<<
>>

3. ЛИБЕРАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ В ПОРЕФОРМЕННУЮ ЭПОХУ. «НОВЫЙ» ЛИБЕРАЛИЗМ.

В качестве идеологического течения либерализм заявил о себе ещё в дореформенное время. И славянофилы и западники в той классической форме, в какой они оформились в 40-е годы XIX века, были в основном либералами.
Время возник­новения либерализма как общественного движения — 60-е годы. Правительственные реформы — освобождение кресть­янства и, особенно, создание земств, этих мизерных «кусоч­ков» конституции — создали определенную основу для консо­лидации сторонников либерального мировоззрения. С земством была связана общественная деятельность центральной фигу­ры российского либерализма XIX века. Борис Николаевич Чичерин (1828—1904 гг.) был прямым наследником великих западников Т. Грановского, К.Д. Кавелина и др.: они были его преподавателями в Московском университете. Юрист, фило­соф, историк, автор фундаментальных трудов «Курс государ­ственной науки» и «История политических учений» Б. Чиче­рин сформулировал теоретические основы российского либе­рализма в его классическом виде. Как истинный либерал, он считал необходимым условием цивилизационного развития свободу личности. Но при этом речь шла об утверждении сво­боды «ограниченной» и её постепенном развертывании по та­ким основным пунктам как свобода совести, свобода от рабс­кого состояния, свобода общественного мнения, свобода сло­ва, преподавания, публичность правительственных действий, прежде всего бюджета, публичность и гласность судопроиз­водства. Изложенная им ещё в 50-х годах программа практи­ческих действий состояла в ликвидации феодальных пережит­ков в экономике, отмене крепостного права, невмешательстве государства в экономическую сферу, свободе частного пред­принимательства, формировании частной собственности.

Единственной силой, способной реализовать эту програм­му, Б.Н. Чичерин считал государство и правительство. Идея государства как основного двигателя и творца истории состав­ляла ядро его политического мировоззрения, сформировавше­гося под громадным влиянием Г.

Гегеля. При этом весь ход российской истории только подтверждает эту всеобщую зако­номерность. Специфика России — громадность государства, малочисленность населения на обширных территориях, одно­образие условий, земледельческий быт и др. — обусловила особенно важную и большую роль государства в развитии на­ции. И модернизацию России, по мнению Чичерина, должно было осуществить самодержавие, самопревращающееся в кон­ституционную монархию. С этой целью правительство должно было опираться не на реакционеров и не на радикалов, а на сторонников умеренных, осторожных, постепенных, но неук­лонных преобразований. Это была программа «охранительно­го», «консервативного» либерализма для общества или «либе­рального консерватизма» для правительства.

При этом Б. Чичерин никогда не был апологетом абсолю­тизма. Идеальным политическим строем для России он считал конституционную монархию и поддерживал самодержавие лишь в той мере, в какой оно способствовало Проведению реформ. Теоретически он не отрицал в определенных исключительных обстоятельствах неизбежности революции, но считал её од­ним из наименее эффективных способов исторического дей­ствия и, безусловно, предпочитал эволюционный путь общественного развития. Его политическую программу сегодня ква­лифицируют как русский вариант движения к правовому го­сударству, учитывающий социально-политические реалии Рос­сии XIX века и национально-государственные традиции рус­ской истории [78]. При этом в 60—70-е годы прошлого века осуществление чичеринской формулы было отнюдь не утопич­ным. Между его идеями и реформаторскими установками вре­мен Александра II существует значительное совпадение. Но история 80-х годов пошла по другому пути, и идеи Чичерина остались чисто теоретическим явлением. Идея эволюционного развития России была бескомпромиссно отвергнута на обоих политических полюсах общества: жертвами этого выбора в политическом и научном плане стали мыслители умеренного, центристского направления, к числу которых принадлежал Б.Н. Чичерин.

Впрочем, о жертве в данном случае приходится говорить весьма условно.

Теоретическая модель Б.Чичерина отнюдь не была идеальной. Он преувеличивал роль государства и прави­тельства. В своем гуманитарном и политическом творчестве он всегда был излишне априорен и схоластичен. Нетрудно обнару­жить недостаток знания конкретной российской действитель­ности, почвенного менталитета. По нашим наблюдениям, в его аргументах преобладают ссылки на факты всеобщей и, в частности, античной истории. Мы полагаем, что это не только черта личного стиля мышления, но свойство как российского либерализма XIX века, так и вообще классического либера­лизма, господствовавшего в европейских умах в XVIII веке.

Чичеринский либерализм совпадал с классическим евро­пейским и в отношении к социалистическим идеям и социали­стическому движению. Данное отношение можно охарактери­зовать коротко — абсолютное, категорическое отрицание. Сама идея социальных реформ, по мнению Чичерина, противоре­чила свободе личности, а потому была несостоятельна. «Соци­ализм вечно колеблется между самым безумным деспотизмом и полной анархией» [79]. «Представительное правление мо­жет держаться только, пока эта партия слаба и не в состоя­нии прочно влиять на государственное управление», «социал-демократия есть гибель демократии» [80], социализм — это ложная демократия [81].

