§ 5. Историческая конфигурация российского идеологического дискурса —

Политико-идеологический дискурс (а вместе с ним и проблема политических изменений) превращается в объект историографических исследований буквально с того самого момента, как только он становится непосредственной составляющей об­щественной мысли. К середине XIX в., т. е. до нижней временной границы нашего ис­следования, в России ещё не сложились предпосылки для полномасштабного развёр­тывания идеологических дискурсов^[99]. После победы коммунистической идеологии в 1917 г., ситуация перешла в новое качество идеологического монополизма, анализ которого выходит за рамки избранной нами темы. Вот почему, описывая в настоящей работе российский идеологический дискурс, мы ограничиваем его историческими гра­ницами второй половины XIX — начала XX вв. Однако историография этого вопроса естественным образом выходит за верхнюю границу и простирается до наших дней.

Общая конфигурация исследование проблемы политических изменений и трансформаций политической системы обозначается уже со второй половины XIX в. вместе с началом процесса становления российской политической науки.

Анализ дореволюционной традиции позволяет наметить три основные на­правления (уровня) дооктябрьской историографической традиции: а) личностный (персоналистский); б) проблемный; в) концептуальный. В количественном отноше­нии наиболее рельефно выделяется первое — персоналистское, представленное вы­дающимися интеллектуальными лидерами российского либерализма, консерватиз­ма и социал-демократии^[100]. Биографическая, мемуарная литература и публицистика ценны тем, что они помогают в первую очередь лучше усвоить основные вехи интел­лектуального творчества ученых, основательней разобраться в «скрытой» мотивации их теоретических текстов, признать эти итоговые оценки или же усомниться в них.

Другой уровень изучения проблемы политических изменений в дореволю­ционный период формировал проблемный и концептуальный подходы. Их приме­нение позволяло выявить стержневые, системообразующие элементы общей кон­цепции изменений. Проблема власти рассматривалась многими русскими мысли­телями^[101], но особое итоговое (в смысле аналитики власти в российском государ­ствоведении начала XX века) значение представляют труды Б. А. Кистяковского, в которых феномен власти был подвергнут многоаспектному анализу, в том числе и историографическому^[102]. Ученые и политики этого периода стремились дополнять общетеоретические доводы анализом проблемы путей и возможностей реформиро­вания государственного устройства России^[103].

Таким образом, сами идеологи — участники дореволюционного идеологи­ческого дискурса — делали первые шаги в области историографии. Были проана­лизированы некоторые аспекты политической деятельности и творчества ряда те­оретиков, российских либерализма, консерватизма, социализма, рассматривались некоторые проблемные вопросы (как правило, в связи с решением других исследо­вательских задач), предпринимались попытки определения методики исследования тех или иных сторон идеологии развития. Вместе с тем, являясь современниками происходящего, многие дореволюционные авторы не смогли избежать пристрастия и крайностей субъективизма в оценках и выводах; нередко исходные тезисы не со­провождались соответствующей аргументацией.

Изучение обозначенных выше проблем продолжалось и в советский период. Однако научный собственно анализ нередко определялся общепринятыми идеоло­гическими стереотипами и стандартами государственной пропаганды, сложивши­мися в СССР. Одним из таких стереотипных клише стал псевдомарксистский тезис «однородности» социально-классовой природы российского либерализма и консер­ватизма, представление о последних как «низшем этапе» политической идеологии, составляющим ее «предысторию», предваряющим высший, социалистический тип идеологии. Данные стереотипы превалировали и в первые довоенные и послевоен­ные десятилетия, находя отражение и в учебной литературе^[104]. Однако необходимо признать и определенный позитивный момент: не прерывался процесс накопления и обработки многообразного фактического материала, предпринимались попытки давать более или менее объективные оценки деятельности отдельных российских либеральных и консервативных идеологов и политических деятелей. Это позволи­ло в дальнейшем расширить тематику исследований, углубить и понимание ряда идейно-политических процессов и явлений^[105].

Начавшийся процесс либерализация в эпоху «перестройки» несколько понизило значение идеологических конструкций. Появляются десятки новых работ, в которых

позитивно оцениваются различные аспекты либерализма и консерватизма.

