§ 1. Сущностные черты отношений власти в переходных исторических ситуациях

Явления, подвергающиеся сравнению, должны соответствовать условию, без выполнения которого сравнительный анализ в лучшем случае превращается в поиск аналогий сравниваемых объектов.

В связи с таким подходом представляется методологически верной концепция Л.Е. Кертмана, предпринявшего попытку сравнитель-ного анализа исторических ситуаций . По мысли Кертмана, в истории наблюдается повторяемость исторических ситуаций, которые, следовательно, поддаются типологическому обобщению3. Критерием для типологизации ситуаций была выбрана расстановка социальных сил: «исторические ситуации могут быть отнесены к одному типу, если взаимоотношения классов в принципе одинаковые»4. На этом основании автор пришел к выводу о существовании законов исторических ситуаций, в частности, был сформулирован закон буржуазно-демократических революций.

Разделяя основные выводы этой концепции, отметим вместе с тем, что сравнительному анализу в данном случае подвергались процессы и исторические ситуации, отражающие реальность одной общественной системы. В связи с этим возникает вопрос: возможен ли сравнительный анализ явлений, возникающих и существующих в разных общественных системах, и не превратится ли такой анализ в поиск параллелей и аналогий?

В связи с этим заметим, что Л.Е. Кертман, формулируя закон буржуазно-демократических революций, опирался на закон революционных ситуаций. Действие последнего не ограничиваются рамками конкретной общественной системы и подтверждается всеми революциями, в том числе всеми тремя российскими революциями5.

Таким образом, можно заключить, что сравнительный анализ явлений возможен как в рамках конкретной общественной системы, так и вне этих рамок (сравнительный анализ явлений, относящихся к разным общественно-экономическим системам). И в том и в другом случае анализ производится на основе сущностного критерия, с той лишь разницей, что степень абстракции его будет различной. Соотношение этих критериев есть соотношение особенного и общего.

Рассмотрение проблем власти в период между двумя российскими революциями 1917 г., и в период перестройки показывает, что социально-классовое наполнение этих отношений, социокультурный фон, конкретно-историческая обстановка их существования были различными. Но, как уже было выяснено выше, это обстоятельство не является препятствием на пути их сравнительного анализа.

Сравнительный анализ отношений власти становится возможным на основании более широкого критерия - закономерности развития общественных систем, каждая из которых проходит одинаковые по существу, но различные по классовой составляющей периоды в своем развитии. Исходя из этого имеет смысл предположить, что в переходные периоды от одной системы к другой процессы, в том числе и процессы развития властных отношений, обладают рядом закономерностей, что и позволяет осуществить сравнительный анализ.

Такой вывод означает, что сравнительный анализ властных отношений требует абстрагирования от конкретно-классовой расстановки сил и «выхода» на тот уровень обобщений, которые соответствуют теории систем.

С точки зрения системного подхода имеет смысл предположить, что переходным периодам истории присуще отсутствие единой общественной системы, в связи с чем такие исторические ситуации можно характеризовать как межсистемные.

Периоды отечественной истории, в рамках которых мы исследуем отношения власти, по сути своей являются периодами межсистемными. Этот вывод обоснован тем, что именно в 1917-1918 и 1985-1993 гг. шла борьба двух тенденций к «достройке» разных общественных систем.

Так, после свержения самодержавия в России обозначилась как тенденция к формированию общества, построенного на основе частной собственности, так и пролетарско-социалистическая тенденция6, представленная на политическом уровне большевистской партией и ее сторонниками. Особенность этой межсистемной ситуации заключалась в том, что отрицанию была подвергнута буржуазная модель общественного развития, не исчерпавшая в полной мере всего богатства своего содержания.

В годы перестройки также присутствовали две линии развития -к сохранению (в какой-либо форме) существовавшей общественной системы и к ее слому и формированию общественных отношений на базе рыночных взаимосвязей. Следует обратить внимание на то, что борьба этих двух тенденций вступает в решающую фазу лишь после XIX партконференции (1988 г.), в то время как основным содержанием предыдущего этапа была тенденция постепенного размывания основ прежней системы и подготовки почвы для развития несистемных элементов в экономике, политике, идеологии и т.д.

Специфика переходных ситуаций наиболее отчетливо проявляется в политической сфере и, в первую очередь, в отношениях власти. Эти отношения значительно отличаются от тех, которые имеют место при «стабильных» состояниях социума. Если последние характеризуются единовластием (наличием власти одного типа), функцией которого является защита базовых ценностей и ориентации существующей системы от разрушающего воздействия со стороны отрицающих ее несистемных элементов, то в переходных ситуациях единовластие, как правило, отсутствует.

Важным условием утраты единовластия является делегитимиза-ция субъектов власти, властных институтов, частичная или полная потеря ими способности выполнять свои функции, в том числе главную - заботиться о сохранении существующей системы.

Свержение самодержавия означало, что вместе со старым режимом рухнул и механизм организованного государственного насилия, направленный против тех общественных сил, которые стремились к ликвидации самодержавия. Уже в первые дни революции произошла легализация революционных организаций. Начали легальную деятельность партийные комитеты, открылись явочные столы, легально стала выходить партийная печать.

