ПРОТИВОРЕЧИЯ РАЗВИТИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ИНТЕРЕСОВ КЛАССОВИ ГРУПП
Социальные интересы в науке рассматривают как один из элементов мотивационно-потребностной сферы личности. Социальный интерес - это совокупность побуждений к действиям, поступкам, другим видам социальной активности в виде мотивов, установок, ценностей, идей и т.п., причиной которых являются общественные отношения (экономические, социальные, политические, правовые, профессиональные, этнические, культурные и т.п.) групп и общностей, в которые включена личность. Интерес - это благо, выгода, ценность для субъекта, которые он намеревается, в конечном счете, получить, достичь, утвердить, включаясь в общественные отношения. Интерес - это то, что касается меня, а также тех, кто в каком-то отношении находится в таком же положении, как и я. Следовательно, в наиболее обобщенном плане социальные интересы отражают выгоду социального субъекта, которую он хотел бы достичь, исходя из его положения в системе отношений в обществе, в социальном пространстве. Выгода социального субъекта в системе отношений в социальном пространстве может как совпадать, так и не совпадать, сталкиваться с выгодами других социальных субъектов, противостоять им, что приводит к социальной напряженности и конфликтам. Социальные интересы могут быть как материальными, так и идеальными, как реальными, так и иллюзорными, ложными. Одним из сложных вопросов, связанных с проявлением социальных интересов, а следовательно, и с их изучением, является характер осознания интересов как познающим субъектом, так и субъектом социальных практик, как отдельной личностью, так и социальными группами. Интересы являются продуктом человеческого сознания. И как всякий результат сознания они могут быть предметом отражения разных типов социальных субъектов. Как правило, они и являются одновременно предметом разных ракурсов отражения. Они могут быть теоретическим, научным отражением реальных отношений социальных субъектов, но могут и быть тем видом отражения, который существует в обыденных практиках широких масс, тем видом отражения, который называют социальным во ображением (или социальным воображаемым), социальными представлениями, социальным познанием. Так, Чарльз Тейлор использует понятие социального воображаемого, под которым он понимает «нечто более широкое и глубокое, нежели просто интеллектуальные схемы, которые люди могут привлекать себе в помощь, рассуждая о социальной реальности отстраненно и отвлеченно». По его мнению, это «способы, благодаря которым они представляют собственное существование в социуме, свои взаимоотношения с другими людьми, ожидания, с которыми к таким контактам обычно подходят, и глубинные нормативные идеи и образы, скрывающиеся за этими ожиданиями»(1). Понятие социального воображаемого Ч.Тейлора очень близко понятию социального представления С.Московичи, который его определял как «универсальный социально-психологический феномен, включающий все формы познания», объединяющий «идеи, мысли, образы и знания, которыми совместно пользуются члены коллектива (общности)» (2). Феномен обыденных представлений людей о своем месте в обществе, в системе социальных отношений рассматривает в своих работах Г.Андреева. Она говорит о познании социального мира обыденным человеком, непрофессионалом, познании им повседневной реальности своей собственной жизни и называет его социальным познанием. В непосредственном жизненном опыте человека складывается«знание», которое не равнозначно научному знанию (3). Поэтому задача познающего субъекта (ученого, науки как института) состоит не только в том, чтобы отразить то, каким может быть наиболее адекватное отражение социальных отношений групп, агентов практики, воплощенных в интересе, но также изучить и то реальное, обыденное «знание» социальных интересов, которым обладают рядовые люди, а также те социальные группы, которые они составляют. Следовательно, социальные интересы относятся к тем феноменам действительности, которые являются предметом постоянной рефлексии людей. Причем отражение субъектами социальных интересов не сводится к названным выше двум типам рефлексии. Социальные интересы постоянно предстают как результат и идеологического, и политического отражения. Последние не сводятся ни к научной, ни к обыденной рефлексии. Они отражают и формулируют содержание интересов групп и классов под углом зрения выгоды их реализации (правда, не всегда именно тех групп и классов, о которых они говорят, но и тех групп и классов, о которых они умалчивают). Кроме того, социальные интересы являются результатом идеологического отражения. Субъекты идеологии решают задачу представления действий групп и классов (если они являются идеологами именно этих классов) по реализации своих интересов в привлекательном для общества виде. В этом контексте следует сказать еще и о группах давления, которые пытаются обеспечивать наиболее полную реализацию интересов лоббируемых ими групп при решении связанных с этим задач в пространстве законодательной, исполнительной и судебной власти. Сами же члены классов и групп оказываются под влиянием всех названных субъектов отражения их социальных интересов, пытающихся навязать свои представления об этих интересах. Кроме того, члены групп и классов, имея свое представление о групповых интересах, которое сформировалось у них на основе собственного социального опыта, имеют различное представление о своем групповом интересе: во-первых, каждый из членов группы в зависимости от целого ряда факторов (образование, возраст, социальный опыт, мировоззрение, социальные установки и другие) по-разному представляет эти интересы, во-вторых, каждая из групп имеет разный уровень представлений о своих интересах, в-третьих, представления и личностного, и группового субъектов постоянно изменяются, находятся в постоянной динамике. В конечном итоге складывается очень сложный и противоречивый процесс бытия индивидуальных и групповых социальных интересов. Реальную картину общественного существования и проявления интересов можно назвать феноменологией интересов. В современных условиях социальные интересы на уровне обыденного сознания членов групп выступают как мыслительный продукт, интегрирующий в себя повседневные представления о своих выгодах, понятых через призму своего места в системе социальных отношений, а также различные виды знания, идеи, ценности, полученные в процессе систематического обучения, образования и под влиянием СМИ. Такого рода ментальные конструкты, в которых сплавлены воедино рациональные и эмоциональные элементы, научные и обыденные знания, называют социальными представлениями. Мы не отождествляем понятия социального интереса и социального представления, а лишь подчеркиваем, что в практическом поведении человека социальный интерес приобретает форму социального представления. Но это не отменяет существования социального интереса в других формах общественного сознания. Из этого следует, что социальные интересы в массовом сознании приобретают форму социальных представлений, социальных воображений, социальных знаний: в теории - в виде научных понятий, в идеологии - в виде идеоло- гем, в политике - политических мифологем, стереотипов. Следовательно, в обществе сосуществуют, соперничают и противоборствуют разные представления об интересах одной и той же социальной группы. На уровне повседневной практики социальные интересы класса, группы осознаются этими коллективными субъектами на разном уровне понимания. Причем, если говорить о больших социальных группах, то следует еще выделять внутренние группы в составе больших групп, различающиеся степенью осознания своих общегрупповых интересов. Скажем, в среде рабочего класса выделяются отраслевые или профессиональные группы, которые существенно различаются как уровнем осознания своих интересов, так и уровнем активности по их достижению, реализации. Сложный процесс формирования групповых интересов по- разному был описан в различных социологических и политологических теориях. Наиболее полно и всесторонне он разработан в марксистско-ленинской теории. К.Маркс зафиксировал два полюса состояния классового сознания - «класс в себе» и « класс для себя» (4). Позже В.И.Ленин конкретизировал эти крайние состояния группового сознания и ввел понятия классового чутья и классового инстинкта (5), экономического или тред- юнионистского сознания, политического революционного сознания, а также соответствующие этим уровням сознания уровни развития классовых интересов. А.