2. РОДОВАЯ ДИНАМИКА

Трудности, встреченные в определении политической области» лежащей вне отношений родства, трудности, постигшие структурны11 анализ политического, примененный к сегментарным обществам, - столько причин требуют прибегнуть к новой атаке на проблему.

а) Условия. - Называемые сегментарными общества не являются, тем не менее, равными и лишенными отношении превосходства или подчинения. Кланы и роды не являются все равными друг другу; первые могут быть отличающимися, специализированными и «расположенными в определенном порядке»; вторые могут сообщать неравные права, соответственно которым они относятся к старшему уровню или к младшему; те и другие могут быть выделены среди других из-за нужд ритуального порядка, которые предполагают политические и экономические влияния.

Нуеры из Судана представляют ограниченный случай, ибо у них сведены до минимума неравные отношения, но последние, тем не менее, не исключены; они существуют внутри их общества скорее скрыто, чем явно. На различных территориальных участках клан или главный род занимают господствующую позицию; Эванс-Притчард называет их аристократическими (напоминая, таким образом, об их высшем статусе), констатируя, что «его превосходство дает ему более престижа, чем привилегии». В момент посвящения юношей роды, располагающие ритуальной прерогативой, - сформированные людьми, владеющими скотом, - обеспечивают достойных, имеющих обязанность открывать и закрывать процесс; они посредничают, таким образом, в системе, которая обеспечивает социализацию индивидов и распределяет их по «классам» с различным статусом - классам старших, равных и младших; они выполняют политическую роль.

Второй африканский пример - пример тивов - позволяет развить анализ дальше, исходя из общества той же природы, что и предыдущее. Роды и родство, территориальные деления и возрастные классы дают главные области общественных отношений; но проявления неравенства и политические очаги тут более заметны. Вне системы помещаются лица рабского положения: они не включаются ни в один возрастной класс, исключены из области общественных дел, находятся в зависимом положении. Внутри системы различаются люди выдающиеся (имена которых служат для идентификации родовых групп и возрастных классов), люди «с престижем» (в силу их материального преуспеяния и их щедрости) и политические руководители (обозначаемые термином тио-ор), роль которых осуществляют предыдущие.

Для тивов, не располагающих специальным термином для обозначения политической области, политическое действие осуществляется, таким образом, посредством родства иродовых отношений, посредством возрастных классов, отношений в системе торговли; оно не имеет особого языка, но использует язык, свойственный каждому из этих средств

Можно по справедливости говорить о рассеянном управлении и о рассеянной политической жизни, скрытой во всех отношениях между лицами и группами, которые не обнаруживают специфических институтов, ни даже общественных форм, посредством которых она может осуществляться, но обнаруживают разные формы динамизма - соперничества и господства, союза и противостояния. Если политическое сведено к его минимальному выражению, оно от этого не обладает менее характером динамичной системы. Теория тивов позволяет, впрочем, это понять. Согласно ей, действительно, законная власть зависит от обладания мистическим свойством (именуемом сеем), которое обеспечивает мир и порядок, плодородие полей и плодовитость женщин, и действует в зависимости от силы обладателя. Это свойство, некоторым образом субстанция власти и сила порядка, влечет за собой, тем не менее, борьбу за его захват и изменение направленности.

Вне африканской области сегментарные общества обнаруживают сходные условия существования политической жизни. Таков случай мелано-полинезийского региона, где крепко устроенное Государство является исключительной формой организации управления людьми. Тикопиа в Полинезии, изученные П.Фертом, разделяются между двадцатью патрилинейными образованиями, которые соединяются с помощью различных процедур, чтобы создать четыре клана. Во главе каждого из последних находится «вождь», который выбирается в одном роде, сообщающем всем его членам высший статус; и четыре вождя, дифференцированные с помощью особых ритуальных функций, классифицируются согласно степени превосходства, которая не идентифицируется с политической иерархией. Кланы не поддерживают между собой равных отношений и еще менее того роды, которые могут различаться вне генеалогических рамок в силу различий ранга. Общество тикопиа обнаруживает, ниже узкой группы клановых вождей, две линии превосходства,

Формулировка передана Бохененом.