В отличие от обвальной делегитимизации царского режима, в годы перестройки этот процесс шел более медленно. Важную роль на пути делегитимизации существующей партийно-советской власти играла политика гласности и шедший в ее русле процесс переосмысления советской истории. Известный советолог 3. Бжезинский высоко оценивал роль гласности в размывании и разложении основ советской системы. Он отмечал, что процесс гласности «высвободил в ключевых городских центрах ... мощные реформаторские импульсы»9. В процессе переосмысления советской истории происходили подвижки в массовом сознании в сторону неприятия норм и ценностей, характерных для существующей общественной системы. Это прослеживается по степени нарастания критики советской действительности и истории в средствах массовой информации, по результатам социологи-

10

ческих опросов и т.д. .

Процесс делегитимизации партийно-советской власти имел определенную логику.

12

плодная оттяжка времени» .

По мере углубления экономического кризиса и развития процесса гласности в годы перестройки властные институты, представляющие старую общественную систему (КПСС, Советы и др.), подвергались делегитимизации, утрачивали доверие со стороны широких масс населения и проделали эволюцию от вполне законных органов

13

власти до незаконных и преступных .

Характерно, что идея нелегитимности КПСС как властного института распространялась и в самой партии. Частный пример этой тенденции: на партконференции Свердловской районной партийной организации г. Перми в октябре 1990 г. констатировалось: «сегодня в партийных организациях преобладают упаднические, пораженческие, самоликвидаторские настроения... Если весной и накануне XXVIII съезда еще раздавались призывы в отдельных партийных организациях "выйти из окопов", то сейчас не происходит даже этого»14. Насколько глубоко идея нелегитимности власти КПСС проникла в ряды самой партии, можно судить по выступлению одного из участников Пермской областной партийной конференции (май 1990 г.).

Делегитимизация партийно-советской власти, ее ослабление способствовали процессу легализации тех общественных сил, которые ранее были отнесены к антисоветским и по отношению к которым при известных обстоятельствах были бы применены разного рода репрессивные меры. Их легализация обусловливалась как указанной тенденцией делегитимизации, так и другими причинами: политизацией общественного сознания, курсом руководства партии на «социалистический плюрализм», отменой в 1988 г. ряда репрессивных статей Уголовного кодекса РСФСР (ст. 70 («антисоветская агитация») и 1901 («пособничество антисоветской агитации») и уголовных кодексов других союзных республик16.

Легализация и развитие несистемных для подвергающейся отрицанию системы общественных сил способствует установлению хрупкого, временного баланса противостоящих политических лагерей. Именно наличие такого баланса обусловливает появление в переходные периоды феномена двоевластия, проявляющегося в сосуществовании, переплетении, противостоянии двух типов властей.

Анализ двух межсистемных ситуаций позволяет утверждать, что процесс формирования двоевластия может идти различными путями. Так, в ходе февральской революции наряду с органами Временного правительства оформились Советы рабочих и солдатских депутатов - органы народного правотворчества, присваивающие себе властные функции и являющиеся в этом смысле контрвластью. Таким образом, в условиях 1917 г. формирование двоевластия шло посредством создания параллельных Временному правительству и его институтам органов власти .

В годы перестройки тенденция создания альтернативных органов власти была выражена значительно слабее: стачечные (рабочие) комитеты; органы власти, созданные в Нагорном Карабахе; органы казацкого самоуправления и т.д., хотя и выполняли ряд властных функций и обозначали себя как контрвласть, в то же время не представляли реальной альтернативы партийно-советской власти, ибо не были достроены «доверху», не преодолели локальных рамок и, как правило, не были нацелены на полное уничтожение институтов советской системы.

Формирование двоевластия в годы перестройки шло преимущественно иным способом. Оппозиционное системе и власти демократическое движение избрало путь внедрения в Советы и превращения их из органов, реализующих политику КПСС в органы власти, противостоящие власти КПСС.

В результате выборов в местные и республиканские Советы в 1990 г. часть Советов перешла под контроль демократического лагеря, что позволило противопоставить их как партийным комитетам на местах, так и тем государственным органам, позиция которых в той или иной степени оставалась прокоммунистической. Проникновение демократических сил в Советы сделало возможным не только их противостояние КПСС, но и позволило подспудно реформировать саму советскую систему власти. Результатом осуществления этой тактики стало рассечение «партийно-советского кентавра» и создание на этой основе двоевластия.

Как и в условиях 1917 г., элементы двоевластия в период перестройки присутствовали на разных этажах управленческой машины, однако наиболее заметной линией двоевластия было противостояние республиканских и союзных органов власти. Специфика проявления двоевластия на этом уровне заключалась в тенденции возвращения республиками прав посредством провозглашения суверенитета и как следствие - провозглашение верховенства республиканских законов над общесоюзными, игнорирование союзной Конституции.

Существование двоевластия указывает на то обстоятельство, что ни одна из противостоящих сторон, выступающих с позиции защиты разных системных ценностей, не имеет возможности осуществить власть в полном объеме. В той мере, в какой властные функции сосредоточены у одной стороны двоевластия, в той же мере другая сторона их лишена и наоборот. Каждая из противостоящих властей имеет лишь частичную легитимность: органы власти, представляющие старую общественную систему еще не превратились полностью в «незаконные», а институты, олицетворяющие новую систему, еще не стали в глазах большинства населения в полной мере законными носителями власти. Иными словами, те властные решения, которые принимаются обеими сторонами двоевластия, реализуются обществом лишь частично.

Действительно, в условиях февраля-октября 1917 г. законодательство Временного правительства, постановления и распоряжения его представителей реализовывались на практике лишь частично. Косвенным доказательством этого является тот факт, что уже 19 марта правительство на своем заседании вынуждено было специально рассматривать вопрос о необходимости широкого оповещения населения о мерах, принимаемых правительством. В связи с этим комиссарам

Временного правительства было предложено озаботиться вопросом размножения, рассылки и расклейки постановлений и воззваний пра-

17

вительства по населенным пунктам . В дальнейшем правительство было вынуждено неоднократно обращаться к обсуждению вопроса о реализации своей власти в провинции18.

