3. ПРОГРАММА КПСС. НА ПУТИ К ОКТЯБРЬСКОМУ (1964г.) ПЛЕНУМУ ЦК КПСС.

— существование у самой власти коммунистической идеи, с одной стороны, как важного фактора внутренней и между­народно» политики, с другой, как индивидуального духовного опыта миллионов;

— социально-психологические сдвиги, связанные с обще­ственным подъемом после XX съезда; тяга к возвышенному образу будущего страны; возвращение к «чистым» коммунис­тическим истокам — в тот момент все это потенцировалось отсутствием усталости от социального экспериментаторства;

— «мессианистский комплекс» верхов, имевший сложную природу и тесно связанный с феноменом догоняющего разви­тия в условиях мировой глобализации (с этим связан, в част­ности, лозунг «догнать и перегнать Америку по производству продукции на душу населения»);

— отсутствие в стратегии развития СССР своего рода «про­граммного» элемента, учитывая то, что действующая партий­ная программа была утверждена еще в 1919 г.; при этом партий­ные документы 30—50-х гг. постоянно ориентировали на под­готовку нового проекта, между тем сталинский вариант доку­мента (1947 г.) по ряду причин не был обсужден и принят;

— интересы идеологических структур, для которых откры­вались широкие возможности доказательства их незаменимо­сти в плане организации кампании по «разъяснению», «прове­дению в жизнь решений» и т.п.; в определенном смысле про­грамма могла бы стать «картой» в сложной игре аппарата по утверждению в новых условиях своих социально-политичес­ких интересов;

— влияние общемировых тенденций социального, полити­ческого и экономического утопизма: именно на 50-е—60-е гг, приходились утопия «большого скачка» в КНР, планетарные проекты национально-освободительной борьбы «мировой де­ревни» против капитализма.

Особое место занимал кризис выживания. Он порождал острые антагонизмы в СССР и имел следствием политический негативизм. Как свойство политической культуры негативизм предопределял, с одной стороны, постоянное обращение к образу внутреннего и внешнего врага, что позволяло высшей власти, в том числе Хрущеву, формировать соответствующее политическое поведение, включая, например, постоянное афи­ширование бескомпромиссности по отношению к империализ­му, демонизирование Запада. На этом фоне Хрущев — «ком­мунист №1» — представлялся не иначе как спаситель челове­чества, светоч мира, надежда обездоленных и т.н. С другой стороны, негативистская критика прошлого и настоящего не­избежно вела к возникновению альтернативных проектов, зачастую носивших черты утопизма.

Примечательно, что их численный рост, как и определен­ное многообразие, являлись свидетельством исчерпанности внутренних ресурсов многих явлений и структур сталинской эпохи. Одновременно — и это существенно — альтернатив­ные проекты, рожденные «негативистской критикой», в том числе многие иллюзорные планы Хрущева, очищали совет­скую политическую культуру, давали импульс новым явлени­ям и процессам.

Начало разработки «коммунистического проекта» относит­ся к 1958 г. К 1961 г. была проведена большая подготовитель­ная работа, в которой участвовали многие специалисты, от­дельные учреждения, институты. Координаторами являлись известные партийные идеологи — Б. Пономарев, Е. Варга, С. Струмилин, О. Куусинен. В ходе работы, в 1959 г. возник­ла необходимость придать проекту серьезное теоретическое обоснование. Расстановкой политических ориентиров доя «ге­неральной перспективы», созданием соответствующего идео­логического климата занялся внеочередной XXI съезд КПСС (1959 г.). На нем было заявлено, что в СССР уже «полностью и окончательно» победил социализм.

Лозунг о «полной и окончательной» победе призван был «разогреть» общество в преддверии исторического решения. Одновременно давался импульс разработке проекта. Усилия экономистов концентрировались на выработке стратегии и определении перспективной динамики. Это нашло отражение в рабочем «Докладе по общим экономическим проблемам и развитию экономической науки в генеральной перспективе», многие положения которого стали основой соответствующих разделов программы.