Грамши изучал процесс становления и развития классовых интересов, подверг анализу различные внешние общественные факторы, которые существенно влияют на степень развитости групповых интересов, показал механизмы оформления их в определенные политические требования. В частности, он ввел понятие артикуляции интересов, которое отражает процесс преобразования смутных представлений, нечетких, расплывчатых мнений о своих интересах членов группы в относительно строгие формулировки. А.Грамши и Д.Лукач также проанализировали условия формирования отчужденного или неистинного, лжесознания классов, и возникающие на их основе групповые псевдоинтересы: иллюзорные, внушенные, подмененные (6). В дальнейшем в процессах развития и функционирования групповых интересов был выделен такой аспект, как агрегация интересов. Этим термином называют процесс интеграции, объединения разрозненных частных требований членов класса или группы, установление между ними связей, в том числе и иерархических (7). Таким образом, в процессе изучения социальных групповых интересов было выявлено, что без специализированной познавательной деятельности сами члены социальных групп глубоко проникнуть в смысл своих групповых интересов не могут. Как правило, социальные интересы постигаются теоретически, не самой группой, а кругом лиц, специализирующихся на познавательнотеоретической рефлексии интересов групп - ученых, политиков, идеологов, политтехнологов, лоббистов. Эти специализированные команды постижения групповых интересов стремятся передать, внедрить в сознание членов группы те знания и представления о групповых интересах, которые они выработали. На этой основе, под воздействием целенаправленных и стихийных факторов, формируются обыденные представления, социальные воображения членов групп о своих социальных интересах. Члены группы самостоятельно могут осознать свои интересы всего лишь на уровне обыденной рефлексии. В.И.Ленин этот уровень осознания классовых интересов назвал тред-юнионистским сознанием. Кроме того, стало ясным, что профессионально от- рефлектированные, теоретически изученные групповые интересы могут остаться вещью в себе, если их не донести до сознания членов групп. Процесс внедрения в сознание членов групп смыслов их интересов представляет сложную, разностороннюю работу. Ее берут на себя партии и профсоюзы, проводя пропаганду и агитацию. Но так было только на начальном этапе существования этих социальных институтов. Если на первых этапах данную работу выполняли сами политические партии и профсоюзы в виде партийной и профсоюзной пропаганды, то затем, по мере развития соответствующих технологий, ее взяли на себя специализированные общественные институты, в первую очередь средства массовой информации, а также институты государственной власти, система образования, институты культуры. Основными их функциями в этом направлении являются формирование социальных идеалов, ценностей, позиций, ориентиров адекватных природе существующего общественного строя, с последующей артикуляцией и агрегацией на основе господствующих в обществе ценностей интересов социальных групп. Понятие интереса охватывает огромное пространство явлений, имеющих различное содержательное наполнение, многообразные уровни проникновения в сущность и смысл этих явлений социальными субъектами, многочисленные формы их социального выражения. Тема социальных интересов имеет разные направления проявления. Поэтому в познавательном плане она является, во-первых, междисциплинарной. Социальные интересы изучаются философами, историками, социологами, политологами, юристами, эстетиками, культурологами и т.д. Во-вторых, данная тема в каждой из наук имеет достаточно большую исследовательскую историю, разные методологические подходы к ее изучению. В-третьих, даже в рамках одной науки открываются разнообразные аспекты изучения социальных интересов. Чтобы ограничить круг проблем, в данной работе мы сосредоточим свое внимание на формах и способах проявления интересов социальных групп в повседневной практике. Мы хотели бы обратить внимание на феноменологическую сторону социальногрупповых интересов. Феноменологию мы рассматриваем как непосредственное восприятие, осознание, описание субъектом форм проявления какого-либо явления. В данном контексте под феноменологией социальных интересов мы подразумеваем уровень непосредственного восприятия, понимания социальных интересов самими их субъектами, тот уровень осознания своих социальных интересов, который существует у них на данный момент, а также имеющееся общественное мнение по поводу интересов определенных социальных групп. Такой подход позволяет рассмотреть проблему не только через построение идеальных теоретических конструкций интересов в их самоданности, не через сущностное представление объекта, но, прежде всего, через анализ тех проявлений интересов групп, с которыми мы непосредственно встречаемся в повседневном бытии. Благодаря такому подходу наши представления о групповых интересах обогащаются тем аспектом, в котором присутствует процесс становления, формирования, субъективного конструирования, расшифровки, интерпретации этих интересов в сознании носителей. Каждый отдельный человек не может глубоко проникать в сущность и ясно осознавать все свои социальные интересы. При надлежа к десяткам общественных групп, реагируя на них формированием соответствующих идентитетов, то есть групповых идентичностей, он успевает на каждый данный момент времени на основании своего личного опыта формировать свои представления лишь о некоторых из них, являющихся наиболее актуальными, наиболее активно отмобилизованными в данный момент времени. В течение жизни он накапливает определенный жизненный опыт, позволяющий ему лучше понять свои жизненные интересы. Однако многие интересы так и останутся для него толком не осознанными. Кроме того, феноменология социальных интересов каждый раз развертывается в зависимости от того, как субъект интересов понимает, интерпретирует социальную реальность. Ведь человек реагирует не на реальность, а на то, как он ее себе представляет. В наше время - время многообразных «интерпретаторов» мира, в котором мы живем,- СМИ, искусство, Интернет, реклама и т.п. - профессионально готовят образы этого мира и не только щедро предлагают, но настырно навязывают их населению, вторгаясь в сферу его сознания, включая и подсознательный уровень. Поэтому можно обозначить два подхода к познанию социальных интересов. Первым является гносеологический подход как процесс становления научного понятия, которое отражает выгоду, пользу социального субъекта, занимающего определенную позицию, статус в системе объективно существующих социальных отношений. Целью такого подхода является выстраивание, конструирование идеальной теоретической модели интересов социального субъекта. Ее можно представить в виде сложной структуры, в которой одни интересы являются наиболее важными для субъекта, другие чуть менее значимыми, третьи - еще менее важными и т.д., и таким образом выстроенными в один иерархический ряд. Некоторые социальные интересы равнозначны для субъекта и находятся в одних и тех же горизонтальных рядах. Второй подход предполагает создание феноменологической модели социальных интересов, в которой бы отражались реальные представления социального субъекта о своих интересах: и уровень познавательного проникновения в сущность интересов, и разнообразные искажения, деформации, которым подверглись представления о его интересах в процессе социального бытования (их интерпретации, представленные в СМИ, Интернете, ис кусстве), а также как результат различного рода социальных принуждений (8). В связи с тем, что социальные интересы представляют собой ту субъективную реальность, которая связана с социальными представлениями людей и отношениями, основанными на них, то некоторые авторы считают ошибочной постановку вопроса о существовании каких-либо «объективных» социальных интересов. В связи с этим заметим следующее. Во-первых, следует признать факт существования объективных отношений членов социальных групп, определяющий их объективную позицию в этой системе отношений, а, следовательно, и объективный интерес, который может стать предметом теоретического познания. Во-вторых, в гносеологическом плане мы признаем, что это знание можно охарактеризовать так: «знать - это значит обладать присутствием реальности такой, какова она есть», а «знание есть мысленное или языковое выражение этого присутствия», т.