Особенности региональной идентичности в субъектах Российской Федерации

Д. О. Кислицина анализирует влияние культурной политики на формирование имиджа субъекта федерации, процесс брендинга, структуру

Л

региональной идентичности в Кировской области . Учёный говорит о разумном и необходимом соотношении традиционных и инновационных подходов в политике области, что, в частности, выражается в организации и проведении различных имиджевых, символических, культурных, туристических, инвестиционных и иных мероприятий и реализуемых проектов. Вопрос о построении чёткой структуры региональной идентичности в данном субъекте Российской Федерации возник в связи с некоторой размытостью идентификационных маркеров. Согласно исследованиям учёного, правительство Кировской области и ее население добились ряда положительных результатов. Вместе с тем, несмотря на успехи, область не ассоциируется с чем-то конкретным, а большая часть населения по-прежнему является индифферентной к программам построения идентификации, что обуславливает незаконченность построения идентификационной матрицы и необходимость дальнейшего проведения различных проектов, возможно, в несколько ином формате^{[208] [209].}

А. И. Кольба рассматривает процесс формирования региональной идентичности в таком специфическом, имеющем «мозаично-лоскутную» структуру, регионе как Краснодарский край . Региональная идентичность, по мнению автора, проявляется здесь и в консолидирующем, и в конфликтном аспектах. Причиной последнего является многоступенчатая структура субъекта федерации, выраженная в делении края на субрегионы, проживание значительного количества независимых этносов и активное влияние их диаспор. Культурная политика края, в целом, опирается на традиции. Наряду с этим, существует ряд инновационных проектов, цель которых привнесение в структуру региональной идентичности новых черт. Один из таких проектов связан с попыткой позиционирования региона как культурного и спортивного центра, что поспособствовало развитию различных направлений искусства и спорта, а также привлечению инвестиций и проведению ряда мероприятий. Однако всё же политика идентичности края в большей степени базируется на дореволюционных традициях: внимание акцентируется на культурно-историческом прошлом региона. Он позиционируется как «казацкий», «екатерининский», что находит своё отражение в порой излишней борьбе за «историческую справедливость», за восстановление дореволюционных памятников, проведение в школах соответствующих уроков краеведения, религиозной и информационной политике, возвращение дореволюционных наименований ряду улиц, площадей, скверов краевого центра. Кроме того, планировалось возвращение Краснодару его дореволюционного имени (Екатеринодар), однако предложение не нашло должной поддержки населения края. Брендинг сельской местности строится вокруг традиций казачества, представители которого требуют признания своего сообщества как отдельного этноса, не тождественного какому-либо из проживающих в регионе. Такого рода тенденции породили значительное число противников, которые стремятся сохранить существующее культурное самоопределение региона. Вместе с тем проведение культурной политики в интересах исключительно русскоязычного населения и русского этноса также наталкивается на противоречия со стороны представителей иных диаспор и мигрантов. Кроме того, в рамках политики идентичности слабо позиционируется близость региона к Кавказу (в отличие от соседнего Ставропольского края). Всё это подкрепляется растущей ксенофобией, мигрантофобией и интолератностью (причём на самом высоком уровне), что приводит к межэтническим и межконфессиональным конфликтам. Неэффективность политики, проводимой в крае, приводит также к расколам по шкалам возраста, образования, территорий и др.^[210]

Е. А. Кулеш исследовала проблему идентичности в Томской области и установила, что политика идентичности в области характеризуется неэффективностью; автор указала на множественность идентичностей в регионе^{[211] [212]. В области отсутствует единый вектор культурной политики, а культурная жизнь в районах и областном центре не взаимосвязаны, что и является основной причиной множественности идентичностей. При этом акторы культурной политики стремятся сочетать в своей деятельности традиции и инновации.}

Разделение культурной жизни областного центра и районов, практическое отсутствие в районах культурной политики обусловливают, по мнению автора, проблематичность формирования единой

-5

идентификационной матрицы .

О многовекторном характере культурной политики, но уже в Свердловской области, где ряд разноуровневых субъектов проводят собственные политические курсы, пишет Д. Е. Москвин^[213]. Неизбежным следствием такого положения дел является формирование мозаичного, синтетического понимания культурной политики, что оказывает серьёзное влияние на структуру региональной идентификации, обусловливая ее размывание ввиду отсутствия единой концепции и направления. В культурно-имиджевой области политики наблюдаются как традиционные, так и инновационные тенденции. Первые выражены в первую очередь в существующем понимании Урала как «опорного края державы», «хребта России», занимающего осевое положение относительно остальной территории России как с точки зрения географии, так и с точки зрения экономики.

