ОСНОВНЫЕ ПРИЗНАКИ

В предыдущем параграфе мы проследили шаг за шагом зависимость городов от народнохозяйственной системы и подошли теперь к не менее важной теоретической задаче, а именно - к анализу города как социально-экономического явления, т.е.

Признаки города прежде всего могут быть разделены на субъективные и объективные, а последние - на внутренние, касающиеся самого социального бытия городских поселений, и внешние, характеризующие материальный остов города и его облик. В свою очередь, внутренние признаки могут быть разбиты на социологические признаки, имеющие до известной степени "логическое" значение, так как они исходят из самого факта сгущения населения в одном месте, и экономические признаки, всегда носящие ярко выраженный исторический характер. Наконец, экономические признаки, в видах методологических, следует разделить:

а)              на признаки, которые прямо обусловлены, господствующей народнохозяйственной системой, и б) на признаки, которые вызваны конкретными потребностями городского населения, насущными и рафинированными.

Понятно, что разбор и даже перечисление всех упомянутых признаков в их историческом развитии и по данной системе не может входить в содержание сжатого курса. Раньше всего необходимо оставить в стороне индивидуальные признаки отдельных городов в тех случаях, когда они не могут служить предметом типизации и обобщения, т.е.

рактер, ибо они могут дать повода к отысканию и схематическому формулированию закономерностей урбанизма. Каждый из существующих городов имеет как в целом, так и в деталях свои индивидуальные отличия, свой локальный стиль и присущее ему своеобразие, обусловленные климатом, особенностями местоположения, национальными влияниями, местными нравами, историческими случайностями, подчас даже капризами строителей и бывших повелителей города. Каждый город имеет свой "вкус, цвет и запах", излучает "энергию", Накопленную в веках. Совместная жизнь целых поколений, т.е. многих тысяч жителей в течение столетий, с их чаяниями, переживаниями, историческими воспоминаниями, вообще не может не оставить на месте их сожительства и на самом характере жителей того отпечатка, который действует на психику постороннего посетителя города чисто интуитивно и среди эстетов слывет за "душу" города. Тем не менее все такие интимные признаки должны быть теорией отброшены, как субъективные и учету социальной экономики не подлежащие. Описывать их - дело искусства, ищущего сложных и утонченных образов как самоцели, а не научных схем - этого рациональнейшего орудия экономики и мышления.

Равным образом мы не будем рассматривать существенных признаков первых трех категорий городов, как сравнительно менее типичных для современной эпохи, и, наконец, останутся вне поля нашего зрения все те признаки городов, которые, хотя и могут представить интерес для исчерпывающего "учения о городе", но для социально-экономического очерка урбанизма имеют второстепенное значение. В результате объясненного сужения темы, нашей задачей будет рассмотрение главнейших объективных признаков современного большого города как социально экономического явления, без чего систематическая его характеристика осуществлена быть не может.

Большинство урбанистов,[253] как уже указывалось в первой главе, выдвигают в качестве главного социологического признака города, входящего обычно в самую дефиницию последнего, значительную концентрацию (или агломерацию, аккумуляцию, сосредоточение, сгущение) людей на сравнительно незначительной территории.

847 кв. км, Вена - 271 кв. кмх и Москва (в пределах окружной дороги) - 228 кв. км, если не считать средних венгерских городов, которые славятся своей обширной территорией?[254] Поэтому другие урбанисты предпочитают говорить не о "сравнительно незначительной", а о более или менее ограниченной территории. Однако и признак территориальной "ограниченности" был более типичен для старинных городов, окруженных стенами. В быстро и стихийно растущем современном городе абстрактных, т.е. нематериальных, "границ", имеется несколько, и они нередко перепутываются или стираются. Так мы знаем: а) "внутреннее кольцо", отграничивающее собственно "город" (сити) от его пригородов, предместий и внегородской собственности; б) "селитебную черту", отделяющую заселенный город от муниципальных лесных зон, сельскохозяйственных или пустующих земель и т.п.; в) "муниципальную черту", охватывающую город как юридическое лицо со всей его земельной собственностью и вообще всю местность (подчас даже чресполосную), подведомственную муниципалитету; г) "полицейскую или административную черту", охватывающую городской округ (т.е. Большой город) со всеми его пригородами, предместьями и официально присоединенными к нему поселениями, и, наконец, д) "экономическую границу", которая захватывает не только Большой город со всеми его приложениями, но еще и все те индустриальные города, городки, поселки, селения и группы домов, которые, хотя официально не присоединены к городу, но экономически тяготеют к нему, составляя с ним в сущности единый организм.[255] Неумение распознать и различить все перечисленные границы, которые далеко не всегда имеются формально налицо, приводит к самым противоречивым статистическим данным о людности больших городов и размерах их территории.

