Глава 12 Еврейское государство, а не только государство евреев (Ахад-ха-Ам)

Но даже в ходе данного анализа, при всей его краткости, невозможно уклониться от других аспектов мысли Ахад-ха-Ама. Его попытка поставить обсуждение тем, касающихся еврейства, на основу позитивизма, свободную от эмоциональной окраски, характерной для значительной части первых просветителей-лшс/шлшю и Ховевей-Цион в России, явилась определенным новшеством в области публицистики на иврите. В биографии Ахад-ха-Ама присутствуют уже знакомые нам элементы, характерные для развития образованного российского еврея первого поколения Хаскалы: хасидская семья, обучение в иешиве, затем занятия экстерном и неудавшаяся попытка поступить в высшее учебное заведение; влияние позитивистского течения в русской мысли (в основном сочинений Писарева, посредством которых Ахад-ха-Ам знакомится и с Джоном Стюартом Миллем). После нескольких лет скитаний и переездов его семья осела в Одессе, где Ашер Гинцберг (будущий Ахад-ха-Ам) быстро сжился с просвещенной и относительно светской атмосферой города.

Уже первой своей статьей «Не тем путем» (1889), обсуждающей пути еврейского заселения Палестины того времени, Ахад-ха-Ам занимает особую, необычную позицию в кругу Ховевей-Цион. С одной стороны, он явно говорит от имени этого движения и выражает в своих сочинениях его национальные концепции; с другой — критикует, порой весьма резко, форму, в какой оно представлено в обществе, и то, что кажется ему существенными недостатками движения.

В двух статьях — «Еврейское государство и еврейская беда» (1897) и «Тело и дух» (1904) — отражены основные принципы понимания национального вопроса. Рассмотрим эти статьи, чтобы оценить его вклад в сионистскую мысль.

Статья «Еврейское государство и еврейская беда» написана сразу же после Первого сионистского конгресса, в котором участвовал Ахад-ха-Ам (это был единственный конгресс, на котором он присутствовал). В определенной мере эта статья представляет собой первую попытку ввести в нужное русло некритический энтузиазм, охвативший часть еврейской общественности после конгресса. Ахад-ха-Ам, в духе своей рационалистической системы, стремится несколько охладить пыл довольно многочисленных экзальтированных элементов.

Исходной точкой рассуждений Ахад-ха-Ама послужила программная речь Нордау, которая, как мы уже видели, произвела на делегатов конгресса самое сильное впечатление. Ахад-ха-Ам подытоживает главное в речи Нордау и заявляет, что в ней подчеркнут двоякий характер существующих ныне в еврейском мире трудностей. Для еврейства Восточной Европы эти трудности — материальные. На Западе евреи находятся в трудном положении, так как эмансипация не смогла надлежащим образом решить проблему еврейского национального Я в современном мире. Итак, те и другие нуждаются в сионистском решении — создании единого еврейского государства в Палестине.

До этого момента Ахад-ха-Ам следует за Нордау, но далее его трезвый и скептический реализм ставит перед ним ряд трудных вопросов.

Положим, говорит Ахад-ха-Ам, что сионистское движение достигло своих целей: создано еврейское государство и туда устремляется непрерывный поток евреев. Будет ли в течение одного или двух поколений решен еврейский вопрос в странах их проживания? Смогут ли все евреи в мире — свыше десяти миллионов, по подсчетам того времени — переселиться в Эрец-Исраэль и там избавиться от своих материальных или духовных трудностей? Дает ли политическое решение — создание еврейского государства в Палестине, даже если оно увенчается успехом, — подлинное решение еврейской проблемы?

Если окажется, что создание еврейского государства не предусматривает немедленный и тотальный сбор всего еврейства диаспоры, а представит собой лишь «поселение небольшой части народа в Эрец-Ис- раэль», — что будет с материальными трудностями большинства народа в странах рассеяния? Мы должны признать, говорит Ахад-ха-Ам, что основание государства решит материальные трудности не в массовом порядке, а только в отношении части народа.

