РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА, ГОРОДСКАЯ РЕНТА И РОСТ ПОТРЕБНОСТЕЙ В ГОРОДЕ

Третьим основным экономическим признаком города является интенсивное разделение труда самодеятельных городских жителей, которое некоторыми урбанистами выдвигается даже в виде дефиниционного признака города.

По общему правилу, которое знает, однако, много исключений, интенсивность разделения труда в городе прямо пропорциональна его величине и достигает своего максимума в мировом городе. Явление это вполне понятно, так как 1) в большом городе рафинированные потребности господствующего класса вызывают спрос на самые разнообразные специальные услуги, 2) в крупном индустриальном центре сосредоточено наибольшее количество различных производств весьма сложного типа - фабричных, заводских, мануфактурных, с далеко идущим техническим разделением труда, 3) самое увеличение объема и плотности городских обществ способствует прогрессу специализации.

Вопрос о разделении труда (между прочим и в городах) теоретически очень плотно разработан Эмилем Дюркгеймом,[341] заимствовавшим, впрочем, некоторые из своих положений у Огюста Конта.[342] По утверждению Дюркгейма, "разделение труда развивается прямо пропорционально объему и плотности обществ, и если оно прогрессирует непрерывно в течение социального развития, то потому, что общества становятся постоянно плотнее и вообще объемистее",[343] и далее: "Всякое уплотнение социальной массы, особенно если оно сопровождается приращением населения, необходимо вызывает прогресс разделение труда". Имея в виду, что из всех современных социальных образований город дает особенно энергичный рост объема и плотности населения, понятно, что прогрессирующее разделение труда им сопутствует. Несомненно, что более или менее успешное сожительство многих миллионов людей на сравнительно ограниченной территории было бы вообще невозможно без их сложного сотрудничества, т.е.

Экономические последствия, вызываемые интенсивным разделением труда в большом городе, очень многочисленны, но мы лишь приведем важнейшее из них. Огромная техническая специализация вызывает значительную производительность труда, а эта продуктивность позволяет крупному центру производить товары дешевле, чем в менее крупных городах, и предоставляет первому более выгодную хозяйственную позицию. Стоя на этой позиции, мировой город сравнительно легко побивает своих соперников в борьбе за существование.

Четвертым существенным экономическим признаком современного капиталистического города[345] является непрерывный изначитель-

ный рост городской ренты или ренты городских земель. Это явление имеет первостепенное значение как в частном, так и в муниципальном хозяйстве: с городской рентой тесно связаны городские финансы, экономическое положение городских домовладельцев и землевладельцев, земельная политика, жилищный вопрос, земельная спекуляция, планирование и характер средств путей сообщения. Поэтому на упомянутом вопросе надлежит остановиться подробнее.

К сожалению, проблема городской ренты составляет один из менее всего разработанных отделов политической экономии, в чем она вполне разделяет судьбу других урбанистических вопросов.

Нет никакого сомнения в том, что городская рента по существу аналогична с рентой сельскохозяйственной. Это нетрудовой доход, получаемый от пользования землей под жилыми, хозяйственными или деловыми зданиями и постройками, т.е. обслуживающими какие-либо кредитные, страховые или административные учреждения. Если мы вычтем из общего дохода дома часть, падающую на приносимую им прибыль (нормальный годовой процент со стоимости самой постройки), то получим городскую ренту с земельного участка под этой постройкой. Упомянутая рента, подобно сельскохозяйственной ренте, носит дифференциальный, т.е. разностный, характер, в зависимости от местоположения и интенсивности застройки, что вполне соответствует сельскохозяйственной ренте № 1 и JST® 2. Ясно только, что рента № 1 будет в данном случае иметь лишь один вид (рента по расстоянию от центра), а сельскохозяйственная рента "по плодородию" не может иметь в городе соответствующего эквивалента, кроме незначительных разниц в свойствах и удобствах почвы, служащей для застройки.

Наибольшее значение для городов имеет городская рента № 1 (по расстоянию).