Вторым существенным признаком современного большого города (а также, в меньшей степени, средних и малых городов), тесно связанным с первым признаком, о котором уже много говорилось в предыдущих главах, является интенсивный и перманентный его рост.

Очень часто указывается, что в XX в. этот рост приостановился и что крупнейшие центры имеют тенденцию регрессировать в своей людности, но это мнение верно лишь для центральных частей города, как это будет более подробно выяснено в последней главе. На самом деле рост продолжается, но лишь в других формах: ныне интенсивно заселяются предместья города, и, кроме того, растут внегородские соседние селения, постепенно приобретающие городской характер, самый же город растет посредством последовательных инкорпораций всех этих предместий и селений, а иногда посредством юридического слияния с другими соседними разросшимися городами.[257]

Упомянутые инкорпорации обыкновенно вызывают сопротивление пригородов, опасающихся увеличения налогов и принудительного отчуждения земли по низким ценам. Так, Вена расширялась в 1891 и 1905 гг., Нью-Йорк в 1875 и 1898 гг. (названный после последнего расширения Большим Нью-Йорком); Большой Лондон в 1906 г. включил в свой состав, т.е. в единый административный округ, сотни городов и деревень; Большой Берлин в 1921 г.- все свои предместья и часть соседних селений; Ростов и Нахичевань, смежные уже давно, юридически объединились после революции и т.п. Если нет каких-либо географических препятствий, заставляющих город разрастаться в одну сторону, и если в нем есть ядро, вокруг которого происходит разрастание (см.

Так правильно расширялась, напр., Москва, на что указывает следующая таблица:

В XII столетии Москва занимала в пределах нынешнего Кремля площадь 0,4 кв. км

Китай-города                            1,1

Бульварного кольца               5,9

Садовых улиц              21

Камер-коллежского вала              71

Окружной железн. дороги                            228

Последнюю площадь, окруженную административной чертой (т.е. окружной жел. дорогой), Москва получила 23 мая 1917 г., но целый ряд экономически тяготеющих к ней селений отстоит от центра в среднем на 20 км, что заставляет считать ближайшую экономическую площадь Москвы (по расчету тег[258]) равной приблизительно 1256 кв. км.1

Таким образом, мы видим, что на ряду с ростом населения города наблюдается в виде его третьего существенного признака и р о с т его площади с тенденцией к известной численной и геометрической закономерности.

В свою очередь, отношение численности населения города к его площади (а также и застроенной, заселенной или жилой площади) создает понятие густоты, скученности или плотности городского населения, причем значительный размер этой плотности признается некоторыми урбанистами (М е и г i о t, цит. соч.) за важнейший дефини- ционный признак города. Остановимся на этом существенном признаке (четвертом по счету) более подробно.

Плотность городского населения прямо пропорциональна людности города и обратно пропорциональна размерам его площади. Между тем статистика показывает, что численность городского населения из года в год растет интенсивнее и быстрее, чем рост упомянутой площади, так как именно бедствия скученности заставляют горожан домогаться соответствующего расширения и присоединения к городу сравнительно слабо заселенных окраин.2 Отсюда - рост плотности населения, особенно в больших городах с их стихийным численным ростом жителей.

Для учета плотности, или густоты населения употребляются три масштаба, а именно: 1) количество населения, падающее на одну единицу меры в общей площади города, 2) количество населения, падающее на одно жилое строение[260] и одну комнату, и 3) средние квадратура и кубатура жилого помещения, падающие на одного жителя. Все эти вопросы будут нами подробно рассмотрены в "Специальном курсе" по жилищному отделу, так как жилищная проблема в главных своих частях прямо вызывается растущей густотой населения города. Здесь же мы должны только констатировать, что, по всем перечисленным показателям, густота крупногородского населения имеет тенденцию неуклонно расти и принимает даже катастрофические размеры во всех случаях, когда не проведены специальные меры борьбы против этого явления. Для классической страны густого городского населения имеется следующая таблица,[261] указывающая на повсеместный рост плотности населения как в сити, так и в менее густо населенных пригородах.

