Г лава первая. Этнос и этническая идентичность как факторы политических конфликтов.
Прежде чем начать обсуждение заявленной темы хотелось бы еще раз обратиться к проблеме ее актуальности в контексте общемировых процессов, характерных для нашего времени. Современная цивилизационная эпоха рубежа ХХ-ХХ1 веков характеризуется различными научными школами и течениями, теми или иными мировоззренческими маркерами. Диапазон их достаточно широк: глобализм, мультикультурализм, регионализм, униполярный мир, национализм и др. При всей разнокрасочности определений сути данного исторического этапа развития человеческой цивилизации, следует признать, что этнонационализм является ее наиболее выраженным и острым симптомом, превратившись «в предмет политической и академической моды в исследованиях индустриальных обществ Запада»8 и Востока. То есть, и Восток, и Запад, несмотря на различия их экономических и политических систем, состояние социальной сферы, культуры, исторического и ментального опыта, одинаково подвержены тревогам и беспокойству относительно данного явления. Сотни работ посвящены в последние десятилетия исследованию природы этноса и этничности именно в виду актуализации и вовлечения этносов в современные политические процессы, как самостоятельного и не всегда предсказуемого фактора их трансформации в иное качество и содержание. Явление это стало столь очевидным и повсеместным, что есть основания видеть здесь некоторую общую логику и содержание, заключенную в происходящих экономических, политических, социальных, культурологических и иных процессах, и обуславливающих закономерность указанной тенденции. Во всяком случае, поиски такой общей логики, как представляется, становится для науки одной из важных ее методологических задач. Соответственно, как реакция на эти процессы, и на Западе, и в России, последовательно формируются и оформляются в самостоятельные области исследовательского поиска новые направления научно-гуманитарного знания: этносоциология, этнополитология, этноконфликтология, экстримология и др.. Более того, и этносоциология, и этнополитология, хотя и оперируют своими специфическими методами и понятийным аппаратом, ядром предмета своих исследований определяют, с теми или иными нюансами, постижение и раскрытие природы этноконфликтов, как наиболее социально значимого и политизированного в современных условиях проявления этничности. Действительно, по образному замечанию С. Тамбиа, конец 20-го столетия со всей определенностью выявил, что «.. .этничность - это упорствующий, бушующий, многоголовый зверь»9, «академическая охота» на которого развернута по широкому полю современного социального познания. Как отмечает З.В.Сикевич, «... исследовательское «поле» отдельных этносоциальных наук постоянно пересекается и даже совпадает, и поэтому практически любое исследование этнических явлений неизбежно приобретает междисциплинарный характер»10. Добавим, что это пересечение исследовательского «поля» обуславливается не только совпадением и целостностью предмета анализа, но и отсутствием сложившегося, относительно систематизированного и общепризнанного инструментария его анализа. С другой стороны, это «всеобщее» внимание и пересечение способов и языка анализа этнических процессов имеет и позитивное значение. Подобная ситуация существенно ускоряет и обогащает сам познавательный процесс, сосредоточенный на проблеме этноса и этничности, проблемах этнополитических конфликтов и их месте в современных социальных и политических процессах. 1.1. Теоретико-методологические основы анализа этнополитических конфликтов. В нашем исследовании нам важно более четко определить собственное познавательное «поле» и, уже с учетом его содержания и границ, обратиться к определению исходных теоретико-методологических средств анализа. Для этого, прежде всего, нам важно уяснить, в каких общих социальных пространственных характеристиках мы видим развертывание нашего предмета исследования. В рамках решения этой задачи станут более ясными и очевидными логика и масштаб восприятия и интерпретации объективной обусловленности этнополитических конфликтов. Во-вторых, соразмерно пространственным характеристикам предмета нашего исследования становится возможным и выбор адекватных методологических средств его анализа. В-третьих, решение первых, двух, постановочных задач позволит, как нам представляется, более четко определить путь и алгоритм внутренне непротиворечивого познания и объяснения сущности этнополитического конфликта. Как уже отмечалось, этнополитические конфликты приобрели сегодня универсальный характер и проявляются в совершенно различных по социально-экономическому и политическому состоянию обществах, что свидетельствует о некоторой атрибутивности данного явления11. Вместе с тем, каждый из проявляющихся этнополитических конфликтов имеет свое собственное содержание: историю возникновения, причины, предмет, субъектов, способы и характер проявления и т.