Несмотря на связь с земством Б. Чичерин явился предста­вителем академического, интеллигентского либерализма. Па­раллельно складывался несколько иной вид, получивший в литературе название земского либерализма. Его социальную основу составляли тс слои русской демократической интелли­генции, которые непосредственно участвовали в координировавшейся земствами деятельности по организации народного просвещения, здравоохранения и т. п. Это были учителя, вра­чи, агрономы, статистики. Земцы значительно активизирова­лись в конце 70 — начале 80-х годов. Импульсом для их активности стала правительственная политика урезания прав земств, даже тех ограниченных, которые первоначально были даны им. В противном случае, но справедливому мнению из­вестного дореволюционного исследователя земств Белоконского, земские деятели вполне могли на многие годы сосредоточить­ся на мирной культурнической работе.

Правительственное же наступление на земства, особенно в период контрреформ, под­талкивало земцев к политической активности. Черниговское, Полтавское, Самарское, Харьковское земства вступили в от­крытую конфронтацию с петербургскими властями, потребо­вав созыва представителей всех сословий — Земского собора. За это выступление лидер тверского земства Иван Петрунке­вич был выслан из Твери под надзор полиции, заслужив тем самым славу «земского революционерам.

Земское движение к концу 70-х годов отработало основ­ные требования своей политической программы: политичес­кие свободы (свободы слова, печати и гарантии личности) и созыв Учредительного собрания. Для достижения этих целей в 1880 году была создана «Лига оппозиционных элементов" или «Земский союз». Это была первая либеральная организа­ция в России. В 1883 году в Женеве профессор Киевского университета Михаил Драгоманов издавал журнал «Вольное слово» в качестве официального органа «Земского союза». И организация, и журнал возникли явочным порядком, неле­гально, вопреки принципиальным установкам земского либе­рализма. Последний всегда отмежевывался от радикализма. Существование и «Земского союза» и «Вольного слова» было непродолжительным. Следующий этап земского движения на­чался в середине 90-х годов. Его кульминацией стало образо­вание в январе 1904 года Союза земцев-конституционалистов и проведение своего съезда осенью того же года. На съезде они потребовали введения политических свобод, уничтоже­ния сословных, религиозных и иных ограничений, развития местного самоуправления, участия «народного представитель­ства как особого выборного учреждения в осуществлении за­конодательной власти, и в установлении росписи доходов и расходов и в контроле за законностью действий администра­ции» [82]. Лидерами направления были Д. Шипов, Н. Стахо­вич, А. Гучков и др. Земский либерализм в некотором отно­шении был приземленнее, реалистичнее и почвенное, чем «Ака­демический». Сторонники же последнего в новых условиях начала XX века, отдавая дань заслугам земцев, считали их в политическом отношении недостаточно радикальными.

Речь идет о новой генерации либералов, чья активная де­ятельность началась в середине 90-х годов XIX века.

И сам российский либерализм вместе с ним вступил в новый этап своего существования. М. Туган-Барановский и П. Новгород­цев, Д. Шаховский и кн. Е. и С. Трубецкие, М. Ковалевский и П. Виноградов, П. Милюков и Н. Бердяев. Цвет отечествен­ной интеллигенции тяготел к либеральному движению. Но особенно большую роль в развитии либерализма на этом этапе сыграл Петр Бернгардович Струве (1870—1944). Он происхо­дил из семьи крупного царского сановника. Отец был губер­натором Перми и Астрахани. Он учился в Петербургском уни­верситете и за границей: в Германии и в Австрии. Струве считал себя экономистом, его магистерская (1913г.) и док­торская (1917 г.) диссертации были посвящены проблеме цены и стоимости. С 1906 по 1917 гг. он преподавал политэконо­мию в Петербургском технологическом институте. Вместе с тем, он был и юристом, историком, философом, глубоким политическим мыслителем. Свою безмерную эрудицию и не­ординарные интеллектуальные способности он направлял на поиск исторического пути своей родины — России. Струве не был прост и легок в межличностном общении, но зато порази­тельно последователен в определении главной жизненной цели. Превращению России в свободную страну он посвятил всю трудную и долгую жизнь. Он практически никогда не был состоятельным человеком, зачастую не хватало элементарно­го достатка. Когда же агенты японской разведки явились к нему в 1904 году с предложением денег за оппозиционную деятельность, Петр Бернгардович «спустил» их с лестницы. А буквально за несколько дней до смерти он пришел в ярость, увидев в своем доме русского эмигранта, который пошел на службу к нацистам: «Они (фашисты — Л.С.) — враги всего человечества... Они убили самую драгоценную вещь на свете: свободу... Я живу как нищий. У меня ничего нет и никогда не было. Я умру нищим. Я пожертвовал всем ради свободы».