Необходимость находить новые подходы способствовала формированию но­вых познавательных методов. Прежде всего, это выразилось в появлении нового направления: на рубеже 1980-1990-х гг. обозначился междисциплинарный подход. Феномен политических идеологий попадает в фокус внимания ряда гуманитарных дисциплин: юриспруденции, политической науки, философии, социологии и исто­рии. В исследованиях многих философов и политологов — были очерчены особен­ности развития политической мысли России, определены место и удельный вес в ней либерализма и консерватизма^[106]. Эти направления идейно-политического дискурса стали пониматься как влиятельные идеологические течения наряду с радикализмом в условиях реформации и модернизации общества. Значимость этих идеологий в общем процессе исторического развития России второй половины XIX — нача­ла XX вв. стала повсеместно признаваться. Благоприятная ситуация в этот период складывалась в политико-правовой литературе. Несмотря на перерывы в продол­жение дореволюционной традиции, а также в отличие от политологии, переживав­шей нелегкие времена статусного и организационного утверждения и становления, историко-теоретическая политико-правовая мысль находилась в движении. Это в конечном итоге благоприятно сказалось на количестве и качестве исследований (в том числе начатых еще в советскую эпоху)^[107].

Именно в советский период историографии начинается и философско-социо­логическое осмысление творчества российских идеологов второй половины XIX —

начала XX вв.^[108]. Предпринимаются первые попытки анализа мировоззренческих основ различных идеологий в России, выявляются их социально-исторические кор­ни и определяются основные социальные носители этих идеологий. В философ­ской и научной литературе основательно интерпретируются взгляды виднейших представителей российских либерализма, консерватизма и социализма, с различ­ных методологических позиций оцениваются их труды.

Вопрос о русском или российском политическом либерализме, консерватизме, социализме оказался и в поле зрения советских историков^[109]. Анализ ряда работ пока­зывает, что этот вопрос является составной частью более общей проблемы — харак­теристики и оценки особенностей социально-исторического развития пореформенной России, а также места и роли различных классов и слоев в этом процессе. В результате интенсивной исследовательской работы в научный оборот были введены различные исторические источники: мемуарная литература и публицистика, программные доку­менты политических партий, движений и групп, дневниковые записи ряда представите­лей либерализма, консерватизма и социализма. Это способствовало, особенно начиная с 1960-х годов, разработке следующих направлений научных исследований: анализа возникновения и нарастания либерального, консервативного и социалистического дви­жения с середины XIX века; определения основных этапов этого движения; характери­стики политических сил и групп либерального консервативного и социалистического движения, их политических программ и доктрин; роли и места в нем ключевых фигур.

Таким образом, хотя на первой фазе постсоветского периода изучение про­блемы политических изменений и идеологических трансформаций становится ме­ждисциплинарным, можно утверждать, что в этот период были обозначены только общие контуры новой методологии анализа российского идеологического дискурса. Предпосылки и условия для дальнейшего продвижения в этом направлении появи­лись на рубеже XX-XXI вв. В период «бархатных революций» в странах Центральной и Восточной Европы резко возросло значение идеологического фактора политиче­ских изменений. Эта тенденция способствовала росту познавательного интереса к историческим корням формирования российских политических идеологий. Крах коммунизма как идеологии и практики стимулировал поиск новой системы миро­воззренческих ценностей, которая бала бы адекватной происходящим политиче­ским изменениям. Либеральные, консервативные и социалистические идеи стали восприниматься как исключительно сложные, противоречивые феномены, постоян­но взаимодействующие друг с другом в различные периоды эпохи модерна^[110].

В последние годы прошлого и текущие годы нынешнего века философами и социологами, историками и экономистами, правоведами и политологами были опу­бликованы значительное количество крупных монографий^[111], сотни статей, докладов и тезисов в научных журналах и материалах конференций, симпозиумов и конгрес­сов, посвященных русской политической мысли второй половины XIX — начала XX века и идеологиям консерватизма, социализма и либерализма. Переизданы тру­ды видных теоретиков и идеологов западноевропейского и русского либерализма, консерватизма и социализма, работы эмигрантских авторов, переведены на русский язык монографические исследования и статьи ряда западных ученых. Завершено издание многотомного исследовательского проекта «Политические партии России. Документальное наследие»^[112]. Подготовлены десятки диссертаций^[113]; опубликова­ны соответствующие антологии, энциклопедии, словари^[114].