Если не считать Германии, то общее число населения, ныне падающее на гектар в больших городах, колеблется между 48 жителями в Чикаго и 192 жителями на площади старой Москвы (Филадельфия - 56, Нью-Йорк - 62, Лондон - 163, Ленинград - 165 жителей).[262] Все данные цифры 25 лет тому назад были меньше в среднем на 55%. Еще больше разнообразия являют цифры жителей, падающих на один дом. В Филадельфии на дом приходится 4,5 жителей, в Лондоне - 8, в Кельне - 15,8, в Лозанне - 18, в Штутгарте - 27,1, в Париже - 34,2, в Бреславле - 40,7, в Берлине - 54,4, в Вене - 60.[263] И в этом отношении в наилучшем положении находятся города с английским, и наихудшим - с немецким составом населения.[264] На первый взгляд

может показаться странным, что в Соединенных штатах Сев. Америки, где города славятся своими небоскребами (тучерезами, домами-скелетами) с их высотою до 216 м при 48 этажах (ныне до 80 этажей!), домовая плотность населения сравнительно очень невелика. Однако это противоречие сделается понятным, если мы укажем, что упомянутые небоскребы сверху донизу заняты преимущественно магазинами, складами, бюро, конторами, банками - с дневным лишь населением, а жилые дома в Америке отличаются сравнительно скромными размерами (от 1 до 4 этажей). Так, Чикаго еще надавно был застроен небоскребами в деловой части города и двухэтажными домами в остальных кварталах.

Г ермания (на 1 га, или 0,915 дес.)

Что же касается квадратуры и кубатуры, падающих в среднем на одного житёля, то этот важный показатель социальной гигиены и жилищной политики выходит из рамок настоящего курса. Укажем лишь, что в русских городах они повсеместно неуклонно уменьшаются, свидетельствуя о том же росте густоты населения. Напр., в Москве, несмотря на все принимаемые меры, в некоторых кварталах упомяну

тая квадратура в 1926 г. упала ниже 10,5 кв. аршина на человека (вместо 16-18, требуемых гигиенической нормой).[265]

После всего сказанного рост плотности или густоты населения городов не может вызывать сомнений. Равным образом выяснено, что упомянутый признак не должен почитаться главным отличительным признаком города, как слишком подвижный и шаткий.

Пятым существенным признаком, также связанным со всеми предыдущими и, кроме того, обусловленным целым рядом факторов - развитием транспортной техники, разделением труда, интенсификацией обмена, ростом жизненной конкуренции, т.е. острой борьбы за существование - погоней за куском хлеба, с одной стороны, и за накоплением или наслаждениями, с другой, - является интенсивный и перманентный рост городской динамики, т.е. движения в многочисленных его видах. Динамизм вот что резко отличает современный центр как от сравнительно неподвижной деревни, так и от городов некапиталистических и отсталых стран. Старожилам памятны пустынность, косность, спячка, которые были так характерны для наших дореволюционных уездных и многих губернских городов, не говоря уже о сельских местностях.

В столицах шум, гремят витии,

Кипит словесная война,

А там, во глубине России,

Там - вековая тишина.

(Некрасов)

В противоположность "статической" деревне динамизм пронизывает насквозь всю современную культуру и особенно жизнь ее законнейшего сына - Большого города. Просыпающаяся с зарей деятельность его гигантских фабрик и заводов - пронзительные звуки гудков, верчение машин, лязг цепей, дыхание печей и горнов, волнующееся море рабочего люда и затем его каторжный труд у станков, утренняя толчея на пищевых рынках, устремление десятков тысяч населения по всем городским артериям к деловым кварталам, непрерывное массовое перемещение горожан по делам в разных направлениях, а с другой стороны - дневные гулянья и беготня по магазинам и знакомым, вечерняя лихорадочная погоня за зрелищами, ночная гульба до зари в кабаках, игорных притонах и домах разврата - эта динамическая картина "бессмысленной и ненормальной жизни", как ее назвал Достоевский, общеизвестна и не требует научного описания. Большой город рожден под знаком растущей из года в год динамики; он мечен ею и в производстве, и в обмене, и в потреблении, а формы проявления этой динамики неисчислимы, меняясь в зависимости от времени, места и от назначения города.[266]

Наилучшим объективным критерием в вопросе об оценке упомянутой динамики может служить учитываемое статистикой городское движение в области механического транспорта. Здесь мы видим, что динамика города-гиганта растет гораздо интенсивнее, чем само его население (закон Ши мп фа). Напр., население Большого Лондона увеличилось с 1867 г. на 86%, а городское движение возросло на 4999b,[267] в Чикаго число автомобилей увеличилось с 13 944 в 1911 г. до 296 441 в 1924 г., а население за то же время только на 52%; в Париже в 1913 г. было перевезено на метрополитене, автобусах и трамваях 724 миллиона пассажиров, а в 1924 г. - один миллиард сто миллионов, несмотря на ничтожный рост его населения за то же время. Иностранная литература изобилует аналогичными данными.[268] Особенно быстро растут показатели транспортной динамики после войны в самые последние годы: так, до войны один житель Лондона совершал 301 городскую поездку в год, а в 1925 г. - 450 поездок.[269] В Германии за один только год (с 1 июля 1924 г. по 1 июля 1925 г.) единицы автотранспорта преимущественно в больших городах возросли в 293 032 машин до 425 826 (!),[270] и за то время городское движение по всем видам транспорта возросло на 5,6%. Поистине изумительны цифры зарегистрированных в 1925 г. автомобилей в американских городах: так, в Детройте имеется 260 551 автомобиль на 996 ООО жителей, а в городе Лонг-Бич (штат Калифорния) на 69 214 жителей (считая в том числе детей, стариков, больных) приходится 41 269 автомобилей, т.е. 1 машина на 13/4 жителя (!!). Любопытно отметить, что, несмотря на такое феноменальное развитие механического транспорта и телефонного сообщения, сокращающего количество необходимых перемещений, медленно из года в год уменьшается лишь конная тяга, а число пешеходов продолжает неуклонно расти, что установлено наблюдениями за переходами через городские мосты и о чем живо свидетельствуют катастрофические заторы пешеходов в пунктах и сроках усиленного движения, быстрое увеличение числа несчастных случаев с пешеходами и проблема «разгрузки движения», как искусственного, так и естественного, ныне являющегося одной из важнейших коммунальных проблем больших городов.[271]

