Исторически сложилось, что Германия, считавшая себя «Центром Европы», придерживалась антизападнической традиции. Так, в XVIII веке в Германии в кругу писателей и философов Йенской школы (В. Г. Ваккенродер, Людвиг Тик, Новалис, братья Ф. и А. Шлегели) возникает романтизм - идейное и художественное направление, представляющее собой реакцию на Просвещение и стимулированный им научно-технический прогресс. На путь европеизации Г ермания встала только после поражения во II Мировой войне. Отличительными особенностями немецкой внешней политики в послевоенный период были: «рефлексивная поддержка принципа многосторонних отношений»61, относительно ослабленный, возможно даже постмодернистский, подход к государственному суверенитету и укоренившийся пацифизм - эти принципы получили, возможно, свое самое полное выражение в подходе Германии к объединению Европы62. На тот период было неясно в целом, что фактически представляла из себя «Европа» и должна ли Германия стать ее частью. Две из трех самых важных ранних проевропейских инициатив рассматривали Германию не как нового партнера, но как бывшего и, возможно, потенциально будущего врага. Подписанные 4 марта 1947 года англо-французские договоры в Дюнкерке и 17 марта 1948 года учредительный договор в Брюсселе (Западный союз), прокладывали путь к военному сотрудничеству в Западной Европе и были направлены против возрождения германской угрозы. Концепция сдерживания Германии была так же важна, как и план уравновесить Советский Союз и его Восточный блок на стадии становления. Эта идея также нашла свое отражение в создании НАТО в 1949 году. Кроме того, Совет Европы, основанный в том же 1949 году, который, как многие надеялись, должен был стать центральным двигателем объединения Европы, не предполагал в тот период включение Германии в число своих членов. Только выдвинутый американцами План Маршалла выбрал отличную стратегию: несмотря на то, что Организация европейского экономического сотрудничества (ОЕЭС) была создана до образования Западногерманского государства, ее членами были три Западных оккупационных зоны и федеративная республика, вскоре после формирования стала постоянным членом ОЕЭС Для Вашингтона восстановление экономики Западной Европы представлялось немыслимым без немецкого участия, в то время как в Европе четко прослеживалось нежелание рассматривать остатки Рейха в качестве равноправного партнера, по причине двух мировых войн, начатых Германией за предыдущие 35 лет. Действительно, в начальный период европейской интеграции ни одна страна не могла точнее оценить роль Германии в объединении Европы, чем Соединенные Штаты. По крайней мере, с 1947 года именно Вашингтон настаивал на оккупации западных территорий, которые оценивались на равных в европейских вопросах. Американская элита рассматривала интеграцию в качестве возможности держать Германию под контролем, создавая равноправного партнера и сильную опору Западного блока. Этот подход также подразумевал разделение Германии, основание двух немецких государств в 1949 году было предварительным условием для реальных шагов, объединяющих западные части Германии в появляющихся европейских структурах под американским покровительством. К концу 1940х годов Франция также ощутила необходимость в экономической мощи Германии. Так как любые попытки ликвидировать ее восточного соседа раз и навсегда в качестве европейской силы встречали непреодолимое американское сопротивление, Франция должна была взять на себя инициативу раньше, чем у Великобритании и Соединенных Штатов появилась бы возможность определять послевоенный порядок в Западной Европе. Так, в 1950 году возник План Шумана - предложение о сотрудничестве в производстве угля и стали, где Франция выступила с идеей гарантировать совместный доступ к ключевым ресурсам, исключив, тем самым, повод для ведения войны. Переговоры относительно этого плана привели к созданию Европейского объединения угля и стали (ЕОУС), которое стало не только первой успешной инициативой во франко-немецком сотрудничестве, но и первой международной организацией с сильными наднациональными элементами. Франция, Г ермания и другие четыре члена- учредителя ЕОУС (Италия, Нидерланды, Бельгия и Люксембург) вскоре предприняли новые и еще более смелые проекты: Европейское оборонительное сообщество (ЕОС) и Европейское политическое сообщество (ЕПС), которые были задуманы в качестве следующего этапа наднационального сотрудничества, не затрагивающего экономическую сферу, однако движение протеста французского народа заставило Национальное собрание Франции 30 августа 1954 года отклонить Парижский договор, ознаменовав, тем самым, провал планов создания ЕОС и ЕПС и спад федералистских идей. Очевидно, что Г ермания во всех этих проектах была скорее игрушкой более мощных акторов, нежели сильным самостоятельным игроком. Даже после ее основания в сентябре 1949 года, федеративная республика не была надлежащим суверенным государством: в соответствии с Оккупационным статутом, «высшие полномочия» оставались за Западными Союзниками. Особенно в сфере внешней политики у Германии не было пространства для независимых и некоординированных инициатив. Однако важные представители правящих западногерманских элит, в особенности канцлер Конрад Аденауэр и его Христианско-демократический Союз, придерживались той же программы, что и США, и другие Западные партнеры, даже, несмотря на то, что большинство населения отдавало первостепенное значение национальному объединению. Западная интеграция подразумевала близкий союз с США, западноевропейская интеграция основывалась на франко-немецкой коалиции. Эта стратегия рассматривалась в качестве лучшего способа защиты Западной Германии от советской агрессии, и от ее собственного жестокого и ультранационалистического прошлого. Согласие между Бонном и Западными союзниками в вопросах выбора общей политики управления и способность ключевых игроков к сотрудничеству были главными причинами того, что путь Германии в Европу смог сложиться вполне ровно, мирно и гармонично, и почему эта часть Европы превратилась со временем в мощный и значимый союз. Если антикоммунизм и страх прошлого страны были мотивами, объединившими Г ерманию и ее Западных партнеров в выборе будущего для Европы, следует упомянуть о факторе, который многие исследователи обозначают уникальным для федеративной республики: как это ни парадоксально, Германия смогла восстановить свой суверенитет, отказавшись от него. Очевидный пример тому - перевооружение. Во время переговоров по Европейскому оборонительному сообществу канцлер Аденауэр настаивал на том, что в обмен на развертывание войск, Г ермания должна восстановить