§ 3. Развитие теории в 50-х годах. От анализа европейских связей и отношений ко всемирным
а) Первый план теории: ожидание революции Вывод о недостаточной зрелости отношений буржуазного общества в 1848 г. не помешал К. Марксу и Ф. Энгельсу уже в начале 50-х годов предсказывать новый революционный взрыв, новую революцию. По их мнению, в ходе самой революции и в ближайшие годы после нее эти отношения в значительной мере «дозрели»: в наиболее развитых странах пришла к господству промышленная буржуазия, уничтожены многие остатки феодализма, расчищена почва для быстрого развития капитализма в деревне. Опыт политической борьбы 40-х годов и более зрелые экономические отношения, в свою очередь, -обусловили возрастание силы и значимости рабочего класса, способствовали росту его сознательности. (Теперь, писали К. Маркс и Ф. Энгельс в 1850 г., рабочие гораздо более сознательны, чем перед февралем 1848 г. )80. Кроме того, сама революционная борьба «просвещает» рабочих темпами, немыслимыми в период мирного развития. Они поэтому могут «дозреть» в самом ходе проближающейся революции. Вот почему ожиданием революции буквально пронизаны статьи и письма К. Маркса и Ф. Энгельса в этот период. Ф. Энгельс пишет (март 1850 г.), что «предстоящий нменно теперь, в недалеком будущем, новый торговый кризис... судя по всему совпадает с новыми величайшими столкновениями на континенте...». В «Обращении Центрального комитета к Союзу коммунистов» К. Маркс и Ф. Энгельс отмечают, что «в настоящее время... предстоит новая революция...» И далее. К. Маркс и Ф. Энгельс (апрель 1850 г.): «Политические события на континенте также с каждым днем все более неудержимо ведут к развязке, и то совпадение торгового кризиса и революции, о котором неоднократно говорилось в этом журнале, ставится все более неотвратимым»81. Ф. Энгельс (февраль—апрель 1852 г.): «Десять шансов против одного, что в 1853 г. промышленность и торговля во всем мире испытают гораздо более глубокое потрясение и гораздо дольше будут находиться в состоянии расстройства, чем когда-либо раньше». К. Маркс (февраль 1853 г.): «Миланское восстание замечательно как симптом приближающегося революционного кризиса на всем европейском континенте» 82. К. Маркс (март 1853 г.): создавшаяся сейчас обстановка «скоро должна будет привести к землетрясению». Ф. Энгельс (март 1853 г.): «...гроза надвигается». К. Маркс (сентябрь 1853 г.): «Дела идут великолепно. Во Франции произойдет ужасный крах...» О том же — в октябре 1853 г.: «Думаю, что теперь самое подходящее время обратить внимание на Францию, где катастрофа все же разразится» 83. К. Маркс (январь 1854 г.): «...в Англии вновь наступил один из больших торгово-промышленных кризисов», более сокрушительный, чем кризис 1847 и 1836 гг. 84. К. Маркс (июль 1855 г.): «...все явно бродит и кипит (в Англии. — Г. В.)\ остается лишь пожелать, чтобы крупные неудачи в Крыму дали толчок»85. Ф. Энгельс (14 апреля 1856 г.): «На этот раз крах будет неслыханным; все элементы налицо: интенсивность, всеобщее распространение и вовлечение всех имущих и господствующих социальных слоев»86. К. Маркс (август 1856 г.): «Ближайшая европейская революция найдет Испанию созревшей для совместных действий с нею»87. К. Маркс (26 сентября 1856 г.): «На этот раз дело приняло, впрочем, такие общеевропейские размеры, как никогда раньше, и я не думаю, чтобы мы еще долго оставались здесь зрителями. Даже то, что я, наконец, снова дошел до обзаведения домом и затребовал свои книги, убеждает меня, что- «мобилизация» наших особ не за горами». Ф. Энгельс (конец сентября 1856 г.): «Все выглядит почти так, как будто дело уже теперь начинается; но, может быть, это еще только прелюдия... На сей раз это будет dies irae (судный день. — Ред.) как никогда раньше... Я тоже думаю, что все это исполнится в году 57-м, а когда я увидел, что ты снова приобретаешь мебель, я сразу же счел дело решенным и стал по этому поводу предлагать пари». К. Маркс (11 июля 1857 г.): «Революция приближается, как показывает ход дел Credit Mobilier и состояние бонанар- товских финансов вообще». К. Маркс (8 декабря 1857 г.): «Я работаю, как бешеный, ночи напролет над подытоживанием своих экономических исследований, чтобы до потопа иметь ясность по крайней мере в основных вопросах». Ф. Энгельс — К. Марксу (31 декабря 1857 г.): «А теперь — поздравляю всю семью с Новым годом, с бунтарским 1858 годом» 88. Однако в 1858 году революционного взрыва не произошло. Экономический кризис начал спадать. «В состоянии кризиса впрочем теперь наступило затишье...»