С весны — лета 1961 г. развернулась гигантская по масш­табам политическая кампания, сопровождавшаяся мобилиза­цией всех возможных идеологических и пропагандистских ресурсов. Она завершилась триумфом всенародного обсужде­ния проекта. Только в редакции газет, журналов, радио по­ступало свыше 300 тыс. писем с оценками и предложениями. Триумф КПСС был вплетен в триумф СССР весны 1961 г., когда 12 апреля 1961 г. Ю.А.Гагарин, облетев Землю, обес­смертил не только себя, но и социализм 50-х — нач. 60-х, ставший, как тогда говорили, стартовой площадкой для выхо­да человечества в Космос.

Все это, однако, не снимало разногласий в кремлевских верхах. Там обострились разногласия по содержанию проек­тов других документов и решений, в том числе Устава. Хру­щев настоял на включении в текст программы положения о двух десятилетиях, необходимых для построения в СССР ком­мунистического общества. В течение 7300 дней предстояло решить триединую задачу — создать материально-техничес­кую базу коммунизма, сформировать коммунистические об­щественные отношения и воспитать нового человека.

Сегодня в литературе имеется множество версий относи­тельно причин принятия и характера «коммунистического про­екта». Называется многое, в том числе — крах «красной идеологии», причуда мятежного хрущевского духа, грандиозный феномен манипулирования общественным сознанием (науч­ным и обыденным) со стороны авторитарной политической системы и т.д. Коммунистические иллюзии Н.С.Хрущева вклю­чаются в контекст политических утопий, при этом отмечает­ся, что сам утопизм Н.Хрущева вполне соответствовал духу времени, был связан с доктриной, реальной историей, психо­логическими установками [15].

«Коммунистическому проекту» 1961 г. присущи основные признаки утопий — утверждение общественной собственнос­ти, преуменьшение роли политики, относительно жесткое, но благотворительное осуществление политического идеала. По сути — это идеологически санкционированная «утопия — ре­конструкция», причудливо соединившая стихийное и созна­тельное, политическую реальность и социальный соблазн. Сле­дует отметить, что своим содержанием документ радикально не порывал с реалиями СССР ни во времени, ни в простран­стве, что является основанием отличия от классических уто­пий прошлого. В сфере политического сознания программа 1961 г. выполняла одновременно функции социальной крити­ки и социальной апологетики. Иначе говоря, проект имел раз­личные основания. Ему присущи абсолютизация лишь одной сферы жизни (экономики), вторичное отношение к политике («политика — концентрированное выражение экономики»), недооценка реального состояния и тенденций общества, соци­альных интересов, типа и уровня политической культуры.

Окрашенный в романтические тона, гипертрофированный футуризм образца 1961 г.

XXII съезд избрал новое руководство КПСС. Членами Пре­зидиума ЦК стали Л.И. Брежнев, Г.И. Воронов, Ф.Р. Козлов, А.Н. Косыгин, О.В. Куусинен, А.И. Микоян, Н.В. Подгорный, Д.С. Полянский, М.А. Суслов, Н.С. Хрущев, Н.М. Шверник. Кандидатами — В.В. Гришин, Ш.Р. Рашидов, К.Т. Мазуров, В.П. Мжаванадзе, В.В. Щербицкий. Было обновлено Бюро ЦК КПСС по РСФСР.

Политические процессы, развернувшиеся вокруг и в связи с принятием программы, отражали неустойчивое, противоре­чивое состояние основных ориентации власти. Совершенно неожиданной для большинства стала инициированная Хруще­вым на XXII съезде новая вспышка антисталинской кампа­нии. Её результатом стало то, что тело Сталина было вынесе­но из Мавзолея, Сталинград переименован в Волгоград, было принято решение о возведении памятника всем незаконно репрессированным, обнародовании документов и свидетельств. Оглушительно прозвучали разоблачения Хрущевым в заклю­чительном слове на съезде технологии террора, его намеки на причастность Сталина к убийству Кирова в 1934 г.

