В эпицентре экономических, социальных, этнических и прочих катаклизмов первой четверти XX столетия оказалась судьба самой российской государственности. Выше мы уже обращались к различиям понятий «государство» и «государственность», теперь остановимся на содержании последнего более подробно. Следует сказать, что его интерпретация всецело зависит от исходной методологической установки. Если при характеристике государства используется ин- ституционалъно-норматиеная, системная методология, то и государственность истолковывается соответствующим образом - как совокупность аппарата власти и принципов властвования. Институционально-нормативный подход, объективирующий главным образом некие формальные признаки, может дополняться фун- кционально-механистической методологией. В этом случае государственность изображается в виде специфического отношения между властью и народом, «продуктом» классовых противоречий, «органом» классового господства, «машиной» по осуществлению власти во имя интересов господствующего класса. Однако возможен принципиально иной подход к государственности - генетический, когда на первый план выступают вопросы типологии и природы государственного строя, происхождения государства, проблемы государственного устройства, взятые в контексте исторического, национально-культурного опыта. Государственность оказывается сложным, развивающимся во времени и пространстве не только политическим, но и социальным организмом, развитие которого обусловлено культурой народа и который воплощается в исторической традиции осуществления политической власти. С этой точки зрения, государственность представляет собой исходный принцип, первооснову, «протофеномен» общественного бытия. Она постоянно растет, поднимается, видоизменяется, и потому можно сказать, что сам эволюционный характер общественного развития является необходимым условием исторического становления государственности. Революция действует по отношению к государственности прямо противоположно. Она резко и деструктивно изменяет политическую ситуацию, открыто вступает в прямой конфликт с так называемым «старым порядком» (предыдущим состоянием), что проявляется в смене правящей элиты, политической системы и государственного строя. Разрушая культурно-историческую традицию, подрывая социальные основы, она кардинальным образом меняет взгляд на государственность. Глубинные причины революций проявляются в целом ряде объективных обстоятельств. Одни из них лежат в собственно политической плоскости и связаны со слабыми институциональными и нормативными основами власти. Другие - в области социальной и проявляются в наличии нерешенных социальных и национальных конфликтов. Третьи заключаются в негативной или пассивной деятельности политических элит, различные проявления которой, так или иначе, усугубляют назревающие противоречия и т. д. Революция заявляет о своем приближении целым рядом кризисов, которые наваливаются на государство и общество со всех сторон. Когда же она совершается, то обнажаются подлинные, глубинные причины катастрофы, коренящиеся как в истории культуры, так непосредственно и в политической современности. Революция, которая по самой природе своей не может не разрушать старую государственность, возникает отнюдь не случайно, хотя, возможно, течение событий и дает основания обыденному политическому сознанию считать ее порождением неких «высших» или «внешних» (что, в сущности, одно и то же) сил. Подобный, «окказионалистский», взгляд на русскую революцию 1917 года воспроизводит, в частности, А. И. Солженицын: «Кто же мог ожидать, кто же бы взялся предсказать, что самая мощная Империя мира рухнет с такой непостижимой быстротой? Что трёхсотлетняя династия, пятисотлетняя монархия даже не сделает малейшей попытки к сопротивлению? Такого прорицателя не было ни одного. Ни один революционер, никто из врагов, взрывавших бомбы или только извергавших сатиры, никогда не осмеливались такого предположить»433. Проблема случайности / закономерности революционных потрясений - предмет давних рассуждений в истории политической мысли. Прямо противоположная (по отношению к позиции Солженицына) точка зрения содержится в знаменитой книге А. де Токвиля: «Менее всего Революция была событием случайным. Она застала мир врасплох, это верно, но, тем не менее, она явилась лишь продолжением более долгой работы, внезапным и насильственным окончанием творения, над которым трудились десять поколений. Если бы она не совершилась, то старая постройка все равно бы повсеместно рухнула, тут раньше, там позже: просто она обваливалась бы частями, вместо того, чтобы упасть разом. Революция лишь резко завершила одним судорожным, болезненным усилием - без перехода, без предосторожностей, без всякой обходительности - то, что со временем окончилось бы мало-пома- лу само собой. В этом и состоял ее труд»434. Детерминистическую точку зрения по отношению к революции разделял и лидер партии конституционных демократов П. Н. Милюков. Обстоятельный перечень причин и следствий многоуровневого кризиса политической системы российского общества обобщен в его книге «История второй русской революции», представляющей собой своеобразную «философию русской революции»435. Уместно обратить внимание, что автор говорит здесь о «новой культурной традиции», созданной «восемью поколениями предшественников»436, которые внесли решающий вклад в радикальное изменение облика России. Почти прямое цитирование Токвиля свидетельствует о внимательном изучении классической работы французского историка и политического философа лидером кадетов. В другой работе эмигрантского периода Милюков специально подчеркивал целый набор объективных признаков грядущей «неизбежной» революции, которые, по его мнению, должны были совпасть во времени: 1) желание со стороны широких народных масс крупной социально-политической реформы, которое перерастает в «настоятельную потребность»; 2) сопротивление власти «мирному разрешению этой назревшей потребности»; 3) утрата властью способности к принуждению - «в силу внутренней смуты, ^льтурных перемен или внешней военной неудачи»; 4) слабость власти, что проявляется в том, что массы «не только перестают бояться власти, но начинают даже презирать ее и открыто смеяться над нею»437. В перечне факторов, революционизировавших страну, «основной чертой», «основной причиной» «печального исхода» отечественного революционного процесса Милюков считал кризис русской государственности. Проявления кризиса обнаруживались им как в слабости самой государственности, так и в преобладании альтернативных сил, ориентированных на безшсударственность и анархию. Выше мы подчеркивали, что государственность не есть некое специфически политическое «тело» («механизм» или «машина»), а представляет собой сложный социально-политический организм. Не случайно в своем анализе Милюков обращал специальное внимание на общественную составляющую кризиса государственности в России: «слабость верхних социальных слоев», «почти полное отсутствие “буржуазии” в истинном смысле этого слова», «примитивность русской социальной структуры» и т. п.438 Вместе с тем генетическая характеристика государственности подразумевает анализ и духовной составляющей. В таком контексте государственность проявляет себя социально-политическим организмом, который немыслим без общественного сознания. Его основным признаком выступает государственное мышление, руководствующееся общими, а не частными интересами, ставящее общенациональные приоритеты выше классовых и партийных. Принцип «государственности» непосредственно взаимодействует с принципом «общественности». Общественность (этот термин из отечественной общественно-политической лексики в известном смысле можно сопоставить с термином «гражданское общество» в западной политико-философской традиции), которая в российской политической истории противостояла государственности, олицетворяла собой интеллигенция. Отечественная государственность, по Милюкову, несмотря на весь свой исторический экспансионизм, изначально строилась на заимствовании внешних форм и пренебрежении внутренними ориентирами: «...пришедшая извне государственность постоянно, при Рюрике, как и при Петре Великом, как и в нашем “империализме” XIX и XX века, - опережала внутренний органический рост государственности»439. С другой стороны, бесспорным являлось то обстоятельство, что отечественная государственность искала идеологической поддержки у «народа». Однако сам народ представлял собой бессознательную и темную массу, не подготовленную к непосредственному участию в политической деятельности. Практика возвеличивания русского народа, преклонения перед ним и принижения интеллигенции - таковы были две стороны, характеризовавшие политическое сознание российского общества на протяжении XVIII - начала XX веков. Милюков напрямую увязывал исторически «идейную беспомощность и утопичность стремлений, “максимализм” русской интеллигенции» со слабостью отечественной государственности. Умственная, и потому - неорганическая, политическая культура «резко и безвозвратно» была отделена в России «от бытовой культуры длинного периода национальной бессознательности»: «на почве незаконченности культурного типа у нас легко прививался западный идеализм в его наиболее крайних и индивидуальных проявлениях и туго и медленно вырастала серьезная государственная мысль»440. На протяжении нескольких столетий формировалось основное противоречие русского строя - между государственностью и общественностью. Обе стороны этого противоречия постепенно, но неуклонно накапливали энергию политического радикализма и экстремизма. Государство в своем старом, самодержавном, формате не намеревалось приспосабливаться к новой эпохе. Выше мы уже говорили о «мнимом конституционализме», который, согласно Милюкову, стал непосредственным детонатором кризиса монархического государственного строя. Режим личной власти оказался не способным ни к опережающей события политической мысли, ни к адекватным политическим действиям. Власть, в частных случаях уступая общественности, тем не менее не собиралась нести за свои действия политической ответственности перед народом. Давая обещания, она неизменно отрекалась или же молча отступалась от них. Противоречия накапливались, перерастали в конфликты, необратимая масса которых, в конце концов, и привела к революции - к насильственному политическому перевороту и свержению самодержавия. «Логика всех революций, - утверждал Милюков, - вытекает из двойного условия: с одной стороны, неспособности старого порядка добровольно и во время уступить, с другой - невозможности для разыгравшихся народных страстей сразу успокоиться и добровольно согласиться на компромисс»441. Разбирая исторические прецеденты, лидер кадетов отстаивал тезис о том, что добиться выполнения первого условия намного труднее, нежели последнего. Если бы в середине XVII столетия абсолютная монархия в Англии «добросовестно» подписалась бы под требованием конституционной монархии, развитие революции не дошло до своих крайних форм. Аналогичная ситуация складывалась в свое время и во Франции: если бы стало возможным «честное соглашение» между Людовиком XVI и конституционными монархистами, не было бы и «логических последствий» революции - республики и последующей военной диктатуры. Уже события первой русской революции показали, что конфликт самодержавия и общественности достиг своего апогея. В результате давления «снизу» в повестку дня общественно-политических дискуссий вместе с задачей по видоизменению институционального ландшафта была включена и тема преобразования государственного строя. Страна очутилась на распутье перед фундаментальной дилеммой: продолжать ли ей свое существование в форме монархии или же начинать трансформироваться в республику. Последующие события наглядно продемонстрировали неспособность властей предержащих к самореформированию. Отечественная монархия упорно не желала продвигаться в направлении консти- туционно-монархического строя. Ей явно не хватало необходимой политической воли, чтобы признать законы общественной эволюции и уступить им. Поэтому до самых первых толчков второй революции она продолжала придерживаться прак тики все более и более возрастающего насилия. Общественность, в свою очередь, склонялась на сторону левого радикализма и экстремизма, не видя для себя иного политического выхода, чем свержение самодержавия. В обеих тенденциях П. Н. Милюков находил одинаковый признак - «максимализм»: со стороны самодержавия - «правый», со стороны общественности - «левый», «интеллигентский»442. В условиях утрачиваемого господства монархической государственной формы революция открывает перед противоборствующими политическими силами несколько вариантов дальнейшего развития государственности. Один из них - консервативный - состоит в сохранении традиционного типа государственности, во что бы то ни стало и любой ценой. Консолидирующим началом может выступать национально-государственная идея, в границах которой идеологи так называемого «правого» толка формулируют некое «общее дело» для народа и определяют фундаментальные принципы взаимосвязи государства и общества, государства и человека на основе традиционалистских ценностей. «В настоящее время вражда классов затмевает в народах сознание их солидарности, - писал в начале столетия бывший народоволец, а к тому времени убежденный монархист JL А. Тихомиров, - а теория “общегражданского строя” мешает государству явиться объединяющей их силою. Абсолютизм