ПА в России: прошлое и настоящее

Вся история Российского государства теснейшим образом связана с колонизацией народов, населявших огромные евразийские территории. И здесь проблемы управления инородцами естественно вставали перед центральной властью.

Однако колониальный процесс в России почти не находил отражения в научно-теоретическом сознании, что отличает его коренным образом от «западного» варианта. Если англичане при проведении колониальной политики активно привлекали ученых-антропологов, то в России этим всегда занималось исключительно чиновничество. Более того, в отличие от Запада, где роль науки в колониальном процессе была осознана и государством, и обществом, а ученые, принимавшие в нем непосредственное участие, стали впоследствии создателями крупнейших научных школ в антропологии, в России крупнейшие антропологи (этнографы), как правило, являлись политическими оппонентами правящей власти. А крупнейшие наши этнографы, такие, как

В. Г. Богораз или В. Я. Штернберг, создавали свои труды в политической ссылке.

В советский период, начиная с середины 60-х гг. XX в., отечественные этнографы стали пересматривать те или иные положения теории Ф. Энгельса. Была доказана несостоятельность тезисов о матриархате, об эволюции форм семьи, об обязательности прохождения всех народов через родовой строй, выяснилось, что так называемая военная демократия не является универсальной формой перехода к государственности. Еще большим заблуждением оказалась сама пятичленная схема формаций, согласно которой все древние общества обязательно были рабовладельческими, а все средневековые — феодальными (А.

трехтомнике «История первобытного общества» (1983-1988 гг.), фундаментальном сочинении, аналога которому нет ни в отечественной, пи; в зарубежной историографии.

В обсуждении проблематики политогенеза и выработке новых подходов активно участвовали советские африканисты (Д. А. Ольдерогге, Ю. М. Кобищанов, О. С. Томановская, Н. Б. Кочакова, К. П. Калиновская, В. А. Попов и др.). Существенный вклад был внесен африканистами в изучение проблемы трансформации власти в колониальных и постколониальных обществах (И. В. Следзевский, А. С. Балезин,

В. В. Бочаров, Э. С. Львова и др.) [Крадин 2003].

Советская этнография в известный период во многом выполняла идеологическую функцию, демонстрируя «достижения слаборазвитых народов на пути строительства социализма», взаимопроникновение «братских» культур, формирование новой исторической общности «советского народа» и т. д.

Неудивительно, что главная проблема, которую рассматривали советские этнографы, была связана с возникновением государства. Именно этот вопрос является краеугольным камнем марксистской теории. Поэтому главной научной целью работ советских этнографов было подтвердить правильность марксистской точки зрения на проблему возникновения государства, появляющегося в исторической перспективе вместе с частной собственностью и стоящего на страже интересов класса эксплуататоров. Абсолютное большинство исследований было выполнено на зарубежных этнографических материалах.

В то же время следует констатировать, что собственно российский колониальный опыт не способствовал становлению специальной науки, которая бы анализировала круг вопросов, характерных для политической антропологии. Объясняется это тем, что научно-теоретическая компонента никогда не занимала значительного места в структуре нашего общественного сознания.

Управление как самостоятельный вид человеческой деятельности также не было объектом научного анализа, вследствие, по-видимому, слабого развития рыночных отношений. Поэтому в российском варианте колонизации отнюдь не доминировали экономические мотивы. Здесь мотивации носили преимущественно иррациональный характер и выражались понятиями «могущество и величие державы», «обширность ее территории» и т. п.

Именно поэтому и «советская империя» имела уникальный характер (по сравнению с колониями западных государств) в том смысле, что политика по отношению к «колониям» зачастую проводилась в ущерб экономическим интересам населения «метрополии». По сути дена, и сегодня для политиков, выступающих за «единую и неделимую Россию», экономическая целесообразность имеет далеко не первостепенное значение. Вот почему в отечественной этнографической литературе практически отсутствовали работы, специально посвященные организации власти, во всяком случае, на материалах народов, насе- мявших Россию (бывший СССР)

Таким образом, политико-антропологические работы появились не иследствие объективной потребности, которая вроде бы здесь также должна была иметь место, исходя из богатого колониального опыта, а под влиянием западных исследований. При этом главный пафос данных работ заключался в критике «буржуазных» теорий возникновения государства. Опираясь на марксистское понимание государства, советские ученые доказывали, к примеру, что традиционные системы пласти в том или ином социуме, которые какой-либо западный исследователь считал государством, таковыми не являлись по причине отсутствия в этом социуме антагонистических классов в их марксистском понимании.

Что же касается другой проблемы, характерной для западной ПА, а именно адаптации традиционных институтов власти к современным политико-административным структурам, то она разрешалась в аналогичном ключе. Этот процесс рассматривался советскими учеными не как культурный процесс, а как исключительно политический. Используя опять же только западные материалы, авторы стремились в конечном итоге продемонстрировать, что созданные колонизаторами «туземные» власти призваны были лишь замаскировать процесс колониальной эксплуатации [Зотова 1979; Карпов 1973].