Вся эта кампания как бы освящала программу КПСС, вен­чала сё, ибо доказывала разрыв со сталинским прошлым, слу­жила гарантией необратимости перемен. При этом Хрущев представлялся последовательным продолжателем курса XX съезда, сильным лидером, способным противостоять окруже­нию и обстоятельствам.

Глухое сопротивление ортодоксальной части руководства «теоретическим новациям» Отчетного доклада и Программы (в них упразднялось положение о «диктатуре пролетариата», замененное понятием «общенародного государства»; КПСС из партии рабочего класса конституировалась в партию всего советского народа) вскоре переросло в скрытую оппозицию в связи с принятием нового Устава.

Этот документ был призван прочертить новые условия член­ства в партии с позиции общественной активности "во имя коммунизма», а также моральной ответственности. Его содер­жание подчеркивало значимость высшего принципа руковод­ства — коллективности, а это предполагало, в числе прочего, постоянное обновление руководящего состава [16]. И неслу­чайно радикальные предложения по обновлению партийных органов (квоты, предельные должностные сроки для руководи­телей всех уровней) были позднее, после смещения Хрущева, немедленно отменены. Озабоченность и страх партийного чи­новничества, широкого управленческого слоя вызывала угро­за ограничения материально-организационных возможностей. Следует отметить, что новый Устав не отменял списочно-номенклатурного принципа формирования партийной власти, но обстоятельства времени, условия жизни «без Сталина» де­лали просто неизбежной модернизацию номенклатуры — этого усовершенствованного варианта петровской «Табели о ран­гах». Номенклатура естественно входила в стадию обновления собственного механизма. Поднималась планка для всех уров­ней. Доказательства умения проводить «генеральную линию» без раздумий, столь ценимые Сталиным, предполагалось под­корректировать. Принцип ротации, заложенный в Уставе, был призван дать «новое дыхание» органам партийно-государствен­ного управления, по сути превращенным в замкнутые корпо­рации. Это касалось и ЦК КПСС — биржи наиболее квали­фицированного управленческого труда. Предстояло своеобраз­ное «перетряхивание» порядка формирования кадров, изуче­ния назначенцев, проверки их качеств, «закалки», создания резерва, обновления специальных «номенклатурных» списков. Отсюда неудивительна столь яростная атака против «опасных» норм Устава. Их нейтрализация, в свою очередь, выводила на естественный для номенклатуры уровень борьбы — освобож­дение от инициатора и проводника такого радикализма.

Наступление на Хрущева приняло системный характер с использованием апробированных форм и методов. Организо­вывались и раздувались кампании борьбы с «духовным загряз­нением» и в них вовлекался сам Хрущев. Скандальное посе­щение им Манежа (1962 г.) оттолкнуло от него творческую интеллигенцию. Помпезные встречи с деятелями культуры «за одним столом», в неформальной обстановке, столь практикуе­мые в те годы, не спасали положения, а лишь оттеняли непо­нимание того факта, что интеллигенция прямо заявляла о своих правах на участие в реформах.

Примечательно, что именно на это время приходится воз­никновение русского национального движения. Как секция пропаганды Всероссийского общества охраны памятников ис­тории и культуры был создан «Русский клуб», деятельность которого вызвала крайнюю озабоченность КГБ. Чуть позже движение будет разгромлено, но полностью уничтожить его так и не удалось.

Самыми различными способами дискредитировались сто­ронники Хрущева. Раздувались ошибки в политике, созна­тельно, до абсурда доводилось выполнение некоторых реше­ний, например, о расширении посевов кукурузы. Потенциро­вались просчеты, заблуждения, с оттенком фарса утверждал­ся культ «дорогого Никиты Сергеевича», сыпались звезды, награды, тиражировались портреты, шло цитирование. Все это, разумеется, вело к падению престижа не только Хруще­ва, но и всего высшего руководства.

Именно на таком фоне разворачивались масштабные орга­низационно-кадровые перемены. Они затрагивали сферы государственного управления, структуру партийных органов. В 1962 г. партийное руководство было разделено по производ­ственному принципу. В большинстве краев и областей были созданы две самостоятельные парторганизации: промышлен­ная и сельская с собственными органами. Были упразднены сельские райкомы КПСС, их заменили партийные комитеты производственных колхозно-совхозных управлений. По этой схеме началась фрагментация всех других организаций.

