ИЗМЕРЕНИЯ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Я же буду, напротив, рассматривать мировую капиталистическую экономику как одно из четырех измерений глобализации, следуя четырехчленной классификации институтов современности, упомянутой выше (см.

является система национальных государств; как показало проведенное выше обсуждение, хотя эти два измерения связаны между собой различными способами, ни одно из них не может быть исчерпывающим образом объяснено в терминах другого.

Если мы рассмотрим наше время, то в каком смысле можно утверждать, что процесс организации мировой экономики находится под властью капиталистических экономических механизмов? С ответом на этот вопрос связан ряд соображений. Основными точками приложения силы в мировой экономике являются капиталистические государства — государства, где предприятие капиталистической экономики (с подразумеваемыми классовыми отношениями) является основной формой производства. Внутренняя и международная экономическая политика этих государств включает множество форм регулирования экономической деятельности, но, как уже было отмечено, их институциональная организация обеспечивает «отделение» экономического от политического. Это создает широкое поле для глобальной деятельности деловых корпораций, главным местом базирования которых всегда является определенное государство, но которые могут многообразно проявлять свое присутствие в других регионах.

Деловые предприятия, в особенности транснациональные корпорации, могут обладать огромной экономической властью и способны оказывать влияние на политический курс в странах их основного базирования и за их пределами. На сегодня крупнейшие транснациональные компании обладают бюджетами, превосходящими по размеру бюджет любой, за несколькими исключениями, нации. Но существует ряд ключевых отношений, в которых их власть не может соперничать с влас-

тью государств — и особенно важную роль среди них играют факторы защиты своей территории и контроля над средствами осуществления насилия.

Рис. 2. Измерения глобализации

Если национальные государства являются основными «субъектами» в рамках глобального

политического порядка, то корпорации являются господствующим типом агентов в рамках мировой экономики. В своих торговых отношениях друг с другом, а также с государствами и потребителями, компании (производственные корпорации, финансовые фирмы и банки) зависят от производства ради прибыли. Поэтому распространение их влияния несет с собой глобальное расширение товарных рынков, включая рынки денег. Однако даже в своих истоках мировая капиталистическая экономика никогда не была лишь рынком для обмена товаров и услуг. Она включала, и включает сегодня, придание товарного характера рабочей силе в рамках классовых отношений, отделяющих работников от контроля над их средствами производства. Этот процесс, конечно же, чреват последствиями, имеющими отношение к глобальному неравенству.

Все национальные государства, экономический строй которых представляет собой капитализм или государственный социализм, расположенные в «развитых» регионах мира, при создании благосостояния, служащего основой налоговых отчислений, поступающих в их бюджет, в основном опираются на индустриальное производство.

гает экономические интересы на главное место в рамках политических доктрин, которым следуют государства на международной арене. Но, несомненно, всем, исключая тех, кто находится под влиянием исторического материализма, ясно, что реальные взаимодействия государств не определяются лишь экономическими выгодами, реальными или кажущимися. Влияние каждого отдельного государства в рамках глобального экономического порядка во многом обусловлено уровнем его благосостояния (и соотношением между благосостоянием и военной мощью). Однако государства получают свою власть благодаря их способности к осуществлению суверенитета, как подчеркивает Ханс МоргентаухЫ'- Они функционируют не как экономические машины, но как субъекты, ревниво оберегающие свои территориальные права, заинтересованные в поддержке национальных культур и вовлеченные в стратегические геополитические взаимодействия с другими государствами или союзами государств.

Система национальных государств долгое время разделяла то свойство рефлексивности, которое характерно для современности в целом. Само существование суверенитета следует понимать как нечто, отслеживаемое рефлексивным образом, по уже указанным причинам. Суверенитет связан с заменой «рубежей» «границами» в ходе ранних этапов развития системы национальных государств: автономия в рамках данной территории, заявленная данным государством, утверждается посредством признания его границ другими государствами. Как было отмечено, это один из основных факторов, отличающих систему национальных государств от системы государств

эпохи, предшествовавшей современности, где существовали лишь отдельные рефлексивно упорядоченные отношения такого типа и где само понятие «международные отношения» не имело никакого смысла.