е. «знание есть представление того, каковы вещи на самом деле». «Любая эпистемология должна предполагать не только это понимание знания (в противном случае она была бы не теорией познания, а теорией чего-то другого), но и предполагать, что знание как таковое вообще возможно» (9). Когда речь идет о становлении групповых социальных интересов в гносеологическом плане, то строится познавательная идеальная модель этого процесса. Он раскрывается как последовательные этапы в состоянии сознания группы, которые ведут ко все более полному и точному осознанию своих объективных интересов. Конечно же, сам факт существования объективного интереса как результата наличных социальных отношений не означает наличия такого интереса как феномена, присущего в данный момент в личностном или групповом сознании. Об объективном интересе можно говорить только лишь как о возможности, как наиболее выгодной для группы вероятностной самореализации в системе общественных отношений. В реальной социальной практике процессы формирования групповых интересов так никогда не проходят. В действительности объективный интерес сам по себе, стихийно, без специально организованных познавательных усилий социальным субъектом не осознается. Описанная схема является всего лишь одним из способов рефлексии социальных интересов - это путь научной рефлексии. Интересы конкретных социальных групп в конкретный момент как предмет познания требуют другой логики и методологии их изучения. Они должны рассматриваться как общегрупповые социально-психологические феномены, которые испытывают на себе воздействие наиболее значимых элементов группового сознания, а последние - рассматриваться в динамике непрерывных изменений. Иначе говоря, чтобы понять реальные групповые интересы во всей их полноте, они должны рассматриваться не только в гносеологическом плане, но и в феноменологическом. Перейдем к рассмотрению феноменологии социальных интересов. При этом нас будет больше интересовать феноменология, а не гносеология групповых социальных интересов. В теоретическом отношении тема социальных групповых интересов, их феноменологии остается наименее разработанной, особенно интересов больших социальных групп. Такое положение вещей связано с тем, что уровень теоретического осмысления сущности больших социальных групп и их общественного бытия, функционирования желает лучшего. Имеется много причин тому, что в огромном количестве работ, заявленных как научные, теоретические представления о больших социальных группах находятся на уровне представлений конца 19 - начала 20 века. Прежде всего, это связано с тем, что изучением больших социальных групп занимается мало серьезных исследователей как в социологии, так и в социальной психологии. Кроме того, имеются объективные трудности, связанные с возможностями эмпирической верификации феноменов, проявляющихся в группах, насчитывающих миллионы и десятки миллионов людей. В чем специфика интересов группы в отличие от интересов личности? Групповые феномены имеют ряд характеристик, которые присущи только им. Это такой важный признак, как то, что групповые феномены не существуют нигде, кроме личности, но вместе с тем они отличаются от личностных феноменов сознания. В чем же состоит эта специфика? Прежде всего в том, что групповой феномен образуется как результат взаимодействия личностей, принадлежащих к группе. К тому же взаимодействие личностей в группе разворачивается в соответствии с определенными закономерностями, происходит по определенному образцу, по определенной модели. Личностные интересы людей, даже входящих в одну группу, заметно отличаются. Личностные интересы являются элементом системы «личность» и они отражают характер, закономерности взаимодействия элементов внутриличностной системы. А груп повые интересы являются элементом отношений и взаимосвязей системы «группа». Поэтому групповые интересы можно понять только через характер функционирования внутригрупповых отношений. Чтобы понять, что существуют групповые интересы, отличные от личностных, достаточно представить поведение личности, которая выбирает стратегию поведения, будучи автономной, и представить ее же поведение, когда она осознает себя членом группы (малой, средней или большой). Об интересе группы как реальном феномене можно говорить только тогда, когда входящие в нее люди осознали себя членами группы, то есть, когда у них состоялась идентификация с группой и на этой основе они ощущают, осознают определенные выгоды для группы как ее интерес. Если же такое состояние сознания не сформировалось, тогда можно вести речь только об объективном интересе, о потенциальном интересе группы. Хотя реальным, актуальным интересом он может так никогда и не стать. Деление общества на социальные классы, этнические, языковые и религиозные общности, занимающие различные статусы в обществе, формирует у них объективно отличные интересы. Общество как целостная система состоит из социальных групп, объективные интересы которых существуют в виде потенциальных значений и смыслов. Реальными, хотя бы для профессионально познающего субъекта, они становятся тогда, когда теоретически «извлечены». В силу разных причин социальные групповые интересы часто остаются неизвлеченными. Можно сказать, что исторически они преимущественно были неизвлеченными и лишь изредка становились предметом теоретического внимания. Мы здесь не касаемся вопроса об уровне постижения этих смыслов членами социальных групп. Эта интереснейшая тема требует отдельного серьезного теоретического разговора. Отметим только, что для постиндустриальных обществ характерной чертой является высокая скорость протекания социальных процессов, быстрая смена событий, «мелькание» социальных сюжетов, то есть быстрая смена социальных ситуаций, в которых пребывают личность и группы. Высокая динамика социальной жизни порождает новый феномен - неуспевание постижения смыслов происходящего, рост числа неизвлеченных смыслов, что в конечном итоге приводит к состоянию, которое Ф.Гиренок назвал «режимом неизвлеченных смыслов» и «антропологической катастрофой». «В мире антропологической катастрофы, - отмечает ученый, - скорость смены одного события другим так велика, что значения и смыслы не успевают осесть. Выпасть в осадок. А если они и кристаллизуются, то мы их не успеваем сделать фактом сознания. Поэтому сегодня каждому из нас приходится жить в режиме неизвлеченного смысла. В мире неясного и неочевидного. А если мир неясен, если он лишен смыслов, то в нем невозможно и напряжение воли. А если в мире нет воли, то в нем нет и того, что существует, если мы хотим, чтобы оно было. Предметы воли и веры исчезают, растворяются в мире причинных зависимостей. Мир как бы проседает» ( 10). Уже только по этой причине между объективными интересами и реально актуализированными интересами групп никогда не бывает не только тождества, но очень часто даже приблизительной адекватности. Но несовпадение объективных и реально присущих группе интересов не сводится только к этой причине. Причин такого положения есть несколько. Наиболее значимыми являются следующие: а) Каждая из групп вырабатывает (или заимствует, получает от других социальных субъектов) свою картину социального мира, наполненного смыслами и значениями и, таким образом, в обществе одновременно существует несколько картин мира; б) Между картинами мира социальных групп существуют не только различия и противоречия, но и реальное противоборство за гегемонию своих представлений в общественном пространстве. В связи с этим возникает проблема объективной социальной реальности и ее адекватного отражения. Кроме того, между теоретическими картинами мира и реально существующими картинами в сознании членов этих групп всегда имеются различия, связанные с процессом трансформации, перевода, внедрения теоретико-понятийных представлений в обыденно-реальные представления. «Приходится констатировать, - пишет Л.