Происходило соединение (в свете ленинских рекоменда­ций начала 20-х гг.) партийных и государственных конт­рольных органов. Много внимания уделялось общественным начинаниям и объединениям. Сама идея передачи обществен­ности отдельных функций государственных органов стала при­обретать зримые черты. Так, например, в структуру МВД включались «народные дружины», на «поруки общественнос­ти» передавались некоторые категории осужденных, а само ведомство было переименовано в Министерство охраны обще­ственного порядка. Однако это вовсе не означало ослабления давления государственной машины, о чем свидетельствовал, к примеру, процесс по делу Я.Рокотова и А.Файбишенко (1961г.), продемонстрировавший эскалацию насилия и по­прания законности со стороны высших партийных и государ­ственных структур.

Смыслом организационно-кадровых реформации на офи­циальном уровне являлось закрепление «курса ХХ-ХХII съез­дов», продвижение по пути политического обновления в свете критики культа Сталина. По сути ставилась цель сформиро­вать надежный управленческий аппарат, создать гарантии против рецидивов прошлого. Однако отсутствие принципи­альных изменений в самой системе партийно-политического руководства, неизменность механизма принятия решений обус­ловили фрагментарность, а порой и хаотичность проводив­шихся преобразований. Не создавались гарантии последова­тельных политических изменений. В числе причин — откры­тое и скрытое сопротивление широких слоев кадровых ра­ботников партийного и государственного аппарата, части руководства силовых ведомств, армии. Можно говорить так же об острой нехватке, точнее запоздалом выдвижении новых молодых кадров с необходимой общей и профессиональной подготовкой.

Отсюда неслучайно фрондирование партийного аппарата при недвусмысленной оппозиции эшелона хозяйственников и недовольстве интеллигенции. Выражением кризиса стали ано­мальные по характеру перемещения в высшем аппарате. От­странялся, например, главный соперник Н. Хрущева Ф. Козлов и одновременно в высшую элиту включались другие оппо­ненты - Л. Косыгин и Л. Брежнев. Фетишизация представ­лений о силе и возможностях аппарата оборачивалась для Хру­щева политической изоляцией.

Все это отражалось на ходе социально-экономических ре­форм, прежде всего на положении в сельском хозяйстве. Поли­тическая стабильность предшествующего пятилетия, а также перенесение в те годы в аграрный сектор отношений, являв­шихся нормой для государственных промышленных предпри­ятий (наращивание капиталовложений, усиление материаль­ной заинтересованности, расширение самостоятельности, ук­репление материально-технической базы, внедрение передо­вых технологий, новый налоговый режим и т.д.) привели к бурному росту сельскохозяйственного производства.

С конца 50-х гг. началось торможение. Непоследователь­ность, противоречивость в осуществлении реформ, неспособ­ность видеть их негативные последствия, традиционное упо­вание на натуральные показатели, отказ от стоимостного пла­нирования породили волну администрирования, попрания прав колхозов. Запоздалые попытки Н.С.Хрущева исправить поло­жение, возвратиться к идеям сентябрьского (1953 г.) пленума ЦК КПСС были обречены. Существовавшая концепция оказа­лась неспособной обеспечивать развитие сельскохозяйственно­го производства за счет собственных ресурсов. Экономика стра­ны оказалась заложницей аграрной политики. Следствием этого стали неустойчивость экономического и политического равно­весия, появление деформаций во многих общественных струк­турах. Недостаточно эффективной оказалась и денежная ре­форма 1961 г., на которую возлагались большие надежды.

Неподготовленность к глубоким структурным реформам, менявшимся условиям труда, забегания вперед, запоздалое осознание необходимости вмешательства в экономические от­ношения в промышленности (подобная попытка будет пред­принята позднее, в 1965 г.) — все это приводило к диспро­порциям, появлению очагов социального напряжения, фор­мированию широкой оппозиции проводимой политике. Поло­жение Хрущева и его сторонников усугублялось снижением качества жизни, непопулярными шагами, такими как повы­шение цен на основные продукты питания, снижение тариф­ных ставок, начало массовых закупок зерна за рубежом. Длин­ные хлебные очереди предвещали близкую развязку. Соци­альный взрыв в Новочеркасске (июнь 1962 г.) явился реаль­ным ответом на официальное реформаторство.