— констатирует Ф. Энгельс 6 января 1858 г. О «затишье в кризисе» пишет К. Маркс 7 января 1858 г. «Будь проклято это улучшение!» — в сердцах восклицает Ф. Энгельс. А 24 февраля 1858 г. К. Маркс пишет о кризисе уже как о прошлом, требующем подведения итогов: «Если взять в целом, то кризис хорошо порыл, как славный старый крот»89. Итак, ожидаемой революции не произошло. Поверхностным летописцам это обстоятельство, это внешнее сопоставление прогноза и факта представляется вполне достаточным, чтобы поставить под сомнение истинность марксистской теории. Слишком легкую победу хотят одержать над марксизмом. Человек же, стремящийся к действительному, к серьезному пониманию исторического процесса, стремящийся всерьез понять логику развития теории, обратит внимание на следующие обстоятельства. Первое. Предсказанный основоположниками марксизма в самом начале 50-х годов экономический кризис, в возможность и приближение которого не верили даже их близкие соратники и единомышленники, разразился. Так, самоотверженный революционный практик, по несильный в теории, друг К. Маркса и Ф. Энгельса, Вильгельм Вольф («Лупус») коллекционировал предсказания своих великих друзей относительно кризиса в надежде со временем поиронизировать над ними. Но иронизировать довелось К- Марксу. «Так как Лупус вел постоянную регистрацию наших предсказаний кризисов, — пишет К. Маркс Ф. Энгельсу,—то скажи ему, что—по заявлению «Economist» за прошлую субботу — в последние месяцы 1853 г., в течение всего 1854 г., осенью 1855 г. и во , время «внезапных передоен 1856 г.» Европа была всего лишь на волосок от грозившего ей краха». «Лупус теперь смиренно признает, что мы были правы» 95, — отвечает К. Марксу Ф. Энгельс. Итак, первый прогноз К. Маркса и Ф. Энгельса подтвердился. Второе. А может быть, поднятая кризисом, если не революция, то революционная волна нанесла-таки удар по буржуазному фундаменту? И может этот удар, хотя и не вызвал крушения общественного здания, но вызвал необходимость его существенной перестройки, необходимость того, что Энгельс потом назовет «революциями сверху» (и о чем у нас еще разговор впереди). Не вправе ли мы в силу этого видеть в революционных прогнозах К. Маркса и Ф. Энгельса верно и точно схваченную основную тенденцию общественного развития. Не вправе ли мы усматривать в исторических событиях конца 50—70-х годов (хотя и в своеобразной форме) реализацию подмеченной Марксом и Энгельском тенденции? И наконец, третье, может быть, самое существенное. Тот, кто, действительно, хочет понимать марксизм, кто, действительно, желает уловить логику его развития, должен обратить внимание вот на какую вещь. К. Маркс и Ф. Энгельс представляли себе историю общественного развития не как однолинейный процесс, подчиненный жесткому и строгому графику, но процесс многовариантный — с возникновением, гибелью и реализацией многих различных возможностей, процесс альтернативный. При этом они не просто объективистски фиксировали наличие различных возможностей развития, но определяли наиболее прогрессивную и потому наиболее желательную из них. Но, ориентируясь на наиболее прогрессивную возможность, всемерно споспешествуя ее реализации, они не упускали (держали в поле зрения) развитие других возможностей — и это было залогом успешного развития их теории. Вот и в 50-е годы наряду с основной теоретической линией с установкой (и как мы отмечали, не беспочвенной) на революцию шло развитие другого теоретического сюжета, в котором рассматривались условия, обстоятельства, возможности, смягчающие ход кризиса, тормозящие развитие революции, составляющие альтернативу революционному выходу из кризиса. В теории идет взаимодействие этих двух планов — вначале через внешнее, самостоятельное, параллельное развитие к их постепенному взаимодействию и взаимопроникновению, к слиянию двух «плоскостных» планов в единый — «объемный» — план, в котором дается теоретический синтез развития, поднимающий всю теорию на новую ступень. Суметь понять эту объемность, это богатство теории, уяснить уроки разрешения ею трудностей — это и есть путь к усвоению духа марксизма. б) Второй план теории: анализ новых факторов, замедляющих революционное развитие. «Расширение мира» В 1850 г. К- Маркс и Ф. Энгельс писали, что события «все более неудержимо ведут к развязке» и что «совпадение торгового кризиса и революции... становится все более неотвратимым»96. Это