За полвека своей активной деятельности П. Струве пере­жил значительную идейную эволюцию. Одна из наиболее за­метных подвижек произошла как раз на рубеже XIX—XX ве­ков. Это был окончательный разрыв с марксизмом, который в социалистической прессе, а затем и в советской историогра­фии неизменно квалифицировался как «ренегатство».

Между тем, как мы уже отчасти показывали выше, в сюжете о станов­лении социал-демократических организаций, это далеко не так. Стремясь понять изменяющуюся действительность, П. Струве, не будучи догматиком, действительно эволюционировал в вопросах мировоззрения, программы и политической такти­ки, но по сути он никогда не изменял себе. Он никогда не изменял тем ключевым идеям, которые составляли основу его мировоззрения, сложившегося в юности, еще до его «маркси­стского» и «социалистического» периода. Это были либерализм, государственность, «национализм» и западничество. Либера­лизм означал признание свободы личности как главной чело­веческой ценности, которая позволяет человеку самореализо­ваться. Струве видел смысл жизни человека в самоусовершен­ствовании, необходимым условием для чего является духов­ная и политическая свобода.

Государство является одним из главных культурных дости­жений мирового развития. Оно — организатор и примири­тель. С этим связано бережное, трепетное отношение Струве к российской государственности. В соответствии с чичерин­ской традицией Струве видел в государстве гаранта свободы личности. Поэтому идеи государственности и человеческой свободы нисколько не противоречили друг другу, а наоборот, органично дополняли друг друга.

«Национализм» Струве тождественен понятию «патриотизм» в современном русском лексиконе. Струве любил русский на­род и Россию, свою Родину и был убежден в огромных спо­собностях и возможностях русской нации. Историческую за­дачу он как раз и видел в том, чтобы снять препятствие для их полного развития. Национальный патриотизм Струве со­единялся с западничеством, столь типичным практически для подавляющего большинства отечественных либералов. Их за­падничество заключалось отнюдь не в стремлении к слепому копированию государственного устройства или образа жизни «передовых» европейских стран и Америки, «...самому ценно­му, что было в содержании европейской культуры, вообще нельзя «научиться» так просто, а надо это нажить самим, вос­питать в себе...» [83]. «Единственная область, где народы дей­ствительно сплошь подражают друг другу, — это область на­уки и техники; во всем остальном они, худо ли, хорошо, толь­ко приспособляют свои собственные учреждения к новым тре­бованиям, которые по временам, если не постоянно возникают в их собственной среде. Они приспособляют их, видоизменяя. Эти изменения часто вызываются иностранными образцами, но они только в том случае пускают в стране корни, когда не противоречат прямо всему тому наследию прошлого, которое слагается из верований, нравов, обычаев и учреждений изве­стного народа» [84]. Но в то же время они полагали, что именно западные страны демонстрируют магистральный путь развития человеческой цивилизации, путь прогресса. Россия может раскрыть свои необозримые потенциальные возможно­сти, только вступив на эту общечеловеческую дорогу.

Таким образом, в идейной эволюции П. Струве либерализм был первичен, а марксизм и социализм — вторичен; либерализм был константой, а марксизм и социализм — переменными. Политическая свобода в России была главной жизненной целью; рабочее же движение, идеологией которого стал марксизм и социализм — главной общественной силой, способной добиться ее в России. В 90-е годы XIX века Струве, как и многие будущие либералы, был искренне в этом убежден. Российская социал-демократия была для них, прежде всего, демократией. Отход сторонников либерального мировоззре­ния от российского рабочего движения рано или поздно, но был неизбежен. Персональная эволюция Струве в этом смысле была сигналом окончания «марксистского» периода и вступления в новый, более адекватный сути либерализм. В философии это был отказ от позитивизма и переход к неоканти­анству, что нашло отражение в известном сборнике «Про­блемы идеализма». В области программы и тактики — «новый» либерализм.

Возникновение «нового» либерализма на рубеже XIX—XX вв. было напрямую связано со значительной активизацией всего либерального движения в это время. Отказ нового царя Николая II пойти навстречу их требованиям побудил либералов к изданию собственного нелегального печатного органа. Им стал выходивший с 1902 по октябрь 1905 гг. журнал «Осво­бождение». Его бессменным редактором, автором многих принципиальных статей был Струве. К осени 1903 года в Петербурге, Москве, Киеве, Одессе и других городах действовали местные кружки сторонников «Освобождения», которые ста­ли зародышами первой политической либеральной организа­ции в России. Официально начало «Союзу освобождения» было положено летом 1903 года, когда в Швейцарии сторонники журнала решили приступить к формированию общероссийской организации. В этом совещании принимали участие кн. Долгоруков, кн. Шаховской, И. Петрункевич, С. Булгаков, Н. Бердяев, С. Прокопович, Е. Кускова. В январе 1904 года в Петербурге состоялся I съезд представителей местных орга­низаций. На нем были приняты программа и устав «Союза освобождения», избран совет организации во главе с патриар­хом земского либерализма И. Петрункевичем. II съезд «Союза», проведенный в октябре 1904 года в Петербурге, обсуждал вопрос о проведении банкетной кампании в ноябре 1904 года в связи с 40-летием судебной реформы. «Союз освобождения» был наиболее радикальной либеральной организацией из воз­никших в пореформенное время. Радикализм «новых» либе­ралов был далеко не случайным, а глубоко осознанным.