свой равный международный статус. Союзники в целом приняли это предложение. И, несмотря на то, что проект ЕОС перестал работать в 1954 году, обещание было выполнено, и в 1955 году Германии было обеспечено полноправное членство в НАТО и существовавших ранее западноевропейских структурах безопасности в обмен на Общее Соглашение (Deutschlandvertrag), которое предоставило Г ермании большинство прав суверенного государства. Таким образом, Западная Германия вернула суверенитет, в силу своей готовности к интеграции в западноевропейские и трансатлантические структуры. Другими причинами выгодного сотрудничества Г ермании с Западными союзниками были возможность получения доступа к новым рынкам и содействие экономическому росту. Эти мотивы стали особенно актуальны в 1957 году, когда шесть членов ЕОУС подписали Римские договоры. Несмотря на все сложности в планировании все еще отраслевой и экономической интеграции, вместо быстрого прыжка к федеральной политической структуре, были созданы два интереснейших проекта: Евроатом - с целью сотрудничества в сфере атомной энергии и Европейское экономическое сообщество (ЕЭС) - с целью создания общего рынка. В институциональном смысле в вышеуказанных проектах присутствовали существенные наднациональные элементы. Из-за своей сильной и ориентированной на экспорт отрасли экономической деятельности, Германия особенно интересовалась общим рынком. Однако важные сегменты немецкого общества скорее предпочли бы другое европейское или глобальное сотрудничество вместо подхода «Европы шести». Людвиг Эрхард, министр экономики при Аденауэре и второй канцлер ФРГ, был откровенным сторонником такой позиции. В день, когда немецкий парламент впервые обсуждал Римские договоры, Эрхард назвал весь проект «ерундой с макроэкономической точки зрения»63. В действительности он остерегался, и не случайно, что изолированный и протекционистский общий рынок шести экономических систем, с не поддающейся контролю в Брюсселе бюрократией, отрежет Германию от ее крупнейших традиционных торговых партнеров. 75 процентов экспорта Западной Германии приходились на страны, находящиеся за пределами проектируемого Европейского экономического сообщества. С экономической точки зрения, «более европейский» подход (включая, например, Великобританию и Данию) или глобальная линия свободной торговли были бы более выгодными для страны. Такая позиция Эрхарда была особенно популярна в конце 1950-х. К примеру, в Германии в этот период большой поддержкой пользовался Британский план создания зоны свободной торговли вокруг ЕЭС. С точки зрения диссертанта, нельзя утверждать, что цель создания в 1960 году Великобританией и шестью другими европейскими государствами Европейской ассоциации свободной торговли заключалась в том, чтобы стать альтернативной моделью объединения Европы, однако выбор Г ерманией ЕЭС вызвал в стране немало споров. Социал-демократы не были против интеграции Европы. Их Гейдельбергская программа 1925 года уже включала призыв к «Соединенным штатам Европы». Правда, в послевоенный период им не были по душе проекты, идущие под данным лозунгом. Социал-демократическая партия Германии, и ее лидер, Курт Шумахер, опасались того, что европейский проект отодвинет на задний план главную цель немецкого воссоединения. С их точки зрения, Европейское объединение угля и стали отдавало излишним католицизмом, консерваторами и картелями, а оборонительный проект рассматривался в качестве повода к эскалации Холодной войны. Римские договоры были тогда первой инициативой, которая получила их одобрение - среди главных немецких партий только либералы голосовали против, расставив приоритеты в пользу национального объединения64. Примечателен тот факт, что большинство немцев в этот период не заботили проекты EЭC и Евроатома. В январе 1957 года, незадолго до подписания Римских договоров, опросы общественного мнения показали, что только 49 процентов западных немцев слышали об «Общем рынке» или «Европейском экономическом сообществе», и только 17 процентов могли выразить свое мнение на этот счет. Год спустя лишь одна четверть населения знала, что договоры были уже заключены. Большинство немцев не имело понятия о квантовом прыжке во внешней политике страны, и 73 процента считали, что немецкое объединение было более важным, чем европейская интеграция. Европа, которую поддерживало EЭC, была проектом малочисленной элиты, в то время как большинство немцев продолжало жить с мыслями о национальном государстве65. К слову, в Германии, как и других странах, во второй половине 1940х, начале 1950-х годов наблюдались вспышки активности интеллектуалов и проевропейских движений. Европа всегда была проектом меньшинства, но в ранние послевоенные годы эта группа была довольно значительной. В этот период для разных людей Европа имела отличное значение: некоторые связывали ее с идеями демократии, властью закона или плюрализмом, тогда как другие группы предавали ей конфессиональный, монархический, социалистический, расистский или империалистический оттенок, видя в Европе продолжение нити немецкой истории. Однако почти все возлагали особые надежды на превращение Западной Европы в независимую «третью силу» между двумя супердержавами - к этой идее в равной степени обращались католик Вальтер Диркс, протестант Мартин Нимёллер, социал- демократ Ричард Лёвенталь и консерватор Якоб Кайзер. Для Г ермании такой подход, возможно, был отличным способом совместить немецкое единство и европейскую интеграцию. С лета 1948 года большинство сторонников модели «третьей силы» перешли к идее Западной интеграции. Несмотря на то, что сотни тысяч приверженцев этого проекта проявляли большую активность, и многие надеялись на быстрое создание федеративной Европы, эти стремления не нашли своего отражения в значимых политических выступлениях. Правительством Конрада Аденауэра был выбран весьма проблематичный путь в Европу. Конечно, большую роль сыграла развернутая PR-кампания, частично финансируемая ЦРУ, но когда речь зашла о принятии решений, Аденауэр предпочел тайный стиль дипломатии девятнадцатого века и сохранил подозрительность к людям, которыми он должен был управлять66. После 1957 года технократический и непрозрачный стиль согласований в ЕЭС не изменил ситуации. Интерес к европейским вопросам также ослабевал из-за других факторов, таких как смягчение холодной войны после смерти Сталина, безопасность, которую принесло членство в НАТО, новый суверенитет Боннской республики и внутренние проблемы проевропейских стихийных движений. Как ни странно, Европа, таким образом, стала отчужденной от немецкого населения как раз в то время, когда многие немцы сбросили