Косова,- что знаниевые структуры бытуют в массовом сознании по правилам, отличным от системы отрефлекси- рованных исследовательских представлений. Исследовательские категории, перейдя на уровень массового сознания, втягиваются в контексты повседневного опыта и наполняются смыслами обыденной жизни» (11). Когда говорят о социальных интересах групп, то подразумевается, что группы как социальные субъекты имеют сформированную идентичность, достаточно ясно осознают свои цели, у них имеется устойчивая структура ценностей, норм, других групповых феноменов. Очевидно, что с точки зрения методики научно го анализа проблемы так и надо рассуждать. Нельзя же одновременно анализировать все. Однако, если мы хотим приближаться к истине, то необходимо помнить, что реальные социальные группы находятся на разных уровнях сформированности идентичности, развитости групповой солидарности, усвоенности и осознанности групповых ценностей и норм, групповой воли, коллективной памяти, групповой ответственности и других феноменов. Следовательно, чтобы понять действительные для определенного времени, т.е. те, которые наличествуют, скажем, на сегодня, интересы конкретной социальной группы, надо изучить и эти стороны групповой жизни, эти ее характеристики, а затем показать процесс взаимодействия всех групповых феноменов и как его результат - наличествующий групповой интерес. Представление о действительных интересах конкретной группы мы можем получить при условии, что рассматриваем ее как целостное образование, некоторую систему, в которой интересы являются одним из элементов, подчиняющихся внутренним закономерностям ее развития. На практике групповые интересы проявляются в определенной форме и определенном виде. Характеристики данного феномена находят выражение в уровне осознания интересов членами группы, в их готовности к действиям по реализации интересов (развитость коллективной воли, наличие опыта совместных действий, проведения соответствующих акций), в социальнопсихологических предпосылках реализации групповых интересов (характере и уровне развития групповой идентичности, наличии традиций, сохранении и воспроизводстве групповой памяти, уровня развитости групповой солидарности, степени сформиро- ванности групповой воли и готовности к действию). Различные варианты сочетания этих характеристик образуют типы проявления групповых социальных интересов. Рассмотрим более подробно названные феномены под углом зрения их влияния на формирование групповых социальных интересов. Начнем с феномена групповой идентичности. Процесс уяснения, осознания личностью себя в системе человеческих отношений, своего места в системе социальных связей, своей принадлежности к социальным группам и своего места в этих группах называется социальной самоидентификацией. Социальную идентичность рассматривают как комплекс представлений личности о своем месте в обществе, о своей принадлежности к группам, о разделяемых группой ценностях, мировоззренческих, политиче ских и культурных ориентирах. Сформировавшаяся социальная идентичность оказывает влияние на мотивационную сферу личности, на представления субъекта о своих интересах. А в группах, образовавшихся на основе единства социокультурных ценностей их членов, именно идентичность определяет интересы личности. Следовательно, осознание личностью, как и группой, своего интереса входит в один комплекс с процессом самоидентификации, идентификации с группами и общностями. Без идентификации социальный субъект не может выявить свой интерес - ни личный, ни групповой. Идентифицировав себя определенным образом, социальный субъект тем самым принимает определенные ценности, социальные представления, образ мысли, а, следовательно, и определенный образец социального поведения. Те группы, с которыми идентифицирует себя личность, в значительной мере рассматриваются ею как референтные группы. Самоидентификация означает и субъективную включенность в соответствующую группу, эмоционально-чувственное отношение к миру через эту общность, с позиций данной группы. Однако характер, тип внутригрупповых коммуникаций, от которых зависит как качество идентичности, так и выраженность и степень осознанности групповых интересов, существенно различаются в малых и больших социальных группах, а также сами большие группы, несмотря на один и тот же термин, которым они называются, принципиально отличаются в зависимости от формационного или цивилизационного (в зависимости от социальнофилософских позиций исследователей) этапа, то есть, от этапа развития человеческого общества. Чтобы лучше понять качественную специфику больших социальных групп, сделаем отступление от анализа феномена идентичности и более подробно рассмотрим, в чем же заключаются эти особенности для разных исторических эпох. В условиях феодального общества не было социальных классов в том смысле, как они сформировались в капиталистическом обществе. Для традиционного общества характерными были сословия. Они были одним из элементов в иерархическом порядке социальной структуры, а их специфика состояла в том, что члены сословия получали свои права, обязанности и привилегии по наследству, которые были закреплены в обычае или законе, но, как правило, и в том, и в другом. Члены сословий живут в одинаковых социальных условиях, что является объективной основой отнесения их к одной социальной группе. Уровень раз вития социальных коммуникаций в традиционных обществах был крайне низким (в силу отсутствия общесословных организаций, механизмов и способов представительства интересов всего сословия). Поэтому члены сословия таковыми были лишь номинально, а социальная группа была достаточно простой по характеру внутренних связей. Это было объединение агрегатного типа. Например, что собой представляло сословие французского парцелльного крестьянства и каков характер социальных связей этой большой общественной группы прекрасно описал К.Маркс: «Парцелльные крестьяне составляют громадную массу, члены которой живут в одинаковых условиях, не вступая, однако, в разнообразные отношения друг к другу. Их способ производства изолирует их друг от друга, вместо того чтобы вызывать взаимные сношения между ними. Это изолирование еще усиливается вследствие плохих французских путей сообщения и вследствие бедности крестьян... Парцелла, крестьянин и семья; рядом другой крестьянин и другая семья. Кучка этих единиц образует деревню, а кучка деревень - департамент, таким образом, громадная масса французской нации образуется простым сложением одноименных величин, вроде того, как мешок картофелин образует мешок с картофелем. Поскольку миллионы семей живут в экономических условиях, отличающих и враждебно противопоставляющих их образ жизни, интересы и образование образа жизни, интересам и образованию других классов, - они образуют класс. Поскольку между парцелльными крестьянами существует лишь местная связь, поскольку тождество их интересов не создает между ними никакой общности, никакой национальной связи, никакой политической организации, - они не образуют класса» (12). Социальные классы капиталистического, или по другой терминологии индустриального общества, образованы по другому принципу. Главными критериями их отличий является место, занимаемое ими в системе общественного разделения труда, отношение к средствам производства, их роли в общественной организации труда, способам получения и размерам получаемой доли общественного богатства (В.И.Ленин). В контексте нашего анализа важно обратить внимание на то, что члены социальных классов индустриального общества не получают по наследству никаких социальных прав, они обладают большой автономией в обществе. Тем не менее, их образы жизни в рамках этих больших групп имеют много общих типичных черт, формируют классо вых индивидов во многом с совпадающими социальными характерами, общей для них картиной мира, социальной культурой и т.п. Жизнь одного социального класса отделяет от жизни другого класса социальная дистанция, труднопреодолимые межклассовые барьеры. Различия формируют противоречия между классами, лежат в основе конфликтов их интересов. Такая структура и порядок общественной жизни индустриального общества облегчает членам класса процесс социально-групповой, классовой самоидентификации. Возвращаясь к анализу явления самоидентификации, отметим, что ощущение и осознание личностью своей принадлежности к тому или иному классу в такой социальной среде происходят непроизвольно, поскольку они в повседневной жизни очевидны: род занятий, уровень образования, район проживания, тип жилища, одежда, характер потребления, особенности проведения свободного времени и т.