ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ПЕРСПЕКТИВЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ

Эта запоздалая специализация антропологии представляется, тем не менее, больше проектом, находящимся в ходе реализации, чем уже сложившейся областью науки. Она испытала сначала влияние двусмысленной ситуации; она оставалась маргинальной, поскольку в рамках антропологического исследования политический факт предстает находящимся за пределами ее главных интересов - он рассматривается практически в качестве производного аспекта системы отношений, первое проявление которой является социальным и/или религиозным; она раз рабатывается вне более старых политологических дисциплин - отвергая их в форме политической филосбфии или политической науки, которая долго оставалась замкнута в ее «западный провинциализм». Между тем ее собственное становление ведет ее к тому, чтобы занять центральное положение, которое позволяет постичь политическое в его разнообразии и создать условия расширенного сравнительного изучения.

Эти связи вынуждают к сопоставлению и критике. Д .Истон упрекает антропологов-политологов в обращении к плохо определенному объекту, в отсутствии четкого отделения политических аспектов, структур и форм поведения от других проявлений общественной жизни. Для них также характерно отсутствие понимания сущности и специфичности политического.

Замечание отчасти обоснованное, но кажется полезным напомнить, что рассматриваемые общества не всегда имеют четкую политическую организацию и что сами политологи не всегда ясно определяют уровень политического. Истон замечает к тому же, что политическая антропология действует, не решив фундаментальных концептуальных проблем и не установив свои главные теоретические ориентации.110 Осуществленные в течение последних лет исследования уменьшают значение этой критики, не говоря уже о том факте, что взятый на себя первооткрывателями дисциплины теоретический риск побуждал к осторожности. Нельзя упрекать только становящееся научное знание в его уязвимости. Положительный факт остается, тем не менее, бесспорным: политическая антропология принудила к смещению центра, ибо она универсализова- ла размышление - расширив его до изучения групп пигмеев и американских индейцев с минимальной властью - и разбила ослепление в отношении Государства, которое долго владело теоретиками-полито логами.

Это преимущество считается столь определяющим, что С.Н.Паркин- сон - признанный и известный политолог - рекомендует доверить антропологам сравнительное изучение политических систем и теорий. Было бы несерьезно придерживаться этого лестного совета.

Политическая антропология обновляет старый спор, касающийся отношения традиционных (или архаических) обществ к истории. Это происходит в силу уже упомянутой главной причины: политическая область является именно той, на которую история с силой накладывает свою печать. Если так называемые сегментарные общества демонстрируют историю движением сменяющих друг друга объединений и разъединений, изменениями религиозных систем, открытостью (свободной или принужденной) для внешних воздействий, государственные общества присутствуют в истории другим образом - во всей своей полноте. Они вписываются в более богатое, более нагруженное определяющими событиями историческое время и они обнаруживают более живое осознание возможностей воздействия на социальную реальность. Государство рождается из события, проводит творческую политику событий, делает ударение на неравенствах, порождающих неравновесие и становление.

С момента его появления антропологический подход не может больше избежать встречи с историей. Он не может больше исходить из убеждения, что историческое время традиционных обществ близко к нулевому состоянию: времени простого повторения. Именно антропологи, связанные с изучением государственных систем, более всего способствовали этому признанию истории и обнаружению политического использования данных идеологической истории. Идет ли речь в области африканистики о работах, посвященных Нуле (Надель), Буганде (Апгер и Фаллере), старой Руанде (Вансина), Конго (Баландье), или королевствам Нгуни в Южной Африке (Глюкман).

Нужно также констатировать, что политическая антропология побуждает более критично рассматривать идеологические системы, с по- мощью которых традиционные общества объясняют себя и оправдывают свой особый порядок. Уже Малиновский представлял себе миф наподобие хартии, которая управляет социальной практикой - и помогает, таким образом, поддержанию существующих способов распределения власти, собственности и привилегии. В соответствии с этой интерпретацией миф способствует поддержанию согласия; он действует в пользу установленной власти, то ли с целью защитить ее от возможных угроз, то ли с целью обосновать периодические ритуалы, обеспечивающие ее укрепление. Более новые интерпретации, вытекающие из новых исследований, особенно подчеркивают политические значения мифа. Они объясняют скрытые в нем элементы политической теории: Ж.Бетти довел до совершенства этот способ прочтения - и раскрыл его научную отдачу - применив его при изучении ниоро из Уганды. Они раскрывают благоприятную для обладателей власти и аристократии идеологию, которую включают миф и некоторые другие «традиции»: Ж.Вансина замечает по поводу старой Руанды, что все традиции деформированы в одном и том же духе (благоприятном для господствующей «касты») и что деформация со временем распространяется. Идеология раскрывается, когда неравный порядок кажется прочно установленным; тогда те, кто ее использует, не думают больше прибегать к хитрости.

Эдмунд Лич предлагает общую интерпретацию мифов, которая позволяет отметить их политические значения и функции среди тех, кто их потребляет.

