РИСК И ОПАСНОСТЬ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Как мы должны предпринять анализ «опасных явлений» современного мира, о которых говорит Лэш? Для этого надо бросить детально рассмотреть специфические профили рисков современности, которые могут быть обозначены следующим образом:

Глобализация риска в смысле растущего

количества случайных событий, которые влияют на каждого или, по крайней мере, на большие количества людей на планете: например, изменения в глобальном разделении труда.

среды, или социализированной природы: проникновение человеческого знания в материальную среду. Развитие сред институционализированных

рисков, влияющих на жизненные шансы миллионов, например, рынков инвестиций. Осведомленность о риске, как риске: «пробе

лы в знании» рисков не могут быть преобразованы в «определенности» при помощи религиозного или магического знания. В достаточной степени распространенная

осведомленность о рисках: многие из опасностей, с которыми мы коллективно сталкиваемся, являются известными широкой публике. Осведомленность об ограниченности экс

пертизы: ни одна экспертная система не может быть полностью таковой в терминах последствий принятия экспертных принципов.

Несмотря на то, что механизмы высвобождения обеспечили в сегодняшнем мире обширные области безопасности, новая совокупность рисков, которая обрела существование в связи с этим, является по-настоящему грозной. Главные формы, перечисленные мной, могут быть разделены на те, которые меняют объективное распределение рисков (первые четыре перечисленных пункта), и те, которые

меняют опыт риска или восприятие ощущаемых рисков (оставшиеся три пункта).

То, что я определил, как интенсивость рисков, разумеется, есть базовый элемент «опасного явления» обстоятельств, в которых мы сегодня живем. Возможность ядерной войны, экологической катастрофы, неконтролируемого взрыва рождаемости, спада глобального экономического товарообмена и других потенциальных катастроф создает для каждого из нас диапазон опасностей, лишающих присутствия духа.

Очевидно, что ядерная война потенциально представляет собой наиболее близкую и губительную из всех глобальных опасностей. С начала 1980-х годов стало понятно, что климатические и природные последствия даже ограниченного ядерного столкновения будут очень долговременными. Детонация малого количества боеголовок может нанести природе непоправимый вред, кото

рый бы стал угрожать жизни всех сложных животных видов. Пороговая величина для наступления ядерной зимы была вычислена на уровне между 500 и 2000 боеголовками — менее десяти процентов всего количества, имеющегося у ядерных держав. Это даже меньше того количества, которым они обладали на протяжении 1950-х годов1хзи\ Это обстоятельство полностью оправдывает утверждение, что в данном контексте больше не существует «других»: воюющие стороны и те, кто не участвуют, — пострадают все.

Вторая категория глобализационных рисков скорее затрагивает всемирное расширение сред рисков, чем интенсификацию риска. Все механизмы высвобождения принимают эстафету из рук индивидов или групп; и чем больше эти механизмы расширяются до глобальных рамок, тем больше данная тенденция усиливается. Несмотря на высокие уровни безопасности, которые могут обеспечить глобализационные механизмы, обратной стороной монеты будет появление новых рисков.

Первые две категории в профиле риска затрагивают рамки риска окружающей среды; следу

ющие две связаны с изменением в типе сред рис- ка. Категория искуственной окружающей среды, или «обобществленной природы»1*™ отсылает к изменившемуся характеру отношения между человеческими существами и физической окружающей средой. Многообразие экологических опасностей в данной категории выведено из изменения природы системами человеческого знания. Исключительное число серьезных рисков по отношению к обобществленной природе обескураживает: радиация от крупных аварий на атомных электростанциях или от ядерных отходов; химическое загрязнение морей, достаточное для уничтожения фитопланктона, который возобновляет большое количества кислорода в атмосфере; «парниковый эффект», вызываемый загрязнением атмосферы, разрушающим озоновый слой, приводит к таянию ледяных шапок и затоплению больших территорий; уничтожение больших зон тропических лесов, которые являются основными источниками обновления кислорода; истощение миллионов акров верхних слоев почвы как результат широко распространенного использования искусственных удобрений.

Можно было бы упомянуть и другие существенные опасности. К слову, мы должны отметить два момента в этом перечне и отдельно сказать о риске ядерной войны. Один из них состоит в чувстве оцепенения, даже скуки, которую данный перечень, похоже, вызывает у читателя, — феномене, который относится к шестому пункту профиля рисков, т.

