ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ СОВРЕМЕННОСТИ

Выше я упоминал о стремлении большинства социологических теорий и систем воззрений к поискам единого основного типа институциональных связей в современных обществах: являются ли современные общества капиталистическими или индустриальными? Эта многолетняя полемика никоим образом не утратила своего значения и сегодня.

Капитализм есть система производства товаров, сосредоточенная вокруг отношения между частным владением капиталом и лишенным собственности наемным трудом, причем это отношение служит главным стержнем классовой системы. Капиталистическое предприятие рассчитано на производство для рынков со свободной конкуренцией, причем цены здесь в одинаковой степени являются сигналами для инвесторов, производителей и потребителей.

Основной характеристикой индустриализма является использование неодушевленных источников физической энергии при производстве изделий, в сочетании с центральной ролью машинного оборудования в процессе производства. «Машину» можно определить как искусственный объект, выполняющий поставленные задачи и использующий в качестве средств для своей работы указанные источники энергии. Индустриализм предполагает упорядочение социальной организации производства в целях координации человеческих действий, машин, входящих и исходящих партий сырья и изделий. Индустриализм не следует понимать в слишком узком смысле — к чему нас склоняет его происхождение из «промышленной революции».

Мы можем признать капиталистические общества в качестве особого подвида современных обществ в целом. Капиталистическое общество есть система, обладающая рядом специфических институциональных особенностей. Во-первых, его экономический строй включает указанные выше характеристики. Высококонкурентная и экспан

сионистская природа капиталистического предприятия означает, что технологические новшества имеют тенденцию стать постоянными и всеобъемлющими. Во-вторых, экономика достаточно сильно отделена или «изолирована» от прочих мест социального действия, в особенности от политических институтов. Учитывая высокий уровень инноваций в экономической сфере, экономические отношения оказывают значительное влияние на прочие институты. В-третьих, изоляция экономики от государственного устройства (которая может принимать разнообразные формы) основана на преобладании объектов, находящихся в частной собственности, среди средств производства. (Частная собственность здесь необязательно означает частную предпринимательскую деятельность, но скорее широкое распространение частного владения инвестициями.) Владение капиталом напрямую связано с феноменом «отсутствия собственности» — придания товарного характера наемному ТРУДУ — в рамках классовой системы. В-четвертых, условием, хотя и не определяющим фактором в сильном смысле этого слова, автономии государства является его опора на накопление капитала, контролируемое им далеко не полностью.

Но почему капиталистическое общество вообще является обществом? Этот вопрос останется без ответа, если мы лишь охарактеризуем капиталистический социальный строй в терминах его основных институциональных настроек (alignments). Ибо, учитывая ее экспансионистские характеристики, капиталистическая экономическая жизнь лишь в немногих отношениях связана границами определенных социальных систем. С самого своего начала капитализм имеет международный масштаб. Капиталистическое общество является

«обществом» лишь потому, что оно — национальное государство. Характеристики национального государства в некоторой их существенной части должны быть объяснены и проанализированы вне обсуждения капитализма или индустриализма. Административную систему капиталистического государства и современных государств в целом следует интерпретировать в терминах достигаемого ею согласованного контроля над территориально ограниченными местами действия. Как было отмечено выше, ни одно из предшествовавших современности государств не было в состоянии даже близко подойти к тому уровню административного согласования, который был развит в рамках национального государства.

Такой уровень административной концентрации зависит, в свою очередь, от развития способностей к надзору, которые выходят далеко за рамки соответствующих возможностей традиционных цивилизаций; механизмы надзора образуют третье институциональное измерение, связанное, подобно капитализму и индустриализму, с возникновением современности. Надзор означает наблюдение за деятельностью подвластного населения в политической сфере — хотя его значение в качестве основания административной власти никоим образом не ограничено этой сферой. Наблюдение может быть прямым (как во многих случаях, обсуждаемых Фуко, таких как тюрьмы, школы или открытые производственные площадки)***1*, но более типично непрямое наблюдение, основанное на контроле над информацией.

Имеется и четвертое институциональное измерение, которое следует выделить: контроль над средствами осуществления насилия.