Ахад-ха-Ам согласен с выводом Нордау, в соответствии с которым духовный аспект еврейского вопроса на западе и востоке Европы неодинаков. Как это ни парадоксально, утверждает Ахад-ха-Ам, но сионизм самим фактом своего существования может с большей легкостью разрешить проблему именно на Западе. Западный еврей, далекий от еврейской культуры, но вместе с тем отчужденный от общества, в котором он живет, в самом факте создания еврейского государства найдет решение проблемы утверждения своего национального Я. В выражениях, где чувствуется предвидение того, чем явилось полвека спустя государство Израиль для многих евреев Запада, Ахад-ха-Ам говорит:

«Если бы (в Эрец-Исраэль) было воссоздано еврейское государство, такое же, как государства других народов, со всеми их обычаями и заведенными порядками, то он (западный еврей) смог бы жить среди своего народа полной и цельной жизнью, находя у себя дома все то, что сейчас видит у других и что как будто дразнит его, ускользая из рук. Правда, не все евреи смогут оставить насиженные места и переселиться в свое государство; но уже само существование еврейского государства вернет честь и оставшимся в диаспоре, так что коренное население не будет более презирать их и гнать, словно низких рабов, только и дожидающихся, чтобы усесться за чужой стол.

Иначе обстоит дело в Восточной Европе. Среди евреев этого района существует, согласно Ахад-ха-Аму, проблема еврейства, а не проблема евреев. Здесь речь идет об общей беде, а не индивидуальной; здесь под вопросом стоит не тождество отдельных евреев, а коллективное Я еврейства. Ибо то, что произошло на востоке Европы, — это не выход евреев из гетто: здесь это выход еврейства из гетто. Традиционная жизнь в гетто позволяла еврейству существовать в рамках еврейского мира, так что между еврейским и нееврейским обществами сложилось определенное равновесие, основанное именно на замкнутости евреев. Но современное развитие культуры, захватившее и народы Восточной Европы, хотя и разрушило еврейский изоляционизм, однако не допускает и отождествления евреев с общей культурой. Культура нашего времени «облачается в каждой стране в национальный дух ее народа, и всякий чужак, приближающийся к ней, должен оставить свою самобытность и раствориться в господствующем большинстве». Если на Западе вызов еврейскому существованию бросает либерализм, то в Восточной Европе этот вызов брошен ему национальными движениями нееврейской общественности, грозящими поглотить самостоятельную жизнь еврейства с того момента, когда рухнули стены гетто.

Этот вызов обязывает еврейство Восточной Европы создать себе новый центр самоопределения, который не может более находиться внутри изолированной еврейской общины гетто; этот-то центр восточноевропейское еврейство и стремится найти в Эрец-Исраэль.

«Еврейство стремится вернуться к своему историческому центру, чтобы жизнь обрела естественные формы,, чтобы можно было развивать и совершенствовать свое национальное достояние, приобретенное до сих пор, продолжая таким образом и в будущем вносить в сокровищницу рода человеческого великую национальную культуру, плод свободного труда народа, живущего своим духом, как это было в прошлом. С этой целью оно может до поры до времени удовлетвориться малым и нуждается пока не в суверенном правительстве, а в создании на родной земле надлежащих условий для своего развития: соответствующего еврейского сообщества, которое будет беспрепятственно трудиться во всех областях культуры от земледелия и ремесел до науки и литературы. Такой коллектив, собравшись мало-помалу, со временем превратится в центр нации, в нем воплотится во всей чистоте ее дух, разовьется всесторонне и достигнет наивысшего совершенства. Из этого центра дух еврейства достигнет и всей обширной «периферии», всех общин диаспоры, оживляя их и поддерживая их общ ность и единство. И вот, когда национальная культура в Эрец-Исраэль достигнет такого уровня, мы сможем быть уверенными в том, что она сама выдвинет таких людей, которые будут готовы, в подходящий момент, основать там и государство — не просто государство евреев, а подлинно еврейское государство».