С точки зрения географии, данное утверждение основывается на сконструированном мифе о том, что Свердловская область есть граница между Европой и Азией, что влияет на ментальную и социокультурную сферу в регионе. Во многом именно идея о трансконтинентальном положении региона оказывает серьёзное влияние на идентификационную матрицу. Что касается экономики, то Урал издревле понимался как некая «горнозаводческая цивилизация», имеющая свои культурно-исторические особенности и обеспечивающая государство требуемыми ресурсами. Из этого утверждения вытекает ещё один вариант построения региональной идентичности в области, сочетающий в себе как инновационные, так и традиционные тренды - это конструирование самости вокруг сырьевой и производственной направленности региона. В производственном дискурсе области ещё остаются черты советской индустриализации, которая как идентификационный ресурс фактически изжила себя. Однако существует также недооформленный вариант постиндустриализации и более или менее очерченный вариант реиндустриализации, начатой после производственных проблем 1990-х годов. Так или иначе, конкурирующие тенденции производственного дискурса создают ряд неточностей, в том числе и в области культурных взаимоотношений, что способствует появлению разного рода проблем в сфере построения региональной идентичности.

При формировании идентичности на Урале сфера искусства выступает в качестве культурного основания: понимание региона в целом и

административного центра как некоего центра культуры и искусства, способствующего творческой самореализации граждан, наполненного культурными событиями и активно привлекающего финансовые инвестиции не только в область экономики области, но и в сферу науки, культуры, информации. Однако данный вариант также не является до конца оформленным, что создаёт препятствия на пути формирования адекватного варианта региональной идентичности в области^[214].

М. В. Машнина в исследовании тюменской идентичности отмечает, что в настоящее время происходит переход к новому базису формирования структуры региональной идентичности, чем объясняется отступление от нефтегазовой добывающей составляющей областного имиджа и внедрение новых символов и инноваций^{[215] [216]. Среди новых оснований региональной идентичности выделяется понимание области как спортивного, туристического, стремящегося к здоровому образу жизни региона, богатого культурно-историческими и природными достопримечательностями, динамично развивающейся деловой сферой, идеальной для карьерного роста и внедрения национальных проектов, как региона с инновационным внешним обликом, который выражается в появлении новых зданий и иных культурных объектов. Всё это объясняет те положительные результаты, которые были достигнуты в ходе построения нового типа региональной идентичности в}

-5

области .

В исследовании региональной идентичности в Алтайском крае Ю. Г. Чернышёв^[217] устанавливает взаимосвязь региональной идентичности и имиджа региона. По его мнению, именно тот имидж будет эффективным, который будет органично сочетаться с региональной идентичностью. Автор отмечает, что позиционирование элиты края, её «самоимидж» не всегда взаимосвязаны с реальной ситуацией в регионе, а представлены как некая «красивая картинка», из которой искусственно убраны все негативные моменты и черты рассматриваемого региона. Однако фактически такого рода конструирование не является эффективным, так как и позитивные, и негативные моменты находятся в культурном коде и исторической памяти и существенно влияют на структуру региональной идентичности и, как следствие, на имидж региона. Только исключительно имиджмейкерские средства не являются подспорьем в процессе формирования образа регионов и территорий, эффективного проведения имиджевой политики. Следует учитывать ситуацию в регионе, его историко-культурные особенности и традиции, мнение населения и т.п. Учёный подчеркивает, что все основы для формирования в Алтайском крае актуальной региональной идентичности наличествуют, однако особенности самого процесса конструирования не позволяют нам считать его завершённым^{[218] [219].}

В. Я. Гельман в «case-study» исследовании региональной идентичности населения Новгородской области делает акцент на проблеме региональных политических элит . Учёный рассматривает развитие политической элиты в Новгородской области, начиная с 1991 года, когда губернатором области стал М. М. Прусак, начавший кооптацию прежней элиты в новую систему управления. Часть элиты, не включившаяся в новую систему, потеряла все свои ресурсы и посты. С 1994 года в области был взят курс на повышение экономических показателей и привлечение инвестиций, однако такого рода процессы проходили одновременно с монополизацией политической власти правящей элитой, которая установила прямой контроль над значимыми субъектами политического процесса в регионе¹.

Достижению успеха новгородской элиты и получению ею поддержки у населения способствовал грамотный курс, реализованный представителями власти в рамках символической политики и менеджмента, проводимый на внутреннем и внешнем политических рынках и направленный на конструирование региональной идентичности, лояльной к власти и присущей наибольшему числу жителей области. На внешнем рынке образ области представлялся как сочетание трёх главных компонентов: успеха в развитии, интеграции и восстановлении исторической традиции. Это способствовало привлечению в область инвестиционного капитала. Успех на внутреннем рынке был обеспечен за счёт выделения существующих ключевых проблем региона и решением их в рамках вышеназванных компонентов. Кроме того, элиты способствовали символической гражданской вовлеченности в политику, развивая территориальные и местные организации самоуправления, а также установили прочные отношения с бизнес­структурами. Вместе с тем значительное внимание уделялось культурной сфере, происходило своеобразное «заигрывание» с исторической памятью, что также благотворно сказалось на символической политике. Сюда же относится использование в рамках символического менеджмента различных дат, праздников, имён известных исторических деятелей, что также оказало серьёзное влияние на формирование соответствующей региональной идентичности. По мнению учёного, элиты сформировали нужный им тип идентичности, поэтому в краткосрочной перспективе политическая программа такого рода действует вполне эффективно².