Важно также подчеркнуть, что слабость власти Временного правительства на местах была обусловлена слабостью института комиссаров правительства, а также отсутствием у него реальной возможности применять карательные меры против тех сил, которые объективно мешали утверждению его единовластия.

Частичной правоспособностью обладали и Советы в условиях двоевластия 1917 г. Даже те из них, которые концентрировали властные функции и осуществляли управление в том или ином регионе, не всегда и не всеми признавались органами власти. Например, Красноярский Совет, осуществлявший фактическую власть в своем регионе, вынужден был обсуждать казус, имевший место с одним из членов исполнительного комитета, членскую карточку которого на почте не признали в качестве документа. В связи с этим исполком поручил своему президиуму «уведомить всех лиц и учреждения, что документы, распоряжения и удостоверения исполнительного комитета имеют силу официальных документов во всех случаях»19.

Частичная власть сторон двоевластия характерна и для периода перестройки. Заметим, что I Съезд народных депутатов РСФСР в принятом постановлении «О механизме народовластия в РСФСР» четко

20 тт

высказался против совмещения партийных и советских постов . Несмотря на категоричность принятого решения, направленного против власти партийных комитетов на местах, совмещение постов продолжалось вплоть до появления указа Президента России о департизации государственных структур летом 1991 г. По всей видимости, неисполнение столь важного с точки зрения ликвидации КПСС и ее власти над обществом решения российского парламента говорит о недостаточной способности российской власти реализовывать принятые решения. С другой стороны, законодательные акты, принимаемые союзными органами власти, подчас не выполнялись республиканскими и другими нижестоящими органами власти, если последние находили их противоречащими республиканскому законодательству21.

Ситуация двоевластия, проявляющаяся в частичной способности каждой из сторон реализовывать свою власть, создает ситуацию выбора как для общества, так и для нижестоящих органов власти и управления. В качестве обоснования этого тезиса обратим внимание на последствия противостояния союзных и российских органов в 1990-1991 гг. Газета «Панорама», подводя итоги I Съезда народных депутатов РСФСР, провидчески замечала, что противодействие республиканских органов союзному законодательству ведет к тому, что руководство областей получает возможность выбирать, каким законам подчиняться - республиканским или союзным. «Нам предстоит ощутить на себе невиданную доселе форму демократии - плюрализм законодательств, - отмечалось в газете, - Хочешь - по ельцинским законам живи, хочешь - по лукьяновским, а не хочешь - провозглашай суверенитет квартала и пиши свои»22. О той же ситуации выбора для мест-

23

ных органов власти свидетельствуют и другие источники .

Очевидно, что наибольшую опасность эта ситуация представляет для силовых структур государства, поскольку для них характерна жесткая связь между приказом и его исполнением. Двоевластие же нарушает эту жесткую связь и создает необычную и губительную для силовых структур ситуацию.

Так, уже в первые дни после февральского переворота 1917 г. армия начала ощущать последствие устанавливающегося двоевластия. В марте 1917 г. ряд военачальников, в том числе и будущий морской министр последнего состава Временного правительства Д.Н Верде-ревский, подписали документ, в котором указывалось: «Двоевластие подрывает доверие между подчиненными и военачальниками и разрушает ...дисциплину... Создалось положение, при котором в каждый данный момент распоряжение Временного правительства, переданное через начальников, может столкнуться с противоположным приказанием Совета рабочих депутатов, переданным непосредственно подчиненным. Практически это ведет к обсуждению подчиненными целесообразности и правильности каждого распоряжения Временного правительства и старших начальников, что лишает флот боевой мощи»24. Резюмируя, офицеры требовали возродить единую власть в центре и на местах. На ту же возможность выбора источника приказов в армии в условиях двоевластия указывали другие военачальники, в том числе военный министр первого состава Временного правительства А.И.

25

1 учков .

Возможность выбора общественными и государственными институтами, какой власти подчиняться и какие законы и приказы выполнять, накладывает заметный отпечаток на характер властеотноше-ний в межсистемные периоды. Отметим некоторые последствия существования этого явления.

Поскольку двоевластие обнаруживает себя как двоебезвластие, ни одна из противостоящих сторон в условиях межсистемного периода не может в полной мере контролировать свою собственную структуру, отдельные элементы которой в силу известных обстоятельств приобретают относительную самостоятельность. Тем самым для межсистемных периодов характерно явление фрагментации как старой властной структуры, так и новой.

Любопытны с этой точки зрения взаимоотношения Временного правительства со своими представителями на местах. Как уже отмечалось выше, правительство так и не смогло в полной мере превратить институт комиссаров Временного правительства в послушный орган реализации своей власти. Стремление Временного правительства придать свей структуре гомогенный характер посредством назначения комиссаров из центра натолкнулось на мощное сопротивление снизу, связанное с ожиданиями демократических перемен.

В результате замены принципа назначаемости принципом выборности местными организациями комиссар Временного правительства получал относительную автономность своих действий, при которой некоторые комиссары утверждали, что будут исполнять лишь те законы, которые «приносят пользу и не расходятся с общегосударственными интересами, но там, где частично устаревшие и несовершенные законы приносят вред, законом для него будет его совесть революционера и справедливое желание народа»26. Такое положение, когда государственный чиновник в своей деятельности исходит не из законов и постановлений, принятых правительственными органами, а из субъективных представлений о праве и пользе народа, указывает на межсистемный характер отношений власти.