E.Leach. The Legitimacy of Salomon, Some Structural Aspects of Old Testament History. In: «Arch. Europ. de Sociologie», 7, 1, 1966. D.Sperber продемонстрировал значение этого анализа в статье, озаглавленной: «Эдмунд Лич и антропологи», «Cah. Int. de Sociologie», XJLIII, 1967. Политическая антропология выполняет и более широкую критическую функцию. Она указывает некоторые трудности, внутренне присущие господствующим теориям и методологии антропологов; она с ними сталкивается и их выявляет. Функционализм, который направлял первую серию исследований, посвященных примитивным формам правления, привел к тупику. Он побуждал открывать принципы функционирования политических систем, не определив хорошенько того, чем являются эти последние, и придавая обозначающему их понятию абсолютную, ныне оспоренную ценность. Он советовал определить функции политического, - чему оно служит: обоснованию и/или поддержанию социального порядка, обеспечению безопасности, - но сама его природа не была прояснена. И многие работы могли быть посвящены плохо идентифицированному объекту. Авторы «Африканских политических систем» не могут избегнуть этой критики, хотя к этой работе всегда относились с уважением. Поэтому функционалистские анализы не могли очертить политическую область во всем ее объеме - ограничивая ее вообще внутренними отношениями, которые упорядочивают власть - и в ее специфичности - рассматривая ее в качестве системы хорошо связанных отношений, сравнимой с органическими или механическими системами. Недавние теоретические исследования представляют ее как носителя слабо интегрированных элементов, открытого для напряжений и антагонизмов, подверженного влияниям индивидов или групп и игре оспариваний разного рода. По существу динамический характер системы, как и всей «социальной области», теперь более признан. Наконец, функционализм отбрасывал историю и рассмотрение воздействий времени, ибо они заставляют социальные системы потерять видимость стабильности и уравновешенности; А.Л.Кроебер сильно нападал на этот пункт, не Достигнув определенной победы. Однако политические процессы вписаны во время: утверждение является тавтологическим, но при этом оно остается, тем не менее, в большой мере непризнанным. Новые требования ведут к небходимости осознания всего, с ним связанного. Руководители коллективного труда «Политическая антропология» напоминают, что «историческое время» (а не «структурное время») является одним из измерений, определяющих политическое поле. Вследствие этого они предлагают «диахронический метод анализа», соединенный с интерпретацией политического действия как «развития» - или последовательности, включающей различные фазы.114

Критическое рассмотрение уместно также в отношении работ структуралистского направления; и не только в той мере, в какой они уничто- жают нсторшо или уменьшают действие внутренней динамики. Такой подход более приспособлен к анализу идеологий, чем к рассмотрению реальных политических структур, с которыми они связаны. Делая неподвижным то, что является по существу динамическим, он плохо способствует постижению систем сложных и нестабильных отношений. Он остается применимым к системам ограниченной величины и изолированным - условия, обратные тем, которым должна удовлетворять политическая антропология. Эти замечания уже были указаны. Теперь надлежит скорее напомнить, что структуралистские исследования не смогли предложить решения на почве, которая является преимущественно их почвой: а именно, на почве формализации, выработки адекватных моделей, конструирования типов. Они не предоставили в распоряжение антропологов-политологов новых типологий с лучшей научной отдачей. Они не снабдили их (и на это есть причина) сложными моделями, которые позволили бы формально трактовать политические феномены, не преуменьшая их и не искажая. Последние в силу их синтетического или тотализирующего аспекта и их динамизма составляют помеху для начинания такого рода; они не сводимы к формальным структурам, вплоть до используемых теперь общественными науками. Эта констатация побудила некоторых политологов - особенно Ж.Альмонда и Д.Ап- тера - выразить мысль о необходимости других моделей, так называемых моделей «развития», или динамичных. Это смутное пожелание обнаруживает, тем не менее, невозможное на данное время. Теоретическая ситуация Эдмунда Лича, умеренного структуралиста, исследовательская деятельность которого остается частично направлена на прояснение традиционных политических феноменов, оказывается еще более знаменательной. Именно в областях, внешних для политики и в которых заметен аспект «языка», в областях отношений родства и мифов Лич полностью демонстрирует свое присоединение к структуралистскому методу анализа.

