Национальная и наднациональная идентичность в политических исследованиях

В соответствии с основной целью нашего диссертационного исследования, заключающейся в определении особенностей структуры политической идентичности населения представленных субъектов Российской Федерации, необходимо подробно рассмотреть вопросы, связанные с национальной и наднациональной идентичностью, а также проанализировать различные кейсы указанных типов идентичности, что позволит наиболее точно понять их природу и отличительные черты.

Вопрос о тождественности данных понятий друг другу является дискуссионным. Национальная идентичность есть тождественность индивида нации, стране, её культурному пространству. Допустимо объединение данного типа идентичности с гражданским и страновым типами, однако отметим, что необходимо разграничивать понятия «нация», «гражданство» и «страна». Нация представляет собой крупную культурно-историческую, социально-экономическую, политико-географическую, духовную, полисемантическую общность людей. При этом нация не тождественна этносу, так как последний является лишь группой людей, объединённых объективными и субъективными признаками. В то же время нация также не тождественна этнической общности, которая представляет собой устойчивую группу людей, обладающей общей этничностью.

Гражданство (или подданство) предполагает устойчивую правовую взаимосвязь человека и государства, которая выражается во взаимных правах и обязанностях и реализуется посредством соответствующих институтов. Страна есть политико-географическое образование, имеющее национальные, культурные, исторические, политические границы. Понятие «страна» часто приравнивается к понятию «государства» в политико-географическом смысле, однако последнее представляет собой совокупность политических институтов, действующих в рамках одной или нескольких стран.

На наш взгляд, наиболее рациональным является разделение гражданской, национальной и страновой идентичности населения, так как они предполагают соотнесение индивида с тремя различными концептами: гражданством, нацией и страной. Так как все три типа идентичности тесно взаимосвязаны, допускается использование их в качестве синонимов друг друга. Кроме того, необходимо отдельно выделять этническую и региональную идентичность, которые не тождественны трём вышеуказанным форматам идентичности индивида. Отметим также, что существует определение гражданской идентичности как государственно-гражданской, при этом акцент делается на соотнесение индивида не только с институтами гражданства, но и государства.

Наднациональная идентичность, в отличие от национальной, есть соотнесение индивидом себя с каким-либо межгосударственным конфедеративным или союзным образованием. В рамках нашего диссертационного исследования необходимо подробно рассмотреть вопросы национальной и наднациональной идентичности ввиду того, что каждый из указанных типов идентичности индивида способен актуализироваться в структуре групповой и персональной идентичности населения представленных субъектов Российской Федерации, описанных в эмпирической части настоящей работы наряду с особенностями гражданской и национальной идентичности.

Национальная и наднациональная идентичность играют важную роль в формировании поведения индивида, его отношения к политическим институтам и процессам, происходящим в государстве и вне его, оказывают влияние на систему его политических установок и фактически могут рассматриваться как одна из детерминант его политической идентичности.

Наднациональная и национальная идентичность акторов играет ключевую роль в построении линий политического поведения населения как внутри страны, так и вне неё. Данное обстоятельство определяет важность анализа исследований, посвящённых этим типам идентичности, их взаимовлиянию и взаимосвязи. Национальная и наднациональная идентичность обуславливает доминирование того или иного типа политической идентичности в обществе. Вместе с тем анализ данных типов идентичности невозможен в отрыве друг от друга, потому как они фактически либо дополняют друг друга, либо противопоставляются один другому. Комплексное рассмотрение этих видов идентичности поможет более подробно раскрыть структуру политической идентичности в целом.

В данной части нашего исследования мы проанализируем дихотомию национальной и наднациональной идентичности, а также их взаимосвязь с политической идентичностью и место в общей идентификационной матрице. Соотношение обоих типов идентичности мы рассмотрим на примере Европейского союза, так как жители данного межгосударственного образования формально являются носителями национальной и наднациональной идентичности. Кроме того, в анализ будут включены кейсы национальной и политической идентичности в других странах. В нашем случае важно выяснить, какой из двух форматов идентичности сильнее актуализируется в сознании индивидов, а также как они взаимодействуют с их политической идентичностью.

