3. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ РОССИИ НА ПУТЯХ РЕФОРМАТОРСКОЙ АЛЬТЕРНАТИВЫ

Период между двумя российскими революциями занял по­чти целое десятилетие. В течение этого времени сторонники мирного «конституционного» пути преобразования страны имели возможность проявить себя в трех качественно разно­образных ситуациях:

1.

2. 1910—1914 гг. Подъем общественного движения ослож­нил деятельность правительства, но, в свою очередь, создал условия для активизации политиков либерального лагеря.

3. Июль 1914 — февраль 1917 гг. Война, вмешавшись в ход событий, создала экстремальную ситуацию, видоизменила задачи, но не отменила необходимости их решения. Однако в этих условиях реформаторы уже не смогли предложить реаль­ной программы действий.

Характерно, что уже в 1909 г., в обстановке, казалось бы, более благоприятной для реформаторов, имевших в своих руках многие нити политического руководства страной, А.П. Столы­пин заявил: «Дайте государству 20 лет покоя...». Тот факт, что необходимого успокоения не наступило, свидетельствовал о наличии сил сопротивления столыпинскому варианту реформ. Несостоятельной оказалась и другая программа «конституци­онного» обновления, предложенная оппозицией в самый раз­гар войны — в 1915 г.

Проблема выбора между революцией и реформой как спо­соба решения объективно назревших социально-экономических и политических задач оставалась центральной в идейно-поли­тической борьбе всего изучаемого десятилетиями. Она велась с различной степенью интенсивности, являлась барометром об­щественных настроений и, в свою очередь, отражала резуль­таты практических шагов правительства и его оппонентов.

Вопрос о предпочтительности того или иного пути решался в этот период с учетом богатейшего опыта 1905—1907 гг. Среди тех политических сил, которые сохранили верность идее рево­люционного натиска на старую власть, остались партии, назы­вавшие себя социалистическими — это, прежде всего, РСДРП и партия эсеров.

Меньшевистская часть РСДРП, не исключая возможности новой буржуазно-демократической революции, не считала се неизбежной, переходящей в необходимость, как это было до 1905 г. Основанием для такого вывода они считали измене­ния в политическом строе страны. При всех оттенках мнений меньшевистская публицистика была солидарна в том, что пос­ле революции страна превратилась или, по крайней мере, прочно встала на путь превращения в буржуазную монархию. Наиболее откровенно эта позиция была выражена в статье Н.А. Рожкова «Современное положение России и основная задача рабочего движения в данный момент». Объективной задачей момента автор считал «окончательное завершение смены грубо-хищнического полукрепостнического хозяйство­вания культурным капитализмом». Поэтому он призвал к «куль­турной классовой борьбе» на почве имеющихся конституцион­ных завоеваний [29].

Такой подход к анализу текущего момента с большим ос­нованием позволял отнести меньшевиков к сторонникам ре­форматорского курса. Они представляли себе развитие рево­люции как последовательную смену у власти различных клас­сов. Отсюда соответствующая смена государственных форм: вместо самодержавия конституционная монархия, а затем — демократическая республика.

Большевики же по-прежнему продолжали отстаивать не­избежность повторения октябрьско-декабрьских способов борь­бы за полное уничтожение монархического строя и установле­ние пролетарско-крестьянской республики. Пытаясь помешать введению монархически-конституционных учреждений, часть большевиков провозгласила лозунг их бойкота, продолжала звать массы к оружию, к организации политических стачек, неповиновению властям. С ними были солидарны и эсеры.

Однако эти революционные призывы не нашли поддержки как в силу карательных действий царской администрации, так и в связи с общей усталостью масс от борьбы.

Таким образом, среди явных сторонников революционно­го пути были большевики и эсеры, позиции которых осложня­ло отсутствие единства в понимании ближайших шагов, пред­принимаемых для успеха революции.

Подавляющее большинство партий выразило желание со­трудничества с властью во имя спокойствия и порядка.

На пост умиротворителя России был призван П.А. Столы­пин, который выгодно отличался своими бойцовскими каче­ствами. Царя привлекала в нем преданность трону и готов­ность осуществить задуманные реформы.