же повсюду скомпрометировал монархическую идею и испортил самые династии. Но вражда классов когда-нибудь обнаружит свою зловредность для всех, научная мысль придет к все более счастливым концепциям государственности. Тяжкие вины абсолютизма будут забыты народами, среди страданий от политиканской узурпации, и политическая жизнь выдвинет фамилии, достойные поднять знамя всенародного идеала... Тогда - вероятнее всего, монархия снова и явится всемирной деятельницей прогресса. Трудность возникновения и поддержания монархии состоит лишь в том, что она требует присутствия в нации живого и общеразделяемого нравственного идеала»443. Другой вариант - анархический, в соответствии с которым «государственная машина», представляющая собой организованное насилие, подлежит «отмене», то есть полному, тотальному упразднению. «... Никакое государство, - писал М. А. Бакунин, - как бы демократичны ни были его формы, хотя бы самая красная политическая республика, народная только в смысле лжи, известной под именем народного правительства, не в силах дать народу того, что ему надо, т. е. вольной организации своих собственных интересов снизу вверх, потому что всякое государство, даже самое республиканское и самое демократическое, даже мнимо народное государство, задуманное г. Марксом, в сущности своей не представляет ничего иного, как управление массами сверху вниз, посредством интеллигентного и по этому самому привилегированного меньшинства, будто бы лучше разумеющего настоящие интересы народа, чем сам народ»444. Анархическая утопия вся построена на допущении, что историческая органика государственности есть исключительное зло, подлежащее искоренению. Особый вектор развития предлагает коммунистический вариант, призывающий не только к уничтожению «буржуазного государства», но и к созданию невиданного доселе в человеческой истории типа государственности - «диктатуры пролетариата». В данном случае можно сослаться на известную характеристик Энгельса, изложенную в предисловии к третьему изданию (1891) работы К. Маркса «Гражданская война во Франции», на которую одобрительно ссылался в 1917 году Ленин: «Люди воображают, что делают необыкновенно смелый шаг вперед, если они отделываются от веры в наследственную монархию и становятся сторонниками демократической республики. В действительности же государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим, и в демократической республике ничуть не меньше, чем в монархии. И в лучшем случае государство есть зло, которое по наследству передается пролетариату, одержавшему победу в борьбе за классовое господство; победивший пролетариат, так же, как и Коммуна, вынужден будет немедленно отсечь худшие стороны этого зла, до тех пор, пока поколение, выросшее в новых, свободных общественных условиях, окажется в состоянии выкинуть вон весь этот хлам государственности »445. Наконец, существует еще один вектор развития -реформаторский. Стратегия трансформации политической системы в направлении становления республиканского строя предполагает путь постепенного развития - признания необходимости общего согласия в форме конституционной монархии. Начиная с момента своей консолидации в 1905 году, лидеры партии Народной свободы понимали, что старая политическая система не соответствует насущным потребностям реформирования страны. Однако вопрос о переходе России к республиканской форме правления не рассматривался ими как стратегически первостепенный. Кадеты считали, что установление республики в той или иной стране становилось возможным только в том случае, когда громадное большинство населения начинало желать именно таковой формы правления. Без выполнения данного условия насаждение республики «сверху» или «снизу» могло привести лишь к временному успеху республиканской идеи, за которым последовали бы новые «междоусобные смуты», неизбежно завершающиеся восстановлением монархии. В программные требования кадетов первоначально входила замена неограниченной самодержавной власти конституционно-монархическим строем. При этом партийные идеологи ссылались на «сознание» и «чувства» народа, объясняя, что форма правления должна определяться «местными условиями страны», поскольку «никакой безусловно совершенной для всех времен и народов формы правления не существует»446. Обусловленность формы государственного устройства социальным фундаментом общества не казалась им настолько значимой, как об этом рассуждали лидеры леворадикальных партий. Существование республики в Соединенных Штатах Америки и во Франции не препятствовало господству буржуазии, тогда как, например, монархия в Норвегии не мешала «этой стране быть самой демократической страною Европы, настоящим “мужицким цар ством”»447. Отстаивая принцип «конституционной монархии», кадеты исходили из необходимости сохранения государственности как таковой и преемственности форм ее исторического развития и менее всего ориентировались на радикальный поворот событий. Иными словами, их политическая позиция была тождественна реформистскому варианту трансформации государственности. Среди множества симптомов приближающейся революционной катастрофы наиболее серьезным вызовом для монархической государственности являлась война. Если «призрак» революции служил для нее внутренней угрозой, то война, как своеобразный катализатор кризисов, оказывалась угрозой внешней. Именно с военных действий против третьих стран, как правило, начинались необратимые внутренние процессы, которые в конце концов приводили к революции. Подтачиваемая противоречиями политическая система быстро теряла управляемость. Для того чтобы уяснить позицию внутри политической доктрины кадетов на метаморфозы государственности в революционную эпоху, важно проанализировать, как данный принцип воспринимался партийными идеологами в предшествовавшие революции годы первой мировой войны448. Хорошо известно, что конституционные демократы всецело выступили в поддержку политического курса верховной власти и призвали к консолидации общественности сразу же после объявления войны. В воззвании «К единомышленникам», принятом Центральным Комитетом партии Народной свободы в конце августа 1914 года, говорилось: «Каково бы ни было наше отношение к внутренней политике правительства, наш первый долг сохранить нашу страну единой и нераздельной и удержать за ней то положение в ряду мировых держав, которое оспаривается у нас врагами. Отложим же внутренние споры, не дадим врагу ни малейшего повода надеяться на разделяющие нас разногласия и будем твердо помнить, что теперь первая и единственная задача наша - поддержать борцов верой в правоту нашего дела, спокойной бодростью и надеждой на успех нашего оружия»449. В середине июля на заседании фракции партии в Государственной Думе были объявлены главные цели, реализации которых России следовало добиваться военным путем: освобождение «родины от иноземного нашествия», «Европы и славянства от германского преобладания», а «всего мира - от непосильного гнета постоянно растущих вооружений»450. Общий смысл аргументации конституционных демократов можно изобразить следующим образом. Ведение государством военных действий ориентировано на усиление стратегических позиций страны, укрепление ее суверенитета, приумножение политической и экономической мощи. Война предполагает защиту государственности от внешней угрозы, и поэтому внутренние силы должны най ти в себе силы для примирения во имя отражения экспансии извне, сплочения и проведения совместной политики. Народ в таком экстраординарном случае интерпретируется как надклассовая целостность, прямая задача которой состоит в том, чтобы сохранить отечество (государственность) единым и нераздельным, удержать законное место в ряду мировых держав, оспариваемое посредством военных действий внешними врагами. Решение внутриполитических противоречий, внутренних споров и конфликтов необходимо отложить до момента окончания войны с тем, чтобы у врага не возникло ни малейшего повода надеяться на обострение внутренних конфликтов и появление так называемой «пятой колонны». Первая стадия эволюции отечественной государственности в условиях войны и революции обуславливалась единством всех политических сил вокруг монархической государственности. Объединяющим всех началом кадеты провозгласили чувство здорового патриотизма, ведомое общей волей. Общественности надлежало без каких-либо предварительных условий и требований в адрес правительства сплотиться вокруг власти. Политическая тактика внутреннего мира («воздержания от дальнейшей внутренней борьбы»451) прокламировалась во имя общегосударственных интересов. Государство объявлялось еще более высокой социальной целостностью, нежели народ. Поскольку характер войны воспринимался как народный и освободительный, главным идеологическим предписанием стал лозунг «война до победного конца». Победа в войне должна была упрочить стратегическое положение России в Европе, усилить ее политическое влияние, стимулировать развитие экономики страны. Такой в общих чертах являлась общеполитическая установка партии конституционных демократов и ее лидеров после объявления войны. Однако этот консолидирующий сценарий продержался совсем недолго. После того как весной и летом 1915 года русская армия стала терпеть поражения, нести огромные территориальные и человеческие потери, возникла прямая угроза российской государственности. В стране появились многочисленные признаки приближающегося общеполитического коллапса. Хозяйственная разруха, недовольство масс, неуправляемость процессами, коррупция со стороны должностных лиц - все это довольно быстро привело к тому, что кадеты встали в радикальную оппозицию к правительству. Вторая стадия эволюции отечественной государственности основывалась совсем на ином сценарии. Общественность, ведомая партией кадетов, продолжая политику защиты государственности, начала активные выступления против правительства. Парадоксально, но для сохранения государственности они вынуждены были вступить на путь радикальных перемен. Таким образом, был проведен окончательный водораздел, с одной стороны, между монархической государственностью, отождествляемой с общественностью, и царским правительством - с другой, которое, по причине своего «политического бессилия» объявлялось главным источником поражений на фронте. «Чтобы справиться со всеми этими явлениями ненормального времени, - писал впоследствии Милюков, - нужна была действительно военная диктатура , в которую и превратилось мало-помалу управление таких демократических стран, как Англия и Франция. У нас, наоборот, эти же самые явления создали для власти и закона - обстановку полного бессилия»452. Из слабости верховной власти проистекали такие факторы, как бездарность военных чиновников и халатность и прямой саботаж тыловых служб и штабов, росли слухи о том, что министры настаивают на заключении скорейшего мира с Германией. Все это не только дестабилизировало общеполитическую ситуацию, но и негативно влияло на умонастроения масс. По мере неудачного для России хода военных действий со стороны кадетов ширились призывы «побеждать вопреки правительству». На протяжении следующего 1916 года противостояние между исполнительной и законодательной ветвями российской власти - правительством и Государственной Думой - только усугублялось. Общественность принялась создавать новые альтернативные институты: военно-промышленные комитеты, земско-ш- родские союзы, особые совещания, различные комиссии. Был образован так называемый «Прогрессивный блок», который составили прогрессисты, кадеты и октябристы. Со стороны общественности возросли требования создания такого правительства, которое бы пользовалось доверием народа и несло политическую ответственность перед Думой. Царское правительство, в свою очередь, совершенно не было склонно к компромиссам и даже не пыталось маневрировать. Милюкову, выражавшему мнение политических реформаторов, не оставалось ничего, как публично заявить о решительной борьбе с правительством. На заседании Государственной Думы 1 ноября 1916 года он произнес речь, ставшую впоследствии знаменитой, в которой прямо обвинил правительство в государственной измене453. Правительству вменялось в вину то, что оно не желало «довести войну до успешного конца в согласии с союзниками»454. И хотя, как впоследствии утверждал сам Милюков, «парламентское большинство» не желало революционного исхода и до самого конца боролось с радикальным вариантом развития событий, тем не менее, именно с этого времени начинается отсчет новой русской революции, что в конечном итоге решительным образом изменяет характер взаимоотношений между государством и общественностью. Февральская революция открывает третий этап эволюции отечественной государственности. По словам Милюкова, так называемые «умеренные элементы» «пошли на революционный переворот» с тем, чтобы взять власть в свои руки, или, другими словами, соединить представительную и исполнительную формы власти. Однако эти «элементы» были далеко не единственными политическими силами, кто претендовал в это время на власть. Правительство, образованное на принципиально новых для России, «общественных» основаниях, вступило в непримиримую борьбу с другой большой группой общественности (в оценке Милюкова - «анархической» и «деструктивной»), которая руководствовалась собственными общественно-политическими интересами. Российская государственность по существу была подвергнута разрушительным испытаниям во имя реализации интересов больших социальных