Сакрализация власти

~ Для традиционных обществ в

принципе не характерна идея дро- бимости власти. Правитель является единственным носителем сакрального статуса, любые иные институты власти автоматически воспринимаются как подчиненные ему агенты.

Данную ситуацию хорошо иллюстрируют, например, практикуемые в ряде африканских государств обновленные формы традиционной клятвы верности. Преданность обещают уже не вождю или королю, а партийному лидеру (не народу, не стране!). Так, в Габоне члены политбюро перед вступлением в должность произносят клятву: «Я клянусь и обязуюсь... быть лояльным и верным генеральному секретарю партии» (Бочаров 1992: 227). В Заире после переворота 1965 г. главой государства стал Мобуту Сесе Секо, который возглавлял и единственную в стране партию (НДР), объединяющую практически все взрослое население страны. В стране возник культ личности Мобуту («мобутизм») — вождя и отца нации, который выступает в качестве оплота мира и стабильности в стране. «Мобутизм» трансформировался в светскую религию, в число базисных постулатов которой входит обоснование исконности власти Мобуту, соответствие ее традиционным ценностям заирского народа, внешнее подобие президентской власти власти традиционного вождя. Каждый день перед телевизионными новостями шла заставка с портретом Мобуту, сопровождаемая и со словами: «Заир — одна страна, у Заира — одна партия, а у партии — один вождь» (Хорос 1996: 32—34).

В известной степени схожие тенденции можно было наблюдать и в союзных республиках Средней Азии.

В.В. Бочаров цитирует аналогичный пример из «Казахстанской правды» за 1987 г., в котором подобный факт сообщался в отношении первого секретаря Чимкентского райкома партии (1997: 139).

В ныне независимых государствах СНГ данные явления приняли не менее масштабный характер. Ярким примером этого является кампания по возвеличиванию президента Тур кмении С. Ниязова. День его рождения (19 февраля) объявлен национальным праздником. Его именем названы более ста различных объектов, в том числе бывший Красноводский залив Каспийского моря, Академия сельскохозяйственных наук, корабли, многие улицы, колхозы и совхозы и, что весьма символично, бывшие проспект Ленина и Ленинский административный район в Ашхабаде. Портреты и бюсты Туркменба- ши красуются во всех официальных и публичных местах. Газеты республики пестрят лозунгами «Туркменбаши — наша сила», «Туркменбаши - наша мудрость», «Туркменбаши — наша надежда».

Про Туркменбаши слагают легенды. Согласно одной из них, он, подобно архаическим вождям, смог во время официальной встречи с президентом США, которая проходила на свежем воздухе, разогнать тучи и предотвратить дождь. Еще более впечатляет текст ежедневного утреннего обращения дикторов государственных туркменских телерадиостанций к народу:

«Аллах, благослови нашего вождя. Сохрани ему жизнь на долгие годы и окажи ему содействие во всех начинаниях... Туркменистан — моя родина, и если я нанесу ущерб своему отечеству, пусть отсохнут мои руки, если я скажу что-то плохое о своем президенте, пусть отсохнет мой язык, а если же я изменю своей родине, то пусть прекратится мое существование» (цит. по: Васильев А. М. 1998: 173).

Семантика данного обращения очевидна и не требует комментариев.

Многие механизмы и нормы по- Взятка и подарок \

литического поведения, свойственные традиционным обществам, продолжают функционировать и сегодня. Широко известны описания взяточничества, коррупции, протекционизма, кумовства в постколониальных и посттрадиционных обществах. Имеет смысл привести один из показательных примеров, зафиксированный отечественными этнографами в Горной Киргизии середины 20-х годов XX в.

«Весь уклад жизни облегчает и, в некоторой части, провоцирует взяточничество. Начать с того, что “подарки" даются всем, кто приезжает на кочевье или зимовку... Почетного гостя (а начальник всегда почетный гость) всячески угощают, дают лошадей для проезда, провизию на дорогу и все бесплатно в силу гостеприимства. Взять деньги с гостя считается побором, разъезжая по горной стране, “начальник” ничего не платит: бесплатно ест, пьет, берет с собой в дорогу провизию в живом виде, т.е. баранов... Начальников в Горной Киргизии много. Не только милиционер — начальство.

И секретарь комсомольской ячейки — начальство, и секретарь партийной ячейки — начальство, и любой инструктор — начальство, и следователь, и судья, и лссообъездчик. Все надо делать “соииГ, всех надо угощать и одаривать. В конце концов самый “соиш” превратился в особый вид налога, который население платит хаотично, в силу различных случайностей» (Кушнер 1929:102-103).