Руководители «Совета объединенного дворянства» видели в нем человека, способного спасти от уничтожения существу­ющую систему землевладения. Октябристы и другие сторон­ники умеренных преобразований в действиях П.А. Столыпи­на увидели стремление установить связи правительства с пред­ставителями умеренно-консервативных и умеренно-либераль­ных кругов, что, в свою очередь, по их мнению, способствовало бы укреплению конституционной монархии и окончательной ликвидации революционного движения.

Самодержавие, понимая опасность чистого господства дво­рянства, пыталось найти ту меру уступок, которую, с одной стороны, допустит дворянство, и которая, с другой стороны, удовлетворит интересы крупной буржуазии. Этот баланс мож­но было выявить, сохранив общероссийское представительство. Поэтому Дума была сохранена царем как законодательный орган, хотя резкий спад революционного и оппозиционного движения позволял превратить ее в законосовещательное учреждение.

Опыт первых двух Дум показал самодержавию условия работоспособности «общероссийского представительства» — это успокоение страны и устойчивое правительственное большинство. Первое условие достигалось преимущественно карательными акциями не только против активных участников революционного движения, но и репрессиями в отношении либерально настроенной части общества. Вероятно, фраза «столыпинские галстуки» не случайно принадлежала стороннику далеко не революционных способов борьбы — кадету Родичеву.

Проведенная летом и осенью 1907 г. избирательная кам­пания в III Думу дала следующие результаты; в III Думу было избрано: дворян — 201 человек (45%), духовенства — 45 человек (10%), купцов и почетных граждан — 54 человека (12%), крестьян — 98 человек (22%), мещан и прочих со­словий — 48 человек (11%). Среди депутатов насчитывалось 11 человек рабочих и ремесленников.

Интересы представленных классов и социальных групп выражали оформившиеся в годы революции политические партии. Естественно, в III Думе преобладали те партии, кото­рые твердо встали на путь сотрудничества с правительством. Руководящее положение заняли октябристы, которым удалось провести в III Думу 154 депутата, т. е. на 112 больше, чем в предыдущую.

Эта партия, представлявшая правое крыло либералов, вы­ражала интересы прогрессивных помещиков и крупной бур­жуазии, которые, обладая реальной экономической силой, были не склонны оставлять в неприкосновенности самодержавие. Октябристы требовали «делового» контроля над хозяйствен­ной политикой и финансами. Октябристы отклонили предло­жения П.А. Столыпина войти в правительство, предпочитая решать военные и экономические вопросы посредством обыч­ного законодательства. Большое значение они придавали за­конным правам бюджетной комиссии Думы, особенно в борь­бе против влияния клики Распутина, появившегося при дворе еще в период революции.

Пост председателя III Думы последовательно занимали вид­ные деятели этой партии: Н.А. Хомяков (до 10 марта 1910 г.), А.И. Гучков (до марта 1911 г.), М.В. Родзянко.

Н.А. Хомяков — смоленский помещик, ранее занимал важ­ный пост в системе столичной администрации. Он происходил из знатной семьи, был сыном одного из основателей славяно­фильского движения.

А.И. Гучков являлся представителем совсем других слоев общества. Внук крепостного крестьянина, московский промышленник, гордился своим происхождением и, по выраже­нию Керенского, «презирал сословные привилегии и испыты­вал сильное недоверие к бюрократии» [30].

М.В. Родзянко — екатеринославский помещик, оставался на посту председателя Думы вплоть до наступления револю­ции. Ранняя карьера гвардейского кавалериста создала ему известность в военных кругах и славу «патриота России».

Своеобразие партии октябристов состояло в том, что она являлась одновременно и правой, и либеральной. По заявле­нию А.И. Гучкова, октябристы заключили с властью «торже­ственный договор о взаимной лояльности». Этот договор вклю­чал обязательство провести через III Думу широкую программу реформ, направленных на дальнейшее развитие начал консти­туционного строя, предотвращение революции, среди которых особое место они отводили столыпинской аграрной политике.

В реализации своего политического курса в III Думе ок­тябристы ориентировались, главным образом, на умеренно правых.

Правые партии получили в III Думе значительное число мест (147). Из них крайне правые, представленные «Союзом русского народа» (около 50 мест), по-прежнему не признава­ли законодательный характер Думы и выступали в качестве правой оппозиции правительству. Они рассматривали свою деятельность в Думе как плотину на пути намеченных ре­форм. Их цель — восстановить и укрепить пошатнувшееся положение. В 1906 г. был создан «Совет объединенного дво­рянства», отделившийся от так называемого «черносотенного» движения, отчасти не желая нести ответственность за темные дела этих организаций, отчасти потому, что роль черносотен­цев они считали сыгранной.