важнейшие составные части своего авторитарного идеологического багажа и начали связывать Европу с демократией и плюрализмом67. Таким образом, безразличие и пассивность немецких граждан к европейским вопросам были довольно актуальны со второй половины 1950-х годов, и выбор в пользу «Европы шести» оставался поверхностным. В целом следует подчеркнуть, что Европа была, прежде всего, политическим выбором для Западной Германии. Экономическая интеграция рассматривалась сквозь эту призму и, подобно дням Веймарской республики, Г ермания возвращала международное признание, прежде всего экономическими средствами. Однако восстановление франко-немецких отношений, американская гегемония и наднациональная организационная структура наметили новую траекторию развития процессов интеграции. Одновременно, образ Европы был довольно неясен в 1950-х годах, ЕЭС и в следующее десятилетие продолжало быть хрупким образованием. Резкие сдвиги в мировом политическом процессе, такие как Корейская война, которая уничтожила большинство надежд ЕОУС, или внутренние европейские конфликты, прежде всего, Голлистский вызов Сообществу в 1960-х годах, довольно легко его заглушили. Некоторые исследователи утверждают, что ГДР был тайным седьмым членом-учредителем EЭC. Из-за конфликтной ситуации восточная часть страны не признавалась полностью независимой в некоторых правилах торговли. Так, в протоколе ЕЭС от 25 марта 1957 года было прописано, что применение положений Римского договора на территории Г ермании не ведёт к изменению существующей системы торговли между ФРГ и ГДР. Речь идет о том, что экономические связи между двумя германскими государствами не относятся к разделу внешней торговли, а обе страны не являются друг для друга заграницей. Восточная Германия имела возможность получать дополнительную прибыль от поставок в ФРГ своей сельскохозяйственной продукции по более высоким, в сравнении с мировыми, закупочным ценам Общего рынка. В сущности, ГДР никогда не подписывала ни одного из соглашений, противостояла капиталистическому проекту и европейской концепции в целом. Восточногерманский режим воспринимал ЕЭС в качестве агрессивного американского государства-сателлита, содействующего разделению Европы в свете Холодной войны. В то же время, европейская интеграция нередко рассматривалась в качестве инструмента немецкого империализма и гегемонии. ГДР, как и Советский Союз, отказалась признать EЭC международной организацией, в отличие, например, от Венгрии или Чехословакии68. ГДР не развивала какие-либо концепции политической, экономической или культурной интеграции касательно европейских вопросов, ровным счетом, как и не была частью любого подобного проекта. Интернационализм советского стиля гармонировал в ГДР с различными степенями немецкого национализма, даже если Совет экономической взаимопомощи, выступавший в качестве Восточного ответа на европейскую интеграцию, был, прежде всего, направлен на восточноевропейских партнеров СССР. Социалистические страны уступили большую часть Европы своим Западным противникам и не противостояли EЭC и Европейской ассоциации свободной торговли. Вместо этого в Совете экономической взаимопомощи прослеживалась тенденция к глобализации. Так, Монголия вступила в Совет в 1962 году, Куба в 1972 и Вьетнам в 1978 годах. Следовательно, Восточный ответ на европейскую интеграцию не был прямой противостоящей моделью, он, скорее, явился отличительной концепцией на основе социалистического интернационализма. Снятие таможенных пошлин в ЕЭС в 1968 году, ознаменовавшее собой создание самой многочисленной торговой группы в мире, саммит в Гааге в 1969 году, который открыл путь к первому расширению Сообщества и к новой интеграционной политике, окончание последовательного пребывания на посту трех консервативных канцлеров в федеративной республике в 1969 году, а также общие политические, экономические и культурные сдвиги конца 1960-х - начала 1970-х позволяют вести речь о новой фазе процесса европейской интеграции в Германии, продлившейся вплоть до 1990 года. Именно в течение этого периода впервые деятельность Западной Германии в Европе стала более активной и независимой. В некоторой степени эти изменения были связаны с новой ролью Западной Германии в Европе - результатом ее растущей экономической мощи и ее увеличивающейся уверенности в себе. Новая Восточная стратегия стала основываться на политике сближения между государствами. Её конечная цель должна была изменить расклад политических сил в Европе, нормализовав отношение Западной Германии с ГДР и другими восточноевропейскими странами. Сформировавшись с начала 1960-х годов, Восточная политика стала основной проблемой во время канцлерства Вилли Брандта с 1969 по 1974 года. Основное внимание Брандта было уделено созданию европейского мирного порядка. «Цели нашей европейской политики должны ориентироваться на большее, чем объединение западной части континента. Мы должны сохранять западноевропейскую перспективу»69. При Вилли Брандте Западная Г ермания подписала несколько документов с СССР, были заключены договоры - с Польшей, подтвердивший границу по Одеру - Нейсе, и ГДР - установивший между двумя государствами принцип полного равноправия, независимости, самостоятельности во внешних делах, территориальную неприкосновенность. Брандт подчеркивал, что «конструктивная восточная политика будет способствовать расширению внешнеполитического 70 пространства и увеличению веса ФРГ в Европе» . Другим свидетельством более активной деятельности Бонна в европейских делах было его стремление к расширению Европейского Сообщества после отставки де Голля, который блокировал этот процесс в течение 1960-х годов. Также по некоторым другим проблемам, таким как, дискуссии по вопросам создания общей валютной политики, Боннская республика была менее уступчива в течение 1970-х годов, чем прежде . Кроме того, за первые двадцать пять лет после окончания Второй мировой войны в общей траектории европейской интеграции и глобального контекста произошли значительные изменения. Расширение демонстрировало привлекательность Европейского Сообщества (EC), созданного в 1967 году посредством слияния ЕОУС, Евроатома и E3C. В то же время, усиленная неоднородность увеличивающегося числа государств- членов затруднила принятие решений в Сообществе, возможность реализации новых, возможно, даже наднациональных, проектов сводилась к минимуму. Западноевропейские национальные государства были и, что еще более важно, рассматривались своими современниками намного менее уязвимыми и зависящими друг от друга, вследствие их послевоенной реконструкции. Не в последнюю очередь свою роль в данной ситуации сыграли