§ 2. Взгляды политических партий на проблемы власти переходного периода: сравнительный анализ

Специфика отношений власти в переходные периоды обусловливает и характер взаимоотношений политических партий и общественных движений с властью. Для политической жизни в исследуемые нами периоды характерны легальное существование и легальная, открытая борьба за осуществление своих целей сил, выступающих с позиций защиты «старой» общественной системы, а также тех партий и движений, которые стремятся к формированию новых отношений, разрушающих эту общественную систему.

Такое положение вещей коренным образом отличается от тех политических отношений, которые характерны для системных исторических ситуаций.

Ослабление «старых» институтов власти в межсистемные периоды, появление в этих условиях контрвласти создают условия для легализации и развития тех несистемных для умирающей общественной системы сил, деятельность которых ранее каким-либо образом ограничивалась.

Анализ двух межсистемных ситуаций позволяет заключить, что наибольшее влияние на политический процесс в таких ситуациях оказывают три политических силы, различающиеся своим отношением к «старому» и «новому» системным качествам. Согласно этому критерию, имплицитно содержащему в себе отношение партий к власти, можно выделить консервативный лагерь, радикальный лагерь и межсистемный центр.

К консервативному лагерю, по всей видимости, принадлежат те политические партии и общественные движения, которые в межсистемной исторической ситуации отстаивают нормы и ценности разрушающейся общественной системы71.

Выше мы выяснили, что наряду с этим политическим лагерем в межсистемные периоды легально действуют противоположные политические силы, смысл существования которых заключается в наиболее полном уничтожении тех экономических и политических отношений, защитниками которых являются консерваторы. В отношении разрушающейся общественной системы эти силы выступают как радикальные. В то же время, наряду с негативной стороной их деятельности (разрушение старых отношений), в межсистемный период проявляется и позитивная сторона - создание условий для быстрого и всеобъемлющего развития элементов новой общественной системы. В этом отношении радикальный лагерь обнаруживает свою системную природу.

В условиях 1917 г. к этому политическому лагерю имеет смысл отнести партию большевиков и ее сторонников. Именно эта политическая сила наиболее последовательно выступала за ликвидацию буржуазного строя и формирование основ социалистического общества.

В годы перестройки формирование радикального лагеря шло под флагом разрушения власти КПСС и создания общественной системы, основанной на приоритетном развитии негосударственных секторов экономики, идее создания правового государства, разделения властей и т.д. Таким образом, радикальный лагерь периода перестройки составляли партии буржуазно-либерального, национал-либерального, социал-демократического толка.

Существование противостоящих лагерей в обеих исследуемых межсистемных исторических ситуациях способствовало появлению третьего политического лагеря, оказывавшего заметное влияние на политические процессы и, в частности, на отношения власти. Эту политическую силу имеет смысл обозначить как межсистемный центр.

Как известно, центристские течения в политике характерны для любой общественной системы.

Рассматривая эту идею античного философа, мы имеем дело с определенным типом центризма, который можно охарактеризовать как «системный». Защищая основополагающие (базовые) ценности существующей общественной системы, он балансирует между окружающими его справа и слева силами, которые либо также ориентированы на существующую систему, либо принимают ее «правила игры». Очевидно, что, наряду с этими системными силами, такой центр «отличается негативным отношением к радикальным решениям и дейст-

73

виям» , стремится к отсечению и изоляции несистемных сил.

Исследуемый нами политический лагерь являет собой другой тип центризма. Его отличия от системного напрямую связаны с характером процессов, протекающих в межсистемные периоды, с особенностями расстановки политических сил. В отличие от описанного выше межсистемный центр балансирует, лавирует между полярными течениями, выступающими за формирование разных общественных систем, борьба между которыми осуществляется по принципу «кто кого» и не приемлет компромиссов. В этом противостоянии появление межсистемного центра возможно лишь постольку и настолько, поскольку и насколько устанавливается относительный баланс этих сил, представляющих разнонаправленные тенденции общественного развития. В таких условиях роль межсистемного центра заключается в смягчении накала борьбы, придании ему относительно мирного характера.

В ситуации весны - осени 1917 г. роль межсистемного центра играли меньшевики и эсеры, оказавшиеся буфером в борьбе буржуазных партий за единовластие Временного правительства, войну до победного конца, создания условий для развития элементов буржуазного общества, с одной стороны, и большевиками - с другой. В годы перестройки центристское течение во главе с Горбачевым, отстаивая компромиссную линию общественного развития, оказалось буфером в столкновении коммунистической и антикоммунистической тенденций.

Сделав эти предварительные замечания, обратимся к сравнительному анализу платформ выделенных групп политических партий и движений на проблемы власти, возникающие в межсистемных исторических ситуациях, заострив внимание на их отношении к специфическим явлениям переходного периода, а именно двоевластию, многовластию, минимизации государственного насилия и другим описанным выше явлениям.

Позиции указанных политических лагерей являются отражением их отношения к тем двум системным качествам, которые «конкурируют» за свое существование в межсистемных исторических ситуациях.

Специфика властеотношений в ситуации 1917 г. состояла в том, что консервативный лагерь, выражающий интересы буржуазных и буржуазно-помещичьих кругов, вынужден был бороться за единовластие только что сформированного Временного правительства, власть которого еще не была «укоренена» в провинции. Уже с первых часов существования Временного комитета Государственной думы и Временного правительства лидеры кадетов и других родственных ей партий требовали от общества полного подчинения новой власти. В воззвании Партии народной свободы, опубликованном в «Речи» говорилось: «Граждане, доверьтесь этой власти все до единого, ... дайте созданному Государственной думою правительству совершить великое дело освобождения России от врага внешнего и водворения в стране мира внутреннего, основанного на началах права, равенства и свобо-

74

ДЫ» .

Идея поддержки Временного правительства и наделения его всей полнотой власти нашла свое логическое воплощение в резолюции VII съезда кадетов, делегаты которого высказались за полное доверие Временному правительству «как к единой власти, стоящей над

75

всеми партиями» . VTJI и ГХ съезды этой партии подтвердили приверженность кадетов этому тезису.

Та же идея единовластия была присуща и консервативному лагерю в период перестройки: некоммунистические организации выступали за сохранение и упрочение власти КПСС при соответствующем разграничении полномочий между партийной и советской структурами.

С другой стороны, консервативному лагерю 80-х - 90-х гг.

Типичной в этом смысле является резолюция, принятая на расширенном заседании Координационного совета ОФТ по завершению работы XXVIII съезда КПСС. Обращая внимание на положение дел в партии, Координационный совет отмечал: «внутрипартийная власть прочно удерживается оппортунистическим, пробуржуазным руководством во главе с М.С. Горбачевым, которое вовсю пользуется механизмом единоначалия для идейно - организационного развала партии... От имени партии проводится преступная, антинародная, эксплуататорская политика ... ради возрождения власти класса капиталистов, ... она расширяет социальную базу буржуазной контрреволюции, совершаемой с 1987 г. под видом перестройки»76. Таким образом, идея сохранения партии как властного института, отстаиваемая консерваторами, одновременно означала ее очищение от сторонников демократического социализма.

Логическим следствием позиции, занимаемой консерваторами в вопросе о единовластии, является негативное отношение этого лагеря к возникающей контрвласти и складывающемуся двоевластию. Признавая власть тех государственных и общественных институтов, которые работают на защиту прежних общественных отношений, консервативный лагерь признает незаконным существование каких-либо других альтернативных органов власти.

Так, с первых дней после февральского переворота 1917 г. представители буржуазных кругов развернули кампанию против осуществления Советами властных функций.

78

ласть законодательства и управления» . По мере нарастания негативных последствий двоевластия критика со стороны консервативного лагеря органов контр-власти становилась все более жесткой, приняв

79

летом 1917 г. вид дилеммы: «или Советы, или Россия» .

Специфика двоевластия, сформированного в годы перестройки, заключалась в превращении Советов из органов, реализующих партийные решения, в органы, разрушающие основы существующей общественной системы и власть КПСС. В связи с этим отношение консерваторов к Советам, как отмечалось выше, было двояким. Продолжая считать Советы наилучшей формой организации государственной власти при социализме, в условиях переходного периода неокоммунистические организации вынуждены были заявить о необходимости воссоздания Советов снизу и противопоставлении последних «демо-

г, 80

кратическим» Советам

Другой родовой чертой, присущей консервативному лагерю в переходные периоды, является его стремление ограничить деятельность радикальных политических сил, разрушающих отстаиваемую консерваторами общественную систему.

В условиях 1917 г. представители буржуазных кругов выступали за ограничение масштабов пропаганды большевиков как на фронте, так и в тылу. Указывая на необычность ситуации, при которой наблюдается рост большевистской пропаганды, Д. Философов отмечал в кадетской «Речи», что «при нормальных условиях и нормальном строе голос "Правды" был бы одним из очень маленьких голосов в громад-

81 т-г

ном, стройном всероссийском хоре» . При этом правительству предлагалось действовать «более революционно» в отношении такой про-

82

паганды

Сходная тенденция проявлялась в отношении неокоммунистических организаций к радикальному лагерю конца 80-х - начала 90-х гг. Н.Андреева, отражая эту тенденцию, утверждала: «многопартийность в нашем обществе может быть только социалистическая ... Нельзя давать даже малейшей возможности деятельности партиям, которые не борются за социализм»83. В своей борьбе с радикалами консервативный лагерь переходного периода стремится к использованию мер государственного принуждения для устранения опасности слома общественной системы. Правомерность этого тезиса подтверждается историческим материалом обеих исследуемых ситуаций.

В современной отечественной историографии имеет место точка зрения, что для кадетов в силу их политического мировоззрения было противоестественно применять насилие против своих политических и идейных противников. В.В. Шелохаев высказал тезис, согласно которому в крахе Временного правительства и приходе большевиков к власти повинны кадеты в том смысле, что и в теории, и на практике они отвергали насилие при любых обстоятельствах и их переход к идее военной диктатуры ради спасения России от развала произошел слишком поздно. «Они не поняли вовремя, - отмечает далее Шелохаев, - что любой компромисс имеет свои границы, что нельзя достигнуть соглашения с политическими экстремистами. Кадетские министры шли на все мыслимые и немыслимые уступки левым радикалам, но

Г «84

это лишь подстегивало их к выдвижению новых требовании» .