Обобщая вышесказанное, можно отметить, что в исследованиях региональной идентичности учёные приходят к различным результатам. Одна из причин состоит в наличии ряда разнообразных течений, трансформирующих региональную среду. Однако существуют и общие тенденции, что в особенности характерно для субъектов-соседей.

Кроме того, по вопросу региональной идентичности в России можно сделать ряд выводов.

Модели региональной идентичности в субъектах Российской Федерации базируются на нескольких ключевых составляющих. К ним относятся:

- идеологическая (идейное обоснование региона);

- географическая (особенности рельефа и ландшафта, природные и климатические характеристики региона);

- коммуникативная (близость к иным регионам, государствам, связь с федеральным центром);

- культурно-историческая (общность исторической судьбы, основы исторической памяти);

- финансово-экономическая (региональные богатства, степень их реализации, экономическая специализация территории);

- политико-административная (особенности управления в регионе, политическая культура и установки населения);

- этноконфессиональная;

- социальная (характеристики социальных групп региона);

- лингвистическая;

- региональные символы;

- имидж и брендинг региона;

- аскриптивный статус региона и социальной общности;

- степень проницаемости границ.

В структуре региональной идентичности населения какого-либо субъекта может доминировать одна либо несколько составляющих. Кроме того, данные составляющие могут оказывать влияние на политическую идентичность индивида. В рамках нашего исследования важно выяснить степень возможной актуализации какой-либо из основ региональной идентичности у населения рассматриваемых субъектов Российской Федерации, так как это поможет более полно раскрыть природу политической идентичности.

Вместе с тем значимость каждого из приведённых оснований определяется его ролью в процессе проведения политики идентичности со стороны региональных элит, так как в рамках конструирования требуемого формата региональной идентичности, проведения информационной и символической политики, власть может сделать ставку на определённую составляющую. Наиболее рациональным, на наш взгляд, представляется в данном случае гармоничное соединение традиций и инноваций, что способствует консолидации населения вокруг региона, а также

формированию адекватного имиджа и бренда.

Подытоживая анализ научной литературы в рамках теоретической части нашего исследования, сделаем следующие выводы по рассматриваемой проблеме.

Политическая идентичность является сложным, комплексным понятием, формирующимся в процессе политической идентификации и социализации, в результате которых индивид усваивает для себя существующие в обществе «правила игры», а также начинает отождествлять себя с политическим процессом, считать себя его частью, в совокупности с признанием данного факта иными участниками политических отношений, которые «ратифицируют» его идентичность, в случае если индивид оправдывает ролевые ожидания, усвоенные в процессе социализации. Эти процессы во многом объясняют взаимосвязь социальной, персональной, групповой и политической идентичности индивида, так как последняя может пониматься как их частный случай. В процессе политической идентификации и социализации актор «сближается» или «отдаляется» от социальных групп (что вытекает из сильного группового начала в рамках структуры политической идентичности) с конкретными политическими позициями, принятыми всеми «игроками» политического процесса, которые могут быть как симпатичны индивиду, так и напротив - отталкивать, что в итоге приводит к формированию позитивной и негативной идентичности, через призму которых воспринимается весь политический процесс. Вместе с тем серьёзное влияние на структуру политической идентичности оказывает также социальный и профессиональный статус респондента.

Значительное место в системе политической идентичности занимают ценности, установки, предпочтения и ориентации индивида, перенимаемые и трансформируемые им в процессе жизнедеятельности. Кроме того, решающее место в идентификационной матрице занимает иррациональный компонент в противовес когнитивному, который также присутствует. Последний находит своё отражение в рациональном отношении к электоральному процессу: «выбору из двух зол» или голосованию за наиболее выгодного кандидата, удовлетворяющего ожиданиям индивида в текущий момент времени, - либо в реализации на практике теории стратегического голосования. При этом индивид может отступить от первоначальных установок. Вместе с тем ряд ориентаций индивид получает также в процессе образования в первую очередь политико-правового, что также свидетельствует о наличии когнитивного начала.

Политическая идентичность является одновременно и стабильной, и лабильной категорией. Во временной перспективе политическая

идентичность индивида меняется не слишком часто, однако это происходит в силу возрастных, образовательных, социальных, статусных изменений. Кроме того, политическая идентичность может «мимикрировать» на короткое время под воздействием манипулятивных технологий во время избирательных кампаний. В этой связи целесообразно исследовать политическую идентичность населения вне избирательного цикла.

Для комплексного исследования политической идентичности необходимо исследовать партийную идентификацию актора, идентификацию с политическим деятелем и представителем внепарламентской оппозиции, а также ценностные, право-авторитарные и идеологические установки в сравнении с социальным и профессиональным статусом. Кроме того, важно обратить внимание на персональную и социальную идентификацию и их возможную политизацию. Для полноты картины требуется также проанализировать региональную, гражданскую и национальную идентичность ввиду их влияния на структуру политической идентичности в целом, так как они во многом определяют понимание индивидом всего политического процесса, а также имеют общие основания с иными типами идентичности.