групп, различающихся между собой по целому ряду факторов, важнейшим из которых является отношение к средствам производства. Классовый союз ради сохранения государственности уступил место самой решительной классовой борьбе за политическую власть. Примечательно, что и в этот исторический момент лидер партии Народной свободы отстаивал принцип конституционной монархии (компромиссного соединения традиционной и легальной форм легитимности) - как наиболее отвечающий условиям развития российского народа и традициям отечественной государственности. Еще в годы первой русской революции он писал: «Сторонникам революции сверху народное представительство представляется такой же помехой, как сторонникам революции снизу. Нам опять начинают повторять, что, когда “черный” и “красный” ведут борьбу не на жизнь, а на смерть, промежуточным оттенкам между ними нет места. “Когда две борющиеся стороны стали лицом к лицу, когда нет другого выбора, как стать решительно на ту или другую сторону”. При таком взгляде, конечно, дума является лишним учреждением...»455 Именно поэтому в самый разгар Февральской революции Милюков защищал преемственность государственной власти в пользу великого князя Михаила Александровича. Из его мемуаров следует, что к «вопросу о форме государственного строя» кадеты относились как к приоритетному: «Очередь дошла до самого рогатого вопроса - о царе и династии. Я предвидел возражения и начал с оговорки: “Я знаю наперед, что мой ответ не всех вас удовлетворит. Но я скажу его. Старый деспот, доведший Россию до полной разрухи, добровольно откажется от престола - или будет низложен. Власть перейдет к регенту великому князю Михаилу Александровичу. Наследником будет Алексей”. В зале зашумели. Послышались крики: “Это - старая династия!” Я излагал с уверенностью позицию, занятую блоком, но эти выкрики меня несколько взволновали. Я продолжал повышенным тоном: “Да, господа, это - старая династия, которую, может быть, не любите вы, а может быть, не люблю и я. Но дело сейчас не в том, кто что любит. Мы не можем оставить без ответа и без решения вопрос о форме государственного строя. Мы представляем себе как парламентскую и конституционную монархию. Быть может, другие представляют иначе. Но если мы будем спорить об этом сейчас, вместо того, чтобы сразу решить вопрос, то Россия окажется в состоянии гражданской войны и возродится только что разрушенный режим. Этого сделать мы не имеем права”»456. Политическая логика кадетов в данном случае напрямую восходит к одному из важнейших принципов традиционной либеральной идеологии. Напомним, что Д. Локк во втором «Трактате о государственном правлении», решая проблему выживания государственности в условиях революции, обосновывал необходимость утверждения конституционной парламентарной монархии - наилучшей, по его мнению, формы государственного устройства. Основоположник либерализма считал, что выход революции за пределы установленных требований (уничтожения деспотизма и утверждения разума и справедливости) является ошибочным и ведет страну к страшным потрясениям. Он признавал возможным неповиновение со стороны народа «наглости правителей» и «их попыткам захватить и осуществлять деспотическую власть над своим народом», однако полностью отвергал возможность «силой покушаться на права государя». Локк также полагал, что подобные «действия ведут к низвержению системы и структуры любого справедливого правления», что рассматривалось как «ужаснейшее преступление», на которое только оказывался способным человек. Признание неприкосновенности государственности как базисного условия существования гражданского общества вовсе не означало у основоположника либерализма одобрения несменяемости самой деспотической власти: «... если вследствие злоупотреблений лиц, находящихся у власти, они ее утрачивают, то в результате такой утраты или окончания установленного срока эта власть возвращается к обществу, и народ имеет право действовать в качестве верховной власти и продолжать являться законодательным органом, либо создать новую форму законодательной власти, либо, сохраняя старую форму, передать эту власть в новые руки, как сочтет лучшим»457. Кадеты, следуя заветам Д. Локка, считали необходимым делать все, что было в их силах, чтобы не допустить окончательного разрушения государственности. Даже в условиях катастрофически разрушающейся государственности они продолжали курс прежней, реформистской, политики, опирающейся на сознательность граждан и поддержание государственным аппаратом законности и правопорядка. Но чем дальше развивались события, тем больше приходилось им выступать в защиту государственности и тем самым, пусть во многом и вопреки своим убеждениям, переходить с реформаторских позиций к консервативным. Квинтэссенцию теоретических взглядов кадетов на метаморфозы государственности в эпоху революции содержит статья А. Кизеветтера «Свободный государственный строй», которая увидела свет вскоре после Февраля 1917 -ш458, когда реформистская парадигма общественного развития еще казалась вполне вероятной. Здесь, в частности, утверждалось, что источником свершившейся революции явился государственнический инстинкт, которым якобы изначально обладали массы. Прежняя власть, развалившая государство изнутри и позволившая разгромить себя внешним силам, насквозь прониклась антигосударственным духом, за что была осуждена в народном сознании и народом же низвергнута. По мнению автора статьи, было бы большим заблуждением считать, что каждый революционный взрыв является исключительно проявлением разрушительной стихии. В революции следовало бы видеть не разрушительную, а протестную составляющую, направленную против разлагающего и тлетворного влияния старого порядка, действующую во имя творческих и созидательных государственнических начал. Старая власть превращала государство в собственную вотчину, не останавливаясь перед любыми жертвами по отношению к величайшим интересам страны и народа ради личных прихотей царственной семьи. Гнилую основу старой власти со всей своей рельефностью обнажила война: именно это и стало причиной революции. Столкновение двух исключающих друг друга стихий - старого порядка и народного протеста - привело к рождению свободы. Кизеветтер видел в революции протест народных масс против династической государственности во имя создания собственного, народного, государства. Движущей силой революционного процесса служил, по его мнению, так называемый «государственный инстинкт» масс. Партии реформ вменялось в обязанность поддерживать в массах такие шсударственнические настроения; иными словами, делать все необходимое, чтобы инстинкт этот «не затемнился» и «не замутился» при утверждении фундаментальных основ нового порядка. В качестве таковых основ (по отношению к социально-политической реальности 1917 года весьма и весьма абстрактных) кадетским теоретиком назывались свобода и творчество. Если исходная свобода была достигнута благодаря государственному инстинкту народа, то организация нового порядка должна была возникнуть на фундаменте государственного разума. Произвол старого порядка должен был уступить свою главенствующую функцию творчеству, вытекающему из самой природы революции, которая, как полагал на тот исторический момент Кизеветтер, была пропитана «началом правомерности», поскольку только такая свобода, которая охранялась правом, становилась основанием для государственного строительства. Свободный строй служит непременной «школой свободы». Неизбежные искажения первых шагов на поприще утверждения нового порядка должны нейтрализоваться и исправляться в практике свободных учреждений, воспитательное влияние которых трудно переоценить. Партии реформ вменялось, таким образом, в важнейшую политическую задачу - отыскать в условиях постоянных политических трансформаций ту довольно тонкую грань между протестом против старого порядка (государства) и необходимостью сохранения государственности. Амбивалентный характер соединения реформаторства и консерватизма в границах одной политической стратегии кадетам пришлось оправдывать уже в иной исторической обстановке, когда события развернулись в противоположную сторону и пошли по коммунистическому сценарию. В частности, Милюков утверждал, что кадеты сознательно ограничивали свою основную политическую цель либо «достижением республики», либо установлением такой монархической власти с императором, который имел бы «номинальную власть»: «Полной разрухи мы не хотели, хотя и знали, что на войне переворот во всяком случае отразится неблагоприятно. Мы полагали, что власть сосредоточится и останется в руках первого кабинета министров, что временную разруху в армии и стране мы остановим быстро и если не своими руками, то руками союзников добьемся победы над Германией, заплатив за свержение царя некоторой отсрочкой этой победы»459. В самом начале революции конституционные демократы еще колебались в выборе между монархией и республикой, однако лишь до того момента, как в первые дни марта революционная стихия окончательно низвергла монархию и провозгласила Россию демократической республикой. Уже в конце марта 1917 года решения VII съезда партии народной свободы нормативно закрепили в политической доктрине кадетов идею демократической парламентарной республики, действующей на базе конституционного разделения законодательной, исполнительной и судебной властей. Соответственно, и партийная программа включила в себя принципиально новое требование о том, что «Россия должна быть демократической парламентарной республикой»; «законодательная власть должна принадлежать народному представительству», и «во главе исполнительной власти должен стоять президент республики, избираемый на определенный срок народным представительством и управляющий через посредство ответственного перед народным представительством министерства»460. С обоснованием указанного пункта партийной программы на съезде выступал Ф.Ф. Ко кошкин. По словам докладчика, монархия никогда не воспринималась кадетами наилучшей формой правления. Даже к ее конституционной и парламентарной разновидностям они относились как к средству, а вовсе не как к конечной цели. На парламентарную монархию они смотрели как на компромисс «между началом народоправства и началом абсолютизма», как на «переходную ступень от абсолютизма к народоправству», осуществляемую «наиболее легким образом» в тех конкретных исторических условиях, в которых страна оказалась после 1905 года461. Руководствуясь политической целесообразностью, партия была вынуждена учитывать психологию большей части населения, которая сохраняла наивную веру в символ личной монархической власти. Ситуация коренным образом изменилась после Февральской революции, когда самодержавие совершило акт «самоликвидации». В стране фактически установился республиканский строй, и все же окончательное решение о форме государственного бытия должно было оставаться за Учредительным собранием, которому только и могла принадлежать вся полнота власти в сложившихся чрезвычайных обстоятельствах. Отметим, что Милюков, хотя и присутствовал на обсуждении вопроса о государственном строе в новой России, однако в прениях предпочел отмолчаться. Впоследствии он косвенно объяснит свое молчание на съезде тем, что воспринимал текущий исторический момент как Rechtsbruht («перерыв в праве»), однако потом ему пришлось признать, что «революция продолжалась: она вступила в новую стадию, продолжавшую новообразование права»462. Лидер партии конституционных демократов рассчитывал на то, что и в условиях революции окажется возможным проведение политики реформ. Однако при отсутствии устойчивого, единственного центра власти революция оказалась совершенно не управляемой. В реальности поступательный ход революционного процесса означал не что иное, как распад отечественной государственности. Стараясь избежать этого, Временное правительство ставило перед собой задачу не «углубления революции», а «укрепления ее завоеваний»463. Непосредственно после Февраля отвращение к старой власти у широких народных масс еще соседствовало с положительным отношением к представителям законодательной власти (распущенной к этому времени Государственной Думы), которые исторически «плавно» переместились во власть исполнительную. Совсем скоро бессилие старой власти при общей недисциплинированности и отсталости страны перекинулось и на новую исполнительную власть, что не могло не сказаться на значительном понижении уровня ее легитимности. Временному правительству пришлось работать не только в экстремальных условиях войны и внутренней дестабилизации, но и на фоне реставраторских попыток, с одной стороны, и нетерпения леворадикальных сил (сконцентрировавшихся вокруг Петроградского Совета) - с другой. По мнению Милюкова, уже с конца весны 1917 года «разрушительное» начало в революции стало доминировать над началом «созидательным». Руководство страны не справлялось ни с дезертирством, ни с упадком духа, ни с существенным снижением воинской дисциплины. Во всей своей полноте начал разворачиваться трагический конфликт между государственной необходимостью и теми несовершенными средствами, какие находились в распоряжении у Временного правительства. Нота Милюкова, объявлявшая о продолжении войны «до победного конца», спровоцировала апрельский правительственный кризис, что в конечном итоге привело министра иностранных дел к отставке. Начиная с лета, политическая обстановка в стране в максимальной степени накалилась. Тотальный хаос - в