д. В более широком теоретикометодологическом смысле, а также, учитывая многомерность социального пространства, в рамках которого вызревают и проявляются этнополитические конфликты, следует, очевидно, говорить о целом ряде обстоятельств, детерминирующих их возникновение и развитие, и, соответственно, анализе условий вызревания и проявления данного явления. Прежде всего, следует отметить, что тенденция этнизации, а в более широком смысле - регионализация современных политических процессов имеет в своей основе некоторые системные причины и закономерности, и вполне обоснованно связывается большинством отечественных и зарубежных исследователей с явлениями глобализации12. Представляя собой объективно детерминированное состояние и выражение современного цивилизационного развития, глобализация придает этим тенденциям, с одной стороны, устойчивый и долговременный характер, а с другой стороны - обуславливает неопределенность и непредсказуемость форм и способов их содержательных проявлений. В качестве гипотезы, обоснование которой является одной из задач настоящего исследования, мы выдвигаем тезис о том, что в сложившихся условиях этничность, проявляющаяся как фактор политики, и актуализация этнической идентичности, представляют собой один из способов аккумуляции и институализации противоречий данного процесса, а не исходный, базовый источник этнополитических противоречий и конфликтов. Здесь, скорее, уместно видеть «политическую обусловленность этнических явлений и процессов»13 современности, и обратное воздействие и влияние последних на, собственно, политику и политические процессы, придавая им качественное своеобразие. То есть, в отмечаемых многими авторами процессах «этнизации политики» и «политизации этнич- ности»14, именно последним принадлежит роль исходной детерминанты, что методологически принципиально для поиска путей адекватной интерпретации и решения поставленных исследовательских задач. Именно в этом своем особом содержании и функциях, проблема этничности требует тщательного анализа своих субстанциональных и феноменологических свойств и признаков. Во-вторых, как нам представляется, современная Россия переживает одновременно и воздействие факторов глобального цивилизационного развития, и влияние процессов внутренней качественной трансформации системообразующих базовых структур своей организации и функционирования. Эти два фактора, несмотря на синхронизированность во времени, имеют разную корневую систему и разное ландшафтное социальное значение для роста внутренних этнополитических конфликтов в стране. Эти факторы проявляют себя посредством диалектики внутреннего и внешнего, при определяющей роли внутренних факторов, что предполагает соответствующий анализ и исследование особенностей их взаимосвязи в современных российских условиях. В-третьих, сказанное выше означает, что отмечаемый в литературе «этнический ренессанс», очевидно, нельзя рассматривать как источник переживаемого страной этнополитического кризиса. Соответственно, регулирующее и управленческое воздействие следует акцентировано направлять не на собственно межэтнические отношения и этничность, как культурноисторическое явление, а на способы локализации и ограничение действия вышеназванных факторов в сфере этнополитических отношений. Очевидно, заявленные выше тезисы должны получить соответствующее обоснование на основе некоторых концептуальных идей и теоретикометодологических подходов, сформировавшихся в современной системе социально-гуманитарного знания. В рамках оформляющейся в самостоятельное научное направление отечественной гуманитарной мысли - этнополитоло- гии, за последние 15-20 лет уже вполне наметились определенные теоретико-методологические подходы понимания современных проблем этничности, как фактора социально-политических процессов, приобретших в нашей стране особую остроту. Они представляют собой результат обобщения наработок целого ряда наук: социологии, политологии, конфликтологии, этнологии, культурологии, социальной психологии и др. Каждая из названных областей знания исследует свой специфический срез этнореальности, выявляет ее наиболее устойчивые свойства, признаки, формы проявления, взаимно дополняя и обогащая общенаучные методологические средства познания. Уровень и содержание этих методологических подходов достаточно разнообразны, а инструментальные возможности имеют разное назначение. Мы будем оперировать этими подходами, сообразуясь с масштабом и конкретными задачами нашего исследования, заявленными во вводной части работы и определяющими ее цели и познавательные границы. Начнем с некоторого констатирующего положения, приобретшего, по мнению многих исследователей, определенное методологическое значение для понимания нашего предмета. Довольно значительное число современных авторитетных исследователей признает, что своеобразным детонатором, приведшим к росту этнического самосознания и роли этничности в политических процессах последних десятилетий, стал распад СССР15. Постперестроечное обострение борьбы в обществе «за статус и ресурсы, права и влияние самых разных социальных субъектов: республик (с центром и между собой), регионов и отраслей, предпринимателей и трудовых коллективов, профсоюзов, партий и общественных движений, крупных и малых национальных общностей, социальных групп и личностей»16 было, по мнению Е.