Действительно, идеи законности, соблюдения гражданских прав были для кадетов одними из приоритетных. Но этот факт сам по себе не является доказательством того, что кадеты не желали применять меры (в том числе силового, карательного свойства) против левых радикалов. Кроме того, концепция В.В. Шелохаева не объясняет, почему «непротивленцы» - кадеты пришли к выводу о необходимости военной диктатуры.

Факты убеждают в том, что борьба с большевизмом и «анархией» была одной из важнейших задач кадетской партии. С первых дней

Г 85

революции кадеты требовали от правительства «удержать порядок» .

На VII съезде конституционно-демократической партии кн. Е. Н. Трубецкой настаивал на необходимости коллективных действий различных политических партий против набирающего силу большевизма б. После приезда в Россию В.И. Ленина и известной корректировки курса большевистской партии, отношение кадетов к левым радикалам стало еще более определенным: ПН. Милюков с этого времени настойчиво проводил идею ареста Ленина87. Обратим внимание на то, что большевистская агитация рассматривалась кадетами как своего рода погромная агитация со всеми вытекающими отсюда последст-

88

ВИЯМИ .

В заявлении ЦК кадетской партии от 5 мая борьба с большевизмом была признана одной из важнейших задач правительства. «Призывая всех свободных граждан к добровольному повиновению созданной ими же власти,- говорилось в заявлении,- правительство не может ожидать, чтобы такой зов воздействовал на преступные или анархически настроенные общественные элементы, ставящие себе прямой целью разрушение всякого порядка и посягательство на чужие права. С этими элементами необходима настойчивая борьба, не ограничивающаяся увещеваниями, не останавливающаяся перед применением всех находящихся в распоряжении государства мер принуждения)?9 (курсив мой. - Д.К.). Несколько дней спустя делегаты VIII съезда кадетской партии одобрили эти наказы министрам - кадетам90.

Характерно, что кадеты, согласные на различного рода политические комбинации с меньшевиками и эсерами, считали путь компромиссов с большевиками невозможным и недопустимым. Особенно очевидной эта непримиримость стала накануне октябрьского переворота. За неделю до октябрьских событий «Речь» отмечала: «большевики не боясь, не скрываясь, угрожают восстанием, убийствами, разгромами, угрожают правительству... Вступать с ними в переговоры бесполезно. Заслужить их снисхождение второстепенными уступками тоже нельзя... Остается одно - открытая борьба»91.

Таким образом, тезис о попустительстве со стороны кадетов большевистской деятельности не подтверждается фактами. В то же время возникает другая проблема: если на словах кадеты выступали против большевиков и были согласны с идеей применения к ним мер государственного принуждения, то почему же эти меры не применялись? Представляется, что основная причина заключалась не в позиции министров от кадетской партии, которые, как правило, действовали в рамках партийной дисциплины, а в том, что в силу ряда обстоятельств после февраля 1917 г. карательная функция правительства оказалась ослабленной и правительство не имело возможности применять меры принуждения к большевикам в том объеме, в каком этого требовали кадеты. На правомерность такого вывода указывает выступление П.Н. Милюкова на VTJJ съезде кадетов. Он отмечал: «Двоевластие ... лишило правительство всякой возможности применять какие-либо действительные возможные меры принуждения»92. Именно эта устойчивая неспособность правительства ликвидировать большевизм «законными» карательными мерами привела кадетов к необходимости борьбы с ним посредством введения в стране военной диктатуры.

Не менее остро проблема применения мер государственного принуждения к силам, разрушающим советский строй, стояла перед консервативным лагерем периода перестройки. В документах общества «Единство», Движения коммунистической инициативы, Большевистской платформы, в выступлениях лидеров этих организаций неоднократно звучали требования использовать возможности существующего репрессивного аппарата против несистемных сил. Выступая в середине июля 1991 г. на Всесоюзной конференции сторонников Большевистской платформы в КПСС, H.A. Андреева требовала использовать аппарат КГБ по своему назначению - для защиты «завоеваний Великого Октября и рожденного им социалистического строя». «Недопустимо,- подчеркивала она в докладе, - чтобы "щит и меч" социализма превратились в бутафорию. Еще более недопустимо, чтобы расплодившиеся президенты - антикоммунисты использовали их в ан-

93

тинародных целях» .

В связи с тем, что консервативные силы в переходные периоды выступают за всемерное использование мер принуждения против разрушителей системы, особое внимание уделяется ими тем процессам, которые происходят в силовых структурах: армии, органах правопорядка.

Обратим внимание на тот примечательный факт, что каждый раз, входя в правительство, кадеты выставляли требование укрепления дисциплины в армии. Особую их озабоченность вызывала политика Советов на демократизацию армии . В годы перестройки неокоммунистические организации уделяли большое внимание опасной, с их точки зрения, тенденции департизации силовых и государственных структур вообще. При этом подчеркивался несистемный характер этих процессов, способных ослабить иммунитет «законной власти» к сопротивлению разрушающим ее силам95. В специально принятом П Инициативным съездом Обращении к коммунистам Советской Армии и Военно-Морского Флота, КГБ и МВД прозвучал призыв к работникам силовых структур встать на защиту разрушаемого конституционного порядка. «Помните! - говорилось в обращении,- Вы присягнули на верность социалистическому Отечеству: только совместными действиями мы спасем нашу Родину» б.

Логичным проявлением взглядов консервативного лагеря является его негативное отношение к росту массовой активности, к включению масс в политический процесс как стихийной силы, разрушающей отстаиваемые консерваторами общественные отношения.

Так, кадеты и другие представители буржуазных кругов воспринимали факт уничтожения крестьянами существующих поземельных отношений как «аграрные беспорядки», требуя соответствующей реакции законных правительственных органов. Сопротивление консервативного лагеря встретила также тенденция демократизации производственных отношений (попытки установления в ряде мест рабочего контроля над производством) и демократизация армии. Если в первые месяцы революции представители консервативного лагеря, как правило, только пропагандировали позиции правительства по земельному, рабочему и военному вопросам, то при относительном усилении правительственных структур после разгона июльской демонстрации и появлении возможности применить меры принуждения против «незаконных» действий, они стали выступать за использование более жестких методов.

Процесс расширения поля деятельности народных масс в годы перестройки негативно воспринимался представителями консервативного лагеря, так как рассматривался как тенденция, направленная на разрушение законного порядка. Лидер общества «Единство», например, отмечала накануне августовских событий 1991 г.: «в политике "чистая демократия" перестройки обернулась охлократией (властью толпы), беззакониями, анархией, а в области межнациональных отно-

«97

шении лишила десятки тысяч людей права на жизнь» .

Близкую этой оценку процессу демократизации советского общества дал другой видный представитель консервативного лагеря периода перестройки Ю. Белов. Подвергая критике темпы и методы осуществления демократизации, он отмечал: «Мы объявили демократию вдруг, одноактно, открыв простор для всех сил, в том числе и для

98

антигосударственных» .

Эта цитата указывает на важный аспект взглядов консерваторов в условиях межсистемного периода: процессы разложения и уничтожения общественного строя воспринимаются ими через призму разложения и уничтожения государственности, в связи с чем большую роль в доктрине консервативного лагеря начинает играть тезис о необходимости сохранения державы от разрушения. В этом контексте борьба с радикальным лагерем воспринимается консерваторами как противостояние государственного и анархического начал.

Такой подход в полной мере проявился в обеих рассматриваемых ситуациях. Кадеты оценивали деятельность большевиков как антигосударственную, анархическую тенденцию, ведущую в конечном счете к победе Германии в войне и уничтожению российской государ-

99

ственности .

Не менее заметный крен в сторону идеи державности был сделан консервативным лагерем в годы перестройки. В проекте Программы КПСС, разработанном Движением коммунистической инициативы, «спасение тысячелетней Российской государственности, преодоление болезненных процессов в Союзе ССР» связывались с воссозданием российской компартии и преодолением ликвидаторских тенденций в КПСС100. На опасность развала державы в условиях распространения антикоммунизма в СССР указывало общество «Единство»101.

Очевидным следствием идеи державности во взглядах консервативного лагеря является его стремление удержать страну от распада на однонациональные государства. Как известно, кадеты были согласны лишь на предоставление независимости Польше, в то время как другим территориям бывшей Российской Империи планировалось дать лишь права автономии, что сказалось на обострении отношений Временного правительства с Украинской радой и сеймом Финляндии. Как отмечалось на VIII съезде партии кадетов, «сохранение государственного единства - это тот предел, которым диктуется крайнее решение партии. Разложение государства на суверенные, независимые едини-

102

цы, представляется ей совершенно невозможным»

Позиция неокоммунистических организаций в годы перестройки по вопросу о национально-государственном строительстве по существу мало чем отличалась от кадетской позиции. Представители этих организаций выступали однозначно против формирования национальных государств и распада СССР. В докладе, представленном П Инициативному съезду и символично озаглавленном «Главное - сохранить Союз Советских Социалистических Республик!», указывалось на существование тенденции к развалу Советского Союза. При этом именно ДКИ, другие неокоммунистические организации рассматривались как сила, противостоящая этим процессам. В качестве приоритетной задачи деятельности ДКИ в национально-государственном вопросе признавалась следующая: «Вести разъяснительную борьбу за сильное федеративное государство с сильной центральной властью законодательной, исполнительной и судебной»103. Еще более определенно о взглядах ДКИ на процесс национального самоопределения говорит следующая цитата из доклада: «не может быть и речи в нормальном государстве о постоянной угрозе выхода части территории из состава

104

государства»

В связи с наличием элемента державности в доктринах консервативных сил заметим, что этот аспект их взглядов на власть сближал позиции консерваторов с позициями различного рода монархических, патриотических организаций. Позиция кадетов, в основе которой после февраля 1917 г. лежала идея спасения государственности, державы от губительных последствий продолжения революции и большевизма, нашла понимание в среде тех политических сил, которые в условиях царизма занимали более правые, чем кадеты, позиции. В.Д. Набоков отмечал в связи с этим: «Партия кадетов из самой левой легальной партии неожиданно для себя превратилась, благодаря исчезновению старых правых, в самую правую легальную партию. Но тем самым, она естественно сделалась складочным местом для всего, что было когда-то правее ее»105.

