1. НОВЫЙ ГЕНСЕК ЦК КПСС И МЕТАМОРФОЗЫ «ПЕРЕСТРОЙКИ".

Апрель 1985 года стал прологом изменений, которые привели в движение все общество и имели большой резонанс в мире.

В марте 1985 года произошла смена партийного руковод­ства, Генеральным секретарем был избран М.С.

В современной исторической и политологической литерату­ре по-разному оценивается ее содержание и роль инициатора.

Одни авторы полагают, что М. С. Горбачев стремился к демократизации общества, выступал за коллективность и кол­легиальность [1].

Другие подвергают сомнению эту точку зрения и рассмат­ривают «перестройку» как попытку достижения М. С. Горба­чевым неограниченной личной власти [2], как «переход от демократизации к очередному раскручиванию авторитаризма» [3]; и даже «от демократического брежневизма к диктатор­скому режиму сталинского типа» [4].

Некоторые считают, что «революция Горбачева» была по­пыткой «мирного преодоления госсоциализма», стремлением «правящей элиты уходящей империи выжить с помощью пе­рестройки, себя самой и основ своей власти» [5]; более того, подчеркивается, что Горбачев представлял собой «необычай­ный парадокс, являясь по сути диссидентом, стоящим у влас­ти и сознательно демонтирующим се» [6] и т. д.

Обратимся к началу рассматриваемых процессов. Придя к власти, новый лидер в отсутствие реальной угрозы правящему режиму встал перед выбором: либо проводить прежний «бреж­невский курс» и консервацию «застоя», либо попытаться про­извести какие-то перемены, конечно же, еще не ведая о век­торе и скорости их движения. М.С. Горбачев выбрал второй вариант. Новый партийный лидер, обладая более полной ин­формацией о реальном положении дел, в частности, о назре­вании глубокого системного кризиса, а также о явном ослаб­лении международного воздействия советского опыта, «...при­нял обязанности Генерального секретаря, — свидетельствует он сам, — будучи убежденным в необходимости радикальных преобразований во всех сферах жизни...

М.С. Горбачев сумел уловить стремление общества к пере­менам. Идея реформирования, родившаяся по окончании пос­левоенного восстановительного периода, была пронесена по­колением «шестидесятников» через «хрущевское десятилетие» и годы брежневского «застоя», хотя в 70-е годы, будучи заг­нанной в подполье, она не могла получить широкого распрос­транения. Но именно в 70-е годы, вопреки пропаганде средств массовой информации об успехах в совершенствовании «раз­витого социализма», шел процесс формирования умонастрое­ний, стремлений и ожиданий предстоящих изменений, проис­ходили позитивные сдвиги в общественном сознании. Обнов­ления жаждали все слои и социальные группы общества. Так, по крайней мере, казалось вначале. На всех уровнях партий­ного и государственного руководства появились люди, у кото­рых также сложились представления о необходимости пере­мен. Приход к власти М.С. Горбачева оценивался ими поло­жительно, поскольку считалось, что он из «команды Андропо­ва», попытавшегося что-то изменить после брежневского «застоя».

Необходимость модернизации была осознана не только новым руководителем, либерально настроенной частью поли­тической и интеллектуальной элит, но и обществом в целом, уставшим от многочисленных программ и проектов предыду­щих лет, так и оставшихся нереализованными. Советские люди, жившие в атмосфере засилья геронтократической партийно-государственной бюрократии, поверили новому Генеральному секретарю еще и потому, что в отличие от своих предшествен­ников, он был довольно яркой личностью. Как и сегодня счи­тают многие политологи, он вошел в большую политику как «живой, динамичный, способный говорить... зажигательно, подчеркнуто стремящейся к общению с людьми, чувствующий себя как рыба в воде в гуще народа. Необычайный политичес­кий стиль привлек к нему десятки миллионов людей...» [8]. Формирование политической «команды Горбачева» прошло в 1985—1986 гг. В нее вошли Н.И. Рыжков, Е.К. Лигачев, за­тем А.Н.

На апрельском (1985 г.) Пленуме ЦК КПСС М.С. Горба­чевым был провозглашен политический курс сначала «ускоре­ния» социально-экономического развития страны, а позже «перестройки». «Ускорение» было нацелено в первую очередь на оздоровление экономики, на преломление неблагоприят­ных тенденций в этой сфере. Планировались структурная пе­рестройка экономики, реконструкция материально-техничес­кой базы, новая инвестиционная политика, введение эффек­тивных форм управления, использование новых технологий, ускорение научно-технического прогресса. Резервы ускорения руководители страны, как и на предыдущих этапах, видели в организационных мерах, укреплении дисциплины, повыше­нии ответственности и т.д.