И.Степанова, закономерным и неизбежным. Но при всей обоснованности подобной констатации, не до конца раскрытой остается глубинная причина обострения межэтнических отношений и этнополитических конфликтных процессов, последовавших за указанным геополитическим разломом. Распространенное мнение, что возникший «... у россиян кризис идентичности, который имеет выраженное этнополитическое содержание»17 18 и обусловлен утратой «общенародной идентичности», есть, скорее, констатация факта, но не объяснение природы данного явления. Но, главное, подобная констатация, на наш взгляд, не раскрывает детерминант, глубинных системных причин и механизмов формирования нового содержания этнополитических процессов и конфликтов в современной России. Среди первых отечественных работ, где была предпринята попытка обобщения классических конфликтологических зарубежных исследований, в том числе, этноконфликтов, была, пожалуй, работа А.Г.Здравомыслова «Социология конфликта». В рамках общих концептуальных идей анализа сущности социального конфликта, автор попытался выработать и теоретикометодологические основы интерпретации этнополитических конфликтов, характерных как для России, так и мирового процесса в целом. Отстаивая факторную теорию конфликта, А.Г.Здравомыслов предлагает определенную иерархию мотивов этнических конфликтов, начиная от проблем языка, когда, на его взгляд, конфликт еще остается в латентном и скрытом состоянии, и постепенно лишь переходит в политическую сферу, когда его субъекты апеллируют уже к статусным потребностям, территориальным и властным притязаниям. В данной позиции автора есть на наш взгляд, несомненные достоинства и свои, достаточно очевидные, недостатки. К позитивным выводам А.Г.Здравомыслова, имеющим важное методологическое значение для понимания природы этнополитических конфликтов, мы склонны отнести его позицию, согласно которой этносы, как таковые, не являются самостоятельными субъектами политики, но становятся таковыми, отзываясь на призывы элит, преследующих скрытые меркантильные интересы, путь реализации ко- 17 торых связан, в конечном счете, с политическими целями . Правда, эти позиции, в самом существенном своем содержании, уже раньше получили развернутое обоснование в концепциях «конструктивизма» и «инструментализма», сформировавшихся в западной этнологии конца 80-х - начала 90-х годов ХХ века, к которым мы еще обратимся. Ценность аргументов А.Г.Здравомыслова состояла в том, что автор делает эти выводы, исходя из анализа этнополитических конфликтов в пореформенной России 90-годов, четко и ясно закрепляя факт «аполитичности» этноса как субъекта конфликта. Вместе с тем, тот или иной этнос предстает субъектом политического конфликта в силу вовлеченности в политическое поле противостояния своих элит, и политика, соответственно, в национально-этнических конфликтах приобретает доминирующую роль. Тем самым, не будучи субъектом политики, в собственном смысле слова, этнос, тем не менее, в любом активном этническом движении предстает субъектом политического процесса и этнополитического конфликта. Кроме того, в предложенных А.Г.Здравомысловым рассуждениях о природе этнополитических конфликтах остается не до конца проясненной проблема их объективной обусловленности. Вычленяя алгоритм вызревания этнополитических конфликтов, логику зарождения и развития факторов, мотивирующих конфликтное поведение этноса и его политизацию по поводу языка, культуры, традиций, А.Г. Здравомыслов не обращается к поиску условий и предпосылок, актуализирующих запросы этнических групп в отношении языка, культуры, статусных позиций, территории и т.д. Более того, автор подчеркивает, что возникновение и развитие этнополитических конфликтов «не может быть объяснено на основе теории об определяющей роли экономических факторов и интересов» , что равно отказу вообще от поиска объективных детерминант названных конфликтов. Отсюда, интенсивность, динамика межнациональных конфликтов оказалась у автора всецело зависимой от энергичности притязаний на власть новых национальных элит, побуждающих не элитные массы к политическим действиям под этно-культурными 19 лозунгами20, что предполагает и соответствующий арсенал и способы урегулирования и разрешения подобных конфликтов. Автор, на наш взгляд, упускает из виду, что «экономические факторы» в их категориальном смысле совсем не тождественны «экономическим интересам», а представляют собой