первый план теории. Но тогда же, в 1850 г., К. Маркс и Ф. Энгельс рассматривали и другую сторону процесса, пока второстепенную и подчиненную по отношению к первой: появление новых обстоятельств, могущих несколько замедлить развитие кризиса, притормозить его и, следовательно, повлиять на центральную стратегическую идею данного периода. Пока это — второй план. Но анализ ведется К. Марксом и Ф. Энгельсом с такой глубиной и основательностью, что уже здесь, в самом начале, закладываются предпосылки соединения обоих планов в единое целое, предпосылки обогащения теории. С этой точки зрения написанный в январе—феврале 1850 г. «Первый международный обзор» К. Маркса и Ф. Э нгельса — работа поистине достойная удивления. Здесь основоположники научного социализма фиксируют быстрое прохождение Англией экономического кризиса и задумываются над причиной этого. Вопрос чрезвычайно важный, ибо речь идет о «сердце капиталистического мира», речь идет о стране, без революции в которой международная победа коммунизма, по мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, невозможна. Почему же так сравнительно легко она выбралась из кризиса, почему же сейчас, когда небо континентальной Европы затягивается тучами нового кризиса, в Англии налицо признаки процветания. Ответ чрезвычайно глубокий. Во-первых, кризис, развившийся в Англии в середине 40-х годов, «дважды был прерван — в начале 1846 г. благодаря решениям парламента о свободе торговли и в начале 1848 г.— февральской революции». Революция, бывшая следствием кризиса, способствовала и его разрешению, способствовала упрочению буржуазного строя, с одной стороны, и победе европейской промышленной буржуазии, о чем мы уже писали, с другой стороны; февральская революция, приостановив де ятельность континентальной промышленности, «тем самым помогла англичанам довольно легко пережить год кризиса,, в значительной мере содействовала ликвидации скопившихся запасов на заокеанских рынках и сделала возможным новый подъем промышленности весной 1849 года», «подъем, который, впрочем, распространился также и на значительную часть континентальной промышленности». Но событием «еще более важным, чем февральская революция, является открытие калифорнийских золотых приисков. Уже теперь, спустя всего восемнадцать месяцев, можно предвидеть, что это открытие будет иметь гораздо более грандиозные результаты, чем даже открытие Америки». «Калифорнийское золото потоками разливается по Америке и азиатскому берегу Тихого океана и втягивает даже самые непокорные варварские народы в мировую торговлю, цивилизацию»97. Расширяется мировая торговля, новые страны втягиваются в цивилизацию — раздвигаются рамки мировых отношений, рамки мира. И господствующая на мировом рынке Англия получает возможность с помощью новых рынков разомкнуть тиски кризиса. Пр.. этом К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивают, что речь идет не о временном, частичном, скоропреходящем явлении. Расширение мирового рынка на рубеже 40—50-х годов означает начало нового, важного этапа мирового развития. «Во второй раз мировая торговля, — пишут они, — получает новое направление»90. И когда дальше вы читаете, что «первый раз» это было в XVI столетии — когда буржуазия начинала свое стремительное восхождение и центр мировой торговли перемещался из Италии (Генуи и Венеции) в Англию (Лондон и Ливерпуль) ", — тогда становится ясно, что вторичная смена направления торговли имеет, по мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, эпохальное значение. Потом в известном письме Ф. Энгельсу от 8 октября 1858 г. К. Маркс напишет: «...буржуазное общество вторично пережило свой шестнадцатый век...» Впервые же мысль а «втором XVI веке» появилась, как мы видели, в 1850 г. И можно только поражаться тому, как быстро и верно замечали К. Маркс и Ф. Энгельс смену вех в историческом движении. Еще только-только по-настоящему возникает крупная промышленность на американском континенте, а К. Маркс и Ф. Энгельс уже ставят безошибочный диагноз: «южная половина северо-американского полуострова» (Калифорния) становится центром мировой торговли, «средоточием мировых сношений». Они отмечают роль железных дорог и океанских пароходов в развитии мирового рынка. «Тихий океан будет играть такую же роль, какую теперь играет Атлантический океан, а в древности и в средние века Средиземное море, — роль великого водного пути для мировых сношений; а Атлантический океан будет низведен до роли внутреннего