На XXVII съезде КПСС, состоявшемся в марте 1986 года, были внесены непринципиальные поправки в Программу КПСС и была утверждена ее новая редакция. Однако ценностные ус­тановки остались прежними, в соответствии с чем были опре­делены традиционные средства и методы преобразований [9].

Главный упор в проведении реальной политики делался на подбор руководящих кадров не только в высшем эшелоне вла­сти, но и на местах. Региональная партийная элита, игравшая значительную роль в политической и социальной жизни, во многом определяла судьбу предполагавшихся реформ, посколь­ку именно она могла оказать им серьезное сопротивление. В 1985—1986 гг. была осуществлена массовая, практически то­тальная смена руководящих партийно-советских кадров в рес­публиках, областях, крупных городах и т.д. Большинство кад­ровых перемен было связано с попыткой укрепления власти и политических позиций нового Генсека.

Одновременно был предпринят ряд мер в области эконо­мики: начато техническое перевооружение машиностроения; создана Госприемка для решения проблемы качества продук­ции; введена на производстве «непосредственная демократия»— выборность на конкурсной основе руководителей пред­приятий; образован Госагропром с целью объединения произ­водства и переработки сельскохозяйственной продукции; на­чата антиалкогольная кампания.

Позже попытались решить накопившиеся проблемы с по­мощью экономической реформы, одобренной июньским (1987г.) пленумом ЦК КПСС. Она предполагала введение хозрасчетного социализма, создание конкурентной рыночной среды, а в конечном счете смены административного социа­лизма на «рыночный».

Но экономика оказалась невосприимчивой и к этим ново­введениям, и не только из-за отсутствия условий: инфраструк­туры рынка, товарно-сырьевых бирж, посреднических орга­низаций. Кадры на всех уровнях имели патерналистски-соци­алистическую ментальность: одобрив идею рынка, не хотели принимать его негативных последствий, отпуска цен, закры­тия обанкротившихся предприятий, массовой безработицы. В такой обстановке большая часть руководителей предприятий опасались рисковать, стремились получить максимальный гос­заказ, обеспечивающий гарантированное централизованное снабжение сырьем и сбыт произведенной продукции.

Таким образом, предложенные в 1985—1987 гг. меры, ес­тественно, не привели к модернизации, не дали желаемых экономических и социальных результатов. Анализируя этот первый этап, М.С. Горбачев в 1995 году писал: «...Мы начи­нали дело реформ исходя из того, что существующую соци­ально-политическую систему можно улучшить. Мы были во власти тех же иллюзий, во власти которых были и наши пред­шественники. Я имею в виду и Хрущева, и Андропова» [10]. М.С. Горбачев и его сторонники публично не подвергали со­мнению цель, поставленную в партийных документах, декла­рировали жизнеспособность реального социализма, возмож­ность его исправления, раскрытия его потенциальных возмож­ностей.

Однако первые неудачи привели к необходимости коррек­тировки курса. На январском (1987 г.) пленуме ЦК КПСС с докладом о «перестройке и кадровой политике партии» высту­пил Генеральный секретарь. Причинами, оказавшими нега­тивное влияние на решение практических вопросов, называ­лись несвоевременность и недооценка со стороны ЦК КПСС необходимости перемен в стране, догматизм и закостенелость теории, не позволившей осуществить объективный анализ со­стояния общества. Было зафиксировано возникновение меха­низма торможения.

М.С. Горбачев предложил скорректированный курс: на ос­нове углубления «ускорения» осуществить перестройку. Пос­ледняя была названа «революцией» [11]. В Горбачев вошел, по меткой характеристике западных обозревателей, как «ар­хитектор перестройки», как руководитель, попытавшийся осу­ществить «революцию сверху».

В чем же заключались ее смысл и цели? Согласно офици­альным документам, перестройка была направлена на преодо­ление застойных процессов, слома механизма торможения, глубокое обновление всех сторон жизни страны, придания социализму самых современных форм, полную демократиза­цию общественной жизни. Предполагалось, что составляющи­ми перестройки станут: радикальная реформа управления, нацеленная на замену административных методов преимуще­ственно экономическими; осуществление глубоких перемен в политической системе, но без отступления от принципиаль­ных базисных основ; правовая реформа и т.д. Провозглаша­лись приоритеты общечеловеческих ценностей над классовы­ми интересами.

Вместе с тем некоторые авторы обращают внимание на то, что с истинными замыслами инициаторов перестройки широкая общественность не была знакома. По свидетельству А.Н. Яковлева, одного из идеологов нового курса, что-то предназначалось для узкого круга посвященных, а что-то для широкой огласки [12].

Данный курс, проведение которого предполагало поддерж­ку прежде всего во властных структурах, почти сразу же встре­тил сопротивление: в среде хозяйственной номенклатуры, партийно-советского аппарата, силовых структурах государства (армии, КГБ), у части членов Политбюро. «Архитектор перестройки» справедливо указал на опасность «бюрократиза­ции общественных структур и расширенного воспроизводства на всех уровнях бюрократической прослойки, которая приоб­рела непомерное влияние во всей государственной, админист­ративной и даже общественной жизни» [14].