предшествовавших современности цивилизаций. И все же политический центр этих цивилизаций никогда не был в состоянии надолго обеспечить себе прочную военную поддержку и, как правило, не имел успеха в сохранении монопольного контроля над средствами осуществления насилия на своих территориях. Военная сила органов власти зависела от союзов с местными князьками и полевыми командирами, которые всегда склонялись либо к тому, чтобы разорвать отношения с правящими группами, либо к тому, чтобы напрямую оспаривать их авторитет. Успешная монополия на средства насилия в пределах четко обозначенных в территориальном отношении границ является отличительной чертой современного государства. Таково же и существование особого рода связей с индустриализмом, пронизывающих как организацию войск, так и системы вооружения, находящиеся в их распоряжении. «Индустриализация войны» радикально меняет характер военных действий, возвещая наступление эпохи «тотальной войны», а позднее — ядерного века.

Клаузевиц является автором классического толкования отношений между войной и национальным государством в XIX веке, но в действительности его взгляды в значительной мере устарели еще в тот момент, когда он их развивал. Для Клаузевица война была дипломатией, осуществляемой другими средствами: она была тем, что применяется, когда обычные переговоры и другие средства убеждения и принуждения не дают результата в отношениях между государствами*1. Тотальная война делает неэффективным использование войны в качестве инструмента дипломатии, поскольку страдания, причиняемые обеим сторонам, скорее всего, значительно превзойдут

любые дипломатические выгоды, которые могут быть приобретены с ее помощью. Возможность ядерной войны делает это очевидным.

Рис. 1. Институциональные измерения современности

Четыре основных институциональных измерения современности и их взаимоотношения могут быть представлены так, как это сделано на рис. 1.

Начнем с левой части этого круга. Капитализм предполагает отделение экономического от политического на фоне конкуренции на рынке труда и рынках сбыта. Надзор, в свою очередь, имеет фундаментальное значение для всех типов организации, связанных с возникновением современности, особенно для национального государства, которое было исторически переплетено с капитализмом в ходе их совместного развития. Сходным образом, имеются тесные связи по существу между операциями национальных государств по осуществлению надзора и изменившейся в период

современности природой военного могущества. Успешное осуществление монополии на средства насилия со стороны современного государства покоится на светской поддержке новых кодексов уголовного права вместе с присматривающим контролем «отклонений». Войска становятся относительно дальним резервом для внутренней гегемонии гражданских властей, и вооруженные силы по большей части «направлены вовне», на другие государства.

Двигаясь дальше по кругу, отметим, что имеется непосредственная связь между военной мощью и индустриализмом, одним из основных выражений которой является индустриализация войны. Такие же четкие взаимосвязи могут быть установлены между индустриализмом и капитализмом — взаимосвязи, достаточно знакомые и хорошо подтвержденные документально, несмотря на вышеупомянутую дискуссию о приоритете, связанную с их интерпретацией. Индустриализм становится главной осью взаимодействия людей с природой в условиях современности. В большинстве культур, предшествовавших современности, даже в больших цивилизациях, люди в основном рассматривали себя в неразрывной взаимосвязи с природой. Их жизни зависели от причуд и капризов природы — доступности естественных источников средств к существованию, процветания зерновых и изобилия пастбищных животных или их отсутствия, влияния стихийных бедствий. Современная промышленность, сформировавшаяся в результате союза науки и технологии, преобразует мир природы способами, недоступными воображению предшествующих поколений.

среде, в условиях деятельности, которые, конечно же, остаются физическими, но уже не являются лишь природными. Не только антропогенная среда городских районов, но и, равным образом, большинство прочих ландшафтов ставятся в подчинение человеческой координации и контролю.

Прямые линии на диаграмме показывают дополнительные связи, которые могут быть подвергнуты анализу. Например, надзор был достаточно тесно вовлечен в развитие индустриализма, укрепляя административную власть в пределах заводов, фабрик и цехов. Однако, вместо того, чтобы развивать эти соображения, я обращусь к краткому — очень краткому, учитывая объем затрагиваемой проблематики — обзору того, как различные институциональные блоки были связаны друг с другом в ходе развития современных институтов.