В этих словах Ахад-ха-Ама о «духе народа» можно обнаружить явные отклики культурно-историчес- кой концепции Гердера и Гегеля, полагавших, что создание государства — это венец культурных ресурсов нации: государство не создается декларацией или чудесами дипломатии. Государство, созданное подобным способом, без должной подготовки культурносоциальной основы, которая является исключительным историческим носителем государственной жизни, непременно окажется эфемерным.

Государство Герцля, утверждает Ахад-ха-Ам, возможно, и будет «государством евреев», но не «еврейским государством»29; а ведь именно к созданию еврейского государства стремится Ахад-ха-Ам. Поскольку значительная часть народа еще долгое время будет оставаться за пределами еврейского государства, даже когда оно будет создано — а до этого пока еще далеко, — обновленная Страна Израиля должна служить центром национального самоопределения всего наро да. Так как культурное развитие Европы протекает в национальных формах, возрождение еврейской культуры — современной и светской — в диаспоре более невозможно. Поэтому, во имя национально-социального самоопределения всего Израиля как народа, включая евреев, которые пока останутся в изгнании (а они будут составлять большую часть нации), существует необходимость в еврейском населении и еврейском обществе Эрец-Исраэль, призванных служить светочем диаспоре и поддерживать это современное еврейское бытие. Иначе каждый еврей, не нашедший путь в Эрец-Исраэль, обречен на утерю своего национального Я; политический же сионизм в своей некритической экзальтации закрывает глаза на этот факт.

Традиционная сила еврейства, согласно Ахад-ха- Аму, заключалась в том, что пророки научили его ценить не только телесную, материальную силу, но й силу духа. Еврейское государство, лишенное еврейского духовного содержания, существенного для евреев диаспоры, выявит свою внутреннюю пустоту и потеряет с ними связь. Поэтому Ахад-ха-Ам возражает Герцлю, считая духовно бесплодным общество его «Альтнойланд», где евреи Эрец-Исраэль говорят по- немецки или по-французски, в зависимости от своего происхождения, где существует итальянская опера и немецкий театр. По его словам, если «государство евреев будет в конечном итоге государством немцев или французов еврейского происхождения», то такого государства лучше и не создавать: «Идея государственности, не опирающаяся на национальную культуру, способна отвлечь народ в сторону от его духовных устремлений, склоняя его к поискам «чести и славы» путем достижения материального благососто яния и государственной власти; таким образом порвется нить, связующая его с прошлым, и его историческая база ускользнет у него из-под ног». Все это, согласно Ахад-ха-Аму, относится не только к евреям: любое национальное движение в Европе XIX века направлено не только на создание своего государства, но и на культурно-духовный ренессанс, лишь одним — а не единственным — из выражений которого является построение государственной структуры. Дух народа (нем. Volksgeist) ощутим в любом из творений нации, а не только в ее государстве.

При отсутствии духовно-исторических и культурных ценностей «государство евреев» оторвется от еврейского «глубинного слоя» диаспоры, а сами евреи диаспоры оторвутся от своего еврейства, ибо возрождение еврейской жизни в изгнании невозможно, согласно Ахад-ха-Аму, вне связи с Эрец-Исраэль. Ахад-ха-Ам опасается бесплодного и пустого атавизма, превращающего орудие, то есть государство, в цель национального существования при отсутствии связи с духовными и культурными аспектами жизни нации. В качестве примера государства, лишенного содержания, он приводит Иудейское царство Иродианской эпохи:

