1.2. Основные характеристики популистских режимов в Латинской Америке
Чтобы выделить основные характеристики современных режимов в Венесуэле и Боливии, целесообразно проследить генезис исторического развития латиноамериканского популизма. В данном исследовании рассматриваемые режимы отнесены к третьей волне латиноамериканского популизма, поскольку в XX в.
в регионе уже наблюдались две волны популизма,которые совпали с двумя политическими транзитами: 1) переходом от олигархического всевластия к массовой политике, сопровождавшимся становлением экономической модели импортозамещающей индустриализации (757), происходившем в 1940-е гг., и 2) переходом от авторитарных режимов кдемократическим в рамках «третьей волны демократизации»,
сопровождавшимся неолиберальными реформами, инспирированными Вашингтонским консенсусом (1990-е гг.) .
Первая волна популистских режимов захлестнула латиноамериканские страны в 1940-е гг., когда регион переживал распад экономической модели аграрного капитализма, а также сопутствовавший ему кризис легитимности олигархического государства . По словам политолога Дж.Мэллоя, рассуждавшего о положении латиноамериканских стран в период между двумя мировыми войнами с позиции теории зависимости, «популизм стал
131
региональным ответом кризису модели догоняющего развития» .Считалось,
что интеграция латиноамериканских стран в мировую экономическую систему за счет налаженных поставок сельхозпродукции в Европу и США привела к их чрезмерной зависимости от центра (то естьболее развитых соседей), в результате чего они долгое время не могли накопить модернизационный потенциал, преодолеть внутреннюю отсталость и выйти на путь устойчивого развития.Возможно, этому способствовали и ограничения в политической сфере. В те годы связанная с агроэкспортом олигархия ограничивала население большинства стран региона в доступе к политическому участию[127] [128] [129] [130] [131]. Так, в Бразилии в первые годы «эры Варгаса», а именно в 1933-1934 гг.,количество избирателей, допущенных к участию в выборах, не превышало3,5%-6,5%от общего численности населения . Мировой экономический кризис 1929 года, а затем вторая мировая война вынудили правительства латиноамериканских стран отказаться от экономической модели агроэкспорта и обратиться к протекционизму, а именно к политике импортозамещающей индустриализации (/57), которая в свою очередь привела к ускоренной урбанизации. Как подчеркивает социолог Дж.Джермани, если первая волна миграции в Аргентине в 1869-1914 гг. возникла благодаря массовому наплыву в страну европейцев, то две последующие волны, случившиеся в 1930-1935 и 1950-1955 гг., объяснялись частым перемещением людей внутри страны134. Массовая миграция жителей сельской местности в большие города создала в большинстве стран латиноамериканского региона новый тип граждан, которым удалось вырваться из-под контроля местной элиты (землевладельцев), но чьи требования еще не были представлены на национальном уровне - так называемые «незанятые массы» . Чтобы приспособиться к новым условиям жизни, эти граждане - в основном, рабочий класс - требовали расширения политических, экономических и социальных прав, что обеспечило переход к массовой политике. В результате стали появляться политические фигуры, готовые стать представителями интересовшироких слоев трудящихся и восстановить социальную справедливость в обществе: Хуан Перон в Аргентине, Ласаро Карденас в Мексике, Жетулио Варгас в Бразилии, Хосе Мария Веласко Ибарра в Эквадоре и другие. В предвыборной речи 1946 года будущий аргентинский лидер Хуан Перон говорил, обращаясь к своим сторонникам: «В нашей стране идет борьба не между «свободой» и «тиранией» (...), не между «демократией» и [132] [133] «тоталитаризмом». На самом деле, разыгравается партия между «социальной 136 справедливостью» и «социальной несправедливостью» . Поскольку первая волна латиноамериканского популизма была прочно связана с внутренне-ориентированной, этатистской моделью развития, подразумевавшей госрегулирование экономики, субсидирование ключевых отраслей промышленности и перераспределение дохода, большинство политологов считали эти практики отличительными особенностями латиноамериканских популистских режимов первой волны, иными словами, их ключевыми характеристиками. 