Нестабильность провоцировалась сложной международной обстановкой. Последствия «холодной войны», стремительность вовлечения в опасный «Карибский кризис», раскол в комму­нистическом движении, разрыв с Китаем и Албанией по-сво­ему дестабилизировали ситуацию и рождали в массах сомне­ния в способности «команды реформаторов» к взвешенной, предсказуемой политике.

Нескончаемая «энциклопедия реорганизаций» закономер­но консолидировала силы традиционализма. Консервативно-номенклатурный блок получил очень важное преимущество: власть в лице Хрущева демонстрировала низкий уровень куль­туры реформаторства. С завидным постоянством уничтожа­лись элементы конструктивной оппозиции — гаранта необра­тимости перемен. Не учитывалось и не использовалось обще­ственное мнение, налицо было небрежение общественной пси­хологией. Так, импульсивные, самочинные действия Хрущева типа присвоения в 1963 г. Гамаль Абдель Насеру звания Ге­роя Советского Союза буквально шокировали общественность. Приверженность аппаратному мышлению затрудняла прав­дивое информирование о положении дел, откладывала на будущее социальное прогнозирование. Многие общественно-опасные действия Хрущева, такие, например, как намерение подготовить показательный взрыв 500-мегатонной атомной бомбы или планы выселения из Москвы Академии сельскохо­зяйственных наук прямо работали на его оппонентов. К тому же принципиальный отказ Хрущева от жестких кадровых чисток служил определенной гарантией для «кремлевских за­говорщиков».

Все эти новые тенденции и важные перемены в жизни СССР и КПСС начала 60-х гг. естественно должны были найти опре­деленное отражение в законодательном плане. Еще ранее, на XX съезде КПСС, впервые было заявлено о необходимости разработки новой Конституции. В 1964 г, специальная кон­ституционная комиссия во главе с Хрущевым провела несколько пленарных заседаний. Было создано 9 подкомиссий и несколько специальных рабочих групп, причем изначально устанавлива­лись жесткие рамки разработки проектов и итогового доку­мента. Они определялись т.н. «памятной запиской», исходя­щей из Президиума ЦК КПСС [17]. Надо отметить, что раз­личия представленных проектов и итогового результата рабо­ты конституционной комиссии были весьма существенны.

В отличие от Конституции 1936 г., предполагалось объеди­нить прежде разделенные понятия государственного и обще­ственного устройства. Направлением развития политической системы называлось развитие общенародной демократии. Пред­полагалось вслед за разделом о государственном и обществен­ном строе поставить раздел о правах человека. Вводилось положение о Государственном Конституционном Суде. Специ­альный раздел намечалось посвятить новым общественно-по­литическим институтам. Несколько менялась избирательная система. Расширялись нрава постоянных комиссий Советов всех уровней. Проект закреплял осуществление правосудия только судами, и ни один орган, кроме них, не мог применять уголовных наказаний.

Множество изменений касалось полномочий союзных рес­публик. Специальная третья глава называлась — «Союзная республика - суверенное государство». Имея в виду эконо­мическую систему, следует отметить, что здесь, наряду с даль­нейшим расширением государственной собственности, впер­вые вводились статьи о «личной собственности граждан» и «мелком личном хозяйстве».

Сводный вариант Конституции был подготовлен к лету 1964 г. Несмотря на многие новации, в нем, однако, было немало идеологических штампов (особенно в этом направле­нии старалась подкомиссия во главе с Л.И. Брежневым). При­мечательно, что в ходе обсуждения приоритет программы КПСС явно доминировал над Конституцией страны. Это выразилось и по ходу обсуждения вопроса о демократизации процедур выборов советского актива. Предложения рядовых граждан о выборах, в том числе ключевых фигур аппарата Советов не­медленно отвергались традиционалистскими силами (Ф.Р. Коз­лов и др.)