К 1987 году сложилось непростая для реформаторов ситу­ация. С одной стороны, они не имели достаточно прочной опоры среди высшей и региональной партийной и военной элит, с другой — народные массы достаточно пассивно наблю­дали за усилиями инициаторов перестройки. В такой обста­новке на первый план выдвинулась необычайно трудная зада­ча — сломить сопротивление консервативных сил, расширить свое влияние, укрепить собственные позиции. В 1987—1988 гг. М.С. Горбачев и А.Я. Яковлев предложили осуществить ши­рокую демократизацию, являвшуюся, по их мнению, гаран­тией необратимости перемен. Таким путем предполагалось вско­лыхнуть широкие народные массы, создать альтернативную, управляемую сверху силу, не выходившую из-под контроля нового Генсека, которую при необходимости можно было ис­пользовать в борьбе против консерваторов.

Средствам массовой информации была отведена первооче­редная роль в целенаправленном процессе политизации мас­сового общественного сознания. Реформаторы провозгласили поворот к гласности и открытости в деятельности государ­ственных и общественных организаций [15]. Пресса, поддер­живаемая и побуждаемая «сверху» в условиях смягчения цен­зуры, облегчения доступа к информации будоражила обще­ственность. Подвергнув резкой, нередко уничтожающей кри­тике партийное руководство всех уровней, систему власти, образ жизни, историю страны, она все более настойчиво стала выступать в качестве оппозиционной силы политике КПСС.

«Перестроечными» изданиями стали «Московские новости», «Огонек», «Известия», «Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Московский комсомолец», «Московская правда», «Юность» и др. Их тиражи резко выросли, они становились действительно массовыми изданиями. Обновился состав глав­ных редакторов наиболее популярных и имевших массовые тиражи изданий, особенно литературно-художественных жур­налов, звучавших во весь голос еще в предшествующие годы. Их возглавили сторонники демократической ориентации, пре­имущественно «шестидесятники»: «Новый мир» — С. Залы­гин, «Знамя» — Г. Бакланов, «Огонек» — В. Коротич и т. д.

Культурная жизнь стала протекать по-иному, свобода кос­нулась и ее. Одним из первых проявлений гласности стал выход на экраны фильма-аллегории Т. Абуладзе с символическим названием «Покаяние», пролежавшего на полке два года. В нем была раскрыта отвратительная сущность тирании, дикта­торства, ее губительное воздействие на судьбы людей.

Начался процесс реорганизации разнообразных творчес­ких союзов, театров, телевидения, радио. Их руководителями стали демократически настроенные профессионалы. Большой резонанс в обществе имели пьесы политического театра М. Шатрова — «шестидесятника»: «Шестое июля», «Так по­бедим», «Диктатура совести» и т.д.

Быстро росла популярность телепередач «Взгляд», «До и после полуночи», «Двенадцатый этаж», «Пятое колесо», «600 секунд», поднимавших ранее закрытые темы.

В свет вышли написанные еще в 60—70-е гг., запрещен­ные цензурой произведения «Дети Арбата» А. Рыбакова, «Бе­лые одежды» В. Дудинцева, «Зубр» Д. Гранина, «Исчезнове­ние» Ю.Трифонова, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана и др. В них художественными средствами изображался сталинский дик­таторский режим и его разрушающее воздействие на обще­ство и личность.

Началась реабилитация репрессированных представите­лей творческой интеллигенции: расстрелянного в 1921 г. по­эта Н. Гумилева, писателей первой волны эмиграции Г. Ива­нова, В. Набокова, В. Ходасевича; затем репрессированных в 20—30-е гг. А. Платонова, О. Мандельштама, С. Замятина и др.

И, наконец, вершиной процесса освобождения слова стало снятие запрета с творчества литераторов «третьей волны» эмиг­рации, с диссидентов, изгнанных или покинувших Советский Союз в 70-е гг. Были опубликованы произведения А. Солже­ницына, В. Некрасова, И. Бродского, А. Галича и т. д.

В первые годы перестройки существенно изменилось от­ношение к истории, которая долго находилась под партий­ным диктатом. Специалисты получили возможность изучать проблемы, ранее сознательно исключенные из круга науч­ных исследований. Особую актуальность приобрели вопросы о природе сталинизма, преступлениях коммунистического режима, о довоенном и послевоенном голоде, о политичес­ких заключенных и их судьбах и т. д. Общественность все более убеждалась в необходимости объективного написания отечественной истории XX века. В научной среде также на­метился поворот к принципам современного гуманитарного знания с ориентацией преимущественно на цивилизацион­ный подход с учетом многовариантности исторического раз­вития и т. д.