Пониманию сути «нового» либерализма способствует клас­сификация видов либерализма, которую накануне революции дал другой его видный деятель Павел Николаевич Милюков (1859—1943 г.). Профессиональный историк, защитивший в 1892 году блестящую диссертацию, посвященную оценке ре­форматорской деятельности Петра I, он получил «пропуск» в политику именно благодаря своей научной и преподаватель­ской деятельности. За отдельные «прогрессивные» намеки в лек­циях он был уволен из Московского университета, отправлен в ссылку и получил репутацию опального общественного деяте­ля. Широко известен он стал после выхода первого издания его знаменитых «Очерков по истории русской культуры» (1896 г.), которые были его авторской концепцией истории государства российского. В результате тщательной и многолетней разра­ботки таковой сложилось политическое мировоззрение и прин­ципы политического поведения, на основе которых строилась вся деятельность бессменного лидера Партии конституцион­ных демократов, каковым П. Милюков стал с 1905 года.

В частности, в бесцензурной, изданной для западного чи­тателя книге «Russia and its crisis», последнюю строчку кото­рой П, Милюков дописывал в день убийства великого князя Сергея Александровича, т. е. 4 февраля 1905 года, он сделал вывод о том, что роль либерального движения в становлении политических демократий разных западных стран не была одинаковой. В зрелых, вполне развитых англосаксонских де­мократиях (США, Англия) главным двигателем прогресса был либерализм. В Германии же, которую Милюков относил к странам с новой и гораздо менее развитой политической жиз­нью, либерализм был политически немощным. К этой же группе стран Милюков относил и Россию, но полагал, что особенно­сти расстановки общественных и политических сил здесь вы­ражены еще рельефнее, чем в Германии. Если для этой стра­ны понятие «либерализм» устарело, то в России умеренное течение политической жизни (в терминологии Милюкова — одно из двух в России; второе — радикальное — Л.С.) только очень условно можно назвать этим западным термином. «Сей­час в России (т. е. в 1904 году — Л.С.), — писал Милюков, значение термина «либерализм» одновременно и расширено и превзойдено. Он включает в себя гораздо более радикальные группировки по той простой причине, что любая более или менее передовая мысль в прессе может вызвать гонение. Тер­мин «либерализм» в России устарел не потому, что его программа реализована. Программа классического либерализма представляет собой только первый шаг, который должен быть совершен. Но политическая и индивидуальная свобода не мо­гут быть абсолютными ценностями, как это считалось в нача­ле эры свободы во Франции... Люди, называющие себя либе­ралами в России, придерживаются гораздо более передовых взглядов. А первым глотком политической свободы им будет дан какой-то другой термин, в то время как это будет исполь­зоваться для обозначения позиций консервативных групп».

Таким образом, важнейший урок, извлеченный из евро­пейского и, прежде всего, немецкого политического опыта, заключался в том, что для сохранения своих позиций в поли­тической жизни России либерализм здесь должен быть более радикальным, чем классическая теория свободы. И это вовсе не был призыв к измене старому, доброму либерализму ново­го времени. Мы видим в концепции Милюкова попытку со­хранить сущность либерализма, расширив его содержание и изменив форму. При этом краеугольный камень классическо­го либерализма — индивидуальная и политическая свобода — ни в коем случае не исключался из программы отечественных свободомыслящих. Он признавался первым, необходимым, но недостаточным для существования либерализма в качестве значительного политического течения в сложных историчес­ких реалиях начала XX века. Немецкий либерализм не сумел модифицироваться таким образом, а потому не сумел сыграть в политической жизни своей страны достаточно заметной роли. В период активной выработки своей политической физионо­мии российские либералы видели одну из главных задач в том, чтобы не повторить печальной участи своих германских идеологических собратьев. Выход ведущие идеологи дорево­люционного периода П.Б. Струве и П.Н. Милюков видели в радикализации программы и тактики. Продискутированная на страницах «Освобождения» и нашедшая воплощение в так называемой Парижской конституции, т. е. проекте «Основ­ных государственных законов Российской империи», приня­той группой членов «Союза освобождения» в марте 1905 года, программа включала ряд основополагающих позиций класси­ческого либерализма — требование прав человека и народно­го представительства. Перечисление прав человека выполня­ло, в представлении идеологов российского либерализма, фун­кцию, аналогичную французской «Декларации прав человека и гражданина». Такие декларации на рубеже XIX—XX веков уже не было принято включать в программы политических партий. Но специфика России — политический произвол — требовала зафиксировать на этом внимание.

