрактарианизму . Аргументация в терминах договорной традиции, по мнению философа, наилучшим образом отвечает его целям. Действительно, контрактарианизм предполагает, что рациональные индивиды соглашаются с теми или иными моральными/политическими ограничениями только тогда, когда 181 182 те представляются им выгодными (хотя предшествующие философы данной традиции вводили моральные ограничения, открыто или в латентной форме), что и пытается доказать Готье. Он предлагает представить некоторое состояние, подобное идеальному рынку экономистов. В условиях “чистой” конкуренции индивидуальные взаимодействия приводили бы к оптимальному для всех участвующих сторон результату, однако реальный мир очень далек от подобного состояния. Основным предназначением моральных и политических норм в интерпретации Готье является обеспеченик искусственной гармонии там, где “естественная” невозможна186. Для возникновения норм требуется некоторая “архимедова” (Archimedean) точка опоры. В качестве таковой Готье предлагает свою версию традиционного концепта естественного состояния, которую он называет “ситуация изначального торга” (initial bargaining position). В его описании естественного состояния можно выделить три основных параметра: 1) характеристика участников (parties) соглашения; 2) картины мира (beliefs), которыми они обладают; 3) цели (desires), которых они стремятся достичь187. В отличие от концепции Ролза, индивиды Готье существуют в социальном контексте; они обладают собственностью и способны взаимодействовать с другими людьми. Из числа потенциальных участников соглашения исключены дети, больные и все, кого можно отнести к социальным аутсайдерам - «голосом» обладают только индивиды, способные к взаимовыгодному сотрудничеству с другими лююдьми. Эти индивиды обладают полной информацией о самих себе, своих жизненных интересах и своих отношениях с окружающими - чтобы соглашение по-настоящему базировалось на рациональном расчете, необходимо, чтобы использовались все релевантные данные. Готье утверждает (здесь он соглашается с Ролзом), что индивиды в общем случае не заинтересованы в благополучии других; соответственно, они безразличны ко всем представлениям о благе, кроме своих собственных, и никакие существующие вовне моральные концепции не имеют для них значения. 183 184 Как происходит соглашение? Философ критикует распространенную трактовку ситуации договора как игры с некооперативным исходом185: так как в этом случае вполне могут быть проигравшие, то подобная спецификация вовсе не гарантирует наличия приемлемых для всех ее участников мотивов принятия моральных ограничений. Взамен он предлагает альтернативную концепцию. Результаты торга в начальной ситуации, представленной как некооперативная игра безо всяких ограничений, искажаются, по мнению Готье, воздействием властных отношений (power effects), или, проще говоря, возможностью принуждения со стороны более сильных участников в отношении слабейших186. Как можно избежать подобного? Г отье утверждает, что эта проблема может быть решена путем введения определенных ограничений на возможность совершения насильственных действий в отношении индивидов, участвующих в торге187. Он называет этот принцип «оговоркой Локка» (Lockean Proviso); содержание его заключается в том, что никто не может добиться выгоды для себя за счет того, что ухудшит тем или иным образом положение другого188. Таким образом, множество альтернатив (принципов справедливости) в ситуации начального торга существенно ограничивается. Чем индивиды руководствуются при выборе принципов справедливости в такой ситуации? Готье не удовлетворяет использование правила максимина, которое применяет Ролз, равно как и другие способы решения теоретико-игровых задач (в первую очередь, равновесие по Нэшу). Вместо этого он разрабатывает собственную схему расчета выгод в ситуации изначального торга, которая базируется на концепции минимальных относительных уступок (minimal relative concessions). Согласно этой концепции, оптимальным решением игры является не набор индивидуальных выигрышей, которые участники соглашения не могут улучшить путем одностороннего отклонения от равновесия189, а набор т.