Кадеты — левое крыло либералов — поплатились за свою излишнюю оппозиционность в революционные годы потерей значительного числа депутатских мандатов. Если в I Думе они имели 182 места, во II — 98, в III — только 54. А вместе с примыкавшими к ним фракциями прогрессистов и национальных либералов имели 108 членов. Их лидером оставался П. Милю­ков. Резко сократилось представительство трудовиков (со 104 во II Думе до 14 — в III) и социал-демократов (с 65 до 19).

Избирательный закон 3 июня исключал создание Думы с одним большинством. На первых же заседаниях Думы сложи­лось большинство правых и октябристов, составлявших 2/3 от всей Думы (300 членов). Однако между ними существовали некоторые противоречия. Октябристы настаивали на расши­рении прав земского и городского «самоуправления» и при­знавали "конституцию» 17 октября, а правые по этим вопро­сам занимали противоположную позицию. Это вынуждало октябристов в ряде вопросов искать союзников в лице каде­тов. Так сложилось второе, октябристско-кадетское большин­ство, составлявшее немногим менее 3/5 состава Думы (262 че­ловека). Существование двух блоков — правооктябристского и октябристско-кадстского — позволяло Столыпину проводить политику лавирования (он сам это понимал и назвал проведе­нием «равнодействующей линии»).

Важная роль, которую играла в общественно-политичес­кой жизни третьеиюньской России стабильно функциониро­вавшая Государственная Дума, способствовала оформлению партийной системы. В ее недрах зародились новые партии национал истов и прогрессистов. В 1908—1909 гг. организаци­онно оформилась умеренно-либеральная партия русских на­ционалистов — Всероссийский национальный союз, который насчитывал 5—7 тысяч членов. Его лидерами были П.Н. Бала­шов, В В. Шульгин, гр. В.А. Бобринский и др.

Смысл третьеиюньской политической системы заключался в создании союза этих сил, чтобы попытаться «сверху» решить объективные исторические задачи. Такой союз существовал и раньше, но он не был оформлен в общенациональном масшта­бе, в этом смысле III Дума явилась воплощением качественно новой ступени этого союза. III Государственная дума была призвана стать инструментом реформирования страны «сверху». Ей предстояло принять целую серию законов, обеспечивав­ших проведение таких масштабных реформ, как аграрная, военная, судебная, реформа местных органов управления, народного образования, законы, касавшиеся положения не­русских национальностей, рабочего класса.

Все эти реформы должны были по замыслу Столыпина превратить Россию в процветающую державу. Судьба этих планов модернизации России зависела от соотношения борю­щихся сил не только в Думе, но и вне ее. Характерно, что последовательный сторонник революционных методов преоб­разования страны В.И. Ленин признавал возможность успеха реформаторского курса правительства в главном — аграрном вопросе. Он рассматривал политику Столыпина как один из возможных путей или методов капиталистического аграрного развития, назвав его прусским.

Третьеиюньская политическая система, включавшая наря­ду с Думой Государственный Совет и верховную власть монарха, по своему социальному и партийному составу должна была обеспечить тот объем, глубину и темп реформирования, который могли допустить верхние слои общества. Ибо сам избирательный закон обеспечивал не только перевес право­центристских сил в Думе, но и их подстраховку: правооктяб­ристское большинство преобладало над октябристско-кадс­ским, в каждом большинстве перевес оставался за правыми, а над ними возвышалась власть, представленная Государствен­ным Советом и царем с их правами отклонять неугодные за­конопроекты.

Согласие между царем и Думой длилось недолго. В своих воспоминаниях П.Милюков пишет: «Едва ли Столыпин ожи­дал, что разложение его большинства начинается немедленно же — на самой опасной для него почве борьбы за передел прерогативы монарха и законодательных учреждений, н что на эту шаткую почву его втянет главный его союзник — Гуч­ков" [31].