Публицистические работы В. Селюнина, Н. Шмелева, Г. По­пова и других на политические, экономические и социальные темы также оказали влияние на формирование общественно­го сознания. Гласность вошла в реальную жизнь, во многом изменила настроение людей, но, естественно, не могла «снять» накопившиеся проблемы.

Третий год перестройки оказался трудным, ожидаемых позитивных изменений не произошло. Задача обновления партийно-советских руководящих кадров, поставленная ян­варским (1987 г.) пленумом ЦК КПСС, решалась неоднозначно. Замена старых руководителей на более молодых не улучшила их качественного состава, так как и новые кадры, выращен­ные советской системой, были приучены к командным мето­дам руководства. Осложнились отношения горбачевского ру­ководства с военной элитой, которая противодействовала кур­су «нового политического мышления», в чем-то снижавшего роль армии. Хозяйственная номенклатура, директора пред­приятий не стремились включаться в экономическую рефор­му, предпочитали работать по-старому.

Апогей напряженности в идеологической сфере наступил после публикации в журнале «Новый мир» ряда статей Н.П. Шмелева, А.И. Стреляного, А.А. Нуйкина, В.И. Селю­нина, в которых острой критике были подвергнуты идеоло­гия, экономическая, политическая, социальная системы соци­ализма. Большинство представителей консервативно настро­енной региональной политической элиты выразили свое нега­тивное отношение и этим публикациям.

В политбюро ЦК КПСС стал обсуждаться вопрос о роли гласности; в ходе дискуссии обозначилось противостояние Е.К. Лигачева и А.Н. Яковлева. Оба были едины в оценке гласности как управляемого процесса, но по-разному подхо­дили к проблеме ее дозировки и направленности воздействия на массовое сознание. Е.К, Лигачев настаивал на ограниче­нии гласности, вплоть до применения жестких администра­тивных мер по отношению к руководителям изданий, отсту­павших от принципов социализма. Радикально настроенный А.Н. Яковлев, в свою очередь, обозначил свою позицию в кон­фликте с обществом «Память», крайней группировкой нацио­нально-патриотических сил, обвинившей его в приверженно­сти сионизму и масонству. Он потребовал пресечения подоб­ных выступлений вплоть до применения репрессивных мер, их оценки как «русского шовинизма» и антисемитизма. М.С. Горбачев лавировал между Лигачевым и Яковлевым, пытаясь остаться в центре. Характерно, что проект Закона о гласности, задача разработки которого была поставлена на январском (1987г.) пленуме ЦК КПСС и который должен был стать генерализующим, комплексным актом, включаю­щим нормы различных отраслей права с целью установления принципов и основ гласности, так и не вошел в жизнь. Пред­полагалось, что на фоне существовавшей политической куль­туры такой закон был нужен: он мог «вывести на орбиту» ряд специальных законов — о печати, об архивах, о государствен­ной тайне и пр. Проект Закона был подготовлен Институтом государства и права АН СССР и в 1987 г. нередан в Президи­ум Верховного Совета СССР, но принят не был. Единствен­ным законодательным актом прямого действия в этой сфере стал Закон о печати, который сыграл значительную роль в развитии гласности.

На новый виток борьба в политическом руководстве выш­ла после октябрьского (1987 г.) пленума ЦК КПСС, на кото­ром выступил Б.Н.Ельцин (кандидат в члены Политбюро). Он обвинил организаторов перестройки в отсутствии концеп­ции преобразований, подверг критике стиль работы высших руководящих партийных кадров, включая и самого Генсека, потребовал более решительного подхода к реформам. Текст выступления Б.Н. Ельцина не был опубликован. Официально его позиция была оценена как «политический авантюризм», ставка на раскол в ЦК и Политбюро, а сам он был освобож­ден от занимаемой должности. Горбачев, Лигачев и Яковлев единодушно осудили беспрецедентную акцию Ельцина, вос­принятую ими как бунт. Их единение несколько затушевало обозначившиеся разногласия.

Отсутствие объективной информации о происшедшем только усиливало общественный интерес к Б.Н. Ельцину. Его выс­тупление непосвященными массами было воспринято как вы­зов партократам, что во многом способствовало росту его ав­торитета. Многие считали, что с Ельциным расправились, а его устранение из политики восприняли как удар по пере­стройке. Кроме того, всем был преподан наглядный урок: глас­ность дозируется и контролируется «сверху».