н. минимальных «относительных уступок». «Относительная уступка» представляет собой отношение между разностью полезностей, предполагаемых наиболее предпочтительным для индивида вариантом и всеми альтернативными ему вариантами, и разностью полезностей, предполагаемых наиболее предпочтительным для индивида вариантом и исходным состоянием190. Согласно Готье, рациональным в естественном состоянии представляется выбрать не самый «полезный» с точки зрения извлечения выгоды принцип справедливости, а требующий минимальных уступок по сравнению со всеми остальными системами моральных ограничений191. Совмещение концепций минимальных относительных уступок и «локковской оговорки» порождает общество «ограниченных максимизаторов» (constrained maximizators), все члены которого согласны с установлением некоторых моральных норм, регулирующих их взаимоотношения. Готье, однако, не останавливается подробно на описании природы этих норм; для него более важной задачей представляется демонстрация принципиальной возможности достижения конституционного соглашения. Следует отметить, что концепции Нозика и Готье, во многом построенные на критике теории справедливости Ролза, тем не менее используют практически ту же самую концепцию индивида: рационального и автономного существа, способного к заключению и выполнению соглашений. Эти авторы видоизменяют непосредственное содержание термина «рациональное» и придерживаются различающихся концепций автономии, но несомненно, что между их моделями человека больше сходств, чем различий. Третья категория критических замечаний в адрес той версии контрактарианизма, которая была представлена Ролзом в 1971 г., направлена именно на концепцию человеческой природы, лежащую в основании договорной теории, и ассоциируется с политической философией коммунитаризма (и наследовавшего ему мультикультурализма), изложенной в работах А. Макинтайра, Ч. Тэйлора, М. Уолцера и ряда других авторов192. Основное содержание их возражений заключается в том, что представление о человеке как рациональном и автономном индивиде является порождением специфического типа мышления, возникшего в протестантской Европе в начале Нового времени; основываясь на этом представлении, полагают приверженцы коммунитаризма, невозможно построить универсальную теорию справедливости. Они защищают точку зрения, согласно которой принципы справедливости и различные нормы морального и политического действия глубоко укоренены в культуре тех социумов, в которых они действуют. Поэтому практически невозможно представить себе реальную ситуацию абстрагирования от повседневности, которая является основным инструментом договорных теорий при определении принципов справедливости. Кроме того, как полагают коммунитаристы, философские посылки контрактарианизма: индивидуализм и рационализм - являются продуктом лишь одной из многих существующих на земле культур, поэтому вызывает сомнение попытка распространить их на другие общества. В наиболее радикальной формулировке этот аргумент может быть представлен как разновидность морального релятивизма, отрицающая принципиальную возможность достижения консенсуса относительно принципов справедливости между носителями различных культурных идентичностей. Вслед за Г егелем коммунитаристы видят основание политического порядка в сообществе. Они развивают гегелевскую интенцию на примирение людей с их миром193. Истоком справедливости для них является не гипотетический договор, а аккумулированное в ходе исторического процесса множество моральных представлений и нравственных императивов, органично вплетенное в повседневную жизнь членов сообщества. Это множество «... не выверяется в соответствии с системой предпочтений людей, но само является стандартом, по которому оцениваются эти предпочтения. ... вес, придаваемый предпочтениям индивида, зависит от того, насколько он подчиняется или способствует общему благу»194 195. Теория справедливости Ролза призвана минимизировать несправедливые различия в положении людей, порожденные социальным неравенством. Коммунитаристы, однако, полагают, что каждый человек является носителем конкретной социальной идентичности, которая и задает его иерархию блага . Различия в нидивидуальных ситуациях для них не могут быть сведены исключительно к проблеме справедливого распределения ресурсов и возможностей. Схожесть индивидуальных концепций блага является основанием стабильности сообщества; однако эта схожесть сама является результатом доминирования определенного типа идентичности, сформированного в ходе эволюции сообщества и внедренного в сознание индивидов в процессе социализации. Понятия справедливого и несправедливого могут различаться в конкретных сообществах; более того, они могут быть несовместимыми. Таким образом, стремление установить единую концепцию справедливости даже в рамках одного государства, согласно аргументации коммунитаристов, с необходимостью вступает в противоречие с тем фактом, что какие-то картины мира должны быть признаны менее последовательными и, соответственно, отвергнуты. Однако если человеческое «я» конституируется сообществом, то возможно ли в принципе изменить индивидуальные представления о благе, предзаданные некоторой коллективной идентичностью? М. Сэндел утверждает, что индивид не может выйти за пределы заложенной в него иерархии блага и подвергнуть ее критике с каких-то внешних позиций196 197. Данный тезис прямо противоречит либеральной концепции человеческой природы. Дискуссия о том, способны ли индивиды