Последний раз проект новой Конституции СССР обсуж­дался в июле 1964 г. Скорее всего, под давлением оппозици­онных Хрущеву сил, которые уже готовились к его смеще­нию, документ этот так и не был принят.

Что касается низложения Н.С. Хрущева, то оно готови­лось заранее. В «антихрущевскую партию» вошли многие вид­ные представители партийно-государственного руководства — Л.И. Брежнев, М.А. Суслов, Н.В. Подгорный, А.Н. Шелепин, Н.Г. Игнатьев и др. В октябре 1964 г. на пленуме ЦК КПСС Н.С. Хрущев был официально смещен со всех должностей и отправлен на пенсию. Известие об этом более всколыхнуло Запад, нежели население СССР, хотя и на родине явилось известной неожиданностью, не вызвавшей, впрочем, большо­го сожаления. Обвиненный в «субъективизме и волюнтариз­ме», Хрущев отошел от политической деятельности. Лишь од­нажды он дал о себе знать, когда по настоянию «верхов» был вынужден публично отречься от авторства собственных мему­аров, опубликованных за рубежом. Умер он в 1971 г. Основ­ные противники курса XX съезда пережили его. Последним ушел Каганович (1991 г.).

Подведем некоторые итоги.

К настоящему времени не сложилось сколько-нибудь еди­ной оценки «десятилетия Хрущева» Эти годы определяют по-разному: «оттепель», «начало десталинизации и обновления», «поиск путей демократии», «этап кризиса советской цивилиза­ции» и т.д. Большинство авторов склонны считать, что ука­занный период — это одна из страниц истории советского реформизма. Своим содержанием он разрушил прежний и со­здал новый баланс социальных интересов, что сопровожда­лось дифференциацией общества. Отмечается, что реформы Хрущева фактически не привели к укреплению вертикали «власть — народ», но, напротив, расшатали систему. Это даст отдельным ученым (Е.Ю. Зубкова) основания считать преоб­разования 50-х—60-х гг. вовсе не «укрепляющими» реформа­ми, но «реформами формирующего типа» [18]. При этом от­мечается исчерпанность арсенала реформаторских методов, узость социальной базы.

С точки зрения эволюции советской системы, реформы 50-60-х гг. в их единстве означают, по нашему мнению, особый тип обновления, который, можно определить как время «со­ветского модернизма». Его историческое предназначение — некоторая замена в изменившихся условиях целей и задач движения, попытка осуществления на новом историческом витке революционной мечты о преодолении различных форм отчуждения. «Советский модернизм» — это цепь событий 50-х— 60-х гг., которые, взятые в совокупности, означали социаль­но-политическую вспышку, разделившую надвое некогда еди­ное пространство. Идеал и высшая ценность «советского мо­дернизма» — обновление социализма. Его утверждение после смерти Сталина — ответ на неблагополучие общественного организма. В этом плане «советский модернизм» — спутник глубокого социально-политического сдвига и, одновременно, баланс общественных волнений и умиротворений. Причины его утверждения заключены в изменении системы ценностей в условиях десталинизации, а также их иерархии в массовом сознании. Главные сферы «советского модернизма» — поли­тический и социокультурный модернизм. Изменение советс­кой политической сцены, правил политической игры, возник­новение новых форм протеста, обновление содержания леги­тимизации — это лишь часть проявлений «советского модер­низма». Его жизненный цикл — 1953г. — вторая половина 60-х гг., пик — 1956 г., XX съезд КПСС.

Что касается традиционализма, то в годы «оттепели» он выступил как антимодернизм. Идеология отрицания новых общественных явлений, традиционализм пытался быть бастионом на пути демократических и либеральных перемен в СССР, воплощал в себе антирационализм и политическую мифоло­гию. Между тем, его ресурсы были чрезвычайно значимы. Так, мощная инерционность, сильная опора в управленческих струк­турах, общественном сознании, опыт политического маневри­рования, умелое использование власти и возможностей партий­но-организационных процедур позволили относительно легко пресечь реформаторскую направленность начинаний Хрущева.