на которые опирается «властная структура». Первая линия пюре - «старших», - которые находятся во главе высших родов. Их позиция определяется генеалогическим положением и одобрением со стороны вождя их клана. Они рассматриваются как «символические отцы» родов и их функция, по существу, ритуального характера. Они не равны, а подчинены ритуалы!ой иерархии, воспроизводящей иерархию богов, которым они служат; только высшие из них способствуют поддержанию общественного порядка.

В этих рамках родовая динамика вытекает из неравенства, коренящегося в различиях ранга. Р. Ферт считает их фундаментальными и уточняет: «С рангом приходит власть и привилегия, а с ними возможности угнетения». Он доказывает, что политическое тем более заметно в обществе тикопиа, что «классовая иерархическая структура» сочетается с сегментарной структурой, определенной родством и происхождением. Он сообщает, что «классовые» интересы и скрытые «классовые» конфликты признаны в туземной теории. Таким образом, политическая система, связывающая вождей, знать (мару) и «старших» между собой и с народом, проявляется как «система сил дополнительных» - и антагонистических в некоторых обстоятельствах. Р.Ферт заключает свой анализ, утверждая, что «невозможно тут иметь равновесие ни в одной политической системе», и подчеркивает, таким образом, по существу динамический характер политического.39

Последний пример, заимствованный из меланезийского мира, позволит расширить эти вариации на ту же тему. Это пример новокаледонских обществ «Большой Земли» и окружающих островов, которые представляют сложные и разнообразные политические формы при одинаковом основополагающем устройстве.

Общественную основу там составляют отношения родства и происхождения, связи, вытекающие из брачных обменов, «систематическое установление родственных отношений» между группами, признанными в качестве кланов.40 Эти последние играют главную роль в политической жизни: они действуют в области союзов и противостояний; они служат рамкой для иерархии статуса и престижа, на которой основывается власть.

люди»/«маленькие люди»; орокау (хранители власти и престижа)/ка. мойяри (младшие и члены подчиненных родственных групп).

Новокаледонское общество стремится уравновесить статусы между собой, но оно не может исключить противоречий, в одно и то же время конституирующих его и угрожающих его существованию. Последние отражаются в личности вождя и в организации его функций. Во главе клана находится «большой сын» (орокау), для которого все члены клана являются «братьями» в классификационном смысле термина, но идеология братства не маскирует отношения господства, ставящего вождя вне пределов родства, и учреждающего власть, которую первые наблюдатели считали деспотической. Ее функции свидетельствуют о двойственности власти: если вождь (орокау) добивается признания благодаря слову, устанавливает порядок в двойном смысле слова и располагает престижем, хозяин земли (каву), хранитель отношений с богами, обладает властью небольшой, но действенной, и направляет решения вождя. Этот дуализм, порожденный парами противоположностей, включенных в него, - политическое/религиозное, чуждое/коренное, динамизм/консерватизм, - демонстрирует противоречие, которое «составляет большую часть динамизма института» (Ж.Гиар). Это факты наиболее видные, но они не должны исключать те дифференциации и многочисленные противоположности, которые вытекают из генеалогических и статусных, земельных и ритуальных позиций. Они конституирующие элементы политической жизни; они разрешаются в «равновесие между факторами связи и причинами анархии». |

Этот последний пример, вопреки упрощению анализа, подтверждает предшествующие наблюдения. Он показывает, что динамический характер политического факта имеет такое же (в данном случае большее) j значение, что и формальный аспект. Таким образом, в силу своей дву- j смысленности и множественности своих проявлений политическое обнаруживает свое рассеянное присутствие в обществах, которые не смогли учредить унитарное правление. Остается, тем не менее, извлечь из этих сравнений более существенный урок, касающийся динамизма политического. Рассмотренные общества могут функционировать, только используя энергию, получившуюся в результате расхождения условий, существующих между индивидами (согласно их статусу), и социальной дистанции, установившейся между группами (согласно их положению внутри иерархии, часто рудиментарной). Они используют различие по- ( тенциала, которое реализуют неравенства генеалогического, ритуального, экономического плана - прибегая скорее к двум первым, чем к ; последнему, по причине уровня технического и экономического разви- Они делают из неравновесия и столкновения - в свойственном им уменьшенном размере - фактор, производящий социальную связь и по- оядок; в связи с этой целью политическое является уже и необходимо их инструментом. Тем не менее превращение оппозиции в кооперацию, неравновесия в равновесие постоянно рискует оказаться поврежденным, и некоторые процедуры или некоторые ритуалы обеспечивают, так сказать, периодическую перезарядку политической машины. Остается еще сказать, что туземные теории (например тивов) выражают постоянный страх, как бы беспорядок не вырисовался позади порядка, как бы власть не стала средством беззакония,