армии, во внешней политике, в экономике - поставил под вопрос существование самой российской государственности. Сторонники постепенных реформ во внутренней политике и продолжения военных действий в политике внешней, на первых порах находившиеся у власти, были вынуждены отдать бразды правления социалистам. Непримиримые противоречия между «буржуазными» партиями и представителями «революционной демократии» вскоре сменились принципиальными расхождениями внутри самого «демократического» лагеря. Борьба разгорелась между «умеренным социалистическим большинством» и «меньшинством», которое «представляло точку зрения утопического социализма: бланкизма и революционного социализма»464. Поначалу это меньшинство еще не имело массовой поддержки, однако вскоре его «демагогические лозунги» стали находить поддержку у солдат и рабочих. «Центризм» (сочетание призывов к «твердой власти» с утопическими социальными лозунгами) терпел одно политическое поражение за другим. Милюков в тот момент полагал, что партийные разногласия должна была заменить «общенациональная платформа» - «восстановление силы и единства власти» с тем, «чтобы сохранить за грядущим представительством всего народа свободу решений самых коренных вопросов политического и социального строя»465. Следует отметить важнейшую особенность политического мышления кадетов этого исторического периода: государственность сконцентрировалась для них в самой наличной политической власти. Решение насущных экономических, социальных и прочих противоречий (что никогда не являлось сильной стороной политической доктрины партии конституционных демократов) отодвинулось совсем на дальний план, тогда как непосредственно «политическое» стало восприниматься как самодостаточное начало. Линия размежевания между различными политическими силами проходила именно по вопросу отношения к власти. Среди руководства страны не было единства: люди, которые должны были управлять государством, бездействовали. Три кризиса государственной власти в 1917 году совпадали для Милюкова с тремя фазами бездействия власти. Первая была бездействием «бессознательным и наивным», вторая - «основанным на убеждении» и, наконец, третья - бездействием, демагогически прикрывающимся революционной фразой484. Власть, «допускавшая все» и ничего не совершавшая, в конечном итоге пришла к тому же самому результату, который получила старая власть, решительно не допускавшая никаких гражданских форм. И ту и другую власть ожидал свой революционный переворот. Прогрессивно развивающаяся государственность тождественна сильной власти. Вслед за этим выводом кадеты по существу отказываются от лозунга «демократических реформ» и признают необходимость утверждения в стране военной диктатуры. На первый план выступает новая общенациональная задача - остановить революционный процесс с тем, чтобы спасти Россию. Начиная с лета 1917 года, Милюков полностью посвятил свою деятельность поискам потенциальных лидеров среди правых политических сил. Партия кадетов не обладала массовой поддержкой населения, поэтому главным предметом его политической заинтересованности стали военные. Известны контакты Милюкова с Союзом офицеров, участие в работе общеказачьего съезда, проходившего в июне в Петрограде. По его настоянию, партийные представители демонстративно 2 июля вышли из состава правительства. Двумя месяцами позже Милюков поддержал выступление Корнилова, заявив, что цели мятежного генерала ориентированы на защиту государственности в России. Уже после большевистского переворота в сознании лидера кадетов произошел еще один индивидуальный «переворот». Он вновь вернулся к идее «конституционной монархии» - к той точке отсчета, которая была отброшена большинством политических сил страны в начале марта. Милюков снова и снова продолжал высказываться в пользу монархии как оптимальной для страны формы государственного устройства. В декабре 1917-гоон писал: «... спасение России в возвращении к монархии, знаем что все события последних двух месяцев ясно доказали, что народ не способен был воспринять свободу, что масса населения, не участвующая в митингах и съездах, настроена монархически, что многие и многие агитирующие за республику делают это из страха. Все это ясно, но признать этого мы просто не можем. Признание есть крах всего дела нашей жизни, крах всего мировоззрения, которого мы являемся представителями. Признать не можем, противодействовать не можем, не можем и соединиться с теми правыми, подчиниться тем правым, с которыми так долго и с таким успехом боролись»466. И летом 1918 года, когда в России окончательно победила «социалистическая революция» и кадеты были практически «выдавлены» с российской политической авансцены, Милюков продолжал задаваться «несвоевременным вопросом» о необходимости выбора между монархией и республикой - разумеется, после падения большевистского строя и утверждения этого выбора народной волей. Он снова возвращался к традиционному для кадетов тезису, согласно которому партия никогда не придавала «принципиального значения форме правления, если она только гарантировала парламентское правительство»467. В вопросе, что представляет собой республика - идеал или целесообразность, - Милюков придерживался последнего ответа. Республика являлась лучшим государственным строем для тех народов, которые достигли достаточно высокого уровня своего развития. Но это не означало, что республика могла служить одновременно еще и высшим идеалом, абсолютно пригодным для любого народа и для любой стадии исторического развития. Каждый политический строй имел свои достоинства и несовершенства. Наиболее подходящие политические формы должны были соответствовать потребностям общественного развития, обусловленного историческими и прочими особенностями. В известном смысле главное достоинство конституционной монархии заключалось в том, что при ней полностью разделялись функции правления (царствования) и управления. Народное представительство в условиях конституционной монархии воспринималось как политический компромисс между крайностями консерватизма и радикализма. Такой компромисс считался естественной формой договора между противоположными общественно-политическими силами, для реализации которого требовались соглашения, основанные на рационально (научно) аргументированных логических допущениях. Милюков был убежден в том, что русская республика рано или поздно превратится в нормы права. Показательно, что эту точку зрения на революцию разделял и П. Б. Струве. В 1923 году он писал: «...строгое социологическое понятие революции немыслимо без отнесения этого понятия к другому социологическому понятию - права. Революция есть нарушение непрерывности правового развития общества, становящееся исходной точкой нового преобразования. Революция ниспровергает одно право и воздвигает другое. Революция есть бунт, коему присущ умысел быть или стать правообразующим фактом, или еще короче: удачная или законченная революция есть бунт, ставший правом»481. Но вернемся к позиции Милюкова. Согласно его представлениям, революция сначала должна была войти в сознание всей народной массы как право, и только вследствие этого в стране мог бы утвердиться новый республиканский правовой порядок. Советская республика, по его мнению, представляла собой «республику без народа, республику нового дворянства - коммунистической партии, именем которой правит немногочисленная кучка». «Все приемы этой республики, - писал он, - самые деспотические, а с народными массами она расправляется хуже, чем с крепостными рабами»; «народные массы утратили всякую надежду на то, что эта власть может стать народной и смотрят на теперешних господ России как на власть узурпаторов - власть временную»; «практика большевистского беззакония и бесправия не может идти в сравнение ни с каким насилием самодержавного режима и отнюдь не может облечься в какое-либо право»468. «Старый порядок» и революция после большевистского переворота поменялись местами: революция узаконила самое себя и превратилась в форму политического порядка - в новый общественный строй. «Старому порядку», в свою очередь, следовало прибегнуть к попытке нового революционного переворота, чтобы вернуть власть в свои руки. Таким образом, именно старый режим оказывался «революционным», поскольку он не имел иных средств и методов, кроме насильственных для свержения власти большевиков. Главная причина, которой можно объяснить успех революции и относительную легкость низложения самодержавия и продолжительность существования советского общественного строя, объяснялись Милюковым тем обстоятельством, что массы признали революцию «своею» и тем, что она произошла в их собственных интересах. История преподала очередной урок: «... революция выиграла от того, что самая основа свободной политической жизни была недостаточно прочна и широка; революция победила потому, что в своем стремлении к устройству нормальных условий жизни страна не встретила во время поддержки, и народ был доведен до пароксизмов отчаяния» - в этом, по Милюкову, заключалась логика всех революционных переворотов469. Существует точка зрения, согласно которой причиной политического поражения партии кадетов (и их лидера, в частности) стала несовместимость либерализма и России470. В такой плоскости, очевидно, решать этот вопрос не имеет смысла: в конце концов, и коммунизм оказался мало сочетаем с нашей страной, хотя его вполне успешное развитие продолжалось семьдесят лет. Причины неудач партии Народной свободы следует искать не столько в области той или иной идеологии, сколько в самой практической политике. В условиях приближающейся или развивающейся катастрофы реальная политика в значительной степени востребует не должные нормативные требования, которые, как известно, более подходят к эволюционному типу развития, а некий набор конкретных антикризисных мер, обусловленных прежде всего тем, что можно назвать политическим инстинктом. Такой инстинкт должен быть «очищен» от моральных постулатов и юридических правил. При этом он вполне уживается с любыми идеологическими нормативами, облачаясь в те или другие идейные формы. Однако именно этот инстинкт (воля к власти) у большинства кадетов отсутствовал. «Едва ли не самым большим его недостатком, мешавшим стать государственным деятелем, было то, что верность партийной программе заслоняла от него текущие государственные нужды, потребности сегодняшнего дня. У него не было перспективы, и он не понимал значения постепенного осуществления определенной политической идеологии. В этом умеренном, сдержанном, рассудочном русском радикале сидел максимализм, так сыгравший злых шуток с русской интеллигенцией»471. На относительно короткий промежуток времени руководители партии конституционных демократов оказались на вершине исполнительной власти, где, казалось бы, могли в полной мере использовать свой высокий интеллектуальный потенциал и обширный научный инструментарий. Однако именно в этот драматический период отечественной истории доктринальные установки вступили в явное противоречие с практической политикой. Когда же после победы большевиков они резко сменили ориентиры (от лозунга «демократической республики» перешли к требованию установления военной диктатуры), то судорожные попытки вступить в союз с бывшими заклятыми врагами - монархистами, германским правительством, затем и с социалистами - не могли не закончиться неудачей. Тем не менее, с позиций будущей политики любой опыт истории является необходимым и оправданным. Casus кадетской партии навсегда останется историческим уроком декларирования и попытки проведения научной политики, в первую очередь, с точки зрения поиска оптимальных взаимоотношений между политической доктриной и политической практикой. Заключение Идейно-политическая платформа партии конституционных демократов (партии Народной свободы) в современной литературе преимущественно отождествляется с либерализмом, то есть с идеологическим типом системной политической рефлексии. Хотя сам либерализм приобрел достаточно широкое толкование, понятия «идеология русского либерализма» и «политическая доктрина партии конституционных демократов» не тождественны друг другу. Характеризуя конституционно-демократическое движение, а также квалифицируя его политическую платформу (доктрину), мы использовали особый термин, производный от наименования партии, - «кадетизм». В историческом плане кадетизм и в самом деле опирался на либерализм как на идейного предшественника. Однако в структуре политического знания начала XX столетия доктрина партии конституционных демократов была все же ближе к научным принципам, чем к спекулятивноидеологическим постулатам. Инкорпорируя идеологическое и научное, теоретическое и практическое начала, кадетизм ориентировался не на «идеально-долж- ное», а на «нормативно-должное». Отношение к политике у кадетов основывалось на рационально-позитивистском, доктринальном, а не на метафизическом, доктринерском фундаменте. Как ученые партийные идеологи руководствовались требованиями политической практики, отказываясь заниматься умственной схоластикой, как политики, они подходили к практическим вопросам научно и методологически оснащенными. Становлению кадетизма как доктринального целого сопутствовала своя идейная дифференциация. Часть идеологов-«метафизиков», непосредственно повлиявших на становление партийной платформы, предпочла не участвовать в движении; другие, наоборот, использовали свое влияние, чтобы настаивать на внедрении в