Неразрывно связан с динамической проблемой мирового города шестой и весьма любопытный признак последнего, к сожалению, еще почти вовсе не исследованный: это - оторванность буржуазной толпы от коллективной психологии. За исключением пролетарских скоплений, обычно сознающих свое классовое единство и часто выступающих с массовыми протестами, демонстрациями и т.п., городская толпа психологически разобщена, несмотря на свое механическое сцепление. Это - сумма индивидуальных единиц - и только. Каждый гражданин подчас в невообразимой давке спешит по своим делам или "гуляет", равнодушный до нужд целого и безразличный к неопределенному настроению наличной массы. Эта безликая сущность ежедневной уличной толпы как случайного социального коллектива и ее своеобразный массовый эгоизм коренятся в самых основах господствующей хозяйственной системы. Отсюда и ничтожная сила непосредственного сопротивления современной городской буржуазии, стратегически сильной только своим государственным орудием - специально дисциплинированными войсками и полицией ...

Резюмируя сказанное до сих пор, мы видим, что современный большой город характеризуется непрерывным и интенсивным ростом численности населения, городской площади, плотности населения во всех его видах и городской динамики, имеющей социальный или, точнее, коллективно-пси- хологический характер в одном классе населения и глубоко индивидуальный характер - в других. Впрочем, в более слабой степени изложенный общий вывод применим и к средним городам и даже к растущей группе малых городов.

Возникает вопрос: как же происходит этот интереснейший процесс интеграции (роста, уплотнения)-в планомерном ли порядке, или стихийно, т.е. анархически? За последнее время очень много говорят

о              плановом начале в коммунальном хозяйстве как в СССР, так и за границей. Более того, это плановое, т.е. сознательно-волевое начало, ныне разрабатываемое в многочисленных курсах и журналах по планировке городов, нашло свое законодательное выражение в Англии уже с 1875 г. и затем там систематически расширялось;[272] а несколько позднее оно проявилось в законодательстве о плановой урбанизации Франции и Голландии и, наконец, в любопытном бельгийском законопроекте 1924 г.[273] То же плановое начало ярко выявилось в идейном движении и осуществлении "городов-садов" последней четверти века (см. главу XVI).

Однако не может быть никакого сомнения в том, что современные города, выросшие и развивающиеся на капиталистических началах анархии производства, частной собственности на недвижимые имущества, почти ничем не стесняемой индивидуальной инициативы и коммунальной свободы, имеют весьма мало общего с плановым началом. Принципы планировки разработаны теоретически и технически, но еще в очень редких случаях они осуществлены на деле; законодательство предоставило городским обществам немаловажные п р а в а по принудительному отчуждению имуществ для планировки городов и издало ряд санитарных и строительных норм; наконец, создано, в виде рациональных оазисов, несколько городов-садов, но и только. Если мы внимательно присмотримся к тому, что делается фактически, то убедимся, что городское хозяйство и благоустройство в Европе и Америке в общем по-прежнему предоставлено власти экономической стихии; лишь после того, как современная жизнь с ее принципами индивидуального накопления приводит, после колоссальной растраты сил, к ряду неблагоприятных последствий - жилищному кризису, нерациональному строительству, загрузке движения, дороговизне и т.п., - выступает плановое начало со своими советами, образцами и стремится залечить социальные язвы. В наше время плановость - еще только эмбрион и показатель будущего.