Значительное место в исследованиях европейской идентичности занимает анализ сценариев политики мультикультурализма и толерантности, их влияния на интеграцию европейских стран в единое сообщество, формирование единой европейской идентичности, на взаимоотношения с мигрантами из бывших колоний и других стран^[91]. Существует достаточное число работ, посвященных европейской идентичности, в которых раскрываются различное стороны этого феномена.

Х. Валкенхорст в работе «Концептуальный спектр европейской идентичности: недостающее звено к бесполезному изъяну» утверждает, что европейская идентичность есть политически релевантный концепт, однако её изучение страдает от методологической напряжённости^[92].

Модель историко-культурной идентичности относится к восприятию общеевропейского прошлого с общими культурными корнями и общими ценностями. Использование такой модели в политике характерно для участников политического процесса, исповедующих различные варианты «европейскости» как некоего культурного единства и экспортируемого на весь мир паттерна. Модель политико-правовой идентичности используется политическими игроками как некий способ обхода этнических различий в рамках Европы, опираясь на риторику согражданства, равного представительства и участия всех европейцев в жизни Европы. Научное сообщество рассматривает эту модель через призму теоретических моделей демократии и легитимности. Модель социальной идентичности представляет собой вариант социологической модели групповой идентичности, основанной на коммунитаризме и конструктивизме. В свою очередь модель интернациональной идентичности как наиболее слабая, уязвимая модель, используется политиками для представления Европейского союза как некоего интегрированного образования. И, наконец, модель пост­идентификационного общества представляет собой способ избежать ловушек идентичности в рамках постмодернистских и постнационалиских концепций. Структуру этих моделей можно использовать при проведении научных исследований и в рамках политической риторики^[93].

Важные вопросы общеевропейского формата идентичности рассматриваются в работе Г. И. Ванштейна «Европейская идентичность: желаемое и реальное»^[94]. Учёный замечает, что европейская идентичность не предполагает вытеснения национального самосознания и замену его каким- либо иным видом идентификации. Настоящей целью является формирование «двойного» типа принадлежности, то есть осознание индивидом себя как жителя собственной страны и члена европейского сообщества.

Идея всеобщей европеизации получила ограниченное распространение в молодёжной среде, в целом же, как ранее отмечал Р. Дарендорф, европейская интеграция не является «всенепременной» целью каждого европейца. Мало того, большинство европейцев безразлично относятся к этой идее. Об этом, в частности, говорит Ф. Фукуяфма, отмечая, что существует некий немногочисленный «пласт» европейцев-космополитов, в то время как большая их часть выступает против паневропеизма, что подтверждается и результатами референдумов¹.

Г. И. Ванштейн вскрывает причины недостаточного восприятия идеи всеобщей европеизации. Одной из первых причин он называет размытость понимания европейской идентичности. Она не устраняется ни на одном из уровней: политическом, экономическом, географическом, культурном,

цивилизационном, религиозном или историческом. В качестве других причин, осложняющих европейскую интеграцию, следует назвать отсутствие единых органов государственной власти, реально влияющих на ситуацию в государствах Европы, а также ограничения единой финансово­экономической системы, создающие ещё одну проблему в ходе формирования единой европейской идентичности.

Немаловажным фактором отрицательного влияния на формирование идентичности следует признать географический и культурный факторы. Европейская часть России, Турция, а также ряд балканских государств далеко не всегда воспринимаются жителями остальной Европы территорией европейской. Христианская религия также не выступает объединяющим фактором в силу утраты былой социально-культурной и политической значимости. В первую очередь это характерно для стран Северной, Северо­Западной Европы, однако и в традиционно «религиозно-ориентированных» государствах, таких как Италия и Испания, также наблюдается схожая ситуация. Усугубляет ситуацию и массовая миграция нехристианского населения в Европу, что приводит к утрате религиозной гомогенности.