Еще одним показателем фрагментации власти Временного правительства стало неподчинение местных органов, относящихся к различным министерствам и ведомствам власти комиссаров Временного правительства. На съезде губернских комиссаров, состоявшемся в августе 1917 г., комиссары Московской, Казанской, Псковской, Костромской и других губерний обращали внимание присутствующих на то обстоятельство, что создаваемые на местах полномочные органы центральных ведомств (продовольственные управы, земельные комитеты, комиссариаты министерства труда и др.) стремятся устраниться от надзора губернского комиссара, «на которого смотрят только как на представителя министерства внутренних дел»27, и тем самым ослабляют власть Временного правительства на местах.

С другой стороны, фрагментация власти была характерна и для Советов. Несмотря на бурное строительство Советов в России после февраля 1917 г., они различались по партийному составу, что отражалось на существе принимаемых решений. В результате этого политика, проводимая тем или иным местным Советом, могла не отвечать той линии, которую проводили ЦИК и Петроградский Совет. Так, большевистские по составу Советы отрицали власть Временного правительства на местах и противодействовали политике центральных Советов на минимизацию советской власти. Имели место случаи, когда местные Советы проводили политику более правую, чем та, которую осуществляли центральные Советы. Например, некоторые уральские Советы стремились не допустить влияния на местные гарнизоны Приказа № 1 Петроградского Совета, опасаясь, что это приведет к падению дисциплины и развалу армии. В ряде случаев Советы принимали резолюции, кадетские по своему содержанию28. По мере большевизации Советов их позиции по основным политическим вопросам сближались. В частности, к октябрю 1917 г. около 80 Советов приняли резолюции аналогичные резолюции Петроградского Совета «О вла-

29

сти» .

Процесс фрагментации власти имел место и в период перестройки. Как и в первом случае, основным фактором его генезиса стала ситуация двоевластия, в результате которой органы власти на местах приобретали известную самостоятельность в принятии и проведении того или иного решения. «Война законов», проявившаяся первоначально в отношениях между союзными и республиканскими органами власти, быстро достигла нижних этажей системы власти. Вслед за органами власти союзных республик самозахват прав стали осуществлять автономные образования, области и органы власти более мелких административных единиц. Волна фрагментации власти достигла самого низа властной пирамиды: в ряде случаев сельские Советы признавали незаконными некоторые решения вышестоящих советских ор-

30

ганов .

Наличие сразу двух противостоящих правовых систем и ослабление контроля вышестоящих органов за нижестоящими в условиях двоевластия создавали благоприятную почву для правотворчества на местах. Так, начальник УВД Орловской области по согласованию с прокурором области утвердил «указание», посредством которого были внесены изменения в Исправительно-трудовой кодекс РСФСР. В то же время в Кемерове изменениям подвергся Кодекс РСФСР об административных правонарушениях31. Еще одной формой фрагментации власти в годы перестройки стал процесс дистанцирования от КПСС тех «приводных ремней», посредством которых она реализовывала свою власть в обществе (Советов, комсомола, профсоюзов и т.д.) Эти и другие факты приводят к выводу: ситуация двоевластия закономерно порождает фрагментацию власти.

Превращение нижестоящих институтов управления из орудия реализации властных решений в самостоятельные институты власти, проводящие автономную политику, указывает на наличие многовластия в межсистемные периоды истории. Это явление прослеживается в обеих рассматриваемых исторических ситуациях. Так, к 1990 г. сложились условия, при которых на одной территории могли действовать союзные законы, отрицающие их республиканские, и, наконец, решения местных органов власти, противоречащие и первым, и вторым. Характерным примером такого положения является «Концепция развития Мотовилихинского района», обсуждавшаяся на сессии Мо-товилихинского районного Совета народных депутатов г. Перми осенью 1990 г. В документе проводилась идея признания недействительными ряда решений вышестоящих органов власти, в том числе Совета Министров СССР, ВЦСПС, ЦК КПСС, министерств и ведомств, областного и городского Совета, которые касались размещения на территории района предприятий и учреждений. Сама возможность появления на свет этого документа свидетельствует о создании объективных условий для формирования многовластия.

Фрагментация не является единственным источником формирования многовластия. Противостояние двух взаимоисключающих властных структур ослабляет обе стороны двоевластия и создает условия для появления некой «третьей силы», которая в условиях ослабленного властного поля легко присваивает себе некоторые властные функции. В условиях 1917 г. наиболее типичным проявлением этой тенденции стало возникновение местных исполнительных комитетов, строительство которых в первое время опережало строительство Советов.

Анализ источников позволяет утверждать, что политика этих комитетов, выражавших по большей части интересы и устремления средних слоев города, мелкой буржуазии, интеллигенции, в ряде случаев расходилась как с политикой Временного правительства, так и с линией Советов. Существование этих комитетов наряду с органами Временного правительства на местах и Советами и выполнение ими функций института власти указывает на процесс формирования отношений многовластия. В ряде случаев наряду с органами Временного правительства, Советами, местными комитетами в борьбу за власть включались городские думы, земские учреждения, продовольственные управы, органы казацкого самоуправления, гарнизонные комитеты, войсковые комитеты и другие общественные организации.

В годы перестройки также были созданы условия для участия различных органов и общественных институтов в борьбе за власть. Элементы многовластия проявлялись в тех случаях, когда власть партийного аппарата оказывалась наиболее ослабленной, в то время как реальной альтернативы партийной власти - органа или структуры, способных полностью занять освободившееся властное поле, не находилось. В результате этого различные институты оспаривали право осуществлять властные функции, создавая ситуацию многовластия.