рии русской политико-правовой мысли второй половины XIX — середины XX вв. дисс. ... д-ра юр. наук. — Ростов н/Д., 2000; Малинова О. Ю. Анализ концепций либерального национализ­ма: середина XIX — начало XX века. дисс. ... д-ра филос. наук. — М., 2000; Глушкова С. И. Проблема правового идеала в русском либерализме. дисс. ... д-ра полит. наук. — Екатеринбург, 2002; Гнатенко Е. А. Философский проект правового государства в культуре предреволюцион­ной России. дисс. ... канд. филос. наук. — М., 2002; Щепетев В. И. Основные тенденции разви­тия российской государственности в XIX — начале XX вв. и их правовые основы. дисс. ... д-ра юр. наук. — СПб, 2002; Монастырский Г. П. Социология русского консерватизма. дисс. ... д-ра соц. наук. — Северодвинск, 2003; Самарская Е. А. Левые начала и конца XX века: Смена пара­дигмы. дисс. ... д-ра пол. наук. — М., 2003; Бледный С. Н. Управление политическими процес­сами в общественной мысли России второй половины XIX — начала XX вв. дисс. ... д-ра ист. наук. — М., 2004; Голубев М. Р. Общественно-политическая мысль о переустройстве России: конец XIX — начало XX вв. дисс. ... д-ра ист. наук. — Пермь, 2004; Дугин А. Г. Трансформация политических институтов и структур в процессе модернизации традиционных обществ. дисс. ... д-ра пол. наук. — Ростов н/Д., 2004; Кокорев Н. С. Социологическая концепция Б. Н. Чичерина: генезис и содержание. дисс. ... д-ра соц. наук. — Тамбов, 2004; Лебедев С. В. Система ценностей в философии русского консерватизма второй половины XIX в. дисс. ... д-ра филос. наук. — СПб, 2004; ЛукьяновМ. Н. Российский консерватизм и реформы. 1907-1914. дисс. ... д-ра ист. наук. — Пермь, 2004;МолчановД. В. Российский либерализм на рубеже XX-XXI вв.: Традиции и современность. дисс. ... д-ра истор. наук. — М., 2004; Мусихин Г. И. Власть перед вызовом модернизации: сравнительный анализ российского и немецкого опыта: конец XVIII — начало XX вв. дисс. ... д-ра пол. наук. — М., 2004; АроновД. В. Законотворческая деятельность россий­ских либералов в Государственной Думе: 1906-1917 гг. : дисс. ... д-ра ист. наук. — Орел, 2005; Андрейченко А. С. Консервативное правопонимание в России XIX-XX вв. дисс. ... канд. юр. наук. — Ростов н/Дону, 2006; Репников А. В. Консервативные концепции переустройства Рос­сии в контексте исторического процесса конца XIX — начала XX вв. дисс. ... д-ра ист. наук. — М., 2006; Седаев П. В. Общественно-государственный идеал в русской консервативной филосо­фии. дисс. ... канд. филос. наук. — Н/Новгород, 2006; Васильев Б. В. Философия права русского неолиберализма конца XIX — начала XX вв. Дис. д-ра. филос. наук. — СПб, 2008; и др.

¹¹⁵ См., напр.: Политические партии России. Конец XIX — первая треть XX века. Эн­циклопедия. — М., 1996; Антология мировой политической мысли. В 5 т. Т. 4. Политическая

Нельзя не упомянуть также и о том, что исследования российского идеологи­ческого дискурса второй половины XIX — начала XX века заняли важное место в зарубежной социальной науке. Бурное развитие американской и европейской сове­тологии во второй половине XX столетия повлекло за собой возрождение интереса к изучению условий, приведших к революции 1917 года, и, в частности, появление значительного количества публикаций по российской политической истории XIX века. Этот интерес не исчез и после крушения коммунистического политического режима, поскольку возрождение российской конкурентной политики во многом на­поминало о событиях вековой давности.