«История учит, что во времена царствования династии Ирода Страна Израиля хоть и была «государством евреев», но национальная культура презиралась и преследовалась, и царство делало все, что в его силах, чтобы насадить в стране римскую культуру, растрачивая силы нации на строительство языческих капищ, цирков и так далее. Подобное «государство евреев» явится смертельным ядом для нашего народа и неизмеримо унизит его дух; политической силы, которой можно гордиться, он не достигнет, а живой нравственной силы в своей среде не признает. Его маленькое государство, которое будет ?подобно игрушке в руках его сильных соседей и не устоит иначе как путем дипломатических интриг и постоянного подчинения тому, кому в данный момент сопутствует удача», не сможет преисполнить его сердце национальной гордостью, а национальной культуры, которая могла бы стать источником такой гордости, он не насадил в своем государстве и не по ее принципам живет. Итак, тогда он действительно станет — в гораздо большей степени, чем теперь, — «народом малым и смиренным», духовным рабом «того, кому в данный момент сопутствует удача», с завистью взирающим на «кулак» своих «сильных соседей», и все его «государственное» существование не впишет значительной главы в его историю».

Попутно Ахад-ха-Ам отмечает, что иллюзией является мысль о третьей возможности, якобы имеющейся у еврейского государства — стать, как предлагал Лилиенблюм, «ближневосточной Швейцарией», то есть маленьким государством, сохраняющим тем не менее свою политическую независимость, являющуюся его главной целью и содержанием. С прозорливостью, поразительной для времени написания статьи, Ахад-ха-Ам утверждает: «Всякий, сравнивающий Эрец- Исраэль с другими маленькими странами, забывает о его географическом положении и религиозном значении для остальных народов. Ни то ни другое ни в коем случае не позволит его сильным соседям полностью оставить эту страну в покое, и, хотя она и будет еврейским государством, все глаза будут обращены на нее, и каждый захочет влиять в собственном духе на ее политику, пусть и против ее воли, как мы видим в отношении прочих слабых государств (Турция и другие), где у великих держав Европы имеются свои ин тересы». Эрец-Исраэль был и останется в центре международного внимания, и сионистскому движению не следует питать иллюзии о возможности достижения своих целей без столкновения с многочисленными и сильными заинтересованными сторонами.

Вкратце все это можно выразить так: для большинства мыслителей и деятелей сионизма проблемы этого движения концентрировались на коротком отрезке ближайшего будущего, и создание государства или хотя бы заселение Палестины значительным числом евреев, воспринималось как цель, ради которой и существует сионистское движение. Ахад-ха-Ам первым подметил суровую истину в двух ее аспектах: во- первых, даже создание государства оставит большую часть еврейского народа за его пределами, и сионистское движение обязано с самого начала определить свое отношение к этому факту; во-вторых, дело сионизма не завершится в момент основания государства. В определенных отношениях подлинная деятельность начнется только после достижения государственной независимости. Само по себе это достижение даже не снимет «еврейский вопрос» с повестки дня в мировом масштабе: ввиду ряда исторических и географических обстоятельств — касающихся как евреев, так и Эрец-Исраэль — народ и Страна Израиля не смогут вписаться в счастливый мирок карликовых государств, живущих беззаботно, каждое под сенью своей «лозы и смоковницы».

Поэтому сионизм должен принять вызов, бросаемый этими вопросами. Только государство, обладающее еврейскими культурными ценностями, сможет стать притягательной силой для диаспоры и предложить подлинное решение для широких масс евреев в

Стране Израиля и за ее пределами. Государство в одном только чисто политическом смысле — еврейская Сербия или еврейская Черногория на Ближнем Востоке, как принято было тогда говорить, — не сможет решить этих вопросов.