д. заметно различимы, своеобразны. Круг социальных связей личности был определен преимущественно в рамках одного социального класса, одного социального сословия и даже одного социального слоя. Смена социально-классовой или сословной идентичности в течение жизни личности в этом типе социума была практически невозможной и если такое происходило, то это относилось к случаям исключительным и девиантным. Сословно-классовый характер общества формировал такие социальные условия, в которых личность могла достаточно уверенно прогнозировать свои социальные статусы для всех этапов своей жизни. В традиционных обществах социальная структура была стабильной, а в границах человеческой жизни практически одной и той же. Соответственно и ее идентичности были жестко заданными и четко очерченными, крупными, емкими и наполненными. В традиционном обществе в личностном сознании групповая идентичность была доминантной и она обусловливала то, что члены группы, класса строили свое социальное поведение в большей мере как типовое групповое, а не уникальное личностное, подчиненное реализации индивидуального проекта жизни. В подобных обстоятельствах и социальные интересы группы проявлялись значительно более прозрачно, легче осознавались членами групп. Поэтому в традиционном обществе для личности было понятным, значимым, важным и убедительным стоять на страже своих групповых интересов, защищать их, добиваться их полной реализации. Сложность осознания групповых интересов в современном обществе связана с тем, что оно существенно усложнилось по сравнению с традиционным обществом. Социум развивается по линии возрастания автономии личности, ее суверенности и сокращения степени выраженности типовых групповых признаков. По мере роста образованности населения, усиления вертикального социального лифтирования, система общественных связей личности в классовом, в групповом социальном пространстве существенно изменилась, приобрела разнообразный, диверсифицированный в классовом отношении характер, и, таким образом, система социальных связей личности стала более сложной, социально многоуровневой. Личность одновременно принадлежит ко все большему числу социальных групп и обретает все больше и больше социальных ролей. Раньше групповая принадлежность имела более выраженный характер: она включала набор человеческих качеств, тесно связанных с данной социальной группой. В постиндустриальном обществе происходит автономизация личности через усложнение набора социальных характеристик и как следствие этого размывание достаточно высокой внутригрупповой однородности личностей, характерной для прежних социальных групп. В социологии слабо отрефлектирована технологическая и организационная основа автономизации личности. Мало внимания уделяется такой характеристике общественного устройства, как общественное разделение труда, особенно его институциональноорганизационной стороне. В индустриальном обществе многие формы жизнедеятельности были коллективными в своей основе: люди работали в больших цехах со многими десятками рабочих, кино можно было посмотреть только в кинотеатре, вместе с другими зрителями, книги и журналы многие читали в библиотеках, семьи были большими, многопоколенными. Теперь формы жизнедеятельности все больше приобретают либо индивидуальный, либо камерный характер - многие работают в офисах с небольшим числом работников, семьи тоже малые, нуклеарные, на работу ездят на личных автомобилях, читают газеты, журналы, книги, смотрят фильмы на индивидуальных экранах (электронные книги, ноутбуки, плазменные экраны). Конечно, еще остаются и производственные цехи с сотнями работников, и работают кинотеатры, и многие люди продолжают пользоваться общественным транспортом и т.д. Но тенденция автономизации форм жизнедеятельности налицо. Благодаря этому биография каждой личности становится все более уникальной, а ее жизненный путь становится в значительной мере собственным проектом, а не заданной классовым статусом судьбой (13). Естественно, такие изменения не могли не повлиять на характер восприятия и осознания ею своих интересов — классовых и групповых. Правда, в условиях выживания, в которых все еще пребывает украинское общество, у членов его основных социальных групп (за исключением горстки олигархов, банкиров, латифундистов) не хватает ресурсов для проявления свободы выбора, конструирования «индивидуальных биографий». Еще одной особенностью современного общества является то, что членство в группах, в том числе и в больших социальных, не является постоянным, как это было раньше. У человека появляется больше шансов переходов из одной социальной группы в другую. Теперь только некоторые социальные группы остаются для личности пожизненными. Наиболее устойчивыми являются ее принадлежности к этнической, языковой и религиозной группам, что, кстати, стало причиной возрастания их значимости в системе как межличностных отношений, так и в целом в общественных отношениях. Профессиональная группа далеко не для всех является пожизненной. Для многих характерны смена идеологических позиций, переход из одной политической группы, партии в другую. Неустойчивый, мобильный, изменчивый социальный статус личности приводит к тому, что она оказывается без устойчивых идентичностей. Художественная литература первой зафиксировала такую модель личности и определила ее как «человек без свойств» (14) . Но, к счастью, все же у людей свойства остаются, пусть и не такие устойчивые, как в былые времена. Одновременная принадлежность личности ко многим большим и малым социальным группам становится причиной того, что личностная идентичность становится заметно фрагментированной и мозаичной. Специфика проявления социальной идентичности с такой структурой состоит в том, что, во-первых, она актуализируется не в единстве всех своих элементов, всех аспектов, а только частями, фрагментами; во-вторых, они идентифицируются в разное время, с разной силой, с разной интенсивностью. В этих условиях утверждается социальная полипозиционность личности. Она приводит к формированию сложной соци альной идентичности человека с ярко выраженной полииденти- тетностью, нередко с внутренними противоречиями личностной идентичности. Вместе с тем результатом указанных процессов является умножение социальных интересов личности, усложнение их структуры. Формируются новые комбинации социальных интересов, основанных на новых идентичностях. В постиндустриальном обществе прежняя система представительства интересов социальных групп теряет свою эффективность. Отношения между членами новых, умножившихся социальных групп, и субъектами представительства старой социально групповой системы, усложняются. Рядовые члены высказывают неудовлетворенность деятельностью организаций, взявших на себя роль представителей интересов старых групп. Эти организации критикуют за бюрократизацию, замыкании на своих узких интересах, отчужденности от проблем простых людей. В конце концов граждане теряют к ним интерес, снижают свое участие в таких организациях. Каждый из идентитетов личности не только позволяет ей ощущать свою принадлежность к некоторой общности, группе, но одновременно чувствовать и свое отличие от членов всех других общностей в этом ряду. В традиционном обществе различения посредством идентификации на «своих» и «чужих», выделение «мы» и «они» было укрупненным, генерализованным, поскольку общество разделялось на несколько больших социальных групп, в рамках которых существовали субгруппы. Сегодня же личность идентифицирует себя с множеством социальных общностей, часто имеющих характер статистических групп, которые воспринимаются ею как равноуровневые, равнозначные. У нее формируется множественная идентичность, а если учесть тот факт, что множественность идентичностей не всегда образует их органичность, то часто плюралистическая идентичность обретает качество гибридной, а то и механически-агрегатной идентичности. Поскольку переходы между социально-классовыми, имущественными, образовательными, профессиональными группами стали возможными, более того, они знакомы личности как через примеры поведения других людей, так и через свой жизненный опыт, то у нее может появиться социальный интерес, связанный не только с той группой, к которой она сегодня принадлежит, но и с той, в которую она стремится попасть, той группой, которая стала для нее референтной. Усложнившаяся структура сознания личности порождает новую структуру ее социальных интересов и новый характер их проявления. Вхождение человека во множество