растущие внутренние проблемы и сократившаяся американская поддержка процесса европейской интеграции. Разрядка напряженности уменьшила внешнее давление к объединению, и бурная экономическая 70 71 ситуация 1970-х годов сказалась на уменьшении оптимизма, вере в прогресс и доверии в принятии европейских решений во время фазы усиливающейся глобализации и экономической нестабильности. В отношении Германии, следует отметить, что по всем основным аспектам ее деятельности преобладала стабильность. Восточной политике всегда предшествовали и противопоставлялись попытки углубить Западную политику, таким образом, опасение некоторых партнеров Бонна в том, что Германия стремится к новому Рапалло, были довольно необоснованны. Даже если Западная Германия сыграла важную роль, открыв двери в Европейское Сообщество Великобритании, Дании и Ирландии, она предпочла передать эту заслугу Франции во время начала переговоров. В течение 1980-х годов Германия играла роль младшего политического партнера Франции во франконемецком тандеме, по крайней мере, символически. В европейской и международной политике экономический гегемон Западной Европы добровольно сохранил ее кандалы. Со слов Чарли Джеффри, профессора Эдинбургского университета, в этот период «появляющиеся институты европейской интеграции были для Германии, с одной стороны, смещением ответственности (мы рады, что другие нами управляют) и частично, с другой стороны, страховым полисом (мы не уверены, что нам можно доверить управление)» . Валютная политика - одна из самых острых политических тем в Европе 1970-х годов - иллюстрирует новый оттенок европейской интеграции. С конца 1960-х годов, когда экономическая турбулентность начинала дестабилизировать Западный мир, непримиримая настойчивость Германии на укреплении налогово-финансовой дисциплины несколько раз демонстрировала Франции и другим партнерам по EC их унизительную зависимость от самого большого государства-члена. В 1978 году, однако, канцлер Хельмут Шмидт и президент Франции Валери Жискар д'Эстен 72 договорились о создании Европейской валютной системы (ЕВС), соединяющей, но не полностью интегрирующей европейские валюты с целью предотвратить значительные колебания их стоимости относительно друг друга. Политические проблемы способствовали опасениям немецкого Бундесбанка в том, что это решение превратит Германию в финансиста инфляционного сообщества. Учитывая силу и стабильность Дойчмарки и немецкие успехи в ограничении инфляции в течение десятилетия, этот шаг был довольно большой концессией, тем более, если учесть, что Дойчмарка была не только экономическим ключом, но и развилась в немецкий эрзац- символ национальной гордости - богатства, стабильности и демократии - в стране, лишенной сильных национальных черт . К слову, с 1 января 1999 года, когда начал функционировать Европейский экономических и валютный союз и состоялся переход на официальную валюту стран «еврозоны», немецкая марка стала находиться в обращении исключительно в качестве недесятично подчинённой евро денежной единицы, однако вследствие высокого уровня инфляции местных денежных единиц в Косово и Черногории немецкая марка на некоторое время стала их официальной валютой. Кроме того, во многих восточноевропейских странах из-за большого спроса она считалась неофициальной государственной валютой. Роль Германии в становлении европейской валюты и денежнокредитной политики Европейского центрального банка, расположенного во Франкфурте-на-Майне, неоспорима, если учесть, что за их основу были приняты немецкие стандарты. Партнеры Германии по ЕЭС перестали опасаться тоталитарных тенденций или попыток проявления агрессии со стороны Г ермании - теперь все их внимание фокусировалось на колоссальной экономической мощи страны, которую они могли контролировать при помощи интеграции. 73 Следует признать, что немецкий дипломатический язык 1970-х годов активно использовал формулу «национального интереса». Но путь, который избрала Г ермания для выражения своих интересов, был все еще консенсусно ориентированный. Единая валютная система, которая была создана в 1979 году и включала всех участников EC, за исключением Великобритании, также демонстрировала некоторые изменения в механизме принятия решений. ЕВС была разработана, прежде всего, в соответствии с интересами «франконемецкой коалиции». Интеграция должна была остаться секторной и ограниченной, разбив планы федералистов на усиление наднациональных органов. В течение этого периода немецкая политическая элита все чаще отдавала приоритет в пользу межправительственной Европы вместо наднациональной формы интеграции. Вместо того чтобы объединить значительное число суверенных функций, государства-члены должны были сохранять свое влияние . Уже в 1966 году, голлистский вызов E3C привел к Люксембургскому компромиссу, который укрепил роль государств-членов по отношению к наднациональности, не вызвав в Г ермании особого протеста. Компромисс определял новую схему ведения переговоров и право национального вето. В течение 1970-х годов Бонн уделял особое внимание Европейским советам - межправительственным встречам глав государств и правительств - нежели укреплению внутренних органов Сообщества. Продуктивное сотрудничество между социал-демократом Шмидтом и правоцентристом Жискаром д'Эстеном, позже между христианским демократом Г ельмутом Колем и социалистом Франсуа Миттераном основывалось на этой тенденции и Европейские советы постепенно развивались в новый механизм европейской интеграции. Выбор в пользу межправительственного подхода определял не только немецкую европейскую политику, подобную тенденцию можно проследить и у других 74 государств-членов. И, тем не менее, институциональные механизмы Европы 1940-х и 1950-х годов не были ликвидированы или заменены новыми, скорее они были приспособлены и дополнены согласно новым реалиям и потребностям. С одной стороны, EC стало занимать еще более центральное место в Европе. ЕАСТ уже не была столь привлекательной к 1961 году, когда Великобритания, как основной ее актор, изъявила желание вступить в E3C. ОЭСР, заменявшая OE3C с 1961 года, а также Совет Европы оставались довольно техническими организациями вплоть до окончания Холодной войны. Европейское Сообщество превратилось в главный институциональный орган Западной Европы и из-за дальнейших этапов расширения после 1973 года (Греция вошла в ряды Сообщества в 1981 году, Португалия и Испания в 1986 году, включая несколько заявок в течение 1980-х, в том числе Австрии и Турции), проект маленькой Европы также значительно вырос с момента начала его реализации. В то же время, 1970-е годы стали важной вехой для стран Восточного