моря, какую теперь играет Средиземное море»91. Здесь К. Маркс и Ф. Энгельс пишут о значении захвата многих рынков в Индии и Китае для смягчения английского кризиса. Это, хотелось бы повторить, — поразительное проникновение в суть происходящих процессов, осуществленное в самом начале 50-х годов, когда еще не завершилась европейская революция. Надо было обладать удивительной прозорливостью, верным методом, чтобы увидеть и так полно охарактеризовать открывающуюся новую, послереволюционную эпоху, чтобы по каким-то отдельным, едва зарождающимся явлениям, разглядеть новую историческую эпоху. Эта характеристика была так глубока и так основательна, что сорок лет спустя, в 1892 г., Ф. Энгельс, характеризуя период после кризиса 1847 г., выделяет в качестве ведущих моментов именно те, на которые указывалось в «Первом международном обзоре» 1850 г. Отличие состоит лишь в том, что в 1892 г., опираясь на опыт развития мира за этот период, Ф. Энгельс имел возможность объединить все эти признаки в единое понятие «новой промышленной эпохи» и строго очертить ее временные границы. И главное, более четко сформулировать лежащую в их основе определяющую черту этой «новой промышленной эпохи» — создание мирового рынка, существовавшего до этого лишь в потенции92. * * * Да, ширящаяся всемирность связей — вот что лежало в основе смягчения кризиса, вот что было основой нового подъема и процветания промышленности. Впервые это было отмечено основоположниками марксизма в 1850 г. в «Первом международном обзоре». Совершенно естественно теперь возникала необходимость приступить к анализу этих всемирных связей — выяснить их значение для революционно-освободительного движения. Забегая вперед, скажем, что такой анализ, выводы из него подняли марксистскую теорию революции на еще одну очень важную ступень, позволили, как мы уже говорили, установить еще один аспект зрелости условий для социалистической революции, складывающихся в лоне буржуазного общества. Если в основе теоретического осмысления опыта революции 1848 г. лежало изучение механизмов, в основном, европейского единства, то теперь объектом теоретического анализа стал мир в целом, ибо, повторим слова Ф. Энгельса, лишь после 1848 г. был «на деле» создан мировой рынок, «существовавший до этого в потенции». в) Трудности соединения планов в единую теоретическую концепцию. свои жесткие условия» 95. Итак, свободная торговля, железные дороги, океанские пароходы, Индия, Китай, Калифорния, Австралия — вот новые факторы социального развития мира. Мир становится шире! В результате размыкается острая внутренняя напряженность «малого» мира. Назревшие и готовившиеся вот-вот разрешиться конфликты смягчаются, несколько отодвигаются с переднего плана вглубь. Должно пройти время, пока включающиеся в единый мировой процесс цивилизации страны и материки дорастут до уровня конфликтов современности. Должно пройти время, пока будут исчер паны новые возможности расширения и процветания промышленного капиталистического производства. Но вот тут-то и возникают новые вопросы и проблемы, связанные с выяснением механизма взаимодействия стран, стоящих на разных уровнях экономического развития (например, Англия -— Индия). Становится злободневной проблема, которую мы назвах ли бы проблемой своеобразия типа развития стран, позже других выходящих на арену исторического действия, — в условиях растущего единства мирового развития и крепнущих мировых связей. Наиболее полно эта проблема решается в статьях К. Маркса об Индии 1853 г.; «Британское владычество в Индии», «Ост-Индская кампания, ее история и результаты ее деятельности», «Будущие результаты британ* ского владычества в Индии», а также в письме Ф. Энгельса К. Марксу от 6 июня 1853 г. г) Индия как теоретическая проблема Для К. Маркса в этот период совершенно очевидным яв~ ляется тот факт, что человечество не сможет «выполнить свое назначение» «без коренной революции в социальных условиях Азии»96. Ясно также, что революция эта пойдет и уже идет при прямом участии и под сильным катализирующим воздействием Европы. Мощные внешние силы, создаваемые движением мирового развития, врываются в медленно плетущуюся ткань национального бытия. Характер этого воздействия мирового на национальное, порождаемые им перспективы азиатского развития становятся объектом пристального изучения К. Маркса. Первое, что констатирует К. Маркс, — разрушительная, «отрицательная» работа европейского (английского) капитализма, разрушающего все