Интерпретируя эту яркую зарисовку из жизни горных киргизов, необходимо понимать, что описываемые явления имеют несколько иное, но сравнению с современными, содержание. Так называемая «взятка» восходит к институтам перераспределения и дарообмена в доиндустриальных обществах. Она выступает не только и не столько как «вознаграждение за совершение определенных действии в интересах взяткодателя» в современной юридической трактовке, но и как определенный обязательный (обусловленный обычаем, традицией) символи- чески-коммуникативный акт поведения.

Из этнографических описаний известно, что во многих традиционных обществах Африки, Азии и Океании существовали обычаи одаривать вождей и старейшин за посреднические функции в улаживании конфликтов. Согласно одному из них, в Нигерии «как вождь при определенных обстоятельствах приносит жертву предкам, а его свита или члены большой семьи делают подарки вождю, так и внутри правительственной бюрократии клиент должен преподносить “напитки”, "орех кола”, “чаевые” и т.д. гражданскому служащему... Клиент демонстрирует в данном случае признание им высшего статуса бюрократии» (цитпо: Сокова 1986:164).

Высшая власть в новых независимых государствах Африки нередко пыталась отменить данную практику, полагая, что чиновники «служат народу» и не должны преследовать личном выгоды. Однако простые общинники настаивали на сохранении прежних обычаев (вплоть до обращения в высшие органы власти), мотивируя это тем, что успех миротворческой акции прямо зависел от принятия дара посредником. В такой ситуации танзанийские политические лидеры пошли, например, на своеобразный компромисс. Они разрешили посредникам делать символические подношения: канцтовары, национальные флаги и т.д. (Бочаров 1992).

Подобные архаичные принципы престижной экономики стали благодатной почвой для расцвета взяточничества в республиках Средней Азии и Закавказья в советское время. Здесь процветал так называемый бакшиш. Согласно данным, приведенным в закрытом докладе Г. Алиева на пленуме ЦК КП Азербайджана в 1970 г., пост районного прокурора в этой союзной республике стоил 30 тыс.

Азербайджан не был исключением. В Грузии министерские посты стоили от 100 до 300 тыс. руб. Однако конкуренция была больше и, по словам Восленского, превращалась в «своего рода аукцион» (1991: 284-285).

209

Все сказанное в полной мере применимо как к прошлому (Орлова 1999), так и к современному состоянию России (если не в больших масштабах), где взяточничество и коррупция

'і Поли і ическая антромо.юі им

чиновников достигли гигантских масштабов, что подтверждается как интуитивными ощущениями, так и социологическими опросами лиц, сталкивавшихся с данными явлениями в своей деятельности. По некоторым оценкам, до 70% российских чиновников берут взятки (Глинкина 2000).

Подарки-взятки втрадиционных и современных обществах тесно связаны с массовыми праздниками. Наиболее масштабные из обрядовых праздников опосредованы различными важными событиями в жизни человека или общины (свадьба, похороны и т.д.). Чем выше статус человека и его имущественный достаток, тем более пышным должно быть соответствующее празднество. В обществах с сильным традиционным укладом данное явление принимает особенно масштабный характер. Бедные стараются не ударить в грязь лицом, чтобы было «не хуже, чем у других». Богатые стремятся затмить пышностью не столько соседей, сколько лиц равного им статуса. Это дополнительно повышает их престиж в глазах родственников и земляков. Несколько лет назад в Узбекистане некоторые чиновники высшего ранга лишились своих кресел «за проявленные нескромность и тщеславие, помпезность и расточительство при проведении семейного свадебного торжества» («Правда Востока», 22 октября 1998 г.). Через неделю в том же издании был напечатан другой президентский указ, в котором выражалась озабоченность активизацией дарообменных ритуалов.

«В последнее время во многих местах нашей страны в проведении свадеб, семейных торжеств, поминальных обрядов, мероприятий, посвяшенных памяти усопших, допускаются такие пережитки прошлого, как тщеславие, помпезность, чрезмерная расточительность, пренебрежение народными традициями, шегольство, пренебрежение к нуждам жииуших вокруг людей».

Описанная ситуация едва ли сильно отличается от положения дел в других среднеазиатских с гранах СН Г. Можно также считать, что данные явления широко распространены во многих посттрадиционных государствах Азии и Африки.