блока. В 1973 году в Хельсинки было созвано Совещание по Безопасности и Сотрудничеству в Европе (СБСЕ), по инициативе СССР и европейских социалистических государств. Хельсинский заключительный акт 1975 года закрепил политические и территориальные итоги Второй мировой войны, изложил принципы взаимоотношений между государствами-участниками, в том числе принципы нерушимости границ, территориальной целостности государств, невмешательства во внутренние дела иностранных государств. Американское влияние на объединение Европы ослабло по сравнению с первыми двумя послевоенными десятилетиями. Вашингтон больше не рассматривал Германию в качестве равноправного партнера для ее соседей. Европейские проекты валютной интеграции в Западной Европе были частично предложены в качестве альтернативы для решения проблем, вызванных американской экономической политикой. Хотя США и продолжали быть «империей интеграции», наблюдались значительные изменения в трансатлантических отношениях. Несмотря на то, что государствами-участниками ЕС предпринимались попытки решения проблем, связанных с вопросами внешней политики и безопасности, ЕС, прежде всего, оставалось экономическим образованием с сочетанием межправительственных и наднациональных черт. В целом интеграцию одобряло значительное большинство немецкого населения, однако, как и прежде, это чувство основывалось на допустимом консенсусе, нежели на активной поддержке. Когда в 1979 году прошли прямые выборы в Европейский парламент, явка избирателей в Г ермании достигла лишь 66 процентов. К слову, в 2009 и 2014 годах она составила чуть более 43 процентов - тогда как явка избирателей на выборы в Бундестаг была 89 процентов в 1980 году и около 70 процентов в 2009 и 2013 годах. EC не смогло предоставить исчерпывающих ответов на большинство существенных вопросов конца 1970-х - начала 1980-х годов, таких как экономическая нестабильность и рост безработицы после «славного тридцатилетия», растущие экологические проблемы или борьба за гражданские свободы. В начале 1980-х годов, Сообщество было неспособно совместно решать проблемы, связанные с активизацией сил холодной войны, будь то советское вторжение в Афганистан, военное положение в Польше или новый раунд перевооружения. Впервые возник вопрос об искусственности этой организационной структуры, позже выраженный в термине «Евросклероз», охарактеризовавшем период с середины 1970-х до середины 1980-х годов. Несмотря на то, что EC отводилось центральное место в Европе, он оставался 75 уязвимым . С точки зрения диссертанта, весьма ироничным представляется тот факт, что в течение тех же самых двух десятилетий большое количество западных немцев начали идентифицировать себя с Боннской республикой - 75 «постнациональной демократией среди национальных государств»76. Данное обстоятельство свидетельствует о том, что цель немецкого объединения перестала быть первостепенной. Даже если значимое решение Аденауэра о Западном объединении уже подразумевало, что идея восстановления объединенного немецкого национального государства не была более приоритетной для правительства, большинство немцев продолжало жить с мечтами о государственном суверенитете. Действительно, даже в течение 1980-х годов большинство западных немцев все еще надеялось на объединение, но опрос общественного мнения в 1986 году показал, что 76 процентов населения посчитали невозможным застать это событие в течение жизни77. Воздействия европейской интеграции на повседневную жизнь в Г ермании оставались неоднородными. Фермеры стали абсолютно зависящими от инструкций, исходящих из Брюсселя, кроме того, оставляя государствам минимум возможностей уклониться от нормативных решений институтов ЕС, Суд внимательно следил за тем, чтобы в национальной судебной практике формировалось и укреплялось понимание первичности интеграционного права. В случаях сомнений в выборе правовой нормы налоговые споры должны, по мнению Суда, рассматриваться исходя из принципов европейского права. Классическим примером такого подхода является известное дело №120/79 (Cassis de Dijon) 1979 года, которое допустило импорт известного французского ликера, запрещенного Федеральной администрацией по монополии на спиртные напитки, на том основании, что в нем содержалось менее 25% спирта, а это нарушало установленные законом ФРГ о монополии на спиртные напитки нормы минимального содержания алкоголя для определенных категорий питьевых изделий . Это решение стало поводом к отмене нетарифных барьеров с целью сотрудничества в области торговли между государствами-членами и привело, таким образом, к либерализации рынка. Помимо этого, в 1970-е и 1980-е годы наблюдалось значительное увеличение числа лоббистов в Брюсселе, которые оказали содействие транснационализации карьеры государственных служащих, экспертов и активистов. Кроме того, резко повысилась экономическая взаимозависимость государств-членов. В результате таможенного союза, Единой сельскохозяйственной политики и EВС, доля экспорта, приходящегося на шесть государств-основателей EЭC, возросла с 35 до 56 процентов за период с 1950-е по 1980-е года . Несмотря на то, что уровень осведомленности и удовлетворенности населения Германии процессами европейской интеграции оставался весьма низким во второй половине 1980-х годов, произошли значительные сдвиги в макроэкономической ситуации и смягчение международной напряженности в условиях Холодной войны, связанные с приходом к власти Михаила Г орбачева. Деятельность энергичной Комиссии Делора, смена глав правительств в нескольких европейских столицах и подписание Единого европейского акта в 1986 году также изменили направление интеграционного процесса. Первый серьезный пересмотр Римского договора от 1957 года добивался большей либерализации рынка, а также некоторых институциональных реформ, выходящих за рамки экономической сферы. Германия поддерживала эти новые инициативы, особенно идею создания общего рынка. Программа либерализации больше соответствовала экономическим интересам страны, нежели первоначальная линия развития EЭC, кроме того, Бонн рассматривал этот проект в качестве рычага для открытия некоторых собственных, до настоящего времени жестко 78 79 регулируемых, рынков, например, в сфере телекоммуникации. Германия снова действовала на многосторонней основе, при поддержке европейской интеграции, с целью занять свое значимое место во внешней политике, повысить благосостояние и способствовать стабилизации отношений на международной арене. Падение Берлинской стены и конец Холодной войны ознаменовали собой начало нового, современного этапа европейской интеграции. Со слов немецкого политолога Г. Шёлгена, единая