Одним из аспектов диалектической природы глобализации является борьба (“push-and-pull”) между тенденциями к централизации, характерными для рефлексивной природы системы государств, с одной стороны, и суверенитетом отдельных государств — с другой. Так, согласованное взаимодействие между странами в некоторых отношениях снижает индивидуальный суверенитет задействованных в нем наций, и, тем не менее, объединяя их мощь в других отношениях, оно повышает их влияние в рамках системы государств. Это же верно и для ранних конгрессов, которые в ходе войн устанавливали и пересматривали границы государств — и для подлинно глобальных учреждений, таких кау Организация Объединенных Наций. Свое глобальное влияние (все еще сильно ограниченное тем фактом, что она не имеет территориального характера и сколько-нибудь существенного доступа к средствам осуществления насилия) ООН обретает не только путем ограничения суверенитетов национальных государств — дело обстоит куда более сложным образом. Очевидным примером являются «новые нации» — автономные национальные государства, образовавшиеся на некогда колонизированных территориях. Вооруженная борьба против стран-колонизаторов чаще всего была одним из основных факторов, склонявших колонизаторов к уходу. Но обсуждения в ООН сыграли ключевую роль в организа

ции бывших колониальных территорий в качестве государств с признанными на международном уровне границами. Как бы ни были слабы в военном и экономическом отношении некоторые из новых наций, их возникновение как национальных государств (или, во многих случаях, как государствообразующих наций) является признаком увеличения совокупного объема суверенитета, по сравнению с более ранним положением дел в этих странах.

Третьим измерением глобализации является мировой военный порядок. В ходе описания его природы нам придется проанализировать связи между индустриализацией войны, перемещением систем вооружения и техник военной организации из одних частей света в другие, и союзами, образуемыми государствами между собой.

Прослеживая взаимодействие между военной мощью и суверенитетом государств, мы обнаруживаем ту же борьбу (“push-and-pull”) между противонаправленными тенденциями, которая была отмечена нами выше. В текущей ситуации, два наиболее развитых в военном отношении государства, США и Советский Союз, выстроили биполярную систему военных союзов поистине глобальных масштабов. Страны, включенные в эти союзы, поневоле соглашаются с ограничениями, накладываемыми на их возможности по выработке независимых военных стратегий вне этих союзов. Они могут также утратить полно

ту монополии на военный контроль в рамках их собственных территорий, поскольку размещенные в них американские или советские вооруженные силы подчиняются приказам из-за рубежа. И все же, в результате огромной разрушительной силы современных систем вооружения, почти все государства обладают военной силой, далеко превосходящей силы даже наиболее крупных из предшествовавших современности цивилизаций. Многие слабые в экономическом отношении страны третьего мира являются сильными в военном отношении. В некотором важном смысле в отношении систем вооружения вообще нет никакого «третьего мира», есть только «первый мир», поскольку большинство стран поддерживают в рабочем состоянии свои запасы технологически продвинутого вооружения и провели всеобъемлющую модернизацию вооруженных сил. Даже обладание ядерным оружием не ограничено кругом экономически развитых государств.

Глобализация военной силы, очевидно, не ограничивается системами вооружений и союзами между вооруженными силами различных государств — она относится и к самой войне. Две мировые войны показывают, каким образом локальные конфликты становятся поводами для глобальных столкновений. К участию в обеих войнах привлекались люди практически из всех регионов мира (хотя вторая мировая война в большей степени была общемировым явлением).

жием — кроме его символического значения в мировой политике — в том, чтобы отпугнуть других от его использования.

Хотя такая ситуация может привести к прекращению войн между ядерными державами (нам всем приходится надеяться на нечто вроде этого), она едва ли помешает им пускаться в военные авантюры за пределами их собственных территорий. Две сверхдержавы в наибольшей степени заняты устройством того, что может быть названо «срежиссированными войнами» на периферии распределения военной мощи. Под такими войнами я подразумеваю военные столкновения с правительствами других государств или с партизанскими движениями, или и с теми и с другими, в которых войска данной сверхдержавы могут и вовсе не участвовать, но где эта сверхдержава выступает основной организующей силой.