1) абсолютный контроль популистского лидера над экономикой (рост макроэкономических индикаторов; повышение промышленного роста, уровня занятости и зарплат; контроль над инфляцией, дешевый импорт); 2) появление первых признаков эффекта бутылочного горлышка (дефицит ликвидности, девальвация нацвалюты, рост инфляции, увеличение бюджетного дефицита); 3) популистский лидер теряет контроль над экономикой (галопирующая инфляция,рост дефицита ликвидности и товаров массового потребления, [134] [135] массовый отток капитала, рост бюджетного дефицита, вторая волна девальвации нацвалюты, резкое снижение уровня зарплат); Стоит отметить, что в качестве основных характеристик популистских режимов первой волны выделялась не только их ориентация на достижение экономической независимости, но и непримиримость по отношению к олигархической элите. По мнению Э.Лаклау, популистские режимы первой волны (например, аргентинский перонизм) возникли в результате столкновения интересов общества и элиты (ruptura populista), вызванного кризисом легитимности олигархического государства . Впоследствии политологи М.Кэнован[136], Ф.Панисса[137] и Э.Перуссоти[138] [139] разовьют мысли Э.Лаклау об антагонистической логике развертывания популизма, согласно которой популистским лидерам необходим образ врага, чтобы мотивировать и объединять вокруг себя массы. Курс на достижение экономической независимости и восстановление социальной справедливости в обществе не означает,что популистские режимы первой волны были режимами левой ориентации . В пользу этого аргумента свидетельствует тот факт, что лидеры этих режимов опирались на мультиклассовые коалиции, но, что более важно, они не были истинными реформаторами[140]. Их политико-идеологические установки не имели ярко выраженной классовой ориентации, а антиимпериалистический дискурс был весьма умерен. Существует несколько мнений, почему популистские режимы первой волны не реализовали левый потенциал, несмотря на благоприятные исторические условия, способствовавшие проведению масштабных политических и социальных преобразований. Согласно одному из них, латиноамериканские левые силы после Второй мировой войны, приняв популизм за временное явление, в чем-то схожее с европейским фашизмом, упустили момент и проиграли популистским лидерам в борьбе за профсоюзное движение, объединявшее их главный электорат - рабочий класс[141]. В итоге рабочие, лишенные идеологического воздействия, если и осознавали важность прогрессивной экономической политики перераспределения доходов, все же сохраняли консервативное видение государственного устройства. Согласно другой точке зрения, количество ассоциированных с профсоюзным движением (то есть политически активных) рабочих в Латинской Америке в период 196080-х гг. было небольшим: составляло всего 20% от общего числа рабочего класса (в Западной Европе этот показатель составлял на тот момент 41,5%), так что левоориентированным политическим лидерам ничего не оставалось как собирать мультиклассовые коалиции и создавать всеохватные партии (catch-all parties), чтобы иметь возможность успешно конкурировать с традиционными элитарными партиями на политической арене[142]. Причем, эта тенденция была характерна для всего региона, а не только для стран с популистскими латиноамериканских стран никогда полностью не отражали структуру ~ 146 социальных размежеваний . Что касается организационных характеристик популистских режимов первой волны, можно отметить, что мобилизационное участие граждан в политическом процессе жестко контролировалось, поэтому популистскому лидеру удавалось сохранять автономию от тех, кого он мобилизовывал в свою поддержку. Дж.Джермани считал,что частичное включение граждан (де-юре, а не де-факто) в процесс принятия решений является отличительной особенностью популистских режимов первой волны . Вертикальные, патерналистские связи между популистскими лидерами и массами были жестко институционализированы. Пришедшие в 1940-е гг. к власти лидеры начали создавать политические партии (В.Айя де ла Торре, Р.Бетанкур) и укреплять профсоюзные структуры (Х.Перон, Ж.Варгас), чтобы привязать массы к подконтрольным им организациям. Именно корпоративистские механизмы контроля не позволили популистским режимам стать более эффективными в экономическом плане. В 1960-е гг. стало очевидно, что популистские режимы первой волны не смогли достичь стабильного экономического роста. К тому времени логика популистского цикла уже заставила экономики латиноамериканских стран страдать от эффекта бутылочного горлышка и грозила более серьезными экономическими проблемами. Чтобы избежать полномасштабного экономического кризиса, политическая и экономическая элита ряда стран предприняла успешные попытки военных переворотов, которые привели к замене популистских режимов на авторитарно-бюрократические, вернувшие к [143] [144] 148 тт власти политиков-технократов . По ироничному замечанию американского политолога П.