В культурном поле государства Европы имеют ряд существенных различий, приводящих к культурной несовместимости. Так, распространение единых европейских культурных паттернов (как их представляют) оказывает влияние на размывание понятия «европейца» как такового. Историко- политические и социальные различия между странами также делают

невозможным образование единого стандарта общеевропейской

идентичности^{[95] [96] [97].}

Анализ процесса формирования новой европейской идентичности после Второй Мировой войны представлен в работе М. Спиринга и М. Винтеля «Европейская идентичность и Вторая Мировая война» . Авторы рассматривают эволюцию концепции прав человека в период между двумя войнами, а также влияние этой концепции на дальнейшее развитие европейской идентичности, её политического, регионального и

национального аспектов. Большое внимание уделяется анализу программных документов, регламентирующих права человека, а также деятельности универсальных институтов по защите прав человека после двух Мировых войн. Значительное место в исследовании занимает рассмотрение процесса идентификации в послевоенной Германии и населения других европейских стран во время Холодной войны. Авторы упоминают о надвигающемся кризисе национальных государств в Европе и о том, какую роль далее будут

-5

играть наднациональные образования .

Современный подход к формированию общеевропейской идентичности изложен в работе О. В. Поповой «Европейская vs общегражданская идентичность: противостояние существует?». Здесь рассматриваются точки зрения на существование европейской идентичности как таковой, а также анализируются статистические данные проекта «Евробарометр» за 2010 год, относящиеся к изучению процесса формирования наднациональной идентичности в Европе^[98]. Учёный приводит четыре авторитетных мнения. Первое идёт от утверждения Ж.-Л. Нанси о том, что общеевропейская идентичность отсутствует как целостный феномен. Европейская идентичность выступает исключительно как умозрительная конструкция,

потому что идентификация с национальным государством у гражданина конкретной страны гораздо сильнее, нежели осознание себя как европейца. Существует и иная точка зрения, основанная на том, что общеевропейская идентичность есть нечто существующее, однако требующее чёткой дефиниции понятие в рамках культурно-цивилизационного или формально­логического подхода. Следующее мнение состоит в том, что формирование европейской идентичности в настоящий момент все же происходит, хотя и очень медленно. Формирование идентичности в конкретной стране сильно зависит от доминирующего в ней типа идентичности. На процесс проявления «всеевропейской» идентичности оказывают влияние этнические, культурные, региональные, исторические, географические характеристики государств, а также дипломатические особенности их политики. Такая точка зрения достаточно убедительна, так как она учитывает ряд ключевых факторов, влияющих на складывание идентичности. И, наконец, четвертая точка зрения указывает на то, что европейская идентичность не является производной спонтанных контактов жителей разных государств, а представляет собой целенаправленный политический проект Европейского союза, реализуемый правительствами и элитными группами входящих в него стран¹.

В противовес означенным выше противоречивым точкам зрения на европейскую идентичность и существование данного феномена как такового, в работе приводятся данные исследований «Евробарометра», согласно которым формирование общеевропейской идентичности проходит весьма комфортно. В исследовании выявляется ряд отличий «старых» членов Европейского союза от «новых». Для первых важны история и символы стран, в то время как вторые более открыты к построению надгосударственной идентичности. То есть фактически складывание наднациональной идентичности ещё не означает исчезновения идентичности общегражданской².