формировавшиеся веками внутренние связи. Главными связями, на которых держалась система общественной жизни в Индии, были две следующие специфические связи. Первая связь — между центральным правительством и общиной. Основой экономики Индии, главным занятием индийского населения было земледелие, а основой земледелия — каналы и ирригационные сооружения. Обширные размеры территории и низкий уровень цивилизации делали необходимым центральный правительственный контроль за ирригационными сооружениями. «Отсюда, — пишет К. Маркс, — та экономическая функция, которую вынуждены были выполнять все азиатские правительства, а именно функции организации общественных работ»97. Это обстоятельство обусловливало прочную зависимость каждой общины от Центра (ниспосылающего свыше воду, а с нею — жизнь), крепко привязывало общину к центральному правительству. И другая связь, на которой зиждилась социальная жизнь Индии, — это патриархальная связь между земледельческим и ремесленным трудом, замкнутая в маленьких центрах, рассеянных по всей территории огромной страны, связь, не выходящая за пределы этих маленьких социальных ячеек. Оба этих вида связей были разорваны британским капитализмом. Было уничтожено «ведомство общественных работ», и тем разорвана главная экономическая связь «правительство — община». А затем, в результате вытеснения английскими хлопчатобумажными товарами индийских, были разрушены патриархальные связи внутри индийской общины и тем взорвана ее замкнутость. Как же оценить это разрушение старых социальных связей Индии, разрушение маленьких полуварварских, полуцивили- зованных общин? С одной стороны, это несомненный прогресс. Ведь несмотря на свой внешнеидиллический характер, патриархальную простоту нравов, близость людей к природе и друг к другу, несмотря на все формы общинной общности, несмотря на все это, эти маленькие замкнутые полувар- варские и идиллические общины — страшный мир, мир суеверий и диких предрассудков, мир застойности и неподвижности, мир нищеты и попранного человеческого достоинства, мир, служащий пьедесталом жестоких деспотий, короче — мир, недостойный человека. Убийственный портрет этого мира дал К. Маркс, вложив в него всю мощь своего презрения: «...мы все же не должны забывать, — пишет он, — что эти идиллические сельские общины, сколь безобидны они бы ни казались, всегда были прочной основой восточного деспотизма, что они ограничивали человеческий разум самыми узкими рамками, делая из него покорное орудие суеверия, накладывая на него рабские цепи традиционных правил, лишая его всякого величия, всякой исторической инициативы. Мы не должны забывать эгоизма варваров, которые, сосредоточив все свои интересы на ничтожном клочке земли, спокойно наблюдали, как рушились целые империи, как совершались невероятные жестокости, как истребляли население больших городов... Мьг не должны забывать, что эта лишенная достоинства, неподвижная, растительная жизнь, эта пассивная форма существования вызывала, с другой стороны, в противовес себе дикие, слепые и необузданные силы разрушения и сделали в Индостане даже убийство религиозным ритуалом. Мы не должны забывать, что эти маленькие общины носили на себе клеймо кастовых различий и рабства, что они подчиняли человека внешним обстоятельствам, вместо того, чтобы возвысить его до положения властелина этих обстоятельств...»10э. Трудно расколыхать это сонное, застойное болото общинного мира, трудно разбить эти оковы варварства. Но разбив, еще более трудно из этих материалов построить какое-либо новое социальное здание. Это ясно показал опыт британского владычества в Индии Военная и экономическая мощь англичан оказалась достаточно сильной, чтобы разрушить вековые устои индийского общества, но дать его элементам новую структуру, новое направление развития, новую жизнь — это британскому капитализму оказывалось не под силу. Старое разрушено, а нового нет. Трагедия состояла в том, что как ни застойно было старое, но это была функционирующая, живущая система и по-своему гармоническая: уровень производительных сил соответствовал типу работника, его развитости, соответствовал характеру социальных отношений общины. Теперь же община не может функционировать, ибо заброшено ведомство общественных работ, нарушено водоснабжение и, следовательно, земледелие, разорены кустари и разрушена местная промышленность. Но не могут ли выручить английские производительные силы, если они придут на помощь гибнущему обществу, сцементируют