Дрейка, тогда все силы политического спектра - и правые, и левые - праздновали поражение популизма: если правые критиковали популистов за плохие макроэкономические показатели и политическую нестабильность, то левые называли популистских лидеров псевдореформаторами, которые только усугубляли социальное неравенство[145] [146]. Вторая волна популистских режимов затронула латиноамериканские страны в период мирового долгового кризиса, начавшегося в 1982 году. В некоторых странах (Аргентина, Перу, Венесуэла) политическое руководство, которое было избрано благодаря обещаниям о продолжении экономического курса импортозамещения, под давлением кредиторов и международных финансовых организаций совершило резкий поворот (policy switch) в сторону неолиберальных реформ, негативно воспринятый населением. Несмотря на то, что, как подчеркивает политолог С.Стоукс, в ряде случаях эффект от этого поворота был смягчен благодаря успеху новой экономической политики (Аргентина) или принятию точечных программ помощи бедным (Перу) , в основном он усилил политическую и социальную напряженность (особенно в Венесуэле). Так, повышение цен на бензин в рамках пакета реформ под названием «Великий поворот» (el Gran viraje) спровоцировало волну беспорядков в крупных городах страны в феврале 1989 года, которая была жестоко подавлена военными и, по некоторым данным, унесла жизни около 2000 человек. Практика подобных резких поворотов в ущерб щедрым предвыборным обещаниям получила в научной литературе название «замани и измени курс» (bait-and-switch) . Этот термин должен был показать, что популистские режимы несовместимы с неолиберальной политикой. Тем не менее, уже к середине 1990-х гг. стало ясно, что неолиберальные реформы проводились в том числе и популистами, которые использовали те же политические стратегии по достижению и удержанию власти, что и популисты первой волны, но при этом действовали в условиях жесткой экономии[149] [150] [151]. В условиях «неолиберального поворота», больно ударившего по профсоюзам и традиционным политическим партиям (чьи представители были главными бенефициарами популистских режимов первой волны), популистским лидерам второй волны - А.Фухимори в Перу, К.Менему в Аргентине, Ф.Колору Ди Мелу в Бразилии - приходилось заново выстраивать свою социальную базу. Они апеллировали к тем слоям населения, которые на тот момент были особенно склонны к мобилизации, - массам, занятым в неформальном секторе экономики. Обращаясь к ним, популисты второй волны (или правые популисты) использовали как материальные, так и нематериальные стимулы: они обещали им разного рода преференции и разоблачали виновников их бед. Объектами атак неопопулистов становились те представители политической элиты, которые оказывали наибольшее сопротивление неолиберализму. Таким образом, антиэлитарный дискурс вновь использовался популистскими лидерами для удержания власти. Несмотря на кризис политики импортзамещения, популистские режимы второй волны, опираясь на проверенные временем практики контролируемой мобилизации, смогли заручиться поддержкой значительной части населения и тем самым обеспечить свое пребывание у власти в тяжелые времена структурных преобразований. К тому же принципы Вашингтонского консенсуса в попытке смягчить удар от неолиберальных реформ предусматривали создание точечных программ помощи бедным, что также играло на руку неопопулистам, предоставляя им возможность помогать электорату, не нарушая при этом режима жесткой экономии[152]. Таким образом, несмотря на определенные сходства, латиноамериканские популистские режимы первой и второй волны различались степенью институционализации и типом проводимой экономической политики. Если популисты первой волны создавали политические и профсоюзные организации и стремились привязать к ним свой электорат, а также опирались на внутреннеориентированную, этатистскую модель развития, то популисты второй волны были вынуждены дистанцироваться от организованных структур (партий, профсоюзов), придерживаясь политики жесткой экономии и обращаясь за поддержкой к неорганизованным представителям неформального сектора. В общем, степень институционализации и тип экономической политики не были определяющими характеристиками популистских режимов первой и второй волны[153] [154]. В качестве же определяющей их характеристики можно выделить наличие контролируемой массовой мобилизации. Соответственно, рассматриваемые политические режимы объединяло то, что они: 1) возникли во времена политического и экономического кризиса; 2) не были режимами левой ориентации; 3) характеризовались тем, что их лидеры мобилизовывали массы по типу «сверху-вниз»,использовали антагонистический дискурс и прибегали к клиентелистским механизмам для завоевания масс. Третья волна популистских режимов возникла на рубеже XX - XXI в.