Став председателем комиссии Думы по военным вопросам, Гучков весной 1908 г. во время обсуждения в Думе бюджета военного министерства в своей речи просил великих князей принести «патриотическую жертву», отметив, что Дума уже обратилась к народу страны с призывом пойти во имя защиты отечества на великие лишения. По сути дела Гучков попытался убедить великих князей отказаться от административной дея­тельности в армии, к которой они вряд ли подходили. Его речь, естественно, была оценена в придворных кругах как посяга­тельство на нрава императора. Подозрения еще более усили­лись после государственного переворота в Турции, в результа-1C которого младотурки свергли султана При дворе Гучкова тут же назвали «младотурком», и с этого времени царица. Алек-сандра Федоровна и ее окружение стали считать его , «первым претендентом на виселицу».

Поведение Гучкова послужило толчком к размежеванию сил внутри октябристов, выделению в особую группу ее пра­вого крыла. Столыпин был вынужден тоже сдвинуться впра­во. Этот сдвиг выразился, прежде всею, в ею фактическом отказе от сотрудничества с Думой: было ограничено право Думы самостоятельной разработки законопроектов, если со­ответствующее ведомство брало это на себя, ущемлялась сво­бода депутатских выступлений.

Показательна судьба столыпинского плана модернизации местного управления (1910). Планируемая реформа была на­целена на расширение нрав органов местного самоуправления и бессословный характер их избрания. Практически все более чем ограниченные законопроекты, направленные на отмену сословных ограничений гражданских прав, на ограничение административного произвола, на расширение прав органов местного самоуправления, которое хотело провести октябрис­тско-кадетское большинство, были задержаны или отклонены Государственным Советом или монархом.

Борьба за власть в центре и на местах переплеталась с борьбой экономической. Дворянство приняло позу «нелюбим­ца правительства», принесшего его в жертву промышленному развитию, с 1907 г. — крестьянскому землеустройству. Оно требовало обильного кредита, но не на коммерческих принци­пах, а как возмещение ущерба 1905—1907 гг., принудитель­ного удержания сельскохозяйственных рабочих. Попытки пра­вительства изыскать средства на проведение аграрной воен­ной и других реформ вызвали резкое сопротивление со сторо­ны бюрократии и помещиков. Например, при обсуждении вопроса о расходах на школу Дурново (влиятельный член Го­сударственного Совета) заявил, что «надо увеличить расходы на полицию, а не на школу». В свою очередь, усилились при­тязания буржуазии на определение экономической политики и распределение доходов между нею и поместным дворян­ством. Она добивалась пересмотра налоговой системы, устра­нения правительственной регламентации предпринимательс­кой деятельности, увеличения своей роли в разработке эконо­мической политики.

Третьеиюньская система не оправдала всех надежд. Пыта­ясь любой ценой найти выход из сложившегося положения, Столыпин участил применение 87-й статьи «Основных зако­нов», стремясь довести реформы до конца и наталкиваясь на сопротивление и справа, и слева. Политическая смерть Сто­лыпина была в чем-то предопределена и произошла за полго­да до его физической гибели (сентябрь 1911 г.).

Историки и современники склонны связывать последний кризис его политики с обсуждением законопроекта о введе­нии западных земств. Отдавая дань идеям национализма, которые получили широкое распространение и поборником которых был он сам, Столыпин внес в Думу свой проект введения земств в шести западных губерниях. Столыпин за­явил, что новое земство должно быть «национально-русским» и в отличие от уже существующих земств — бессословным. Но неожиданно для себя в Государственном Совете Столы­пин встретил сопротивление: «Русская курия» была отвергну­та и весь проект падал. Два члена Совета, В.Н. Дурново и В.П. Трепов, в переговорах с Николаем II назвали этот про­ект «революционной выдумкой» в пользу малорусской интел­лигенции, которой хочется оттеснить от земского дела «куль­турные элементы». Дело в том, что в структуре местного населения среди помещиков преобладали поляки, а предполагае­мая система выборов давала преимущества крестьянам, кото­рые в большинстве своем были украинцами и белорусами (ма­лороссы и белорусы считались официально русскими).