Характерной с этой точки зрения является ситуация, сложившаяся в январе-марте 1990 г. в Волгограде, где партийное руководство, скомпрометированное обвинениями в злоупотреблениях, было вынуждено под напором многочисленных митингов уйти в отставку. Образовавшийся вакуум власти стремились заполнить различные органы. Так, председатель областного исполнительного комитета заявил, что «облисполком принимает на себя всю полноту власти»32 Несмотря на это заявление, исполкому не удалось превратиться в полновластный орган: участие в несправедливом разделении материальных благ лишило его поддержки со стороны населения и общественности. Наряду с исполкомом областного Совета ряд властных полномочий взял на себя созданный по инициативе народных депутатов СССР от Волгоградской области Временный общественный координационный комитет, образованный из депутатов, представителей различных общественных организаций города и области. Из Положения о Временном комитете следует, что этот орган присваивал себе право производить проверку работы государственных и общественных органов, предприятий, учреждений и организаций33. Тем самым комитет обозначил себя как властный орган.

Еще одним претендентом на осуществление властных функций в области оставался областной партийный комитет: после ухода в отставку бюро обкома КПСС его функции перешли к временному бюро, однако кризис, охвативший партийную организацию области, массовое недовольство деятельностью обкома и его руководства, требования максимальной демократизации органов КПСС не позволили этому временному органу сфокусировать те властные полномочия, которыми ранее обладал обком компартии. Таким образом, в Волгограде и Волгоградской области наличествовали элементы многовластия.

Как показывает исторический опыт двух переходных ситуаций, формы многопартийности могут быть разными и зависеть от специфики региона, конкретной расстановки политических сил и ряда других факторов. В связи с этим обратим внимание на то, что с лета 1989 г. в угольных бассейнах властные функции выполняли одновременно партийные органы (сфера их влияния, как и в целом по стране, уменьшалась), Советы народных депутатов, забастовочные (рабочие) комитеты. В этот же период в местах исторического проживания казаков ряд властных полномочий стали выполнять органы казацкого самоуправления при сохранении традиционных для советского общества институтов власти. Однако в целом тенденция формирования в годы перестройки многовластия на основе создания различных общественных институтов, борющихся за власть, была выражена слабее, чем тенденция формирования многовластия на основе фрагментации старых структур власти и управления.

Рассматривая явление многовластия, следует заметить, что не всегда достаточно четко можно определить его границы. Нередко различные по своей социально - классовой природе, партийному составу институты, осуществляющие в условиях многовластия часть властных функций, могли относительно мирно уживаться друг с другом, формировать органы для координации деятельности. Так, летом 1917 г. между различными органами власти и общественными организациями Томска было заключено соглашение, по которому в городе вводилось военное положение в целях борьбы с бандитизмом. В результате акций, проведенных совместно Советом солдатских, офицерских и рабочих депутатов, городским и уездным Народными собраниями, организациями эсеров и эсдеков, начальником гарнизона было арестовано свыше 2,3 тыс. бандитствующих элементов34.

Особенно отчетливо тенденция к совместным действиям различных властных органов проявилась в дни корниловского мятежа. В ряде случаев на местах создавались комитеты, формировавшиеся при участии различных органов, в том числе Советов, комиссаров Временного правительства, городских дум, земских управ, местных исполнительных комитетов, гарнизонных комитетов и других институтов, так или иначе участвующих в осуществлении властных функций35. По партийному составу такие комитеты представляли собой довольно пестрое образование, включали представителей меньшевиков, эсеров, большевиков, а в ряде случаев и кадетов36.

В противовес этой тенденции единства действий различных сторон многовластия те Советы, в которых преобладали большевики, в условиях корниловского мятежа стремились сами возглавить борьбу с контрреволюцией. В этом случае Временные революционные комитеты формировались при Советах, а взаимодействие с другими органами (в том числе с комиссарами Временного правительства, думами и т.д.) было слабым37. Так, районный Совет 1-го городского района Петрограда соглашался на координацию действий с комитетом охраны, созданным при районной думе на условии передачи всей вооруженной силы района в руки Совета38. В ряде случаев такие Советы устанавливали наблюдение за деятельностью других органов власти: комиссарами Временного правительства, городскими думами, земскими управами и т.д.39 Таким образом, острота борьбы за власть между различными сторонами многовластия зависела от реальной расстановки партийно-политических сил.

Итак, одной из особенностей отношений власти, возникающих в межсистемные периоды, является фрагментация властных структур и связанное с ней многовластие. Эти явления в свою очередь указывают на то обстоятельство, что в межсистемных ситуациях власти как единого целого, как отношений одного типа не существует.

Поскольку существует двоевластие, власть расколота надвое: наличествуют два источника принятия решений, два канала их реализации, две поддерживающие ту или иную сторону части общества. Однако, как выяснено выше, процесс распада власти не заканчивается с ее делением на две части. Следом за установлением относительного равновесия двух противостоящих властных структур следует рассыпание самих этих структур, их фрагментация, а также формирование других органов, претендующих на власть. В результате реализации этой тенденции формируется ситуация многовластия.