систему связей и отношений деятельностных субъектов, формирующих объективные детерминанты этой деятельности. Игнорирование данного различия несет в себе принципиальное методологическое значение, перенося акцент с глубинных базисных факторов конфликта на вторичные. Именно игнорирование субстанциональных оснований детерминации качественно новых запросов и потребностей социальных субъектов, выражающихся в современных условиях в этнизации политических действий, не позволило автору, как нам представляется, до конца последовательно сформулировать суть проблемы и предложить адекватное ее решение. В подобной логике постановки и понимания сущности этнополитических конфликтов логичны и предлагаемые им способы их предупреждения и локализации. В качестве такого инструмента автор видит концепцию «рефлексивной политики», которая бы предусматривала, прежде всего, уважительное отношение к национальным чувствам и реалистичным запросам других этносов, толерантность и стремление избегать радикализации националистических идей, как основы этнополитических конфликтов21 22. Аналогичного факторного подхода в понимании природы этнополитических конфликтов придерживается и Е.И.Степанов. Признавая, что наиболее радикальными конфликтами постсоветского периода являются межэтнические конфликты, автор считает необходимым отказаться от противопоставления национального и интернационального, а видеть их объективное, взаимодополняющее сосуществование в любом обществе . При этом, следуя позициям Э.Смита, Э.Геллнера и ряда других авторов, Е.И.Степанов считает, что актуализация этничности и рост национализма связаны с социокультурными факторами, а не с экономическими. Национализм, как правило, проявляется, по его мнению, «когда укрепление и развитие национальной культуры принимает форму экспансии»23 24 и посягает на социокультурные ценности другого этноса. Но предложенное положение оставляет не проясненной ситуацию, когда и при каких условиях развитие этнической культуры обнаруживает тяготение к экспансии, формой организации которой и выступает национализм. Ведь любая этническая культура объективно ограничена границами группы и ее «экспансия» не может носить уже культурный характер, а только исключительно политический. Соответственно, нуждается в объяснении явление перехода этнокультурного развития в политическое поле активности, что в авторской аргументации осталось в тени его исследовательского подхода. Тем не менее, отрицая роль экономических мотивов в обострении межэтнических отношений, в указанной работе Е.И.Степанов включает их в список основных детерминантов. Так, обращаясь к факторной модели интерпретации природы этнополитических конфликтов, Е.И.Степанов выделяет некоторый их перечень, ведущий к обострению межнациональных отношений: экономические, политико-правовые, идеологические и социокультурные. Отвергая в целом марксистскую трактовку национализма, автор отмечает, что в своем классическом виде, «развитие межнационального конфликта начинается с формирования у населения тревожного ощущения того, что происходит серьезное ухудшение его материального и социального положения» . Но эта классическая марксистская предпосылка «революционной ситуации», как известно, наблюдается далеко не всегда. Этнополитические конфликты, как и другие «аномалии» в социальных процессах, включая конфликты по экономическим, политическим, статусно-ролевым и другим основаниям, нередко развиваются и при относительном улучшении социально-экономической ситуации, когда ожидания опережают реальность. Последнее, как явление «относительной социальной депривации», достаточно хорошо исследовано и известно в современной социальной психологии. Но природа данного явления, опять-таки, носит социальную природу и, соответственно, нуждается в объяснении причинно-следственных взаимосвязей, остающихся недоступными для феноменологического метода анализа. Не случайно, конструируя алгоритм вызревания и развертывания этнополитических конфликтов, автор невольно возвращается к марксистской парадигме интерпретации логики данного процесса. То есть, логика и закономерности возникновения и развития этнополитического конфликта по Е.И.Степанову, все-таки, выстраивается почти по Марксу, - при определяющей роли общественного бытия по отношению к общественному сознанию: 1) ухудшение социально-экономического положения региона; 2) возникновение и распространения представлений о несправедливом распределении ресурсов; 3) обострение на этой почве межэтнических противоречий; 4) активизация национальных элит, формирующих этнополитические программы; 5) собственно, конфликт25. Но, автор прав и в обратном: конфликтные столкновения, в том числе и межэтнические, а также и этнополитические, случаются и при относительном улучшении социально-экономического положения его участников. Тем самым, причинные основания этнополитических конфликтов не обязательно возникают и