Та же тенденция характерна для деятельности консервативного лагеря в период перестройки. Пытаясь защитить «тысячелетнюю российскую государственность» от распада, Движение коммунистической инициативы заявляло о необходимости искать союзников среди патриотических организаций, служителей различных конфессий. В докладе, представленном П Инициативному съезду, указывалось, что партнерские отношения могут быть установлены с теми политическими силами, которые выступают «за сохранение единого и неделимого нашего государства»106. Фактически это были первые шаги к коалиции коммунистических и патриотических сил, осуществившейся после распада СССР.

Обратим внимание на то, что стремление к этому партнерству не было односторонним. На необходимость тесного сотрудничества патриотов и коммунистов в условиях развала державы указывал видный представитель патриотического движения России А. Проханов. Он заявлял, что «российская компартия и национально-патриотическое

107

движение нуждаются друг в друге» .

Беспомощность органов власти старой системы в условиях двоевластия в обеих исследуемых ситуациях обусловила переход консервативного лагеря к идее введения диктатуры для изменения установившегося равновесия политических сил и устранению угрозы гибели разрушаемых общественных отношений.

В условиях 1917 г. именно кадеты, напрямую не принимая участия в корниловщине, оказались идейными вдохновителями мятежа,

108 гт,

идеологически подготавливали его . 1ак, накануне августовских событий 1917 г. «Речь», оценивая сложившуюся обстановку, отмечала: «Дезорганизация власти, дезорганизация армии, дезорганизация внешней политики, дезорганизация производства расчленение государства - все это хлынуло широким и мутным потоком и не встретило надлежащего сопротивления со стороны правительства, а отчасти нашло и поддержку, потому что все эти процессы совершались под знаменем "демократизации»109. Анализируя далее полугодовой опыт существования Временного правительства и допущенные им ошибки, автор статьи отмечал: «Этим путем дальше идти нельзя, не рискуя полной погибелью родины... Поворот на другую, на правильную дорогу должен быть крутым и решительным. Пора перестать клеймить всякую мысль о повороте этого рода кличкой "контрреволюции". Именно для спасения того, что есть ценного и важного в завоеваниях революции, и необходим этот поворот»110.

Предвосхищая и идеологически обосновывая необходимость введения в стране диктатуры, кадеты выдвигали в качестве главного аргумента идею спасения государства от разрушения, в то время как собственно буржуазные ценности были отодвинуты на второй или даже третий план. Тот же лейтмотив спасения отечества лежал в основе собственно корниловской пропаганды111. В известной степени это было обусловлено непривлекательностью для народных масс собственно буржуазных ценностей в условиях роста популярности социалистических, в том числе большевистских, лозунгов112.

В годы перестройки консервативному лагерю было присуще стремление восстановить действие Конституции СССР на всей территории страны посредством силовых методов. Выступая на конференции ленинградской организации общества «Единство» в конце сентября 1991 г., Н. Андреева обращала внимание на законность действий ГКЧП, в то же время подчеркивая непоследовательность его членов, их нерешительность, неспособность полностью отказаться от идей перестройки с ее «реставраторской, капитализаторской сущно-

113

стью» .

Важно отметить, что основной идеей ГКЧП также стала мысль о спасении государственности, в то время как собственно коммунистические идеи в документах ГКЧП отсутствовали, что также указывает на процесс снижения популярности той идеологии, которая обслужи-

г 114

вала старую вещественную систему

На общие моменты в появлении и существовании корниловщины и ГКЧП обращают внимание и другие исследователи115.

Подводя итог, отметим, что в условиях переходных периодов для взглядов консерваторов характерно 1) стремление к утверждению единовластия, обеспечивающего защиту подвергающихся разрушению отношений; 2) негативное отношение к контрвластным структурам и двоевластию; 3) стремление использовать меры государственного принуждения против «незаконных» действий и институтов; 4) идея державности, проявляющаяся в негативном отношении к распаду единого государства.

Рассмотрев взгляды консервативного лагеря, обратимся к анализу взглядов на власть в межсистемные периоды радикальных сил, чье существование направлено на ликвидацию старого строя и формирование новых общественных отношений, соответствующих иному системному качеству. Если в системных исторических ситуациях, характеризующихся единовластием, деятельность радикального лагеря ограничивается в той или иной форме, то важным атрибутом межсистемной ситуации является легализация этой разрушительной для данной общественной системы деятельности.

Несмотря на эту общую черту, присущую обеим исследуемым историческим ситуациям, отметим, что механизм легализации несистемных сил был различным. В условиях падения самодержавия и фактической ликвидации карательного аппарата царизма эта легализация произошла мгновенно и «снизу». В годы перестройки процесс легализации шел постепенно. В известном смысле его можно назвать процессом легализации «сверху», поскольку он был связан с изменением политики руководством страны и созданием в результате этого условий для деятельности оппозиционных власти и общественной системе сил (терпимое отношение к немарксистской идеологии, идеи гласности и демократизации советского общества, концепция «социалистического плюрализма», отмена статей Уголовного кодекса о преследовании антисоветской деятельности и пропаганды).

Согласимся с точкой зрения А. Миграняна, справедливо отмечавшего, что вплоть до выборов местные и республиканские Советы в 1990 г. новые социальные и политические силы опирались исключительно на М.С. Горбачева в своей борьбе с номенклатурной структурой, причем их легитимность ничем не была гарантирована, а потому их настоящее и будущее были связаны с личной судьбой Горбачева и реформаторского крыла в партаппарате116. Лишь после выборов народных депутатов СССР и нижестоящих Советов они получили возможность «легализовать себя с помощью избирателей, т.е. помимо Горбачева». Таким образом, лишь на рубеже 1989-90 гг. тенденция легализации радикальных сил, осуществлявшаяся ранее преимущественно «сверху», сменилась тенденцией их легализации преимущест-

117

венно «снизу». К этому выводу пришли и другие исследователи

Характерным примером, иллюстрирующим действие этих двух тенденций в годы перестройки, является деятельность народных фронтов. Появившиеся в 1987-88 гг. фронты избрали тактику «шага за шагом» (постепенная радикализация требований, предъявляемых властям в соответствии с изменением политической обстановки). Первоначально руководство НФ не ставило открыто вопроса о выходе республик из состава СССР, о необходимости уничтожения партийной и советской власти. Тем самым народные фронты отмежевывались от идеологии националистических партий (Движение за национальную независимость Латвии, Лига свободной Литвы и т.д.), четко обозначивших к этому времени свой несистемный характер.

На этом этапе деятельность большинства НФ сводилась к борьбе за «восстановление исторический справедливости» к репрессированным в годы сталинизма народам, к защите и пропаганде национальной истории, к борьбе за предоставлении национальному языку статуса государственного. Претензии к существующей общественной системе ограничивались требованиями ее демократизации, развития перестройки, что подчеркивалось первоначальными названиями некоторых фронтов («Народное движение за перестройку» - Рух, «Литовское движение за перестройку» - Саюдис). На скрытый характер оппозиционности системе народных фронтов указывает и тот факт, что на этом этапе активными участниками НФ были члены компартии (в Народном фронте Эстонии эта группа составляла до 30%118), а также представители русскоязычного населения, для которого народные фронты первоначально олицетворяли демократические, антибюрократические тенденции.

По мере ослабления властной машины, делегитимизации партийной власти произошел полный переход фронтов на позиции отрицания существующей общественной системы, на позиции национализма.

Вне зависимости от механизма легализации радикальных политических партий и движений в переходные периоды этот процесс обусловливает формирование специфической расстановки политических сил, для которой характерно относительное равновесие сил консервативного и радикального лагерей, представляющих два разнонаправленных вектора общественного развития.

В этих условиях радикальный лагерь стремится институционализироваться как политическая и государственная власть, ибо, обладая последней, он обретает способность ликвидировать старую общественную систему. Осуществление этой тенденции при наличии органов власти, ориентированных на защиту прежних общественных отношений, способствует установлению двоевластия.

Следует заметить, что проявление тенденции институционали-зации радикального лагеря может быть различным. В условиях 1917 г. приоритетным для большевиков было создание Советов как альтернативных правительству органов власти. Другая тенденция - проникновение радикальных сил в органы власти и управления, являющиеся элементами разрушаемой общественно-политической системы, хотя и наличествовала, была выражена заметно слабее.

Одним из проявлений этой тенденции стало участие большевиков в выборах городских и районных дум. Говоря о значении муниципальной работы в общей политике большевиков на взятие власти, «Рабочий путь» отмечал по поводу выборов в районные думы Петрограда в начале октября 1917 г.: «Из 17 районов в 11 районах большевики имеют ...абсолютное большинство. При таком положении, районные думы естественно могут и должны превратиться в местные очаги, опорные пункты революции, действующие в полном контакте с революционной демократией - с Советами, а не противопоставлять себя им, как это делают или пытаются делать эсеро-кадетские думы»119. Таким образом, тенденция превращения уже существующих органов власти и управления в инструменты ликвидации буржуазной системы была важным, но не определяющим моментом в борьбе большевиков за власть.

В годы перестройки формирование альтернативных органов власти также имело место, но не являлось ведущей тенденцией. Тем не менее, со стороны демократических сил предпринимались попытки поставить такие органы под свой контроль. Как уже отмечалось, ведущей тенденцией в борьбе за власть радикального лагеря стало его проникновение в структуру государственных органов и противопоставление ее власти партийных комитетов.