Но самый важный вывод состоял в том, что единство ре­форматоров партийной элиты было весьма непрочным, в вер­хних эшелонах власти наметился серьезный раскол, следстви­ем которого слало усиление процесса размежевания в сфере оппозиционных курсу перестройки сил: на консерваторов спра­ва и радикал-реформаторов слева. Мощный импульс данный процесс получил после доклада М.С. Горбачева «Октябрь и перестройка: революция продолжается», посвященного 70-ле­тию Октября, в котором давалась неоднозначная оценка роли Сталина в истории советского общества. Отмечалась противоречивость его личности, грубые политические ошибки, произ­вол и массовые репрессии, допущенные им. Вместе с тем под­черкивался его вклад в борьбу за социализм, организаторская роль в годы Великой Отечественной войны. Это была обтека­емая «срединная» оценка, вызвавшая острую дискуссию, а точнее жесткую политическую борьбу. Осуждался характер построенной в СССР модели социализма, и, что особенно важно, пути его обновления. По существу это была борьба двух диа­метральных подходов к перестройке: радикального — наце­лившегося на демонтаж всей системы, и умеренно-консерва­тивного — стремившегося к ее сохранению, но в улучшенном варианте.

Радикалы с явного одобрения секретаря ЦК КПСС А.Н. Яков­лева, как считают некоторые авторы [16], начали в средствах массовой информации кампанию по дискредитации прошлого страны и КПСС, рисуя социализм достаточно негативными красками. Давление с их стороны было столь сильным, что возникла необходимость горбачевскому руководству дать от­вет: ведут ли намеченные преобразования к отступлению от социализма?

Выяснение этого вопроса потребовало анализа идеологи­ческих аспектов перестройки. На февральском (1988 г.) пле­нуме ЦК КПСС был дан достаточно определенной ответ: не отступая от созданного народом, стремимся возродить ленин­ский облик социализма, очищая его от догматических, бюрок­ратических наслоений.

Однако в это же время ставший главным идеологом пере­стройки радикально настроенный А.Н. Яковлев [17] писал кни­гу об утопичности марксизма. То есть публично призывал под­держать официально провозглашенные идеи, в то время как сам от них отказался.

В ответ на поток негативных публикаций об истории стра­ны и партии охранительные силы потребовали приструнить распоясавшуюся прессу. 13 марта 1988 г. в газете «Советская Россия» было опубликовано письмо Н.Андреевой «Не могу по­ступаться принципами», официально оцененное как «манифест антиперестроечных сил» [18]; предполагалось, что данное письмо было инспирировано Лигачевым и выражало «идейное кредо» тех, кто был не согласен с концепцией перестройки.

В противостоянии А.Н. Яковлева и Е.К. Лигачева манев­рировавший М.С. Горбачев склонился на сторону Яковлева, что привело к поражению Лигачева и его сторонников. Пер­воначально это было воспринято как серьезная победа анти­сталинистов над сталинистами. Однако с точки зрения после­дующего опыта однозначный вывод не представляется уместным. Как справедливо отмечают отдельные авторы, борьба с «манифестом консервативных сил» стала общим поражением: и поражением неосталинистов, и началом поражения анти­сталинистов, тех, кто критиковал сталинизм с позиций лени­низма, т.е. большинства так называемых «шестидесятников» или «детей XX съезда» [19]. Эта идеологическая кампания имела далеко идущие последствия: она не только разоблачила сталинизм, но и стала началом развенчания марксизма-лени­низма как утопической доктрины, что, в конечном счете, при­вело и к отрицанию социалистической идеи. С этого момента историческая инициатива переходит к либерально-демократи­ческим силам, постепенно внедрившим в общественное созна­ние ориентацию на рыночную экономику.

Под их влиянием развернулась дискуссия накануне XIX Всесоюзной конференции КПСС. Общественность требовала дать ответ на назревший и жизненно важный вопрос: можно ли реформировать систему? В докладе на состоявшейся в июне-июле 1988 года XIX партконференции М.С. Горбачев дал сле­дующий ответ: «Если политическая система останется непод­вижной, то мы не справимся с задачами перестройки» [20]. Обществу была предложена политическая реформа, при про­ведении которой предполагалось исходить из ясного представ­ления о том, какие качества системы выдержали проверку временем, а какие, наоборот, необходимо свести до миниму­ма или полностью преодолеть.

В ходе этой реформы предусматривалось преодолеть от­чуждение общества от власти; ускорить процесс широкого вовлечения трудящихся в управление делами страны не на словах, а на деле; обеспечить правильное распределение вла­стных полномочий между всеми звеньями политической сис­темы, особенно между партией и государством.

Намечались следующие пути достижения этих целей: — изменение избирательной системы с целью проведения много­мандатных, альтернативных выборов в Советы; — реоргани­зация структуры органов власти и управления, в частности, высшим органом власти был определен Съезд народных депу­татов, в состав которого наряду с депутатами от территори­альных и национально-территориальных округов должны были войти депутаты, представлявшие основные звенья политичес­кой системы — партии, профсоюзов, комсомола и других об­щественных организаций. Съезд должен был образовать двух­палатный Верховный Совет СССР — постоянно работающий законодательный, распорядительный и контролирующий орган; тайным голосованием предполагалось избирать Председателя Верховного Совета. Речь также шла о формировании в конечном счете правового государства, обеспечении действительно­го верховенства закона, реформировании советского законо­дательства и судебной системы, обеспечении на деле прав че­ловека и т. д.