развиваются по указанной логической цепочке, что делает саму цепочку методологически некорректной, во всяком случае, она не может приниматься с теоретической точки зрения безусловной и необходимой. То есть, этнополитический конфликт может возникнуть и развиваться подобным рядом зависимостей, но не обязательно. Возможен и альтернативный алгоритм его возникновения и развертывания, который будет предполагать необходимость иных познавательных средств и методов. Тем самым, факторный метод анализа этнополитических конфликтов, вытекающий из феноменологической методологии анализа, как представляется, не может служить для наших целей адекватной теоретикометодологической основой. Его познавательные ресурсы ограничены и относительно корректны лишь для логически непротиворечивого описания, но не объяснения природы этнополитических конфликтов. Уровень данной методологии анализа достаточен лишь, когда задача сводится к «налаживанию в межнациональных отношениях конфликтологического мониторинга и менеджмента, как действенных инструментов, позволяющих фиксировать зарождение конфликтных ситуаций, выявлять их «болевые точки», уровень напряженности, динамику, характер действий конфликтующих сторон и.т.п.» . Для постижения же сущности и глубинных причин возникновения этнополитических конфликтов необходима иная методология, связанная с выявлением их субстанциональных оснований и причин. Кроме факторных теорий и подходов интерпретации природы этнополитических конфликтов существует широкий спектр теоретических изысканий феномена национализма, как основы этнополитических конфликтов. При всех различиях, присущих данным подходам, их исходная объяснительная канва позволяет объединить их условно в «когнитивную модель» понимания природы этнополитических конфликтов. Исходной клеточкой произрастания этнополитических конфликтов, согласно данной концепции, выступает национализм и, соответственно, выявление природы данного явления рассматривается как основа раскрытия сущности и механизма возникновения этнополитических конфликтов. Развернутый и обобщенный обзор данных позиций представлен в статье В.В. Коротеевой26 27. Она отмечает, что в западной литературе существует две модели, два типа интерпретации понятия наций: «этническая» модель и «гражданская». Каждой из них присущи свои особые формы национализма, имеющие свои специфические культурноисторические и психо-когнитивные предпосылки. Этническая составляющая лежит в основе немецкого и восточного типа национализмов, основанных на идее «народного духа», культуре и общем происхождении. Как некоторым, общеразделяемым этносами когнитивным установкам, им присущи идеалистические и мессианские устремления, ведущие к посягательствам на культурное пространство иных этносов. «Гражданский» национализм имеет более рациональные когнитивные выражения, базируясь на ценностях политического и экономического характера. Рассматривая взгляды Г.Гердера, Х.Кона, Л.Гринфельд, Р.Брубейкера, Э.Смита, В.В.Коротеева проводит сравнительный анализ истоков и когнитивных особенностей «этнических» и «гражданских» типов национализма, иллюстрирующий базовые различия между ними. Согласно предлагаемой, например, Л.Гринфельд основе их различения, «этнический» национализм имеет немецкое происхождение и характерен для Г ермании, России и Азии. В качестве объективной основы подобных когнитивных установок выступает относительно замедленное экономическое развитие и порождаемый этим обстоятельством комплекс неполноценности, который и компенсируется когниция- ми об этнической избранности, «особого пути» цивилизационного развития и мессианства. «Гражданский» национализм, наоборот, порожден рациональным, а значит и более свободным выбором и, соответственно, «предполагает 27 моральное и политическое первенство индивида» , чьи притязания распространяются лишь на его личный успех и гордость за страну. Эта дифференциация основ национализма, тем более, привязанная к этносам и странам, вызывает возражения у других авторов. Р.Брубейкер, в частности, находит теоретически уязвимым деление национализма на «этнический» и «гражданский», тем более в предложенном варианте, где так называемый «национализм» не имеет отношения к этнополитическим противоречиям и конфликтам. Продолжая эту логику понимания проблемы, Э.Смит от- 28 казывается от соотнесения различных типов национализма с конкретными странами и этносами, а преодоление межнациональных противоречий и конфликтов видит в формировании качественно новой социальной общности - политической нации. К числу сторонников такого подхода относятся известные западные социологи Д. Миллер, М.Линг , О. Лири. Между ними есть лишь терминологические расхождения, когда некоторые авторы словосочетание «политическая нация» заменяют «гражданской нацией», подразумевая тот же геополитический, или государственный масштаб искомой общности. В нашей стране последовательным сторонником идеи «гражданской нации» остается известный этнолог В.