Для деятельности радикального лагеря в межсистемные периоды характерна направленность на утверждение единовластия органов власти, способствующих рождению новой общественной системы. Это проявляется в попытках преодолеть установившийся баланс политических сил и сложившееся в результате его существования двоевластие.

В условиях 1917 г. указанная особенность деятельности радикального лагеря проявлялась в курсе большевиков на превращение Советов в полноправные органы власти. Именно большевистские Советы стремились обессилить и подорвать на местах авторитет органов Временного правительства, концентрировали в своих руках функции

120

власти и местного управления

После выборов в местные и республиканские органы власти в 1990 г. и победы в ряде случаев демократических и националистических организаций обозначилась тенденция к установлению единовластия «демократических» Советов. Подчеркивая специфику борьбы радикальных сил за власть после выборов 1990 г., известный деятель «Демократической России» А. Мурашев отмечал: «Самым логичным планом прихода к власти, видимо, следует считать усиление республиканских вообще и российских, в частности, органов власти. Важнейшими звеньями этого плана являются принятие новой Российской Конституции и ... всеобщие выборы Российского Президента»121.

Особенно отчетливо эта тенденция проявилась в актах принятия республиканскими органами власти решений о верховенстве республиканских законов над союзным законодательством. Существовало множество форм реализации этой тенденции на практике: противодействие решениям партийных органов, неисполнение законов, принимаемых союзными органами власти, перевод союзной собственности на республиканский баланс, попытки переподчинения ведомств, лишения партийных комитетов зданий, типографий, печатных органов и т.п.

Позиция радикального лагеря в вопросе об установлении полновластия контрвласти находит свое отражение в решении вопроса об использовании мер государственного принуждения. Поскольку радикалы действуют вопреки существовавшему ранее законодательству, пытаются противопоставить ему другую правовую систему, защищающую иные системные ценности, то для этой политической силы естественно стремление минимизировать возможность применения мер государственного принуждения со стороны «старой» власти. Очевидно, что столь же естественно его стремление максимально наделить этой функцией контрвласть.

Проиллюстрируем этот тезис рядом фактов. В условиях межсистемной ситуации 1917 г. большевистские по составу Советы стремились полностью овладеть карательной функцией на местах. В связи с этим подчеркнем, что, как правило, именно под воздействием местных большевистских организаций Советы создавали рабочую милицию, отряды Красной гвардии122 В ряде случаев при Советах создавались судебные органы (Саратов, Кронштадт, Красноярск, Лысьва, Николаев, Осташкове и т.д.), осуществлявшие надзор за революционной законностью и исполнением решений Совета, борьбой с контрреволюцией и ряд других функций123.

Стремление к установлению контроля над органами правопорядка и силовыми структурами было присуще радикальному лагерю в годы перестройки. Наиболее отчетливо эта тенденция обозначилась после выборов в Советы 1990 г. Ее осуществление шло различными методами, выбор и сочетание которых зависели от особенностей расстановки политических сил в том или ином регионе, взаимоотношений с союзными органами власти, партийными органами. Наиболее частыми были попытки создания собственных силовых и правоохранительных структур, независимых и в известном смысле противостоящих союзным, а также попытки переподчинения этих органов.

В Литве, первой вставшей на путь противодействия союзным органам, преобладал путь создания альтернативных правоохранительных и силовых структур. Саюдистским руководством республики был создан Департамент охраны края, осуществлявший комплексную функцию защиты новой республиканской власти и устанавливаемых ею порядков. Наряду с существовавшими органами прокуратуры, образованными в соответствии с требованиями Конституции СССР и Конституции Литовской ССР, была создана альтернативная структура прокурорского надзора, перед которой была поставлена задача осуществлять контроль за исполнением законов Литовской республики и

124

противодействовать реализации союзного законодательства

В России, Латвии и ряде других республик преобладающим был путь переподчинения этих органов республиканским органам власти. Так, 26 сентября 1990 г. Верховый Совет Латвийской ССР принял постановление «О порядке введения в действие Закона Латвийской республики о прокурорском надзоре», в котором Генеральному прокурору республики надлежало отсылать обратно бумаги, приходящие из Прокуратуры СССР. Одновременно с этим до сведения республиканских органов управления доводилось, что «для них не являются обязательными изданные органами Прокуратуры СССР документы и они без рассмотрения должны быть возвращены издателям»125. Действие закона СССР «О Прокуратуре СССР» на территории Латвии было прекращено.

Та же тенденция расстановки кадров на важнейшие посты в силовых органах была характерна для демократического движения России. Выступая в марте 1991 г. на всероссийской встрече демократических сил России, Председатель Верховного Совета РСФСР Б.Н Ельцин обратил внимание присутствующих на продолжение практики вмешательства секретарей обкомов в дела местных Советов, в связи с чем заметил: «Прокурор - то ведь наш человек, и он будет судить по

«126

российским законам»

Важным звеном осуществляемой радикальным лагерем борьбы за функцию государственного принуждения стало противодействие деятельности органам КГБ, военным комиссариатам Советской Армии, другим силовым институтам. В ряде случаев республиканским органам КГБ отказывалось в финансировании127. Радикальные силы, пришедшие к власти в республиках, активно противодействовали набору на службу в Советскую Армию.

Обратим внимание на то, что тенденция присвоения контрвластью функции государственного принуждения была характерна для обеих рассматриваемых исторических ситуаций и являлась стратегическим аспектом в борьбе радикального лагеря за власть. Обладая вооруженной силой, разветвленным карательным аппаратом, та или иная сторона двоевластия получает важнейший рычаг осуществления своей власти, что, в конечном итоге, отражается на исходе борьбы и способствует установлению единовластия одной из сторон.

Еще одним проявлением специфики взглядов радикального лагеря в межсистемный период на власть является его позиция по вопросу национально-государственного строительства. В обеих исследуемых ситуациях представители радикальных сил по существу оправдывали необходимость разрушения единого государства и создание независимых однонациональных государств.

В условиях 1917 г. большевики получили возможность легально отстаивать ленинскую идею о праве наций на самоопределение вплоть до отделения, используя ее как орудие для расшатывания власти Временного правительства. В работе «Задачи пролетариата в нашей революции» В.ИЛенин подчеркивал, что задачей большевиков остается борьба за «провозглашение и немедленное осуществление полной свободы отделения от России всех наций и народностей, угнетенных царизмом, насильственно присоединенных или насильственно удер-

128

живаемыхв границах государства, т.е. аннексированных»

Следует подчеркнуть, что эта цель носила временный характер и использовалась большевиками как своего рода орудие для расшатывания власти Временного правительства. Далее, говоря о национальном самоопределении, лидер большевиков пишет: «Пролетарская партия стремится к созданию возможно более крупного государства, ибо это выгодно для трудящихся, она стремится к сближению и дальнейшему слиянию наций, но этой цели она хочет достигнуть не насилием, а исключительно свободным, братским союзом рабочих и трудящихся

«129

масс всех нации»

Последний тезис, как нам представляется, проясняет позицию консервативного лагеря в годы перестройки в вопросе о национально-государственном строительстве. Считая себя хранителями пролетарской государственности, неокоммунистические организации выступали самыми активными сторонниками сохранения Союза и противодействовали тенденции формирования однонациональных государств.

В годы перестройки партии буржуазно-либерального и социал-демократического направлений, выступая за разрушение существовавших социально-экономических устоев, в то же время объективно содействовали разрушению и Советского Союза как порождения этих отношений.

В связи с этим обратим внимание на попытку противостоящих КПСС демократических организаций создать общий фронт борьбы с существующей системой, объединив усилия с националистическими движениями и партиями. Реальным воплощением этой тенденции стало появление «Демократического конгресса», сплотившего для единой борьбы националистические организации, буржуазно-либеральные, социал-демократические и иные организации, стремящиеся к разрушению общественной системы.

Другим проявлением этой тенденции стала позиция демократических организаций по вопросу о проведении референдума СССР 17 марта 1991 г. Как отмечалось в листовке союза демократических сил г. Перми и Пермского клуба избирателей, занимающих позиции близкие к «Демократической России», «скрытый смысл референдума -скрепить Союз насилием над республиками под главенством Союзной власти, которую сейчас нельзя признать законной, ибо в большинстве своем она состоит не из представителей народа, а избравшей самою себя партноменклатуры. Результат такого объединения - нищета народов, экономическая отсталость ... Нет союзному договору Горбаче-ва!»130

В листовке «ДР» «К гражданам России!», также приуроченной к референдуму, четко обозначалась идея разрушения существующего национально-государственного устройства, в связи с чем референдум был назван «попыткой реанимации псевдосоциалистической империи, опорой для которой могут быть только штыки, танки, саперные лопатки, страх и насилие»131.

Таким образом, отличительной особенностью позиции радикального лагеря в межсистемной исторической ситуации является тенденция к ликвидации существующего государственного устройства, что вписывается в общую концепцию разрушения прежней общественной системы и защищающей ее власти. При этом с приходом к власти и превращением в «государственную» силу радикальный лагерь меняет свои позиции на противоположные: теперь он отстаивает идеи целостности и неделимости нового государственного образования. Этот вывод подтверждается анализом рассмотренной выше позиции большевиков, обозначенной в работе В.И. Ленина «Задачи пролетариата в нашей революции», а также современным положением вещей. В Конституции Российский Федерации, принятой в 1993 г. и фиксирующей новый общественный порядок, установленный в результате победы оппозиционных КПСС сил, наряду с тезисом о равноправии и самоопределении народов в Российской Федерации обращает на себя внимание ст. 5.2: «Федеративное устройство Российской

132

Федерации основано на ее государственной целостности»

Специфическая роль радикального лагеря во властеотношениях переходного периода проявляется в его отношении к процессам демократизации, характерным для межсистемных состояний. В своей деятельности по разрушению устоев системы радикалы способствуют предельной демократизации общественных отношений, выступают как демократическая сила.