Столыпин рассматривал этот проект как свое личное дело. В этом случае Столыпин, по выражению Милюкова, выступал в двойном обличье— либерала и националиста. Как либерал он хотел победить сопротивление Государственного Совета. Как националист Столыпин сделал предметом своей борьбы собственный план проведения реформаторской политики в России. Столыпинская реформа местного самоуправления пред­полагала создание бессословных волостных земств. Она пред­полагала максимально унифицировать гражданско-правовое и административно-правовое пространство. Столыпинская Россия должна была потеснить сословную Россию; главной фигурой в ней должен был стать зажиточный крестьянин. Спорной была «политика русского национализма» А.П. Сто­лыпина. Она должна была предохранить реформированную Россию от распада: место имперской идеи должна была занять идея национальная. Не случайно ответом Столыпина на итоги голосования Государственного Совета был ультиматум царю: или он уйдет в отставку, или его противники будут наказаны, а его законопроект будет проведен по 87-й статье. И хотя Нико­лай II не дал быстрого ответа, конфликт был разрешен в пользу премьера. Решающую роль, по мнению некоторых историков, сыграло вмешательство императрицы Марии Федоровны. «Как и ее сын, она мало интересовалась хуторами и отрубами, но обладала здравым умом и, зная своего сына, считала, что без твердой руки Столыпина ему будет хуже».

Столыпин не сдавался. В последний год своей жизни он работал над проектом обширных государственных преобразо­ваний. Началось учреждение 7 новых министерств (труда, ме­стных самоуправлений, национальностей, социального обес­печения, исповеданий, обследования и эксплуатации природ­ных богатств, здравоохранения), т. е. столыпинские проекты предполагали реформирование государственного аппарата. Пре­дусматривалось также увеличение доходной статьи государ­ства за счет: прямых налогов, введения налога с оборота, а затем и прогрессивного подоходного налога.

К сожалению, реформы Столыпина тормозились, а бес­чинства властей с введением представительного строя не умень­шились. Например, посылая ревизора к рязанскому губерна­тору, премьер говорил: «Он сажает в тюрьму за вылитое на улицу в уездном городе ведро помоев, засадил туда же каких-то девочек, дьяконских дочерей, и не хочет понять, что этим сыплет мне на голову горячие уголья».

Даже центральная реформа П. Столыпина — аграрная, энергично проводимая им в жизнь, — проходила с огромными издержками. Правительство, выступившее «в поддержку силь­ных», экспроприировало земли, принадлежавшие общине, и передавало их зажиточным крестьянам, которые пожелали выйти из общины. Не случайно крестьяне в большинстве сво­ем заняли неблагожелательную и даже враждебную позицию в отношении столыпинской реформы. По мнению А.Ф. Ке­ренского, это объясняется, во-первых, взглядом крестьян на жизнь, которые не желали превращаться в полусобственни­ков земли за счет своих соседей, во-вторых, интересам крес­тьян более соответствовала возможность экономического разви­тия с помощью кооперативной системы, условия для которой создавал Манифест 17 октября [32]. Аграрная реформа не могла дать ожидаемых результатов из-за внутренней противоречивос­ти целей и методов ее осуществления. Для торжества аграрной эволюции необходимо было ликвидировать помещичье земле­владение. Но ликвидировать полуфеодальное помещичье зем­левладение, преимущественно дворянское по своей сословной принадлежности, было трудно ввиду недореформированности политического строя России.

Участилось публичное проявление недовольства столыпин­ским курсом со стороны партии октябристов. В 1911 г. идео­лог правого либерализма князь Е.И. Трубецкой, характеризуя правительственный курс, дал весьма знаменательное название своей статье: «Над разбитым корытом».

А кадеты, которые во имя «прогресса» урезали свои требо­вания до уровня октябристов, вновь заговорили о том, что «не исключена возможность параллельной деятельности демокра­тического конституционализма с непосредственными выраже­ниями народных масс», т. е. с революционным движением.

Придя к власти, Столыпин обещал умиротворить страну. Но этого не получилось. Чем решительнее и тверже станови­лась его политика, тем решительнее раздавались протесты про­тив нее не только в форме думских речей, но и в акциях прямого давления снизу. Уже с осени 1910 г. начинается не­который подъем революционного движения, проходят массо­вые политические демонстрации под лозунгами отмены смер­тной казни.

Смерть Столыпина вызвала «поправение» октябристов, ко­торые осуждали кадетов «за кокетство с революционерами». Наметилась тенденция к объединению октябристов и нацио­налистов, готовых сотрудничать с правительством в продол­жение столыпинского курса реформ. Новый премьер-министр Б Н. Коковцов — опытный бюрократ и убежденный консер­ватор, искал такие формы отношений с Думой, которые исключали бы возможность постоянного союза с какой-либо партией, как это практиковал Столыпин. Эта линия соответ­ствовала пожеланиям Александры Федоровны «не становить­ся на путь этих ужасных партий». В.Н. Коковцову пришлось возглавлять правительство в сложных условиях. В 1911 г. число стачек по сравнению с 1910 г. возросло вдвое, а их участни­ков в 3 раза. Осенью этого года обострился аграрный вопрос. Неурожай 1911 г. охватил около 20 губерний. В связи с голо­дом в Думе был вновь поднят вопрос о земле, в частности, речь шла об ограничении крупного землевладения.