А.Тишков, настаивающий, что этнические конфликты в современной России явление принципиально факультативное, востребованное интересами экономической и политической элиты страны. Но эта авторская позиция, скорее, соотносится с инструменталистской интерпретацией сущности этничности, чем с когнитивистской моделью понимания природы этнополитических конфликтов, чего мы коснемся в соответствующих разделах работы. Когнитивистской трактовки природы этнополитических конфликтов в современной России придерживается и один из наиболее активных и известных отечественных исследователей этнополитических конфликтов - В.А.Авксентьев. В целом ряде работ названного автора, в той или иной редакции, выражена мысль, что «... отсутствие общенародной идентичности вызвали у россиян кризис идентичности, что привело к формированию локальных и региональных этнополитических идентичностей, перекрывающих друг друга и препятствующих становлению новой устойчивой общероссийской идентичности» . Суть когнитивизма в интерпретации сущности этнополитических конфликтов состоит в том, что источником конфликтов видится контраверсив- ность когниций и, соответственно, в качестве условия ее преодоления ищутся 29 новые когниции, лишенные этой контраверсивности. Собственно, в данных подходах к проблеме этничности и этнических конфликтов вполне явно видится лишь попытка «либерального сознания», перед фактом нарастающих глобальных националистических тенденций, найти новую когнитивную позицию, реальный смысл которой сводится к отделению более приемлемых форм национализма от менее приемлемых, что не решает искомой познавательной задачи, но лишь переводит ее из одной плоскости в другую. Г лавный недостаток и слабость когнитивистких подходов в понимании сущности этнополитических конфликтов состоит, на наш взгляд, в том, что они лишь констатируют наличие контраверсивных когниций в качестве мотивационной основы этнополитических конфликтов. Такой подход не выходит за рамки феноменологического описания процесса и фиксации контра- версивности сталкивающихся когниций. Ведь контраверсивность противостоящих этнических идентичностей в этноконфликте ничем не отличается от такой же контраверсивности когниций, которыми руководствуются субъекты любого конфликта. Негативное восприятие соперника естественно для каждого из участников конфликта, будь-то производственный, семейный или бытовой конфликт. Будет ли достаточной для объяснения природы данного конфликта констатация, что в основе данного конфликта и его источником является актуализировавшаяся когниция, что противник - «большая бука»? Но в объяснении этнических и этнополитических конфликтов многие исследователи продолжают настаивать, что обострившаяся этническая идентичность своим существенным ингредиентом обнаруживает негативное, контраверсивное восприятие иной идентичности и эта когниция становится источником этнических конфликтов. Безусловно, подобная когниция, особенно когниция, оперирующая этническими характеристиками, предстает важным и, нередко, существенным ферментом эмоционально-психологических установок участников этнополитических конфликтов. Этот фактор, его значение и роль в конфликте, не может игнорироваться аналитиками и экспертами, а тем более, медиаторами. Но природа, объективные причины вызревания и оформления этих когниций в мотивационные основания конфликта, сами нуждаются в более фундаментальном объяснении. Ни факторные модели объяснения этнополитических конфликтов, ни когнитивные подходы этого анализа, как мы видели, не только не предлагают, но и не ставят как познавательной задачи, полагая, что констатации наличия тех или иных факторов на уровне феноменологического подхода вполне достаточно. Преодоление этой ограниченности феноменологического подхода в интерпретации сущности и природы этнополитических конфликтов в современной России мы связываем с обращением к субстанциональному анализу данного явления. Основные идеи и сущность этого подхода, как методологической основы анализа этнополитических конфликтов, будут рассмотрены нами чуть ниже, в рамках данного же параграфа. Здесь же коснемся еще одного методологического подхода, представляющего, на наш взгляд, относительно новую парадигму анализа рассматриваемого предмета. В наиболее широком своем контексте данный подход связан с предложенной Самуэлем Хантингтоном концепцией «конфликта цивилизаций». Он интересен специфичностью адаптации данного подхода применительно к конкретному, а не к гипотетическим, этнокультурным и этнополитическим противоречиям и конфликту. Речь идет об оставшейся малозамеченной, но интересной монографии Б.А.Камкия «Проблема легитимности власти в полиэтничном государстве: Опыт политологической интерпретации общественно-государственных отношений в Грузии и Абхазии в конце 80-х - начале 90-х годов» / Московский общественный научный фонд.