К схожим выводам О. В. Попова приходит несколько ранее в работе «Особенности политической идентичности в странах России и Европы»^[99]. Здесь приводятся результаты исследований, касающиеся политической идентификации в регионах России, Австрии, Чехии, Словакии, Германии, Испании, Великобритании. В работе делается ряд заключений относительно европейской идентичности. Во-первых, институционализация Европейского Сообщества не гарантирует складывания «всеевропейской» идентичности, о чём говорят результаты голосований по вопросу принятия европейской конституции. Во-вторых, политическая или политизированная социальная идентичность не должны выступать как самостоятельная ценность и самоцель политики, то есть они не должны быть сконструированы искусственно под воздействием власть предержащих элит. Эти выводы указывают на схожесть проблем России и Европы в формировании идентичности, так как фактически и Россия, и Европа являются новыми государственными образованиями, где политическая идентичность сформирована не до конца^{[100] [101] [102].}

Конструированию политической идентичности посвящены исследования Л. А. Фадеевой . Автор определяет идентичность как структуру, которая в состоянии меняться в зависимости от акторов, политического контекста, исторических условий. В качестве важнейших вопросов рассматривается то, насколько возможно конструирование идентичности, кто может воздействовать на процесс её формирования, каков базис такого рода воздействия, насколько влияют те или иные стратегии на

4

процесс складывания идентичности .

Л. А. Фадеева особое внимание уделяет построению идентичности в Европе. Европейская идентичность понимается как социальная конструкция, связанная с процессом интеграции. Отмечается, что становление институтов

Европейского союза не означает формирования единого политического пространства и, как следствие, политической идентичности. Европейская идентичность имеет под собой лишь социальную основу, базирующуюся на историческом прошлом, единой культуре и приверженности сходным политическим принципам¹.

Все эти факты стали причиной того, что формирование единой европейской идентичности было включено в повестку дня политической элиты Европы. Таким образом, идентичность стала делом публичной политики, что привело к ряду важных политических решений. В декабре 1973 года страны-участницы Европейского сообщества подписали Декларацию европейской идентичности, согласно которой на современном этапе у европейских стран существуют общие интересы и цели, что и объясняет их объединение, отказ от конфликтов и провозглашение в качестве общих ценностей демократии, прав человека и законности. В 1974 году идеи этого документа были упрочены. Так, было решено провести ряд мероприятий в области культуры, социальной и символической политики на общеевропейском уровне, которые привели бы к увеличению активности населения, и, как следствие, к развитию интеграции².

Таким образом, европейская идентичность стала пониматься в утилитарном смысле, так как признавалось её влияние на развитие Европейского Сообщества. При этом основным актором, конструирующим идентичность, по-прежнему остаётся европейская политическая элита, а не общество. Вовлечение последнего в процесс конструирования становится важной задачей для Европейского союза, тем более что построение общеевропейской идентичности затрудняется в силу наличия «старых» и «новых» членов Европейского Сообщества и из-за отсутствия единого мнения в политическом аппарате Европы. Помочь в окончательном

формировании «всееропейской», в том числе и политической идентичности может взаимодействие с гражданским обществом^{[103] [104] [105].}

Часть исследований идентичности носит комплексный характер. К таковым следует отнести работу И. С. Семененко в соавторстве с

В. В. Лапкиным и В. И. Пантиным . В ней предлагается ряд сценариев развития идентичности в современном мире в целом и политической идентичности, в частности. Авторы полагают, что может существовать инновационный сценарий, характеризующийся ориентацией на демократические институты, где главной движущей силой идентичности являются самоорганизующиеся сообщества. Рассматривается также альтернативный вариант, связанный с усилением авторитаризма в управлении, цель которого - достижение эффективного управления перманентно усложняющейся общественной структурой. Здесь государство выступает главным «игроком», формирующим политическую идентичность, основанную на этатизме. Подобная тенденция характерна для переходных обществ, а также для развитых стран, и обусловлена национальными

3

угрозами .