Имея в виду причины поражения «реформаторской» ори­ентации, следует также отметить и другие факторы. Это, преж­де всего, половинчатость в осуждении культа Сталина, отказ от признания сталинизма как порождения системы, неудов­летворительное объяснение генезиса и длительного существо­вания сталинского режима (надо иметь в виду, что страх, идолопоклонство перед Сталиным рухнули раньше, чем сфор­мировались рамки нового общественного саморегулирования, соответствующие социальные и моральные контролирующие механизмы). Следует особо отметить несоответствие активно­сти и готовности руководства к кардинальным переменам. Важный момент — отсутствие политического демократизма, недостаточность правовой защиты народа от произвола, отказ от серьезного переустройства политической системы, сохране­ние отживших структур власти и управления, бюрократиза­ция, отсутствие базы самоуправления и контроля «снизу» при нарастании реформаторского «зуда» «сверху».

Существенное значение сыграли приверженность старым методам и оценкам, подчиненность системе идеологем («образ врага», «синдром разоблачительства» и др.), имевшая след­ствием дезориентацию политической практики, упрощение представлений как о Советском Союзе, так и о внешнем мире. Негативные последствия имела и абсолютизация организаци­онного фактора, попытки решения социально-экономических проблем, прежде всего, в русле организационных перестроек (укрупнение-разукрупнение, централизация-децентрализация). Следует учитывать технократический утопизм, упрощенное понимание роли и значения НТР.

Имея в виду черты «опыта Хрущева», необходимо подчер­кнуть противоречивость всей политической деятельности Н.С.Хрущева. В ней и элементы сталинских традиций (при­верженность к рывкам, ориентация на результат вне учета реальной цены преобразований, схематизм, кампании, при­крывавшие неудачи и др.) и новые, присущие именно Хруще­ву черты и качества («народность», экспрессивность, жажда открытости и др.). Эта противоречивость показывает Хруще­ва как политическую фигуру переходного типа.

Существенная сторона «хрущевского наследия» — зависи­мость политического курса от характера и личных черт перво­го руководителя. Это постоянно порождало аритмию, непос­ледовательность, вело к отсутствию целостности. Необходимо также указать на тяготение в нем к авторитарному типу уп­равления, «вождистскис» черты, игнорирование строгих огра­ничений объективной реальности, утрату чувства реальности. Важный момент — личные, типично «хрущевские» методы руководства, стиль, имидж советского лидера. Взрывная, дея­тельная натура Хрущева, мощный темперамент, энергия со­прягались с постоянным афишированием «корневой народно­сти». Отсюда любовь к «мужиковатости», пословицам, калам­бурам, побасенкам. Любовь и близость к простым людям («из народа») воплощалась в страсти к шумным собраниям, ми­тингам, поездках в глубинку «за опытом» (Н.Г. Заглада), ос­меивании «отвлеченного академизма», поддержке «народной» науки, инженерного труда, а не «гуманитариев», патронаже над производством новых по тем временам товаров для наро­да (электробритв, синтетических тканей, магнитофонов.), окружении себя «народными артистами», ношении народной украинской рубахи и т.д. Часто несдержанный, эпатирующий общественное мнение, Хрущев нередко впадал в патетику и декламации («...перед лицом всего прогрессивного человече­ства заявляю, что...»), раздувал фобии. Им владела неутоли­мая жажда инициатив, починов, кампаний, организации раз­личного рода «подарков» (передача к празднику — трехсотле­тию воссоединения Украины с Россией — Крыма Украинской ССР, намерение «отдать» Карелию Финляндии и т.д.). При этом он широко использовал приемы прежнего «арсенала» — незаслуженные опалы (Г.К. Жуков), «поддержание на пла­ву» скомпрометировавших себя лиц (Т.Лысенко), расправы с инакомыслящими.