социальных групп часто порождает феномен неупорядоченности собственных интересов во внутриличностном сознании. Далеко не все люди способны построить обоснованную, логичную иерархию своих интересов, вытекающих из факта своего вхождения в разнообразные социальные группы. Хаотичность представлений о своих интересах создает противостояние этих интересов во внутриличностном сознании даже среди тех интересов, которые в принципе не противоречат один другому. Поскольку личность одновременно входит в группы, разделяющие взаимоисключающие ценности, то это еще больше усложняет ее поведение. Ее сознание содержит интересы, которые объективно противостоят один другому и порождают действительные внутриличностные конфликты интересов. Последние могут иметь как социально-пространственную, функциональную природу, например, ролевые, так и социальновременную, например, между непосредственными, оперативными интересами и долгосрочными, стратегическими интересами человека. Еще более сложными является процессы самоидентификации личности, а, следовательно, и осознания своих групповых интересов в трансформирующихся обществах. Например, значительная часть ныне здравствующих украинских граждан пережила, а многие еще продолжают переживать, глубокую ломку своих социальных идентичностей. Что бы ни рассказывали сегодняшние новоявленные идеологи, критикующие недавнее прошлое, но у большинства людей в советское время были устойчивые социальные и гражданские идентичности. В данном случае не будем уделять внимание вопросу о степени осознанности и отрефлектирован- ности людьми этих идентичностей. Главное то, что эти идентичности у них были и они создавали для каждой отдельной личности определенный социальный комфорт. Вместе с разрушением страны, государства, развалом целого ряда социальных институтов люди оказались перед острой и эмоционально напряженной проблемой формирования новых социальных идентичностей и новых социальных интересов. Многие вынуждены были сменить род занятий и профессию, осознать и признать себя членом новых социальных общностей, что предполагало формирование новых гражданских и политических идентичностей, а некоторым, в силу ряда причин, даже освоение новых этнических идентичностей. Однако подобные макросоциальные процессы происходят не быстро. Все эти социальные, а вслед за ними и социальнопсихологические, катаклизмы проходят через сознание и души наших современников. Они оформляются в ряд специфических социальных феноменов. Так, для многих людей потеря прежних идентичностей вызывает аномию, растерянность, недоверие к социальным группам и институтам, а то и отторжение новых идентичностей, которые, казалось бы, они должны были принять в силу своего нового социального положения (15). В подобных социальных процессах, если не ключевую, то, по крайней мере, важную роль приобретают нравственные аспекты общественного поведения личности. Падение общественной морали одних людей угнетает, а других воодушевляет на активность. П. Сорокин, описывая периоды социальных потрясений, отмечал, что люди свободные от моральных норм в «условиях зверской борьбы, лжи, обмана, беспринципности и морального цинизма...чувствовали себя великолепно; занимали выгодные посты, зверствовали, мошенничали, меняли по мере надобности свои позиции и жили сытно и весело». А их антиподы не выдерживали «раздражений среды», возмущались, протестовали, что навлекало на них преследования, наказания, а то и смерть (16). Однако многие люди противоречивость своей социальной позиции, свой внутриличностный конфликт интересов решают по-другому, не настолько драматично - через упрощение проблемы. Они рассуждают так: «если пользу, выгоду, удовольствие можно получить сейчас, хотя в отдаленном будущем этот шаг будет чреват для меня негативными последствиями, то лучше получить благо сейчас». Возможность реализации интереса через большой отрезок времени переводит его в разряд гипотетических и логика поведения личности выглядит следующим образом: «еще неизвестно, как сложатся обстоятельства в далеком будущем, а потерять реальную выгоду могу сейчас. Поэтому лучше синица в руке, чем журавль в небе». Именно так поступали многие украинские граждане на выборах, когда им предлагали мелкие подачки. Сам поступок, само конкретное поведение человека, конечно же, не может быть объяснено одним единственным фактором, скажем, стремлением безотлагательного получения выгоды. На выбор личности, на ее социальное поведение действуют многие факторы. Но в их число надо включать и описанный. Таким образом, в постиндустриальных обществах самоидентификация личности с социальными группами, с одной стороны, становится более размытой, а с другой стороны — образуются социальные группы с нечеткими, размытыми, слабыми идентичностями их членов. Как показывает современная практика, само по себе наличие групповой идентичности не гарантирует глубокого, адекватного понимания группой своих интересов, их успешной публичной манифестации, а тем более их достижения, реализации. Группа может достичь эффективного функционального состояния, рассмотренного с позиции достижения своих групповых интересов, в том случае, если в ней будут сформированы и развиты качества, укрепляющие ее единство. Это прежде всего моральные и социально-психологические качества, обеспечивающие поддержку друг друга членами группы. Если члены группы на уровне неформальных отношений придерживаются одних моральных принципов, то ее единство существенно возрастает. Качественное состояние групповой идентичности может быть разным - от слабого эмоционально-чувственного ощущения связи ее членов с группой до высочайшего уровня интенсивности субъективного единства с ней. Эта сторона групповой идентичности рассматривается как групповая солидарность (17). Данное интегральное социальное качество характеризует как внутригрупповые, так и межгрупповые отношения. Солидарность подразумевает доверие, причем, прежде всего, внутригрупповое доверие. Понятно, что оно должно быть значительно более высоким между членами одной группы, чем между членами данной группы и представителями других групп. Конечно, солидарность может быть не только внутригрупповой, но и меж- групповой, а также всех членов общества. Без этого не может существовать само общество. Оно возможно тогда, когда есть хотя бы минимальная солидарность между его членами. Внутригрупповая мобилизация, организация межгруппового взаимодействия - это средства, обеспечивающие проявление солидарности членов группы. Описываемый феномен во многом зависит от других групповых социально-психологических, коммуникационных и моральных качеств. Так, в тех группах, где имеется высокий уровень групповой сплоченности и развитой идентичности членов, значительно выше вероятность внутригрупповой и межгрупповой солидарности. В группах же с размытой идентичностью членов, в атомизированных сообществах рассчитывать на солидарность трудно. Сегодня все группы украинского общества и общество в целом испытывают дефицит солидарности. Уровень стихийной социальной солидарности как внутри социальных групп, так и между группами является крайне низким. Одной из причин такого состояния является то, что у нас в обществе сейчас крайне низкий уровень доверия как между членами общества в целом, так и между членами отдельных групп. Без этого качества группа превращается в формальную общность. Сегодня связи личности с социальными группами эмоционально ослабли. Даже признавая себя по своим объективным показателям принадлежащей к определенной социальной группе, далеко не каждая личность доверяет этой группе, солидаризуется с ней в отношении каких-либо социальных действий, в том числе и по защите своих социальных интересов. Например, по данным омнибуса Института социологии НАН Украины за 2009 год, больше всего готовы защищать свои интересы с членами своей группы работники образования, науки, культуры, здравоохранения и дошкольного воспитания. Среди них 63% готовы солидаризоваться с работниками группы, к которой они относят и себя. За ними идут предприниматели из среднего и мелкого бизнеса - 57%, работники финансовой сферы - 53%, работники промышленности, строительства и транспорта (без высшего или среднего специального образования) - 52%. Во всех других профессиональных группах имеется менее 50% участников, готовых отстаивать свои интересы с членами своих групп. Однако приведенные цифры - это всего лишь слова, элементы