Значительное влияние на формирование идентичности оказывает глобализация, которая трансформируют процесс формирования и поддержания идентичности. Причиной этого изменения служит размывание традиционных основ идентификации: с одной стороны, объектом

идентификации является глобальное гражданское общество, создающее всеобщий рынок, систему финансов и глобальную политику, с другой - усиление национальной идентичности (наблюдающееся даже в странах- проводниках глобализации), опирающееся на этнические, религиозные и другие ориентиры, размывает этот объект. Распространение интегративной модели идентичности, в основе которой лежит глобализация, не устраняет тенденцию к сохранению национальной идентичности, потому в ближайшее время будет сохраняться классическая дихотомия типов разделения идентичностей на «западный» и «незападный», различающихся ценностными основаниями, ориентациями, целями и установками^{[106] [107] [108].}

В основе «западного» типа идентичности лежат следующие принципы: индивидуальное сознание и рационализм, главенство свободной рыночной экономики и частной собственности, примат либерализма и демократических ценностей, права человека и универсализм правовой сферы. Для «незападного» типа характерно: коллективизм, первенство неформальных отношений внутри кланов, групп, сообществ над формализованными общественными взаимодействиями, первоочерёдность религиозных норм, традиционной морали и нравственности, а также культ государства и государственной службы. «Западный» тип идентичности был положен в основу «универсального» типа идентичности, однако его распространение привело лишь к формированию особой идентичности, характерной для «модернизирующегося» Востока (Япония, Израиль, часть стран Юго­Восточной Азии, Южная Корея, Китай), к складыванию гибридного типа идентичности в Латинской Америке. Таким образом, нельзя принять факт «универсального» типа идентичности в рамках глобального сообщества, что отчасти объясняется разницей в понимании и распространении собственных ценностей представителями «западного» типа идентичности, лежащих в основе «универсальных» ценностей . В. В. Лапкин, продолжая тему взаимосвязи идентичности и глобализации, отмечает, что на данный момент идентификационная система находится в процессе радикальных

-5

преобразований . Система, формирующая габитус индивида, теряет прежнюю согласованность и становится объектом конструирования со стороны индивидов и акторов политики идентичности. Как следствие этого, появляется повсеместный кризис идентичности, характеризующийся динамичными и лабильными социокультурными изменениями, формированием иных механизмов поддержания идентичности. Зарождается новое понимание национальной и гражданской идентичности как основ политической идентичности. Связано это с тем, что на первый план выходят иные типы идентичности: языковая, этническая, религиозная и другие. В то же время гражданская идентичность остается основным «оружием» общества в борьбе с глобализацией, и ксенофобией. В условиях размывания традиционного понимания государства-нации формируется новый тип политической идентичности, основанный на принципах универсализма и согражданственности^[109].

В исследовании английского учёного М. Пэйс «Политика региональной идентичности», выполненного в рамках дискурсивного конструктивизма (так свой подход определяет автор) и символической географии, рассматривается феномен Средиземноморья и процесс формирования региональной и политической идентичности в данном регионе^{[110] [111]. Средиземноморье}

понимается не только как исключительно европейская часть суши вокруг Средиземного моря, а как комплекс государств Европы, Африки и Азии. В рамках исследования анализируется процесс столкновения национальных идентичностей, а также вопрос о том, в состоянии ли мы определять Средиземноморье как единый регион. В исследовании раскрывается процесс формирования дискурса идентичности во многих странах Европы (не только средиземноморских), например, Финляндии, и проводится сравнительный анализ дискурсов стран Средиземноморья и других стран Европы, подчеркивается важность изучения внутренних и внешних особенностей

3

региона .

Анализу национальных, этнических и политических идентичностей в Европе, США и России посвящена работа Л. Чернига и С. Бёрга «Деволюция и демократия: идентичность, предпочтения и голосование в испанских автономиях»^[112]. Здесь идентичность рассматривается через призму деволюции, а именно какое влияние деволюция оказывает на легитимность, стабильность и целостность этнических, региональных и национальных отношений, и вместе с этим на структуру политической идентичности, политические предпочтения электората и его выбор. В исследовании также затрагивается вопрос соотношения этнорегионализма и центральной власти в демократическом государстве, а также процесс управления и разрешения этнорегиональных конфликтов. Выводы по материалам исследования несут практическую значимость с той точки зрения, что могут способствовать упрощению деволюции, поддержанию интеграционных процессов и сохранению легитимности на общегосударственном уровне. В качестве эмпирической базы работы за основу приняты вторичные данные, касающиеся политического поведения и участия, полученные рядом испанских исследовательских институтов в течение тринадцати лет. Л. Чернига и С. Бёрг пришли к выводу о том, что идентичность проявляется в большей степени как электоральный выбор, иррациональная категория, нежели рациональная. Основами идентичности выступают в первую очередь родной язык и культура, именно они обусловливают идентификацию актора с автономией, а не с государством в целом.