Необходимость политического представительства была сфор­мулирована уже в первой программной статье «От русских конституционалистов»: «Бессословное народное представитель­ство, постоянно действующее и ежегодно созываемое верхов­ное учреждение с правами высшего контроля, законодатель­ства и утверждения бюджета» [85]. По вопросу о форме госу­дарственного устройства, структуре народного представитель­ства не было ни единодушия, ни определенных официальных формулировок, хотя большинство либералов, конечно же, скло­нялось к признанию конституционной монархии как наиболее отвечающей историческим условиям развития российского народа. Разные точки зрения высказывались и по поводу внут­реннего устройства законодательного органа. По мнению Ми­люкова, Россия могла бы перенять опыт Болгарии, с ее однопалатным народным собранием [86]. Авторы парижской конституции детально разработали механизм функционирова­ния двухпалатного парламента, позаимствовав многое из аме­риканской конституции [87].

Радикализм программных требований проявлялся, прежде всего, в идее бессословного народного представительства, во всеобщем избирательном праве и в признании «государствен­ного социализма», т. е. активной социальной политики госу­дарства в интересах широких масс трудящихся.

В то время всеобщее избирательное право не стало нормой жизни «передовых» политических наций. По мнению либера­лов, в России альтернативы «четырехчленке» (всеобщее., рав­ное, прямое избирательное право и тайное голосование) не было. Его необходимость они обосновали как раз специфичес­кими условиями политического развития своей страны. В объяс­нительной записке к парижской конституции Струве писал: «При наличии крепкой революционной традиции в русской интеллигенции, при существовании крепко организованных социалистических партий, при давнем и глубоком культурном отчуждении народных масс от образованного общества, — вся­кое разрешение вопроса о народном представительстве, кроме всеобщего голосования, будет роковой политичес­кой ошибкой, за которой последует тяжелая расплата» [88].

Разработав серьезную программу решения двух острейших социальных вопросов России — аграрного и рабочего, рос­сийские свободомыслящие тем самым извлекли урок из опыта своих немецких собратьев. Последних они резко критиковали за то, что они выступили против всякого вмешательства госу­дарства в отношения между рабочими и предпринимателями: «Быть может, жесткий урок научит Рихтера и его единомыш­ленников, что разумное регулирование этих отношений со стороны парламента и правительства вовсе не нарушает основ­ных требований либерализма; — наоборот, требуется ими, так как иначе индивидуальная свобода может явиться пустым словом» [89]. Содержание аграрной и рабочей программы не приняли в данный период определенных очертаний, но сам факт убежденности в необходимости таких требований в про­грамме либеральной партии очень показателен.

Особенно отчетливо радикализм либералов начала XX века, именно предреволюционного периода проявился в политичес­ком поведении, в отношении к революции, к русско-японской войне и к российскому социалистическому движению. Нет со­мнений в том, что отечественные либералы были эволюцио­нистами, справедливо полагая, что любая революция чревата колоссальными историческими издержками. В этом их убеж­дал, прежде всего, опыт Великой французской революции, но они были слишком умны и наблюдательны, чтобы абсолюти­зировать эволюцию как способ решения общественных про­блем. Даже Б.Чичерин допускал при определенных истори­ческих условиях неизбежность революции [90]. В обстановке же революционного кризиса в России начала XX века, край­не недальновидной политики царской бюрократии не призна­вать необходимости радикальных изменений могли только очень недалекие «человеки в футлярах». В новейшей историографии справедливо утверждается, что российские либералы признава­ли политическую, но не социальную революцию [91], хотя до последнего старались использовать и надеялись на любой шанс предотвратить ее. «Гражданский мир и самодержавие несовме­стимы в современной России»... «Активную, революционную тактику в современной стадии русской смуты я считаю един­ственно разумной для русских конституционалистов», — писал Струве. При этом он всегда оговаривал, что революцию нельзя понимать узко, т.е. сводить ее к использованию физического насилия: «С революцией умные, истинно государственные люди вообще не борются. Или иначе: единственный способ борьбы с революцией заключается в том, чтобы стать на се почву и, признав ее цели, стремиться изменить только ее методы» [92].

С такой достаточно радикальной позицией связана и так­тика, которую предложила часть либералов во время русско-японской войны. Далеко не все из них заняли патриотические позиции. П. Милюков считал крайне опасной поддержку во­енной авантюры самодержавия и выдвинул лозунг «Долой са­модержавие!». Полемика между Милюковым и Струве на стра­ницах «Освобождения» закончилась открытым признанием Струве несостоятельности своей первоначальной патриотичес­кой позиции [93].