в. в тех латиноамериканских странах, где протест против неолиберализма принял неинституционализированные формы (Венесуэла, Боливия). Как известно, «неолиберальный поворот» в регионе был достаточно неоднородным . Составители так называемого индекса реформ(ге/огт index) выделяли среди латиноамериканских стран ранних и поздних, умеренных и агрессивных реформаторов. Подобная классификация должна была помочь исследователям предсказать степень эффективности проводимых реформ, а также уровень их поддержки среди населения. Так, политолог К.Уэйланд полагает, что страны, которые действовали «на опережение» и начинали реализацию неолиберальных реформ задолго до развертывания полномасштабного экономического кризиса (например, Венесуэла), были обречены на провал, поскольку их население, еще не испытавшее последствий гиперинфляции, не было морально готово зайти на 158 «территорию потерь» (domain of losses) . В зависимости от реакции населения на издержки неолиберальных реформ, связанных со сворачиванием программ социальной помощи, неприятие неолиберализма в регионе принимало либо институционализированные (ретроспективное голосование), либо неинституционализированные (уличные протесты) формы. Там, где данный протест принял радикальные формы, он был инспирирован, как правило, не только экономическими, но и политическими факторами, среди которых главную роль сыграли: 1) рост коррупции при относительной безнаказанности политической элиты; 2) институциональные реформы 1990-х гг., направленные на децентрализацию власти и изменение избирательной системы, которые запустили процесс персонификации выборов; 3) кризис политического представительства, связанный с отсутствием эффективных левых или проиндейских партий. Рост коррупции наряду с другими признаками кризиса государственного управления (резкое падение качества государственных услуг в области ЖКХ, здравоохранения, образования, охраны порядка и т.д.) в период структурных преобразований конца 1980-х - начала 1990-х гг.привели к дискредитации институтов власти, что вкупе с постепенной элитизацией партийной системы и появлением новых проиндейских партий способствовало размыванию идентификации избирателей с традиционными политическим партиями[155] [156]. Это выражалось в высоком уровне электоральной волатильности и абсентеизма, что в конечном счете привело к коллапсу партийной системы и образованию своего рода политического вакуума. Благодаря этому вакууму на авансцене появились новые антисистемные акторы, решившие бороться за власть, чтобы перезагрузить неэффективную политическую систему и повернуть вспять неолиберальный транзит. Таким образом, приход к власти левоориентированной антисистемной оппозиции, а также рост левого электората привели к появлению левопопулистских режимов, которые 160 считаются частью латиноамериканского «левого поворота» . Следует отметить, что левопопулистские режимы в Латинской Америке во многом сохраняют преемственность по отношению к режимам, возникшим в период двух предыдущих волн латиноамериканского популизма. Их основной программной характеристикой остается антиэлитарная направленность. С помощью антагонистического дискурса, делящего общество на «своих» и «чужих», лидеры этих режимов пытаются предстать в образе спасителей нации, единственных выразителей интересов народа, противостоящих коррумпированной и развращенной элите. По словам К.Уэйланда, левые популисты относятся к своим оппонентам «не как к противникам в равной и честной борьбе, но как к огромной угрозе. Называя соперников «врагами народа», они ищут любые средства, чтобы победить и маргинализовать их. Превращая политику в борьбу «мы против них», популисты подрывают плюрализм и пренебрегают институциональной системой сдержек и противовесов»[157] [158]. Одержав победу на президентских выборах, левые популисты какое-то время вынуждены существовать в сковывающих условиях «разделенной власти», поскольку Конгресс, Верховный суд, профсоюзы и другие организации, как правило, контролируются недружественной традиционной элитой. Однако они делают все возможное, чтобы этот период был недолгим. Используя мандат на перезагрузку политической системы, левые популисты экстренно созывают Конституционное собрание (даже если эта процедура не прописана в Конституции, как это было в Венесуэле в 1999 г.)[159], переписывают Конституцию, меняют избирательную систему, попутно распускают Конгресс и Верховный суд и заполняют их сторонниками режима. Так, например, У.