1953—1964 гг. — эпоха в советской истории.. За эти годы в жизни СССР произошли огромные перемены. Шел поиск но­вого места страны в мировом сообществе, предпринималась попытка преодоления негативных последствий сталинизма. Начался процесс реформ. Однако поиск их концепции, равно как и путей осуществления был основан на приоритете ценно­стей, идеологии и политики, во многом традиционных, харак­терных для предшествующего режима, что предопределяло половинчатость перемен, их зависимость от личного начала.

Основа исторического вклада реформаторов 50-х г., вклю­чая Н.С. Хрущева, в развитие страны — развенчание стали­низма. Отход от ряда догм и стереотипов («мировая революция», «диктатура пролетариата»), начало разработки новых проблем, массовая реабилитация, разрушение ГУЛАГа, рас­крепощение сознания, определенная открытость миру — сви­детельства внутренней эволюции советской системы как ци­вилизационно-однородного сообщества. Вместе с тем, идеоло­гия и практика «интернационализма», бескомпромиссно клас­совый подход, антирыночная стратегия, «железный занавес», так называемый «научный атеизм» разрушали базовые нача­ла, становились основой неадекватных ответов на гуманитар­но-технологические вызовы Атлантического союза, вели к не­допониманию и недооценке важнейшего ресурса страны — молодого поколения. Незаметный для «вождей» 50-х гг. крах их идеологии привел к тому, что они заказали народу другую страну, но не ту, которая была ему нужна.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Никита Сергеевич Хрущев. Материалы к биографии. М., 1989.; Осмыслить культ Сталина. М., 1989. С.497-545; Дружба наро­дов. 1988, №. 11. С.190-228; Октябрь. 1989 г. № 1. С. 154-181; и др.

2. Зубкова Е. Ю. Реформы Хрущева: культура политического дей-

ствия // Свободная мысль. 1993; № 9; её же. Общество и ре­формы 1945-1964 гг., М., 1993; Барсуков П. На переломе. Со­ветское общество в послевоенные годы. Свободная мысль. 1994. № 6.; его же. Оборотная сторона «оттепели» // Кентавр. 1993 № 4; и др.

3. Косолапое Р. «Оттепель» дала распутицу // Правда. 1996. 15 февраля.

4. Россия, XXI век. 1993. № 5—6; Митрополит Иоанн. Самодержавие духа. СПб., 1994. С. 323-330; и др.

5. «Сталинская модель социализма»: становление, развитие, крах. 20—80-е годы («круглый стол») // Вопросы истории КПСС. 1990. № 12. С.38.

6. Зубкова Е. Маленков, Хрущев, «оттепель». Полемические заметки // Коммунист. 1990. № 14. С. 86-94.

7. Хлевнюк О. Берия: пределы исторической реабилитации // Свободная мысль. 1995. № 2; и др.

8. См. например: Московские новости. 1996. № 5; Аргументы и факты. 1992. № 6; Отечественная история. 1996. № 6; и др.

9. XX съезд КПСС и его исторические реальности. М., 1991.; Аксюпшп Ю.В., Волобуев О.В. XX съезд КПСС: новации и догмы. М.,1991.

10. Опубликован в 1989. — Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С. 128-170.

11. Барсуков П. Провал «антипартийной группы». Июньский пле­нум ЦК КПСС 1957 // Коммунист. 1990. № 8. С. 89-108.

12. Политическая экономия. М.,1954.

13. История Коммунистической партии Советского Союза. М., 1959.

14. Более подробно: Зезина М.Р. Из истории общественного созна­ния периода «оттепели»: проблемы свободы творчества // Вест­ник МГУ. 1992. Сер. 8. № 6.

15. Барсуков П. Коммунистические иллюзии Хрущева // «Диалог». 1991. № 5. Вопросы истории КПСС. 1991. № 8; Аксенов Ю.С. Путь к коммунизму: утопии и реальность // Вопросы истории КПСС. 1990. № 7; и др.

16. XXII съезд КПСС. Стенографический отчет. Т. Ill, М.,1961. С.337-355.

17. Исторический архив. 1997. № 1. С.40-55

18. Зубкова Е.Ю. Реформы Хрущева: культура политического дей­ствия. С. 104-105.