Наконец, важнейшей отличительной особенностью утроб­ного периода либеральных партий в России было в высшей степени лояльное отношение к рабочему движению и социа­листическим организациям. Социализм в России рассматри­вался как самое крупное и значительное политическое движе­ние. «Социализм в России, — писал П. Милюков, — более чем где-либо еще, представляет интересы демократии в це­лом. Это делает его роль более важной, чем в странах с более и ранее развитой демократией». Российское рабочее движе­ние, по мнению Струве, с 90-х годов прошлого века стало главной демократической силой и подготовило то широкое и всестороннее общественное движение, которым обозначилось в России начало XX века [94]. Отсюда следовал чрезвычайно важный тактический вывод: конфронтация с такой крупной политической силой опасна и чревата политической смертью, что произошло с немецкими либералами. «Русскому либера­лизму не поздно еще занять правильную политическую пози­цию — не против социальной демократии, а рядом и в союзе с ней. Таковы уроки, даваемые нам всей новейшей историей великой соседней страны» [95].

И это стремление к политическому союзу прежде всего с социал-демократией («Самая влиятельная русская революци­онная группа» (социал-демократия) и ее орган («Искра»), во главе которого стоят люди серьезно образованные, с солидны­ми знаниями и недюжинными дарованиями») [96], не было благим пожеланием или теоретическим рассуждением. Попытки создать коалицию с социал-демократами предпринимались неоднократно. Большие надежды внушал позитивный с этой точки зрения опыт сотрудничества различных общественных сил в середине 90-х годов, получивший название «легального марксизма». И кое-что накануне событий 1905 года удалось сделать. В 1904 году в Париже либералам удалось созвать беспрецедентную в отечественной истории конференцию оп­позиционных сил, в которой принимали участие представите­ли различных либеральных организаций, эсеры, национальные социал-демократии (большевики и меньшевики отказались). Это был шаг к созданию своеобразного народного фронта. Идея объединения всех оппозиционных сил в борьбе против самодержавия была заветной целью «Освобождения» и самого Струве. Не переоценивая значение Пражской конференции, все-таки следует признать, что нечто существенное в этом направлении удалось сделать. Политический же союз в пол­ном объеме не удалось осуществить главным образом из-за непримиримой позиции социалистов. Либералы явно переоце­нили способность революционных партий к политическим компромиссам, к конструктивной демократической деятельности. «Возможно, что у нас образуется рабочая партия нового типа, средняя между английским рабочим либерализмом и доктри­нальной социал-демократией Германии» [97].

Таким образом, российские либералы вели интенсивный поиск формулы либеральной партии в не совсем типичной европейской стране начала XX века. В процессе этого поиска либерализм стал менее академическим, более почвенным, чем это было во второй половине XIX века. Они своевременно поняли, что как в западных странах, так и в России время классического либерализма миновало. Принципиальными эле­ментами созданной либералами модели политической демок­ратии в России были радикальный либерализм, ориентиро­ванный на активную социальную политику государства и ло­яльный по отношению к организациям трудящихся. Стерж­нем российской демократии должен был стать союз «нового» либерализма и социалистических сил.

Однако отойдя от ортодоксального вида, либерализм в Рос­сии стал «новым» на более европейский, а не на русский ма­нер. Его идеи были в большей мере теоретическим синтезом достижений мировой либеральной мысли, чем почвенным ва­риантом. В его поиске в этот, предшествующий событиям 1905—1907 гг., период либералы остановились посредине. С одной стороны, они оказались чересчур радикальными новы­ми в сравнении с классическим либерализмом — в оппозици­онности самодержавию, в иллюзорных надеждах на конст­руктивный потенциал социалистического движения. И, види­мо, проскочили первую почвенную отметку, к которой часть либералов вернулась после и под влиянием революционных событий 1905—1907 гг. С другой, их либерализм оказался не­достаточно радикальным в части социальных программ. При­чем дело здесь не столько в недостаточной решительности к осуществлению: в стремлении соединить элементы либерализ­ма и социализма они, пожалуй, уловили всемирную прогрес­сивную, антитоталитарную тенденцию. Но они не пошли по этому пути до конца, не поняли неотложности и, особенно, приоритетности социальных проблем в России.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Антонов В. Народничество в России: утопия или отвергнутые возможности // Вопросы истории. 1991. №1. С. 18.

2. Рудницкая Е.Л. Петр Ткачев: русский бланкизм // История СССР.

1991. №3

3. Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти томах. М., 1954-65. Т. XII. С. 309.

4. Там же. Т. XII. С. 433.

5. Там же. Т. XII. С. 310.

6. Там же. Т. XIV. С. 183.