рента № 1 возникает тогда, когда застройка земли (напр., на окраинах) оказывается выгоднее, чем ее сельскохозяйственная эксплуатация. От этой естественной низшей нормы, вытекающей из принципа рентабельности, будут подниматься дальнейшие ступени городской ренты, соответственно удобствам и выгодам расположения участков под застройкой. По общему правилу, чем ближе расположены земельные участки к центральным частям города, а именно к его деловым и торговым кварталам, тем выше будет рента по расстоянию, так как рентабельность дома прямо зависит от квартирных цен, последние же зависят от спроса, а спрос на жилые помещения, расположенные поблизости от центра города, конечно, выше, чем на более отдаленные квартиры. Городская рента в торговых и центральных кварталах современного большого города часто настолько высока, что частным квартирантам не под силу покрывать ее, и дома в таких кварталах почти сплошь отдаются под доходные предприятия или торговые помещения, для которых, с одной стороны, центральное расположение экономически необходимо, а с другой - и самые высокие квартирные платы доступны.

Проведение усовершенствованных и притом дешевых путей сообщения (трамваи, метрополитены) может сильно видоизменить действие изложенной простой схемы, так как удобство расположения квартиры, оказавшейся, напр., у места остановки трамвая, сильно повышается. Отсюда экономическая важность того или иного направления городских путей сообщения и вообще их максимального развития, - вопрос, который будет нами подробно рассмотрен в "специальном курсе" (по транспортному отделу).

Как известно, цена на земельный участок равна капитализированной ренте. Отсюда - необычайная высота цен на городские земельные участки, расположенные в центре больших городов. Напр., В. Зомба рт, ссылаясь на работу Куре л л я1, утверждает, что Society Building купило в центре Нью-Йорка участок в 9 800 кв.

Тот же Зомбарт дает, на примере Берна, следующую наглядную иллюстрацию изменения цен на городские участки в зависимости от расстояния от центра города или путей сообщения.2

Дифференциальная рента № 1 по расстоянию выступает здесь весьма рельефно.

На ряду с рентой № 1, городская рента, подобно ренте сельскохозяйственной, имеет и другую форму, а именно № 2, которую немецкие экономисты называют рентой по интенсивности застройки (Inten- sitatrente). При помощи соответствующего капитала можно строить теснее, выше, богаче (горизонтальная, вертикальная, качественная интенсивность). Останавливаясь на самой важной для теории - вертикальной интенсивности, мы укажем, что нижние этажи ценятся больше верхних и что поэтому каждый лишний этаж дает предпринимателю все меньший доход. Наконец, наступает предел, при котором затрата на лишний этаж оказывается экономически невыгодной. Здесь имеется явление, аналогичное с законом падающий производительности затрат в сельском хозяйстве (Gesetz des abnehmenden Stockwerkertrages). По замечанию В и з е р а, город таким образом имеет свою окраину с дешевыми помещениями не только в горизонтальном, но и в вертикальном направлении.[349] Нельзя не отметить, впрочем, что вертикальные пути сообщения (лифты) сильно изменили действие этого "закона", сведя его на нет в Соединенных штатах, где дешевые лифты и богатое оборудование ими позволяют заниматься на высоте небоскребов.[350]

Весьма любопытны и важны данные многочисленных монографий,[351] указывающие на перманентный и значительный рост городской ренты, а соответственно и цен на городскую землю в течение всего XIX столетия и вплоть до нашего времени.

таких трущеб и земельных участков под ними очень высокую ренту.1 Наконец, наивысшую ренту дают игорные дома и дома разврата, превращая их владельцев в самых богатых, т.е. "уважаемых", людей.

Приводим несколько цифр, иллюстрирующих сказанный рост городской ренты во второй половине XIX в., когда происходил особенно интенсивный рост городов, а городские пути сообщения еще были сравнительно слабо развиты.

В Берлине на одного жителя приходилось:

Сильнее возрастала цена помещений, занятых промышленными предприятиями: она составляла, напр., в Лейпциге за каждую отапливаемую комнату: в 1880 г. - 179,37 марки, а в 1885 г. - 314,59 марки в среднем.

Еще быстрее цены росли на помещения, сдаваемые под лавки и кустарные промыслы. В Вене одно здание сдавалось под -столярное заведение:

В конце XVIII в. Париж включал в себя 26 ООО домов стоимостью по 39 800 фр. каждый, а всего 1 034 800 000 франков, при цене 28 франков за кв. метр незастроенной земли, а в 1900 г. - 83 000 домов стоимостью по 130 000 каждый, а всего 10 790 000 000 франков, при цене 130 франков за кв. метр.

Однако указанный рост городской ренты далеко неравномерен в различных странах. Слабее всего он выражается в Англии, где до войны квадратный метр земли в больших городах стоил в среднем 5-6 немецких марок (в Лондоне 8-10 марок); дороже городская земля во Франции, Италии и русских дореволюционных столицах, еще дороже в Германии (в Гамбурге, Мюнхене, Лейпциге - 40-60 марок и в Берлине 80-100 марок),[352] и, наконец, наивысшие цены относятся к большим городам Сев. Америки.