Действительно, в области численного роста городского населения решительно ничего не предусматривается и не регулируется, и лишь усилен-, ное повышение рыночных цен на квартиры и жилища, т.е. стихийная экономическая причина, задерживает приток в города. Точно также городская площадь, за немногими исключениями, растет не путем планомерной закупки земли и застройки окраин, а принудительным присоединением беспорядочно разросшихся пригородов, кривых улиц и разбросанных там и сям домиков, между коими подчас попадаются шестиэтажные здания, окруженные пустыми пространствами. Вопиющее переполнение помещений в фабричных кварталах - в подвалах, мансардах, ночлежных домах - свидетельствует о том, что густота населения не подчинена разумно руководящей воле; наконец, и городская динамика с ее заторами, хвостами при посадках, феноменальным ростом несчастных случаев не может являться результатом обдуманного плана.[274] Все современные муниципальные "проблемы", кризисы и тупики происходят из того же источника - анархии процесса городской интеграции, обусловленной в конечном счете анархией производства. В этой анархии, или стихийности, роста отмеченных признаков большого города мы видим его седьмой существенный признак.[275]

На ряду с изложенным процессом городской интеграции, всецело вытекающим, как мы видели, из современной народнохозяйственной системы, в больших и средних городах наблюдается и обратный в известном отношении процесс, а именно процесс дифференциации, т.е. разделения, расчленения и усложнения. Именно на этом процессе, обычно сопутствующем всякой прогрессивной эволюции, базируется социально-экономическая структура больших городов.

Во-первых, это - классовое расслоение, которое в большом городе во много раз сильнее, чем в деревне. В мировом центре оно почти полностью воспроизводит всю систему современных социальных отношений. Там сожительствуют как основные классы, так и подклассы промежуточный, переходный, смешанный, деклассированные группы и все разновидности этих классов и подклассов. Буржуазия (денежная, промышленная, торговая), чиновничество, служащие различных категорий, техническая интеллигенция, часть ремесленников и кустарей и, наконец, главная масса пролетариата обрабатывающей промышленности имеют свой экономический базис в городе, а землевладельцы, земельные арендаторы, сельские кустари, крестьяне и вообще большинство работников добывающей промышленности сохраняют свой экономический базис в деревне, но в значительном числе и продолжительное время (особенно зимой) проживают в крупных центрах, отчасти в видах подсобного производства (отхожий промысел трудового населения), отчасти ради почестей (близость ко двору или власти) и рафинированного потребления.

Во-вторых, это - профессиональная дифференциация, которая в больших городах в десятки и сотни раз превышает дифференциацию сельских профессий, так как сельское хозяйство не допускает далеко идущего разделения труда. Равным образом она разительно превышает расслоение профессий в городах миновавших эпох. По данным В.Я. Железное а,1 в германских городах в. число различных цеховых ремесл колебалось между 25 и 100, германская же профессиональная перепись 1895 г. отметила в городах 10 298 детализированных специальностей. К 1 ноября 1925 г. их имелось до 12 тысяч, считая в том числе нехозяйственные специальности.

В-третьих, это - локальная дифференциация. Перечисленные социальные группировки довольно правильно распределяются по городу, проживая преимущественно "в своем обществе” - в определенных, облюбованных ими кварталах и улицах.[276] Они руководствуются в данном случае ценами на квартиры, близостью к местам занятий, местными нравами, вкусами и т.п. Отмеченная локальная дифференциация имеет в городском хозяйстве больше значения, чем это кажется на первый взгляд. Напр., расчеты предвыборной борьбы, победа тех или иных муниципальных партий, деятельность районных самоуправлений, распределение расходов на благоустройство различных частей города, споры о направлениях трамвайных линий и автобусных рейсов зависят непосредственно от этой дифференциации.

Сопоставляя данные общих и профессиональных переписей за 1904-1924 гг. по 27 городам с населением свыше 250 тысяч жителей в Германии, Франции, Англии, Италии, Соединенных штатах и дореволюционной России, мы составили в средних и круглых цифрах следующую ориентировочную таблицу классовой и профессиональной дифференциации большого капиталистического города, которая до известной степени выражает его типичную социально-экономическую структуру.

СТРУКТУРНАЯ ТАБЛИЦА НАСЕЛЕНИЯ БОЛЬШОГО ГОРОДА.[277]

Источники таблицы: Kommunales Jahrbuch 1901 - 1914; Allgem. statist; Archiv; Annuaire statistique de la France; The municipal year book, London, 1904. Charles Booth, Life and Labour

of the people of London, p. 58 и след.; Annuario statistico della citta Italiane за 1908; American City Magazine.

Города России в 1904 г., "Изв. Моск. Гор. Д.” за 1915-1917 гг.; «Гор. Дело» за 1909-1911 гг.; Статист, сборн. по Петрограду и Петроградской губ. 1922 г.; Итоги профессиональных переписей, изд. В.-Э. О.; Весь СССР, ГИЗ, М., 1926 г.