к пересмотру своих концепций блага и модификации собственной идентичности в целом (как полагает Ролз и другие современные последователи Канта), или же остаются пленниками идентичности того сообщества, в котором они проживают (что является общей позицией коммунитаристов), стала одним из центральных направлений развития политической философии в 1980-х гг. Несмотря на обоснованность своей критики, коммунитаристы данный спор проиграли; не в последнюю очередь из-за того, что не смогли сформулировать полноценную концепцию человеческой природы и ограничились критикой своих оппонентов. Несмотря на все недостатки, либеральное представление о индивиде как рациональном агенте, способном абстрагироваться от локального контекста при определении того, что является для него благом, оказалась более адекватным и цельным, нежели разрозненные попытки коммунитаристов . Тем не менее, их аргумент относительно того, что отвержение специфических культурных ценностей, занимающих важное место в некоторых индивидуальных концепциях блага, лишь на основании того, что эти потребности не отвечают либеральному видению иерархии человеческого потребностей (нашедшей отражение как в ролзовой концепции «первичных благ», так и защищаемом большинством либералов кантианского толка в качестве ценности per se праве человека на определение собственной жизни), является необоснованным, стало серьезным вызовом как для либеральной теории в целом, так и для договорной парадигмы. В самом деле, как указывает Ч. Тэйлор, подобная позиция, доведенная до логического завершения, предполагает отвержение и самих либеральных представлений об индивидуальном благе: свободный в либеральном («негативном», если пользоваться терминологией И. Берлина) смысле слова индивид не имеет стимула выбрать какую-либо конкретную концепцию блага . Поэтому свобода выбора (имплицитно заложенная в базовую для договорных теорий концепцию индивила) должна рассматриваться скорее как инструментальная ценность - в силу того, что она дает нам возможность реализовывать собственные жизненные цели и проекты, которые, в свою очередь, определяются теми представлениями о должном, которые распространены в нашем сообществе. Критика договорной теории коммунитаристами во многом перекликалась с возражениями, выдвинутыми представителями феминизма и философами т. н. —расового сознания” (race-conscious), которые утверждают, что базовая концепция индивида, лежащая в основе договорных теорий - рациональный максимизатор полезности, стремящийся к собственной выгоде - является отображением сугубо мужского взгляда на мир, более того, взгляда мужчины, жившего в конкретную эпоху в конкретном обществе (Англии семнадцатого столетия). В силу столь явной гендерной и исторической детерминации, положения теории договора требуют как минимум значительного пересмотра198 199 200. И феминисты, и противники расовой дискриминации обычно возражают против того, что интересы некоторых социальных групп (женщины, афроамериканцы, индейцы или религиозные меньшинства ) оказываются обойденными при заключении при заключении социального контракта. К. Пэйтман, например, считает, что в западном обществе сложился негласный “сексуальный контракт” между лицами мужского пола, направленный на то, чтобы держать женщин в подчинении201 202. Она пишет о том, что индивидуализм, на котором основывается концепция общественного договора, на деле представляет собой манифестацию андрогинного начала, поскольку предполагает независимость индивида от забот об удовлетворении физических потребностей, возможную лишь в том случае, когда их берет на себя кто-то другой . Ч. Миллз развивает эту аргументацию применительно к расовым отношениям.203 Если суммировать разнообразные доводы критиков контрактарианизма, то можно выделить две принципиальные позиции, показывающие уязвимость теории общественного договора: 1) сомнение в универсальности её исходных допущений о природе человека и 2) требование вывести из сферы договора некоторые ограничения морального толка, которые традиционно снимаются в моделях исходного состояния. Доводы, относящиеся к последнему типу, как уже неоднократно отмечалось выше, страдают существенным недостатком: все теории, предлагаемые в качестве дополнения или ограничения свободы выбора в исходной ситуации, сами требуют легитимации, и (в принципе) могут быть поставлены под сомнение с некоторых “внешних” точек зрения204. Первый тип аргументов, в свою очередь, действительно является серьезным возражением; попытка представителей договорной традиции ответить на возражения подобного рода привела к появлению целого класса концепций, в которые эксплицитно были введены переменные, характеризующие не только модель рациональности, но и культурный бэкграунд, определяющий возможные ценностные и моральные приоритеты участников исходного соглашения 2.2.