Одновременно партия в целом сохраняла свои позиции политического авангарда с притязанием на единственно вер­ное постижение законов истории, на создание совершенной общественной системы. Вместе с тем, предполагалось разре­шить внутрипартийные противоречия: осуществить демокра­тизацию внутренней жизни, четко разграничить функции партийных и государственных органов и т.д. [21].

В целом предложенная политическая реформа, несмотря на свою половинчатость и незавершенность, вносила определен­ные изменения в существовавшую политическую систему. В этой связи интересна позиция М.С. Горбачева, который, осмыс­ливая позже опыт перестройки, писал в 1995 году: «Мы к 1988 году осознали, что без реформирования самой системы мы не сможем обеспечить успешно проведения реформ... с этого мо­мента можно говорить о втором содержательном этапе пере­стройки. Он базировался уже на других идеологических пози­циях, в основе которых лежала и идея социал-демократии» [22].

Комплекс мероприятий, официально закрепленных XIX партконференцией, показал стремление М.С. Горбачева к ре­формированию, как, впрочем, и обозначил рамки данного процесса: произвести достаточно серьезную корректировку существовавшей системы при условии сохранения ее базис­ных компонентов и удержания в своих руках недавно полу­ченной власти. Начинал складываться главный парадокс пе­рестройки как «революции», инициированной сверху: струк­турные реформы, требуемые для всесторонней модернизации общества, объективно оказывались направленными против самих реформаторов, предполагали глубокую трансформацию удерживаемой ими власти.

После XIX партконференции в советскую политическую систему были внесены некоторые изменения. Реорганизации подверглись такие политические институты, как ЦК, Верхов­ный Совет, КГБ, был сформирован новый орган представи­тельной власти — Съезд народных депутатов СССР на основе альтернативных выборов. В результате свободного волеизъяв­ления избирателей часть партийных руководителей потерпела поражение. И хотя это явление не стало массовым, оно свиде­тельствовало о реальном изменении в политическом климате общества. Перестроечный процесс на четвертом году достиг своего пика. 1989 год стал переломным. Именно в это время развернулась полная драматизма ожесточенная идейная и политическая борьба в высшем эшелоне власти. Росло отчужде­ние между М.С. Горбачевым и его ближайшим окружением. С одной стороны, у Горбачева отсутствовала четкая концеп­ция перестройки. С другой — близкие к нему идеологи эволю­ционировали и, наконец, пришли к отрицанию марксизма-ленинизма. Началась открытая борьба с Лениным и его идея­ми. Средства массовой информации усиленно пропагандиро­вали либеральные ценности: многообразие форм собственности, рынок, свободу личности и т.д.

Реальный политический процесс развивался в значитель­ной степени спонтанно. Массы, политизированные в условиях гласности, первых в советской истории многомандатных вы­боров, и одновременно разочарованные неэффективностью горбачевских реформ, тем не менее, поддерживали новые идеи. Уличная стихия бушевала. За 8 месяцев 1989 года было про­ведено свыше 2500 митингов, 1030 из которых были несанк­ционированными [23]. По стране прокатилась волна шахтер­ских забастовок. Все это свидетельствовало о наличии кризи­са доверия к партии и руководству.

Становился очевидным тот факт, что радикальное демо­кратическое движение перехватывало управление массами, начиная выступать как оппозиционная сила по отношению к курсу Горбачева. Радикально-демократическое течение полу­чило организационное оформление летом 1989 года, когда на I съезде народных депутатов СССР была создана Межрегио­нальная депутатская группа, сопредседателями которой ста­ли: Ю.Н. Афанасьев, Б.Н. Ельцин, В.А. Пальм, Г.Х. Попов, А.Д. Сахаров. По существу она стала первой парламентской оппозицией, официально признанной государством. Ее руко­водители уверяли общественность через средства массовой ин­формации, что стремились к решению накопившихся проблем и не имели политических целей. Однако они в известном смысле «лукавили». Г.Х. Попов на неофициальной конференции оп­позиционных сил в сентябре 1989 года говорил: «...У нас есть шанс для победы. Нужно ставить на учет каждого депутата РСФСР. Он должен понять, что если он будет голосовать не так, как скажет межрегиональная группа, то жить ему в этой стране будет невозможно» [24]. Последующие события пока­зали, что Межрегиональная группа повела достаточно реши­тельную борьбу за власть, мобилизуя массы на выступления протеста. Эмиссары оппозиции организовывали митинги, де­монстрации, забастовки и другие акции гражданского непо­виновения с целью давления на власть.