его и дадут толчок, новое направление его развитию? Что можно ответить на это? Во-первых, это не просто производительные силы капитала. А английских буржуа мало волнует судьба индийского общества, и для его спасения употреблять свои производительные силы у них никакой заинтересованности нет. А во-вторых (и это главное), возможно ли соединение патриархального индийского землевладельца илиоемесленника со средствами машинного производства? Таким образом, введение сильнодействующего средства — высокоразвитых производительных сил — в ткань отсталой национальной экономики может не только не ускорить развитие отсталой страны, но в силу социальной несовместимости может просто поставить ее на грань распада. Чрезмерная лекарственная доза, разрушающая организм! Эту острую историческую ситуацию фиксирует К. Маркс в известном афоризме: «Потеря старого мира без приобретения нового...»98. Здесь не просто глубокое проникновение в суть ситуации, но и постановка проблемы, как возможно приобретение нового мира, и каков он может быть, этот новый мир. Верно наметив проблему, верно и глубоко поставив вопрос перед действительностью, К. Маркс в развитии самой действи- тельности ищет ответа-. Он анализирует, как объективно отыскивался выход из трагической исторической ситуации. Новый мир постепенно складывался в Индии в чрезвычайно противоречивой форме, ибо в реальной действительности никто сознательно не ставил перед собой задачу отыскания этого мира, никто не был. заинтересован в его нахождении: в Индии не сложились еще общенациональные силы, способные выдвинуть эту задачу перед страной; нарушителей же спокойствия — английских капиталистов — судьба Индии мало волновала. И все же получилось так, что англичанам пришлось задуматься над проблемой, как все-таки сохранить жизнеспособность Индии, как сообщить ей историческое движение. «Неожиданно» выяснилось, что продолжение прямого гра- бежа и расхищения индийских богатств губительно для... Англии. Выяснилось, что крах, гибель Индии грозят крахом самой Англии. Дело в том, что британская промышленность * гигантски расширилась за счет обширного и девственного индийского рынка; на этот рынок, исходя из его существования, из его потребностей, работала значительная часть английской промышленности. И вот этот рынок и развившаяся в расчете на него английская промышленность под угрозой краха. Выяснилось, таким образом, что будущее Англин зависит в значительной степени от жизнеспособности Индии: «...индийский вопрос... стал английским вопросом и вопросом правительственным». «Господствующие классы Великобритании, — пишет К. Маркс, — до сих пор лишь от случая к случаю, временно и в порядке исключения оказывались заинтересованными в развитии Индии... Но теперь положение изменилось. Промышленные магнаты открыли, что их жизненные интересы требуют превращения Индии в производящую страну...» Каков же был найден путь к этому? Не забудем, что в период, когда К. Маркс писал свои статьи об Индии, предпринимались лишь первые попытки, первые шаги в этом направлении. «Их (английских промышленников. — Г. В.) созидательная работа едва заметна за грудой развалин», — отмечает К. Маркс и добавляет: «Тем не менее эта работа началась» 1П. К. Маркс сразу оценивает значение и направление этих попыток. Первое, за что приходится взяться англичанам, — восстановление ирригационной системы, дающей жизнь индийским общинникам, т. е. приходится опереться на индийские национальные экономические данные. И лишь потом, опираясь на эти вековые национальные устои, можно попытаться приступить к постепенному преобразованию общественной жизни страны. Здесь возникает весьма любопытная, противоречивая ситуация, возникает деятельность, которая имеет противоречивый характер — поддержание старого мира и одновременно разрушение его, опора на старое и разламывание его во имя создания новых форм; поддержание хозяйства общин ирригацией и разрушение их развитием промышленности и средств сообщения. В особенности важно здесь строительство железных дорог. «Промышленники намерены теперь покрыть Индию сетью железных дорог. И они это сделают, а это должно дать неоценимые результаты»112. Прежде все социальные связи в стране были порождены отсталостью и порождали отсталость. Это был тугой узел: замкнутые, самодовлеющие сельские общины не нуждались в средствах сообщения с другими общинами, а отсутствие средств сообщения, в свою очередь, способствовало увековечиванию замкнутости общин. «Изолированность