Идентификация индивида с автономией может носить характер региональной и национальной идентичности, которые не рассматриваются как синонимы. Национальная идентичность побуждает желание большей автономии и независимости территории, стремление к переменам, в то время как региональная идентичность выражает стремление к сохранению статус- кво. Так или иначе, идентификация того или иного порядка оказывает существенное влияние на положение политических сил в Испании, процесс голосования и результаты выборов. В Мадриде и субъектах, где население идентифицирует себя в большей степени с центральной и региональной властью, велика поддержка консервативных происпанских партий, чего не отмечается в автономиях с высоким уровнем национальной идентификации.

Основой сохранения границ субъектов в Испании остаётся адекватное представительство интересов автономий и сотрудничество центральных властей с ними. В других условиях политические силы, призывающие к большей степени автономизации, могут получить большую поддержку, что, возможно, станет первым шагом к отторжению части территорий^{[113] [114] [115].}

В работе американского учёного русского происхождения М. Молчанова «Политическая культура и национальная идентичность в российско-украинских отношениях» рассматриваются идентификационные процессы, происходящие на Украине после её выхода из Советского Союза . Автор считает, что украинская идентичность имеет право на существование. Исторически Украина формировалась в тесном взаимодействии с Центральной Европой (Польшей, Венгрией), Россией, отчасти с Турцией и германскими княжествами. Общность истории и территории с этими государствами - причина трудностей современного формирования самостоятельной украинской идентичности. Ещё большие трудности образования самостоятельного украинского самосознания вызывают вмешательство во внутреннюю политику Украины России и Европы, и США, выступающих с Европейским союзом единым фронтом. С одной стороны, Россия предлагает льготные условия сотрудничества, с другой - запад обещает равноправное участие. Идентичность Украины будет также зависеть от того, насколько изменится идентичность российская, так как Россия также может повернуться как в сторону Европы и США, так и в сторону стран Азии. В то же время автор замечает, что притязания России на первенство в

- 3

украинской политике не стоит воспринимать как имперскую реставрацию .

Исследованию взаимосвязи политической культуры и политики идентичности посвящена работа Р. ДеЛеона и К. Нафф^[116]. Учёные рассмотрели кейсы тридцати локальных общин в США с целью выявления типов

локальных политических культур, влияющих на политическую идентификацию граждан, их политическое поведение. Авторы показали, что параметры, структура и динамика расовых, социальных, национальных, этнических характеристик могут оказывать существенное влияние на политическое участие, отношение к идеологии, мнение по политическим вопросам и политическую идентичность индивида. Ситуативные факторы также оказывают влияние на структуру политической идентичности, то есть она не находится в некотором вакууме и во многом зависит от особенностей местной политической культуры, в рамках которой социальные группы и движения взаимодействуют с политической системой^{[117] [118] [119].}

К схожим выводам в приходят А. Куао и Й. Маргалит в работе «Эксперимент по изучению индивидуальной идентичности» . В ходе сравнения результатов по исследованиям, различающимся инструментарием, дизайном, объектом и предметом исследования, ими делается предположение о том, что:

- идентичность, заключение о которой делаются по ответам респондентов, значительно варьируется в случае, если рассматривают тех же акторов с течением времени;

- изменения первичных данных, полученных в ходе опросов, связаны с влиянием ситуационных метаморфоз;

- изменения в структуре самосознания индивида не всегда влечёт за

-5

собой изменение его политических предпочтений .