Германия «нежданно-негаданно, как бы в одну ночь выдвинулась в центр событий международной жизни и, не ведая того, с возрастанием собственного значения и веса оказалась в роли великой европейской державы» . Среди союзников ФРГ наиболее холодно к перспективе объединения Германии отнеслись Франция и Великобритания. Маргарет Тэтчер выказывала озабоченность в связи с тем, что объединение Г ермании приведет к перекройке послевоенных границ, подорвет стабильность международного положения и кардинально изменит баланс сил в Европе. За два месяца до падения Берлинской стены в 1989 году между Маргарет Тэтчер и Михаилом Горбачевым состоялась встреча, где «железная леди» сообщила советскому лидеру, что ни Великобритания, ни страны Западной Европы не желают объединения Германии, призвав его препятствовать данному процессу. Франсуа Миттеран также был вынужден совершить срочный однодневный визит в Киев 6 декабря 1989 года для переговоров с Горбачевым, главной темой которых был германский вопрос. Президент Франции предупреждал, что расширение территории ФРГ отбросит Европу назад в положение, в котором она находилась до начала Первой мировой войны. В период с ноября 1989 по февраль 1992 года федеративная республика в какой-то степени устранила опасения Европы, продолжая политику сдержанности. Когда начал рушиться Советский Союз, Германия согласилась на значительное сокращение своих объединенных вооруженных сил и подтвердила свой отказ от оружия массового поражения, 80 сделав вклад в новую структуру международной безопасности. Единая Германия подтвердила приверженность системе западных либеральнодемократических ценностей. Лейтмотивом внешней политики страны стал лозунг политической «преемственности» и «нормальности», который означал стремление продолжать действовать на мировой арене в рамках многосторонних усилий, неукоснительно соблюдая обязательства перед европейскими структурами и не допуская единоличных инициатив . Германия снова заняла проинтеграционную позицию, основанную на франко-немецком сотрудничестве. Немецкое правительство предприняло политику быстрого объединения, основанную на принципе передачи политических институтов. Речь идет о прямом распространении модели «Западная Германия в Европе» на Восточную Германию. Перед правительством встала проблема урегулирования данного объединения, которое должно было соответствовать поставленным требованиям и обязательствам членства Германии в плотной паутине международных организаций. Необходимая деятельность по обеспечению стабильности данного процесса не подразумевала твердую защиту статус-кво, однако, немецкие элиты занялись решением проблемы того, как приспособить или изменить международные организации, такие как НАТО и Европейское Сообщество, чтобы справиться с проблемами, возникшими в Европе после Холодной войны. В результате проведения курса, намеченного федеральным правительством, серьезные социально-экономические проблемы быстро вспыхнули в новых землях и охватили оставшуюся часть Германии. В процессе столь значимые аксиомы послевоенной политической экономии в Западной Германии были подвергнуты сомнению. Берлин оставался активным сторонником долгосрочных целей расширения и углубления интеграционного процесса. Главными 81 ориентирами немецких влиятельных политиков продолжали быть интересы и проблемы их соседей. Канцлер Гельмут Коль неоднократно объявлял, что интеграция была необратима, и отрицал обвинения Г ермании в том, что она пыталась доминировать над Европой. Подход правительства к внешней политике оставался многосторонним. В качестве главной цены, заплаченной за национальное объединение, Г ермании пришлось пожертвовать своей валютой, в частности, по настоянию Франции. В феврале 1992 года двенадцать государств-членов подписали Маастрихтский договор, который предусматривал создание единой валюты к 1999 году. Маастрихтский договор также реорганизовал Сообщество и усилил существующие ранее политические структуры, в основном в области внешней политики, правосудия и внутренних дел. Таким образом, Маастрихтский договор, положивший начало Европейскому Союзу (ЕС), продвинул институциональную Европу далеко за рамки экономических проблем и вызвал большие изменения и поправки к основным соглашениям с 1957 года. Гельмут Коль и его правительство поддерживали этот процесс, считая, что объединенная Германия должна быть глубоко укорена в европейских институтах. Если бы Бонн отказался вести переговоры по вопросу дальнейшего объединения Европы в 1990 году, национальное объединение, вероятно, было бы немыслимо для его западных партнеров. После подписания договора «Об окончательном урегулировании в отношении Германии» в 1990 году, ГДР стала частью федеративной республики и, следовательно, Европейского Сообщества. Огромные средства, которые Германия была готова инвестировать в ее восточные области, позволили EC довольно просто согласиться с этим обстоятельством. Объединение заметно изменило роль Германии в EC - теперь она составляла 02 30 процентов ВВП EC и 23 процента его населения . 82 В 1992 году Бундестаг и Бундесрат Германии решительно поддержали Маастрихтский договор, в отличие от Дании, Франции и Великобритании, где ратификация столкнулась с серьезными трудностями. Интересным представляется тот факт, что объединение Г ермании и создание ЕС гораздо меньше поляризовали немецкое общество, нежели Западная интеграция Адэнауэра или Восточная политика Брандта. В Г ермании после одобрения Маастрихтского договора Бундестагом и Бундесратом понадобилось дополнительное решение Конституционного суда о правомерности делегирования части полномочий национального парламента европейским органам. В 1993 году федеральный Конституционный суд решил, что Договор о создании ЕС соответствует немецкому Основному закону, но Европейский Союз не может расширять свою юрисдикцию без предварительного согласия заинтересованного государства. Это решение было подкреплено в 2009 году, когда федеральный Конституционный суд подтвердил, что Лиссабонский договор согласуется с Основным законом, но снова подчеркнул суверенитет немецкого государства, в особенности законодательную роль национального парламента. В начале 1990-х годов проевропейские элиты стремились к значительной перестройке европейских структур, с сильными федеративными элементами в качестве прочного основания для дальнейших изменений. Уже во время переговоров по Маастрихтскому договору они подчеркнули необходимость в поддержке и укреплении валютной интеграции и подготовке Сообщества к дальнейшим расширениям. Большую известность приобрел план В. Шойбле - К. Ламерса, представленный 1 сентября 1994 года фракцией