Классы, группы и профессии              Процент

населения Нетрудоспособные (малолетние, воспитанники, иждивенцы,

призреваемые, не включая пенсионеров, безработных, малолетних рабочих, рантье, учащихся в школах и домашних хозяек)                            18 Фабрично-заводские и мануфактурные рабочие (обоего пола,

всех возрастов, без семейств, в предприятиях металлообрабатывающих, текстиль., машиностроит., полиграфии., хи-

мич., швейн., пищевых, деревообделочн., и проч.)

                                                        12,5 Торговые служащие и мелкая торговая буржуазия (торговый

персонал предприятий, торгов, посредники, приказчики, разносчики, газетчики, служ. ресторанов и пивных, маклера, маклаки, комиссионеры)                            7 Государственная, общественная и коммунальная служба и

пенсии (кроме военных рядовых)[278]                            6,5 Учащиеся в школах (высшей, средней, низшей, специальн.,

профессиональн., воскреси.)[279]                            6 Работники транспорта (шоферы, извозчики, кондуктора,

носильщики, железнодорожные и портовые рабочие)                            6 Активная буржуазия (денежная, промышл. и торговая; предпри

ниматели и хозяева, пользующиеся наемным трудом)                             5 Домашняя прислуга (постоянно живущая у нанимателей)                            5 Домашние хозяйки[280]                             4 Рантье (пассивная буржуазия, кроме домовладельцев данного

города, и земельная аристократия)[281]                            4 Домовладельцы и квартиронаниматели, живущие исклю

чительно сдачей комнат и углов                            3,5 Ремесленники и кустари (портные, сапожники, белошвейки,

прачки, шляпники, чистильщики сапог, пекаря, кондитеры, кузнецы, точильщики, каретники, шорники, часовщики, токари, парикмахеры, трубочисты, тряпичники и проч.[282]                            3,5 Войско и полиция (солдаты, матросы, городовые)[283]                            3 Частнь;е служащие (конторщики, переписчики, счетоводы,

стенографисты, переводчики, клерки, рассыльные)                            2,5 Чернорабочие-поденщики (грузчики, тачечники, мусорщики,

подбойщики и проч.)                            2

Классы, группы и профессии              Процент

населения Жилищные (домовые) служащие (управляющие домами,

дворники, швейцары, сторожа)                            1,5 Безработные (резервная армия пролетариата)[284]                            1,5 Деклассированные группы (заключенные в тюрьмах зарегист

рированные проститутки, бродяги, картежники, алкоголики, нищие)                            1,5 Свободные интеллигентные профессии (врачи, адвокаты, но

тариусы, техники, учителя, страх, агенты, литераторы, журналисты, архитекторы, музыканты, художники, актеры, не состоящие на постоянной службе)                            1 Строительные рабочие (каменщики, плотники, кровельщики,

печники, маляры, штукатуры, стекольщики, водопроводчики)                             1 Путешественники и приезжие иностранцы[285] около                            1 Сельское хозяйство (огородники, садовники, лесоводы,              молоч-              1

ное хоз.)[286] около               ! Группы менее 1% (духовенство и проповедники, иностран

ные посольства, приходящая прислуга, странств.              артисты,              3

дамы полусвета и др.)                            foo

Ясно, что социальное и экономическое положение каждой из приведенных групп в высшей степени различно. Здесь мы сталкиваемся еще с одним основным противоречием капиталистического строя, которое проявляется особенно ярко и рельефно в современных больших городах, составляя его одиннадцатый существенный признак. Это - из года в год растущая пропасть между благосостоянием присвоителей прибавочной стоимости, с одной стороны (особенно групп 7, 10, 21), и эксплуатируемым классом - с другой (особенно группами 2, 15, 17, 20). В середине находятся многочисленные прослойки с колеблющимся благосостоянием. Вообще капиталистический город являет разительный контраст между двумя своими составными частями - городом производительным и городом потребительным: в целом ряде признаков выражает он вопиющее социальное неравенство.

Во-первых, неравенство в благоустройстве производящих и потребительных кварталов: асфальт, торцы, мозаика - в центральных частях, булыжник или отсутствие всякого замощения - в фабричных пригородах; залитые светом главные улицы, и редко расставленные газовые рожки или керосиновое освещение - на окраинах (в дореволюционной России часто освещаемых только лунным светом). В России, как правило, рабочие жилища не присоединялись ни к водопроводу, ни к канализации; извозчиков, телефонов, зеленых насаждений рабочие не знали; магазины (кроме мелочных и хлебных лавок), школы, театры находились от них на недоступном расстоянии, так как удешевленные трамвайные тарифы в тех случаях, когда

трамвай доходил до рабочего городка, вводились лишь в виде исключения. В Англии и Соединенных штатах санитарное состояние рабочих кварталов в больших городах не выдерживает никакой критики[287].