Обратим внимание, что при системной ситуации гарантами осуществления власти является ее легитимность (органы власти воспринимаются обществом как законный источник распоряжений40); наличие структуры, осуществляющей эту власть и, наконец, наличие у власти средств государственного принуждения, а также возможности применить их в нужный момент против тех общественных сил и элементов, которые покушаются на устои системы и само существование этой власти. При этом использование властями мер государственного принуждения подчиняется определенной закономерности. Как подчеркивал А. Грамши, при активном согласии индивидов с существующей властью роль государственного принуждения снижается, поскольку «нет нужды применять его по отношению к тем, кто поддерживает данный строй, оно резервируется только для недовольных или бунтующих»41.

В условиях межсистемной исторической ситуации также происходит минимизация государственного насилия над обществом и индивидами, однако причины, ее породившие, отличаются от тех условий, которые описывал А. Грамши. Его тезис, верно схватывающий суть процессов, характерных для стабильных состояний социума, не применим к условиям его переходных состояний. То же можно сказать относительно идеи польского политолога С. Оссовского, заключающейся в том, что «власть тем меньше, чем больше степень насилия

42

используется для реализации решении начальства» .

Причины, порождающие минимизацию государственного насилия в межсистемные периоды, коренятся в существовании двоевластия и многовластия. Условия переходных периодов таковы, что каждая из сторон, осуществляющая власть, имеет лишь частичную легитимность: лишь часть общества в этих условиях считает данный институт органом власти, которому следует подчиняться, в то время как другая находит правомочной власть противостоящего общественного института. Кроме того, в условиях фрагментированности властных структур каждая из сторон двоевластия и многовластия имеет весьма ограниченную возможность довести свое властное решение до реализации. И, наконец, в условиях относительной легитимности и фрагментации органы власти имеют ограниченную возможность использования мер государственного принуждения по отношению к тем силам общества, которые отрицают их власть и соответственно ту общественную систему, которую эта власть представляет и защищает.

Рассмотрим явление минимизации государственного насилия в межсистемные периоды на ряде примеров.

В условиях 1917 г. одним из проявлений этой тенденции стала неспособность Временного правительства использовать меры принуждения против сил, ослабляющих и разрушающих его власть. Это было связано с тем, что вместе с самодержавием рухнул и старый карательный аппарат, обслуживающий царскую власть. По существу с первых дней существования Временное правительство осталось без карательных органов: институты полиции и жандармерии были уничтожены, созданные отряды милиции не подчинялись непосредственно правительственным органам. Появившиеся наряду с «народной» милицией отряды рабочей милиции, а затем и Красной гвардии также работали на тенденцию минимизации государственного принуждения со стороны Временного правительства. Временное правительство было лишено возможности использовать армию для внутренних целей (реализации своей власти) в силу сложившегося двоевластия и в связи с распространением на фронте Приказа №1 Петроградского Совета43.

О правомерности этого тезиса свидетельствует письмо военного министра А.И. Гучкова на имя начальника штаба верховного главнокомандующего генерала М.В. Алексеева от 9 марта. В этом секретном послании министр, несколько сгущая краски, но в целом верно отражая возможности Временного правительства использовать армию для реализации своей власти, отмечал: «Временное правительство не располагает какой-либо реальной властью, и его распоряжения осуществляются лишь в тех пределах, как допускает Совет рабочих и солдатских депутатов, который располагает важнейшими элементами реальной власти, т. к. войска, железные дороги, почта и телеграф в его руках... В частности, по военному ведомству ныне представляется возможным отдавать лишь те распоряжения, которые не идут коренным образом вразрез с постановлениями вышеназванного Совета»44.

Ситуация невозможности для Временного правительства использовать для поддержки своей власти воинские части или какую-либо иную силу оставляла правительству лишь один путь - действовать увещеваниями и уговорами. Эта особенность властеотношений нашла свое воплощение в меткой характеристике министра-председателя А.Ф.Керенского как «главноуговаривающего».

На протяжении всего периода весны - осени 1917 г. вопрос об усилении правительственной власти, в том числе посредством использования мер принуждения, был одним из краеугольных вопросов существования Временного правительства. Отражая важность преодоления тенденции минимизации государственного насилия, министр продовольствия С.Н. Прокопович требовал от предпарламента покончить с политикой уговаривания и перейти к применению мер принуждения против разрушающих государство сил. «Я прошу вас, граждане и товарищи, - взывал к членам Совета республики министр, - я прошу вас в своей формуле перехода к очередным делам совершенно определенно сказать стране: ... переход к принуждению является сейчас необходимым... Скажите, что анархия должна быть прекращена, что у власти должны быть созданы на местах органы, имеющие материальную силу для защиты своих постановлений»45 (курсив мой. - Д.К.).

Зыбкость ситуации двоевластия, временное усиление то одной стороны, то другой отражалась и на тенденции минимизации государственного насилия. При усилении одной из сторон двоевластия увеличивалась и ее способность использовать известные меры против противостоящих сил.

В качестве доказательства данного тезиса приведем письмо витебского губернского комиссара в МВД, в котором указывается на различный характер реализации власти Временного правительства в первые месяцы революции и после июля 1917 г. В частности, комиссар отмечал, что первоначально власть Временного правительства была слабой. Так, в Витебской губернии меры воздействия носили преимущественно характер «примирительный, сглаживающий трения, действующий путем увещевания, разъяснения и иных т.п. способов морального порядка. Случаи проявления твердой и решительной власти бывали очень редки и немногочисленны»46. Однако при относительном усилении власти Временного правительства после июльских событий 1917 г. «жизнь на местах стала регулироваться уже и други-

47

ми приемами, основанными на принуждении» .