деятельность партии идеологических постулатов; третьи, настроенные позитивно, конкретизировали общие положения в принципы политической доктрины для последующего их перевода в практическое русло. Политическая доктрина, в сравнении с идеологией и наукой, - менее персонифицированная форма политического самосознания, ассоциируемая не с конкретными политическими работниками, а с институциональным партийным или общественным целым. И все же именно на долю отдельных персон выпала в начале XX столетия ответственная миссия по формированию политических доктрин. Этой эпохе соответствовал и особый тип партийно-политического лидерства. Партия Народной свободы в большинстве своем рекрутировалась из людей, которые, обладая высоким образовательно-культурным цензом, осознанно ориентировались на легальную государственно-парламентскую работу. Политическая борьба в начале прошлого века выдвигала на первый план необходимость индивидуального литературного оформления политических навыков. Поэтому большинство ведущих политических деятелей России этого времени идентифицировало себя с профессиональными литературными работниками. В кадетской партии имелись собственные литературные доктринеры, притязавшие на политическое лидерство. Наиболее яркой фигурой воспринимался П. Б. Струве, претен довавший на роль «лидера-теоретика», ведущего политического мыслителя в партии. Однако партия выдвинула на первый план П. Н. Милюкова - «лидера- прагматика», отличавшегося научным отношением к политике. Его доклады в Государственной Думе, на съездах, конференциях и заседаниях Центрального комитета, которыми определялся курс партии, неизменно носили программный, стратегический характер. Воспринимая политику как науку и владея ею как искусством, Милюков оказывал решающее воздействие на выработку политического курса конституционных демократов. Аргументируя положения политической доктрины кадетов, он часто апеллировал к ведущим представителям социологической и политической науки своего времени, проявляя при этом широкую эрудицию, что позволяло партии в целом избегать соблазнов политического идеализма, проективизма и утопизма. Анализ политической доктрины партии Народной свободы свидетельствует об отсутствии общей для приверженцев конституционного демократизма философской платформы. Кадетизм не представлял собой некий мировоззренческий «ценз»; философствование оставалось личным уделом каждого или даже демонстративно отождествлялось с индифферентностью к метафизическим проблемам и плюрализмом. Между тем внутрипартийная платформа содержала общий постулат, соотносимый даже с разными по идейной направленности взглядами. Политическая доктрина кадетов зиждилась на первенстве культуры над прочими сферами общественной жизни, в том числе и политикой. Идеологи партии видели в культуре не тот или иной, пусть и ведущий, «фактор», а основание, фундамент общественного развития. Принцип «примата» культуры («культуроцентризм») обусловливал сильные и слабые стороны их практически-политической позиции. Существенный вклад в толкование такого представления о взаимоотношении культуры и политики внес П. Н. Милюков. В его трудах нашла отражение историкогенетическая схема отношений 1^льтуры и политики. Политическая сфера рассматривалась им как один из важнейших продуктов культурной деятельности человечества, возникающий на определенном этапе общественного развития. В ис- торико-генетическом контексте политика представлена сущностной характеристикой бытия культуры, ее движущей силой. Культура, в свою очередь, наполняла политику духовным содержанием, поскольку в противоположном случае последняя существовала исключительно как технология власти. Историко-генетичес- кий контекст объединял культуру и политику категорией «традиция». Историческая традиция лежала в основе существования любой национальной культуры. Подвергая критике «русскую некультурность», Милюков противопоставлял про- тестной и патриархальной формам отечественной политической культуры гражданскую политическую культуру, основанную на общечеловеческих началах. На формирование методологического базиса кадетизма решающее влияние оказали кардинальные изменения в исторической, социологической и юридической областях гуманитарного знания. В основание политической доктрины кадетов легли принципы формирующегося научного знания: «историзм», «социологизм», «нормативизм». Историзм, подразумевающий взаимную обусловленность настоящего, прошлого и будущего, сыграл свою революционизирующую роль в изменении общественного самосознания еще в XIX столетии. Эпистемология исторической науки этого времени основывалась в основном на парадигме естественнонаучного знания, сводящего разнообразные проявления жизни к нескольким обобщающим параметрам. Этот методологический принцип, получивший наименование редукционизма, сыграл ключевую роль на раннем этапе становления политической науки. Другой методологический подход, социологизм, защищал принцип объективного научного подхода к социальным явлениям, а также принцип социологического объяснения социальных фактов. Кадетизм, разумеется, не следует сводить к «чистому» социологизму, или социологическому реализму. Идеологи кадетов скорее использовали системный подход, который соотносится с еще одним методологическим принципом - компаративизмом (включающим параллелизм, сравнение, сопоставление, интерпретацию и реконструкцию). Прямое влияние на формирование политической доктрины партии конституционных демократов оказали процессы, относившиеся к области юриспруденции, и, в частности, принцип нормативизма. Партийные идеологи привносили принцип нормативности в политическую сферу. Они утверждали, что по мере расширения политической организации и политического участия произойдет своеобразная «переоценка ценностей»: политическое самообучение граждан нормам перейдет из внешнего плана во внутренний, а вследствие этого видоизменятся в лучшую сторону как политические институты, так и сами люди. Феномен политической власти непосредственно соотносится с проблемой политической субъекгности, главной отличительной чертой которой является политическая активность, проявляющаяся как воля к власти, борьба за власть, организация политической деятельности. Тема «политической субъекгности» в начале прошлого века представляла собой поле широких общественных дискуссий. Одна из известнейших публичных полемик о субъекте политического действия развернулась вокруг «сборника статей о русской интеллигенции» «Вехи» (1909). В полемику с его авторами, членами партии кадетов, а также их беспартийными единомышленниками, вступили их партийные коллеги в сборнике «Интеллигенция в России» (1910). В России интеллигенция первой из общественных сил осознала себя субъектом политической воли, и поэтому попытки причислить ее к тому или другому классу или же к трудовому народу делались и до появления «Вех». Однако авторы сборника вознамерились отделить интеллигенцию от политики, заставить ее отказаться от общественной борьбы с господствующей политической системой и нравственного перерождения. Анти-«веховский» сборник «Интеллигенция в России» представлял собой очевидную попытку вывести проблему «интеллигенции» за рамки классово-экономических или же чисто идеологических схем. Объединяющим началом здесь прозвучало требование привести все социальные силы к некоему общему институциональному, а значит, собственно политическому знаменателю: выйти за рамки традиционных представлений о социальном статусе основного субъекта политической деятельности и перейти к статусу институциональному. Во главу угла был положен не революционно-дес труктивный принцип (борьба с государственной властью и политическим режимом), а принцип эволюционно-конструктивный (государственное строительство). Проблему политической субъектности в кадетизме, таким образом, следует рассматривать с точки зрения внутренней эволюции (дифференциации и самоопределения) политической доктрины партии. Политическая доктрина партии конституционных демократов формировалась в ходе политической борьбы в условиях острых классовых, этнических и конфессиональных конфликтов. Важнейшей характеристикой политической борьбы является рекогносцировка политических сил и формулируемых ими стратегий общественного развития. Политическая борьба в России начала XX столетия представляла собой конфликт радикализма (перераставшего в экстремизм) и реформизма. В современной политической науке существует важный методологический вопрос - о критериях дифференциации противоборствующих политических сил. Мы полагали необходимым вывести «за скобки» идеологическое начало и взять в качестве критерия типологизации принцип отношения к существующему общественно-политическому «порядку». «Правые» в этом контексте - это такие политические силы, которые выступают за сохранение существующего строя; «левые» - те, кто настаивают на его изменении. В соответствии с этой концепцией, партия народной свободы соотносилась первоначально с леворадикальными, а впоследствии с левоцентристскими силами. Политическая борьба есть, прежде всего, сознательная форма деятельности; она предполагает со стороны каждой политической группировки четко выраженный стратегический курс и также осознанно выбираемую, зависимую от стратегии тактику. Стратегическая позиция партии Народной свободы базировалась на принципе конституционной монархии. Кадеты декларировали курс на политическое реформирование общества, который должен был развести их как с леворадикальными партиями, так и с правыми, охранительными, избирая своей тактикой поиски социальных компромиссов, соглашательство с властью, постепенство и т. д. Вместе с тем кадетский реформизм не следует целиком и полностью отождествлять с партийно-политичес- кой доктриной, как это делали их политические противники слева, поскольку реформизм характеризует не цели, а средства достижения этих целей, сам по себе являясь одной из разновидностей этой политической борьбы. Текущая политическая борьба сопровождала и процесс рождения отечественной науки о партиях. Анализируя историю становления демократических политических систем, М. Дюверже выделил два основных принципа формирования партий - институциональный и идеологический. Партия конституционных демократов, в процессе образования которой соединились институциональные и идеологические аспекты, выдвинула на первый план особый принцип политической коммуникации самых разнородных элементов. Кадеты выступали в роли общероссийского политического «интегратора», приняв на себя миссию своеобразного «посредника», поставившего своей целью связать различные общественные объединения как другом с другом, так и с государственной властью. Политическая доктрина кадетов требовала, чтобы в основу партийного строительства были положены научные представления о принципах «общего дела». Объявляя свою партийную организацию «внеклассовой», идеологи партии подчеркивали тот факт, что, помимо существующих объективно совершенно обособленных интересов различных классов, в обществе наличествуют также «общие для громадного большинства всего населения, без различия классов, интересы.» Партия кадетов представляла собой предельно централизованную организацию. Вместе с тем кадеты не являлись «массовой» партией, не были они и структурой со строгой внутрипартийной дисциплиной. Хотя руководство партии объявляло о принципиальном отказе от метафизических представлений о некоей общей идее, сплачивающей партийные ряды, однако в подобной разнородности таился и главный источник ее потенциальной слабости. Для всякой партии рано или поздно наступает тот необходимый и неизбежный момент, когда ее внутренняя пестрота выходит наружу, имманентные идеологические и институциональные противоречия вскрываются и она вынуждена отделять себя от чуждых элементов. Важнейшим критерием дифференциации и самоопределения партийной организации неизбежно выступает в таком случае политическая практика. В число ключевых разделов политической доктрины конституционных демократов проблемы национально-государственного устроительства России были включены только после событий первой русской революции, повлекших за собой постановку «национального вопроса» и ожесточенную политическую борьбу вокруг него. Политическую доктрину кадетов в этой области характеризуют два важнейших положения: приоритет общегосударственных начал над национальными и соединение национальных и территориальных общественных интересов. В программе партии Народной свободы впервые было зафиксировано требование равенства всех российских граждан без различия национальностей перед законом. В качестве приоритета кадеты выдвинули принцип «национально-област- ной» автономии. Формы «национально-культурной жизни» утверждались в рамках местного самоуправления и территориальной автономии. Действуя в рамках «протофедералистской» концептуальной парадигмы, кадеты объединяли принцип национальной и территориальной автономии с сильными общероссийскими государственными формами и общими правовыми нормами. Однако уже после вступления России в войну политическая программа кадетов все более склонялась к «великодержавной» позиции; их исповеданием был скорее унитаризм, чем федерализм. П. Б. Струве многократно выступал в защиту принципов так называемого «либерального национализма», суть которого он усматривал в «свободном состязании национальностей» в границах Российской империи. Однако большинство партии все же разделяло позицию П. Н. Милюкова, подход к проблеме национальностей в России отличался