ХДС/ХСС в Бундестаге, заключавшийся в идее создания «ядра Европы» - группы стран, которые ускорили бы интеграцию между собой: Германия, Франция, страны Бенилюкса, возможно, Дания и Ирландия. Выбор этих государств ориентируется на способность выполнять критерии конвергенции, которые предусматривает Маастрихтский договор для третьей ступени Экономического и валютного союза (ЭВС). Данные страны обязаны не только тесно согласовывать свою финансовую, фискальную, бюджетную, социально-экономическую политику, но и в своих действиях больше ориентироваться на цели и задачи ЕС, чем другие его члены, и более тесно сотрудничать, прежде всего, в тех областях, которые дополнили Римские договоры Маастрихтским договором, в основном, речь идет об общей внешней политике и политике безопасности, сотрудничестве в области юстиции и внутренней политики . Согласно модели «Европы ядра», так называемое, «проядро» должен составить тандем Франция-Германия, отношения которых должны развиваться в таком направлении, чтобы темы, являющиеся традиционно спорными между двумя странами (политика в области индустрии и сельского хозяйства, финансовая конституция ЕС, оборона), рассматривались в большей степени на взаимоприемлемой основе. При этом «группа ядра» не должна образовывать собственных институтов. Напротив, необходимо модифицировать Маастрихтский договор, так, чтобы изменения договора в дальнейшем не должны были приниматься единогласно. Результатом чего явилось бы то, что «число стран, которое еще надо определить, могло бы участвовать в новых общих политиках без того, чтобы другие страны, которые еще не могут или не хотят в этом участвовать, 84 не могли этому препятствовать» . Подобные воззрения нашли неожиданную поддержку и в другом конце политического спектра, когда в 2000 году министр иностранных дел от партии Зеленых Йошка Фишер потребовал установления европейской федерации в качестве заключительной цели процесса интеграции. Это заявление свидетельствовало об убежденности немцев в том, что некоторые из этих идей - в этом смысле можно вспомнить размышления Оскара Лафонтена и других видных политических и государственных деятелей 1980- х годов - основной целью видели создание новой Европы на основе модели 83 84 немецкого федерализма и идеализировали Германию как потенциальную движущую силу в таком процессе. В целом следует отметить, что разногласия в убеждениях федералистов и сторонников межправительственного подхода не только свидетельствуют о наличии внутренних политических противоречий, они доказывают, что Г ермания после Холодной войны все еще стремилась найти свою политическую идентичность в мире. Оставалось неясным, как совместить европейскую политику с тенденцией к возрождению национального духовного самосознания и необходимостью столкнуться с глобальными изменениями. Однако любые суждения на этот счет доказывали, что Германия, не внося изменений в основные институты, создаваемые в послевоенные годы, все больше проявляла активное и время от времени даже бескомпромиссное участие в Европе. Эта тенденция была подкреплена бюджетными ограничениями. Из-за высоких затрат, потраченных на объединение и решение экономических проблем, Германия не была готова идти на финансовые уступки своему населению и партнерам по ЕС. Эти обстоятельства стали особенно показательными во время кризиса евро 2010 года, когда политика Германии подвергалась критике многими ее соучастниками как скупая, недальновидная и эгоистичная. Изменения в позиции Германии по отношению к Европе могут быть также объяснены сменами поколений и эффектами миграции: спустя пятнадцать лет после объединения страны Ангела Меркель, которая выросла на восточной стороне Железного занавеса и которой «объединение Европы» не представлялось основной внешнеполитической целью, как и многим другим жителям существовавшей ранее ГДР, стала федеральным канцлером. В 2005 году приблизительно одна пятая часть населения принадлежала к сообществу мигрантов (примерно половина из них этнические немцы из Восточной Европы и Советского Союза). Выбор в пользу Европы послевоенного поколения в Западной Г ермании, таким образом, теряет свою привлекательность, расплываясь в формировании новых идентификационных формациях. Несмотря на все эти изменения, представляется интересной устойчивость, которую можно наблюдать в процессе европейской интеграции. Она свидетельствует о политической стабильности федеративной республики, бесперебойной работе ее институтов и преобладающего проевропейского консенсуса среди политических и экономических элит. Подобная картина характерна и для других стран-членов ЕС, поэтому Германию можно обозначить как «постклассическое демократическое национальное государство среди других» . Все же, многие государства- члены не могли решить, какого направления они хотели бы придерживаться в ЕС, результатом чего стали затруднительные согласования Амстердамского (1997), Ниццкого (2001) и Лиссабонского (2007) договоров. Главное отличие Германии было в том, что она, по крайней мере, до конца первого десятилетия XXI века не выражала явного евроскептицизма. В некоторой степени это может быть объяснено прошлым страны, тем фактом, что все ключевые решения в европейских вопросах ратифицировались парламентом. Референдумы не были предусмотрены конституцией. Если бы у немцев было право на голосование по насущным вопросам европейской политики, результат, наверняка, был бы другим. Согласно обзору Евробарометра за осень 2014 года, 42 процента всех немцев (и 53 процента всех граждан ЕС) полагают, что их голос не имеет значения в ЕС, 57 процентов (59 процентов в целом в ЕС) оценивают экономику Европы как неудовлетворительную, в то же время, 90 процентов немцев (79 процентов всех граждан ЕС) довольны уровнем своей жизни, 59 (56 процентов по ЕС в целом) процентов населения Германии оптимистично оценивают будущее ЕС, однако лишь 38 процентов респондентов в ФРГ (39 процентов в ЕС) в целом видят ее положительную картину85 86. К примеру, в течение 1970-х и 1980-х годов около 80 процентов населения оценивали ЕС с наилучшей стороны. К слову, на сегодняшний день в Германии евроскептицизм начал набирать обороты. Так, на региональных выборах от 31 августа 2014 года в Саксонии созданная в 2013 году евроскептическая политическая партия «Альтернатива для Германии» набрала около 10 процентов голосов и получила право занять несколько мест в Ландтаге. На федеральных выборах в сентябре 2013 года придерживающаяся консервативных позиций партия заручилась поддержкой 4,7 процентов избирателей, однако не получила мест в Бундестаге, не пройдя необходимый пятипроцентный барьер . На выборах 88 в