Политическая антропология бесспорно изменяет перспективы социальной антропологии: она начинает перевертывать теоретический пейзаж, трансформировать привычные конфигурации. Она предлагает более динамичную, более благоприятную для рассмотрения истории концепцию, более восприимчивую к стратегиям, носителем которых является всякое (даже архаическое) общество. В 1957 году в исследовании, посвященном «фракциям», действующим внутри индейских обществ, Р.Ферт заявил о необходимости перехода от «конвенционального структурального анализа» к исследованию, стремящемуся дать строгую интерпретацию «динамичных феноменов». Начиная с этой даты сдвиг прогресси ровал. Мы уже пытались способствовать перевертыванию тенденции, публикуя с 1955 года «Современную социологию черной Африки». Между тем новый подход там был скорее предложен, чем четко определен. Именно исследование африканских политических систем заставило нас прояснить его теоретические и методологические составные части. Это произошло в силу тех же причин, которые только что были изложены в ходе этого заключения: «Политический сектор является одним из тех, который более всего несет на себе знаки истории, одним из тех, где лучше всего постигается несовместимость, противоречия и напряжения, внутренне присущие всему обществу. В этом смысле подобный уровень общественной действительности имеет стратегическое значение для социологии и антропологии, которые хотели бы быть открытыми для истории, уважающими динамизм структур и стремящимися к полному по- стижению социальных феноменов» .115 Руководители и авторы «Political Anthropology» заняли подобную же позицию. Они ссылаются на Гегеля (и диалектику), на Маркса (и теорию противоречия и антагонизмов), на Зиммеля (и социальный конфликт), хотя соотносятся они по обычаю, главным образом, с Талкоттом Парсонсом. Они выбирают скорее «политическую область», чем политическую систему, скорее процесс, чем структуру. Они отбрасывают вялые интерпретации, которые осуждают традиционные (или архаические) общества единственно на повторяющиеся перемены: те, которые заканчивают установлением циклического statu qvo ante. Они ставят в центр своего изучения динамику власти, формы и средства политического выбора и политического решения, выражение и разрешение конфликта, сопертгчество и игру «фракций». Они определяют важность вызова, которого антропологи не могут больше избегнуть: требования дать описание и интерпретацию «социальных областей», взятых «во всей их сложности и их временной глубине».116Уловки искажающей строгости отброшены. Политическая антропология закончила обретением разрушительной силы. Другие дисциплины, связанные со строительством политической науки, ждут от нее, в свою очередь, разрушительной атаки. Она помогает им поставить в новые условия и испытать выработанное ими знание. Вырисовываются совпадения: политологи - наподобие Ж.А.Альмон- ДД - сходятся в признании необходимости «повернуться к социологической и антропологической теориям»;117 со своей стороны, создатели политиче- ской антропологии стремятся уничтожить разрыв, который отделяетИх от их «родственников». Эта встреча имеет результатом сомнение в обычно используемых понятиях и категориях. Так, М.Ж.Смит - опираясь на исследование, посвященное «правлению» хаусса из Нигерии, и исходя из своих теоретических требований - берет на себя новое определение фундаментальных понятий: власть/авторитет, политическое действие/административное действие, легитимность/законность и т.д. Он хочет дать им общее значение, сделать их применимыми к самым разным политическим обществам. Он развивает в отношении диахронического анализа требование обобщения вплоть до такого уровня, который заставил бы проявиться некоторые «законы структурального изменения». Его очень амбициозное начинание направлено на выработку единой теории политической области.

Действенное объединение усилий является результатом исследования условий, способствующих менее произвольному сравнительному и- зучению. Для Е.Шильса последнее должно, по крайней мере, соответствовать двум требованиям: использованию категорий, соответствующих всем формам Г осударства, всем обществам и всем эпохам; устроению «аналитической схемы», наделенной такими свойствами, «что разные общества могут быть систематически сравниваемы».118 Это ничто иное как попытка определения средств. Ж.А.Альмонд пытается определить политические системы - понятые таким образом, что они обнаруживаются вплоть до самых «примитивных» обществ - с помощью общих характеристик. Их четыре и они составляют пределы сравнения, считающегося научно обоснованным: существование более или менее специализированной структуры; осуществление внутри систем одних и тех же функций; многофункциональный аспект политической структуры; «смешанный» - «в культурном смысле» - характер многих систем. Данный подход связывает несколько теоретических тенденций и его синкретизм делает его уязвимым. На уровне обобщения он представляет особенное неудобство организовать свою работу, исходя из особенностей, которые распространяются не только на политические феномены. Сохраняется постоянная опасность применить сравнительный анализ в таком плане, где он, будучи, по-видимому, оправданным, лишается части свого содержания. Шварц, Тернер и Туден в «Политической антропологии» сохраняют политическую область и политический процесс (определяемые с помощью общеупотребимых понятий) как единицы применения сравнительного исследования. Они очень осторожны в предложениях и в первых опытах проверки. Дальнейший прогресс требует лучшего познания природы и сущности политического. Такого, которое оправдывает и навязывает диалог между различными имеющими к этому отношение дисциплинами. Это требует уничтожения умолчаний в отношении политической философии и содействия ее обновлению. Антропологи-политологи широко участвовали в критических начинаниях, которые разделяют политическую теорию и теорию Г осударства. Они разрушили очарование. Они также обнаружили некоторые обходные пути, которые политика использует в своем продвижении; она представлена в обществах наиболее ослабленных, как она сохраняет свое действие в ситуациях, наиболее неблагоприятных для ее проявления. Все противоположные утверждения - даже снабженные маской науки - ничего в этом не изменят: все человеческие общества производят политическое и все пропитаны историческими флюидами. В силу одних и тех же причин.