Тенденция минимизации государственного насилия была характерна и для второго изучаемого периода. Важным фактором ее появления также были элементы двоевластия, фрагментация власти и многовластие. Выше уже отмечалось, что развернувшаяся в конце 80-х начале 90-х гг. так называемая «война законов», указывающая на появление в стране нескольких правовых систем и источников власти, ослабляла авторитет закона и объективно способствовала минимизации государственного насилия.

В октябре 1990 г. зам. генерального прокурора СССР В. Кравцов вынужден был констатировать: «Авторитет союзного закона низок, как никогда»48. В то же время выполнение республиканских законов также не было полным в силу существования противоречащих им союзных законов, а также решений местных органов власти. Известный сторонник демократического движения О. Попцов отмечал в связи с этим: «Парадоксальная ситуация: нет выбора товаров, зато есть выбор законов, постановлений, директив, которые можно не исполнять. Один готов пощекотать союзное правительство, другой - республи-

49

канское, третий - высморкаться в указ президента» .

Такая специфика выполнения законов в межсистемный период ослабляет одну из важнейших функций власти, заключающуюся в борьбе с антиобщественными явлениями, что стимулирует рост преступности. Этот тезис не исключает того факта, что рост преступности в эти периоды обусловливался и множеством других факторов. В частности, в годы перестройки и постперестройки на указанную тенденцию большое влияние оказывал экономический фактор (переход к рыночным отношениям, передел собственности, наличие элементов первоначального накопления капитала и т.д.).

Еще одним проявлением тенденции минимизации государственного насилия в годы перестройки был резкий рост показателя уклонений от призыва на военную службу в Советскую Армию. Так, уже в 1989 г. число уклонившихся возросло в 6 раз по сравнению с предыдущим годом50. Еще более осложнилось положение в 1990 г., что напрямую связано с ростом противостояния Союза, республик, регионов. Фактически призыв на военную службу был сорван в Грузии, где плановое задание по призыву было выполнено на 10,9%, в Литве (17,3%), Латвии (29,3%), Эстонии (31%), Армении (33,9%). Число лиц, уклонившихся от призыва, возросло с 6,6 тыс. (1989 г), до 86,3 тыс. человек в 1990 г.51 Как отмечал председатель комиссии ЦК КПСС по военной политике партии О. Бакланов, такое положение явилось следствием «прямого игнорирования союзного законодательства, а также антиконституционного законодательства по военным вопросам в ряде

52 гу

регионов страны» . С этой тенденцией вполне сопоставимы процессы, происходившие в русской армии в период между двумя революциями 1917 г. и характеризовавшиеся многочисленными фактами дезертирства, отказа солдат выполнять команды53

Характерным показателем действия тенденции минимизации государственного насилия как в условиях 1917 г., так и в 80-е - 90-е гг. XX в. стал рост недоимок по налогам. Уже в мае 1917 г. министр финансов А.И. Шингарев признавался, что «финансовое положение страны угрожающее, никто не хочет платить налогов»54. К осени 1917 г. уклонение от налогов приняло массовые масштабы 55.

Похожее положение сложилось в 1990-1991 гг. Неспособность союзных институтов реализовать свою власть при сопротивлении республиканских и региональных органов обусловила уменьшение объема налоговых поступлений в союзный бюджет. Вопреки союзному законодательству и Соглашению на 1991 г. по стабилизации социально - экономического положения в стране республиканские органы не перечислили в союзный бюджет более 35 млрд р.56 В условиях действия тенденции минимизации государственного насилия союзным органам власти ничего другого не оставалось, как только просить депутатов Верховных Советов республик «использовать весь свой высокий авторитет и полномочия с тем, чтобы приостановить действие в республиках решений, противоречащих общесоюзному законодательству и Соглашению по стабилизации»57.

Наличие тенденции минимизации государственного насилия в межсистемные периоды и ее последствия: деятельность политических сил, разрушающих власть той или иной стороны двоевластия; неизбежный рост преступности; разложение силовых структур - указывают на существование элементов безвластия в обществе. Поскольку стороны двоевластия (многовластия) не способны реализовать свою власть, применить меры принуждения против сил, противящихся этой реализации, постольку они безвластны.

Закономерная связь, существующая между явлениями двоевластия, многовластия и безвластием, была выявлена еще в 1917 г. На наличие этой закономерности неоднократно указывал в своих выступле-

58

ниях А.И. Гучков . Л.Д. Троцкий также вполне справедливо характеризовал ситуацию двоевластия 1917 г. как «двоебезвластие»59.

Элементы безвластия властных институтов прослеживаются в обеих рассматриваемых исторических ситуациях. В условиях 1917 г. в ряде случаев органы, претендующие на реализацию властных функций, реальной властью не обладали. Иными словами, имели место ситуации, при которых на местах вообще отсутствовала организованная сила, осуществлявшая управление политическими, экономическими и

60

иными процессами .

Элементы безвластия присущи отношениям власти в период перестройки. Так, в ряде областных центров в начале 1990 г. в результате массовых митингов традиционные институты управления оказались временно парализованными.

Элементы безвластия институтов власти, имеющие место в межсистемный период и являющиеся закономерным проявлением двоевластия, многовластия и ослабления функции государственного принуждения, способствуют процессу раскрепощения народных масс. Поскольку не один из органов не обладает достаточной легитимностью и силой для осуществления единовластия, объективно возрастает роль народных масс как носителя этой легитимности. Из объекта власти или формального субъекта, роль которого сводится к выбору один раз в несколько лет лиц в органы власти, народные массы в специфических условиях межсистемных периодов становятся реальным субъектом власти, активным фактором властеотношений. Этот вывод означает, что появление «митинговой демократии» как после февраля 1917 г., так и в 80-х - начале 90-х гг. не было случайным явлением, а явилось отражением закономерного возрастания роли масс в переходные периоды.