б) Проявления и средства. - В именуемых сегментарными обществах рассеянная политическая жизнь проявляется больше в ситуациях, чем в политических институтах. Речь идет в действительности, по выражению Ж.А.Альмонда, об обществах, где политические структуры менее «видимы» и более «прерывисты». Принятие решений, касающихся общности, обнаруживает существование выдающихся людей, людей высшего ранга, советов старейшин, вождей по случаю или институированных. Индивидуальные конфликты, которые требуют вмешательства закона или обычая и исправления допущенных ошибок, антагонизмы., которые приводят к feud (частной войне) или к войне, являются также обстоятельствами, в которых проявляются посредники и хранители власти. Анализ систем нуеров и тивов это доказывает. Исследование, посвященное И.М.Льюисом сомалийским скотоводам Восточной Африки (I.M.Lewis. A Pastoral Democracy, 1961), показывает, при использовании исключительного примера, политическую функцию противоречий, возникающих между группами, установленными в соответствии с принципом происхождения. Именно силовые отношения - численное превосходство и военный потенциал - управляют прежде всего отношениями между кланами или родами и определяют расширение различных политических объединений и их фактическую иерархию.

Скрытое столкновение является в той же степени, что и прямое столкновение, проявлением политической жизни в родовых обществах. Некоторые из них располагают скромными (но действенными) механизмами, ограничивающими владение властью и накопление богатств. Таким образом, габонские фанги, у которых физическая ликвидация угрожала всякому, ставящему под вопрос клановую солидарность и эгалитарную тенденцию во имя своей амбиции и особых интересов, оправ- ДЫвали средства, направленные на сдерживание неравенства. В соответствии с традиционной интерпретацией, блага, к которым может стремиться индивид (супруги, потомки, изделия, символы престижа), существуют только в ограниченном и постоянном количестве. Всякое чрезмерное накопление одним из членов клана или объединения по отцовской линии осуществляется в ущерб всем другим; таким образом, считалось, что исключительно многочисленное потомство достигнуто путем «кражи» части потомства, на которое имеют право другие мужчины родовой группы. Эта эгалитарная идеология лежит в основе процедур, направленных на распределение материальных богатств, но ее требования сталкиваются с реальностью. Нехватка благ и престижных знаков, с одной стороны, и трудность контролировать индивидуальные действия, направленные на захват богатства и власти, с другой стороны, создают столь сильное противоречие, что привилегированные ощущают двусмысленность или уязвимость своего положения и что неравный доступ к благам приписывается использованию колдовства.

Диалектика оспаривания и согласия, власти, требующей своего права, и власти, идущей на соглашение, выражается очень часто на языке колдовства, косвенно обнаруживающего скрытую оппозицию, если даже речь не идет о прямом обращении к практике агрессивной магии. На- дель открыл путь для подобной интерпретации, когда он представил верования, затрагивающие колдуна, в качестве симптомов напряжений и беспокойства, порожденных общественной жизнью (в сравнительном изучении четырех африканских обществ, опубликованном в 1952 г.). Предложенное британскими антропологами различение между колдовством на основе техники, - или sorcery, - которое доступно каждому, и колдовством по природе, - или witchcraft, - которое зависит от врожденной способности и не приобретается, является фундаментальным- Колдовство по природе практикуется главным образом в обществах, где принцип происхождения управляет основными отношениями; оно там господствует и передается соответственно способу передачи обязанностей и функций. Ж.Миддлтон и Е.Г.Винтер подчеркивают этот факт в коллективной работе, опубликованной под их руководством («Witchcraft and Sorcery in East Africa», 1963). Они также обнаруживают двусмысленность этих явлений в отношении «вождей» и установленного порядка. Если указанные явления выражают протест непривилегир о ванных и стратегию амбициозных, они могут также способствовать укреплению власти с помощью внушаемого ими страха, который власть использует в своих интересах, или с помощью угрозы обвинения, которая делает из охоты на ведьм один из инструментов согласия и порядка. Таким образом, в случае кагуру из Малайи действия колдовства в одно и то же время выражают антагонизм групп и помогают укреплению позиции обла дателей власти и привилегий, некоторые из'них не боятся поддерживать свою репутацию «колдунов».