Чавес в Венесуэле, избравшись на президентский пост в декабре 1998 г., в течение одного только 1999 г. «добился абсолютного контроля над всеми государственными институтами, которые могли бы уравновешивать его полномочия»[160] [161]. Таким образом, избрание во власть левого популиста чревато возникновением институционального кризиса, нарушением баланса равных возможностей (level playing field) и сдвигом в сторону соревновательного 164 авторитаризма . Левопопулистские лидеры, так же как и популисты второй волны, предпочитают обращаться к своим сторонникам напрямую, минуя институты политического представительства, что становится возможным благодаря падению доверия населения к политическим партиям. Чтобы легитимировать режим и создать видимость подотчетности, левые популисты проводят частые плебисциты, организованные сверху (при этом ограничивая попытки проведения референдумов снизу). Сохраняя преемственность по отношению к популистским режимам первой и второй волны, современные левопопулистские режимы имеют и отличительные особенности. Во-первых, антагонистический дискурс левопопулистских лидеров содержит намного более выраженную антиимпериалистическую и антиамериканскую направленность, чем дискурс «классических» популистов первой волны, что связано с ориентацией У.Чавеса и Э.Моралеса на оспаривание роли США как мирового гегемона[162]. Во-вторых, в отличие от популистских режимов первой и второй волны, современные левопопулистские режимы характеризуются более ярко выраженной классовой или проиндейской ориентацией[163]. Несмотря на то, что левые популисты по-прежнему вынуждены собирать мультиклассовые коалиции, они при этом не упускают возможности продемонстрировать свою приверженность определенной социальной или этнической группе, что достигается путем использования антиэлитарного дискурса и селективного доступа населения к социальным программам. Практика чрезмерной политизации социальных или этнических конфликтов, ведущая к резкой поляризации общества, соответствует интересам левопопулистского лидера, который ставит своей задачей ослабить политический центр и таким образом стабильно получать более трети голосов на любых выборах[164] [165]. В-третьих, левопопулистские режимы характеризуются концентрацией власти в руках лидера, что продиктовано амбициозностью его экономического проекта. Конечно, не стоит забывать, что осуществление неолиберальных реформ в 1990-х гг. также было связано с концентрацией власти в руках правых популистов, что позволило Г.О’Доннеллу назвать некоторые популистские режимы второй волны делегативными демократиями . Тем не менее,в случае левопопулистских режимов определенные структурные факторы обусловили более существенный сдвиг в сторону соревновательного авторитаризма. Дело в том, что эти режимы возникли в государствах-рантье при уникальной политической и экономической конъюнктуре - в условиях эрозии партийных систем и при резком скачке цен на нефтепродукты, случившемся в 2003 г.[166] [167]. Как следствие, левопопулистские лидеры, свободные от влияния таких сдерживающих факторов, как жесткий контроль со стороны оппозиции и необходимость придерживаться фискальной дисциплины, увеличили себе свободу маневра, созвав Конституционное собрание и переписав Конституцию. Это способствовало радикализацииих социально-экономических проектов. Если сравнить основные характеристики современных левопопулистских (Венесуэла, Боливия) и левоцентристских (Чили, Уругвай, Бразилия) режимов в Латинской Америке, станет очевидно, что первые менее институционализированы, а потому отличаются большей степенью радикализма. Что касается вторых, то они возникли в условиях существования институционализированной партийной системы и диверсифицированной экономики, обусловивших проведение консенсуальной политики и умеренного 170 экономического курса . Из-за революционного настроя левых популистов, которые убеждены, «что все существующие в их странах и в мире проблемы можно решить одним махом, «кавалерийским» наскоком» , их социально-экономических реформы, как правило, имеют спорадический характер, подчиняясь логике политической конъюнктуры: масштабные социальные проекты могут запускаться в период электоральных циклов, чтобы поднять рейтинг левопопулистского лидера (как, например, венесуэльские «миссии»). Наскоро реализованные программы социальной помощи отнюдь не всегда эффективны, к тому же зачастую имеют непрозрачные источники финансирования. Таким образом, даже в левопопулистских режимах с ярко выраженной классовой ориентацией социально-экономическая политика нередко остается всего лишь инструментом, с помощью которого левопопулистские лидеры мобилизуют своих сторонников и стремятся удержать власть. Как справедливо отметил в свое время политолог Х.