Роль митингов и других массовых акций в отношениях власти была тем значительнее, чем острее проявлялась неспособность властных органов управлять общественными процессами, чем сильнее была выражена эрозия власти этих органов. В ряде случаев митинги, демонстрации и т.п. могли становиться источниками власти, формировать из своего состава органы и наделять их властью.

В связи с этим обратим внимание на процесс формирования Советов рабочих и солдатских депутатов в послефевральской России 1917 г. Исследователи, как правило, называют два пути их появления. В некоторых случаях первоначально формировался Временный Совет или комитет, состоящий из инициативной группы из состава рабочих или партийных деятелей, который определял численность будущего Совета, его структуру, форму выборов, норму представительства и т.п. Этим путем были созданы Советы в Одессе, Орле, Верхнеудинске, Владивостоке, Курске, Самаре, Кишиневе и других городах61.

Наряду с этим путем, который в известном смысле можно обозначить как путь «сверху», существовал путь «снизу». В этом случае Советы формировались непосредственно на собраниях и митингах рабочих, солдат или крестьян. Как отмечал Ю.С. Токарев, «эти собрания и митинги или сразу избирали депутатов в Советы, одновременно определяя их цели и задачи, или же выносили постановления о последующих выборах с указанием категорий избирателей»62.

Митинги как источник власти - характерная черта всего периода весны - осени 1917 г. Так, в сентябре 1917 г. рост массового недовольства неспособностью Туркестанского комитета Временного правительства, краевого Совета рабочих и солдатских депутатов, городской думы Ташкента справиться с продовольственной разрухой проявился в многотысячном митинге в Ташкенте, в ходе которого был выбран Временный революционный комитет63. Одновременно митинг выразил недоверие существующему исполкому Ташкенсткого Совета солдатских и рабочих депутатов, который в тот же день вынужден был сложить свои полномочия. Временный революционный комитет, избранный на митинге и наделенный им властными полномочиями, совместно с новым исполнительным комитетом Совета слились в один

64

орган, который и взял власть в городе и окрестностях в свои руки .

Тенденция превращения митингов в источник власти прослеживается также и в период перестройки. Так, во время шахтерских забастовок летом 1989 и 1990 гг. в некоторых горняцких центрах стачечные (забастовочные) комитеты выбирались и сменялись непосредственно на митингах65. Тем самым митинг превращался во время от времени функционирующий властный институт. В любой момент рабочие, недовольные политикой своего стачкома, могли собраться на новый митинг и низвергнуть старый состав комитета, выдвинув из своей среды новых лидеров.

Эта особенность формирования стачкомов свидетельствует еще об одной характерной черте отношений власти, возникающих в переходные периоды. В межсистемных ситуациях имеет место тенденция возвращения к простейшим, рудиментарным формам передачи власти, которым присущи непредсказуемость норм, процедур и соответственно результатов этой передачи. Смена стачкомов указывает на правомерность такого вывода: вместо налаженного механизма передачи власти из рук комитета, срок полномочий которого завершился, новому комитету имела место иная форма передачи власти, при которой власть возвращалась к своей первооснове - шахтерской массе, которая вновь выбирала из своего состава полномочный орган, а также могла в любой момент изменить порядок его формирования и функционирования.

Роль митингов как фактора власти проявлялась также и в других аспектах. Специфические условия межсистемных ситуаций создают обстановку, при которой митинги становятся силой, способной деле-гитимизаровать тот или иной властный орган и, в конечном счете, устранить его с политической арены. В связи с этим обратим внимание на роль митингов, состоявшихся в начале 1990 г. во многих областных и республиканских центрах (Свердловске, Перми, Донецке, Душанбе, Харькове, Полтаве, Воронеже, Владивостоке и т.д.) и оказавших мощное воздействие на процесс делегитимизации партийной власти66. Следствием этих митингов были, как правило, отставки отдельных партийных руководителей или всего областного партийного руководства.

В ряде случаев смена руководства происходила не только под влиянием площади, сколько с ее непосредственным участием. Так, например, бюро Черниговского областного комитета КПУ сложило свои полномочия на спортивном стадионе при участии тысяч людей. В г. Агджабеди Азербайджанской ССР митингующие первоначально штурмом заняли здание районного комитета компартии, после чего состоялись выборы первого секретаря райкома с непосредственным

67

участием митингующих .

В Волгоградской области волна митингов смела не только областное партийное руководство, но и районное. Так, участники митинга, состоявшегося в райцентре Дубровке и собравшего несколько тысяч человек, потребовали немедленной отставки первого секретаря райкома КПСС, председателя райисполкома, редактора местной газеты, членов бюро райкома. Требования митингующих были незамедлительно выполнены. На некоторое время митинг превратился в «рай-центровский парламент, решавший судьбу Дубровки»68.

Эти митинги с учетом их масштабов и последствий, которые они несли для властных институтов, довольно точно были охарактеризованы в прессе того времени как «революции местного значе-

69

ния» .

Повышение роли народных масс в межсистемный период прослеживается и в других аспектах. Характерными проявлениями этой тенденции в 1917 г. были самочинные аресты бывших чинов полиции, царских министров и других чиновников населением, самосуды. Специфическое ее проявление - «тюремные республики»70, возникновение которых, по всей видимости, являлось отражением общей тенденции к самоуправлению.