Изучению политической идентичности в Венгрии посвящено исследование З. Енеди и Б. Тодосовича^[120]. На основе факторного анализа они проводят изучение политических взглядов, ценностей и идеологических ориентаций венгерского населения. В качестве переменных рассматривается отношение к авторитаризму и демократии, партийные и идеологические предпочтения, отношения между социальными группами, социально- демографические характеристики респондентов. В ходе анализа учёные приходят к выводу о том, что для большинства населения характерны консервативные ориентации, при этом существуют как левые, так и правые течения^{[121] [122].}

Политическая идентичность является распространенной темой в исследованиях западных политологов, что объясняется комплексностью и динамичностью данного концепта. Наличие значительного числа подходов к феномену политической идентичности характерно и для российских изысканий. В ракурсе отечественных исследований следует упомянуть

Л

работу В. И. Пантина, затрагивающую особенности формирования отечественной национально-цивилизационной идентичности. В. И. Пантин считает, что если в России не будет сформирован национально­цивилизационный тип идентичности, то это приведёт к несамостоятельности и атомизации российского общества, а также к ограниченному развитию в области сфер общественной жизнедеятельности: культурной, социальной, экономической и политической. Формирование национально­цивилизационной идентичности, по мнению В. И. Пантина, происходит медленно. К причинам этого относятся: наличие общественного раскола относительно выбранного пути развития государства, полиэтничность общества, низкая плотность населения, географические, территориальные и климатические условия, слаборазвитая инфраструктура, диспропорции в развитии регионов, запоздалое складывание российской цивилизации в целом, низкий уровень общественной самоорганизации, отсутствие социальных компромиссов и занятие крайних позиций по многим вопросам, историческая и ментальная инерция населения. Эти явления объясняют специфичность исследований идентичности в России и невозможность в полной мере использовать наработки западных ученых в области теории идентичности.

Основная проблема формирования национально-цивилизационного типа идентичности в России, по мнению В. И. Пантина, состоит в том, что в обществе отсутствует процесс согласования групповых интересов, что обусловлено правовой безграмотностью населения и отсутствием развитых институтов гражданского общества^[123].

О том, что идентичность российских граждан лабильна и находится под влиянием объективных и субъективных факторов, заявляет и К. Г. Холодковский^{[124] [125]. Он отмечает двойственность российской идентичности, связанную с биполярным развитием ценностей в государстве, усиливающимся после социальных потрясений, и вызванную ориентацией на Европу, с одной стороны, и «почвенничеством» - с другой. Исследователь делает вывод о том, что эволюция политической идентичности в России проходит медленно ввиду инертности населения и наличия традиционного типа сознания. Но одновременно К. Г. Холодковский замечает, что российская идентичность находится в постоянном динамическом развитии, о чём свидетельствуют качественные и количественные изменения, которые}

-5

могут в итоге привести к формированию идентичности европейского типа .

О. Ю. Малинова в исследовании российской идентичности делает акцент на конструировании макрополитической идентичности, рассматривая этот процесс в рамках символической политики^[126]. Автор считает, что конструирование макрополитической идентичности в России не завершено и приостановлено ввиду перехода на символическую политику поддержки проекта нации-согражданства, а также в связи с проблемами модели конструирования макрополитической идентичности, связанными с разными интерпретациями её основания и критериев^{[127] [128] [129].}

В работе Л. Д. Гудкова «Эрозия идентификации и социальные напряжения в регионах», отражены результаты исследований ВЦИОМ,

л

проводимых в различных регионах России в 1995-м году . Необходимо остановиться на данном исследовании, так как оно фокусируется на проблемах, с которыми столкнулось российское общество на начальном этапе формирования идентичности нового типа. В ходе исследований респонденты отвечали на вопросы анкеты, направленные на выяснение их политических ориентаций, зависимости от региона проживания, дохода, общественных проблем и прочих факторов. В результате выяснилось, что большинство населения страны оценивает изменения в политической ситуации и общественном состоянии как негативные в сравнении с тем, что было в 1990-м году. Значительное количество респондентов критикует новые статусные группы и считает существующую власть нелегитимной. Подобные настроения выражаются в периодических всплесках ярости, причиной чему, по мнению исследователя, является вера в тотальную коррумпированность

3

власти, её моральное разложение .