Мы можем согласиться с Марксом в том, что капиталистическое предприятие сыграло основную роль в разрыве современной социальной жизни с институтами традиционного мира. Капитализм обладает высокой внутренней динамикой в силу связей, установленных между экономическим предприятием, работающим в условиях конкуренции, и общей тенденцией к превращению всего в товар. По причинам, выявленным Марксом, капиталистическая экономика является существенно нестабильной и внешне и внутренне (внутри сферы компетенции национального государства и за ее пределами) и находится в постоянном движении. Любое экономическое воспроизводство в рамках капитализма является «расширенным воспроизводством», поскольку экономический порядок не в состоянии сохранять более или менее статичное равновесие, как это было в большинстве традиционных систем.

Возникновение капитализма, как говорит Маркс, предшествовало развитию индустриализма и фактически придало значительный импульс появлению последнего. Индустриальное производство и связанное с ним постоянное революционизирование технологии содействуют появлению более эффективных и дешевых производственных процессов. Превращение рабочей силы в товар было особенно важным связующим звеном между капитализмом и индустриализмом, потому что «абстрактный труд» может быть непосредственным образом учтен при технологическом проектировании производства.

Образование абстрактной рабочей силы также создало одну из важнейших точек соединения капитализма, индустриализма и изменяющейся природы контроля над средствами осуществления насилия. Труды Маркса также могут быть использованы для анализа этой взаимосвязи, хотя он и не развил их явным образом в соответствующем направлении*11. В государствах, предшествовавших современности, классовые системы редко были целиком и полностью экономическими: отношения классовой эксплуатации отчасти поддерживались силой или угрозой ее применения. Господствующий класс был в состоянии применить такую силу благодаря прямому доступу к средствам осуществления насилия — зачастую это был класс воинов. С возникновением капитализма природа классового господства стала существенно иной. Капиталистический трудовой договор, средоточие вновь возникающей классовой системы, подразумевал скорее наем абстрактной рабочей силы, чем порабощение «целого человека» (рабство), определение объема рабочей недели (барщинный труд) или произведенного продукта (церковная десятина или налог в

натуральной форме). Капиталистический трудовой договор не опирается на прямое владение средствами осуществления насилия, и наемный труд номинально свободен. Классовые отношения тем самым оказываются напрямую включены в структуру капиталистического производства, а не существуют открыто и при поддержке насилия. Протекание этого процесса исторически совпало со сосредоточением контроля над средствами осуществления насилия в руках государства. Насилие, фактически, было «вытеснено» из трудового договора и сконцентрировано в руках органов государственной власти.

Если капитализм был одним из крупных институциональных элементов, содействующих запуску и распространению институтов современности, то другим элементом было национальное государство. Национальные государства и система национальных государств не могут быть объяснены на основе возникновения капиталистического предприятия, насколько бы схожими ни были порой интересы государств и интересы капиталистического благосостояния. Система национальных государств оформилась как результат несметного числа случайностей на основе разбросанной на большой территории группы постфеодальных королевств и княжеств, существование которых отличало Европу от централизованных аграрных империй. Распространение институтов современности по всему свету изначально было европейским явлением и находилось под влиянием всех четырех институциональных измерений, упомянутых выше. Национальные государства сосредоточивали административную власть гораздо эффективнее, чем это были в состоянии сделать традиционные государства,

и вследствие этого даже достаточно небольшие государства могли мобилизовать социальные и экономические ресурсы, превосходящие то, что было доступно государствам, существовавшим до эпохи современности. Капиталистическое производство, особенно в сочетании с индустриализмом, обеспечило огромный рывок вперед в плане экономического благосостояния, а также военной мощи. Благодаря комбинации всех этих факторов экспансия Запада стала казаться неотразимой.

В основе этих институциональных измерений лежат три ранее выделенных нами источника динамизма современности: дистанциация времени и пространства, высвобождение и рефлексивность. Как таковые, они не являются типами институтов, но, скорее, условиями, содействующими историческим изменениям, о которых говорилось в предыдущих параграфах. Без них разрыв между современностью и традиционными социальными порядками не мог бы свершиться столь радикальным образом и так быстро, не смог бы охватить весь мир. Они задействованы в рамках институциональных измерений современности и, в равной степени, обусловлены ими.