Работы обобщающего характера по истории российской политической мыс­ли задавали концептуальные рамки для изучения идеологического дискурса^{* [115]. Особым вниманием среди зарубежных исследователей пользовался феномен рос­сийской радикальной интеллигенции, сформировавшей российский революцион­ный идеологический дискурс[116]. Немало работ было посвящено также изучению основных направлений российского идеологического дискурса XIX столетия, сре­ди которых исследователи выделяют либерализм118, консерватизм119, национализм York: Columbia University Press, 1961; Nahirny V. The Russian intelligentsia: from men of ideas to men of convictions // Comparative Studies in Society and History. — 1962. — Vol. 4. — № 4. — P. 403-35; McConnell A. The origin of the Russian intelligentsia // Slavic and East European Jour­nal. — 1964. — Vol. 8. — № 1. — P. 1-16; Pollard A. The Russian intelligentsia: the mind of Rus­sia // California Slavic Studies. — 1964. — № 3. — P. 1-6; Brower D. The problem of the Russian intelligentsia // Slavic Review. — 1967. — Vol. 26. — № 4. — P. 638-47; PomperPh. The Russian Revolutionary Intelligentsia. — New York: Thomas Y. Crowell Company, 1970; Confino M. On intellectuals and intellectual traditions in eighteenth — and nineteenthcentury Russia // Daedalus. — 1972. — Vol. 101. — P. 117-49; Brower D. Training the Nihilists: Education and Radicalism in Tsarist Russia. — London: Cornell University Press, 1975; Read C. Religion, Revolution and the Russian Intelligentsia 1900-1912: The Vekhi Debate and Its Intellectual Background. — London: Macmillan, 1979; Kelly A. Self-censorship and the Russian intelligentsia, 1905-1914 // Slavic Re­view. — 1987. — Vol. 46. — № 2. — P. 193-213; Fink L., LeonardS., ReidD. Intellectuals and Public Life: Between Radicalism and Reform. — Ithaca: Cornell University Press, 1996; Knight N. Was the intelligentsia part of the nation? Visions of society in post-emancipation Russia // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. — 2006. — Vol. 7. — № 4. — P. 733-58.}

¹¹⁸ Fischer G. Russian Liberalism: From Gentry to Intelligentsia. — Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1958; Pipes R. — Struve: Liberal on the Left, 1870-1905. — Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1970; Wortman R. The Development of a Russian Legal Consciousness. — Chicago: University of Chicago Press, 1976; Pipes R. Struve: Liberal on the Right, 1905-1944. — Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1980; OffordD. Portraits of Early Russian Liberals: A Study of the Thought of T. N. Granovsky, V. P. Botkin, P. V. Annenkov, A. V. Druzhinin, and K. D. Ka­velin. — Cambridge: Cambridge University Press, 1985; Roosevelt P. Apostle of Russian Liberalism: Timofei Granovsky. — Newtonville: Oriental Research Partners, 1986; WalickiA. The Legal Philos­ophies of Russian Liberalism. — Oxford: Clarendon Press, 1987; Hamburg G. Boris Chicherin and Early Russian Liberalism: 1828-1866.—Stanford: Stanford University Press, 1992; StockdaleM. Paul Miliukov and the Quest for a Liberal Russia, 1880-1918. — Ithaca: Cornell University Press, 1996.

¹¹⁹ Thaden E. Conservative Nationalism in Nineteenth-Century Russia. — Seattle: Univer­sity of Washington Press, 1964; Katz M. Michael N. — Katkov: A Political Biography, 1818­1887. — Paris: Mouton, 1966; Byrnes R. Pobedonostsev: His Life and Thought. — Blooming- различных оттенков¹²⁰, а также социализм марксистского¹²¹, народнического¹²² и анархистского толков¹²³.

ton: Indiana University Press, 1968; Dowler W. Dostoevsky, Grigor’ev, and Native-Soil Conser­vatism. — Toronto: University of Toronto Press, 1982. Pipes R. Russian Conservatism and Its Critics: A Study in Political Culture. — New Haven. — CT: Yale University Press, 2005.