Некоторые общества Восточной Африки дают аналогичные примеры; знатные там прибегают к колдовству в целях обеспечения своего превосходства и влияния среди рода или клана. У нанди из Кении господствующей фигурой является оркуайот: ни вождь, ни судья, а «ритуальный эксперт», который вмешивается решающим образом в родовые дела. Речь идет здесь об амбивалентном персонаже, который сочетает благоприятные качества (в их числе способность прорицателя) и опасную власть колдуна, которую укрепляют его ритуальный авторитет и внушаемый им страх. В той мере, в какой оркуайот является эквивалентом вождя, двойной аспект его личности отражает два лица политического - благодетельного порядка и принуждения или насилия.

Зато противоположная стратегия может привести к подобным же результатам; колдовство, неограниченно идентифицированное с абсолютным злом и беспорядком, смешивается со всеми действиями, которые противоречат нормам и ослабляют существующие порядки; оно постоянно угрожает обернуться против того, кто к нему прибегает. Например, у гизу из Уганды риск обвинения в колдовстве поддерживает уважение к родовым преимуществам и к старшему поколению, страх перед нонконформизмом, щедрость членов рода, добишихся материального успеха. Оспаривание и рост конкуренции в области престижа сталкивается, таким образом, с самой действенной из помех; колдовство не является более манипулятивным инструментом в руках власти, но его самой сильной протекцией, ибо оно задевает рикошетом тех, кто его использует, чтобы стать в оппозицию или в целях соперничества.

Изучение родовых микрообществ, которые находятся на островах Меланезии, показывает с той же очевидностью взаимодействие отношений политического характера и сложных отношений, зависящих от колдовства. Самая ясная демонстрация этого находится в классической работе Р.Ф.Фортуна (R.F.Fortune) «Sorcerers of Dobu» (1932). Добуаны занимают острова, расположенные на кончике Новой Гвинеи; малочисленные (7000 в момент исследования), они рассеяны по деревням очень маленького размера, связанным со своими соседями в целях создания эндогамных объединений, солидарных в войне против равнозначных объединений; они образуют матрилинейные группы и каждая локализованная родовая группа является собственницей своей земли. Их политическая система остается минимальной до такой степени, что ее можно представить вытекающей единственно из постоянной противоположности между различными деревенскими коалициями. Между тем власть вождя существует, по крайней мере в «зачаточном» состоянии, и неравенство статуса отличает важных людей (big men) от других. Колдовство в двух его формах играетролъ, о которой напоминает уже сам заголовок книги Р.Фортуна. Вождь «в зародыше» определяется своим положением в роде, своей сильной личностью, своим господством над ритуалами и магией и своим отличием в области техники колдовства; он самый могущественный, находится на службе обычая и общего блага. Пагубный колдун предстает как внутренний враг, опасный характер которого определяется самой его географической близостью; он символизирует соперничества и напряжения, проявляющиеся внутри союзных деревенских группировок; он делает очевидным строгое различие, установившееся между внутренними и скрытыми конфликтами (колдовство) и внешними и «открытыми» конфликтами (война), игру противоположностей и единений, которая внутренне присуща всякой политической жизни.