Нет сомнения, что именно это повышение цен на городские участки стимулирует многоэтажность домов, а именно постройку многоэтажных казарм, небоскребов, домов-сигар и прочих уродливых и негигиенических произведений архитектуры, которыми "славятся" большие города Соединенных штатов, в более слабой степени Германии, затем - Франции, Италии, России и наконец, слабее всего - Бельгии и особенно Англии, вообще избегающей многоэтажности. Одним словом, высокая городская рента экономически препятствует горизонтальной интенсивности застройки и гонит дома ввысь. Таким образом чисто внешний признак города всецело обусловлен экономическим законом.

Остается невыясненным интересный вопрос, впервые поставленный в урбанистической литературе Д.Д. Протопоповы м:[353] почему в Англии и Бельгии - странах с наиболее развитым капитализмом и с величайшей городской концентрацией - городская рента сравнительно низка, а именно вдесять раз дешевле, чем в Германии, и почему в самой Германии наиболее промышленные и торговые ее области - район Рура и Северо-западный район (Бремен, Аахен и другие города) - отличаются сравнительно малой высотой городских зданий и просторным расположением городов, а наименее промышленная часть той же Германии - ее восток и центр - застроены особенно высокими и тесно расположенными домами? То же недоумение вызывают и Соединенные штаты, где общая плотность городского населения очень невелика, несмотря на высокую земельную ренту, и только в деловых кварталах строятся небоскребы. Становится ясным, что экономические явления в городах гораздо сложнее, чем они кажутся на первый взгляд, и требуют не столько априорных логических, т.е. чисто дедуктивных, построений, сколько строго эмпирического индуктивного метода исследования, а именно предварительного анализа многих конкретных случаев, которые затем приводят к обобщениям. Сам Д.Д. Протопопов остроумно объясняет недоуменные вопросы, вызванные весьма капризной и мало исследованной городской рентой,

земельной спекуляцией, которая особенно процветает в Германии, где она поставлена почти научным образом. "Целью объединенного финансового капитала, - говорит названный специалист, - является вовсе не создание жилищ, а тем менее жилищ, удовлетворяющих потребности широких масс населения, а спекуляция землей, быстрое создание крупных состояний и образование новых капиталов как результат спекулятивной работы с землей".

Тем же автором приводятся многочисленные примеры хитроумнейших спекулятивных манипуляций, посредством которых земли, приобретаемая дешево и в большом количестве у немецких крестьян вблизи городов (причем крестьянин, вчерашний производитель ценностей, сам вовлекается в спекуляцию и превращается в паразита), выдерживается без застройки для увеличения спроса и продается затем в розницу по отдельным участкам, на которых строятся там и сям многоэтажные здания, имеющие рекламный характер и повышающие ренту на соседние участки. В результате становится ясным, что изложенная отвратительная спекуляция на острой массовой жилищной нужде сотен тысяч беднейших городских иммигрантов может быть прекращена лишь национализацией земли. Действительно, в советских городах мы не находим никаких следов такой спекуляции.

Пятый и последний из существенных экономических признаков городов, имеющих первостепенное влияние как на частную жизнь населения, так и на муниципальное хозяйство, относится к области потребления. Город умножает потребности своих жителей и увеличивает интенсивность этих потребностей пропорционально своей величине и экономической мощности. Общий стандарт жизни горожанина в среднем выше, чем деревенского жителя, и это обстоятельство раньше всего сказывается 1) на заработной плате в городах, 2) на распределении производимых товаров в народном хозяйстве и 3) на сумме уплачиваемых государству косвенных налогов, не говоря уже о громадном культурном значении данного признака. Происхождение этого последнего весьма понятно. Город вообще, и особенно большой город, сосредоточивающий в своих стенах наилучшую технику производства, все средства широкой рекламы, квалифицированных работников, могущих оказывать самые разнообразные услуги в десятках тысяч областей, товары со всего мира и сравнительно значительный процент богатой буржуазии, для которой рафинированное потребление вполне доступно, естественно аккумулирует соблазны, развивает человеческие капризы, желания, страсти и, обладая перманентной возможностью их удовлетворять, создает все новые привычки, обращающие желания в постоянные потребности. К сожалению, в экономической литературе по урбанизму, исходящей почти исключительно от буржуазного класса (в виду почти полного отсутствия таковой литературы в СССР), слишком редко обращается внимание на тот факт, что удовлетворение рафинированных потребностей одного класса горожан совершается за счет насущных потребностей другого и притом более многочисленного.