Именно такой демократизирующей силой в условиях 1917 г. выступали большевики. «Правда», характеризуя общую позицию большевистской партии в вопросе о власти, отмечала, что от гибели страну может спасти только народ, «взяв всю полноту власти из рук буржуазии в свои собственные - в руки Всероссийского Совета рабочих, солдатских, крестьянских и проч. депутатов»133. В связи с этим большое внимание большевики уделяли процессу самоорганизации масс, способствовавшему уничтожению буржуазных отношений. Именно большевики призывали рабочих налаживать рабочий контроль на производстве, создавать фабрично-заводские комитеты с широкими правами по управлению производственными процессами134.

Демократический характер взглядов большевиков отразился также на решении аграрного вопроса. В принятой на VII (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП (б) резолюции указывалось на то, что аграрные преобразования могут быть успешны и прочны лишь при полной демократизации всего государства, при уничтожении полиции, постоянной армии, привилегированного чиновничества, а также «при самом широком, вполне свободном от надзора и опеки свер-

135 тэ

ху, местном самоуправлении» . В соответствии с этой резолюцией, большевистская пропаганда в деревне была направлена на организацию крестьянства в борьбе за уничтожение существующих поземельных отношений.

Обратим внимание, что большевики оказались одновременно наиболее последовательными в проведении демократизации армии, стремясь сделать основными организационными ячейками низшие звенья - роты, батареи, выступая за уравнение в правах офицеров и солдат, выборность командного состава. По мнению большевиков, войсковые комитеты должны были обладать не только правом контроля над действиями выборных командиров, но и правом отвода офицеров, изгнания из частей тех командиров, которые вели контрре-

136

волюционную деятельность

Сходную с большевистской позицию в вопросе о демократизации общества заняли организации буржуазно-либерального, социал-демократического толка в годы перестройки. Как и в условиях 1917 г., демократизация общественных процессов была использована радикальными силами в качестве орудия уничтожения старой общественной системы. Доказательством этого тезиса являются факты устранения партийного руководства в ряде областей и регионов страны под воздействием организованных радикалами митингов и других массовых акций. Заметим также, что борьба радикалов с существующей системой велась под флагом уничтожения тоталитаризма и осуществления демократических преобразований. При этом любые попытки союзных органов власти, органов КПСС, направленные на соблюдение действующего законодательства, законности и порядка, расценивались радикалами как наступление диктатуры, возвращение к тоталитаризму, попрание тех демократических свобод, которые появились

«137

в переходный период

Курс на демократизацию общества как инструмент ликвидации существующего строя отчетливо прослеживается в «Программе действий - 90», принятой РДФ, где в качестве одной из задач, стоящих перед демократическим движением, выдвигалось следующее положение: «Взламывать местные недемократические порядки и проводить революционную политику раскрепощения и демократизации с помо-

138

щью организации массовых акций»

Таким образом, платформы большевиков в период между двумя российскими революциями 1917 г., с одной стороны, и демократических, оппозиционных КПСС сил в условиях перестройки - с другой, носили выраженный радикальный характер, что проявлялось в стремлении к окончательному разрушению «старых» общественных отношений. При этом двоевластие, многовластие и минимизация государственного насилия воспринимались этими силами как шаг на пути к полному низвержению старого порядка.

Устанавливающийся в переходные периоды баланс сил, выступающих за «достройку» разных общественных систем, за установление единовластия, создающего необходимые условия для этой «достройки», является питательной средой для возникновения и деятельности особого - межсистемного типа центризма. Его отличия от системного типа в самых общих чертах уже освещались выше. Сущностной чертой межсистемного центра является балансирование между радикальным и консервативным лагерями, что служит ключом к пониманию сути его взглядов на власть в условиях переходного периода.

В обеих исследуемых ситуациях для межсистемного центра было характерно признание своей особой роли в борьбе противостоящих сил за власть. Меньшевики и эсеры представляли свою роль в политическом ландшафте России после свержения самодержавия как силы, выступающей с позиции защиты революции. В связи с этим, с одной стороны, признавалось необходимым осуществлять контроль над деятельностью буржуазного Временного правительства, «подталкивать» русскую буржуазию к осуществлению социальных преобразований. Другой важной задачей межсистемного центра, существовавшего в условиях 1917 г., стало противодействие «опасности слева» - набирающему силу большевизму. По признанию меньшевика М. И. Скобелева, одного из руководителей Петроградского Совета, в специфических условиях послефевральской России революционной демократии «приходилось не разжигать, а, как пожарным, тушить разгоравшиеся "народные страсти»139.

Схожую роль играл межсистемный центр в годы перестройки. Как отмечал М.С. Горбачев, в условиях углубившегося противоречия демократических (радикальных) и консервативных сил, «самая ответственная, спасительная роль выпадает как раз на долю политического центра, который призван воспрепятствовать столкновению крайних

Г 140

позиции, предложить ооществу реальный путь выхода из кризиса»

Таким образом, несмотря на специфику конкретно-исторических ситуаций, в которых действовали меньшевики, эсеры и центристское течение во главе с М. Горбачевым, можно констатировать, что центристы в том и другом случае четко осознавали свое «срединное» положение в существующем политическом ландшафте.

Осуществление этой «срединной» политики означает противодействие обеим, разрушительным, с точки зрения межсистемных центристов, тенденциям к достройке той или иной общественной системы, а также поддержание установившегося баланса политических сил. В связи с этим представляется очевидным, что попытки любой из противостоящих сторон нарушить этот баланс и установить единовластие встречают противодействие со стороны центристов. При усилении одного из лагерей межсистемный центр пытается восстановить пошатнувшееся равновесие, скрыто или явно поддерживая противоположную политическую силу.

Так, после нарушения относительного равновесия сил в результате июльских событий 1917 г. одной из задач центристов становится недопущение чрезмерного усиления буржуазного лагеря. После июльского разгрома «анархо-большевизма» и начала репрессивных действий против большевиков А.Ф. Керенский определял задачу возглавляемого им правительства так: «Зорко наблюдать за тем, чтобы естественная реакция против максимализма слева не превратилась в максимализм справа»141. Очевидно, что такая позиция встретила негодование со стороны буржуазного лагеря и кадетов, в частности142.

Во время борьбы с корниловским мятежом, с точки зрения Керенского, было важно, чтобы власть не уклонялась ни в сторону соглашения с мятежниками, «ни в сторону левого фланга к борьбе под видом подавления контрреволюции с целыми группами и классами населения»143. Ослабление консервативного лагеря после разгрома корниловщины потребовало от межсистемного центра действий, направленных на восстановление баланса сил. В известной степени это объясняет поражение идеи создания однородного социалистического правительства и возвращение меньшевиков и эсеров на путь соглашений с недавними сторонниками корниловщины - кадетами и представителями цензовых кругов. Одновременно с этим в деятельности центристов усилилась антибольшевистская тенденция. Так, газета «День» писала: «С большевизмом демократия может быть только в состоянии беспощадной войны и только отношения войны допустимы для тех, кто помнит свой собственный вчерашний день и вчерашний день своих врагов. Довольно бороться с врагами революции. Слишком очевидный крах потерпели все попытки на чем-нибудь столковаться с политическими ушкуйниками нашей революции. Довольно! Демократия объявила войну. Демократия не может уклониться от боя»144.

Сохранение относительного равновесия радикальной и консервативной тенденций было объектом пристального внимания со стороны межсистемного центра в годы перестройки. Формулируя идейные установки центристских сил, М.С. Горбачев обратил внимание, что для этого течения неприемлем «авантюризм сил, которые себя называют радикальными», как и возврат «к сталинизму и застою»145. Подобная трактовка позиции центра в вопросе об отношении к другим политическим силам часто встречается в документах, характеризую-

146

щих взгляды представителей этого течения

По мнению некоторых зарубежных исследователей, тактика лавирования М.С. Горбачева как представителя центристского течения между противостоящими силами была доведена до совершенства. В частности, Б. Эклоф, анализируя деятельность реформистского руководства КПСС на ХГХ партконференции, обращает внимание на то, что, позволяя выступать самым радикальным сторонникам реформ, Горбачев затем решительно критиковал их позиции, что несколько успокаивало представителей консервативного крыла в КПСС и обеспечило в итоге победу центристской линии147. Такая тактика была характерна для действий представителей межсистемного центра и в последующем: в зависимости от политической конъюнктуры усиливалась критика то консервативного лагеря, то радикального.

«Срединный» характер взглядов межсистемного центра проявляется в первую очередь в его отношениях к ценностям формирующейся и разрушающейся общественной системы. В качестве доказательства этого тезиса приведем «Программу действий коммунистов Перми в переходный период к рыночным отношениям», разработанную в 1990 г. в Пермском горкоме КПСС148. Анализ этого документа обнаруживает противоречивость взглядов межсистемного центра, совмещение в них элементов обеих систем. Так, с одной стороны, коммунисты определяли свою ближайшую цель как создание «гибких структур, реагирующих на рынок», формирование рыночной среды и инфраструктуры . «Коммунисты города, - указывалось в программе, примут самое непосредственное участие в развитии сети малых предприятий, новых форм организации производства, отвечающих рыночным отношениям»150. В соответствии с этими идеями в программе было заявлено о поддержке коммунистами в органах власти тех мер, которые направлены на развитие предпринимательской деятельности. Наряду с этой очевидной прорыночной ориентацией и идеями создания равных условий для развития форм собственности, многопартийности, отказа КПСС от монополии на власть в программе были заложены и другие идеи, находящиеся в очевидном противоречии с вышеуказанными. В документе подчеркивалось, что коммунисты будут поддерживать рабочее движение против массовых увольнений без гарантий предоставления другого места работы или переквалификации, а также выступают против резкого снижения жизненного уровня населения в переходный к рыночным отношениям период, против коммерциализации культуры, здравоохранения, народного образования, разделяя в этом вопросе позицию консервативного лагеря.

На то же противоречие в системной ориентации межсистемного центра указывает другой документ, относящийся к тому же периоду -«Основные направления деятельности партийной группы (фракции) депутатов - коммунистов в Совете народных депутатов», разработанный Пермским обкомом КПСС. Наряду с задачами формирования рыночных отношений перед коммунистами в Советах ставилась цель «выражать и защищать интересы трудящихся, ... противостоять принятию решений, направленных на капитализацию советского общества». Коммунисты призывались к борьбе с частнособственнической идеологией и психологией, клеветой на марксизм, В.И. Ленина, коммунистическую партию151.