Во-вторых, жилищные контрасты и иерархия:

а)              районные контрасты, а именно роскошные особняки и отели в одних кварталах, дома-трущобы, ночлежки и деревянные лачуги - в других; б) домовые контрасты, т.е. бельэтажи в одной части дома, мансарды и подвалы - в другой; в) квартирные контрасты в виде 4-10 лицевых комнат, уделяемых "господской" семье, и темной каморки или отгороженной части кухни - прислуге. Между этими крайностями существует целая градация жилищ различных классов и категорий, целая лестница квартирных, комнатных и угловых цен, причем восхождение по ней часто составляет главное стремление жизни многих тысяч горожан. В-третьих, это - бюджетная дифференциация. Напр., по сведениям д'Эта (D'Aeth, Present tendencies of class differentiation), 80% населения Лондона довольствуются (с семьями) доходом в 100 рублей в месяц и ниже, а 4% имеют доход выше 500 рублей (50 фунт, стерл.).

Объективным критерием для учета этих контрастов могут служить цифры смертности населения в той или другой части города, которые в нашей литературе слишком редко противопоставляются, растворяясь в благонадежных "средних" цифрах. Между тем в дореволюционном Петербурге смертность Адмиралтейской части равнялась ежегодно 11 на тысячу жителей, а Рождественской и Нарвской частей - около 30, повышаясь в фабричных пригородах до 41.[288] Согласно дан

ным Юлиуса Платтера,[289] в образцовом по' своему благоустройству городу Мюнхене, столице Баварии, смертность в беднейшей, восточной его части к концу прошлого века достигала 35, в западной - 32, и в богатых кварталах - 17-22.

По сведениям "National Municipal Review", даже в Нью-Йорке, успевшем, после 25-летней усиленной санитарной работы, добиться к 1925 г. скромной цифры девяти умирающих в год на тысячу жителей Fifth Avenue,[290] смертность «переселенческих» кварталов продолжает превышать 30. Такую же разницу в цифрах дают сопоставления смертности бельэтажа и мансарды. Профессор И.Х. Озеров[291] доходил даже до категорического утверждения, что в Лондоне ежегодно умирают от голода 60-70 человек.[292]

Одним словом, пресловутый "хозяйственный принцип", который заставляет каждого хозяйствующего субъекта добиваться с наименьшими усилиями наибольших результатов, оказывается перевернутым кверх ногами: производительный город прилагает наибольшие усилия, чтобы добиться наивыгоднейших результатов... для потребительного города. До поры до времени в одном и том же центре сожительствуют два мира, два уровня благоустройства и благосостояния - высший и низший, отделенные друг от друга китайской стеной и ведущие между собой острую классовую борьбу, а между ними прослоены средние группировки с переменными воззрениями и благополучием. Особняком стоит выброшенный из жизни, преступный и вырождающийся мир бродяг, воров, низших проституток, котов, алкоголиков, хулиганов, занимающих "моральнозаразные" кварталы города[293] и составляющих в мировых городах 2-3% городского населения. Разрешив сложнейшие технические вопросы внешнего и отчасти санитарного благоустройства, город-гигант не сумел даже подойти к последней социальной проблеме и лишь отгородился от нее жестким полицейским кордоном.

Необходимо теперь же отметить, что начиная с последней четверти прошлого столетия; муниципальная политика усиленно работала по линии смягчения указанного социального неравенства, как это будет подробно изложено ниже. Некоторая демократизация избирательного права, появление и деятельность социалистов в муниципалитетах, идеологические успехи катедер-социализма, проникнутого идеей уступок пролетариату, и одновременно приведение окраин и фабричных пригородов в более благоустроенный вид, снос заразных кварталов

и постройка новых рабочих жилищ в Англии и в Германии, в связи с многочисленными проектами и планами перепланирования городов и даже фактическое осуществление нескольких "городов-садов" и культурных рабочих поселков, - все как будто указывает на возможность мирной эволюции современного урбанизма в социальном вопросе. Однако дальнейшее исследование (особенно в специальном курсе) покажет, что относительное неравенство положения городской буржуазии и городского пролетариата продолжает увеличиваться, так как поистине грандиозные достижения современной муниципальной техники в деле рафинированного потребления, с одной стороны, а с другой - тот словесный шум и прожектерство и те паллиативы, которые лишь в сравнительно скромном числе случаев осуществлены реально, не смогли удовлетворить растущие потребности производительного города. Они не смягчили противоречий, которые муниципальная жизнь нагромождает теперь на каждом шагу с молниеносной быстротой, параллельно с поступательным процессом капитализма.

Суммируя сказанное, мы, после конкретного анализа, видим, что всеми своими важнейшими социальными признаками большой капиталистический город ярко иллюстрирует те противоречия, которые К. Маркс и Фр. Энгельс раскрыли, как имманентные капиталистической системе в ее целом. Вне этого анализа к этой общественной связи город-гигант кажется таинственным чудом XX столетия - фетишем, аналогичным товару, его породившему. Наоборот, после применения научно-объективного метода исследования, его рождение, рост, признаки и "судьба" становятся естественными и понятными.