сельских общин породила отсутствие дорог в Индии, а отсутствие дорог увековечивало изолированность общин»113. Чтобы сообщить стране развитие, нужно было разрубить этот узел. Английская промышленность (вкупе с английской армией) разомкнула створки общин, она разрушила натуральность, замкнутость их хозяйства и тем самым создала в общинах потребность и необходимость общения с внешним миром, рынком. Но на пути этой порожденной потребности и стало как раз отсутствие дорог в Индии. И члены общины оказались на краю гибели: самодовлеющее хозяйство разрушено, существовать можно, лишь вступив в связь с внешним миром — рынком, а включиться в эту связь невозможно, ибо нет средств сообщения. Создаваемые англичанами железные дороги и помогали выкарабкаться из этой ситуации. Говоря об этом, К. Маркс отмечает объективные следствия этого процесса, ибо субъективно — англичане вводили железные дороги вовсе не для спасения общин, а с целью «удешевить доставку хлопка и другого сырья, необходимого для их фабрик». Отсюда противоречие: с одной стороны, железные дороги на какое-то время поддерживали жизнедеятельность общин — спасали их от краха, а массы людей — от физического вымирания, с другой стороны, железные дороги развивали и создавали «новую потребность в сношениях и обмене», способствовали разрушению общинной формы хозяйства, втягивали Индию в новый социальный строй. Втягивание это ускорилось тем фактом, что железные дороги делали необходимой организацию в стране «тех производственных процессов, которые необходимы для удовлетворения непосредственных и текущих пот ребностей железнодорожного транспорта, а это повлечет за собой применение машин и в тех отраслях промышленности, которые непосредственно не связаны с железными дорогами». Таким образом, «железные дороги станут поэтому в Индии действительным предвестником современной промышленности» 99. И главный прогноз: «Современная промышленность, которая явится результатом проведения железных дорог, приведет к разложению системы наследственного разделения труда, на которой покоятся индийские касты — это основное препятствие на пути прогресса и могущества Индии»100. Мы видим, что важнейшей особенностью этого пути является опора на национальные устои, возможности, традиции через постепенное соединение их с мировыми силами. А соединение это возможно, если разорваны национальные путы. Разрыв национальных пут, вскрытие замкнутости и затем опора на национальные устои, возможности, традиции и движение вперед путем постепенного соединения их с мировыми силами. Итак, если кратко сформулировать суть пути к новому миру, то она состоит в следующем: соединение двух полюсов — национального и мирового. Здесь и возникает проблема сложности и трудности этого соединения, ибо полюса — разного уровня, они не соединяются сами собой; посредствующим звеном, соединяющим их, является человеческая деятельность. Тут надо сказать, что на границе этой стыковки, этого соединения в силу огромной разности потенциалов полюсов возникает гигантское напряжение, которое и ощущается в деятельности людей, сближающих, соединяющих эти полюса. И если соединение происходит в условиях, когда никто из имеющих силу и власть не заботится о смягчении, уменьшении этого напряжения — через цепь глубоко продуманных переходов, — то процесс соединения полюсов оплачивается гибелью масс трудящихся людей, втянутых в него. Так и было в Индии. Соединение полюсов — национального и мирового — происходило не на основе продуманных, последовательных и постепенных мер. Просто заставляли индийских производителей брать, что называется, голыми руками, «оголенные концы проводов» и соединять их. Разумеется, люди гибли массами; только многонаселенная страна может выдержать этот варварский, бесчеловечный способ соединения национального и мирового. Этот путь соединения и навязан был Индии Англией. «Опустошительное действие английской промышленности на Индию... совершенно очевидно и оно ужасно». Этот путь — органическое следствие буржуазного способа производства, буржуазного отношения к миру: и к миру природы и к миру людей. «Разве она (буржуазия. — Г. В.) когда-нибудь достигала прогресса, не заставляя как отдельных людей, так и целые народы идти тяжким путем крови и грязи, нищеты и унижения?» Именно в статьях об Индии и рождается знаменитое Марксово сравнение человеческого прогресса в буржуазном обществе с отвратительным языческим идолом, «который не желал пить нектар иначе, как