Функционирование традиционных властей после достижения колониями независимости, политика по отношению к ним новых элит рассматривались учеными в тесной обусловленности выбором бывшими колониями социально-политической ориентации (социалистической пли капиталистической). Попытка рассмотреть колониальный, а затем м независимый периоды в истории африканских государств как взаимодействие различных ПК, выявить механизмы воспроизводства ТПК в условиях воздействия на нее РПК западного типа была предпринята автором этих строк [Бочаров 1992а]. Таким образом, если проблематика, входящая в сферу интересов ПА, и рассматривалась в том или ином ключе отечественными учеными, то исключительно на зарубежных материалах.

Что же касается работы советских этнографов, которые имели неплохие условия для полевой работы среди этнических групп, населявших СССР, то эти вопросы практически не затрагивались. Иными словами, проблема изучения бытования ТПК в сфере политики выводилась за рамки научного познания по идеологическим соображениям. Информация, которая хлынула из республик Советского Союза уже в первые годы «эпохи гласности», и современные данные показывают, что, несмотря на все попытки прежней власти унифицировать ПК «советского народа», традиционные этнические ценности этносов продолжали во многом определять политические процессы на местах [Бобровников 1997].

Невнимание прежней власти к познанию ТПК подчиненных ей субъектов, а также к изучению функционирования элементов этих культур в системе коммунистической формации существенно снижало ее возможности в поисках оптимальных управленческих решений, которые бы в конечном итоге обеспечили ей ее собственное выживание.

Впервые в советское время наиболее системно взгляды и научные подходы ПА были проанализированы Л.Е.Куббелем [1989]. В основу его анализа была положена работа Ж. Баландье, выполненная на африканских материалах. Фактически Л.Е. Куббель попытался поставить «буржуазную политическую антропологию на марксистские рельсы». Отсюда стремление уйти от самого названия «политическая антропология», заменив его «потестарно-политической этнографией», так как в марксистском понимании категория «политическое» соотносится только с классовыми обществами, в то время как общества, рассматриваемые Ж. Баландье, этому критерию не соответствовали [Balandier 1978]. Работа Л. Е. Куббеля тем не менее имела важное значение, поскольку он единственно возможным для того времени способом ввел политико-антропологическую проблематику в отечественную научную жизнь. Роль Л. Е. Куббеля в становлении ПА в России высоко оценивается многими современными российскими учеными [Крадин 2003].

Не менее актуально изучение процесса адаптации традиционных управленческих структур и к демократической ПК в постсоветский период. Новые условия в России вызвали небывалый всплеск этнического самосознания у народов, населяющих ее территорию. В этой ситуации перед центральной властью появились новые проблемы, связанные с управлением этими проблемами, реформированием всей общественной жизни. В этой связи политико-антропологическое изучение общества призвано удовлетворить не только академический интерес, связанный с исследованием механизма функционирования и воспроизводства этнокультурной информации в новом политическом контексте, но и вполне определенный практически интерес. Иными словами, ПА может быть использована в своей изначальной функции, а именно в функции прикладной науки, направленной на оптимизацию принимаемых в процессе управленческой деятельности решений.

Представляется, что демократизация российского общества одновременно означает и рационализацию его ПК.

Изучение советских и постсоветских реалий в плане взаимодействия РПК и ТПК также предполагает использование метода включенного наблюдения как наиболее эффективного, а подчас единственно возможного. Здесь его применение мотивируется дополнительными причинами. Замечено, к примеру, что представители этнических групп из числа интеллигенции и даже профессиональные антропологи зачастую склонны скрывать сведения, характеризующие их ТПК. Причины этого заключаются в следующем.

Во-первых, из-за отождествления не только в обыденном, но и в научном сознании понятий «общество» и «культура». Предполагается, что общество, наименее продвинутое в социально-экономическом смысле, имеет и более низкий тип культуры. Отсюда и чувство стыда у интеллигенции этих народов за свою культуру.

Во-вторых, из-за укоренившегося чувства страха, который сформировался в ходе репрессивной политики советской власти по отноше- нию к традиционным институтам, отнесенным в 30-е гг. к «классово чуждым элементам» со всеми вытекающими из этого последствиями.

В постсоветский период проблемы ПА продолжают разрабатываться как в рамках сложившихся в советский период школ и институтов, так и внутри новых исследовательских коллективов. Имеет смысл говорить о двух направлениях развития ПА в России. Основные интересы представителей первого направления концентрируются вокруг социобиологии власти (М. JI. Бутовская, В. В. Дольник), типологии ранних форм лидерства (О. Ю. Артемова, А. А. Казанков), многолинейной эволюции сложных обществ и происхождения государства (Ю. Е. Березкин, Д. М. Бондаренко, А. В. Коротаев, Н. Н. Крадин,

В. А.Попов, Т.Д. Скрынникова и др.).

Второе направление имеет более практический характер и связано с изучением посттрадиционной власти и ее идеологии (В. В. Бочаров), трайбализмом, патронажно-клиентными отношениями (М. Н. Афанасьев), этнокультурным фактором авторитаризма, этническими конфликтами в различных регионах России и других странах СНГ (В. А. Тишков и многие др.) [Крадин 2002].