Для населения повсеместно характерны ретро-ориентированность и пессимистичные прогнозы собственного будущего ввиду исчезновения социального порядка, существовавшего ранее. Сильную неприязнь к реформам испытывают регионы, в которых отсутствуют дотации, сохраняется большое число малых городов, доминируют распределительные структуры. В то время как быстрее всех к изменениям приспосабливаются две столицы и дотационные регионы. В наиболее косных и консервативных субъектах федерации сохраняется социальная напряжённость, основанная на утверждении о коррумпированности власти и её заговоре против населения.

В связи с этим формируется негативный тип политической идентичности, жители перестают отождествлять себя с действующей властью¹.

Депрессивные социальные настроения в регионах в 1995-м году, по мнению Л. Д. Гудкова, связанны с потерей «надежды на завтра», уверенности в собственном будущем и с другими социокультурными факторами. Автор определяет это как причину протестного голосования².

Как мы можем заметить, значительная часть проблем идентификации была преодолена в процессе стабилизации политической системы, однако некоторые из них существуют в российском обществе на настоящий момент, о чём свидетельствуют рассмотренные ранее современные исследования.

Исследования политической идентичности широко представлены в российской обществоведческой науке. Во многом это объясняется переходным периодом в развитии государства и общества, характеризующейся постоянной трансформацией политической идентичности и изменением ориентиров идентификации. Проблема политической идентичности остаётся острой ввиду незавершённости процессов формирования в России идентичности нового типа, отвечающего требованиям времени и нового статуса государства и общества.

Подводя итог рассмотрению национальной и наднациональной идентичности, необходимо сделать следующие выводы.

Большинство учёных указывают на доминирующее положение национальной идентичности в идентификационной матрице индивида в противовес наднациональной. Наднациональная идентичность, независимо от того, на какой базе она строится, не в состоянии полностью вытеснить национальную. Среди тех моментов, оказывающих решающее влияние на структуру обоих типов идентичности, особо выделяются: ценностные ориентации, историко-культурные, географические, институциональные, политико-экономические особенности, социальные характеристики (как мы можем заметить, ряд особенностей совпадает с аналогичными в структуре политической, партийной идентичности и идентичности с социальной группой). Именно эти факторы во многом формируют отношение индивида к стране, гражданином которой он является, государствам и надгосударственным образованиям, а также всем тем институтам, которые прямо или косвенно с ними связаны. Следствием этого является влияние на отношение индивида к политической системе в целом, а значит, и на его политическую идентификацию.

Справедливо считать национальную и наднациональную идентичность индивида одной из составляющих его политической идентичности, наряду с партийной или идеологической идентичностью. Это обусловлено тем, что данные типы идентичности актора играют ключевую роль в формировании линии его политического поведения. Однако, на наш взгляд, целесообразно говорить о тесной взаимосвязи рассматриваемых форматов идентичности индивида, равно как и его гражданской идентичности, и политической идентичности, поскольку, несмотря на наличие политических оснований в структуре национальной, наднациональной и гражданской идентичности, концепты гражданства и национальности могут пониматься вне политики и каких-либо политических процессов и институтов.

В целом значение национальной и наднациональной идентичности трудно переоценить, так как они оказывают серьёзное влияние на отношение социума к политическому курсу государства. Конструирование идентичности фактически может повысить эффективность проводимой политики государства, например, объединить население вокруг политических институтов, их руководителей, лидеров, контролировать социальные процессы, формировать общественные группы и так далее.

1.2.