мы сталкиваемся с тем, что это само по себе дает усыпляющий эффект. Они становятся литанией, которую слушает только половина, так как она кажется столь привычной. Нас постоянно засыпают этими проблемами, так что они становятся в своей неразрешимости частью общего пейзажа»1*™. Второй пункт заключается в том, что фактически все упомянутые риски (включая риск ядерной войны в качестве такового), являются сомнительными в показателях любых оценок, которые могут быть сделаны из строгих вероятностей. Мы никогда не можем быть уверены, что сдерживание «работает», не доводя до действительного начала ядерной войны, — что показывает, что оно не работает; гипотеза ядерной зимы так и будет оставаться гипотезой в связи с тем, что ее действительное воплощение делает все подобные размышления неуместными. Я вернусь к этим наблюдениям позже, так как и то и другое важно в отношении опыта и восприятия риска.

Внутри различных сфер современных институтов риски не просто существуют как опасности, являющиеся результатом несовершенных механизмов высвобождения, но и как «закрытые», институционализированные области действия. В данных сферах, как мы упоминали ранее, риски фактически созданы нормативно санкционированными формами деятельности — как в случае азартных игр или спорта. Инвестиционные рынки, без сомнения, представляют в данном случае наиболее заметный пример в современной социальной жизни. Все коммерческие компании, кроме некоторых типов национализированных отраслей промышленности, и все инвесторы действуют в среде, в которой каждый должен перехитрить других ради максимизации экономи-

ческойприбыли. Неопределенности, включенные в инвестиционные решения, выводятся в некоторой части из сложностей от ожидаемых внешних событий, подобных технологическим нововведениям, но также являются частью природы самих рынков.

Однако существуют и иные обстоятельства, к которым применима эта ситуация, например, в некоторых аспектах процедур голосования; особенно это заметно в гонке вооружений между двумя сверхдержавами. Если они исключают реальный риск самой войны, который с этой точки зрения является внешним, то гонка вооружений основана на взаимном мошенничестве каждого участника, отчасти основывающего свои стратегии на оценке похожей стратегии другого. Как и в случае гонки вооружений, среда институционализированного риска рынков не может быть сохранена в качестве ограниченной собственной «характерной сферой». Не только внешние риски принуждают их, но и последствия решений внутри институциональной структуры постоянно воздействует на тех, кто снаружи. Хотя я не буду обсуждать это в данном контексте, для экономического процветания многих миллионов людей имеет большое значение, в какой степени согласованность инвестиционных решений представляет собой форму коллективной рациональности, а в какой — инвестиционные рынки являются не более чем лотереями, управляемыми кейнсианскими «животными духами».

В терминах опыта риска могло быть сказано гораздо больше, чем я имею возможность проанализировать здесь. Три аспекта осведомленности о риске которые указаны выше в профиле риска тем не менее напрямую релевантны аргументам, развитым в этом исследовании до сих пор и в последующих разделах. Тот факт, что риски (включающие в этом отношении много других форм деятельности) в целом воспринимаются обычным населением в качестве рисков, является главным аспектом различия между досовремен- ным и современным мирами. Инициативы с высокой степенью риска, предпринимаемые в традиционных культурах, могут иногда появляться в секулярной области, но их осуществление более типично под эгидой религии или магии.

результаты структурно не определены (вроде спортсменов), зачастую прибегают к талисманам или суеверным ритуалам, чтобы «повлиять» на результаты того, что они делают. Но они вполне могут быть высмеяны другими, если совершают эти практики на публике.

В профиле риска мы можем рассмотреть два последних пункта вместе. Широко распространенное непрофессиональное знание о среде современных рисков ведет к осведомленности о пределах экспертизы и формирует одну проблему «публичных отношений», с которой доджны столкнуться те, кто пытается поддерживать доверие простых людей к экспертным системам. Вера, которая поддерживает доверие к экспертным системам, включает блокировку незнания обычного человека в случае встречи с утверждениями экспертизы; но осознание областей незнания, с которыми сталкиваются сами эксперты в качестве индивидуальных деятелей и применительно ко всеобщим областям знания, может ослабевать или подрывать эту веру со стороны обычных людей. Эксперты обычно берут на себя риски «от лица» обычных людей, в то же время умалчивая или фабрикуя истинную природу этих рисков или даже тот факт, что риски вообще существуют. Более разрушительной, чем открытие этого рода умолчания непрофессионалом, является ситуация, в которой вся степень конкретного множества опасностей (и рисков, с ними связанных) не осознается экспертами. Ведь в данном случае речь идет не только о пределах экспертного знания или пробелах в нем, но и о неадекватности, которая компрометирует саму идею экспертизы1™™.