На деятельности депутатов III Думы в последний период сказывалась необходимость учитывать не только признаки нового подъема, но и желание использовать обстановку в пред­выборных целях. Октябристы, например, подняли шумиху в связи с влиянием Распутина на государственные дела. По­скольку они были руководящей фракцией в III Думе, то они говорили о плодотворности ее трудов и обвиняли Государ­ственный Совет в срыве подготовленных законопроектов. Поэтому их главный лозунг — реформа Государственного Со­вета (освежение состава), представление Думе права переда­вать законы на утверждение царю без согласования с верхней палатой, если согласие не достигнуто.

Правые шли на выборы под знаком полного уничтожения или нового ущемления представительного строя. «Государствен­ный Совет работал бы более продуктивно, если бы Думы не существовало». Неудачи «конституционного третьеиюньского опыта» для легитимистской реакции были аргументом возвра­щения к исконно русским самодержавным формам правления.

Подобный консерватизм крайне правых вызвал беспокой­ство защитников третьеиюньской системы как среди высшей правительственной бюрократии, апеллировавшей к Думе в ведомственной борьбе друг с другом, так и среди либералов, не потерявших надежды на реформы.

Правительство сделало все возможное, чтобы обеспечить благоприятный состав новой, IV Думы. Избирательные съез­ды были разделены по национальному, религиозному призна­ку, запрещалось публиковать предвыборные платформы всем партиям левее октябристов. Общие итоги выборов отражали не реальное соотношение сил в стране и даже среди цензового избирателя, а степень усердия и изобретательности админист­рации. По сравнению с последней сессией III Думы правые и националисты увеличили число своих депутатов со 148 до 186, кадеты и прогрессисты — с 88 до 107, а октябристы потеряли 20 мест (120—100). Итоги выборов отражали ситуацию в стра­не, когда правительство в очередной раз не смогло, а может, и не захотело понять действительное настроение не только народных масс, но и большинства представителей имущих классов. Своей политикой оно фактически содействовало обо­стрению кризиса. Правые обвиняли октябристов и кадетов в подталкивании революции, заявляя, что бастует лишь кучка смутьянов, против которых надо устроить террор. По-прежнему ставка делалась на неисчерпаемость монархических иллюзий. Лидер правых В.М. Пуришкевич предложил местным комите­там черносотенной организации «Союз Михаила Архангела» собрать подписи под петицией о роспуске Думы.

Демонстрации единства народа и престола были подчине­ны юбилейные торжества, начавшиеся с 1911 г., — 50-летие отмены крепостного права; 1912 г. — 100-летие разгрома На­полеона; 1913 г. — 300-летие дома Романовых. Последнее «торжество» требовало громадных затрат. Обсуждение в Думе этого вопроса вызвало конфликт с правительством. Его пред­ложение о постройке в ознаменование юбилея собора за ка­зенный счет вызвало контрпредложение крестьянских депута­тов — использовать эти деньги на нужды сельского хозяйства, а казенные земли передать безвозмездно крестьянам.

Предчувствие тупика отразилось на поведении правитель­ственного и либерального лагеря.

В 1913 г. кадеты вновь заговорили о сближении с демок­ратией, пытаясь организовать общественное давление на Думу. Они по-прежнему рассчитывали удержать «второе» движение в конституционном русле и реанимировали прежние лозунги изменения избирательного закона, реформы Государственно­го Совета, «ответственного министерства».

Таким образом, ситуация, сложившаяся накануне первой мировой войны, свидетельствовала о противоречиях как са­мой третьеиюньской политической системы, так и о сохране­нии и углублении противоречий между этой системой и по­требностями модернизации страны. Громоздкая государствен­ная машина работала во многом вхолостую. Она не могла обеспечить того гражданского союза, ради которого совершался третьеиюньский переворот; не смогла обеспечить проведения реформ, а следовательно, добиться умиротворения страны. Война усугубила ситуацию.