Концепция Ахад-ха-Ама относительно необходимости духовного содержания еврейской государственности — это не просто проповедь и не требование момента, проистекающее исключительно из анализа специфических запросов современного ему поколения. Она связана с его теоретическим пониманием самой исторической сущности еврейства; в этом Ахад-ха-Ам, хотя и в иной форме, принимает отождествление исторического еврейства с определенными духовными ценностями, нашедшее свое выражение в философии Крохмала и Греца. В статье «Тело и дух» этот взгляд особенно подчеркивается, укладываясь в рамки исторической концепции, видящей в еврействе два элемента, развернутые во времени и в пространстве, — материю и дух. Оба эти элемента — духовный и телесный, идеалистический и политический — переплетаются в эпоху Первого храма и дифференцируются лишь во времена Второго. Саддукеи видели в государстве цель национального существования, в то время как фарисеи рассматривали духовное содержание государства как основу этого национального бытия и готовы были на далеко идущие компромиссы (например, с римлянами), пока это не грозило национальному существованию, выражающемуся в возможности создавать и развивать формы духовной жизни еврейского народа. В учении фарисеев, согласно версии Ахад- ха-Ама, осуществлялись взгляды иудейства, являю щиеся слиянием материального и духовного — «единением тела и духа»:

«Они не бежали от жизни и не желали оставить государство на произвол судьбы; наоборот, они стояли на страже этой жизни, всеми силами старались спасти государство от морального упадка и придать ему надлежащую форму в духе еврейства. Они прекрасно знали, что дух без тела — это лишь бесплотная тень и что для того, чтобы дух еврейства мог развиваться и достичь своего назначения, он не должен оставаться без тела — государства, в котором он реально воплощается. Поэтому фарисеи постоянно вели двойную борьбу: с одной стороны, они восставали против материалистов внутри государства, для которых последнее было лишь телом без самобытного духа, а с другой — вместе с ними сражались против внешнего врага, чтобы спасти государство от гибели».

Положение обострилось и стало критическим с разрушением Храма, и здесь обнаружилась единственная в своем роде способность еврейства продолжать свое национальное существование и при отсутствии независимости; в этом заключался исторический вклад иудаизма фарисеев. Ибо если бы исторический подход саддукеев и зелотов, видевших в государстве самоцель, одержал верх, то еврейский народ окончил бы свои дни так же, как все прочие народы и нации, покоренные Римом, для которых конец государственной независимости означал и конец национального существования. С еврейством дело обстояло иначе:

?Материалисты от политики, для которых государственное существование означало все, не видели смысла жизни после падения государства, поэтому сражались отчаянно и не отступили, пока не пали мертвыми среди до рогих им развалин. Но фарисеи и в этот страшный час не забывали, что тело государственности дорого им только потому, что национальный дух воплощается в нем и нуждается в его помощи; поэтому им не приходила в голову столь странная мысль, будто гибель тела — государства — это и гибель народа, и жизнь не имеет более ценности. Наоборот, теперь они ощущали насущную необходимость отыскать какое-нибудь временное средство для поддержания существования народа и его духа без тела государственности, пока не сжалится Господь над своим народом и не вернет ему его землю и свободу. Так развязался этот узел: политические экстремисты, пораженные мечом, остались среди развалин Иерусалима, а фарисеи, взяв с собой свиток Торы, отправились в Явне...»

Город Явне с его мудрецами положил начало новой — духовной и квазигосударственной — структуре еврейства, сделавшей возможным существование еврейского народа в изгнании:

«Труды фарисеев принесли плоды. Они сумели создать оторванное от почвы национальное тело, и в этом теле еврейский национальный дух живет своей особой жизнью уже две тысячи лет! Организация гетто, основы которой были заложены уже тогда, в период первых поколений после разрушения Храма, — это чудесное, беспримерное творение. Эта организация была основана на воззрении, что целью жизни является усовершенствование духа, дух же нуждается в теле — своем орудии. Фарисеи думали тогда и о том, что, пока дух народа не может вновь вселиться в единое, цельное и свободное тело, нужно восполнить этот недостаток искусственно, путем концентрации этого духа в малых и рассеянных общественных телах, созданных по его (народа) подобию и ведущих одинаковый образ жизни, вопреки рассеянию, с помощью общего им всем сознания единства про исхождения, стремления к общей цели и полному единству в будущем».