Нами не отмечен еще последний основной признак большого города, а именно его высокая цивилизующая и культурная роль в противоположность тому, что еще Карл Маркс назвал "идиотизмом деревенской жизни", порожденным косностью, традиционностью, консерватизмом и предрассудками деревни, особенно же деревни с натуральным хозяйством или с пережитками ее. Этот факт настолько бесспорен и общеизвестен, что он не требует подробных доказательств. Большой город есть чуткий барометр и аккумулятор всей культурной жизни страны. В большом городе находятся руководство политическими партиями, государственная администрация и парламент. В нем сосредоточены высшие учебные заведения, а равно исследовательские институты, научные общества и академии с их кабинетами, лабораториями, обсерваториями, опытными станциями. В нем функционируют бесчисленные издательства с колоссальными книжным, журнальным и газетным материалом, библиотеки, читальни, музеи, выставки - вплоть до международных выставок, привлекающих издалека сотни тысяч приезжих. В нем читаются публичные лекции, даются концерты, общедоступные и камерные, множатся театральные спектакли, устраиваются съезды специалистов и международные конгрессы. Большой город привлекает к себе цвет энергии, ума и таланта всей тяготеющей к нему территории -

молодые силы, которых он воспитывает, развивает, вовлекает в грандиозный процесс соревнования, отбора и жизненных побед. Над неслыханной в прежние эпохи технической энергетикой и феноменально ускоренным экономическим обменом веществ в нем возвышаются и изощряются "надстройки" политическая, научная, художественная, философская, в свою очередь воздействующие на технико-экономический базис. Однако весь этот мощный и стихийный круговорот интеллектуальной энергии воздействует далеко не равномерно на разные классы, достигая для городских низов лишь простого повышения, по сравнению с деревней, процента грамотных. [294] Здесь мы восходим на кульминационный пункт процессов городской интеграции и дифференциации с заложенными в них грозными противоречиями.

Действительно, в тесной связи с этой повышенной, но болезненно неравномерной пульсацией культуры в большом городе $тоит отмеченная многими урбанистами[295] и историками его революционизирующая роль, которая относит нас к выходящим из нашей программы курсам истории социальных и революционных движений. В этом отношении современный большой город, накопивший в себе так много горючего материала, лишь повторяет в сильно увеличенном масштабе подвиги своих предшественников. Сосредоточение в городах массы подвижного, развитого и в большей части недовольного, смелого, легко организующегося населения издавна выдвигало его в роли удачного инициатора и умелого проводника назревших политических или социальных переворотов.[296] Напротив, крестьянские восстания, возникавшие стихийно, распыленные в необъятной и неорганизованной деревне, не имея в большинстве случаев даже единой обдуманной цели и подходящих ударных средств, расплывались в длительных, кровопролитных и жестоких "жакериях", «пугачевщинах» и в конце концов исходили кровью, задавливались

по частям и почти никогда не приводили к решительным результатам.

Весьма любопытными и полезными для уразумения интеллектуа- лизирующей роли города могут быть новейшие исследования психологии. "Сознание, - говорит проф. Д. Д рагическо, [297] - возникает из бессознательного лишь при следующих условиях: когда психические состояния новы, сложны, различны или противоположны, и всякий раз, когда нарушается та или иная привычка". Г е р б а р д также сводит тайну происхождения сознания к конфликту представлений: "Из столкновения противоположных представлений рождается сознание, сходные же представления сливаются".

"Согласно общему закону нашей умственной природы, - говорит Б эн,[298] - перемена впечатлений важна для сознания в любой его форме. Факты доказывают, что постоянное и однообразное раздражение не производит никакого влияния на органы чувств (примеры: движение земли, давление воздуха и т.п.)". Таково же мнение Гефдинга:[299] «Благодаря испытываемым им переменам, сознание пробуждается от состояния рассеянности. Пробужденное сознание изощряется и повышается контрастами и переменами. Напротив, вполне однообразное и неизменное состояние может вести к исчезновению сознания. Однообразные впечатления действуют усыпляющим образом». Наконец, проф. П. К о л л э ,[300] повторяя неоднократные утверждения К. Ма р к - са.Гумпловича, Плеханова, формулирует закон, по которому "умственное развитие обратно пропорционально степени изоляции индивида". Становится понятным, почему дитя большого города, которое воспитывается, развивается и действует среди самых разнообразных впечатлений и ярких контрастов, находясь в общении с множеством индивидов разных групп, профессий и воззрений, достигает того уровня умственного развития, которое недоступно для сельского Робинзона.