политической умеренностью и находился на стыке социологической и политической областей знаний. Социологическое знание играло в данном случае роль своеобразного теоретического фундамента; политическое знание исполняло ведущую целевую функцию. В целом наработки кадетов по проблематике национального вопроса можно оценить как существенный вклад в отечественную этнополитологию. Политическая программа партии Народной свободы коренным образом отличалась от остальных ведущих партийно-политических платформ своего времени тем, что кадеты придавали политике в области образования и науки приоритетный характер. Многие положения политической доктрины кадетов обусловливались изменениями в области общественного сознания посредством воспитания. Руководители и идеологи партии осознавали, насколько важную, социально-пре- образуюгцую роль играет интеллектуальный фактор в общественной жизни страны. Образование рассматривалось ими как опосредующее звено между культурой и политикой, наука - как источник общественного благополучия, путь к народному благосостоянию и государственному могуществу. В повседневной пропагандистской работе кадеты делали упор на взаимосвязи между идейными предпочтениями и образовательным уровнем сторонников партии. В целом кадеты намного более отчетливо, чем остальные политические силы, формулировали настоятельное веление времени - необходимость радикального преобразования элитарного образования в массовое. Общая схема построения образовательной политики, декларируемая конституционными демократами, предполагала изменение целой системы просвещения и образования - начиная с низшей ступени и заканчивая высшей, - которое в конечном итоге должно было стать народным. Предполагалось, что организация этой системы будет базироваться на принципах общей партийной идеологии: свободе, демократизации и децентрализации. В свою очередь, базовые принципы свободы и народного участия в политике сочетались с опорой на образование и политическое («гражданское») воспитание, идея которого была сформулирована П. Н. Милюковым еще в конце 1900-х годов. После победы Октябрьской революции большевики во многом взяли на вооружение основные принципы программы кадетов, касающиеся сферы народного образования и государственной научной политики. К началу XX столетия общественно-политическая практика выдвинула на первый план задачи по государственному переустройству страны. Кризис старой политической системы настоятельно требовал выхода в область законодательного закрепления предлагаемых реформ в отечественном государственном строе. Эти общеполитические требования нашли отражение в конституционализме - важнейшем идеологическом принципе, который конституционные демократы пытались внедрить в жизнь российского общества. Принцип этот раскрывается через характеристику трех важнейших составляющих: представлений о конституционном механизме, конституционных нормах и конституционном строе. Утверждение в России конституционализма являлось результатом сложного, противоречивого процесса взаимодействия и конфликта конституционных усилий общественности и государственной власти, который получил в литературе наименование «мнимого конституционализма» (М. Вебер). Этот термин следует понимать как своеобразную институциональную реакцию на радикальный характер перемен. В основание кадетской программы превращения России в конституционную монархию была положена теория правового государства. Подлинный конституционализм, основанный на принципе господства права, должен был ограничить властные полномочия государственных органов и руководителей государства при помощи установленных процедур и норм. Такое правопонимание, демонстрируемое кадетами, опирающееся на примат права над государством и политической властью, можно считать новым для политического самосознания начала XX столетия. Политическая доктрина партии была ориентирована на то, чтобы служить основанием для нормативно-правового ограничения государственного абсолютизма посредством утверждения отечественной политической традиции парламентаризма. Партия Народной свободы на практике осуществляла зафиксированную в ее названии связь двух принципов - конституционализма и демократизма, задавая им и нормативное обоснование, и институциональное закрепление. Среди российских партий, заявивших о себе в начале XX столетия, только конституционные демократы смогли предложить глубоко проработанную концептуальную парадигму внешней политики Российского государства. Идеологи партии проделали значительную работу по выработке стратегий внешнеполитической деятельности, анализу интересов и сфер влияния, разработке приоритетных направлений международной политики. Несмотря на то, что партийная программа не содержала раздела, посвященного международной политике, руководство кадетов выступило с целым рядом инициатив по обоснованию и корректировке внешнеполитического курса страны. Важнейший вопрос, решаемый идеологами партии, заключался в выборе для страны географического вектора международного развития, то есть в формулировании геополитической стратегии. Внутри кадетского партийно-идеологического сообщества никогда не существовало безоговорочного единомыслия. Основу внешнеполитической концепции партии составляли разнонаправленные концептуальные подходы. Если исходная парадигма ориентировала политику на реформирование самодержавно-бюрократического государства, то для противоположных «оттенков» кадетизма фундаментально общим было охранение российской государственности. Государство ассоциировалось с самодержавной бюрократией; государственность - с многовековой отечественной историей и культурой. Такое охранение относилось и к внешнеполитическому курсу, нацеливаемому на продвижение вовне и на защиту интересов государственного целого. По мере того как интересы государственного целого постепенно приобретали в политической доктрине партии Народной свободы приоритетный характер, внешнеполитические вопросы начинали доминировать над внутриполитическими. Внутри кадетизма присутствовали две основные точки зрения на международную политику России: «великодержавная» (П. Б. Струве) и «европеистс- кая» (П. Н. Милюков) геополитические стратегии. В эпицентре многочисленных катаклизмов первой четверти XX столетия оказалась судьба российской государственности, которая понималась кадетами как развивающийся во времени и пространстве сложный политический и социальный организм, воплощаемый в исторической традиции осуществления политической власти. Революция, разрушая культурно-историческую традицию, подрывая социальные основы, кардинальным образом меняла взгляд на государственность. В условиях утрачиваемого господства монархической государственной формы революция открывала перед противоборствующими политическими силами несколько вариантов трансформации государственности: а) консервативный, сохраняющий любой ценой традиционные формы; б) анархический, тотально упраздняющий так называемую «государственную машину»; в) коммунистический, создающий новый тип государственности - «диктатуру пролетариата»; г) реформаторский, предполагающий путь постепенного развития страны в форме конституционной монархии. Среди симптомов приближающейся революционной катастрофы наиболее серьезным вызовом для монархической государственности являлась война. Первая стадия эволюции отечественной государственности в условиях войны и революции обуславливалась единством всех политических сил вокруг монархической государственности. На второй стадии эволюции отечественной государственности кадеты, продолжая политику защиты государственности, начали активные выступления против правительства. Их политическая логика напрямую восходила к одному из важнейших принципов либеральной идеологии: признание неприкосновенности государственности вовсе не означало одобрения несменяемости деспотической власти. В реальности ход событий оказался совершенно неуправляемым, что и привело к распаду традиционной формы государственности. Причины неудач партии Народной свободы следует искать не столько в идеологической области, сколько в принципиальной неспособности кадетов найти оптимальные соотношения между политической доктриной и политической практикой. 1. Аерех, А. Я. Русский буржуазный либерализм: особенности исторического развития / А. Я. Аврех// Вопросы истории. - 1989. -№ 2. 2. Александров, С. А. Лидер российских кадетов П. Н. Милюков в эмиграции / С. А. Александров. - М., 1996. 3. Антощенко, А. В. Россия на переломе (о проблемах российской истории в публицистике П. Г. Виноградова) / А. В. Антощенко // П. Г. Виноградов. Россия на распутье. - М., 2008. 4. Аптер, Д. Сравнительная политология: вчера и сегодня / Д. Аптер // Политическая наука: новые направления; Под. ред. В. Р. Гудина и Х.-Д. Клингемана. - М., 1999. 5. Арендт, X. Основание революции: свобода / X. Арендт // Концепт «революция» в современном политическом дискурсе. - СПб., 2008. 6. Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 4. - М., 1983. 7. Арон, Р. Этапы развития социологической мысли / Р Арон. - М., 1993. 8. Аронсон, Г. Русский либерализм и революция / Г. Аронсон // Свободная мысль. - 1992. - №7. 9. Ачкасов, В. А. Этнополитология: учебник / В.А. Ачкасов. - СПб., 2005. 10. Байбаков, В. Ю. Теоретико-правовые аспекты русского либерализма XIX - начала XX века / Ю. В. Байбаков. - Курск, 2001. 11. Бакунин, М. А. Государственность и анархия / М. А. Бакунин // Философия. Социология. Политика. - М., 1989. 12. Баранов, А. Н. Интеллигенция и конституционно-демократическая партия накануне и в годы первой российской революции: опыт взаимоотношений: автореф. дис. ... канд. ист. наук / А. Н. Баранов. - Кострома, 2000. 13 .Бердяев, Н.А. К вопросу об отношении христианства к общественности / Н. А. Бердяев // Век. - 1907. -24 июня. 14. Березовая, Л. Г. Самосознание либеральной интеллигенции в начале XX века / Л. Г. Березовая // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы: матер, междунар. науч. конф. - М., 1999. 15. Бернштейн, Э. Очерки из истории и теории социализма / Э Бернштейн. - СПб., 1902. 16. Бицилли, П. Философия русской истории в трудах П. Н. Милюкова / П. Бицилли // П. Н. Милюков: сб. матер, по чествованию его семидесятилетия. - Париж, 1929. 17. Боброва, Н. А. Конституционный строй и конституционализм в России/ Н. А. Боброва.-М, 2003. 18. Бойцова, О. Ю. Нормативизм в западной политической мысли: проблема определения / О. Ю. Бойцова// Политические исследования. -2003. -№ 6. 19. Брайс, Д. Американская республика /Д. Брайс. Ч. 1. Национальное правительство. М., 1889; Ч. 2. Правительства Штатов. Политические партии. М., 1890; Ч. 3. Общественное мнение. Объяснительные примеры и замечания. Строй общественной жизни. - М., 1890. 20. Будницкий, О. В. Маклаков и Милюков: два взгляда на русский либерализм / О. В. Будницкий // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. - М., 1999. 21. Булгаков, С. Н. Христианский социализм / С. Н. Булгаков,- Новосибирск, 1991. 22. БурдуковаИ. И. Становление и развитие конституционных идей в России / И. И. Бурдукова. - М., 1999. 23. Балицкий, А. Нравственность и право в теориях русских либералов конца XIX - начала XX века / А. Валицкий // Вопросы философии. - 1991. - № 8. 24. Вандалковская, М. Г. П. Б. Струве и его «Дневник политика» / М. Г. Вандалковская // П. Б. Струве. Дневник политика (1925-1935). - М., 2004. 25. Вандалковская, М. Г. П. Н. Милюков и А. А. Кизеветтер: история и политика / М. Г. Вандалковская. - М., 1992. 26. Вандалковская, М. Г. П. Н. Милюков в полемике с евразийской концепцией русской истории / М. Г. Вандалковская // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат. - М., 2000. 21. Вебер, М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания / М. Вебер // Избранные произведения. - М., 1990. 28. Вебер, М. К положению буржуазной демократии в России / М. Вебер // О России: Избранное. - М., 2007. 29. Вебер, М. Политика как призвание и профессия / М. Вебер // Избранные произведения. - М., 1990. 30. Вернадский, В. И. Биосфера и ноосфера / В. И. Вернадский. - М., 2002. 31. Вернадский, В. И. О науке. Научная деятельность. Научное образование / В. И. Вернадский. - СПб., 2002. 32. Вернадский, В. И. О научном мировоззрении / В.И. Вернадский. - М., 1903. ЪЪ.Вернан, Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли / Ж.-П. Вернан. - М., 1988. 34. Веселовский, А. Н. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля / А. Н. Веселовский // Историческая поэтика. - Л., 1940. 35. «Вехи»: pro et contra. - СПб., 1998. 36. Виноградов, П. Г. Учебное дело в наших университетах / П. Г. Виноградов // Россия на распутье: Историко-публицистические статьи. - М., 2008. 37. Витюк, В. В. Гражданское общество: современное содержание понятия / В. В. Ви- тюк // Проблемы формирования гражданского общества. - М., 1993. 38. Волков, В. Кадет Вернадский / В. Волков // http://russianway.rchgi.spb.ru/Vernadsky/ 27_volko.pdf 39. Вопросы мировой войны. - Пг., 1915. 40. Гаджиев, К. С. Политическая наука / К. С. Гаджиев. - М., 1994. 41. Галямичева, Н. Н. Думская деятельность П. Н. Милюкова: автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Саратов, 1996. 42. Гершензон, М. Предисловие / М. Гершензон // Вехи. Интеллигенция в России. - М., 1991. 43. Геръе, В. И. Первая Государственная Дума: Политические воззрения и тактика ее членов /В.И. Герьев. - М., 1906. 44. Гессен, С. И. Правовое государство и социализм / С. И. Гессен // Избранные сочинения. - М., 1998. 