Эта традиция сочетания материи и духа должна, таким образом, служить еврейскому народу руководством и в будущем, с построением еврейского государства. Правда, гетто рухнуло, и вместе с ним исчезла материальная структура еврейской жизни в диаспоре, позволявшая народу сохранить исторический национальный дух в тяжелых условиях отсутствия родины. Создание новой, политической родины, базируясь исключительно на элементах, которые Ахад-ха-Ам называет «материалистическими» и «сад- дукейскими», то есть лишенными духовного содержания, противоречит как еврейским историческим ценностям, так и ходу мировой истории, в которой Ахад- ха-Ам усматривает — вновь вслед за Гегелем — политическую структуру, призванную дать физическую основу духовной сущности нации.

Ахад-ха-Ам реалистически рассматривает проблемы, стоящие перед сионистским движением, как необходимо вытекающие из дилемм, с которыми оно обязано считаться по практическим соображениям, связанным с исторической действительностью, породившей сионизм. Такой подход проявляется и в другом вопросе, обсуждаемом в одной из его первых статей — «Правда из Эрец-Исраэль». Это вопрос об отношении сионизма к арабскому населению страны.

«Правда из Эрец-Исраэль» написана в 1891 году, после первого посещения Ахад-ха-Амом ранних еврейских поселений страны по поручению Ховевей- Цион. Несмотря на пьянящее чувство первой встречи со страной и радость в связи с усилиями по ее заселе- нию заново, это была суровая статья, вызвавшая немало резких и недоброжелательных откликов. Без фальшивой идеализации и искажающей действительность сентиментальности Ахад-ха-Ам обсуждает некоторые сложные аспекты жизни Эрец-Исраэль — например, безудержную спекуляцию земельными участками — и требует, чтобы движение Ховевей-Цион отнеслось к этим проблемам сознательно, не делая попыток приукрасить сложившуюся в стране обстановку, и постаралось ликвидировать эти явления.

Но то, что особо выделяет его статью — это, без сомнения, сознание необходимости серьезного отношения к арабской проблеме, причем Ахад-ха-Ам говорит немало резких слов по поводу отношения части нового еврейского населения к местным жителям- арабам. Нередко утверждалось, что сионистское движение якобы не принимало в расчет существование арабского населения в Палестине; однако любое обозрение сионистской мысли с самого ее начала полностью это опровергает. Мы уже наблюдали, как еврейское и арабское национальные движения шагают бок о бок в сочинениях Мозеса Гесса, а создание еврейского государства совпадает по времени с возрождением арабской государственности в Сирии и Египте. Что касается Ахад-ха-Ама, то он сознает не только факт наличия арабского населения в Палестине, но и потенциал развития арабского национального движения в этой стране. Если мы вспомним, что слова эти написаны в 1891 году, когда арабское национальное движение находилось на пороге своего зарождения, а его воздействие на арабов страны было минимальным, то станет ясно, что эти замечания Ахад-ха-Ама свидетельствуют о моральной чувстви тельности сионистских мыслителей к данной теме уже на начальном этапе развития сионизма.

Прежде всего, утверждает Ахад-ха-Ам в статье «Правда из Эрец-Исраэль», нельзя тешить себя иллюзией, будто страна пуста и безлюдна.

«Находясь в других странах, мы привыкли верить, что Эрец-Исраэль в настоящее время почти целиком безлюдная, пустынная и незасеянная страна и что всякий, пожелавший купить там землю, придет и купит, что захочет. Но в действительности это не так. По всей стране трудно отыскать пригодные для земледелия площади, которые не засеиваются; лишь пески да каменистые горные склоны, пригодные только для посадки деревьев, да и то лишь после немалого труда и больших расходов на их расчистку и подготовку — только они не обрабатываются».

Другая иллюзия, от которой Ахад-ха-Ам советует освободиться, заключается в том, будто турецкое правительство не обращает внимания на то, что происходит в Палестине, или что, во всяком случае «за деньги, мы сможем делать там, что угодно», причем всегда можно будет укрыться за спиной европейских консульств. Ахад-ха-Ам признает, что «бакшиш (взятка) — это действительно большая сила в Турции», однако подчеркивает: «Нам следует знать, что при всем этом высокопоставленные чиновники — патриоты и весьма фанатичны в отношении своей веры и правительства, и в вопросах, где проявляется неуважение к тому или другому, они преданно исполняют свой долг, так что никакие деньги не помогут». Он полагает, что и расчет на консульства не всегда может быть верен.