Сообразно своему месту в политических отношениях, а также идеологии, содержащей элементы умирающей и формирующейся систем, межсистемный центр выступает против установления единовластия тем или иным противостоящим лагерем. Эта особенность была присуща обоим рассматриваемым политическим течениям.

Так, политика «контроля» и «давления», осуществляемая эсеро-меньшевистским Петроградским Советом в отношении Временного правительства, одним своим острием была направлена против установления единовластия буржуазии. С другой стороны, эта политика противостояла линии большевиков и их сторонников на установление единовластия Советов. Специфическим проявлением этой тенденции в годы перестройки стало неприятие центристским течением идеи установления нового режима демократическими силами при полной ликвидации КПСС. С другой стороны, центристы отрицали отстаивавмую консервативным лагерем идею сохранения особой роли компартии в системе власти.

Эта специфика взглядов указанного политического течения в полной мере отражена в рекомендациях изучающим проект Платформы ЦК КПСС к XXVIII съезду, подготовленных Пермским горкомом КПСС. В документе, в частности, указывалось: «КПСС, перестав быть стержнем административно-бюрократического механизма управления, отходит от законодательной и исполнительной функции. Предстоит колоссальная переориентация работы партии»152. Положительно оценивая отход КПСС от «несвойственных» ей функций, документ одновременно предупреждал: «Нельзя допустить, чтобы страну захлестнул политический хаос, чтобы для общества отказ от монополии одной партии обернулся монополией других»153. Можно заключить, что позиция межсистемного центра по вопросу о власти КПСС, ее роли в обществе, с одной стороны, способствовала процессу устранения КПСС с политической арены, но, с другой, - тормозила его.

Справедливость этого вывода подтверждают оценки деятельности центристов, даваемые представителями консервативного и радикального лагерей. Н. Андреева, например, выступая на Ш Всесоюзной конференции общества «Единство» в октябре 1990 г., отмечала, что идеи руководства КПСС «растворили КПСС в общей совокупности общественно-политических организаций... Правящие круги перестройки взяли курс на отчленение партии от государства и хозяйственной деятельности, дали согласие на "деполитизацию" и "департи-зацию" государственных органов. Идет лишение КПСС статуса правящей партии, чем завершается полный разрыв ее с научным социализмом»154. Радикальный лагерь поддерживал идеи центристов лишь в той мере, в какой они работали на разрушение власти КПСС как стержня общественной системы.

Итак, межсистемный центр стремится сохранить баланс политических сил и не допустить усиления одной из сторон, ведущей к единовластью определенного типа. В этом смысле усиление позиций того или другого лагеря представляет для центра опасность, ибо с установлением единовластия исчезают условия для реализации идей, отстаиваемых центристами. В связи с этим обратим внимание на терминологию, применяемую меньшевиками и эсерами в условиях межсистемной ситуации 1917 г. в отношении представителей обоих противостоящих флангов: «большевики справа», «большевики слева», «максималисты справа», «максималисты слева» и т.п. Как отмечал позже И.Г. Церетели, «революционная демократия вела одновременно борьбу против максимализма правого и против максимализма левого»155, подразумевая под этим «ограничение» устремлений буржуазного лагеря к установлению всевластия буржуазии и большевиков - к установлению единовластия Советов.

Та же позиция была и у межсистемного центра периода перестройки. Рассматривая деятельность демократических сил в указанный период, М.С. Горбачев обращал внимание на «парадокс». «Правая по своей природе сила, - говорил он, - взяла на вооружение средства, присущие левым радикалам»156. Эта идея не была точкой зрения одного Горбачева, на что указывает ее многократное использование

157

центристами в своей политической агитации

Оценки, даваемые межсистемным центром деятельности противостоящих лагерей, вполне закономерны. Они фиксируют общность платформ обеих противостоящих сил. Эта общность выражается в том, что они защищают системные ценности, проявлением которых является их стремлении к установлению единовластия. Эта формальная общность целей и дает то сходство в методах их достижения, которое обнаружили в обеих рассматриваемых исторических ситуациях центристы.

Противясь установлению единовластия того или иного типа, межсистемный центр объективно работает на сохранение и упрочение существующего двоевластия. Поддержанию именно этой тенденции способствовала политика «контроля» и «давления», осуществляемая меныпевистско-эсеровском большинством в Советах по отношению к Временному правительству первого состава.

Об этом красноречиво свидетельствует статья «Снова о "двоевластии», опубликованная в 37-м номере «Известий Петроградского Совета р. и с.д.» и отражающая взгляды на власть советского большинства. Статья была направлена против тезиса, характерного для буржуазной прессы того времени, о неправомерности вмешательства Советов в дела государственного управления и создавшегося в результате этого вмешательства двоевластия. «Оставьте, господа, лицемерные разговоры о "двоевластии"! - писал автор статьи. - Революционный народ не для того свергал иго царской власти, чтобы подпасть под неограниченную власть буржуазии - народ уступил правительственную власть представителям буржуазии, но он не допустит самодержавия класса буржуазии... Она (буржуазия. - Д.К.) настойчиво борется против всяких попыток ограничить эту власть. Ведь все эти вопли о "двоевластии" - не что иное, как борьба буржуазии за полноту власти. Дело вовсе не в том, что необходима "единая власть", а только в том, чтобы вся власть была исключительно в руках буржуазии»158.

Очевидно, что такое «ограничение» всевластия буржуазии, осуществляемое меныпевистско-эсеровским большинством, способствовало сохранению властных полномочий в руках Советов и, следовательно, работало на сохранение двоевластия.

Тенденция сохранения сложившегося баланса сил и существующего двоевластия была характерна также для периода перестройки. Так, представители центристского течения в КПСС заявляли об опасности борьбы между двумя фракциями в Верховном Совете РСФСР - «Коммунистами России» и «Демократической Россией». При этом делался вывод о необходимости проведения некой средней поли-

159 г> г

тики, уравновешивающей эти крайние позиции . Этот факт политической борьбы в условиях перестройки отражает позицию межсистемного центра как силы, способствующей сохранению двоевластия.

Особенность положения центра в политических и властных отношениях переходных периодов проявляется также в его стремлении к осуществлению надклассовой, надпартийной политики, которая бы примиряла враждующие стороны.

Так, вступая в первое коалиционное правительство, меньшевики и эсеры надеялись, что выработанная ими декларация Временного правительства окажет примиряющее воздействие на «крайние» течения. Действительно, декларация первого коалиционного правительства содержала паллиативные меры: достижение мира без аннексий и контрибуции, дальнейшую демократизацию армии при укреплении ее боевой дисциплины, подготовку перехода земли в руки трудящихся и т.д.160 Важным условием, нацеленным на примирение левых сил с новым правительством, стал механизм отчета министров-социалистов перед Петроградским Советом161. Представители советского блока неоднократно подчеркивали, что эта платформа «способна сплотить и демократию и все живые силы страны для борьбы за укрепление революционной России, за ее спасение»162.

Действительно, шаги созданного коалиционного правительства в направлении осуществления указанных выше задач, не могли удовлетворить ни кадетов, ни тех, кто стоял за ними, ни большевиков. Платформа ЦК кадетской партии, опубликованная в один день с декларацией Временного правительства, требовала от представителей кадетской партии в правительстве выполнять иную программу: соблюдение обязательств перед союзниками, воспрещение каким бы то ни было неправительственным организациям вмешиваться в дела государственного управления, наведение порядка в армии, использование мер

163

государственного принуждения против «анархических» элементов Как следует из содержания и стиля этой программы, кадеты не собирались идти на «тесное единение» с мягкими социалистами. И хотя на УШ съезде кадетской партии Милюков признал вступление меньшевиков и эсеров в правительство шагом к усвоению ими «точки зрения государственности», тем не менее называл его относительным, выражая опасение, что меньшевики и эсеры могут вновь «уступить своим

164

соседям слева»

С другой стороны, вступление меньшевиков и эсеров в правительство и декларация правительства не могли удовлетворить и большевиков, по - прежнему занимающих позицию «никакого доверия и никакой поддержки» правительству, называющих его «министерством мелкобуржуазных иллюзий и мелкобуржуазного соглашательства»165.

Таким образом, попытка «сплотить все живые силы страны» под властью коалиционного правительства завершилась провалом. Уже через несколько дней после начала работы первого коалиционного правительства «Известия» вынуждены были констатировать: «С одной стороны, часть буржуазии с опаской глядит на новое правительство и обещает ему поддержку "постольку - поскольку". С другой стороны, большевики ("правдисты") призывают: "Никакого доверия новому

тт « I 166

Правительству, никакой поддержки ему, ни копейки денег ему!»

Необходимость осуществления примиряющей крайности центристской программы ощущалось центристским руководством в годы перестройки. Выступая с программной речью в Белоруссии в феврале 1991 г., М.С. Горбачев отмечал, что реальной основой для компромисса «демократов» и «консерваторов» могла бы стать концепция гуманного демократического социализма, содержащая «достаточно универсальные, общедемократические требования: правовое государство, разделение властей, смешанная рыночная экономика, социальная справедливость, свободы человека»167. Такое общественное устройство, по его мнению, должно было объединить различные общественные течения, предотвратить столкновение сил, выступающих «за социализм без демократии» и «за демократию без социализма».