- М., 1997». В центре этнополитических конфликтов в полиэтническом государстве, автор видит проблему легитимации власти. По его мнению, «легитимация власти - уникальный феномен, позволяющий снять политическую напряженность между этносами, консолидировать конфликтующие группы, сохранить стабильность и целостность государства» . Б.А.Камкия воспроизводит два альтернативных подхода в понимании этой проблемы: Н.Макиавели и М.Вебера. Первый исходит из убеждения, что именно сила склоняет массы к 30 ~ повиновению , второй - покоится на теории ценностной рациональности и в качестве основы легитимности власти видит веру и убеждения . Автор считает, что реальная легитимность власти возможна лишь на основе прочной веры и безусловного приятия массами той или иной власти. Не случайно любая власть, не зависимо от ее силы и мощи, не ограничиваясь материальными, политическими и прочими средствами упрочения своих позиций, настойчиво и системно обращается к средствам, побуждающим и упрочивающим веру в свою легитимность. В полиэтническом государстве, с точки зрения Б.А.Камкия, возникновение и упрочение веры в легитимность власти самым существенным образом связаны с культурологическими, религиозными, с мировоззренческими в целом, ориентациями государства. В этом смысле, автор дифференцирует охранительный и унификаторский типы легитимации власти. Если оба эти типа легитимации актуализируются в одном и том же обществе, политический конфликт, субъектами которого будут выступать массы, консолидированные по этническому признаку, неизбежен. Так, официальный Тбилиси легитимизировал свою власть под лозунгом «Одно государство - одна культура», что соответствовало «унификаторскому» типу легитимации. В свою очередь Абхазия стремилась защитить свою национальную культуру, действуя в рамках идеи «национальноосвободительной борьбы». В этом случае речь уже идет об «охранительном» типе легитимации собственных институтов власти. Соответственно, «идеологии», определяющие конфликтные отношения между Тбилиси и Сухуми, лежат в различных плоскостях и характеризуются различными социально- 30 31 32 пространственными параметрами, которые, неизбежно, и артикулируются различно, что затрудняет, если не исключает, предметный диалог сторон. Именно в этой связи, автор придает важное значение “цивилизационному” подходу к проблеме легитимации власти. Без понимания и учета различия культур, эмоционально-ценностных установок и ориентаций различных этносов, образующих центро-периферийную систему политического государства, считает он, реальная легитимация власти невозможна, а этнополитические конфликты становятся перманентным проявлением отсутствия общепризнанной легитимности власти. По мнению Б.А. Камкия, данная дифференциация, прежде всего, связана с принадлежностью этносов к различным цивилизациям, составляющим субстрат национальной культуры, что серьезно препятствует их взаимной адаптации в одном политическом пространстве, если это пространство тяготеет к унификации культур, как способу легитимации власти . Для лучшего и более полного понимания сути проблемы, автор вычленяет онтологические основания легитимации власти. Он считает, что легитимация власти может осуществляться или с преобладанием «социогенного» субстрата, или «этногенного», или на основе сложного переплетения и учета обоих субстратных начал жизнедеятельности социума. «Социогенный» субстрат представляет собой систему ценностей рационального порядка, носящих универсальный характер и адаптивный для всех слоев населения. Это высокий уровень экономического благосостояния, индивидуализм и политические свободы. А «этногенный» субстрат основывается на онтологических чертах самобытности этноса, его культуре, мироощущении и миропонима- нии33 34. Попытки игнорировать любые из этих онтологических субстратных оснований общества ведут к делегитимации власти, противоречиям и политическим конфликтам. Игнорирование же «этногенного» субстрата в легитимации власти порождает наиболее глубокие и существенные причины этнополитических конфликтов. Именно противопоставление этих подходов в процессе легитимации власти приводит к серьезным и трудноразрешимым этнополитическим конфликтам. В этом случае, полагает Б.А. Камкия, существует два возможных типа легитимации: демократический и деспотический. Первый тип базируется на западной системе ценностных ориентаций, который предрасположен к адаптации своих политико-правовых подсистем к любому типу массового этносоциального или национального движения. Второй направлен на восточный комплекс ценностных ориентаций, который характеризуется политикоправовыми установками на форсированное «строительство единой нации» путем «ускоренной» интеграции и ассимиляции этнических меньшинств. От правильного выбора формы легитимации власти зависит устойчивость центро-периферийной политической системы. А урегулирование возникающих здесь противоречий связано с поиском взаимоприемлемой для центра и периферии (где под периферией понимается «этногенный» субстрат общества) идеологической модели. На этот выбор в значительной степени влияют типы национализмов, в контексте которых выделяются две модели легитимации политической власти в центро-периферийной системе: конвергентная и ди- вергентная35 36. Первая характеризуется демократической направленностью, согласием и динамизмом. Вторая - насилием, гегемонизмом, унификацией и вытекающей из этого конфликтностью. Преодоление межцивилизационных противоречий, как основы этнополитических конфликтов, Б.