Обстановка в стране обострялась. М.С. Горбачев пытался удержать власть и сохранить политическое лидерство. С этой целью он вынужден был постоянно лавировать между разными политическими силами. Одновременно предпринимались меры, направленные на сдерживание антисоветских и национал-се­паратистских сил, вплоть до применения ОМОНа и спецвойск.

Характерно, что даже в этих условиях Горбачев видел боль­шую опасность для себя в партноменклатуре, а не в радикаль­но-демократической оппозиции. Хотя наряду с политически­ми радикалами стали действовать национальные радикалы с идеями расширения нрав республик и реформы советской федерации.

В 1989—1990 гг. на новый уровень вышло противостояние Горбачева и Ельцина. Ельцин, ставший первым действующим председателем Межрегиональной депутатской группы, еще при жизни А.Д. Сахарова [умер 14 декабря 1989 г.] стремился закрепить официальный статус своего лидерства. Вернувшись, несмотря на горбачевский запрет, в политику, Б.Н. Ельцин был поддержан митингующими массами и стал фактически лидером народной оппозиции. Демократическая пресса помогла ему создать имидж борца с консервативными силами, одно­временно изображая Горбачева как борца за личную власть. На этой волне Б.Н. Ельцин был избран Председателем Вер­ховного Совета РСФСР. Он стал представлять собой реаль­ную угрозу для М.С.Горбачева.

Подоплекой борьбы двух лидеров стало разное представле­ние о целях и содержании процесса реформирования. М.С. Гор­бачев декларировал приверженность социалистическому вы­бору, а Б.Н. Ельцин все более склонялся к либерально-демок­ратическому варианту развития. Ельцин практически поста­вил вопрос о кардинальном изменении политического курса: смене социально-экономической и политической системы.

Дальнейшие события показали, что радикальная демокра­тическая оппозиция сумела повести за собой массы. Она до­билась на выборах в представительные республиканские и местные органы желаемого — большинства. Оппозиция про­никла во властные структуры и стала в рамках отдельных республик «властью — оппозицией» [25], хотя еще не облада­ла всей полнотой власти, поскольку была подчинена союзному руководству — Центру.

В начале 1990 года ею была подвергнута массированной атаке «руководящая и направляющая роль КПСС», закреп­ленная в статье шестой Конституции СССР. В марте 1990 года III Внеочередной Съезд народных депутатов СССР внес изме­нения в данную статью. В ее новой редакции право на учас­тие в выработке политики, в управлении государственными и общественными делами признавалось как за КПСС, так и за другими партийными, профсоюзными, молодежными и ины­ми общественными организациями [26]. Под давлением ра­дикальных сил произошли определенные подвижки в систе­ме, благодаря чему были созданы условия для оформления новых политических форм и движений. Партия в какой-то мере начинала терять свои властные функции, хотя более 70 лет она была становым хребтом огромного, сложного, многонаци­онального государства. Можно ли рассматривать все это, как заранее спланированный процесс, как один из составляющих элементов «революции сверху», вводимый целенаправленно и продуманно? Представляется, что вряд ли. Многое возникало спонтанно. Но важно другое: Горбачев, борясь с консерватив­ными структурами аппарата и подключив к этому массы, явно верил в то, что процессы будут и впредь управляемы, если не со стороны Генсека, то со стороны задуманного им аппарата президентства. На III Внеочередном съезде в марте 1990 г. он был избран Президентом СССР. Оценивая это со­бытие, историки высказывают мнения о начале этапа очеред­ного раскручивания авторитаризма, совпавшего с процессом становления многопартийности как ответной реакции на него со стороны режима [27].

Вместе с тем в позиции М.С. Горбачева происходила опре­деленная эволюция, он становился радикальнее, в его подходах прослеживались не только социал-демократические, но даже либеральные нотки. Это нашло отражение в программе «гуман­ного и демократического социализма», принятой летом 1990 г. на XXVIII съезде КПСС. Генеральный секретарь считал, что средствами его достижения должны были стать смешанная экономика, в которой, наряду с государственной, допускалась и трудовая частная собственность; продвижение к рыночным отношениям; формирование гражданского общества и право­вого государства; разделение властей на законодательную, ис­полнительную, судебную; политический плюрализм, многопар­тийность [28]. Но, несмотря на некоторые изменения идеоло­гических представлений лидера, он и КПСС все более стано­вились объектом критики. Тем более, что XXVIII съезд партии завершился раскатом на реформаторское крыло, не считавшее возможным демократизацию КПСС; и консервативное крыло, обвинявшее в «оппортунизме» М.С. Горбачева. Консерваторы отстояли и реализовали идею об организации Российской ком­мунистической партии. Ее Учредительный съезд состоялся в июне 1990г., первым секретарем был избран И.Полозков.