45. Гиддингс, Ф. Г. Основания социологии / Ф. Г. Гиддингс. - М., 1898. 46. Гиляров-Платонов, Н. П. Университетский вопрос/ Н. П. Гиляров-Платонов.-СПб., 1903. 47. Гласнова, В. П. Научно-педагогические взгляды П. Н. Милюкова на анализ развития российского образования: автореф. дис. ... канд. пед. наук. - Нижний Новгород, 2006. 48. Гласный ответ Конституционно-Демократической партии от партии Правового Порядка. [СПб., 1906]. 49. Гоголевский, А. В. Русский либерализм в последнее десятилетие империи: Очерки истории 1906-1912 гг. / А. В. Гоголевский. - СПб., 2002. 50. Гражданское общество: теория, история, современность. - М., 1999. 51 .Грачев, М. Н. Политическая коммуникация: теоретические концепции, модели, векторы развития / М. Н. Грачев. - М., 2004. 52. Гревс, И. Идейная борьба и созидательная работа в революции (К истолкованию души конституционно-демократической партии) / И. Гревс // Полярная звезда. - 1906. -№11. 53. Гришина, М. Г. Империалистические планы кадетской партии по вопросам внешней политики России (1907-1914)/М. Г. Гришина//Учен. зап. МГППим. В.И. Ленина. - М., 1967. - №286. 54. Гуторов, В. А. Социально-политическая теория А. Д. Градовского / В. А. Гуторов // Вече: Альманах русской философии и культуры. - СПб., 2007. 55. Дневник П. Н. Милюкова. 1918-1921. - М., 2005. 56. Дорохов, В. И. Исторические взгляды П. Н. Милюкова / В. Н. Дорохов. - Сергиев Посад, 2005. 57. Дука, А. В. Методологические вопросы изучения гражданского общества и государства / А. В. Дука // Гражданское общество - В поисках пути. - СПб., 1997. 58. Думова, И. Г. Кадетская партия в период первой мировой войны и Февральской революции / Н. Г. Думова. - М., 1988. 59. Думова И. Г. Либерал в России: трагедия несовместимости. Ч. 1. Жизнь в науке, 1859-1904 гг. / Н. Г. Думова. - М., 1993. 60. Думова, И. Г. Либералы и революция (тезисы доклада) / Н. Г. Думова, К. Ф. Шацил- ло // Реформы или революция? Россия 1861-1917. - СПб., 1992. 61. Дюверже, М. Политические партии / М. Дюверже. - М., 2005. 62. Евреинов, Б. А. Библиография печатных трудов П. Н. Милюкова (1886-1930) / Б. А. Евреинов. - Париж, 1930. 63. Еллинек, Г. Общее учение о государстве / Г. Еллинек. - СПб., 1903. 64. Загородников, А. И. Павел Милюков и западная историография о российском либерализме / А. Н. Загороднников // П. Н. Милюков: Историк, политик, дипломат. - М., 2000. 65. Законодательные проекты и предложения партии народной свободы. 1905-1907 гг. - СПб., 1907. 66. Законодательные проекты и предположения партии народной свободы. 1905-1907 гг. / Под ред. Н. И. Астрова, Ф. Ф. Кокошкина, С. А. Муромцева, П. И. Новгородцева, кн. Д. И. Шаховского. - СПб., 1907. 67. Замалеев, А. Ф. Русская политология: обзор основных направлений / А. Ф. Замале- ев. - СПб., 1994. 68. Захаров, А. В. Национальная идея в культурологической концепции П. Н. Милюкова: автореф. дис. ... канд. филос. наук/А. В. Захаров. -Волгоград, 2005. 69. Зулъцбах, В. Основы образования политических партий / В. Зульцбах. - М., 2006. 70. Иванов-Разумник. История русской общественной мысли: Индивидуализм и мещанство в русской литературе и жизни XIX в. В 2 т. - СПб., 1906. 71. Изгоев, А. С. Партии во второй Государственной думе / А. С. Изгоев. - СПб., 1907. 72. Ильин, И. А. Партийная программа и максимализм / И. А. Ильин// Собр. соч.: В 10 т. Т. 9-10.-М., 1999. 73. Ильин, М. В. Основные методологические проблемы сравнительной политологии / М. В. Ильин // Полис. -2001. - № 6. 74. Ильин, М. В. Сравнительная политология: научная компаративистика в системе политического знания / М. В. Ильин // Полис. -2001. - № 4. 75. К рабочим // Вестник партии народной свободы. - 1906. - № 2. 76. Каменев, Л. Б. Из истории русского либерализма (П. Милюков. Год борьбы. Публицистическая хроника) / Л. Б. Каменев // О свободе: Антология мировой либеральной мысли (I половина XX века). - М., 2000. 77. Кантор, В. Существует ли свободное пространство для русского образованного общества? Ответ Милюкова «Вехам» / В. Кантор // Вопросы литературы. - 2006. - № 1. 78. Капнист, П. Университетские вопросы / П. Капнист. - СПб., 1904. 79. Карасев , В. И. Феномен политического лидерства/В. И. Карасев.-М.; Воронеж, 2000. 80. Карлейлъ, Т. Французская революция. История / Т. Карлейль. - СПб., 1907. 81. Карпович, М. М. Два типа русского либерализма. Маклаков и Милюков / М. М. Карпович // Опыт русского либерализма. Антология. - М., 1997. 82. Кизеветтер, А. Свободный государственный строй / А. Кизеветтер. - М., 1917. 83. Киселъникова, Т. В. Проблемы социализма в либеральной общественно-политической мысли России на рубеже XIX-XX веков / Т. В. Кисельникова. - Томск, 2001. 84. Кистяковский, Б. А. В защиту права (Интеллигенция и правосознание) / Б. А. Кистя- ковский // Вехи. Интеллигенция в России. - М., 1991. 85. Кистяковский, Б. А. Государство правовое и социалистическое / Б. А. Кистяковский // Вопросы философии. - 1990. -№ 6. 86. Кистяковский, Б. В защиту научно-философского идеализма / Б. А. Кистяковский // Вопросы философии и психологии. - 1907. - Кн. 86. 87. Ковалевский, М. Историко-сравнительный метод в юриспруденции и приемы изучения истории права / М. Ковалевский. - М., 1880. 88. Ковалевский, М. М. Учение о личных правах/ М. М. Ковалевский. - М., 1905. 89. Коган, С. Н. Теоретические основы российского либерализма начала XX века / С. И. Коган. - М., 1997. 90. Койре, А. От замкнутого мира к бесконечной вселенной / А. Койре. - М., 2001. 91. Кокошкин, Ф. Ф. Лекции по общему государственному праву / Ф. Ф. Кокошкин. - М., 1912. 92. Колеров, М. От составителя / М. Колеров // Национализм. Полемика 1909-1917. - М., 2000. 93. Колеров, М. А. Индустрия идей: Русские общественно-политические и религиознофилософские сборники / 1887/1947. М. А. Колеров. - М., 2000. 94. Колеров, М. А. Сборник «Проблемы идеализма» (1902): История и контекст. - М., 2002. 95. Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. -М., 2000. 96. Конституционно-демократическая партия (партия Народной Свободы): Постановление П-го Съезда 5-11 января 1906 г. и Программа. - СПб., 1906. 97. Конституционное государство. - СПб., 1905. 98. Конституционное право: справочник. - М., 1995. 99. Коняев, Н. М. Гибель красных Моисеев. Начало террора. 1918 год / Н. М. Коняев. - М., 2004. 100. Коргунюк, Ю. Г. Российская многопартийность: становление, функционирование, развитие / Ю. Г. Коргунюк, С. Е. Заславский. - М., 1996. 101. Корзун, В. П. Концепция истории исторической мысли П. Н. Милюкова как выражение методологических поисков русской либерально-буржуазной историографии / В. П. Корзун // Вопросы историографии всеобщей истории. - Томск, 1986. 102. Корнев, В. Н. Либеральные концепции государства и права в России началаXX века (1905-1917 гг.) / В. Н. Корнев. -Белгород, 2001. 103. Корнеев, В. В. Первая Государственная дума: социал-демократия и кадетизм / В. В. Корнеев // Вопросы истории. - 1990. -№ 8. 104. Котляревский, С. Партии и наука / С. Котляревский // Полярная звезда. - 1906. - № 5. 105. Котляревский, С. Национально-областной вопрос в программе конституционно-демократической партии / С. Котляревский // Полярная звезда. - 1906. - № 5. 106. Котляревский, С. А. Правовое государство и внешняя политика / С. А. Котляревский. - М., 1909. 107. Коэн, Д. Л. Гражданское общество и политическая теория / Д. Л. Коэн. - М., 2003. 108. Кравец, И. А. Конституционализм и российская государственность в начале XX века / И. А. Кравец. - М., 2000. 109. Крикун, В. Г. П. Н. Милюков: история общественного деятеля и политического лидера (1877-1905 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук / В. Г. Крикун. - Воронеж, 1994. 110. Кустарев, А. Обществоведение Вебера и российская фактура (тематический обзор) // http://www.politstudies.ru/universum/dossier/04/kust01 .htm 111. Кустов, В. А. Конституционно-демократическая партия (партия Народной Свободы): Разработка и реализация внешнеполитической доктрины (1905-1920 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук / В.А. Кустов. - Саратов, 2004. 112. Лавров, П. Л. Исторические письма / П. Л. Лавров // Философия и социология: в 2 т. - М., 1965. 113. Лапицкий, В. В. Наука в системе культуры / В. В. Лапицкий. - Псков, 1994. 114. Лассвелл, Г. Язык власти / Г. Лассвелл // Политическая лингвистика. Вып. 20. - Екатеринбург, 2006. 115. Лебедев, С. В. Левые и правые в истории русской политической мысли / С. В. Лебедев // Россия: прошлое, настоящее будущее: матер. Всероссийской науч.-практич. конф. - СПб., 1996. 116. Лебедев, С. П. Идеализм: История и логика генезиса / С. П. Лебедев. - СПб., 2008. 117. Ленин, В. И. Государство и революция / В. И. Ленин // Полн. собр. соч. Т. 33. - М., 1962. 118. Ленин, В. И. Исторический смысл внутрипартийной борьбы в России / В. И. Ленин// Полн. собр. соч. Т. 19. - М., 1961. 119. Ленин, В. И. Либеральное подкрашивание крепостничества / В.И. Ленин // Полн. собр. соч. Т. 23. - М., 1961. 120. Ленин, В. И. О «Вехах» / В.И. Ленин // Полн. собр. соч. Т. 19. - М., 1961. 121. Ленин, В. И. Опыт классификации русских политических партий / В. И. Ленин // Полн. собр. соч. Т. 14. - М., 1960. 122. Ленин, В. И. Победа кадетов и задачи рабочей партии / В. И. Ленин // Полн. собр. соч. Т. 12.-М., 1961. С. 286-287. 123. Ленин, В. И. Под чужим флагом / В.И. Ленин // Полн. собр. соч. Т. 26. - М., 1961. 124. Ленин, В. И. Последнее слово русского либерализма / В.И. Ленин // Полн. собр. соч. Т. 19.-М., 1961. 125. Ленин, В. И. Принципиальные споры среди либералов / В. И. Ленин // Полн. собр. соч. Т.24.-М., 1961. 126. Ленин, В. И. Социализм и война / В. И. Ленин // Полн. собр. соч. Т. 26. - М., 1961. 127. Ленин, В. И. Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве / В. И.Ленин // Полн. собр. соч. Т. 1. - М., 1958. 128. Леонтович, В. В. История либерализма в России (1762-1914) / В. В. Леонтович. - М., 1995. 129. Лепский, В. Е. Проблема субъектов российского развития / В. Е. Лепский // Материалы Международного форума «Проекты будущего: междисциплинарный подход» 16-19 октября 2006 г., Звенигород // http: // spkurdyumov.narod.ru/Lepskiy3.htm 130. Лихобабин, В. А. Российский конституционализм. История. Современность. Перспективы /В.А. Лихобабин, А. Г. Пархоменко. - М., 2000. 131. Локк, Д. Соч.: в 3 т. Т. 3 / Д Локк. - М., 1988. 132. Лосский, Н. Чего хочет партия народной свободы (конституционно-демократическая)? / Н. Лосский. - Пг., 1917. 133. Макаренко, В. П. Главные идеологии современности/В. П. Макаренко. - Ростов-на- Дону, 2000. 134. Макаров, Н. В. Англо-американская историография о кадетской партии в марте-ок- тябре 1917 года// http://nature.web.ru/db/msg.html?mid=1154122&s=121302030 135. Маклаков, В. А. Из прошлого / В. А. Маклаков // Современные записки. - 1929. - №38^10; 1930.-№41^14. 136. Макушин, А. В. Павел Николаевич Милюков: труды и дни (1859-1904) / А. В. Маку- шин, П. А. Трибунский. - Рязань, 2001. 137. Малинова, О. Ю. Две концепции «либерального национализма»: П. Б. Струве и П. Н. Милюков / О. Ю. Малинова // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат. - М., 2000. 138. Мальцев, Г. В. О бюрократии / Г. В. Мальцев // http://ni-journal.ru/last_no/f4e65053/ 3045еЬ26 139. Мамитова, Н. В. Эволюция российского конституционализма / Н. В. Мамитова. - М., 2005. 140. Манхейм, К. Идеология и утопия / К. Манхейм // Диагноз нашего времени. - М., 1994. 141. Масарик, Т. Философские и социологические основания марксизма / Т. Масарик. - М., 1910. 142. Материалы по университетскому вопросу / Изд. ред. «Освобождения»; вступ. статья П. Струве. Вып. 1-2. - Stuttgart, 1904. 143. Медушееский, А. Н. История русской социологии / А. И. Медушевский. - М., 1993. 144. Медушевский, А. Н. Конституционные проекты русского либерализма и его политическая стратегия / А. И. Медушевский // Вопросы истории. - 1996. -№ 9. 145. Медушевский, А. Н. Неолиберальная концепция конституционных кризисов в России / А. Н. Медушевский // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат. - М., 2000. 146. Медушевский, А. Н. П. Н. Милюков: ученый и политик/ А. Н. Медушевский // История СССР. - 1991. -№ 4. 147. Медушевский, А. Н. Политическая философия российского либерализма в сравнительной перспективе / А. Н. Медушевский // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. - М., 1999. 148. Медушевский, А. Н. Что такое мнимый конституционализм? / А. Н. Медушевский. // Социологические исследования. - 1994. -№ 2. 149. Мельникова, М. В. Эволюция идей о гражданском обществе и правовом государстве и проблемы их реализации в России / М. В. Мельникова. - Самара, 2006. 150. Милль, Дж. Ст. Размышления о представительном правлении / Дж. Ст. Милль. - СПб., 1863. 151. Милюков, П. Балканский кризис и политика А. П. Извольского / П. Милюков. - СПб., 1910. 152. Милюков, П. Вторая Дума: Публицистическая хроника. 1907/П. Милюков.-СПб., 1908. 153. Милюков, П. Главные течения русской исторической мысли / П. Милюков. - М., 2006. 154. Милюков, П. Год борьбы: Публицистическая хроника. 1905-1906 / П. Милюков. - СПб., 1907. 155. Милюков, П. Н. Воспоминания/ П. Н. Милюков. -М., 1991. 156. Милюков, П. Н. Демократизм и вторая палата / П. Н. Милюков. - М., 1905. 157. Милюков, П. Н. Живой Пушкин / П. Н Милюков. - М., 1997. 158. Милюков, П. Н. Интеллигенция и историческая традиция / П. Н. Милюков// Вехи. Интеллигенция в России. - М., 1991. 159. Милюков, П. Н. История второй русской революции / П. Н Милюков. - М., 2002. 160. Милюков, П. Н. Национальный вопрос (Происхождение национальности и национальные вопросы в России) / П. Н. Милюков. - М., 2005. 