7. Цит. по: Твардовская В.А. Социалистическая мысль в России на рубеже 1870-1880 гг. М.,1969. С. 39.

8. Вопросы истории. 1991. №1. С. 18.

9. Герцен А.И. Собр. соч. Т. XIII. С. 179.

10. Литература партии «Народная Воля». М., 1930. С. 127.

11. Троицкий Н.А. Безумству храбрых. М., 1978. С. 113, 123, 254, 197, 195.

12. Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. М., 1956. Т. 1. С. 66.

13. Чернов В. Перед бурей. М.,1993. С. 129.

14. Южаков С. Вопросы гегемонии в конце XIX века // Русская мысль. 1885. №3. С. 139, №4. С. 51-52.

15. Михайловский Н.К. Поли. собр. соч. Т. X. С. 558—559.

16. Чернов В. Записки социалиста-революционера. Кн. 1. Берлин-Петербург-Москва, 1922. С. 15, 25-26.

17. Там же. Кн. 1. С. 107.

18. Колесниченко Д.А. Чернов В,М. // Россия на рубеже веков: исторические портреты. М., 1991. С. 299—301.

19. Чернов В. Записки социалиста-революционера. С. 238, 239, 240.

20. Программы политических партий и организаций России конца XIX — XX веков. Ростов-на-Дону. 1992. С. 61.

21. Чернов В. Конструктивный социализм. Прага, 1925. Т. 1. С. 25.

22. Чернов В. Записки социалиста-революционера... С. 131—132, 143, 185.

23. Революционная Россия. 1902. №7.

24. Революционная Россия. 1902. №11.

25. Чернов В. Записки социалиста-революционера... С. 163—164.

26. Там же. С. 176.

27. Там же.

28. Революционная Россия. 1902. №8. С. 11-12.

29. См. оценки эсеровской программы в последующих главах.

30. Революционная Россия. 1904. №43. С.З.

31. Савинков Б. Воспоминания террориста. Ереван, 1990. С. 7.

32. Там же.

33. Гусев К.В. От мелкобуржуазного революционаризма к контрре­волюционности. М., 1975. С.60.

34. Кризис самодержавия в России. Л., 1989. С. 153.

35. Еремин А,И,, Леонов М.М. Эсеры в революции 1905—1907 го­дов // Отечественная история. 1994. №6. С. 243.

36. Чернов В. Перед бурей. М.,1993. С. 254.

37. Мы употребляем понятие «капитализм» не как обозначение об­щественно-экономической формации, а как качественный сино­ним индустриальному способу производства.

38. Формальным окончанием деятельности группы «Освобождение труда» стало принятое на 8 заседании II съезда РСДРП (1903 г.) решение о роспуске группы, поскольку все се участники стали членами РСДРП.

39. Плеханов Г.В. Наши разногласия // Избранные философские произведения. М., 1956. T.I. C.288-289.

40. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С.89.

41. Филиппов Р.В. Пионеры марксизма в России. М., 1989. С.45.

42. Там же. С.55.

43. Итенберг Б., Твардовская В. Завершился ли диалог в «Диало­ге» // Коммунист. 1990. №18. С. 92-93.

44. Плеханов Г. Социализм и политическая борьба // Избранные философские произведения. М., 1956. Т. 1. С. ПО.

45. Milikov P. Russia and its crisis. London, 1969. S.246.

46. Струве П. Из размышлений о русской революции // Русская мысль. 1907. №1.

47. Изгоев А. С. Общественное движение в России // Русская мысль.

1907. №1. С. 131.

48. Плеханов Г. Год на Родине. Париж. 1921. Т. 1. С. 218. 49. В.Засулич — А.Потресову 20.06.1900 // Социал-демократичес-

кое движение в России. М., 1928. Т. 1. С. 95.

50. Философско-литературное наследие Плеханова. М., 1973. Т. 1.

С. 248.

51. Плеханов Г.В. Год на Родине. 1921. Т. 1. С. 188-189.

52. Логунов А. П. Революция 1905—1907 гг. и российская социал-

демократия. Ростов н/Д., 1992. С. 78.

53. Плеханов Г. В. Год на Родине. 1921. Т. 3. С. 208. 54. Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. М., 1956.

Т. 1. С. 353. 55. Логунов А.П. Указ. соч. С. 34.

56. Из архива Аксельрода. Берлин, 1924. С. 238.

57. Pipes R. Struve: Liberal on the Left. 1870-1905. Can.-Mass., 1970. P. 449.

58. См. более подробно о деятельности марксистских кружков в России: П.Фадеев. Первые марксисты в России. М., 1983.

59.Струве П. Критические заметки по вопросу об экономическом развитии России. Вып. 2. СПб., 1894. С. 132.

60. Там же. С. 250.

61. Там же. С. 284.

62. Там же. С. 168.

63. Там же. С. 53.

64. Там же. С. 131.