¹²⁰ Petrovich M.The Emergence of Russian Panslavism 1856-1870. — New York: Colum­bia University Press, 1956; KohnH. Pan-Slavism: Its History and Ideology. — New York: Vintage Books, 1960; Schimmelpenninck van der Oye D. Toward the Rising Sun: Russian Ideologies of Empire and the Path to War with Japan. — DeKalb: Northern Illinois University Press, 2001; Rabow-Edling S. Slavophile thought and the politics of cultural nationalism. — Albany: State University of New York Press, 2006.

¹²¹ Haimson L. The Russian Marxists and the Origins of Bolshevism. — Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1955; Keep J. The Rise of Social Democracy in Russia. — Oxford: Clarendon Press, 1963; Baron S. Plekhanov: The Father of Russian Marxism. — London: Rout- ledge & Kegan Paul, 1963; WildmanA. The Making of a Workers’ Revolution: Russian Social De­mocracy, 1891-1903. — Chicago: Chicago University Press, 1967. Harding N. Lenin’s Political Thought, 2 vols. — London: Macmillan, 1977-81. Besangon A. The Intellectual Origins of Le­ninism. — Oxford: Basil Blackwell, 1981. UlamA. The Bolsheviks. The Intellectual and Political History of the Triumph of Communism in Russia. — Cambridge: Harvard University Press, 1998.

¹²² Billington J. Mikhailovsky and Russian Populism. — Oxford: Clarendon Press, 1958; Venturi F. Roots of Revolution: A History of the Populist and Socialist Movements in Nineteenth Century Russia. — London: Weidenfeld and Nicolson, 1960; Pomper Ph. Peter Lavrov and the Russian Revolutionary Movement. — Chicago: University of Chicago Press, 1972; Hardy D. Petr Tkachev: The Critic as Jacobin. — Seattle: University of Washington Press, 1977; Hardy D. Land and Freedom: The Origins ofRussian Terrorism, 1876-1879. — New York: Greenwood Press, 1987.

¹²³ CarrE. Michael Bakunin. — New York: Vintage Books, 1961. Joll J. The Anarchists. — London: Eyre and Spottiswoode, 1964; Avrich P. The Russian Anarchists. — Princeton: Princ­eton University Press, 1967. Cahm C. Kropotkin and the Rise of Revolutionary Anarchism: 1872-1886. — Cambridge: Cambridge University Press, 1989.

Разнообразный круг введенных в научный оборот источников и критической литературы сам по себе был свидетельством того, что, наряду с радикальным обнов­ление концептуальных подходов, анализ моделей политических изменений в рос­сийском идеологическом дискурсе продолжал развиваться по четырем основным направлениям: 1) персоналистскому; 2) проблемному; 3) предметному; 4) концеп­туальному.

Исследователи стали обращаться к изучению особенностей российских транс­формаций, используя методологический инструментарий современных теоретиче­ских интерпретаций политической модернизации, а также различных вариантов концепции транзитологии.

Вместе с тем при всех достоинствах обозначенных подходов им присущи известные ограничения. Во-первых, тема российского идеологического дискурса в вышеперечисленных работах не является основной; в большинстве случаев она увязывается с выполнением иных исследовательских задач.

Во-вторых, разноречивость подходов и теоретических позиций достигло в настоящее время «критической точки». Хотя проблема политических изменений стала изучаться на основе современных достижений политической науки, в рамках которой, как уже отмечалось выше, сформировалось целое научное направление, в историографическом плане тенденция к междисциплинарности в изучении идеоло­гического дискурса становилась все более «размытой».

Таким образом, на основании анализа историографии российского идеологи­ческого дискурса второй половины XIX — начала XX века мы приходим к следую­щим выводам:

— В рамках российской и зарубежной историографии российского идеологи­ческого дискурса позднего имперского периода можно выделить персоналистское, предметное, проблемное и концептуальное направления.

— Исследовательские приоритеты и расставляемые авторами акценты в изу­чении данной проблемы во многом определяются потребностями и ограничениями их собственной эпохи.

— Дискурсивные идеологические процессы в России данного периода пока не стали объектом полномасштабного исследования.

— Обозначенные выше приоритеты обусловили тенденцию к системному анализу моделей политических изменений в идеологическом дискурсе порефор­менной России второй половины XIX — начала XX вв. как в контексте эволюции мировой и российской социально-политической мысли, так и в свете современных вызовов и модернизационных трансформаций.