Европейский парламент 2014 года партия набрала 7,0% голосов . Данное обстоятельство может быть объяснено тем фактом, что финансовые проблемы некоторых государств-членов в мировом финансовом кризисе после 2007 года, а также последующий кризис евро пробуждали скептицизм в Германии, и без того основанный на разочаровании в ЕС, вызванным непрозрачностью и дефицитом демократии. Кроме того, у многих немцев вызывали беспокойство непрекращающиеся волны расширения. В начале 1990-х годов Бонн стремился к принятию скандинавских стран и Австрии в ряды ЕС, спустя десятилетие он также поддерживал вступление восточноевропейских стран, с целью преодолеть Холодную войну и завоевать дополнительные рынки. Однако в Германии развернулась острая дискуссия по вопросу вступления Турции в ЕС, которая находится в качестве кандидата уже более сорока лет. Большинство населения Германии выступают категорически против приема Турции в Евросоюз - частично, в силу их мнения, что ЕС еще не готов принять столь многочисленную страну, которая изменит баланс сил в представительных европейских учреждениях. Кроме того, Турция, с точки зрения правительства ФРГ, не соблюдает ключевых принципов либеральной демократии, таких как 87 88 свобода слова, она может увеличить круг стран из Ближнего Востока и Северной Африки, желающих вступить в ЕС, что может привести к его разрушению. Смущение вызывает и в большей степени мусульманская направленность Турции, которая может поставить под угрозу универсальные европейские ценности и фундаментальные ценности христианства. Партийный спектр ФРГ также не сошелся во мнении относительно данного вопроса. Само собой разумеющееся, блок ХДС/ХСС выступает против вступления Турции в ЕС: в письме христианско-демократическим и консервативным главам правительств и руководителям партий Ангела Меркель агитировала за программу привилегированного партнерства ЕС с Турцией, так как полноправное ее членство предъявит чрезмерные требования к интеграционной силе ЕС. СДПГ и Союз 90/Зеленые в целом приветствуют вступление этой страны в Евросоюз, соглашаются с тем, что в Турции сочетаются свобода и репрессии, но считают, что если ЕС покажет свою политическую зрелость и решится принять Турцию в свои члены, он сможет стать глобальным актором. Акцентируя внимание на важности Турции как посредника на Ближнем Востоке, Кавказе и незаменимого партнера по поставкам газа и нефти, Левые предупреждают о крайне нежелательном, но возможном удалении этой страны-кандидата от ЕС в сторону России и Арабского Востока. СвДП относятся к вступлению Турции в ЕС положительно-нейтрально. Положительно - в силу того, что понимают геостратегическую и экономическую выгоду от вступления. Нейтральный аспект в отношении к Турции диктуется положением и ролью самой партии СвДП, придерживающейся либеральных ценностей. Кроме того, СвДП указывает на значительные недостатки в достижении Турции стандартов ЕС89. Европейский Союз с 1990-х годов стал оказывать все большее влияние на повседневную жизнь граждан Германии, вызывая определенные волнения в их рядах. На экономическом уровне особенно заметным стало вмешательство Европейской комиссии в вопросы слияний и поглощений предприятий, а также предоставления государственных субсидий для компаний. Так, в 2001 году Комиссия впервые заблокировала сделку слияния «General Electric» и «Honeywell», базирующихся в США и одобренных национальными властями. Кризис евро 2010 года гораздо более значимо сказался на гражданах ФРГ, по сравнению с предыдущими кризисами процесса европейской интеграции. Прямое участие и демократическая законность находятся на довольно низком уровне в ЕС, к тому же, его основные постулаты сохранения мира и обеспечение благополучия не обязательно должны базироваться на этой платформе. Из-за своих абсолютных успехов интеграция больше не является необходимостью в качестве ответа на Германский вопрос. С другой стороны, ЕС намного успешнее и быстрее способен справиться с основными вызовами глобализации, чем ее государства-члены по отдельности. Влияние США на современном этапе европейской интеграции, правда, не столь заметное, по сравнению с ранними послевоенными годами, наложило свой отпечаток на некоторые европейские проблемы. Вашингтон абсолютно поддерживал Г ерманию на пути к объединению, США выручали европейцев, когда они были неспособны закончить войны в ранее существовавшей Югославии. В 1999 году мощная поддержка от президента Билла Клинтона и госсекретаря Мадлен Олбрайт помогла получить Турции статус кандидата на вступление в ЕС. В 2004 году всем новым восточноевропейским странам-членам ЕС сначала предоставили членство в НАТО - в качестве гарантии безопасности, упрощающей их переход в институциональную Европу. Таким образом, и, несмотря на серьезные трансатлантические волнения во время войны в Ираке, Германия и Европа ЕС остались частями трансатлантического союза. Особенно показательным этот альянс стал в 2013 году, когда правительство Украины приняло решение приостановить процесс подготовки к подписанию соглашения об ассоциации с Евросоюзом, спровоцировав острый политический кризис и, впоследствии, вооруженный конфликт на востоке Украины. США в данном ключе играют особую роль в европейской политике: через коалицию с Германией они стремятся реализовать план Трансатлантического соглашения о свободной торговле, куда, кроме ЕС и ассоциированных с ним государств, должны быть включены Канада и Мексика. Выступая единым блоком, США и ЕС ввели санкции против России в 2014 году, согласно Bloomberg - частной компании, являющейся одним из ведущих поставщиков финансовой информации, причинив, тем самым, серьезный вред российской экономике. Резюмируя вышеизложенное, следует заключить, что Германия смогла занять свое безопасное и уникальное место в Европе. В 1943 году Томас Манн, как и многие его современники, были напуганы планом Гитлера сделать «Европу немецкой». Вместо этого он хотел, чтобы «Германия стала ~ 90 европейской» , примечательно, что это желание стало на сегодняшний день политической действительностью. Охват территории и экономический потенциал помещают Германию на верхушку группы более крупных государств-членов ЕС, наравне с Францией и Великобританией. В то же время, открытость немецких элит к передаче государственного суверенитета в Брюссель и относительная легкость координации отношений между национальным и наднациональным уровнями по части разработки политики приравнивают её к классу небольших стран-членов ЕС. Поэтому немецкий случай является весьма значимым для исследования европейской интеграции и ее влияния на государства-члены, которым будет посвящена следующая глава. 90