из черепов убитых»116. В силу именно этого буржуазного характера опыт соединения в Индии отсталого национального с передовым всемирным имеет ограниченное значение, потому что там, где в задачу соединения национального со всемирным не включается условие «не за счет человека», там задача не носит чересчур уж сложного характера. Если не «оговорено» это условие, то проблема упрощается чрезвычайно. Тогда из проблемы устраняются все «тонкости» и сложности переходных этапов и мер, тогда решение ее прочерчивается прямыми и грубыми линиями и система этих линий воплощается в реальной действительности в виде системы колючей проволоки, консервации, тюрем, концентрационных лагерей и т. п. Какие «тонкости», какие «деликатности»? Поставить полстраны в положение рабов — под дулами ружей, остальным — полурабский труд... — вот и вся «проблема». Конечно, меры насилия не всесильны, они имеют исторические пределы и возможности. В этом смысле тут есть свои проблемы. Но по сложности они ни в какое сравнение не идут с проблемами, в число непременных условий которых входит— «не за счет человека». Именно над этой проблемой и бьется современное прогрессивное человечество. Англо-индийский опыт имеет поэтому ограниченное значение для современности. Однако он — именно в силу такой ого- ленности насильственной формы — выявил те совершенно необходимые моменты (необходимые даже в условиях сверх- насильственного соединения полюсов), которые нужно учитывать при соединении: не отбрасывание, не разрушение старой экономики, традиционных хозяйственных связей, с тем чтобы на ее место поставить целиком новую, современную, а ускоренный перевод старой экономики на новый, современный уровень. Не просто привнесение новых форм, а ускоренное «выращивание» из старых форм новых. То, что выражается пословицей — «медленно поспешая», т. е. необходима, так сказать, ускоренная постепенность, постепенность, сжатая во времени. Индия, соединяя в себе мировое с национальным, только начинала свой своеобразный исторический путь. И потому в 50-е годы XIX в. нельзя было еще в полной мере поставить вопрос о новом типе социального развития. На примере и опыте Индии нельзя было в полном объеме поставить этот вопрос еще и потому, что Индия была сугубо зависимой страной лишенной возможности вести самостоятельный исторический поиск. Поэтому, характеризуя своеобразие индийского развития, К. Маркс вместе с тем замечал, что в данном случае речь идет все же о закладке «материальной основы за* падного общества» в Азии117. О возможностях принципиально иного (по сравнению с западноевропейским) типа социального развития К. Маркс будет говорить несколько позже — в связи с анализом об-- щественных отношений России и перспектив ее развития. Тогда же относительно России встанет и проблема соединения мирового с национальным с условием «не за счет человека». Анализ индийской действительности подводит теорию вплотную к постановке и третьей проблемы: если установлено, что в Индии начинает свое восхождение буржуазное развитие, то, естественно, должен будет родиться вопрос, как будет соотноситься это восходящее буржуазное развитие Азии с восходящим социалистическим европейским движением, каково будет взаимодействие буржуазной революции в Азии и социалистической — в Европе. К. Маркс поставит этот вопрос в письме Ф. Энгельсу 8 октября 1858 г. и тем откроет новую важную тему в развитии теоретической концепции всемирной социалистической революции. А серию статей об Индии К. Маркс закончит знаменательным выводом: история стала подлинно всемирной историей, всемирность — важнейший показатель зрелости социальных отношений, важнейшее условие гибели старого и рождения нового мира. «Буржуазный период истории, — пишет К. Маркс, — призван создать материальный базис нового мира: с одной стороны, развить мировые сношения, основанные на взаимной зависимости всего человечества, а также и средства этих сношений; с другой стороны — развить производительные силы человека и обеспечить превращение материального производства в господство при помощи науки над силами природы». И знаменательный финал: «Лишь после того как великая социальная революция овладеет достижениями буржуазной эпохи, мировым рынком и современными производительными силами и подчинит их общему контролю наиболее передовых народов, — лишь тогда чело- веческий прогресс перестанет уподобляться тому отвратительному языческому идолу, который не желал пить нектар иначе, как из черепов убитых»101.