вербального поведения. А реально, на практике, людей с развитым чувством солидарности еще меньше. У многих категорий работников потеряно, размыто чувство солидарности. Еще два десятилетия назад известны были высокой групповой солидарностью шахтеры. Они организованно выходили на митинги, пикеты, забастовки, протестные шествия, отстаивая свои групповые социальные интересы. Сегодня же они разъединены, атомизированы. В угольной промышленности, как, кстати, и в других отраслях народного хозяйства, широко распространенным явлением стала невыплата заработной платы. Нередко шахтеры какой-либо шахты, которые не получали зарплату по несколько месяцев, идут на отчаянный шаг - они объявляют голодовку под землей. Однако шахтеры других шахт, как правило, их не поддерживают. Причин для объяснения такого поведения они находят много. Главными причинами являются страх потерять работу и неразвитое чувство солидарности, слабое осознание своих стратегических, групповых, классовых интересов и, конечно же, отсутствие профессионального союза - организации, которой бы они по-настоящему доверяли. Такое состояние общественного сознания прекрасно знают и хозяева шахт, и их наемные менеджеры, и представители власти. Они перестали бояться организованного сопротивления шахтеров. В такой общественной атмосфере через некоторое время оказываются в аналогичном состоянии шахтеры другой, затем третьей, четвертой и т.д. шахт. Такие же проблемы солидарности существуют и среди членов других больших общественных групп - территориальных общностей, поколенческих когорт, образовательных групп и т.п. По уровню развитости доверия между членами группы исключением является только семья. Это, с одной стороны, говорит о том, что наше общество еще остается, если и не традиционным, то, во всяком случае, обществом с ограниченным пространством доверия. У нас доверие сконцентрировано в рамках семьи, а за этими пределами выражено слабо. Из масштабных социальных институтов больше всего доверяют церкви. Но следует отметить, что церковь таковой является только в вербальной оценке. Ее влияние как организующего центра для реализации каких-либо общественных проектов невелико. Другие потенциальные центры доверия в обществе - профсоюзы, общественные организации, политические партии - пока не пользуются доверием. Существенную роль в деле организации и мобилизации больших социальных групп могли бы сыграть лидеры, обладающие харизмой. Но к настоящему времени таковых лидеров практически нет. Для нашего общества их роль особенно значима, так как у наших сограждан все еще преобладают пассивные стратегии поведения, ориентации на внешний локус контроля. У нас люди не доверяют организациям, они рассчитывают только на себя и своих близких. Об этом свидетельствуют ответы на вопрос упомянутого выше омнибуса Института социологии НАН Украины за 2009 год: «Что, на Ваш взгляд, лучше всего объединяет, сближает людей?». Самое большое число респондентов - 64% - считает, что лучше всего объединяют людей родственные и дружеские отношения. Кстати, этот ответ коррелирует с ответом на вопрос «Кому Вы доверяете?» Следующим фактором, сплачивающим людей, респонденты назвали угрозу, опасность, то есть фактор, который соответствует экстремальной ситуации. Его назвали 36% респондентов. Но угроза объединяет людей при условии, что их кто-то организовывает. Как видим, этот путь консолидации общества понятен более чем трети взрослого населения. Как правило, в экстремальных условиях это делает власть, государство. Однако подобную инициативу по консолидации власть берет на себя в случае появления угроз для всего общества. С точки зрения интересов социальных групп угрозы могут иметь характер направленности на отдельные группы. В таком случае защитить группу, ее интересы могут только организации, созданные самими этими группами. Если же этого нет, то от угрозы каждый член группы спасается в одиночку. Результат таких действий, как известно, плачевен. Организации в защиту групповых интересов предполагают участие в них и самих членов группы. Однако, как показывают социологические опросы, в нынешних условиях члены групп отдают предпочтение тем, по их мнению, консолидирующим общество факторам, которые не предполагают какого-либо участия в работе организации. Так, консолидирующим общество фактором, по данным упомянутого выше омнибуса Института социологии НАН Украины, считают приемлемую и влиятельную партию только 8% опрошенных, а перспективного и популярного лидера —27%, то есть больше, чем в три раза. Новым средством, облегчающим людям процесс объединения в определенные группы для решения конкретных задач, являются социальные сети Интернета. Они помогают решить по крайней мере две проблемы, которые сегодня являются препятствием для реального объединения людей, для решения организационных проблем, существующих в современных городах. Во-первых, социальные Интернет-сети не требуют активистов, которые бы реально, в физическом пространстве обходили потенциальных участников гражданских акций. Во-вторых, этот способ экономит время всех участников, а особенно организаторов, на этапе подготовки акции. Этот способ особенно удобен для городских жителей, которые, с одной стороны, плотно расселены в городском пространстве, а с другой - личност- но разъединены, атомизированы. Различного рода форумы в Интернет-пространстве позволяют людям наладить контакты, обсудить задачи и подготовить какую-либо публичную гражданскую акцию. Кроме того, такой способ общения на подгото вительном этапе экономит время, которое для жителей городов, особенно крупных, является самым дефицитным ресурсом. Кроме того, Интернет вносит существенный вклад в формирование общественного мнения. Сотни, а то и тысячи рядовых пользователей сетью выполняют роль журналистов. Но в отличие от профессиональных журналистов они не подвержены никакому контролю со стороны каких-либо редакторов. Блоги, интернет-форумы, другие формы распространения новостей в Интернете создают конкуренцию официальным СМИ, становятся альтернативными источниками информации, зачастую опережающей по новизне все другие источники. К тому же к ним у населения более высокий уровень доверия, поскольку авторы новостей, как правило, являются участниками событий. Особенно популярны Интернет-новости в тех странах, где власти пытаются контролировать информационные потоки, применяют цензуру, которая приобретает здесь формы фильтров на информацию определенного содержания, кибер-атаки на соответствующие сайты. Мобильные телефоны и Интернет уже проявили себя как эффективные средства мобилизации масс в таких событиях, как «зеленая революция» в Иране, а также в процессе массовых выступлений, приведших к смене правящих режимов в Тунисе, Египте. Конечно, феномен солидарности является самым важным социально-психологическим условием развития и укрепления социальных групп, достижения ими своих интересов. На уровне же общества для укрепления всех его элементов власть, как правило, предпринимает усилия, направленные на консолидацию больших социальных групп. В частности, со стороны государства предпринимаются усилия развить и укрепить межгрупповую, межклассовую консолидацию путем организационных усилий. Одной из моделей таких действий является создание трехсторонних комиссий, включающих представителей работодателей, наемных рабочих и государства, действующих на основе Закона Украины «О коллективных договорах и соглашениях». Однако таким образом организуемая консолидация остается малоэффективной, во-первых, потому, что сектор ее влияния в украинском обществе является ограниченным. Он направлен только на занятое население. Все другие группы - они составляют более половины населения - даже теоретически под его влияние не попадают. Во-вторых, эффективность этой модели в нашем обществе невелика, поскольку крайне низким является доверие не только между субъектами данной модели, то есть между представителями работодателей, профсоюзов и государства, но и между этими представителями и представляемыми, то есть между работниками и профсоюзами в целом, и особенно между работниками и лидерами профсоюзов, между органом, представляющим предпринимателей и предпринимателями, между государственными чиновниками и гражданами. Кроме того, нет доверия между основной массой населения и предпринимателями, работодателями, между народом и властью, между предпринимателями и властью. Иначе