Кастанеда, левые популисты «намного больше заинтересованы в [социальноэкономической] политике как в инструменте для завоевания и удержания власти, чем во власти как в возможности проведения [социальноэкономической] политики» . Итак, современные левопопулистские режимы в Венесуэле и Боливии характеризуются тем, что: 1) возникли в условиях эрозии партийной системы и роста левого электората и консолидировались за счет резкого скачка цен на энергоносители в 2003 г.; 2) имеют классовую или проиндейскую ориентацию; [168] [169] 3) их лидеры используют антагонистический дискурс, направленный против локальных и международных врагов режима, целенаправленно поляризуют общество, поскольку это приносит дополнительную поддержку на выборах, мобилизуют массы по типу «сверху-вниз», концентрируют власть в своих руках, чтобы осуществить радикальные социально-экономические реформы, которые порой носят спорадический характер и имеют непрозрачные источники финансирования. Обладая целым рядом отличительных особенностей, левопопулистские режимы имеют немало общих характеристик со своими историческим предшественниками. Наглядное представление об этом дает следующая таблица. (Х.Линц) антиимпериалистический, антиамериканский членампрофсоюзов рабочих сектор сектор политическая ориентация ориентация радикализма экономических классовая/ мультиклассовая ориентация проиндейская возникновения легитимности олигархического режима; кризис экономической модели агроэкспорта экономической модели импортозамещения электората;резкий скачок цен на энергоносители в 2003 г. Итак, в первой главе диссертации автор, отталкиваясь от большого массива использованной литературы, обосновал использование минималистского определения популизма, под которым понимается политическая стратегия применения особых практик массовой мобилизации (дискурсивных, социальных и плебисцитарных). Сделан вывод, что современные левопопулистские режимы, возникшие в Венесуэле и Боливии в конце 1990-х - начале 2000-х гг., сохраняют преемственность по отношению к латиноамериканским популистским режимам первой и второй волны 1940-х и 1990-х гг., однако имеют и отличительные особенности, прежде всего ярко выраженную классовую или проиндейскую ориентацию.
4) популистский лидер проигрывает выборы или уходит в результате военного переворота, а новое правительство вынуждено применить шоковую терапию (введение программы жесткой экономии под руководством Международного Валютного Фонда).
режимами: по мнению экспертов, партийно-политические системы
Таблица 1. Сравнительный анализ основных характеристик латиноамериканских популистских режимов, возникших в разные исторические периоды
Индикаторы «Классические» популистские режимы первой волны Правопопулистские режимы второй волны Левопопулистские режимы третьей волны Тип режима Авторитаризм Делегативная демократия (Г. О’Доннелл) Соревновательный авторитаритаризм (С. Левицкий и Дж.Локстон, С.Мэйнуоринг) Тип мобилизации Сверху-вних Сверху-вниз Сверху-вниз Тип дискурса Антиэлитарный Антиэлитарный Антиэлитарный, Тип социальных программ Преференции Программы точечной помощи бедным Универсальные социальные программы Социальная опора режима Формальный Неформальный Неформальный сектор Идейно Центристская Правая ориентация Левая ориентация Степень Средняя Высокая Высокая
преобразований Декларируемая Мультиклассовая Мультиклассовая Классовая, Условия Кризис Кризис Протест против неолиберализма; эрозия партийной системы; рост левого
Источник: авторский анализ
Еще по теме 1.2. Основные характеристики популистских режимов в Латинской Америке:
- 1. Основные характеристики ценных бумаг
- Каковы основные характеристики жизнеспособной системы общения в реальном времени?
- Каковы основные характеристики корпоративной и индивидуалистской организаций?
- глава 6. СТАТИСТИЧЕСКИЕ РАСПРЕДЕЛЕНИЯ И ИХ ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ
- Характеристика советского режима
- Основные позиции ГДР по отношению к национально-освободительному движению и государствам Азии, Африки и Латинской Америки
- Категория недвижимости в гражданском праве России. Основные характеристики недвижимости
- Основные характеристики
- Глава 3. Преступность как социально-правовое явление и ее основные характеристики
- Каковы основные характеристики корпоративной и индивидуалистской организаций?
- Каковы основные характеристики жизнеспособной системы общения в реальном времени?
- Основные характеристики российских компаний,имевших опыт взаимодействия с судами
- § 3. Основные характеристики состояния национальной безопасности России
- 1. Основные характеристики и принципы государственной службы
- Г л а в а II ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ЗАРУБЕЖНЫХ СИСТЕМ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ОТМЫВАНИЮ ПРЕСТУПНЫХ ДОХОДОВ
- § 2. Основные характеристики правового регулирования противодействия легализации преступных доходов в национальных правовых системах