65. Макиавелли — средневековый итальянский политик, обосновав-ший теоретически и реализовавший в своей практической дея­тельности лозунг «Цель оправдывает средства».

66. Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

67. Плеханов Г. Год на Родине. 1921. Т. 2. С. 178.

68. Ленин В. И. Ноли. собр. соч. Т. 1. С. 310.

69. История КПСС. М., Т. 1. С. 370.

70. Рабочий класс и современный мир. 1991. №1.

71. Ахиезер А. Указ. соч. Т. 2. С. 29, 30-31.

72. Рабинович А. Большевики приходят к власти. М., 1989. С. 5.

73. Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 8. С. 242.

74. Там же. Т. 6. С. 176.

75. Социалистический вестник. 1924. 25 января. №2.

76. Социалистический вестник. 1924. 25 января. №2.

77. Федотов Г.П. Россия и свобода. Нью-Йорк, 1981. С. 53.

78. Б.Н. Чичерин и традиции русской социологии. Тамбов, 1993. С.11.

79. Чичерин Б.Н. Курс государственной науки. Часть III. М.,1898. С. 515.

80. Там же. Часть II. С.41.

81. В Герье и Б.Чичерин. Русский дилетантизм и общинное земле­владение. М. 1878. С.48-49

82. Цит. по Шацилло К. Ф. Российский либерализм накануне рево­люции 1905-1907 гг. М., 1985. С.288.

83. Милюков П.П. Очерки но истории русской культуры. М., 1896. Часть 3. С. 120, 131.

84. Ковалевский М.М. Теория заимствования Тарда. М., 1903. С. 12-13,

85. Освобождение. 1902. №1.

86. Милюков П. Болгарская конституция // Русское богатство. 1904. №8. С.193.

87. Основной государственный закон Российской империи. Проект русской конституции, выработанный группой членов «Союза Ос­вобождения». Paris. 1905. С.53—54.

88. Основной государственный закон Российской империи... 1905, С. 9-П.

89. Русская мысль. 1893, №7. С.167.

90. Чичерин Б. Курс государственной науки. Ч. III. М., 1898. С. 322, 340.

91. Шелохаев В. Идеология и политическая организация российско­го либерализма. М., 1991.

92. «Освобождение». 1905. Фефр. №66; 1905. Март. № 67.

93. «Освобождение». 1904. Март. №19 (43).

94. «Освобождение». 1902. № 4.

95. Германские выборы // «Освобождение». 1903. № 1.

96. «Освобождение». 1902. № 12. С. 1.

97. Струве П. Как найти себя? // «Освобождение». 31 мая 1905. №71.

<< | >>
Источник: Смагина С.М. Политические партии России в контексте ее истории. 1998

Еще по теме 3. ЛИБЕРАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ В ПОРЕФОРМЕННУЮ ЭПОХУ. «НОВЫЙ» ЛИБЕРАЛИЗМ.:

  1. 7.1. Историческое развитие института прав человека и гражданина
  2. ИССЛЕДОВАНИЯ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ
  3. ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНЫЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС НАЧАЛА XX В.
  4. Тема 5 Формирование Либеральной и консервативной партии. Партийная система Викторианской эпохи
  5. Ю. С. Пивоваров РУССКАЯ ВЛАСТЬ И ИСТОРИЧЕСКИЕ ТИПЫ ЕЕ ОСМЫСЛЕНИЯ, или ДВА ВЕКА РУССКОЙ МЫСЛИ
  6. Свобода и демократия: что выше?
  7. Концепция «возрожденного естественного права»
  8. § 2. Исторический опыт модернизации России
  9. Лекции по общей теории права
  10. Л. Г. ЗАХАРОВА РОССИЯ НА ПЕРЕЛОМЕ (Самодержавие и реформы 1861—1874 гг.)
  11. Сановный либерализм
  12. 3. ЛИБЕРАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ В ПОРЕФОРМЕННУЮ ЭПОХУ. «НОВЫЙ» ЛИБЕРАЛИЗМ.
- Внешняя политика - Выборы и избирательные технологии - Геополитика - Государственное управление. Власть - Дипломатическая и консульская служба - Идеология белорусского государства - Историческая литература в популярном изложении - История государства и права - История международных связей - История политических партий - История политической мысли - Международные отношения - Научные статьи и сборники - Национальная безопасность - Общественно-политическая публицистика - Общий курс политологии - Политическая антропология - Политическая идеология, политические режимы и системы - Политическая история стран - Политическая коммуникация - Политическая конфликтология - Политическая культура - Политическая философия - Политические процессы - Политические технологии - Политический анализ - Политический маркетинг - Политическое консультирование - Политическое лидерство - Политологические исследования - Правители, государственные и политические деятели - Проблемы современной политологии - Социальная политика - Социология политики - Сравнительная политология - Теория политики, история и методология политической науки - Экономическая политология -