УТРАТА И НОВОЕ ОБРЕТЕНИЕ НАВЫКОВ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ
Экспертиза является аспектом интимности в условиях современности, как это явствует не только из большого разнообразия форм психотерапии и доступных консультаций, но также из множество книг, статей и телевизионных программ, снабжающих технической информацией об «отношениях».
Значит ли это, как утверждает Хабермас, что абстрактные системы «колонизируют» уже существующий «жизненный мир», подчиняя личные решения технической экспертизе? Нет, не значит. Этому есть две причины. Одна заключается в том, что современные институты не просто внедряются в «жизненный мир», остатки которого остаются во многом такими же, что и прежде.
Изменения в природе повседневной жизни также влияют на механизмы высвобождения в диалектическом взаимодействии. Вторая причина в том, что техническая экспертиза постоянно присваивается непрофессиональными деятелями, как часть их рутинного обращения к абстрактным системам. Никто не может стать экспертом как в смысле овладения полноценным экспертным знанием, так и должными формальными обязательства более, чем в нескольких маленьких областях весьма сложных систем знания, существующих на сегодняшний день. Однако никто не может взаимодействовать с абстрактными системами без овладения некоторыми элементарными знаниями о принципах, на которых они основаны.
Социологи обычно полагают, что в отличие от досовременной эпохи, где было много таинственного, сегодня мы живем в мире, из которого тайна ушла и в котором способ «функционирования мира» может быть (в принципе) полностью постигнут. Но это неверно, причем применительно как к обычным людям, так и к экспертам, коль скоро мы рассмотрим их индивидуальный опыт. Для всех нас жизнь в обстановке современного мира определенно непрозрачна в том смысле, что ранее подобное не имело места. В досовременных средах «локальное знание», пользуясь выражением Клиффорда Гирца1ххху1, которым владели индивиды, было богатым, разносторонним и приспособленным к требованиям жизни в локальной обстановке.
Но кто из нас сегодня, включая свет, знает о том, из какого источника приходит электричество или даже, в техническом смысле, что такое электричество?Однако, несмотря на то, что «локальное знание» не может быть того же порядка, что было раньше, отсеивание знания и навыка из ежедневной жиз
ни не представляет собой односторонний процесс. Нельзя сказать, что индивиды в современных контекстах меньше знают о своем локальном окружении, чем их предшественники в досовременных культурах. Современная социальная жизнь является сложным делом, и существует много «фильтрующих в обратном порядке» процессов, при по- мощи которых техническое знание, в той или иной форме, заново присваивается «людьми с улицы» или рутинно используется в течение их повседневной деятельности. Как уже упоминалось ранее, взаимодействие между экспертизой и присвоением знания заново подверглось сильному влиянию, помимо всего прочего, опыта в точках доступа. Экономические факторы могут предопределять, почему человек учит, как ремонтировать двигатель на ее или его автомобиле, чинить электрическую систему в доме или делать крышу; но также сказываются уровни доверия, которые индивид вкладывает в отдельные экспертные системы и известных экспертов. Процессы нового присвоения относятся ко всем аспектам социальной жизни, будь то лечение, воспитание ребенка или удовлетворение сексуальных потребностей.
Для обычного индивида все это не сводится к чувству сохранения надежного контроля над повседневными жизненными обстоятельствами. Современность расширяет области личного удовлетворения и безопасности в отношении больших областей повседневной жизни. Но обычный человек — а все мы являемся «простаками» в отношении значительного большинства экспертных систем — должны ехать на колеснице. Потеря контроля, которую многие из нас чувствуют относительно некоторых обстоятельств нашей жизни, реальна.
Именно на этом фоне мы должны понимать модели приватизма и вовлеченности. Смысл «выживания», в использовании этого термина Лэшем, не может навсегда исчезнуть из наших мыслей в мире, где ввиду неопределенного будущего выживание является реальной и неизбежной проблемой.
На уровне бессознательного — даже (и может, в особенности) среди тех, чьей установкой является прагматическое принятие рисков с серьезными последствиями, — отношение к выживанию, вероятно, существует как экзистенциальный ужас. Базовое доверие к тому, что мир будет продолжать существовать, должно быть укорененным в простом убеждении, что он будет продолжаться, но в этом мы не можем быть целиком и полностью уверены. Сол Беллоу замечает по этому поводу в романе Герцог: «Революция ядерного террора возвращает нам метафизическое измерение. Вся практическая деятельность достигла этой кульминации: все может уйти сейчас. Теперь вернемся к вопросу господина Кьеркегора...»Uxxvii. «Вопрос господина Кьеркегора» состоит в том, как нам избежать ужаса несуществования, понятого не только как индивидуальная смерть, но и как экзистенциальная пустота? Возможность глобальной катастрофы из-за ядерной войны или по каким-либо другим причинам ставит под сомнение нашу уверенность в том, что жизнь рода обеспечена лучше, чем жизнь индивида.Никто точно не знает, насколько реальна эта угроза. Пока существует сдерживание, обязана существовать возможность войны, так как понятие сдерживания имеет смысл, только если вовлеченные участники в принципе готовы использовать оружие, имеющееся у них. Повторю еще раз: никто, будь он даже высококвалифици
рованным «экспертом» в области вооружений и военных организаций или в политике, не может сказать, почему сдерживание «работает»; потому что все, что может быть сказано, заключается в том, что до настоящего времени не было войны. Осведомленность об этих неотъемлемых неопределенностях своственна также простым людям, какой бы смутной и неопределенной эта осведомленность не была.