Умножение примеров не изменило бы результатов предшествующих анализов. Колдовство является, так же как «частная война» (feud) и «внешняя война», одним из главных проявлений общественной и политической динамики родовых обществ. Каждая из этих трех модальностей противостояния и конфликта действует в области отношений, которая расширяется, переходя от одной к другой, от локальной общности к внешним отношениям, то есть от области, которая управляется главным образом родством, к области, контролируемой политическим. Колдовство является также одним из средств власти, оно либо укрепляет ее принуждение и/или защищает ее от действий оспаривания, либо позволяет осуществить настоящий перенос на обвиняемого или подозреваемого злобу и сомнения, угрожающие родовым властям. Наконец, как уточнил Р.Ферт, оно является «способом высказывания», языком, выражающим некоторые типы отношений между индивидами и между общественными группами. В этом смысле оно представляет код, используемый во время политических столкновений, и обеспечивает аргументы, к которым прибегает политическая идеология, внутренне присущая клановым обществам.

Иногда характеризуемые как унанимистские, базирующие всякое важное решение на общем согласии, неэтатистские общества рассматривались главным образом с механистической точки зрения, которая делает акцент преимущественно на противостоянии и союзе сегментов различных уровней, основных политических объединений. Предшествующие наблюдения показывают, что действительность плохо согласуется с этими упрощенными интерпретациями. Выявление антагонизмов, соперничеств и конфликтов доказывает значение политической стратегии в обществах с минимальным или рассеянным управлением и побуждает к показу разнообразия его средств. Генеалогические законы, родственные связи и союзы, установленные по случаю брачных обменов, могут превращаться в инструменты борьбы за власть, ибо они никогда не остаются в состоянии механизмов, автоматически обеспечивающих присвоеіше политического статуса и передачу обязанностей. Манипуляция генеалогией происходит чаще, чем об этом свидетельствуют этнографы, часто оказывающиеся жертвами их благоговения перед информаторами. Камерунский эссеист Монго Бети разоблачает жульничества, к которым прибегают честолюбие и соперничество в политической области в его собственном обществе - обществе бети, которое принадлежит к большому объединению фангов. Он показывает патриклан (мвог) как нестабильный продукт исторических колебаний, и генеалогические референции как перечень аргументов, оправдывающих размер клана, который наилучше приспособлен к обстоятельствам. Он утверждает: «Обнаружится разве только, что не изобретаются общие предки». Он подчеркивает динамический характер клана, непрерывное образование патрилинейных групп, которые стр'емятся к независимости, затем к статусу кланового единства под руководством предприимчивых людей. Последние прибегают к испытанной процедуре, состоящей в создании себе окружения из родственников и зависимых, затем в провоцировании отделения, которое оказывается определенно признанным, когда отдельная группа получает отличительное имя - имя своего основателя.

Чтобы узаконить эту новую ситуацию, генеалогии часто исправляются и клановая идентичность сообщается членам новой группы, которые фактически ею не обладают. Политическое восхождение создателя и основанное им объединение возможно только, исходя из первого накопления родственников и «клиентов», включающего обладание благами и брачными возможностями, использованными к преимуществу зависимых. Речь идет, значит, о глобальном политическом предприятии, ставящем под сомнение родство, права на женщин, богатства и генеалогические соглашения. Процессы, этим управляющие, выстраиваются в соответствии с нижеприведенной схемой:

Фаза 1. - Накопление благ и брачных возможностей.

Фаза 2. - Накопление родственников и зависимых.

Фаза 3. - Накопление престижа и влияния.

Фаза 4. - Отделение и генеалогическая легитимация.

Родовые общества являются областью соперничества, которое час- То задевает установившиеся власти и делает особенно нестабильными союзы между группами. Ж.Ван Велсен (J.Van Velsen) это показывает в свом исследовании, характерно озаглавленном: «The Politics of Kinship» (1964), где он описывает и анализирует общество тонгов, размещенное на берегах озера Ниасса. Он констатирует: «Действенная политическая власть и влияние не находятся неизбежно или исключительно в обладании тех, кто может на это претендовать в соответствии с генеалогическими и установленными правилами». Так, например, согласно автору, система отношений родства и происхождения представляется совокупностью отношений, которыми можно манипулировать в особых экономических и политических целях, и, например, игры политической амбиции, провоцирующей образование отдельных деревень, составляют постоянную угрозу для «вождей», которые являются таковыми не столько по причине их должности, сколько в силу численности их «последователей». Если в этом определенном случае пространственная мобильность лиц и групп выражает политические колебания, последние обнаруживаются в другом месте в силу колебаний союзов, созданных между кланами или родами.