А. Камкия усматривает в «выработке идеологии многонационального государства, максимально приближенной к пониманию и разделению этой идеологии, этих символов и знаков большинством» . Все эти рассуждения автора демонстрируют становление новой теоретикометодологической парадигмы анализа природы и сущности этнополитических конфликтов, дополняющей уже существующие подходы новыми акцентами анализа и, соответственно, новыми способами локализации и управления этнополитическими конфликтами. Особенно актуален данный «цивилизационный» метод интерпретации природы этнополитических конфликтов для современной России, как полиэтнической и поликонфессиональной политической и культурной системы. Вместе с тем, весьма широкие познавательные возможности, предлагаемые «цивилизационным» методом анализа этнополитических конфликтов, нельзя считать исчерпывающими с точки зрения раскрытия и объяснения субстанциональных характеристик и сущности этнополитического конфликта. Безусловно, корректное определение и выбор тех или иных моделей легитимации власти, учитывающее культурно-цивилизационное пространство, в котором реализуется этот политический проект, будет оказывать известное воздействие на этнополитические процессы, снижая или умножая существующие здесь противоречия. Но, с другой стороны, сам выбор способов легитимации власти, даже при достаточно широком наборе возможных альтернатив, имеет определенную детерминированность, логика и закономерности которой требуют своего анализа. Этот глубинный пласт оснований социальной детерминации этнополитических конфликтов, как нам представляется, в рамках цивилизационного метода интерпретации их сущности остается не раскрытым. В последние десятилетия, особенно, с 90-х годов ушедшего века, в исследование этнополитических процессов стали интенсивно проникать и получили широкое признание научного сообщества постмодернистские методологические подходы. Собственно, в методологическом отношении эти подходы трудно назвать новаторскими, но в части логико-гносеологической интерпретации обсуждаемых проблем, они создают, до известной степени, внутренние непротиворечивые концепты понимания сути политизации этнических процессов в современном мире. Главная идея постмодернизма состоит в том, чтобы воспринимать мир явлений таким, каков он есть, без обращения к неким сущностям, к чему тяготеет системный метод. Как подчеркивает Г.Форбс, для современного социального познания важно «сочетать теории прогнозирования общественных процессов с тщательным анализом наличного фактического материала, отвергая непроверяемые нормативные или метафизические обобщения... »37. Популярности постмодернистских подходов, как нам кажется, способствовало, главным образом, не столько открываемые ими новые горизонты и глубина понимания сущности этнополитических процессов в современном мире, сколько принципиальная установка «называть вещи своими именами». Теоретически обосновывая тезис о том, что в результате этноконфликтов ни одна из существенных для этничности характеристик или свойств не могут получить какого-либо приращения, но каждый из них весьма удачно благоприятствуют реализации и защите меркантильных интересов политических и экономических элит, постмодернисты снискали почтительное отношение к своим построениям. Не случайно, очевидно, что один из наиболее крупных отечественных этнологов и бывший Министр по делам национальностей РФ,- В.А.Тишков, является и наиболее последовательным приверженцем одного из течений постмодернизма - конструктивизма. Два основных течения постмодернизма в этнологии, - конструктивизм и инструментализм, - оформились именно в период высокого конфликтного проявления этнических отношений. Поэтому, основные положения и аргументация обоих течений непосредственно соотносятся и обусловлены этнополитическими конфликтами, охватившими многие регионы мира. В этом смысле, их можно рассматривать именно как концепции, обращенные к пониманию этнополитических конфликтов, хотя центральным предметом их интереса остается этнос как социальное явление. Более конкретно эти подходы, а также «классическую площадку» этнологии - традиционные взгляды на этнос, в полемике с которой и оформился постмодернизм в этнологии, мы и рассмотрим при анализе сущности этноса и этничности в следующем параграфе нашего исследования.