В русле концепции «демократического социализма» организации КПСС на местах также пытались преодолеть противостояние радикального и консервативного лагерей, искать «варианты сотрудничества, и в том числе с "Демократической Россией", поскольку конфронтация может привести к еще более худшей ситуации»168. В ряде случаев, рассматривая вопрос об агитации во время предвыборной кампании первого российского президента, некоторые партийные органы сочли за лучшее не вести никакой агитации против кого-либо из кандидатов, предоставляя партийным организациям самим решать этот вопрос. Как заявил один из участников пленума Свердловского райкома КПСС г. Перми, на котором обсуждался вопрос о позиции коммунистов района на предстоящих выборах Президента России, «если мы будем голосовать против кого-либо из кандидатов, то, на-

г 169

верное, не оудем поняты массами»

На практике, как и в случае попыток меньшевиков и эсеров, оказалось, что концепция демократического социализма устраивала противостоящие лагеря лишь постольку, поскольку наблюдался баланс этих сил. Демократы видели в нем шаг на пути расшатывания устоев социализма и его окончательного уничтожения. Консерваторы же видели в этой концепции частичное отрицание социализма, при известных условиях позволяющее вернуться к прежнему состоянию. Так, Н. Андреева считала, что центристская платформа ведет к «рыночно-кооперативному, торгашескому капитализму, к воспроизводству домонополистической свободной конкуренции как переходной форме реставрации власти капитала в нашей стране»170. С другой стороны, Г.Х. Попов находил программу М.С. Горбачева недостаточной, определяя стратегию демократических сил как «три Д»: департизация, денационализация, десоветизация171. Такая стратегия подразумевала борьбу за окончательное уничтожение существующего общественного строя. В этой связи появление и культивирование идеи «демократического социализма» было шагом на пути достижения этих целей.

Таким образом, и неокоммунисты, и антикоммунисты воспринимали указанную концепцию как явление переходного периода, отражающее зыбкое равновесие политических сил.

Поиски межсистемным центром компромиссной платформы, удовлетворяющей и левых, и правых, говорят об орган иц и стеком характере взглядов межсистемного центра на проблемы власти и общественного развития в целом. С этих позиций общество представляется единым организмом, каждая часть которого должна мирно уживаться с другими, подчиняясь нормам жизнедеятельности целого. Ни одна из сторон (классов, слоев, партий) не может навязывать целому обществу свою волю. Отсюда следует, что управление обществом может осуществляться лишь в интересах всего общества.

Очевидно, что органицистский подход межсистемного центра отражается и на его взглядах на власть. Так, вполне закономерно отрицание им идей установления единовластия крайними лагерями, ибо при таком единовластии приоритетными оказываются те общественные силы и те отношения, которые соответствуют определенному системному качеству, в то время как деятельность других общественных сил, отрицающих эти общественные отношения, неизбежно ограничивается.

В доказательство тезиса об органицистском представлении центристов о власти приведем цитату из речи В.М. Чернова, произнесенную им на I Всероссийском съезде Советов. Вступая в полемику с Лениным, лидер эсеров заметил, что идея большевиков о единовластии Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов есть «стройный классовый план власти», есть «полное исключение всего, не относящегося к Совету..., полное исключение, последовательное исключение из политической жизни. Ценз навыворот. Раньше нас цензовая Россия исключала из власти, теперь же цензовую Россию исключить

172

из власти» .

Обратим также внимание на то обстоятельство, что Керенский считал возможным осуществление «общенародной» политики в по-слефевральской России как раз потому, что в этих специфических условиях ни один из классов, ни одна из противоборствующих сторон не могла навязать обществу свою волю: «ни один из классов и не одно сословие в государстве не может достигнуть своих главных, макси-

«173

мальных и величайших желании» .

В основе платформы межсистемного центра в годы перестройки лежала также идея осуществления власти в интересах всего общества. В соответствии с этой посылкой Горбачев требовал от всех политических течений согласия ради сохранения целостности социального организма, забвения «противостояния белых красных, черных и синих», отказа от борьбы по принципу «кто кого»174.

Из органицистских представлений межсистемного центра о власти логично вытекает идея осуществления широкой демократии, которая дает всем общественным силам возможность легально существовать, пропагандировать свои взгляды, действовать в соответствии со своими системными интересами. Существование демократии, вбирающей в себя как бывшие системные, так и несистемные элементы, является своего рода гарантом сохранения сложившегося равновесия политических сил.

Такой подход к демократии является особенностью межсистемного типа центризма. Если системный центр, как правило, стремится ограничить деятельность оппозиционных власти и системе политических сил, то для центризма межсистемного типа характерно стремление предоставить полярным политическим силам «место под солнцем свободы»175.

Обратим внимание на слова А.Ф. Керенского, считавшего, что после свержения самодержавия в России формируется «не какой-нибудь английский или немецкий строй, а демократическая республика в полном смысле этого слова»176. Основное достоинство такого строя, по его мнению, заключалось в свободном сосуществовании всех политических сил: «У нас, слава Богу, люди, такие как Либкнехт,

177

проповедуют спокойно, а он сидит в тюрьме»

Идея демократизации советского общества, при осуществлении которой силы различной политической ориентации, от коммунистов до их антиподов, могли бы сосуществовать и относительно мирно уживаться, была важным аспектом взглядов центристов в годы перестройки. Критикуя обе «крайности», Горбачев и другие представители этого центра вместе с тем отстаивали их право на существование.

В соответствии с этими установками центристского течения на мирное сосуществование всех общественных сил действовали организации компартии на местах. Лидер одного из райкомов г. Перми, излагая в августе 1990 г. тактику районной партийной организации, отмечал: «Мы будем спокойно реагировать на организацию новых политических сил, мы готовы с ними сотрудничать, если они за социализм, ... если же вся их деятельность направлена на отрицание социализма, компартии - мы будем вести с ним принципиальный, но без оскорблений, выпадов спор, будем стремиться разъяснять людям разницу наших позиций. Так и только так мы понимаем демократию, гласность , свободу»178.

Сообразно с этими взглядами межсистемный центр периода перестройки строил свою политику в Советах. В листовке, выпущенной, по всей видимости, одним из райкомов КПСС г. Перми в 1990 г. и отражающей взгляды центристов, политическая борьба в Советах представлялась следующим образом: «Политические партии предлагают политику, а дело Советов выбирать, по какому пути идти, это и есть проявление подлинного народовластия... Советам нужны альтернативные варианты предлагаемых решений. Их могут выработать политические партии. Не "долой партии из Советов", а равноправие и сотрудничество партий, союзов, движений в Советах!»179.

Из этого документа следует, что представители горбачевского центра считали возможным сосуществование в органах государственной власти как представителей коммунистической партии, так и некоммунистических и даже антикоммунистических организаций. Более того, как указано в источнике, возможен выбор Советами политики, предлагаемой той или иной политической партией.

Приведенные выше цитаты указывают на особый характер проповедуемой центром демократии. Очевидно, что она «шире» демократии, отстаиваемой другими политическими силами, в частности системными центристами.

При стабильном состоянии общества и власти партии борющиеся за власть в рамках демократических процедур, как правило, нацелены на сохранение и развитие существующего системного качества. Попытки несистемных сил изменить существующий строй встречают соответствующее противодействие со стороны властных структур. В данном смысле такая демократия может быть охарактеризована как демократия системная. Она позволяет осуществлять выбор исключительно в рамках существующей общественной системы.

Особенность демократии, отстаиваемой межсистемным центром, заключается в том, что она делает возможным выбор самой общественной системы. В этом смысле проповедуемая указанным политическим течением демократия есть демократия межсистемная.

Эта специфика взглядов межсистемного центра на демократию становится еще более очевидной при рассмотрении его позиций в отношении проблемы применения мер государственного принуждения. Именно межсистемный центр оказывается той политической силой, которая наиболее последовательно выступает против использования репрессивных и других мер принуждения в отношении своих политических противников.

В отличие от кадетов и других представителей буржуазного лагеря, стремившихся к полному подавлению «анархии», а также в отличие от большевиков, требующих полного разгрома сил контрреволюции, меныпевистско-эсеровский блок однозначно стоял на позициях ненасилия. Особенно отчетливо это проявилось в первые месяцы после февраля 1917 г. А.Ф.Керенский, например, так выразил свое отношение к противникам нового демократического порядка: «мы оставляем их свободно на свободе, уверенные, что не в преследованиях

и насилии над отдельными людьми лежит залог спасения государство ва» .

Идея ненасилия прослеживается также и в документах, характеризующих деятельность межсистемного центра в годы перестройки. Как уже отмечалось выше, с теми силами, которые выступали против идеи сохранения социализма в любой форме, представители центристского течения собирались вести «без оскорблений и выпадов спор», «разъяснять людям разницу позиций». Вопрос о применении силы против своих идейных противников, разрушающих элементы старой системы и работающих на разрушение концепции «демократического социализма», не ставился. М.С. Горбачев полагал, что «перестройка может стать началом эпохи ненасильственных, бескровных преобразований»181.

Исследование демократических тенденций в платформе межсистемного центра позволяет выявить противоречие, существующее между стремлением этого течения к полной демократии, допускающей в политический процесс все общественные силы, и попытками центристов сохранить целостность социума - с другой.

Очевидно, что демократия, позволяющая сосуществовать полярным общественным силам, стремящимся к «достройке» различных общественных систем, не может являться надежным гарантом сохранения неустойчивого равновесия этих сил и, в конечном счете, самой этой демократии. Требования центристов «вести борьбу в рамках за-

182

конности, политической культуры, сопоставления позиций» остаются благими пожеланиями, ибо, в отличие от межсистемного центра, обе противостоящие системные силы видят в широкой демократии не идеал общественного устройства, а средство достижения своих системных целей. Характерно, что при нарушении указанного равновесия и устранении двоевластия такая демократия неизбежно бывает свернута.

Проявление упомянутого противоречия в доктрине межсистемного центра мы находим в его попытках усилить государственную власть, осуществить диктатуру в интересах всего общества при обострении политической борьбы. Таким образом, суть этого стремления межсистемного центра есть насильственное поддержание хрупкого равновесия двух разнонаправленных тенденций общественного развития.

В 1917 г. это явление нашло свое воплощение в керенщине. Идея сильной власти стала активно использоваться меныпевистско-эсеровским блоком начиная с июльского кризиса. Именно тогда ЦИК постановил считать Временное правительство «правительством спасения революции», признав за ним неограниченные полномочия. Важно отметить, что ослабляя этим шагом Советы, центристские силы по-прежнему оставались на позициях лавирования, требуя от «революционной власти» «заставить все классы жертвовать своими интересами ради спасения страны». Признавалось также, что политика этого правительства должна быть «всенародной»183.