Как и в других вопросах, Ахад-ха-Ам требует реалистического отношения к факту существования в стране арабского населения и ко всему, что из этого вытекает. Всякое пренебрежение и недооценка в этой области станут препятствием на пути еврейского национального движения; только осознание подлинной реальности, существующей в Эрец-Исраэль, позволит выработать надлежащие средства для разрешения существенных проблем страны:

«Мы за рубежом обычно считаем, что все арабы — это дикие сыны пустыни, народ, подобный ослу, не видящий и не понимающий, что творится вокруг. Но это — серьезное заблуждение. Араб, как и всякий семит, обладает острым умом и весьма хитер... Арабы — особенно те, что живут в городах, — видят и понимают, что мы делаем в стране и чего мы хотим, но они делают вид, будто ничего не знают, так как не видят в наших нынешних действиях никакой опасности для собственного будущего, причем они стараются даже использовать нас, получить выгоду от новых гостей, насколько это в их силах...

Однако, если со временем жизнь нашего народа в Эрец-Исраэль достигнет такого развития, что более или менее потеснит местное население, оно не столь легко уступит свое место».

Наряду с этим Ахад-ха-Ам предостерегает от проявлений жестокости или поведения, унижающего арабское население. В своей поездке он несколько раз наблюдал столкновения между еврейскими поселенцами и арабскими крестьянами из-за земли, пастбищ и воды, и были такие, кто уже в то время утверждал, что реакция евреев должна быть резкой, так как «арабы понимают только силу». И вновь, помня, как это писалось свыше девяноста лет тому назад, мы сможем увидеть в наши дни, насколько верно отражена в этих словах жестокая и трагическая сторона роста сионистского движения.

?Наша история в прошлом и настоящем, несомненно, могла нас научить, насколько мы должны быть осторожны, чтобы не вызвать гнева местного населения... нужно обходиться с ним дружелюбно и уважительно, не говоря уже о соблюдении истины и справедливости. А что делают наши братья в Эрец-Исраэль? Вещи прямо противоположные! Люди, бывшие рабами в изгнании, вдруг попали в положение неограниченной свободы, разнузданной воли, как всегда бывает с «рабом, взошедшим на царство»; и вот они обращаются с арабами враждебно и жестоко, вторгаются в их владения, бьют их без причин, да еще похваляются, что так будут делать и дальше. Правда, наши братья говорили верно, что араб уважает только тех, кто выказывает смелость и мужество; однако это говорится о случаях, когда он чувствует, что справедливость — на стороне его противника. Другое дело, когда у него есть основание полагать, что его противник совершает нечто несправедливое и противозаконное; тогда, даже если он смолчит и сдержится до конца, он затаит злобу в сердце, и нет человека, столь мстительного и злопамятного, как араб».

Подведем краткий итог. Именно Ахад-ха-Ам, подчеркнувший духовные и нравственно-культурные стороны еврейского национализма, сумел уже на ранней стадии подметить некоторые практические, весьма тревожные проблемы развития сионистского движения. Но такова судьба моральных проблем вообще. Нравственность — это не дело затворников, пассивных теоретиков. Именно тот, кто готов столкнуться лицом к лицу с моральными проблемами политики и общества, одарен способностью разобраться в практической стороне дела, ибо нравственное решение проистекает из необходимости оказаться перед лицом жестокой дилеммы и сделать трудный выбор. Область морали — это практическая жизнь, а не теории относительно ее, и тот, кого мучают

нравственные проблемы, — по природе своей человек практики. Таков был Ахад-ха-Ам.

ПРИЛОЖЕНИЕ