Эти глубокие тревоги, которые подобные обстоятельства должны вызывать практически в каждом, уравновешивает психологическая опора на чувство, что «нет ничего, что было бы сделать в моих силах», и что в любом случае риск должен быть очень незначительным. Решимость предоставить делам возможность идти своим чередом, как я уже замечал, является первичным элементом в стабилизации доверия и онтологической безопасности, и, несомненно, применяется в отношении рисков, сопряженных с серьезными последствиями, точно так же как это делается в других областях отношений доверия.
Однако очевидно, что даже риски, сопряженные с серьезными последствиями, не являются просто маловероятными возможностями, которые могут игнорироваться в повседневной жизни, хотя и за счет определенных психологических издержек. Некоторые из таких рисков, а также множество других, потенциально угрожающих жизни индивидов или другим образом влияющих на них, внедряются прямо в основу повседневной деятельности. Например, таково загрязнение окружающей среды, которое влияет на здоровье взрослых и детей и приводит к тому, что пищевые продукты содержат токсичные ингридиенты, влияющие на их пищевые свойства. Также имеет место множест
во технологических изменений (подобных репродуктивным технологиям), влияющих на жизненные шансы. Во многих обстоятельствах сочетание риска и возможности является столь сложным, что индивидам становится невероятно трудно понять, в какой степени стоит доверять отдельным предписаниям или системам, а в какой степени этого делать не следует. Например, как может кто- то питаться «полезно», когда все виды еды предположительно обладают токсическими свойствами того или иного рода, и когда то, что рекомендуется экспертами по питанию, обусловлено изменением состояния научного знания?
Доверие и риск, благоприятная возможность и опасность — эти противоположные парадоксальные особенности современности проникают во все аспекты повседневной жизни, еще раз отражая исключительную интерполяцию локального и глобального. Прагматическое принятие может действовать в отношении большинства абстрактных систем, которые вторгаются в жизнь людей, но по своей собственной природе подобная установка не может сохраняться постоянно и в отношении всех областей деятельности. Это объясняется тем, что приходящая экспертная информация является обычно фрагментарной или противоречивой*,
Рассмотрим в качестве примера среди всех прочих случай цикламата (искусственного подсластителя) и отношение к нему властей США. Цикламат широко использовался в Соединенных Штатах до 1970 г., Управление контроля качества продуктов и лекарств (FDA) классифицировало его как «признанный безвредным».
Позиция FDA изменилась, когда научное исследование показало, что крысы, получавшие большие дозы этого вещества, склонны к определенным типам рака. Цикламат был запрещен для использования в пищевых продуктах. Несмотря на это, поскольку все боль-
как и рециркулирующее знание, которое коллеги, друзья и близкие передают друг другу. На личном уровне решения должны приниматься, а правила укрепляться. Приватизм, отказ от вмешательства, сопряженного с конфликтом, который может быть поддержан установками базового оптимизма, пес- симизма или прагматического принятия, способен служить целям повседневного «выживания» во многих аспектах. Однако такое поведение может перемежаться моментами действенной вовлеченности, даже со стороны тех, кто больше других подвержен установкам безразличия или цинизма. Повторяюсь, что в этом отношении баланса безопасности и опасности, которую современность вводит в наши жизни, больше не существует «других» — никто не может быть полностью вне этого. Во многих обстоятельствах условия современности скорее провоцируют активизм, чем приватизм в силу свойственной современности рефлексивности, а также потому, что существует множество благоприятных возможностей коллективной организации внутри полиархических систем современных национальных государств.
ше и больше людей стали пить низкокалорийные напитки в 1970-х и начале 1980-х годов, производители оказали давление на FDA, чтобы оно изменило позицию. В 1984 году комитет FDA решил, что цикламат все же не является веществом, вызывающим рак. Годом позже Национальная академия наук вмешалась, достигнув иного заключения. В ее докладе по данному вопросу Академия заявила, что цикламат небезопасен, когда используется с сахарином, даже если, вероятно, безвреден, когда используется сам по себе как подсластитель. См.: James Bellini. High Tech Holocaust. London: Tarrant, 1986.
Еще по теме УТРАТА И НОВОЕ ОБРЕТЕНИЕ НАВЫКОВ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ:
- 2.4.1. Целевое планирование
- Коммуникации и этикет
- ОККУПАЦИОННАЯ ТЕРАПИЯ КАК ТЕХНОЛОГИЯ МЕДИКО-СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ С ИНВАЛИДАМИ
- 2.4.1. Целевое планирование
- Коммуникации и этикет
- § 2. Партийно-политическое лидерство
- СОВРЕМЕННОСТЬ И ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ: ДОВЕРИЕ, РИСК, БЕЗОПАСНОСТЬ
- УТРАТА И НОВОЕ ОБРЕТЕНИЕ НАВЫКОВ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ
- ГЛАВА 6 Философия: прагматичный взгляд на инвестирование
- Владислав Сурков СУВЕРЕНИТЕТ - ЭТО ПОЛИТИЧЕСКИЙ СИНОНИМ КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТИ
- ВСТУПЛЕНИЕ Словом можно убить, Словом можно спасти...
- 1. Что нам обещает социология
- 10. О политике
- Глава V. СОЦИАЛЬНОЕ Я — 1. ЗНАЧЕНИЕ «Я»
- § 3. Легитимность и легитимация политической власти
- Ролевой конфликт и ролевые дисфункции