говоря, в условиях тотального недоверия в обществе говорить о ростках организуемой консолидации, не говоря уже о социальной солидарности, крайне трудно. Среди групповых феноменов, влияющих на формирование и уровень развитости социальных интересов, важное место занимает групповая, коллективная память (18). Механизмы коллективной памяти включены в общий контекст жизни социальных групп, в том числе и больших. В патриархальном обществе коллективная память существовала как составной элемент традиции. В содержание традиции встраивалась память только о тех событиях и процессах, которые были важны для существования группы, ее воспроизводства, конкурентоспособности среди других социальных групп. Остальные факты жизни вытеснялись из ее коллективной памяти, забывались. Прочность коллективной памяти обеспечивалась специальными механизмами, являвшимися неотъемлемыми атрибутами групповой, общинной жизни. Кроме письменных текстов, а они тысячи лет были эксклюзивным средством хранения коллективной памяти, доступным лишь небольшому кругу из членов группы, имеющих особый социальный статус, существовали тексты обязательные для устной передачи новым поколениям. В современном обществе, перенасыщенном информацией, коллективная память наполняется и удерживается через два канала: организованную, формальную систему передачи сведений о прошлом - образование, наука, искусство, СМИ, и неформальную - устные предания, семейные рассказы, групповые мифы и т.п. На состояние современной коллективной памяти в контексте манипуляции общественным сознанием, особенно в условиях информационного перенасыщения, большое влияние оказывает организованное, целенаправленное умолчание. Благодаря последнему в группе, в обществе в целом формируется общественный склероз. Он проявляется как феномен массового забывания, как способ вытеснения на далекую периферию общественного сознания памяти о том, что было в группе, что было с группой, с обществом в целом еще несколько лет, а нередко и несколько недель, дней назад. Механизм функционирования общественного склероза заключается в том, что информационное пространство общества перенасыщается, социальный субъект не в состоянии удерживать в памяти этот огромный массив информации и вырабатывает привычку держать в памяти только то, что попало в память сегодня. Формируется специфический тип социальной памяти, удерживающий в своем поле только ту информацию, которая воспроизводится, подкрепляется многократным повторением в течение суток при помощи СМИ. Одноразовые сообщения очень быстро растворяются, тонут в повторяющейся информации и уже через день-два о них никто не помнит. В общество вбрасывается только та устойчивая информация, которая выгодна манипуляторам. Без подкрепления ее в памяти субъекта через многократное воспроизводство в СМИ наступает ее забвение. Внешне все выглядит демократично: никто не накладывает табу ни на какую информацию, не существует никаких институтов цензуры. Но с точки зрения манипуляции общественным мнением, установками, ориентациями людей такая система является более эффективной, чем любая система, основанная на цензуре - она обеспечивает общественный склероз по отношению к определенным видам информации. Например, из СМИ, всего публичного дискурса вытесняются понятийно-категориальный аппарат, метафоры, вообще упоминания, отражающие социальную картину общества, в том числе и его дифференциацию по социально-классовым группам. Ей взамен предлагается принципиально иная картина социума, иной пазл, образованный из других социальных фрагментов: профессиональных, поколенческих, территориальных. На этом полотне представлены не классы, а политическая масса, находящаяся в состоянии всеобщего консенсуса. Противоречия классовых интересов переводятся в плоскость противоречий «детей и отцов», акции в защиту классовых интересов канализируются в моральную сферу и компрометируются негативными оценками и характеристиками типа: «активность маргиналов», «ностальгическая инициативность приверженцев консерватив ных традиций», «реванш носителей ценностей вчерашнего дня» и т.п. Благодаря подобным манипуляциям «априори снимается множественность возможных политических проектов действительности. Вместо строгой и последовательной иерархии идеологических ценностей предлагается упрощенная эмоциональная логика «здравого смысла» (19). В условиях информационного господства средств массовой информации достаточно нескольких лет для того, чтобы из памяти общества вытереть неудобные сведения и сформировать новую систему ценностей и духовных интересов. Социальная атомизация и идентификационное размягчение больших социальных групп приводят к снижению роли и значения для существования группы в целом и ее отдельных членов такого феномена как групповой, коллективный опыт(20). Дополнительным фактором, негативно влияющим на значимость коллективного опыта, стало ускорение темпов общественного развития, времени существования технологий. В постиндустриальном, информационном обществе, в котором важнейшие теоретические и технологические знания сменяются с периодичностью три- пять лет, жизненный опыт как социальный феномен потерял свою прежнюю значимость. Во-первых, он утратил свою ценность как ресурс для входящих в жизнь поколений, так как при нынешней динамике общественных процессов воспроизводимость жизненных ситуаций, в которых бы пригодился предыдущий опыт возрастных когорт, катастрофически сокращается. Во-вторых, сам опыт уже не имеет той психологической, эмоциональной, навыковой насыщенности, плотности, «толщины», как прежде, поскольку «опыт» теперь сводится к разовому переживанию социальной ситуации, которая не становится типичной, а превращается в уникальную. В связи с этими изменениями и само явление опыта меняется. Теперь опытом можно называть не те модели поведения, которые находятся на поверхности, а смысловые схемы, заложенные в модели этого поведения и не просматривающиеся на поверхности как самостоятельные. Их глубинную сущность, которая повторяется, можно добыть только значительными познавательными усилиями. Проблема общего для всех членов группы социального опыта осложняется еще и тем, что если рассматривать опыт через жизненную историю личности, а не группы, то окажет ся, что каждая из групп состоит из личностей, очень заметно отличающихся одна от другой пережитым опытом. Чем более оригинальным является опыт отдельного члена общества (а в условиях атомизированного общества все больше пробивается именно эта тенденция), тем сложнее каждому из них осознать общий, повторяющийся полезный групповой опыт. Поэтому общий групповой опыт может нарабатываться, накапливаться и осознаваться как важный и ценный только в процессе совместных действий членов группы. А данное качество у современных групп, как мы убедились выше, становится все более дефицитным. Таким образом, повседневно-практическая сторона зарождения, развития и функционирования социальных интересов представляет сложный процесс взаимодействия многих групповых явлений. Наличный групповой интерес в каждый момент времени представляет концепт обыденного сознания, являющийся продуктом взаимовлияния, итогом наложения друг на друга познавательных, социально-психологических, моральных и социальных явлений , происходящих в самой группе, а также результатом воздействия на группу совокупности внешних факторов. Социальные интересы группы находятся в постоянном изменении, дрейфе, маршрут которого может проходить от слабо понимаемых до четко осознаваемых интересов. В их осознании все большая роль принадлежит целенаправленному влиянию специальных институтов общества - партий, профсоюзов, СМИ и т.п. Но увеличение удельного веса рациональных компонентов в процессе восприятия личностью групповых интересов не означает, что они всегда дрейфуют от размытых представлений до четких, от неразвитых к развитым, а тем более нельзя понимать этот процесс так, что изменение групповых интересов идет по линии приближения к истине. В реальной общественной жизни эти изменения скорее напоминают дрейф с непредсказуемым маршрутом, в котором сочетаются в разных пропорциях истинные групповые интересы и разнообразные виды псевдоинтересов - подмененных, чужих, внушенных, иллюзорных и т.п. Поэтому на каждом этапе развития социальной группы, общественного класса перед ними встают задачи формирования и развития коллективных интересов, доведения их до сознания членов класса.