Одновременно наступали и радикалы: 19 февраля 1991 г. Б.Н. Ельцин потребовал отставки Президента СССР. Они от­крыто повели борьбу за изменение социально-экономического строя страны. По стране прокатился «парад суверенитетов», шла «война законов». Сущностью этого процесса была борьба за разграничение союзной и республиканской собственности, а значит — за овладение реальной властью.

М.С. Горбачев пытался найти «золотую середину» и пред­ложил в качестве «равнодействующей» тактику политического центризма, означавшего как отказ от возврата к доперестро­ечному состоянию, так и от реформаторского максимализма. Но его попытки не увенчались успехом. Оппозиция проводи­мому Горбачевым курсу росла. Консерваторы не простили ему даже частичного отхода от постулатов марксистско-ленинской идеологий, а радикалы — нерешительности в реализации за­падной модели модернизации.

В 1991 году социально-экономическая и политическая об­становка в стране продолжала накаляться, все более обостря­лась проблема целостности союзного государства. 17 марта 1991 г. был проведен всесоюзный референдум, на котором боль­шинство граждан высказалось за сохранение Союза ССР. Каза­лось, что сложный период борьбы за власть и выбор смысловой доминанты для страны завершился победой Горбачева. Однако итоги референдума напряженности не сняли; кризис углублял­ся, ибо ни консервативные, ни леворадикальные силы не отка­зались от конфронтации. Горбачев сделал еще одну уступку своим политическим оппонентам из левых сил, стремясь таким путем сохранить Союз. Он был инициатором Ново-Огаревс­кого процесса, протекавшего в узком кругу высших руководи­телей девяти союзных республик, итогом которого стал дого­вор о Союзе Суверенных государств на федеративной основе. Его подписание было назначено на 20 августа 1991 года.

Консервативное крыло партгосаппарата, руководители си­ловых министерств восприняли Ново-Огаревский проект как недопустимо большую уступку радикалам, республиканским сепаратистам и т. д. 19—21 августа 1991 г. данные силы в лице членов образованного Государственного комитета по чрезвы­чайному положению [ГКЧП], в который вошли: Г.И. Янаев — вице-президент СССР, О.Д. Бакланов — первый заместитель председателя Совета Обороны СССР, В.А. Крючков — пред­седатель КГБ СССР, B.C. Павлов — премьер-министр СССР, Б.К. Пуго — министр внутренних дел СССР, В.А. Стародуб­цев — председатель Крестьянского союза СССР, Д.Т. Язов — министр обороны СССР, А.И. Тизяков — президент Ассоциа­ции государственных предприятий и объектов промышленно­сти, строительства, транспорта, связи СССР. Они предприня­ли попытку переломить ситуацию, отстранить М.С. Горбачева от власти, пользуясь его пребыванием на отдыхе. ГКЧП ввел чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР, в Москву была введена военная техника и войска; предпринята информационная блокада. Но радикалы во главе с президен­том РСФСР Б.Н. Ельциным, избранным на эту должность 12 июня 1991 года, одержали верх. Завершились эти события изъятием из политической жизни КПСС и распадом СССР. К власти пришли силы либерально-демократические ориентации.

Таким образом, история доказала тщетность попыток М.С. Горбачева реформировать тоталитарно-авторитарную си­стему. Она не воспринимала новаций; внутренне присущие противоречия нельзя было разрешить «революций сверху» в варианте, предложенным Горбачевым. Тем более, что многие его инициативы, как, например, Закон о гласности, реализо­вывались на уровне заявлений о намерениях, очередных кам­паний, а не на основе правовых, легитимных актов и глубо­кой модификации управленческих структур. На реальный вызов истории был дан неадекватный ответ.

Но запущенный М.С.Горбачевым в конце 80-х гг. механизм, включавший в себя хотя бы элементы гласности (Закон о пе­чати), демократизацию выборов, идейный и политический плю­рализм — сыграли деструктивную роль по отношению к систе­ме. Иным стал политический климат в обществе, и, в конечном счете, был сокрушен коммунистический режим. Сам М.С. Гор­бачев больше преуспел в демонтаже системы, чем в созидании новой. Представляется верным мнение П.В. Волобуева, под­черкнувшего, что «перестройка, задуманная ее инициатором как реформа, не состоялась, она превратилась в радикальные общественные преобразования, в формационный перелом» [29].

Вместе с тем, перестроечный процесс пробудил волю к переменам; правда об обществе, его истории, полученная бла­годаря свободе слова, привела к ранее небывалой информа­ционной свободе, к осознанию необходимости глубоких сис­темных реформ. Именно в русле этого осознания развивались во второй половине 80-х годов массовые движения «снизу», которые первоначально воспринимались реформаторами как проявление «социалистического плюрализма», а затем стали вызывать тревогу, превратились в достаточно мощный фак­тор развития политического процесса в России.