Экономическое положение городского пролетариата в Западной Европе (особенно во Франции) вообще хуже, чем положение крестянина, который, как собственник земли и орудий производства, получает не только плату за свой труд, но также и земелййую ренту, и прибыль. Правда, в стране с низкой техникой сельского хозяйства, крестьянским бесправием, малоземельем и аграрным перенаселением, как, напр., в дореволюционной России, что твердо установил В.И. Ленин и подтверждали многие специалисты по сельскохозяйственной экономии, благосостояние крестьянина было едва ли не хуже, чем благосостояние пролетария, так как земельная рента первого оказывалась чисто фиктивной и служила лишь страховой премией за неурожайные годы, причем общий заработок крестьянина у нас был часто еще ниже, чем норма платы за наемный труд.

Затронутая проблема еще ждет своей научной разработки, как и многие другие урбанистические проблемы. Современная статистика дает нам лишь средние цифры городского и сельского потребления: за границей - вследствие нежелания расчленять положение двух классов горожан, а в СССР - в виду дефектов этой статистики и трудности уловить уровень потребления у различных групп, анонимно покупающих товары. Лишь массовое обследование анкетным порядком личных бюджетов в городских и крестьянских хозяйствах может дать желаемые результаты.[354]

Следуя принятому нами методу изложения, проиллюстрируем вопрос о городском и сельском потреблении цифрами, взятыми из русской дореволюционной и современной действительности.

Проф. И.Х. Озеров[355] приводит следующие данные, относящиеся к 1900 г.: в восточных губерниях России потребление спирта в городах составляло 1,38 ведра на душу, а в уездах - 0,38 ведра; в приволжском районе: в городах - 1,09, а в уездах - 0,26. Таковы же данные о потреблении керосина: в городах на одного жителя - 2 пуда 9 фунтов в год, а на одного сельского жителя - 4,89 фунта. По исчислению В.И. Покровского, чаю в городах потреблялось от 2 до 3 фунтов на душу, а в деревне - от 0,38 до 0,08 фунта; сахара в Петербурге - 72 фунта, в городах вообще - 32,5 фунта, а в деревне - 6 фунтов. Приведенные данные свидетельствуют о значительном превышении до революции благосостояния городских жителей сравнительно с деревенскими. Даже хлебные, т.е. чисто сельские продукты, деревня потребляла в меньшем количестве, чем города (потребляющая полоса - 14,71 пуда на душу в год, производящая полоса - 16,99 пуда, а города - 18 пудов).

В годы гражданской войны и военного коммунизма (особенно же в голодный год) питание городского населения резко падает, повышаясь затем в годы нэпа, на что указывает следующая таблица:

Потребление хлебных продуктов (пудов на душу в год)[356]

О потреблении всех товаров за последние годы в СССР дает представление следующая таблица,[357] касающаяся земледельческого (сельского) и неземледельческого (городского) населения.

По купка товаров населением СССР (в миллионах черв, руб.)

Если мы возьмем покупку одних промышленных товаров, то земледельческое население в 1925/26 г. купило их на сумму 3 325 тысяч рублей, а неземледельческое на 3 101 тыс. рублей. Принимая во внимание соотношения численности земледельческого и неземледельческого населения СССР, мы придем к выводу, что общее потребление городских жителей по-прежнему значительно превышает потребление сельского населения. Этот вывод подтверждается еще рельефнее данными о поступлении акцизов в государственную казну за 1924/25 г. по важнейшим предметам потребления (кроме хлебных продуктов, не облагаемых акцизами), а именно текстилю, сахару, соли, спичкам, нефтепродуктам, табачным изделиям, чаю, кофе, пиву, галошам, свечам и т.п. Душевая тяжесть обложения деревенского населения Союза составила 1 р. 11,8 коп., рабочего населения 6 р. 02 к., прочего город

ского населения - 24 р. 17,1 коп. Покупательная сила города оказывается во много раз выше, чем деревни.[358]

Что касается, наконец, тех потребностей населения, которые удовлетворяются деятельностью муниципального хозяйства в областях санитарной, продовольственной, жилищной, транспортной, внешнего благоустройства и т.п., то мы рассмотрим их в соответствующих отделах специального курса.