Ситуация сианов из Новой Гвинеи, изученных Р.Ф.Селисбери, образцовая в этом отношении. Патрилинейные кланы в период десяти лет создают деревни и устанавливают нестабильные союзы по мере того как «друзья» становятся «врагами», и наоборот. Соперничество, которое приводит к этим изменениям, задевающим позиции власти и иерархию престижа, может привести к насилию (войне), которая имеет целью не завоевание, а обладание правами, приобретенными в отношении кланов, которые оказываются, таким образом, поставлены в низшее положение. Эти столкновения происходят по поводу обладания женщинами, богатствами, сохраненными для обменных церемоний, и свиньями, которые имеют ритуальную ценность. В этом безглавом обществе колеблющиеся политические равновесия вытекают одновременно из войны, союзов и из кругооборота благ, являющихся символами престижа. Они обнаруживают не столько квазиавтомэтическую регуляцию, сколько стратегию, захватывающую каждый клан и приспосабливающуюся к принципам, которые определяют иерархию и власть в рамках культуры сианов."

Этот пример четко показывает роль, которую играют соперничества по части некоторых богатств и некоторых знаков в области политических столкновений. Родовые общества принадлежат к тем, где богатство отличаетне столько вследствие демонстрируемого им накопления, сколъ- 11

R.F.Salisbury. «From stone to steel». Melbourne, 1962. ко вследствие щедрости или порожденных им вызовов. Дороти Эммет хорошо показала скорее расчетливый, чем бескорыстный характер щедрости, которая фактически способствует определению соответствующего положения на социальной лестнице и остается в конечном счете одной из обязанностей и одним из средств власти (D.Emmet. «Function, Purpose and Powers», 1958). Е.Сапир также напоминает, что высшее положение может быть завоевано «силой потлачей и расточительства» не только «индивидами низкого происхождения», но также родовыми группами. Стратегия использования богатств, направляющая их к экономическим целям, имеет в то же время в виду все формы общественной коммуникации, так же как иерархию престижа и власти. Она вписывается в область политических столкновений. Изучение тробрианов (Меланезия), предпринятое Сингхом Юбероу, подтверждает этот тезис с замечательной отчетливостью. Положение локализованного рода зависит от трех факторов: от его экономической возможности, от его свойства служить «интеграционным» центром экономической деятельности его соседей, от его положения в системе союзов. Последнее обнаруживается особенно во время ритуализованных обменов благами, сохраненных для этого единственного употребления, известного под названием кула. Во время больших перевозок кула (названных увалаку) соперничество между родами и деревнями обостряется. Политическая динамика высвобождается в той мере, в какой родовой статус зависит от накопления союзов и позволяет установить верховенство над владельцами плодородных земель. Соотношение трех факторов, определяющих положение родов, переворачивается, и политическая связь обусловливает экономическое преимущество.

Стратегия использования «знаков» также часто приобретает политическое значение; это покажет рассмотрение отношений, существующих между религией и властью.43 Беглое упоминание, между тем, необходимо, чтобы уточнить смысл этого утверждения. В работе, посвященной религиозной жизни лукбара из Уганды (J.Middleton. «Lugbara Religion», 1960), Ж.Миддлтон подчеркивает силу связи, объединяющей «ритуал и власть». Он утверждает, что ритуальное поведение этого народа непонятно, если забывают, что культ умерших тесно связан с поддержкой родовой власти и что конфликты вокруг власти выражаются «в магических терминах». Он описывает соперничество между «старшими», обладателями верховенства, отвечающими за решения, и требовательными «младшими» как столкновение, центр которого составляют жертвенники предков и ритуальные символы. Такой способ политического действия, впрочем, свойственен не только родовым обществам и вновь встречается в обществах со строгой стратификацией и дифференцированным управлением. М.Глюкманэто доказал, отправляясь от политических ріпу ало в некоторых африканских монархий, и Е.Р.Лич, отталкиваясь от выбора наиболее благоприятных для их настоящего интереса мифических референций, который делают кашены соответственно своей особой ситуации.