Четвертое измерение глобализации касается индустриального развития. Наиболее очевидным его аспектом является расширение глобального разделения труда, включающее разграничения между более и менее индустриализованными участками мира. Современная индустрия существенным образом основана на разделении труда, не только на уровне профессиональных задач, но и на уровне региональной специализации в плане типа промышленности, навыков и производства сырья. Без всякого сомнения, после окончания второй мировой войны произошло значительное расширение глобальной взаимозависимости в рамках разделения труда. Это способствовало осуществлению ряда изменений в глобальном размещении производств, включающем де-индустриализацию некоторых регионов в развитых странах и возникновение в рамках третьего мира «стран, вступив

ших на путь индустриализации». Несомненно, это также помогло снизить уровень внутренней экономической гегемонии многих государств, в особенности тех, что обладали высоким уровнем индустриализации. Теперь капиталистическим странам труднее управлять своими экономиками, чем раньше, с учетом нарастающих темпов установления глобальной экономической взаимозависимости. Можно быть практически уверенным в том, что это составляет одну из основных причин нынешнего упадка влияния кейнсианской экономической политики в ее применениях на уровне национальной экономики.

Одной из основных черт ведущих к глобализации последствий индустриализма является распространение по всему миру машинных технологий. Влияние индустриализма, очевидно, не ограничивается сферой производства, но затрагивает многие аспекты повседневной жизни, и, равным образом, воздействует на общий характер взаимодействия людей с материальной внешней средой.

Даже в государствах, которые остаются в основном аграрными, современная технология зачастую применяется таким образом, что существенно изменяет отношения, ранее существовавшие между социальной организацией людей и внешней средой. Такие изменения имеют место, например, при использовании удобрений или других агротехнических приемов искусственного происхождения, внедрении современной сельскохозяйственной техники и т. д. Распространение индустриализма создало «единый мир» в более негативном и угрожающем смысле, чем только что упомянутый, — мир, в котором имеются действительные или потенциальные экологи

ческие изменения пагубного свойства, способные затронуть каждого жителя планеты. И тем не менее индустриализм также во многом сформировал само ощущение того, что мы живем в «едином мире». Ибо одним из важнейших эффектов индустриализма стало преобразование технологий коммуникации.

Это замечание выводит еще к одному аспекту глобализации, имеющему достаточно фундаментальное значение и лежащему в основе каждого из упомянутых многообразных институциональных измерений, и этот аспект может быть обозначен как культурная глобализация. Сильное влияние механизированных технологий коммуникации на все аспекты глобализации ощущалось, начиная с первых практических применений механической печати в Европе. Они образуют важный элемент рефлексивного характера современности и разрывов, отбросивших современное от традиционного.

Глобализирующее воздействие средств массовой информации отмечалось многочисленными исследователями в течение периода раннего развития газет с массовыми тиражами. Так, один из комментаторов отмечал в 1892 году, что благодаря существованию современных газет захолустная деревня имеет более широкое понимание современных событий, чем премьер-министр сто лет тому назад. Житель деревни, читающий газетный номер, «начинает интересоваться революцией в Чили, партизанской войной в восточной Африке, резней в северном Китае и голодом в России одновременно»*11*.

Смысл этих замечаний не в том, что люди случайным образом узнают о множестве событий, происходящих по всему свету, относительно которых ранее они остались бы в неведении.

Их смысл в том, что глобальное расширение институтов современности было бы невозможно, если бы не накопление знания, представленного «новостями». Это, возможно, менее очевидно на уровне общего культурного сознания, нежели в более специальных контекстах. Например, существующие сегодня глобальные рынки денег включают прямой и одновременный доступ к информации, накопленной индивидами, расположенными на большом расстоянии друг от друга.

Ill

В условиях современности все большее и большее число людей живут в обстоятельствах, при которых высвобожденные институты, связывающие локальные практики с глобальными социальными отношениями, организуют основные аспекты повседневной жизни. В следующих разделах этого исследования я хочу более пристально рассмотреть то, как поддержание доверия соотносится с этим феноменом, а также как связаны между собой вопросы безопасности, риска и опасности в современном мире. Перед этим я связывал, весьма абстрактно, доверие с дистанциацией пространства и времени, но теперь мы должны рассмотреть сущность отношений доверия в условиях современности. Если непосредственное влияние глобализации на эту дискуссию не видно напрямую, то я надеюсь, что оно станет таковым чуть позже.

Чтобы продолжать далее, нам нужно провести некоторые концептуальные различия в дополнение к тем, которые уже сформулированы.