161. Милюков, П. Н. Очерки по истории русской культуры. В 3 т. Т. 1. Земля. Население. Экономика. Сословие. Государство / П. Н. Милюков. - М., 1993. 162. Милюков, П. Н. Очерки по истории русской культуры. В 3 т. Т. 2. Вера. Творчество. Образование / П. Н. Милюков. Ч. 1. - М., 1994. 163. Милюков, П. Н. Очерки по истории русской культуры. В 3 т. Т. 3. Национализм и европеизм / П. Н. Милюков. - М., 1995. 164. Милюков, П. Н. Почему и зачем мы воюем? (Война, ее происхождение, цели и последствия) / П. Н. Милюков. - Пг., 1917. 165. Милюков, П. Н. Республика или монархия? / П. Н. Милюков. - М., 1996. 166. Милюков, П. Н. Речь, произнесенная в заседании Гос. Думы 1-го ноября 1916 года/ П. Н. Милюков. - М., 1917. 167. Милюков, П. Н. Россия в плену у Циммервальда: Две речи / П. Н. Милюков. - М., 1917. 168. Милюков, П. Н. Россия на переломе: в 2 т. Т. 1 / П. Н. Милюков. - Париж, 1927. 169. Милюков, П. Н. Тактика фракции народной свободы во время войны / П. Н. Милюков. - Пг., 1916. 170. Милюков, П. Н. Три попытки: (К истории русского лжеконституционализма) / П. Н. Милюков. - Париж, 1921. 171. Милюков, П. Н. Университеты в России / П. Н. Милюков // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза - И. А. Ефрона. - СПб., 1902. Т. 68. 172. Милюков, П. Новая книга по социологии [Рец. на книгу П. Барта «Философия истории как социология. Ч. 1. Введение и критический обзор. СПб., 1900] // Мир Божий. - 1900. Декабрь. № 12. 173. Милюков, П. Речь на конференции кадетской партии в ноябре 1909 г. // П. Милюков. // Российские либералы: кадеты и октябристы. - М., 1996. 174. Милюков, П. Юридическая школа в русской историографии (Соловьев, Кавелин, Чичерин, Сергеевич) / П. Милюков // Русская мысль. - 1886. - Кн. IV. Июнь. 175. Милюков, П. Н. Евразианизм и Европеизм в русской истории / П. Н. Милюков // Европейский альманах. История. Традиции. Культура. - М., 1994. 176. Милюков, П. Н. От русских конституционалистов / П. Н. Милюков // Российские либералы: кадеты и октябристы (Документы, воспоминания, публицистика). - М., 1996. 177. Миронов, Б. Н. Грамотность в России 1797-1917 гг. / Б. Н. Миронов // История СССР. - 1975,-№4. 178. Мякотин, В. П. Н. Милюков как историк / В. Мякотин // П. Н. Милюков: Сборник материалов по чествованию его семидесятилетия. - Париж, 1929. 179. Нападки на партию Народной свободы и возражения на них / Под ред. А. А. Кизе- веттера.-М., 1906. 180. Нарежный, А. И. П. Н. Милюков об истоках либерализма в России /А. И. Нарежный // П. Н. Милюков: Историк политик, дипломат. - М., 2000. 181. Национализм: Полемика 1909-1917. - М., 2000. 182. Нигамедзинов, Ф. Ф. Внешнеполитические воззрения П. Н. Милюкова: теория и практика / Ф. Ф. Нигамедзинов. - Казань, 2004. 183. Никитин, В. П. Что я возразил бы П. Н. Милюкову (по поводу его выступления об евразийстве) / В. П. Никитин // Евразийская хроника. Вып. VII. - Париж, 1927. 184. Нисселович, Н. Л. К вопросу о тактике кадетской фракции в Государственной думе / Н. JI. Нисселович. - СПб., 1906. 185. Новгородцев, П. И. Об общественном идеале / П. И. Новгородцев. - М., 1991. 186. О свободе: Антология мировой либеральной мысли (I половина XX века). - М., 2000. 187. Оболенский, В. Милюков как политик / В. Оболенский // П. Н. Милюков: Сборник материалов по чествованию его семидесятилетия. - Париж, 1929. 188. Одинец, Д. М. П. Н. Милюков в русской исторической науке / Д. М. Одинец // П. Н. Милюков: Сборник материалов по чествованию его семидесятилетия. - Париж, 1929. 189. Оппенгеймер, Ф. Государство / Ф. Оппенгеймер. - М., 1912. 190. Опыт русского либерализма: Антология. - М., 1997. 191. Орловский, П. [В. В. Воровский] Кадеты в Думе: Возникновение рабочего класса/ П. Орловский. - СПб., [1906]. 192. Осипов, И. Д. Аксиология русского консерватизма / И. Д. Осипов // Философия и социально-политические ценности консерватизма в общественном сознании России (от истоков к современности): сб. статей под ред. Ю.Н. Солонина. Вып. 1. - СПб., 2004. 193. Осипов, И. Д. Философия русского либерализма: XIX-начало XX в. / И. Д. Осипов. - СПб., 1996. 194. Основы политологии (наука о политике) / Под ред. А. Боднара. - Киев, 1991. 195. П. Н. Милюков: Историк политик, дипломат: матер, междунар. науч. конф. Москва, 26-27 мая 1999 г. - М., 2000. 196. Палан, Р. Об идеалистических истоках реалистической теории международных отношений / Р. Палан, Б. Блэр // http://www.nmnby.org/pub/140106/palan.html 197. Перегудов, С. П. Гражданское общество как политический феномен / С. П. Перегудов // Свободная мысль. - 1992. - № 9. 198. Перфильев, А. М. Гражданское общество: истоки / А. М. Перфильев. М., - 1999. 199. Петрункевич, И. Конституционно-демократическая партия и князь Е. Н. Трубецкой / И. Петрункевич // Полярная звезда. - 1906. - № 8. 200. Петрусенко, Н. В. Монархия в политической культуре России начала XX в. (опыт анализа взглядов Конституционно-демократической партии) / Н. В. Петрусенко // http:// www.nivestnik.ru/2002_l/5.shtml 201. Пирогов, Н. И. Университетский вопрос / Н. И. Пирогов. - СПб., 1863. 202. Политический строй современных государств. - Т. 1-2.-М., 1905-1906. 203. Политология: Проблемы теории / Под ред. В. А. Гуторова. - СПб., 2000. 204. Полторацкий, Н. П. Б. Струве как политический мыслитель / Н. Полторацкий. - London, 1981. 205. Полухин, О. Н. Идея гражданского общества в истории философии / О. Н. Полухин. - Белгород, 2000. 206. Попова, А. В. Неолиберализм в России / А. В. Попова. - М., 2005. 207. Пресняков, А. Е. Первый опыт истории русского самосознания / А. Е. Пресняков // Известия Отделения русского языка и словесности. 1903. Т. 6. № 3. 208. Проблемы идеализма [1902] / Под ред. М. А. Колерова. - М., 2002. 209. Программа партии Народной Свободы (Конституционно-Демократической). - Н.-Новгород, 1917. 210. Программные документы политических партий России дооктябрьского периода. - М., 1994. 211. Прохоров, М. Е. Деятельность российской конституционно-демократической партии в условиях социально-политической конфликтности нач. XX в. / М. Е. Прохоров // http:// www.humanities.edu.ru/db/msg/75163 212. Пустарнаков, В. Ф. Социологическая концепция П. Н. Милюкова - антитеза метафизической философии истории / В.Ф. Пустарнаков // П. Н. Милюков: историк политик, дипломат. -М., 2000. 213. Романов, Н. В. Октябристы и кадеты / Н. В. Романов. - СПб., 1906. 214. Романов, П. Павел Милюков. Фатальные ошибки англофила / П. Романов // http:// www.rian. ru/zabytoe/20070227/6130203 5 .html 215. Рудыка, H. А. Гражданское общество: история и современность/Н. А. Рудыка.-М., 2003. 216. Русский конституционализм в период думской монархии / сост. А. В. Гоголевский, Б. Н. Ковалев. - М., 2003. 217. Русский конституционализм: от самодержавия к конституционной монархии / сост. А. В. Гоголевский, Б. Н. Ковалев. - М., 2001. 218. Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы: матер, междунар. науч. конф. Москва, 27-29 мая 1998 г. - М., 1999. 219. Рыскова, Т. М. Политический портрет лидера: вопросы типологии / Т. М. Рыскова / / Вестник МГУ Серия 12. - 1997. - № 3. 220. Рябова, Л. К. Историческая память в контексте российского консерватизма / JI. К. Рябова // Философия и социально-политические ценности консерватизма в общественном сознании России (от истоков к современности): сб. статей. - Вып. II. - СПб., 2005. 221. Сборник «Вехи» в контексте русской культуры. - М., 2007. 222. Секиринсшй, С. С.. Либерализм в России: Очерки истории (середина XIX - начало XX в.) / С. С. Секиринсшй, В. В. Шелохаев. - М., 1995. 223. Сидненко, Т. И. Либерально-историческая мысль в России на рубеже XIX-XX веков / Т. И. Сидненко. - СПб., 2004. 224. Сиземская, И. Новый либерализм в России / И. Сиземская, Л. Новикова // Общественные науки и современность. - 1993. -№ 5. 225. Сморгунов, Л. В. Политическая философия и наука: от конфронтации к взаимовлиянию / Л. В. Сморгунов // Miscellanea humanitaria philosophiae. Очерки по философии и культуре. К 60-летию проф. Ю.Н. Солонина. - СПб., 2001. 226. Солженицын, А. И. Размышления о Февральской революции / А. И. Солженицын // Российская газета. -2007. -27 февраля. 227. Соловьев, В. С. Замечания на лекцию П. Н. Милюкова/ В. С. Соловьев // Собр. соч.: в 6 т. - СПб., [б. г.]. 228. Стенографический протокол заседаний VII съезда партии народной свободы. - Пг., 1917. 229. Степанов, Н. Критика евразийства П. Н. Милюковым / Н. Степанов // Евразийская перспектива (Второй международный конгресс «Культура и будущее России»), - М., 1994. 230. Степанов, С. А. Кадеты (Конституционно-демократическая партия) / С. А. Степанов // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «Политология». - 2006. - № 8. 231. Стронин, А. Политика как наука / А. Стронин. - СПб., 1872. 232. Струве, П. Б. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм / П. Б. Струве. - М., 1997. 233. Струве, П. Б. Интеллигенция и революция / П. Б. Струве // Вехи. Интеллигенция в России. - М., 1991. 234. Струве, П. О «роковом недостатке» русской интеллигенции (По поводу выхода кн. Е. Н. Трубецкого из конституционно-демократической партии) / П. Струве // Полярная звезда. - 1906,- №8. 235. Струве, П. Экономическая проблема «Великой России». Заметки экономиста о войне и народном хозяйстве / П. Струве // Великая Россия: сб. статей по военным и общественным вопросам. - Кн. 2. - М., [1911]. 236. Суханов, Н. Н. Записки о революции / В 3 кн. Кн. 1. Н. Н. Суханов. - М., 1991. 237. Тард, Г. Законы подражания / Г. Тард. - СПб., 1892. 238. Тихомиров, Л. А. Монархическая государственность /Л. А. Тихомиров.-СПб., 1992. 239. Токвилъ, А. Старый порядок и революция / А. Токвиль. - СПб., 2008. 240. Тураев, В. А. Этнополитология: учеб. пособие / В.А. Тураев. - М., 2004. 241. Тураев, В. А. Этнополитология: хрестоматия / В.А. Тураев. - М., 2001. 242. Тыркова-Вилъямс, А. Кадетская партия / А. Тыркова-Вильямс // Российские либералы: кадеты и октябристы. - М., 1996. 243. Федоров, И. А. У истоков демократической традиции (Идея гражданского общества в античной общественной мысли) / И. А. Федоров // Гражданское общество - В поисках пути. - СПб., 1997. 244. Филиппов, Ю. М. Электоральное поведение выборщиков в Государственную Думу начала XX века / Ю. М. Филиппов // Полис. - 2003. - № 4. 245. Франк, С. Л. Этика нигилизма / С. Л. Франк // Вехи. Интеллигенция в России. - М., 1991. 246. Хайлова, Н. Б. В поиске «почвенной» модели либеральной партии накануне и в годы первой русской революции / Н. Б. Хайлова // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат. - М., 2000. 247. Хеншелл, Н. Миф абсолютизма: Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени / Н. Хеншелл. - СПб., 2003. 248. Цамутали, А. Н. П. Н. Милюков / А. Н. Цамутали // Борьба направлений в русской историографии в период империализма. -М., 1983. С. 155-204. 249. Чего ждет Россия от войны. - Пг., 1915. 250. Чернов, В. К теории классовой борьбы / В. Чернов. - М., 1906. 251. Чичерин, Б. Курс государственной науки. Ч. III. Политика / Б. Чичерин. - М., 1898. 252. Чичерин, Б. Н. Философия права / Б. Н. Чичерин. - М., 1990. 253. Шабаев, Ю. П. Этнополитология: учеб. пособие / Ю. П. Шабаев, А. П. Садохин. - М., 2005. 254. Шабанов, С. И. Внешнеполитическая концепция партии кадетов (1905-1917): автореф. дис. ... канд. ист. наук / С. И. Шабанов. - М., 1994. 255. Шапиро, А. Л. Историография с древнейших времен до 1917 года / A. JI. Шапиро. - М., 1993. 256. Шапиро, А. Л. П. Н. Милюков и его попытка нового обоснования государственной теории / A. JI. Шапиро // Русская историография в период империализма. - Л., 1962. 257. Шелохаев, В. В. [Рец.] Н. Г. Думова. Либерал в России: трагедия несовместимости... / В.В. Шелохаев // Вопросы истории. - 1993. - № 9. 258. Шелохаев, В. В. Предисловие /В.В. Шелохаев // П. Н. Милюков: историк политик, дипломат. - М., 2000. 259. Шелохаев, В. В. Русские либералы в годы первой мировой войны / В. В. Шелохаев // Вопросы истории. - 1993. -№ 8. 260. Шелохаев, В. В. Русский либерализм как историографическая и историософская проблема / В.В. Шелохаев // Вопросы истории. - 1998. - № 4. 261. Шелохаев, В. Идеология и политическая организация российского либерализма / В. В. Шелохаев. -М., 1991. 262. Ширинящ, А. А. Русский хранитель: Политический консерватизм М. П. Погодина / А. А. Ширинянц. - М., 2008. 263. Dewey, J. Democracy and Education. An Introduction to the Philosophy of Education. - New York, 1916. 264. Goldenweiser, A. Paul Miliukov - Historian and Statesman // Russian Review. - 1957. January. 265. Hassner, P. La violence et la paix: De la bombe atomique au nettoyage ethnique. - Paris, 1995. 266. Htfpfl, H. M. Isms // British Journal of Political Science. - 1983. - 13. 267. Masarik, T. The Spirit of Russia: Studies in History, Literature, and Philosophy. - London. - 1970.-Vol. 2. 268. Max Weber on Law in Economy and Society. Ed. by M. Rheinstein. - Cambridge, 1954. 269. Miliukov, P. Russia and Its Crisis.-New York, 2005. 270. Morgenthau, H. J. Politics among Nations: The Struggle for Power and Peace. - New York, 1967. 271. Pearson, R. The Russian moderates and the crisis of Tsarism, 1914-1917.-London, 1977. 272. Riha, Th. ARussian European: Paul Miliukov in Russian politics. -Notre Dame - London, 1969. 273. Seligman, A. The Idea of Civil Society. - New York, 1992. 274. Stockdale, М. K. Paul Miliukov and the Guest for a liberal Russian, 1880-1918.-London, 1996. 275. Tamir, Y. Liberal Nationalism. - Princeton, 1995.