В этих условиях межсистемный центр несколько иначе ставил проблему применения мер государственного принуждения. На Государственном совещании в Москве ИГ. Церетели требовал от правительства не останавливаться даже перед тем, чтобы «оттолкнуть те или другие своекорыстные группы, ... привести мерами государственного принуждения эти слои к жертвам, которые требуются во имя спасения страны и которые добровольно не даются»184.

Из цитаты следует, что второе коалиционное правительство рассматривалось центристами как надпартийный орган, силовыми методами поддерживающий относительную стабильность в обществе, жестко противодействующий «крайним» тенденциям общественного развития.

Обратим внимание и на то, что эта тенденция в политический жизни России 1917 г. однозначно трактовалась в советской исторической науке как контрреволюционная. Признавалось, что деятельность коалиционных министерств после разгона июльской демонстрации носила буржуазный характер. Как отмечал в своем обобщающем труде И.И. Минц, «покончив с двоевластием и захватив всю власть при помощи эсеров и меньшевиков, в решающих местах, контрреволюция торжествовала»185. Таким образом, можно заключить, что летом 1917 г. меньшевики и эсеры окончательно перешли в стан буржуазного лагеря186. Это означает, что российская буржуазия должна была в полной мере разделять и поддерживать политику того правительства, которое являлось по утверждению советской историографии, «правительством банкиров и капиталистов», органом господства буржуазии, посредством которого она приступила к ликвидации революционных достижений.

Как признает сам И. И. Минц при дальнейшем исследовании экономической политики Временного правительства, попытки синди-цирования и трестирования, осуществляемые правительством, встретили сопротивление со стороны буржуазии. Эти меры были торпедированы как крупнейшими банками, отказавшими правительству в выделении кредитов, так и самими промышленниками. Как отмечает Минц, «капиталисты считали попытки расширения государственного регулирования несвоевременными»187. Еще одной формой саботажа, направленного против правительства, была неуплата налогов, при-

188

нявшая летом - осенью 1917 г. массовый характер

Таким образом, можно говорить об определенном противоречии в суждениях автора, ибо выясняется, что буржуазия оказывала сопротивление тому правительству, которое, добившись единовластия и превратив Советы в безвластный придаток своей политики, должно было в первую очередь выражать и отстаивать интересы класса предпринимателей.

Это противоречие становится еще более очевидным, когда ИИ. Минц заостряет внимание на политическом характере саботажа. Как известно, на П Всероссийском торгово-промышленном съезде под рукоплескания зала П.П. Рябушинский заявил о нецелесообразности давать средства существующему правительству189. Характерно, что на ГХ съезде кадетов сформированное Керенским в конце июля правительство было охарактеризовано как переходное190.

Все это доказывает, что русская буржуазия не считала существующее правительство окончательно «своим», в полной мере выражающим его социальный интерес. Она поддерживала его лишь постольку, поскольку правительство боролось с «опасностью слева». И именно потому, что оно не оправдало надежд буржуазии, последняя встала на путь корниловщины

Таким образом, правительство А.Ф.Керенского нельзя однозначно считать правительством буржуазным. Скорее всего, оно осуществляло именно центристскую политику192. Центризм и бонапартистское лавирование, осуществляемое правительством Керенского летом - осенью 1917 г., проявляется, в частности, в характере использования мер государственного принуждения к потерпевшим поражение большевикам, а затем к корниловцам.

П.Н. Милюков в своих воспоминаниях жестко критикует деятельность правительства за непоследовательность в борьбе с большевиками после «июльского мятежа». В первые же дни применения репрессивных мер, отмечает Милюков, «Керенский ... освободил из-под ареста Троцкого и Стеклова, запретил штабу продолжать аресты большевиков, прекратил их обязательное разоружение, заменив его совершенно недейственным - добровольным»193. Не менее демократичен был А.Ф.Керенский по отношению к корниловцам после подав-

194 г

ления мятежа , что вызывало соответствующую реакцию большевиков. Такое отношение Временного правительства к «крайностям» носило очевидный центристский характер.

Попытки межсистемного центра создать сильную революционную власть так и не увенчались успехом ни в июле, ни позже. Их бесплодность вызывала иронию как со стороны противоборствующих сторон, так и со стороны обывателя. Прозвище «главноуговаривающе-го», закрепившееся за А.Ф. Керенским, точно отражало истинное положение «диктатора». Грозная речь Керенского при открытии Государственного совещания в Москве, в которой заявлялось о расправе «железом и кровью» со всякими попытками захвата власти силой, была названа современниками речью «Федора Иоанновича, который очень хотел бы быть Борисом Годуновым»195.

Таким образом, диктатура, осуществляемая межсистемным центром «в интересах народа», оказалась на деле безвластной, «диктатурой на холостом ходу», как писал о ней В.М. Чернов. Этот итог существования «межсистемной диктатуры» представляется закономерным, ибо, осуществляя ее, межсистемный центр стремился встать над обеими «крайностями». Тем самым ни та, ни другая сторона противостояния не могли считать меньшевистско-эсеровский блок своим политическим союзником. Слабость социальной базы этой власти осознавали и сами центристы. В мемуарах Керенский констатирует: «Левые болтуны называли членов нашего правительства "наемниками британского капитала", а правые демагоги в посольских гостиных -рабами Советов и полубольшевиками»196.

Тенденция к осуществлению «межсистемной диктатуры», хотя и менее отчетливо, обозначилась в годы перестройки. Ее элементы проявились осенью 1990 - весной 1991 г. и были связаны с наделением Президента СССР дополнительными полномочиями (осень 1990 г.)197 Основными аргументами усиления президентской власти стали ссылки на преодоление в стране экономического кризиса, улучшение контроля над исполнением президентских указов, борьбу с преступностью и т.д. Как заявил на IV Съезде народных депутатов СССР М.С. Горбачев, нужна исполнительная власть, «умеющая добиваться соблюдения законов, выполнения решений, способная поддерживать

198 т-г

должный порядок и дисциплину» . Представляется правомерным вывод, что эти меры носили межсистемный, центристский характер и, следовательно, работали одновременно против обоих противостоящих лагерей.

С одной стороны, эта тенденция носила антиконсервативный характер, поскольку смысл переданных Президенту полномочий заключался в ускоренном переходе к рыночным отношениям. Именно на это нацеливал Президента СССР принятый Верховным Советом СССР закон «О дополнительных мерах по стабилизации экономической и общественно-политической жизни страны». Во-вторых, само наделение президента новыми полномочиями, а также создание новых институтов власти, призванных ликвидировать «параллелизм, дублирование, неясность, мешанину» в принятии властных решений, способствовало дальнейшему превращению президента в надпартийную фигуру и, следовательно, работало на тенденцию дальнейшего отстранения органов КПСС от власти.

И, наконец, нововведения, осуществленные на IV Съезде, работали на тенденцию дальнейшей десоветизации общества. В этой связи заметим, что на IV Съезде народных депутатов СССР Совет (Кабинет) министров из самостоятельного элемента советской организации власти превращался в элемент структуры президентской власти, становился непосредственно подчиненным Президенту СССР199. Кроме того, создавались структуры, также находящиеся в противоречии с советской организацией власти (Контрольная палата СССР, Совет безопасности при Президенте СССР, институт вице-президентства и др.).

Антиконсервативный, прорыночный характер тенденции усиления власти Президента СССР на этом этапе подчеркивался представителями неокоммунистических организаций. Общество «Единство», например, расценило наделение Президента полномочиями как «осуществление окончательного перехода к президентской форме государственного правления. Президентская власть обозначила начало конца

г « 200

Советской власти или десоветизацию политической системы»

С другой стороны, усиление президентских полномочий противоречило курсу, взятому радикальным лагерем. Особенность позиции радикалов в условиях перестройки заключалась в стремлении ослабить центральную власть в противовес власти региональной, республиканской. В связи с этим усиление власти Президента СССР воспринималась как мера, направленная против процесса суверенизации республик. Стремление Президента СССР обеспечить реализацию союзного законодательства, своих указов, преодолеть «войну законов» объективно противоречило стратегии и тактике этого политического лагеря.

Борьба президентской власти с преступностью была воспринята радикалами как наступление диктатуры. В заявлении Координационного совета движения «Демократическая Россия» от 1 февраля 1991 г. указывалось, что усиление президентской власти и силовых структур, введение совместного патрулирования улиц силами МВД и армии на деле направлено не на борьбу с преступностью, а на «подготовку подавления политической оппозиции». «Фактически, - указывалось в заявлении, - команда Горбачева в обход действующего законодательства вводит в действие важнейший элемент чрезвычайного положения... Президентский режим игнорирует законно избранные органы государственной власти - Советы. Осуществляется заговор против Конституции СССР - антисоветский заговор в точном смысле этого ело-

201

ва» . РХДД характеризовало усиление центральной власти как «ползучий государственный переворот», как «необольшевистскую реакцию», которая оттолкнула от президента «прозревших демокра-

202

TOB» .

Таким образом, реакция консервативного и радикального лагерей на тенденцию усиления центральной власти указывает на межсистемный, центристский характер деятельности Президента СССР осенью 1990- летом 1991 г.

Позиция «крайних» политических сил по вопросу усиления центристами государственной власти указывает на родство двух политических явлений: керенщины в условиях послефевральской России и процесса усиления президентской власти в годы перестройки.

Анализ взглядов меньшевиков и эсеров, а также центристского течения в годы перестройки на проблемы власти, возникающие в переходные периоды, приводит к выводу об их однотипности. На это указывает отношение межсистемных центристов к проблемам двоевластия, минимизации государственного насилия и тенденциям установления единовластия. Такое сходство взглядов в немалой степени связано со «срединным» положением межсистемного центра в условиях баланса сил, стремящихся к «достройке» разных общественных систем.